Текст книги "След "черной вдовы""

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

– Ах, Лена! Здравствуй, болею я, уши заложило… – А сама испуганными глазами смотрела на Седова и отрицательно мотала головой. Потом зажала микрофон ладонью и прошептала: – Никакая это не Лена, я же знаю… – И, убрав ладонь, сказала уже в трубку: – Ладно, забегай, так и быть, расскажешь, что у нас там случилось.

Положила трубку и стала ладонью вытирать обильный пот на лбу.

– Все сделано правильно, – сказал ей Седов. – Это они вас проверяли.

– Кто – они?

– Нехорошие люди, Дарья Петровна. Ну а теперь и мы проведем небольшую подготовку к вашей встрече с подругой Леной. Кстати, кто она?

– Да есть у нас. В гримерке работает… Только звонила не Лена, уж мне ли не знать ее голос! Не говорит, а лает, а эта… Знакомая, вроде слышала… Нет, не Лена.

–Тем лучше. Значит, я пойду на кухню, посижу там, переговорю с начальством, а вы помните инструкцию и ничего без меня не предпринимайте.

И он ушел на кухню, устроился за занавеской у окна, выходившего во двор, где и был выход из подъезда, после чего набрал на мобильнике номер Виктора Петровича и долго с ним разговаривал, поглядывая сквозь занавеску…

Звонков больше не было, но Федор Седов, договорившись обо всем с начальством, теперь сосредоточил свое внимание на дворе.

Вот из подъезда пятиэтажного дома напротив вышли двое сантехников. Тот, что постарше, нес чемоданчик с инструментом, второй – помоложе – лестницу-стремянку. Присели возле столика, на котором обычно «забивают козла» по выходным местные доминошники, достали по пакету молока, по булочке и принялись перекусывать.

А вот во двор не спеша вкатил черный, приземистый «БМВ», «беха», как называют уголовники. Постоял минут десять. Потом из него вылез невысокий, но плечистый парень спортивного телосложения и направился к сантехникам. Присел рядом с ними и о чем-то заговорил, кивками показывая на подъезд напротив.

У Седова пискнул мобильник.

– Слушаю… – отозвался Федор. – Понял…

Плечистый парень вразвалочку подошел к обедающим сантехникам – их профессию ему подсказал характерный инструмент, который находился в приоткрытом чемоданчике, где лежала также еще пара молочных пакетиков. Спросил по-приятельски дружелюбным тоном, подсев к ним на лавочку:

– Ну что, мужики, отдыхаем или работаем?

– Всего понемногу, – усмехнулся тот, кто постарше. – А что, у тебя проблемы? Подсос не качает?

– Ха! Скажешь! – Парень повертел головой от удовольствия. – Не, эта, – он большим пальцем указал за спину, на машину, – качает лучше некуда. С дверью, блин, непорядок.

– Так тебе что, инструмент нужен? – это уже совсем молодой спросил. – Имеем и молоток, и топор, и гвоздодер для особой надобности.

– О! Самое то! – снова засмеялся парень. – Не, мужики, если правда поможете, «зелени» отстегну. Дело есть небольшое, минут на десять, как?

– Как, Петь, поможем хорошему человеку? – спросил старший сантехник у младшего.

– А сколько даст? – поинтересовался теперь младший у старшего.

– «Франклин», мужики, я считаю тип-топ!

– Это за что ж такие пирожки? Слышь, может, ты кого пришить собираешься? Так мы не по этой части.

– Да не базлайте вы попусту, – поморщился парень. – Простое дело. Телка у меня вон там проживает, на четвертом этаже. А чего мне надо, скажу. Я знаю, она приболела, но трубку почему-то не берет. И на звонки в дверь не отвечает. А сама – дома. Ну надо, чтоб хотя бы ответила, сечете?

– Это что ты предлагаешь, дверь ее вскрыть, что ли? Ты уж лучше в «ментовку» иди, они слесаря найдут, вскроют, все чин чином, никакой уголовщины. Не, парень, это не по нашей части, извини.

– Да не надо ничего вскрывать! – рассердился парень, все же сдерживая свое раздражение. – Ну подойди к двери, скажи, что залила она соседей на третьем этаже, пусть посмотрит, что там. Ответит – и достаточно. Я хоть знать буду, что дома и жива. А дальше сам разберусь. Ну а если откроет, да вот хоть ты, Петя, загляни и посмотри, одна она в квартире или, может, мужика какого уже пригрела? И все дела. А то меня уже жаба давит, зараза… Не могу, мужики, когда моя телка с другим.

Видно было, что говорит он искренне, переживает. И что из блатных, тоже за версту заметно, вон и фикса золотая справа во рту поблескивает. С другой стороны, блатные ведь тоже люди, и когда есть возможность, отчего не помочь? Тем более если дело с криминалом не связано, да еще маленько заработать можно.

– Ну чего? – спросил напарника старший сантехник. – Поможем?

– Поможем, Егорыч, – согласился тот. – Лады, парень, давай сюда своего «Франклина» и говори номер квартиры. А ты тут пока инструмент постереги. Да, и чего ей сказать, говори, когда отзовется. Про протечку – это мы уже знаем. А еще чего?

– Да ничего больше не надо, мне бы только знать, одна или с кем.

– А ты тут потом крутую разборку не учинишь?

– Не, мужики, базар будет простой. Пальцем не трону. Зуб даю!

– Ну смотри.

Сантехники, прихватив разводной ключ и пассатижи – на всякий случай, отправились в указанный подъезд, оставив свой чемоданчик с инструментом и молочными пакетами под присмотром ревнивого водителя «БМВ»…

А минут через пять они вышли из подъезда, весело переговариваясь между собой. Подошли к столику, и на вопросительный взгляд парня старший из сантехников поучительно сказал:

– Зря свой базар затеял, парень. Дома она. И одна, горло полотенцем закутано, еле говорит. И насчет протечки поглядели, сухо все. Так что не взыщи. Мы свое дело сделали, гонорар отработали, так?

– Базара нет, мужики, – обрадовался тот. – Значит, просто говорить не может, а я думаю, чего молчит? Чего не отвечает? И посторонних нет? В смысле, кобелей?

– Да никого там, говорю, нет, бывай. – Старший похлопал его по плечу и обернулся к напарнику: – Ну, пообедали, пошли теперь откроем им воду, а то небось уж матерят нас вовсю.

И они, забрав инструмент, степенно удалились в тот подъезд, в котором прежде ремонтировали краны и, уходя перекусить, на всякий случай перекрыли воду в стояке.

Успокоенный парень подождал, пока они не исчезли за дверью подъезда, спокойно поднялся, оглянулся на свою машину, предупреждающе легко махнул ладонью и, насвистывая, направился в тот дом, где проживала «его телка».

Уже поднявшись на четвертый этаж, он остановился на площадке и достал трубку мобильника. Высветил нужный номер и нажал на вызов Подождал и; когда услышал в трубке приятный такой, низкий женский голос, произнесший «алло», сказал:

– Порядок, дома, одна.

И уже мужской голос ответил ему:

– Действуй. Без шума. И возвращайтесь, все, как договорились.

Спрятав в карман телефонную трубку, парень подошел к нужной двери и нажал кнопку звонка. Услышал его трель в квартире. Никто не отозвался. Еще раз нажал. Приник ухом к замочной скважине и услышал наконец шаркающие шаги. Подумал, что уж такую-то дверь он «откроет» одним толчком плеча. Хозяин просто шуметь не велел. Так что лучше будет, если телка сама откроет. Ну а уж закрывать-то он будет сам, уходя минуток через тридцать. Когда узнает, кто у нее все– таки тут побывал. Ну и сам еще попробует, так ли эта телка быстро заводится, как на то намекнул ему хозяин. А отчего ж не попробовать? Кому она пожалуется? Да никому уже. Можно бы и пацанов позвать, хозяин не возражал, чтоб они втроем ее допросили, но парень решил действовать самостоятельно, не устраивать лишнего шума. Перебьются, им позже за работу будет награда. Хозяин слово всегда держит, свою бабу пообещал. Ту, что ему перед уходом небольшую дозу вогнала, для куражу. Ничего еще баба, не телка, конечно, но можно, вполне, если хором навалиться… Ладно, успеется…

Он достал пистолет и передернул затвор. Нет, не стрелять, а только припугнуть. Ткнешь ствол между сиськами, и любая телка твоя.

– Кто? – услышал он сиплый шепот.

– Дашунь, Игорь это, мы с Ленкой с работы к тебе заскочили. Там такой шум поднялся! Открой, два слова сказать! – проговорил парень быстро и негромко, будто его кто-то подслушивал.

– А Лена где?

– Да вон же поднимается!

– Лен, ты где? – спросила Дарья, напрягая голос.

– Ну ты, ей-богу, как эта! Открой, мы на две минуты и бегом обратно!

– Я не одета.

– А мы что, в гости?

– Ну ладно…

Зазвенела дверная цепочка. Потом послышался характерный щелчок дверного замка.

Парень не торопился, не давил на дверь – она должна была открыться сама. Наконец она заскрипела на несмазанных петлях. Парень подождал секунду и смело шагнул в полутемную прихожую. Подумал: «Это хорошо, что ты не одета, это мне сейчас очень кстати…» Он уже приготовился толчком ноги захлопнуть за собой дверь, как на его темя обрушился потолок. Он и телку-то, за жизнью которой явился сюда, разглядеть не успел. Шарахнуло – и полная темнота…

А на дворе в это время появились из подъезда двое тех же сантехников и пошли к воротам. Путь их лежал как раз мимо машины, по-прежнему стоявшей на проезжей части. Стекла у нее были тонированы, и разглядеть, сколько еще народу в салоне, они не могли. Поэтому, не торопясь и о чем-то весело разговаривая, они, словно бы машинально, стали обходить «БМВ» с обеих сторон, а когда поравнялись с задними дверьми, резко рванули их на себя, и ничего не понимающие двое парней, сидевших на заднем сиденье, увидели направленные на них дула пистолетов. На переднем не было никого. Один из них дернулся и молниеносно получил сильнейший удар в челюсть. Второго выхватила из салона жесткая рука другого сантехника, того, что постарше, бандит растянулся на асфальте, и на руках его тут же щелкнули стальные браслеты.

Зазвонил мобильник в кармане молодого сантехника, тот послушал, кивнул товарищу:

Операция закончена. Там – тоже чисто.

2

Он пришел в себя от режущего света. Точнее, это были концентрические малиново-розовые круги, которые, переплетаясь, плавали без конца перед его закрытыми глазами, вызывая тошноту. Такое же ощущение он испытал, когда, не рассчитав дистанции, нарвался на прямой левый Витьки Суконцева, в прошлом одноклубника, а на ринге – ненавистного врага. Из-за него и уйти пришлось, стеной тот стоял, закрывая собой перспективу. А менять весовую категорию из-за Витьки он уже не хотел. Да и не смог бы. Сломал тогда Суконцев, сука, его кураж. Тяжкое состояние, поганое. И все вокруг мокро, будто сам и обмочился от страха и слабости. Вот же гадство!..

Наконец открыл глаза и понял, что лежит не на ринге, и не рефери склонился над ним, отсчитывая последние секунды, а какой-то незнакомый здоровенный мужик.

– Пришел в себя, – сказал тот и выпрямился.

– Ну здорово, Боксер, – услышал лежащий на мокром полу бывший теперь уже и боксер, и десантник, и просто убийца Валерий Коркин. – Интересно, чего ты в Питере делаешь? Тебя, понимаешь, в Москве ждут не дождутся, а ты тут прохлаждаешься! Непорядок, Валерий Иванович. Занятых людей задерживаешь.

– Чего это я задерживаю? – не нашел ничего умнее спросить Валерий.

– Да на тебе столько трупов висит, что до конца жизни хватит. Если то, что тебе оставят, можно будет назвать жизнью. Вот так, парень. А все дружок твой. Крепко подставил он тебя. Сам-то не захотел своей жопой рисковать, тебя послал, прекрасно зная, что здесь на него давно уже устроена засада. Но он-то знал, а ты – дурак. Тебя двое наших ребяток, как лоха, как старого козла, вокруг пальца обвели. Рассказать кому – никто ж не поверит. Самого Боксера взяли на таком «фуфле». Блатные обхохочутся.

Коркин обеими руками, стянутыми браслетами, потер лицо, помогая зрению сфокусироваться на говорившем с ним, и увидел человека в форме милицейского генерала, сидевшего у стола. Стоявшая рядом с ним лампа била Валерию прямо в лицо, и спрятаться от давящего на зрачки снопа света было просто невозможно. Все теперь понятно, он уже в «ментовке». Быстро они… А что же Макс, сука?.. Неужели знал?! Но ведь взяли-то действительно на «фуфле»!

– Поднимите его, – сказал генерал.

Сзади к Валерию подошли те самые сантехники и рывком за обе руки подняли и посадили на стул. Свет от лампы перестал бить в лицо, и появилась возможность оглядеться.

Нет, это была не «ментовка», не камера для допросов. Он находился в квартире, видимо, все той же, куда явился за телкой. А где хоть она, посмотреть бы? Странное желание, подумал, зачем теперь-то? Вспомнил сказанное про трупы, которые уже навесили на него.

– Нет, погоди, начальник, я не знаю, про какие трупы ты тут гонишь. Покажи хоть одного, кого я замочил?

– Ты-то, может, сам и не мочил, да Вампир тебя уже с потрохами сдал. И школьного дружка твоего, Тольку Гвоздева, на тебя повесил, и водителя в институте Склифосовского, и даже балерину, вот так, Коркин!

– Не, не будет у нас базара, начальник. Пусть он сам мне скажет в глаза. «Фуфло», начальник, а ты меня хочешь за пятачок? За понюшку?

– Почему? «Макаров» твой? – Он кивнул на пистолет, лежащий в целлофановом пакете. – Отпечатки пальцев на нем твои. На обоих ножах, вынутых из трупов, тоже, Коркин. Кому будешь доказывать? Впрочем… А давай-ка я тебя проверю. – Генерал вынул из кармана лист бумаги, разгладил его на столе и сказал: – Вот три адреса. Покажи пальцем, по какому мы полчаса назад Вампира взяли? Угадаешь – поверю, что, может, и не ты Диму Горлова в реанимации своим десантным штык-ножом зарезал. Хотя именно тебя видели, когда вы с Максом шли в палату, медицинские сестры и уборщица и с ходу опознали по фотографии из твоего прошлого уголовного дела, которую мы им в тот же день предъявили. И лысого Вампира они опознали тоже – он ведь депутатом был, лицо известное. Тут стригись не стригись, роли уже особой не играет. Это он так думает. А вот его мамаша, Галина Михайловна, по нашей просьбе прислала нам фотографию лысого своего сынка из Германии. И экспертиза немедленно подтвердила ее подлинность. Видишь, обложили мы вас со всех сторон. Ну так что, рискнешь? Или боишься? Ты ж десантником был, Коркин. Нет, обгадился уже, все вы, бандиты, – засранцы и трусы. А что Вампир? Что он, действительно кровь пьет? Да нет, просто психически ненормальный человек, сильно больной, помешанный на своем величии, как Гитлер или Наполеон, как всякий сумасшедший. Только он еще и опасен тем, что действия у него всегда непредсказуемы – запросто и убить может, зная наперед, что наш закон к психам проявляет особое милосердие. Их бы топить, как поганых сук, а мы их лечим, чтоб они потом снова выходили на волю и людей убивали. Так что с него и взять особо нечего. Его суд на принудительное лечение определит. А вот вам, братва, гораздо хуже будет, вам, как говорится, теперь век свободы не видать. Потому что не доживете, сгниете по камерам-одиночкам.

Коркин слушал, а сам косил глазом на лист бумаги с написанными адресами. Наконец не выдержал, ткнул пальцем в одну из строчек:

– Вот, – и опустил голову, словно совершил непомерный труд.

Виктор Петрович Г оголев метнул свой взгляд на указанную Коркиным строчку, так же мельком взглянул на стоявшего в дверях оперативника и устало вздохнул.

– А вот опять ты соврал, Коркин,– сказал печально. – Не было его по этому адресу. И никого там вообще не было. Пусто. А взяли мы Вампира знаешь где? Я нарочно не написал здесь, думал дать тебе хоть малый шанс. А ты им не воспользовался. Ну вот и пойдешь ты у нас паровозиком, Валерий Иваныч. Й как только мы твоим дружкам-приятелям про то намекнем, знаешь, сколько они сразу на тебя понавесят? О-го-го! А если добавим твоим сокамерникам, что взяли мы тебя здесь прямо на женщине, которую ты насиловал, прежде чем зарезать, так вообще отпидорасят так, что ты до последнего часа будешь свой кошмар в страшном сне видеть.

– Сукой буду, начальник! – Коркин попытался вскочить, но сильная рука сзади резко прижала его к стулу.

– Сидеть!

– Слушай, начальник, я ж был у него там! Ну хоть бабу эту его спроси, она мне сама и укол сделала! Был я там, был! Может, потом соскочил?.. Да нет, не мог. Туфту ты гонишь, чтоб совсем меня запутать… Я ж звонил ему, когда сюда поднимался, еще с лестницы. И она трубку взяла. И говорила нормально. И он тоже. А может?..

– Чего может-то? – равнодушно зевая, спросил генерал. – Все, что могло, уже было. Вставай, поедем в нашу контору, там тоже тебя ждут с нетерпением. Столько ж дел сразу закроем, предстазляешь?

– А я без адвоката слова не скажу.

– А тебя никто и спрашивать ни о чем не будет. Тебе, голубь, будут только рассказывать. И статьи обвинения зачитывать. Надолго хватит. Навсегда. Поднимайся. Заодно и очную ставку тебе с Вампиром устроим, послушаем, что он про тебя новенького расскажет, как окончательно топить станет. Интересно же! Кстати, этих ребятишек из Милана – так? – он тоже на тебя повесил. Так что ты теперь еще и заказчик у нас. Исполнителей-то до едреной фени, а вот с заказчиками у нас туго. Так что и здесь повезло… Я думаю, что он еще и Германию– там ведь тоже три трупа пока бесхозных – на тебя повесит. Вон сколько набирается, Валерий Иваныч! С большим почетом мы тебя будем в Москву этапировать. Ну а ты – человек бывалый, тюремные порядки и сам знаешь, чего объяснять? Поехали… Помогите ему, а то, гляжу, ноги уже не держат, столько на шее повисло…

Виктор Петрович Гоголев произносил свой долгий монолог, словно плохой актер на сцене, не умеющий слушать партнера. Или птица-глухарь, который вообще слышит лишь собственное токованье. А еще он сознательно преувеличивал свои знания, выдавая предположения за готовую истину. И в этом был его козырь. Он же понимал, что не может милицейский генерал, допрашивая взятого практически с поличным преступника, вдаваться в какие-то нюансы его настроения. И все так называемые ловушки его должны казаться хитроумными лишь ему самому, иначе тот же преступник легко раскусит, что из него попросту вытягивают нужную ментам информацию, начнет врать и все запутывать. А когда те же ловушки для изощренного и напряженного в своем внимании преступника будут легко им разгаданы, он поймет, что имеет дело с дураком, чинушей, которому легко соврать, лишь бы выглядеть при этом убедительным самому. Вот и выбрал себе Виктор Петрович такую тактику: все якобы знать и ничему не верить. И знания свои открывать спокойно и уверенно, чтобы преступник почувствовал всем нутром, что это лишь малая часть того, что о нем известно. А также вешать на него совершенно уже абсурдные вещи, которые будут также выглядеть весьма убедительно в глазах тех, кто станет его позже судить. За свои подлинные «грехи» иной готов ответить, но он не выдержит, когда на него начнут вешать то, что сделали другие, и он-то отлично знает об этом. И тогда тупая уверенность мента в своей правоте лишний раз подтвердит преступнику, что он действительно попал под тяжелый каток, который его расплющит без всякого сожаления, а вот истинные убийцы отделаются той же психушкой, выход из которой найдется всегда. Это только уверяют, что там все у них очень строго. Находят способы, да и большие деньги, положенные вовремя и в нужный карман, говорят, тоже помогают, чтобы даже специальная медицинская комиссия однажды «не заметила» очевидного.

В то время как в обычных условиях «вышка» в моральном плане иной раз куда предпочтительнее пожизненного заключения…

Что же касается Валерия Коркина, то Гоголев был уже практически уверен, что под грузом навешанных на его шею «мокрух» Боксер согнулся-таки. Надо было иметь в виду еще и то обстоятельство, что сидел он всего однажды и что срок был относительно небольшой – за хулиганство много не давали. Значит, и закоренелым преступником в «институте жизни», которым могла стать для него тюрьма, полного курса наук он не прошел. И то, чем он занимался, пока, вероятно, на него не «положил глаз» тот же Вампир, можно было бы определить как бытовой бандитизм. Грабанули там магазин или обменный пункт всей компанией, в которой роли распределены заранее, взяли за хобот торгаша – сняли «свой процент», объявили рынок зоной своих жизненных интересов, занялись элементарной спекуляцией, которую, с легкой руки высших властей, ныне гордо именуют предпринимательством, дальше – больше, и понеслось. Ты показываешь кулак – тебе платят отступные, чем не лафа? Чем не житуха?! А главное – боятся! Вот он, основной мотив. Меня боятся, значит, я – сила! А когда ты его мордой в дерьмо, да не разок, а всерьез и надолго, он не то чтобы прозреть вдруг или там укоры совести почувствовать, нет, он просто начинает башкой своей дурной понимать, что, оказывается, и с ним сейчас могут сделать то, что он делал с другими еще вчера. И, вспоминая, потеет от ужаса и предчувствия. Вот тут из него и можно вытащить правду. За которую он, не исключено, станет позже горько корить себя. Или… впрочем, кто знает?..

3

Вампира повязали без всякого сопротивления с его стороны. И это было удивительно.

Как ни рвался Владимир Поремский «в первые ряды», майор Седов, возглавивший операцию, приказал ему не покидать машины, а он сам его позовет, когда преступник будет уже схвачен. Возьмем, вот тогда и начинайте. Работайте. Геройства здесь никакого не нужно, зато необходимо, чтобы каждый занимался исключительно своим делом, а значит, на каждом этапе операции должны действовать профессионалы. Так учил их, работая еще в Ленинградском уголовном розыске, Виктор Петрович Гоголев. И они старались не подводить своего учителя.

Но Владимир заявил, что хоть на участии в штурме, так и быть, не настаивает, однако отсиживаться тоже не собирается. И Седов, поморщившись, махнул рукой, мол, черт с тобой, только под ногами не путайся. Ну тут он, наверное, был прав.

Дом на Арсенальной улице, в районе Полюстрово, второй день уже находился под пристальным наблюдением сыщиков, которые, однако, так ничего и не смогли сказать о жильцах той квартиры, которую назвала Поремскому Дарья Калинова. Ну, в смысле, куда ее однажды привозил Максим Масленников. Рискнули пообщаться с соседкой по этажу – крохотной старушкой, выгуливающей свою беспородную собачку, и та подтвердила, когда ей показали фотографию Вампира, переданную от Турецкого, из Германии, что да, мужчина, похожий на этого лысого, тут появлялся пару раз. Но днем никто из квартиры не выходит, шума или музыки не слышно, гости не появляются. И вообще квартира кажется нежилой. Правда, недавно, под вечер, из нее вышла полная такая женщина средних лет, и под плащом на ней был виден белый халат, который носят обычно врачи по вызову на дом. Она, кстати, и села в серый микроавтобус с красным крестом на дверцах и укатила. Значит, в квартире мог быть и больной, к которому приезжала «скорая помощь». Но кто он и откуда доктор, старушка не знала. В их районной поликлинике она эту женщину не встречала. Может, из другой?

Все может быть…

Но одному из сыщиков старушка позволила расположиться у нее в прихожей, у дверного глазка, чтобы понаблюдать за лестничной площадкой. И как раз сегодня, в начале одиннадцатого, на площадке появился наконец гость – крепкий такой малый. Он огляделся, затем достал мобильник, нажал на нем что-то, видимо вызов. Дверь той квартиры, как по сигналу, тихо распахнулась. Крепыш исчез за нею.

Сыщик, естественно, сразу среагировал, доложил старшему, тот своему начальнику. Решено было только наблюдать, поскольку пришелец на искомого Вампира был абсолютно непохож. Дали команду проследить, куда тот отправится, когда покинет квартиру. Если вообще ее покинет. Однако не прошло и получаса, как дверь так же тихо отворилась, и на площадку вышел тот самый парень. Казалось, что он немного выпил, потому что его вроде покачивало. Он постоял, закурил и медленно пошел вниз по лестнице.

Во дворе его, разумеется, «встретили и повели». Прямиком в Автово, и на ту самую улицу Новостроек, где в это время находились майор милиции Федор Седов и его подопечная. Ну а дальше было уже дело техники.

И с мобильником Валерия Коркина специалисты разобрались быстро, определив последний номер, по которому он с кем-то связывался. Позже стало понятно с кем. А затем уже опергруппа сумела тихо просочиться в старый дом на Арсенальной улице, где прятался Масленников.

На крышу поднялись трое бойцов ОМОНа, чтобы по команде спуститься на тросах и штурмовать квартиру через окна. Тяжелую бронированную дверь решили не взрывать – дом действительно старый, в трещинах, не дай бог, завалится, но приготовили мощный домкрат, которым пользуются спасатели из МЧС в критических ситуациях. И все же сперва рискнули отработать тот прием, которым пользовался Коркин, и уж если он не сработает, ну тогда быстрый и решительный штурм.

Но кнопка мобильника сработала, и дверь почти бесшумно отворилась сама.

В квартиру быстрым ручейком хлынули омоновцы, и первым, с пистолетом в руке, вошел Федор Седов.

Вошел, мгновение постоял, обернулся к бойцам и, подняв руку, громко сказал:

– Всем отбой.

Максим Геннадьевич Масленников лежал ничком, вытянувшись на диване и, видимо, крепко спал. Точнее, как позже выяснилось, находился в глубоком кайфе. Был он в одной только белой сорочке, расстегнутой на груди. Рядом, на столике, на серебряном подносе, стояли несколько разноцветных пузырьков и валялась вскрытая упаковка с десятком одноразовых шприцев.

Возле дивана, в большом кресле с пологой спинкой, откинув на нее голову с коротко стриженными русыми волосами и приоткрыв пухлый рот, также спала полная женщина лет, наверное, сорока с чем-то, в распахнутом белом медицинском халате, под которым также не было ничего. А вся одежда, и мужская, и женская, вперемешку была разбросана по полу – здорово, видать, торопились приступить к своей крайне неосторожной оргии.

Женщина «расслабилась», мягко говоря, в безнравственной позе. Глаза вошедших буквально округлились от изумления при виде широких и плоских ляжек, вызывающе раскинутых на подлокотниках кресла и демонстрирующих буйную кудрявую растительность внизу живота. Тяжелые крупные груди свисали женщине под мышки. Вид у нее был чудовищно непристойный, просто смотреть противно. Но почему-то у рослых омоновцев, затянутых в штурмовую форму, с десантными автоматами в руках, в шлемах с поднятыми забралами, как-то самопроизвольно раздувались ноздри, а учащенное, прерывистое, будто после долгого бега с препятствиями, дыхание указывало на определенную вредность такой их работы для человеческого здоровья. И при этом еще они стыдливо отводили друг от друга глаза, будто боясь, что их уличат в чем-то непотребном, запретном.

…Поремский вспомнил, что, когда еще учился на юридическом факультете, одно время была у него подружка из медицинского училища. Бойкая, крепенькая вся такая, темпераментная девица, приехавшая в Москву из Ростова-на-Дону покорять, видимо, столицу. Известно, что самые сведущие в медицине люди – это те студентки, которые только собираются еще стать медсестрами: для них вообще не существует ни секретов профессии, ни уж тем более каких-либо запретов. Вот и Инка оказалась одной из них.

А почему вдруг вспомнилась? Да вот увидел Владимир, войдя последним в квартиру, развернувшийся перед ним «пляжный пейзаж» довольно сомнительного толка, поглядел на словно стекленеющие глаза бойцов и усмехнулся про себя. Точно, и с ним однажды случилась близкая история.

Они всё искали себе место уединения, и оно неожиданно нашлось в ее училище, куда они проникли со всей осторожностью, обманув бдительность вахтера. Инка завела его в одну из аудиторий, или то был какой-то странный врачебный кабинет, подтащила к не менее странному, непонятному сооружению и вдруг вскочила на эти конструкции. Да так ловко, что ноги ее вмиг оказались раскинутыми высоко в стороны. Была полная луна, света они, естественно, не зажигали. Все выглядело словно на ладони, и он остолбенел. Но он был молод, распален долгим терпением, и приглашать его не надо было. Он с ходу оценил неоспоримые достоинство того сооружения. А позже узнал, что это всего лишь обычное гинекологическое кресло, в котором врачи осматривают и обследуют своих пациенток. Обычное – даже почему-то обидно стало.

Но Владимир будто заново ощутил то, давнишнее свое, состояние крайнего азарта, почти бешенства, кинувшего его тогда к Инке. И подумал, почти физически ощущая сейчас тяжкую атмосферу, накапливающуюся в комнате, что, случись невероятное и расстегни вдруг кто-нибудь из наиболее решительных омоновцев ширинку своих брюк, мгновенно выстроится живая очередь желающих также овладеть этой грубой, горячей плотью. И никакая сила их не остановит, потому что она сама, эта плоть, куда более страшная, почти убойная сила. Вот и ищи потом мотивы в делах о групповых изнасилованиях…

Появившийся в комнате судмедэксперт с ходу оценил обстановку и рявкнул на столпившуюся «публику» почти зверским басом:

– Эй, вы, охламоны! Да прикройте ж ее чем-нибудь! Ну чего вы, как кобели на собачьей свадьбе?! Есть же халат, тряпки вон валяются! —и показал на разбросанную по полу одежду.

Раздались короткие смешки, кто-то выдал довольно-таки сальную шутку. И, наконец, пришел в себя командир отделения, задействованного в операции:

– ОМОН, на выход!

А Седов, улыбаясь, добавил, обращаясь уже к Поремскому:

– Оперативно-следственная группа может приступить.

Судебный медик быстро осмотрел Масленникова, сказал, что тот живой, но спит, то есть в полном отрубе. А что он принимал, понять сейчас трудно, тут, на столе, навалом всяческой хренотени, и нужны специальные анализы. Но ответ может подсказать вон та дама, видимо от медицины, и показал на женщину. Сам же подошел, спустил наконец с подлокотников ее безвольные ноги, подтянул и застегнул на ней белый халат и открыл свой чемоданчик, чтобы попытаться привести ее в чувство.

Из документов, найденных в ее сумочке, Поремский узнал, что она работает врачом в наркологическом диспансере. Был и адрес, и все прочие атрибуты. Мария Леонтьевна Торопкина – вот как ее звали. Возраст – 48 лет, не замужем, штампа в паспорте нет, о детях тоже ничего не сказано, а может, просто отсутствуют соответствующие отметки в паспорте. Ничего себе «девушка», кинувшаяся во все тяжкие на старости лет! А с другой стороны, за что ее судить? Свободная женщина. Если и осуждать, то разве что за наркотики. И опять– таки лишь в том случае, если их принесла сюда она. Ну а кто ж еще? С наркоманами же работает.

А «свободная женщина» Мария Леонтьевна Торопкина между тем с помощью судмедэксперта постепенно приходила в себя – что-то несвязно уже бормотала, отталкивала его руку с нашатырем, пыталась повернуться, чтобы удобнее устроиться в кресле и продолжить счастливый, или какой он у нее там, сон. Но медик не отступал. И наконец ей пришлось открыть глаза и медленно сообразить, где она, что с ней и, главное, откуда здесь столько постороннего народа. Потом она увидела спящего Масленникова, осознала собственный внешний вид и попросила дать ей возможность одеться.