Текст книги "След "черной вдовы""

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

А позже по телевизору рассказывали о стрельбе на Бережках, но Толян как-то не врубился и не сопоставил для себя эти факты. Хотя позже мысль была, и он даже с кем-то из своих приятелей вроде бы поболтал на эту тему. Ну поговорили, и забыл, а тот запомнил, получается. Но ничего он, Толян, утверждать все равно не будет и уж тем более «стучать» на Валерку. Что видел, то видел, а обвинять соседа в чем бы то ни было он отказывается категорически! И ничего подписывать не будет!

«Ишь ты, – усмехнулся Саватеев, – грамотный народ пошел!» И, прощаясь, попросил парня молчать об их разговоре, но на этот раз уже строго, и ни с кем из приятелей своих больше не «болтать». А заодно узнал, почему Валерку зовут боксером, в каком подъезде он живет и на каком этаже. Пока этого было достаточно. Спросил еще: почему тот мотоциклист показался Толяну армянином? И парень ответил:

– Да он весь такой… ну, кучерявый. И нос… – Он показал согнутым пальцем «крутой» клюв.

– Ну да, с таким носом – определенно армянин, – засмеялся Саватеев.

О такой удаче, подумал Рюрик, как-то даже и не мечталось. И тут он наконец понял, почему генерал Грязнов так настойчиво рекомендовал ему в напарники именно Николая. Тот же был здесь, в сущности, своим человеком! Да и потом, все-таки начальник «убойного» отдела МУРа, не замазанный в подлянке тех «оборотней», о которых много писали и по телику показывали, это – настоящий сыщик, а не какой-нибудь там «стригущий бабки» ментяра – в неуважаемом смысле этого слова.

Итак, налицо теперь имелся Валерий Коркин, коренной москвич, который в школьные годы занимался в секции бокса, но ему сломали нос, и с этим видом спорта было покончено, зато кличка Боксер среди сверстников и знакомых прилепилась прочно. После службы в армии работал в таксопарке, в Очакове, откуда уволился, говорят, чего-то не поделил с начальством, и занялся собственным бизнесом. Возраст – двадцать восемь лет. Ну еще вроде бы срок имел Валерка, за драку с нанесением увечий, но это по пьяному делу – так говорили. А вообще-то он парень свой, в натуре, запросто и пива поставит. И это было, в общем, все, что знал о своем соседе студент Плешки. Или о чем он мог без опаски для себя рассказать.

Чтобы нечаянно не спугнуть свидетеля, и без того выдававшего информацию «по чайной ложке», Саватеев не стал ему даже фоторобот показывать – настолько был уверен, что найден именно тот, кто нужен. И он немедленно отправил имеющиеся данные на Валерия Коркина в информационный отдел МУРа. Ответ пришел сразу: есть такой!

«Коркин Валерий Иванович, 1976 года рождения, г. Москва, образование среднее, служба в армии – воз– душно-десантные войска, специальность – механик– водитель, гражданская профессия – автослесарь, водитель такси, место работы – Очаковский таксопарк. Судимость – ст. 112, 2-г УК РФ».

Вот и вся биография. Срок пять лет в составе группы лиц – за умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью гражданина Хасаналиева А. Г. Ясное дело, рядом рынок у Киевского вокзала, расследовала Дорогомиловская межрайонная прокуратура и наверняка переквалифицировала 163-ю статью на 112-ю, то есть рэкет на «хулиганку». Почему – другой вопрос.

Но самое главное заключалось в том, что фотография Коркина из картотеки уголовного розыска фактически соответствовала тому фотороботу, который был составлен на посетителя двух учреждений: дирекции Большого театра и отделения реанимации института Склифосовского. Значит, учитывая особую дерзость, с которой совершались преступления, этого уголовника надо брать с предельной осторожностью – он наверняка окажет вооруженное сопротивление.

Елагин с Саватеевым тщательно разработали операцию по захвату. Во-первых, сразу установили за подъездом Коркина постоянное наблюдение. Но преступник из дома не выходил, а по вечерам окна в его квартире не светились. Неужели успел куда-то отбыть? Это было бы очень некстати. И тогда перешли ко второму пункту, как им ни хотелось бы этого не делать. Рюрик сам отправился к Анатолию Гвоздеву в дом номер два по Украинскому бульвару.

Поднялся лифтом на шестой этаж, позвонил в дверь девяносто шестой квартиры – раз, другой, третий, никто не отвечал. Прислушался – за дверью не было никакого движения. Странно – с одной стороны, а с другой – что ж он позабыл-то? – наверняка у студентов уже начались летние каникулы, зачем же молодому человеку сидеть дома? Нехорошо получается. И Рюрик стал звонить соседям по лестничной площадке. Отозвались в девяносто седьмой квартире.

Не спрашивая кто, дверь открыла старушка с детской распашонкой в руках. Спросила:

– А вам кого?

Рюрик объяснил свою нужду. И женщина ответила, что обычно слышит, как у Тольки-охламона за стенкой вечно музыка гудит, а уж два дня, как не слышно. Может, к родителям на дачу отъехал? Она знала, где находится та дача – в Быкове, по Казанской дороге, где аэропорт. А там – Прудовая улица, дом восемь. Легко запомнить.

Дальнейшие события развивались поистине стремительно. Саватеев немедленно выехал на машине по указанному адресу. Старый дом в густом сиреневом саду нашел легко. Представился сотрудником деканата, мол, не решены некоторые вопросы летней практики. Но родители Анатолия ничего о сыне сказать не могли, не было его у них. И потом, он же еще экзамены сдает! Они забеспокоились.

Теперь уже, после телефонного звонка Николая, Рюрик помчался в Плехановку, в Стремянный переулок, что возле станции метро «Павелецкая». Нашел деканат факультета с мудреным названием «Математические методы исследований операций в экономике», где учится Гвоздев, но секретарша – миловидная, кокетливая женщина – сообщила ему, что Анатолия «здесь и сейчас», скорее всего, уже нету, Толя Гвоздев у них – преуспевающий студент и сессию сдал, а теперь свободен как птица – до самой осени. И было заметно, что и она тоже вовсе не прочь стать такой же птицей, если бы… ну, если бы этот симпатичный и строгий только с виду старший следователь по особо важным делам сделал ей какое-нибудь приятное предложение.

Рюрик подумал, что оно бы, конечно, было даже очень неплохо, да, к сожалению, дела, а теперь уже наверняка и не самые приятные. И он, вместо того чтобы намекнуть очаровательной Леночке, или, по-дружески, Лялечке, на возможность вечернего рандеву, с показным вздохом отзвонил Саватееву.

Николай понял опасения Рюрика и, в свою очередь, переговорил с Павлом Петровичем Гвоздевым наедине. Сказал, что есть у него некоторое беспокойство, и надо бы, не пугая, возможно и совершенно напрасно, мать, съездить тем не менее в Москву и заглянуть в квартиру. Кабы чего там не случилось.

Гвоздев-старший придумал себе причину и сказал жене, что хочет воспользоваться оказией и съездить домой. Та не возражала, но явно заволновалась.

Они встретились втроем на лестничной площадке. И когда Павел Петрович только открыл дверь в квартиру, Рюрик, как опытная ищейка, потянув носом, мрачно взглянул на Саватеева и удрученно кивнул. Сочился сладковатый запашок.

Саватеев тут же остановил шагнувшего через порог Гвоздева-старшего, приложил палец к своим губам и вошел первым. Открыл одну дверь, другую и… отпрянул. Поднял обе руки и сказал:

– Павел Петрович, не заходите сюда пока. Я вызываю дежурную оперативно-следственную бригаду. – И достал свой мобильник. – Алё! Кто? Это – Саватеев, привет, Иван Демьяныч. Высылай срочно дежурную по адресу… записывай… – Он продиктовал адрес. – Да, и труповозку – тоже.

А Елагин, взяв за плечи словно одеревеневшего Гвоздева, развернул его, вывел почти силой на лестничную площадку и сказал:

– Случилась беда, Павел Петрович. Заходить пока не надо, в квартире могли остаться следы преступника.

Мужчина дернулся было обратно, в квартиру, но Рюрик его удержал.

– Сейчас прибудут криминалист, судебный медик, всё осмотрят, тогда и вы войдете. А сейчас… Николай, дай стул!

– Посидите немного, – сказал Саватеев, вынося на лестницу стул. И добавил потише, больше для Елагина: – Зрелище не для слабонервных.

– Что там?.. – совсем осипшим голосом спросил Гвоздев.

– Там покойный, Павел Петрович, – ответил Николай. – То, чего мы все и боялись. Но почему так случилось, я вам объясню потом, позже. А тело лежит… ну да, два дня, не меньше. Окна закрыты, жарко, духота, сами понимаете, какая атмосфера… – И кивнул Рюрику: – Поболтал-таки небось… А ведь я ж его предупреждал… Эх, мальчишки…

Г воздев вдруг откинул голову и наверняка грохнулся бы на ступеньки, разбив себе голову, если бы Николай не успел вовремя подхватить его. Подумал, хорошо, что мать еще с ними не поехала, а то вообще туши свет…

К счастью, «скорую» вызывать не пришлось, через короткое время подъехала дежурная бригада, и судмедэксперт, открыв свой чемоданчик, нашел у себя капсул– ку нитроглицерина. Гвоздев немного пришел в себя.

Первым в квартиру вошел эксперт-криминалист, осмотрелся, пощелкал фотоаппаратом со вспышкой, махнул рукой Елагину и Саватееву. И начался методичный осмотр всего помещения. А судебный медик занялся трупом юноши, лежащим ничком посреди комнаты на ковре, с черно-бурым пятном впитавшейся вокруг тела крови. В спине жертвы торчал все такой же десантный штык-нож, словно визитная карточка убийцы. Елагин с Саватеевым лишь молча переглянулись, когда судебный медик извлек его из тела убитого и показал им.

– Ладно, ребятки, – сказал Николай членам бригады, – трудитесь пока, оформляйте, как положено, Генпрокуратура это дело забирает к себе, так, Рюрик Николаевич?

Елагин кивнул и добавил:

– А мы займемся убийцей. О хозяине позаботьтесь – родственники, соседи там… Жена его на даче, у Николая Сергеевича адрес имеется, если чего. Я думаю, надо будет к ней съездить, а то новая беда приключится. Когда тело увезут, пусть Гвоздев посмотрит, если сможет, что пропало в доме, ну и так далее, сами дело знаете. Врача из поликлиники пригласите. А ты, Николай Сергеевич, звони-ка Вячеславу Ивановичу, нам потребуется подкрепление вместе с постановлением на вскрытие квартиры преступника, больше ждать не будем…

Через полчаса во двор въехал микроавтобус и сдал задом прямо к подъезду, в котором на пятом этаже проживал, по сведениям из Дорогомиловской ДЭЗ, гражданин Коркин Валерий Иванович. Из машины коротким ручейком хлынули в подъезд с десяток омоновцев, экипированных для штурма, а следом зашли Елагин с Саватеевым, пригласив с собой эксперта-криминалиста, которому предстояло вскрыть дверь, а потом посмотреть, что в квартире и как.

Вскрыли и вошли без шума, но жилище оказалось пустым. Никого. Собственно, как сообщили в ДЭЗе, квартира эта была коммунальной, проживали до недавнего времени две семьи. Но за выездом первой одна комната осталась свободной, и живший в двух других, проходных комнатах Коркин собирался то ли приватизировать всю жилплощадь, то ли с кем-то производить обмен. Во всяком случае, самая большая комната стояла пустой – ни мебели, ни каких-либо иных вещей. А жилье Коркина было обставлено лишь самым необходимым. Аскетическая, мягко говоря, обстановка: продавленный старый диван, несоразмерно большой, старинный шкаф, он же и буфет, где хранилась посуда, стол, стулья, ну и еще техника. Этой было достаточно. И хороший телевизор «Самсунг», и видеосистема, и даже музыкальный центр. Похоже, убийца был еще ко всему и меломаном. «Редкий тип – меломан-отморозок… – подумал Рюрик, оглядывая помещение. – Хотя в наше время…»

Он предложил, поскольку квартира невелика, не задерживаясь, произвести тщательный обыск и покинуть ее, не оставляя следов своего присутствия. Мало ли, на всякий случай. Хотя он был уже почти уверен, что Коркин, каким-то образом узнав, что приятель детства «заложил» его, расправился с ним и залег на дно. И уходил он, похоже, второпях, потому что одежда была все еще аккуратно развешана в платяном шкафу, а в мойке на кухне высилась горка немытой посуды и захватанные пальцами стаканы. Это все пригодится эксперту-криминалнсту для снятия пальцевых отпечатков, хотя уже и сейчас можно сказать с уверенностью, кому они могут принадлежать. Тому же Боксеру, конечно.

А может быть, мелькнула мысль, убийца заметил наблюдателя? Произвел в своей преступной башке несложный расчет некоторых комбинаций и в результате вычислил, откуда могла явиться опасность? И в чем, как говорится, был, в том и ушел? Предварительно убедившись, кто навел ментов, и по-своему, вполне, надо сказать, профессионально, разобравшись с «наводчиком»? Нельзя исключить и такого варианта. Во всяком случае, наблюдение за квартирой снимать пока нельзя, поскольку преступник не просто может, а, по идее, должен, обязан вернуться. Либо прислать какого-нибудь гонца, вплоть до постороннего человека, чтобы проверить, есть ли засада. Опять же и дорогую технику зря не оставляют – она сегодня больших денег стоит. Правда, он наверняка не беден, но все же… Дарить-то уж свое кровное ментам он никогда не согласится.

И Рюрик Елагин, отпустив омоновцев, попросил Саватеева найти понятых, чтобы затем приступить к обыску. Все должно быть по закону.

А к Николаю он обратился по той причине, что на него было жалко смотреть – так он переживал. Ну конечно, уверен, что это его прокол. Надо же, так лихо выйти на преступника и… вмиг его потерять, да еще с неоправданными жертвами. Это Рюрик подумал о тех, которые теперь возможны. И еще надо будет объяснить родителям погибшего, почему так случилось, а то ведь у них определенно появится убеждение, что виновата во всем опять одна милиция. А сколько можно валить на нее? Послушался бы парень – и остался жить…

Глава шестая

ПОИСКИ И НАХОДКИ

1

Приличный парень Генрих Крафт оказался типичным немцем с какой-нибудь старинной рождественской открытки. Был он в меру упитан, невысок, подвижен, словно ртутный шарик, лысоват и с толстым мясистым носом доброго лавочника. И губы его смешно вытягивались в пухлую трубочку, когда он подносил к ним пивную кружку, обмакивая при этом кончик носа в густую пену.

Наблюдая за ним, Турецкий искренне улыбался. Он видел, что человек чувствует радость от всего, что его окружает: от атмосферы тщательно воссозданного под далекую старину симпатичного висбаденского кабачка, от янтарного цвета напитка, от пышной и плотной пены, от веселых своих соседей – вообще оттого, что он жив и здоров и ему самому приятно быть в обществе приличных парней.

Но это внешняя сторона. А Питер говорил, что у Крафта, при всей его кажущейся простоватости и мягкости, поистине волчья хватка. И если уж он берется за контрабандистов, они, можно сказать с полной уверенностью, надолго, если не навсегда, теряют спокойный сон. Генрих возглавлял отдел финансовых преступлений Федерального криминального ведомства, и этим все сказано.

Германия – не Россия, и говорить о делах с кружкой отменного пива в руках не принято. Вот Александр Борисович и отдался приятному процессу, полагая, что и для служебного обмена мнениями найдется время. Но часы тикали, а приличные парни Питер и Генрих, кажется, вовсе и не собирались отрываться от своих постоянно обновляемых кружек. Черт бы побрал этих немцев – Турецкий свалил обоих своих коллег в одну кучу, – которые никак не желали покончить с чревоугодничеством. Ну прямо как из голодной губернии! Особенно его потрясло то обстоятельство, что, усевшись за столом – и это после обильного приема пищи в аэропорту Франкфурта каких-то сорок минут назад, – Питер немедленно потребовал себе айсбайн, то есть вареную свиную ногу с гороховым пюре. Генрих, с которым познакомились буквально пятнадцать минут назад, заявил, что он только что отобедал, но пивом с коллегами побаловался бы с удовольствием, – так вот он немедленно последовал примеру Реддвея. Оба уставились на Турецкого с недвусмысленным вопросом в глазах, а когда он испуганно замахал руками, переглянулись, усмехнулись и дружно пожали толстыми, покатыми плечами. Им было непонятно, как можно отказаться от айсбайна.

И вот уже третий час едят и пьют. Пьют и едят. И болтают. Причем по-немецки. Крафт, оказывается, уже знал, что Алекс понимает немецкий язык, ну а о Питере и говорить было нечего – полиглот! Некоторые выражения Питер все-таки переводил Турецкому, но они все касались лишь каких-то старых и смешных историй, о которых Реддвей, естественно, знал, и ему было весело. Как и Генриху.

А вот Александр Борисович медленно тянул пиво и мысленно выстраивал для себя общую картину тех происшествий, которые, так или иначе, ложились в одну длинную цепочку, которую ему придется вытаскивать – звено за звеном, пока на конце ее не окажется чего-нибудь стоящего. А чего? Один Бог знает.

Пока же, если верить собственной интуиции, а также тем фактам, которые уже имелись у следствия, но до сих пор еще не нашли единственно верного толкования, картина складывалась следующим образом.

Костя верно напомнил о «дыме из одной трубы». Это было, кстати, выражение самого Турецкого. Ну если честно, то не совсем его.

Был в его жизни, это когда Александр Борисович изучал юриспруденцию, один преподаватель —любопытный тип. Правда, любопытного в нем всего и было то, что он, воспитанный в строжайших правилах везде и во всем соблюдать нужную и ненужную конспирацию, уходя, скажем, в буфет, обязательно запирал в сейф свою рабочую пишущую машинку. Компьютеров в ту пору и близко еще не было. На вопрос, зачем он это делает, профессор многозначительно грозил пальцем в пространство и с проницательной ухмылкой всезнающего человека заявлял: «Это —дым из одной трубы». Турецкому объяснили, что тот просто боится, как бы на его машинке неизвестный недоброжелатель не написал какое-нибудь подметное письмо, которое перехватит КГБ, станет искать автора по шрифту машинки – они же все фиксировались в особых отделах предприятий, а потом найдет машинку и сурово накажет ее хозяина. За головотяпство, за преступную безответственность, за неумение хранить государственные секреты… Да мало ли найдется поводов доказать твою серьезную вину? И, наконец, кто хозяин? Сложный, конечно, пассаж, но если вдуматься, абсолютно адекватно и точно продиктованный временем.

Дым из одной трубы… С тех пор и повелось: когда соединяли в одном производстве несколько уголовных дел и связь между ними следовало еще доказывать и доказывать, а не просто оправдываться собственными интуитивными соображениями, вспоминали пресловутый «дым». Как, впрочем, и в данном деле…

Итак, что мы имеем? Имеем некую акционерную холдинговую компанию, называемую «Нормой». Имеем его владельцев, двое из которых обладают известным авторитетом в уголовном мире, а один из них даже занимает, точнее, занимал высшую ступень в региональной воровской иерархии. Имеем явную разборку между этими партнерами, в результате которой этот самый «иерарх» уже отбыл в мир иной, и следом за ним отправились туда же его спутники, убивать коих было совсем не обязательно. Что, в свою очередь, может лишь свидетельствовать о кровожадности партнера. Имеем также письменное обращение «кровожадного партнера» к президенту о помощи, не встретившее, однако, взаимного понимания. После чего последовало покушение на президента – скорее показательное, нежели действительно серьезное. И, наконец, имеем убийства двоих возможных партнеров и одного служащего «Нормы» уже в Германии. Это если считать российского дипломата тоже партнером, учитывая его питерское происхождение. Хотя его партнерство – далеко не факт. Но ведь именно Турецкого пригласил расследовать конкретно это убийство сам герр Траутфеттер, руководитель Федерального криминального ведомства. А он-то наверняка знал, зачем это ему нужно. Вон сколько всякого наворочено!

И самое последнее – все события произошли практически одновременно, как единая акция. Что, собственно, и позволяет соединить все расследуемые дела в одно уголовное дело. Тогда и рассматривать германские убийства придется именно в таком контексте. Правда, посвящать немецких коллег в сам факт питерского расследования мы не будем, поскольку в средствах массовой информации о нем нет ни малейшего упоминания. Достаточно громких московских разборок, которые им будут очень интересны как раз по той причине, что участвовали в них фигуранты дела, из-за которого и произошли почти в трех десятках российско-германских фирм, входящих в компанию «Норма», обыски и изъятия документации.

Надо будет посмотреть, во-первых, что это за документы, и уже, во-вторых, спокойно, не привлекая к своим действиям внимания, попытаться понять, на каком таком основании некий бандит требует от президента государства личной помощи в разрешении собственных проблем. Ведь именно на это намекнул президент при встрече. И надо понимать так, что, если где-то вдруг вскроется некий «неудобный» факт, который может даже косвенно задеть, не говоря уже – скомпрометировать, государственное лицо, сей факт не должен ни в коем случае стать достоянием общественности. Это – подспудная мысль. А если отбросить словесные условности, то нет таких фактов, да и быть не может. По определению. Это «крылатое выражение», кстати, внес в российский политический обиход один из бывших, кратковременных, естественно, премьер-министров России во второй половине девяностых годов, прозванный за свои непредсказуемые действия киндер-сюрпризом. Давно было… Хотя кажется, только вчера – так быстро живем…

Таким образом, возвращаясь к началу, «труба» таки была. Й все «дымы» появлялись, видимо, из нее, хотя и в разных местах. Интуиция подсказывала, что они – не сами по себе, не от отдельных источников – костров там или чего-то другого, а из той же одной, будь она неладна, «трубы». Прав был по-своему давно уже покойный «работник пера»…

Турецкий задумался и не сразу обратил внимание на то, что Генрих, с блуждающей на толстых губах улыбкой, вопросительно смотрит на него. Наверное, пропустил что-то важное? Александр перевел взгляд на Питера, и тот нудным тоном уставшего повторять одно и то же учителя произнес по-русски:

– Генрих вторично интересуется, насколько хорошо знаком ты с этими родственниками? Он имеет в виду владельцев «Нормы». Но ты не ответил на его вопрос.

– Исключительно по материалам прошлых уголовных дел, судимости по которым давно погашены. А лично их в глаза ни разу не видел. Но почему возник такой вопрос? Пит, я что-то пропустил важное?

Крафт слушал и кивал. Позже Турецкий узнал, что Генрих понимал русскую речь, но стеснялся признаться, что говорил по-русски очень плохо, вообще практически не разговаривал. А в данном случае миссию переводчика на себя как бы добровольно взял Питер, й это вполне устраивало немца. Как, впрочем, и Турецкого.

Генрих в ответ произнес длинную фразу, и Турецкий не стал напрягаться, посмотрел снова на Реддвея.

– Твой немецкий коллега имеет сведения, что слухи о твоем приезде сюда вызвали некоторый… переполох, да?., в криминальных кругах, не заинтересованных в том, чтобы расследование вокруг «Нормы» принимало широкий международный резонанс.

А вот это уже была любопытная новость. Откуда вообще стало здесь известно, что Турецкого, кстати именно по настоятельной просьбе герра Траутфеттера, подключили к данному расследованию? Возможно, от самих же немцев либо от ближайшего окружения господина генерального прокурора Российской Федерации, который наверняка знает о том, что его помощника пригласили еще и в Кремль для приватной беседы с президентом. Для «высокого» напутствия перед поездкой? Но скрытый смысл всей этой «игры» в чем заключается? Уголовники-то чего тут переполошились?

И Турецкий сформулировал свой встречный вопрос так, чтобы получить на него максимально исчерпывающий ответ. И сосредоточился уже не на речи Генриха, а на переводе Реддвея. Питер перевел следующее.

Во время проведения той акции, о которой, несомненно, известно господину Турецкому (речь идет об обысках и выемке документации в офисах двадцати восьми фирм, входящих в акционерную компанию «Норма»), Генрих Крафт имел честь – опять-таки не в прямом, а в переносном смысле —допросить совладельца компании господина Масленникова. Никаких обвинений в его адрес выдвинуто тогда еще не было – слишком неубедительной представлялась доказательная база. Да и сам Масленников категорически отрицал какую-либо свою связь с преступным миром России, любые подозрения в отмывании денежных средств, а уж тем более – убийства собственных сотрудников и партнеров.

Но по мере изучения изъятых документов все более отчетливой становилась криминальная подоплека деятельности компании. На ее счета в Дюссельдорф, в Норденкредит-банк, переводились из России в буквальном смысле баснословные суммы, которые затем акционерная компания внедряла в промышленные структуры Германии, а прокрученные затем деньги в качестве инвестиций, уже через дочерние компании, снова направлялись в Россию – для проведения дальнейших операций с недвижимостью и на другие цели. Такова краткая схема. А в действительности денежные средства из России пропускались через десяток различных банков Германии, Финляндии, Польши, Италии, Греции, Кипра и так далее ради того, чтобы умело скрыть их реальное происхождение.

Часть финансовых документов компании «Норма» указывали на то, что она активно занималась контрабандой автомобилей, из Европы в Россию, которые паромами переправлялись из Германии в Финляндию, а оттуда уже поступали в Санкт-Петербург.

«Ага, – подумал Турецкий, – вот где концы – следы папаши Масленникова, из-за которого, возможно, и разгорелся весь сыр-бор! Тот же занимался страхованием автомобилей из дальнего зарубежья! И теперь «отдыхает» от своей бурной деятельности в знаменитых питерских Крестах».

Другие документы подтверждали, что через Польшу и Белоруссию компания осуществляла также контрабанду сигарет и алкоголя, не брезговала низкопробным рэкетом в странах бывшего восточного блока и, вероятно, торговлей людьми.

Иначе говоря, полный «джентльменский набор», характерный для широко развитой и разветвленной организованной преступной группировки с выходом на международную арену. Но вся эта контрабанда представлялась мелочью на фоне того, что удалось установить Управлению по надзору за финансовыми операциями во Франкфурте-на-Майне. Акционерная компания «Норма» ни много ни мало успешно манипулировала курсами акций на бирже путем организации ложных публикаций в средствах массовой информации. Вот где главные денежки-то!

Теперь становились понятными причины устранения видных партнеров и сотрудников акционерной компании. «Внутренние разборки», говоря по-русски. Значит, предстояло определиться с заказчиком. Или заказчиками, игравшими в компании первые скрипки.

А здесь случился досадный прокол. Господин Масленников, с которого до конца расследования была отобрана подписка о невыезде, тем не менее неожиданно исчез.

Питер потыкал указательным пальцем в пол и объяснил:

– Провалился глубоко под землей, так?

– Примерно, – усмехнулся Турецкий. К чему сейчас вдаваться в лингвистические «заморочки»?

– У следствия, – продолжил довольный Пит, – есть определенная надежда на твою помощь, Алекс.

– В смысле помочь отыскать фигуранта? И выяснить у него, кто явился непосредственным заказчиком убийств – не он ли случайно или, может, кто-то из его «коллег по партии»? А заодно уговорить его признаться в том, что «грязные российские деньги» действительно отмывались здесь, в Европе? И что именно для этих далеко идущих целей и была в свое время создана в Г ер– мании совместная холдинговая акционерная компания «Норма»? Ну и, таким образом, взвалить, наконец, на плечи Максима Масленникова всю тяжесть обвинений по доброму десятку статей международного уголовного права? Так себе мыслят мою помощь коллеги?

Турецкий не ерничал, просто сама постановка вопроса в этом ключе виделась ему несколько, мягко выражаясь, абсурдной. Мол, прилетел дядя из России, мигом все расставил по местам, разложил по полочкам, даже предъявил следствию главного подозреваемого, ну а уж они, «немецкие законники», определят степень ответственности обвиняемого и вынесут постановление о наказании. Просто. Удобно. Выгодно. А главное, совершенно очевидно.

Это примерно так же, как относительно недавно, еще пару десятилетий назад, писали во всех рекламных проспектах и даже выводили пылающими неоновыми буквами на карнизах зданий: «Надежно, выгодно, удобно хранить деньги в сберегательной кассе»… Наивные времена? А где еще можно было хранить? В чулке? Черт его знает. Нынче-то ведь никто полностью не уверен, что кому-то можно без опаски доверить свои кровные.

Но, высказывая свои мысли, Александр наблюдал за выражением лица Генриха и видел, как тот прямо– таки лучился радостью от проявленного им, Турецким, понимания. Он бесконечно кивал, повторяя при этом: «Я, я, я…» Однако с юмором-то у них, похоже, явная напряженка…

Разве что одно уже неплохо: худо-бедно, а необходимые акценты расставлены. Но это на среднем, можно сказать, уровне. А теперь предстоит выяснить, чего от него желают получить на высшем уровне. Хотя вряд ли будет большая разница.

Всерьез же его интересовала только одна проблема: нужен был действительно реальный выход на ближайшее окружение Максима Масленникова. И для этого надо было иметь твердую уверенность, что он не в Германии и не в какой-нибудь другой европейской стране, а в России. Дома его найдут. И вот с выходом на окружение как раз немцы и могли бы помочь. И Турецкий закинул удочку с такой наживкой.

Генрих отреагировал живо и с большим энтузиазмом, словно только этого вопроса и ждал. Ну, разумеется, разумеется! Вся криминальная полиция Германии будет поставлена… на ноги?., на уши?., как русским больше нравится? – это уже Питер, переводя быстрые фразы Генриха, начинал понемногу и сам ерничать. Но тут же становился серьезным, ибо видел, что дело того стоит, и продолжал. Итак, будут задействованы все необходимые спецслужбы. Но произойдет это после встречи и решающего разговора в кабинете герра Траутфеттера. И если тот примет решение…

И еще один фактор, который смог бы помочь в столь важном вопросе. Вот у коллеги Крафта нет, например, сомнений в том, что коллега Турецкий привез с собой неопровержимые доказательства виновности указанного фигуранта, которые могут быть немедленно приобщены к уголовному делу, возбужденному заочно. Они могли касаться афер с недвижимостью в России, ухода от уплаты налогов, жестокой расправы с бывшими партнерами по бизнесу, иной криминальной деятельности, связанной с контрабандой и распространением наркотиков, торговлей оружием, современными видами работорговли и вообще – попранием гражданских прав и свобод.

Турецкий усмехнулся: «попрание», да еще, пожалуй, «ущемление» – это было бы в самую, что называется, точку! Особенно при рассмотрении в судебном заседании эпизода на Бережковской набережной. Ох, крючкотворы-законники!