Текст книги "След "черной вдовы""

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

– Это все понятно, – ответил Александр, уходя от конкретного ответа. – Но я хочу спросить господина Крафта, по его же выражению, как коллега коллегу. Так вот, руководители наших ведомств сидят высоко. И им оттуда, конечно, далеко видно. А мы, как у нас говорят, предпочитаем работать «на земле». Теперь вопрос. Не получится ли так, что преступник…

– Пока он не осужден, я бы не был столь категоричным, – вставил Крафт.

– Я тоже. – Турецкий кивнул ему. – Но я беру в данном случае просто один из возможных вариантов, чисто умозрительный. Пит, я изъясняюсь достаточно понятным языком?

– Вполне, Алекс, продолжай, – важно заметил Ред– двей. – Мы принимаем твое предположение.

– Не случится ли так, что, скажем проще, фигурант по нашему делу изъявит желание заключить со следствием договор о сотрудничестве, как это нередко у вас практикуется? И после чего ему уже не будет грозить приговор, как у нас говорят, на всю катушку? То есть под верхнюю планку? Это понятно?

– Ты имеешь в виду максимальный срок, положенный по той или иной уголовной статье? Или по совокупности их, да?

– Вот именно. И он в худшем случае отделается относительно легким наказанием. Скажем, испугом.

– Вон ты о чем! – Питер и Генрих переглянулись и рассмеялись. И Реддвей продолжил: – Твой «умозрительный преступник», Алекс, все равно не уйдет от сурового наказания. Нет, не смертельный приговор, да? Но некоторые финансовые преступления в европейском законодательстве часто перевешивают уголовные. Генрих доволен нашим разговором, в котором отчетливо видит профессиональное и… э-э… товарищеское взаимопонимание. Он интересовался, как ты устроился, я объяснил. И теперь, если у тебя есть желание, можно отправляться к его шефу.

«А интересно, как же я устроился и что мог Крафту объяснить старина Пит?» – мысленно ухмыльнулся Александр, помня, что его сумка с самыми необходимыми вещами все еще покоится в багажнике джипа Реддвея. И предложение Питера относительно того, что «Файв левел», или «Пятый уровень», как они всегда скромно и без излишних претензий именовали свою школу, расположенную в Гармиш-Партенкирхене и готовившую специалистов по борьбе с международным терроризмом, готов предоставить ему удобный номер в собственной маленькой и уютной гостинице, в сущности, нереально. От Альпийских предгорий, минуя Мюнхен, до Франкфурта не менее пяти с половиной сотен километров. Значит, остается ожидать, что германская Фемида предоставит ему официальные или какие-то иные апартаменты, приличествующие его званию и положению. Все-таки он – не простой гость, и определенный протокол приема должен быть соблюден.

Питер Реддвей и Генрих Крафт между тем шумно допили свое пиво и, сыто отдуваясь, поднялись, чтобы продолжать, как говорят в России, «государеву службу»… А что, вполне приличные парни!

2

Фемида не подвела. Но и не сильно расщедрилась. Турецкого поселили в сравнительно недорогом отеле недалеко от центра города. Александр Борисович вспомнил, что и во время первого приезда сюда, семь или восемь лет назад, он тоже проживал здесь. Расследовал дело об убийстве известного российского банкира Алмазова, в котором были замешаны дети и бывший супруг Шурочки Романовой, боевой начальницы Славки Грязнова. Тяжелый случился год. И Шурочка погибла. И сам едва концы не отдал…

А принимал его здесь в ту пору герр Ханс Юнге, старший инспектор Франкфуртской уголовной полиции[1].

Номер оказался таким же, как и в прошлый раз: далеко не люкс, обычная комната с прихожей и санузлом, то есть с самым необходимым, и, кажется, еще тогда запомнилось, что он мало чем отличался от своего «собрата» в московской гостинице «Россия». Впрочем, претензий у Турецкого не было ни прежде, ни теперь – он же приехал сюда работать, а не отдыхать. Да к тому же припомнились сказанные тогда слова старшего инспектора о том, что эту гостиницу почему-то предпочитают остальным, коих великое множество, русские туристы. И полиции очень удобно обеспечивать здесь безопасность проживания – практически все находится под ее контролем. Что ж, и это неплохо.

Несколько утомленный перелетом, встречами, пивным баром в Висбадене и, наконец, переговорами с шефом Федерального криминального ведомства Гюнтером Траутфеттером, сухопарым пятидесятилетним мужчиной, напоминающим портретно знаменитого английского киноактера Алека Гиннесса, Александр Борисович с удовольствием принял извинения Питера Реддвея, у которого, оказывается, нашлись и собственные неотложные дела в городе, и он просто вынужден был покинуть «лучшего своего друга Алекса». Господи, какое это счастье – остаться наконец одному! Принять прохладный душ, достать из бара парочку бутылок отличного пива, положить вытянутые ноги на журнальный столик и покайфовать с закрытыми глазами в свое удовольствие!

И он, совершив необходимые действия, погрузился в кайф. Но наслаждение длилось недолго. От вялых мыслей оторвал телефонный звонок. Турецкий перегнулся через столик и дотянулся до трубки.

– Александр Борисович? – услышал он вкрадчивый голос и подумал, что таким тоном обычно разговаривают адвокаты, которым от тебя нужно что-нибудь очень важное.

– Слушаю.

Угадывать, кто бы это мог быть, не хотелось. Кому надо, тот сам и представится, и проявлять свой интерес нет необходимости. Кстати, не удивило и то, что его тут знали. Об этом его уже предупредили, во-первых, Генрих Крафт, а во-вторых, сам Гюнтер Траутфеттер. И тот, и другой проявили озабоченность, что его появление в Германии не осталось незамеченным, и подозревали также, что пристальный интерес к его личности мог возникнуть, по всей видимости, лишь в криминальных российских кругах, к сожалению, по-прежнему оказывающих свое преступное влияние на экономику объединенного германского государства. Проблемы, проблемы, что поделаешь!..

Итак, первый звонок, типа первой же и ласточки…

– Вас не удивляет, уважаемый Александр Борисович, что о месте вашего пребывания уже известно как бы посторонним лицам?

Вот это лишенное смысла «как бы» с потрохами выдало говорившего. Конечно, россиянин, из интеллигентов, а сама постановка вопроса выдает, по сути, довольно мелкого человечка, обожающего играть в загадки. Точно, из юристов на службе у мафии, если выражаться высокопарным языком российских телевизионных сериалов.

– А вас интересует только эта проблема? Нет, не удивляет. Меня давно ничто не удивляет, господин… а впрочем, неважно, вы кого, собственно, представляете? АО «Норма», надо полагать?

– Вы чертовски проницательны, господин помощник генерального прокурора! – засмеялся, зарокотал довольный голос. – Приятно иметь дело с человеком…

– Перестаньте расшаркиваться, от этого никакой пользы ровным счетом ни мне, ни вам. Чего надо-то? И вообще, я отдыхаю.

– Приношу искренние извинения, не желаю нарушать ваш отдых, но, если позволите?..

– Позволяю, только, пожалуйста, покороче, сделайте одолжение.

– Слушаюсь. То есть… ну да. – Произошла короткая заминка. – Скажите, сильно нарушит ваши планы на сегодняшний вечер, если вы получите приглашение посетить, скажем, бар в этом вашем отеле? Ненадолго. Для небольшого приватного разговора.

– Смысл?

– Это вам станет понятно, когда вы лично, и без свидетелей, один на один, гарантируется полнейшая конспирация… —Голос легко хихикнул. – Встретитесь для короткого разговора на тему, кровно интересующую обе стороны.

– И что ж это меня, по вашему мнению, должно кровно интересовать?

– Вы достаточно сами информированы, Александр Борисович, чтобы я брал на себя смелость что-то вам подсказывать, а уж тем более – комментировать.

– Ах вот вы о чем… Ну что ж… я, пожалуй, соглашусь. Да, кстати, а вы не боитесь? В этом отеле служба безопасности поставлена в высшей степени профессионально, это я помню еще по прежним временам.

– Александр Борисович, нам достаточно подробно известен ваш славный послужной список, и дело Матвея Калины в частности. Мы отлично себе представляем, с кем имеем дело. Пардон, я неточно выразился: дел-то мы как раз и не имеем, и хотелось бы верить, что так будет и в дальнейшем, всегда. Но моя невольная оговорка не столь важна. А за безопасность свою вы можете совершенно не беспокоиться. Абсолютно. И желательно также, чтобы ваши друзья и коллеги не были заранее проинформированы вами о нашем предложении. Потому что когда что-то в спецслужбах не согласовано заранее, возникает опасность так называемой «неавторизованной активности». Надеюсь, вам памятен этот старый чекистский термин? В этом-то все и дело, а зачем оно нам? Ну так можно на вас рассчитывать, уважаемый Александр Борисович?

– А почему же нет? Только прошу заранее учесть и вас, и будущего моего тайного собеседника, что никаких обещаний, тем более – обязательств, я на себя предварительно брать не собираюсь. Устраивает такая постановка вопроса – пожалуйста. Нет – ваши проблемы. Но я так и не узнал, с кем разговариваю?

– Благодарю вас за согласие. А все остальное, поверьте, не имеет ни малейшего значения. Значит, я, с вашего разрешения, позвоню этак часикам к десяти? Не поздно?

– По-московски, значит, в полночь? Поздновато, правда, ну уж что не сделаешь ради такого вежливого и учтивого собеседника. Звоните. – И положил трубку.

«Интересно, – подумал он, – этот звонок был зафиксирован компетентными службами, если у немцев тут, как они говорят, все под полным контролем? И если да, то как они должны отреагировать на такое предложение? И должны ли реагировать вообще? А может, им и самим будет интересно узнать, с кем это должен встретиться наедине российский прокурор, только что прибывший сюда? Так стоит ли все-таки сообщать о звонке и приглашении? И не станет ли принятие неожиданного приглашения от фактически незнакомых лиц, определенно связанных с криминалом, причем российского розлива, той самой неавторизованной активностью, за которую крепко наказывали еще в недавние времена? Или рискнуть?..»

Дальше желание задавать самому себе вопросы, на которые изначально отсутствовали ответы, у него пропало. Турецкий допил пиво, перебрался на диванчик и, сунув под голову подушку, окончательно закрыл глаза. Дышалось легко, желудок не был отягощен жирной и плотной пищей, из приоткрытого окна со стороны недалекого Майна тянуло влажной прохладой. А вот и сон пришел…

Он проснулся незадолго до полуночи, и показалось, что от желания чего-нибудь пожевать вкусненького. Интересная мысль, неожиданная!

Тут же вспомнил, что ждет приглашения в бар, а уж там-то явно найдется такое, что можно будет с удовольствием «кинуть в клюв». Так что можно немного и подождать. А заодно одеться поприличней. Но и попроще. Чтобы не привлекать к себе ненужного внимания посторонних – с одной стороны, но и не оказаться совсем уж незаметной птичкой, которую собрались похитить неизвестные злодеи.

Вспоминая недавний телефонный разговор, он подумал, что это – ребята из «Нормы». Да чего уж там, пора называть вещи своими именами… Итак, авторитеты и братва, обеспокоенные его появлением здесь и наверняка уже зная о том, что за них крепко взялись дома – по всем направлениям, а в Германии – так вообще за горло уже держат, решили если не пойти на мировую, то хотя бы как-то договориться. И желательно более-менее цивилизованными способами. А с кем это легче сделать, как не со своим же! В смысле – российским «важняком»! Наслышаны ведь о его подвигах, вот и пригласили. Знают же, что если он дает свое слово, то всегда твердо держит его. Ну а не дает, так на то она и служба. Как в том славном мультике, где жил– был пес. Джигарханян еще вздыхает тяжко: «Понимаю, служба такая…» Вон даже и волку понятно.

В принципе, когда имеется возможность договориться мирным путем, оно как-то и лучше. Правда, не с лютым убийцей. А Максим Масленников вряд ли лично явится на свидание, скорей, это его разведка. И цель ее – узнать, что конкретно может быть ему инкриминировано, а тем самым заранее определить способы защиты.

Ну хорошо, многого этот Вампир все равно не узнает, пусть довольствуется немногим. Зато появится возможность прозондировать место, где его можно будет потом накрыть. Тоже немало. Одновременно, если собеседником окажется неглупый и ответственный человек, не худо бы, к примеру, обрисовать ему некие перспективы дальнейшего расследования, в очень общих чертах разумеется, намекнув при этом, что лучший выход для них – полное сотрудничество со следствием. Как, впрочем, и единственный. Ибо все остальные могут оказаться связанными с большой кровью. В том смысле, что, если враг не сдается, его… ну и так далее. Короче, коту под хвост…

И тут вдруг оформилась совершенно идиотическая мысль: а с чего это ты взял, Турецкий, что с тобой кто– то решил советоваться? Может, они просто напугать решили! Сказать: не суй свой нос, а то худо будет. Чего тебе надо? Знать, кто убийца? Мы отдадим тебе его при условии, что и ты от нас отстанешь. Бывали же раньше подобные предложения и варианты? А то! Правда, им также должно быть известно, что свои дела он, Турецкий, на полдороге не оставлял, не бросал незавершенными. Приказывали – другое дело. Но это уж и не его вина.

А еще скажут, что все финансовые проблемы, которыми занимаются «немчики», его тоже никаким боком не касаются. И, в общем-то, по-своему будут отчасти даже и правы. Вот ведь как… Так идти на уступки? Или оставить за собой последнее слово? После определенных раздумий, а?

Куда они денутся?..

Телефон зазвонил ровно в десять по местному времени. Какая точность!

– Александр Борисович? Доброй… ха, извините. Чуть не сказал – ночи! Добрый вечер. Я готов встретить вас у входа в пивной бар, и, если вы так и не поужинали, у вас появится такая приятная возможность… хотя… ночь… а впрочем? Итак, жду, я вас знаю и подойду сам.

Он и подошел первым, хотя Турецкий, бегло оглядев пространство перед входом в бар с изображенной кружкой пива, из которой сплошным потоком лилась, низвергаясь водопадом, золотая, прозрачная жидкость, окутанная облаками пены, навскидку определил, кто его встречает.

Невысокий, скорее даже низкорослый, полный человечек с айболитовской «прической» и старомодным пенсне – или это у него такие, наоборот, новомодные очки – мягкой, чуть раскачивающейся походкой приблизился к нему и сделал полупоклон. Турецкий тоже склонил голову, что ему было сделать легче – с высоты своего роста и положения, и успел отметить с неожиданной легкой брезгливостью усыпанные перхотью плечи и лацканы коричневого вельветового пиджака. Незнакомец протянул руку – пухлую и немного потную. Турецкий, слегка коснувшись ее, изобразил пожатие.

– Прошу, – снова склонил голову с огромной плешью и венчиком седых волосенок вокруг нее этот неизвестный человек. – Меня зовут Алексеем Митрофановичем. Юрисконсульт. Веду некоторые дела, так сказать… Прошу, прошу, Александр Борисович, не стесняйтесь и чувствуйте себя вполне хозяином положения.

– А почему я должен стесняться? – хмыкнул Турецкий. – Или чувствовать себя иначе?

– Ну мало ли… воспитание, то-се… А у нас тут запросто, по-свойски. Наш столик – во-ои, в глубине, видите? Уже накрыт. Так… легкая закуска, прочее… для доверительного разговора, не больше.

– Так это вы и есть мой таинственный собеседник? – уже и не удивился Турецкий.

– Я самый, с вашего позволения, любезнейший. Прошу к столу…

Он заказал хорошее рыбное ассорти, будто предварительно узнал вкус Турецкого. Предложил – на выбор – водку, коньяк, любые иные напитки, Александр Борисович под рыбу предпочитал исключительно водку. Налили, чокнулись по-русски – за знакомство – и выпили. Стали молча закусывать. А толстячок-то «рубал» с приличным аппетитом. Так, словно заранее постился. Либо, выполняя чью-то волю, «сорил» не своими деньгами.

Но еще он, оказывается, обладал и непонятным шестым или неким иным чувством читать чужие мысли. Словно почувствовав, о чем думает его визави, он вдруг резко остановился, прекратил жевать, отложил вилку и остро взглянул в глаза Турецкому.

– Это, – он показал пальцем на тарелки с едой, – от нас не уйдет. Если позволите?

– Валяйте, – простецки ответил Турецкий. – Внимательно слушаю вас, Алексей Митрофанович.

– Вы хотите знать, кто и почему убил Володю Меркеля, Гарика Шилли, наконец, Ваню Герасимова, так?

– Для начала так, – кивнул Турецкий, – но не только.

– А кто еще вас может интересовать? – Толстячок сделал озабоченное лицо.

– Если разговор у нас конкретный, что ж… Я полагаю, убийство Нестерова и его спутников, похищение женщины – известной балерины – тоже имеют вполне конкретных исполнителей. Не говоря уже о заказчике, верно? А вы, я слышу, говорите о покойниках как о своих приятелях – Ваня, Гарик?

– А что же вы хотите? Мы же были все словно одна команда. И поэтому потеря для всех нас невосполнима, да, представьте себе… – Он изобразил на лице вселенскую грусть.

– Из этого должен последовать вывод, что вы не знаете убийц?

– Увы… это мы все как раз, к сожалению, знаем. И даже очень хорошо…

– И вы готовы поделиться со мной своими знаниями, так?

– Вы угадали, а иначе зачем бы нам с вами здесь сидеть? И что, разве нет куда более приятной возможности провести время? Окунуться в ночную жизнь, полную сказочных соблазнов? А мы – здесь…

– Ну так уж и не томите, – с иронией заметил Турецкий. – А то и ночь пройдет без всякой пользы, и соблазны рассеются, как дым.

– Вы в юности стихов не писали, нет?

– В юности я другим делом занимался. А стихи в основном читал. Так на чем мы остановились?

– Вы понимаете, Александр Борисович… – Толстячок задумался.

Или сделал вид, что он как бы сам себя в настоящий момент поставил перед весьма ответственным выбором: сказать чистую правду либо отделаться намеками на полуправду. Странно, если иметь в виду, что это он назначил ночное свидание, а не ему, и уж тем более не Генеральная прокуратура.

– Я постараюсь все понять правильно, – поощрительно кивнул ему Турецкий.

– Да, я в курсе ваших способностей.

– Так зачем же церемонии?

– Это не церемонии. Поймите и вы меня правильно, речь идет о большой человеческой трагедии… О великой несправедливости. О… Впрочем, зачем мне пересказывать вам поистине шекспировские сюжеты?

– Обожаю классику, – спокойно констатировал Турецкий, снижая намечающийся «накал страстей». И угадал: успел заметить быстрый брошенный на него, словно бы испытующий, взгляд юриста. Подумал, что надо бы Юрку Гордеева спросить про этого деятеля, Юрка – толковый адвокат и наверняка знает о нем. Значит, не забыть. Но это – завтра. Турецкий машинально взглянул на часы и решил, что уже, можно считать, сегодня – было около полуночи. А дело между тем стояло на месте.

Заметив, естественно, нетерпеливый жест Александра Борисовича, юрист с легким вздохом, свидетельствующим скорее о том, что он вынужден подчиниться обстоятельствам, нежели поступает по велению совести, отложил свой прибор и подпер голову, устроив подбородок на скрещенных пальцах. Приготовился, надо понимать, к длительной исповеди, направленной на то, чтобы убедить слушателя в полной своей искренности и желании всячески помочь свершиться справедливому правосудию. В том смысле, как понимали это основные руководящие лица акционерного общества «Норма».

И самозабвенно занимался этим следующие полчаса…

3

Рассказ, как быстро понял Турецкий, преследовал единственную цель – доказать тезис, который мог бы звучать следующим образом: не все так просто, господа, как вам кажется либо того хочется. И даже очевидные факты порой трактуются неоднозначно. Ну что ж, и такое бывает. Но основная ошибка юриста заключалась в том, что он, еще, видимо, ничего не зная о показаниях балерины, слишком поторопился исполнить указание своего хозяина. Или новые факты, вскрывающие отчасти подноготную семейных отношений Нестерова и Масленниковых, просто не успели сюда дойти. А Турецкий внимательно читал показания Светланы Волковой, обращая особое внимание именно на взаимоотношения дяди и племянника – и прежние, и нынешние, вплоть до эпизода на набережной. И об обстоятельствах убийства водителя Нестерова – бывшего спецназовца – также читал, и о смерти любителя мотоциклов, и о деталях похищения Светланы узнал от Вячеслава, который лично провожал его в Шереметьеве и с явным смущением рассказывал о том, как опозорились Денискины сыщики. Ну стыд, известно, не дым, глаза не выест, а вот девушку действительно жалко. Если бандиты ее «расколют», судьба ее весьма незавидна – это они с Вячеславом прекрасно понимали. И не строили никаких иллюзий. Да и в том, что обязательно «расколют», можно было, к сожалению, тоже не сомневаться. И спасти ее могло только чудо…

Ну какое, например? Слушая юриста, Турецкий как раз думал об этом.

Первое. Если бы Вампир принимал личное участие в похищении и допросе женщины, нынешнее ночное рандеву с его доверенным юристом, как представился Алексей Митрофанович, вряд ли бы состоялось. Значит, Вампир где-то здесь, в Европе, скитается, а не в России. Скорее всего, и не в Германии, где после трех вызывающе дерзких убийств, практически повальных обысков и изъятий документации в его фирмах Максим Масленников объявлен в розыск. Но он наверняка и недалеко, к примеру, вполне может временно обосноваться на Кипре. Или в Польше. А поскольку вынужден теперь скрывать место своего пребывания даже, вероятно, и от своих людей, известия из России к нему доходят с большим опозданием.

Но именно это же самое обстоятельство может сослужить и добрую службу похищенной женщине. Без команды босса его «шестерки» вряд ли осмелятся ее убить, даже если она им во всем сознается. И, значит, у ребят там, дома, есть еще возможность их опередить. К тому же и Славка поклялся, что того живодера – боксера – он будет допрашивать лично. И всю подлую душу из него вынет.

Второе. Приглашение Турецкому участвовать в расследовании, учиненном германским криминальным ведомством, не составляло для Масленникова и его окружения никакой тайны. И, таким образом, данные ночные переговоры, порученные юристу «Нормы», оказались запланированными заранее, то есть без учета опять же той информации, которой Турецкий уже на данном этапе мог бы владеть. И это тоже подтверждает отсутствие Вампира в России. Не знает он и о том, что успела наговорить следствию строптивая балерина. Иначе бы и юристу пришлось сменить некоторые свои акценты в рассказе, в иных обстоятельствах очень похожем на правду.

Коротко же суть выглядела следующим образом.

Виктор Нестеров и Масленников-отец с самого первого дня образования компании «Норма» владели одинаковым процентом акций, что давало им огромные преимущества перед германскими партнерами, на чью долю оставалось меньше трети акций. Но Геннадий, решив отойти от руководства компанией и заняться привычным для себя страховым автомобильным бизнесом, передал свою долю сыну – Максиму, оставив ему и пост президента компании.

Тут Турецкий, отчасти уже владевший некоторой информацией, не удержался от вопроса:

– Вы не путаете? Разве не Виктор Михайлович был президентом?

– Что вы?! – Возмущение юриста было столь велико, что Турецкий готов уже был засомневаться в сведениях, почерпнутых из материалов, переданных ему еще в России. —: Впрочем, первоначально —да, тут вы правы, но весьма и весьма короткое время. А после они как бы поменялись ролями, и Нестеров возглавил совет директоров, низведя тем самым президентский статус до чисто номинальной должности.

А затем, именно на этой почве, как следовало из дальнейшего рассказа юриста, начались глубокие конфликты в руководстве компанией. Максим, как президент, требовал вложения капиталов в российские инвестиции, а Нестеров категорически возражал, считая инвестиции подобного рода ненужной благотворительностью, которая никогда не смогла бы окупиться. Доходило до публичных оскорблений друг друга.

Турецкий вспомнил, что, по сведениям из Петербурга, которыми с ним уже успел поделиться Володька Поремский, и здесь все обстояло в точности до наоборот. Но промолчал. Что ж, если перед юристом стоит задача перевернуть существо конфликта с ног на голову, он этого добивался довольно старательно – эмоционально, уж во всяком случае. И все дальнейшее оказалось тем более просто до примитива.

Нестеров постоянно хвастался своим уголовным прошлым, похвалялся тем, что коронован в «законники» и выполняет должность «смотрящего». Максиму, чтобы хоть как-то уравнять шансы, пришлось в буквальном смысле купить корону, хотя к уголовному миру он ни тогда, ни тем более теперь никакого отношения не имел и не имеет.

Ну тут, если не вдаваться в тонкости, не брать в расчет давно погашенное еще в малолетстве дело по 206-й статье – «хулиганке», то Максим официально был, в общем, чист перед законом, даже больше того, по сведениям от питерцев, он именно стараниями родного дяди прошел в Государственную думу, хотя больше одного созыва там не продержался. Но, как говорится, тем не менее. Однако об этом ничего не сказал «доверенный юрист», видимо, в его концепции дядина помощь не предусматривалась. А предусматривалось другое.

Например, то, что Нестеров в прямом смысле подставил своего зятя, Масленникова-отца, натравив на него налоговиков. А следом люди Нестерова устроили разборку, во время которой был убит младший Масленников. Максим терпел, уважая родственника. Но когда Нестеров силой и угрозами увел у Максима любимую девушку, вот тут терпению пришел конец. Максим предложил дяде устроить справедливый суд на воровском сходе, раз уж он кичится своим званием, на котором и решить все конфликты, возникшие между ними. Нестеров отказался. И более того, начал планомерный отстрел тех руководителей и партнеров «Нормы», которые были категорически не согласны с его политикой руководства компанией.

Турецкий слушал и только мысленно руками разводил. Надо же, ведь, поди, опытный юрист, пожилой человек, а так примитивно подставляется! Очередность событий элементарно подтасована. Или они уж совсем его, Турецкого, за полного дурака держат? И потому откровенно диктуют картину той ситуации, которой ему и надлежит придерживаться в будущем? Это по их убеждению. Уверены, значит? А что, нельзя исключить. Интересно только, какие более основательные и, кстати говоря, вещественные аргументы они собираются выложить в подтверждение такой своей версии? Наверняка же понимают, что забесплатно на их версию никто из здравомыслящих юристов не клюнет.

И еще один четкий ответ на свой вопрос хотел услышать Турецкий в их трактовке: кто устроил бойню на набережной?

Ответ даже и не поразил. У Нестерова было всегда полно недоброжелателей. Наверняка кто-нибудь из обиженных им уголовников, с которыми он конфликтовал всю жизнь.

Ну да, конечно, самое дело питерским уголовникам устраивать показательные выступления в духе голливудских триллеров в центре Москвы. Да и мотоциклы «блэк видоу», стоимостью в десять – двенадцать тысяч долларов, у нас там в каждом дворе под дождем мокнут.

– А что, полумертвого водителя, чудом оставшегося в живых, те же недоброжелатели зарезали в больнице?

Вопрос был новым для юриста, но не смутил.

– Даже других мнений нет, такие же бандиты, как и сам Нестеров, на все способны.

– И балерину похитили тоже они?

А вот это было уже совсем неожиданно для юриста.

– Как… и?..

– Ах, так вы этого еще не знали? Я смотрю, вы не очень-то информированы, Алексей Митрофанович. Давайте тогда не будем больше толочь воду в ступе, а перейдем к тому, ради чего, собствейно, вы сюда и пришли. Какие предложения вы намерены мне сделать от лица… ваших хозяев? Нет, сразу расставим точки: от лица вашего босса, так надо понимать? От имени Максима Геннадьевича. Сам-то он прийти побоялся. И правильно сделал, не ровен час, а он-то ведь у нас с вами кругом в розыске. Жизнь пошла неспокойная, верно? И чем больше жертв на его совести, тем меньше возможности каких-то дальнейших компромиссов со следственными органами, согласны? Ведь он думает именно об этом? Или его уже, что называется, понесло? И кстати, как у него последнее время со здоровьем? Паранойя, говорят, практически исключает адекватность поступков,-слышали? Таково мнение психиатров, а они в этом смысле редко ошибаются.

– Я пытался… – ответил юрист после некоторого замешательства, вызванного столь суровой прямотой Турецкого, который до последнего момента, видимо, казался ему вполне лояльным и даже заинтересованным в доверительном разговоре. – Мне казалось, что у нас была возможность найти общий язык… Однако последними своими вопросами вы ставите меня в крайне затруднительное положение, уважаемый Александр Борисович. Но если вы, как соизволили выразиться, желаете римской прямоты, я, пожалуй, попытаюсь сделать последнюю попытку донести до вас…

– Не делайте, не стоит, – жестко перебил его Турецкий. – Я ставлю вопрос конкретно: сколько? И за что именно вы собираетесь мне предложить указанную сумму? Закрыть дело? Спустить на тормозах? Посоветовать германским коллегам не мараться с российскими отморозками? Но они же меня не послушаются. У них с законом гораздо строже, чем у нас. Так что, любезнейший?

– Если вы говорите искренне, то мне это нравится. И я думаю, мы с вами все-таки сумеем договориться. А вы сами можете назвать мне сумму, которая бы вас устроила? И чтоб больше, как вы заметили, никто в России не захотел мараться? А с этими, местными, мы уж как-нибудь сами договоримся.

– Могу, но дорого. Не потянете.

– Кто знает! – усмехнулся юрист.

– Я знаю. Не так давно лишь за то, чтоб я просто переменил место службы, мне предлагали полмиллиона «зеленых». Просто ушел из Генеральной прокуратуры, понимаете? В любую частную структуру. И в некоторых из них мне уже загодя златые горы сулили, только б согласился. А у вас такое грандиозное дело! И счет наверняка на миллиарды. Нет, тут мелочевкой не обойдемся. Да и друзья отсоветуют.

– На «лимон» намекаете, уважаемый? – иронически хмыкнул Алексей Митрофанович.

– На десять, любезнейший, – чуть наклоняясь к юристу, негромко поправил Турецкий. – И, поверьте, никак не меньше. Кому-то ж ведь все равно придется мараться. Так что назовем… моральной компенсацией.

Юрист посмотрел на него как на сумасшедшего. Но промолчал, пожал плечами, наконец заметил:

– Я не уполномочен, но… отчего же, передам.

– Я, между прочим, мог бы и сам передать. Продиктуйте номер телефона и…

– А вот этого – не могу, нет.

– Да, не положено, понимаю. И сочувствую. Ну что ж, благодарю за компанию, за приглашение на ужин. Было вкусно. Спокойной ночи. – Турецкий поднялся, вытер рот салфеткой, бросил ее на стол и снова наклонился к юристу: —А когда будете разговаривать, передайте, что меня крайне заинтересовал след его «черной вдовы». Так прямо и скажите, он поймет.