Текст книги "Принцип домино"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

2

В загородном доме Белявского хозяин вместе с Антоном просматривали кассету, где ответственный секретарь «Российских ведомостей» занимался любовью с восходящей звездой российской эстрады Стефанией, она же Юля Астапова, вице-мисс какого-то не то Приангарска, не то Забайкальска, что до сих пор не было установлено.

– Почему же она всего-то вице-мисс? – спросил Эдуард Григорьевич с некоторой обидой. – Я видел одну мисс Россию года два назад. Вот как тебя, и даже ближе. Куда ей до этой куколки.

– Эдик, к вам можно? – постучала в дверь кабинета жена хозяина.

– Геля, я же просил не отрывать нас, пока идет совещание… – недовольно сказал муж. – А что там у тебя, срочное что-то?

– Ты же сам просил кофе для тебя и нашего гостя…

– Ну давай, только быстро, – пробурчал хозяин, положив руку на руку гостя, взявшегося за пульт видеомагнитофона. – Пусть тоже посмотрит…

Дверь открылась, и вошла жена бизнесмена, по счету третья, – как положено, бывшая фотомодель с несколько оплывшей, но все еще прекрасной фигурой и влажными, гладко зачесанными волосами, что ей весьма было к лицу.

Она не сразу стала супругой Белявского, пройдя этап секретарства в его офисе, как и до нее две предыдущие.

Она вкатила небольшой столик на колесах, сервированный, как в лучших домах, серебряным кофейником и такими же миниатюрными чашечками на блюдцах, а также длинной розой, стоящей в узкогорлой китайской вазе.

– О боже… Вот вы чем тут занимаетесь! – ахнула она, увидев на огромном экране самый пафосный момент происходящего.

– А, это… – Эдуард Григорьевич нарочито зевнул и пренебрежительно махнул на экран. – Для пользы дела. Немного отвлекает, зато как возбуждает…

– Я и вижу, – фыркнула она.

И какие идеи приходят в голову… – Он подтолкнул локтем Антона. – Кстати, Геля, знакомься, это новая пассия известного тебе Савелия, о которой сейчас все говорят. Он привез ее из заснеженной Сибири, пообещав сделать звездой эстрады.

– Очень приятно. Но с ней, насколько я вижу, сейчас не Савелий… – сказала она, присаживаясь в кресло рядом с Антоном, отчего его окутала волна запаха ее духов, шампуня и роскошной женской плоти.

– Савелий мне о ней сказал как о стимулирующем средстве, повышающем жизненную активность, – хмыкнул хозяин. – Он всегда смотрит эту запись, когда желает испытать забытое волнение и творческое вдохновение. Говорит, что после просмотра поет, как в молодые годы.

– А что, разве у тебя те же проблемы? – сощурилась она. – Вот не знала… Но в ней действительно есть нечто инфернальное. И она такая… не по годам сексуальная… Нет, вы послушайте, как она кричит. Как самка в девственном лесу.

– На этот случай есть анекдот, – вспомнил олигарх. – Муж жалуется супруге: доктор, моя жена при оргазме очень кричит. Так это замечательно, отвечает врач. Да, но она меня при этом будит…

– Ты уверен, что это только анекдот? – сощурилась супруга. – А не суровая действительность? У вас хороший вкус, мальчики. Кстати, кто этот молодой человек? – обратилась она к Антону, прямо взглянув на него своими ясными, огромными серыми глазами. – Я будто видела его где-то раньше. Одетым, разумеется.

И незаметно к нему придвинулась. Антон не успел ни ответить, ни отодвинуться.

– Это ответственный секретарь «Российских ведомостей» Олег Быстрое, – недовольно пробурчал супруг, заметивший ее маневр.

– «Ведомости» – это Левкина газета, если не ошибаюсь? – спросила она. – Что молчите? Хотя понимаю… Кажется, я помешала тебе готовить компромат на закадычного друга Леву? – спросила она, переводя взгляд с одного мужчины на другого и снова несколько задержав его на Антоне.

Похоже, ей тоже передалось возбуждение с экрана, – щеки порозовели, глаза заблестели.

– На заклятого друга… Ты, кажется, куда-то собиралась? – нахмурился супруг. – Налей-ка нам наконец, а то остынет.

И, взяв пульт, он отключил видеомагнитофон.

– Вот сейчас вместе с вами попью кофейку… – Она медленно разливала по чашечкам, испытывая терпение супруга. – И поеду. Кстати, кто сегодня из охраны будет меня сопровождать? – спросила она у Антона. – Я хотела бы, чтобы это был Саша. Он всегда такой милый, предупредительный, внимательный.

– Он как раз сейчас свободен… – сказал Антон, мельком взглянув на сощурившегося Эдуарда Григорьевича. – Передайте ему от моего имени.

– Скажи ему сам, – перебил хозяин. И кивнул на свой сотовый.

– Так я поехала? – спросила Геля после продолжительного молчания, в течение которого они допивали кофе, и вопросительно посмотрела на мужа.

– Сколько? – спросил он, насупясь.

– Пятьсот, как всегда, на мелкие расходы, шпильки, булавки…

– Ты ж говорила, что идешь только к своему массажисту и назад? – спросил Эдуард Григорьевич, по-прежнему недовольно хмурясь.

– На сегодня мои планы изменились… И, кстати, поэтому я арендую Сашу до самого вечера, – сказала она, томно поднявшись с кресла.

Муж протянул ей пятьсот долларов:

– Бери… И все, до ужина! – Он махнул рукой в сторону двери.

Когда она вышла, хозяин снова включил запись и некоторое время молча смотрел на экран.

– Так, только честно и между нами… Она к тебе подкатывается? – и кивнул на дверь, за которой только что скрылась супруга.

– Кто? – удивленно спросил тот.

– Не прикидывайся… Я тебя, Антоша, предупреждаю… – и постучал кулаком по столу.

– Вы что, и в мыслях не было!

– У тебя, может быть, и не было… – мрачно согласился босс. – Ладно. И что ты предлагаешь с этим делать? – спросил он спустя некоторое время.

– У нас есть телеканал, – осторожно напомнил Антон. – Нужно точно выбрать момент и показать в позднее время, когда дети уже спят. Чтоб не обвинили в растлении.

– Общественность все равно встанет на дыбы, – хмыкнул Эдуард Григорьевич. – Сначала от перевозбуждения. Потом опомнятся и заорут о вторжении в частную жизнь. О попрании закона… И будут сочувствовать ему, а не ей… Она ведь, кажется, певичка?

– Да, кстати, я привез ее клип, который уже показывали по шестому каналу… – Антон порылся в своем кейсе, достал кассету.

– Там она такая же сексапильная? – поинтересовался олигарх.

– Ничуть не меньше, – заверил его Антон. – Так извивается и запрокидывается, что забываешь про ее голос. Хотите посмотреть?

Белявский взглянул на часы:

– Ладно, давай, еще полчаса у меня есть.

Они молча смотрели какое-то время, потом хозяин махнул рукой:

– На нее приятнее смотреть, когда ее рот чем-то занят. Поэтому ей не приходится кривляться. А кто хоть снимал? – Он кивнул на первую кассету.

– Здесь она сама снимала, – сказал Антон. – Саша привез ее к Олегу и дал с собой миниатюрную видеокамеру.

– Это какой еще Саша? – сомкнул брови. – Уж не тот, кто поехал сейчас с Ангелиной?

– Тот самый… Наш охранник.

– Наш – значит, мой, – сварливо сказал олигарх.

– Логично. То есть она знала, что идет съемка. И я хотел предложить сделать композицию из этих двух записей – вот она на эстраде, вот она в постели…

– А ты сам-то вообще кто? – вдруг развернулся к нему своим грузным телом Белявский. – Режиссер или мой главный телохранитель?

– Шеф службы безопасности, – осторожно поправил Антон. – А почему возник этот вопрос?

– А потому что я теперь эту сучку сам хочу! – мрачно сказал Белявский, кивнув на экран. – И чем быстрее ее получу, тем будет лучше для тебя.

Лицо Антона пошло красными пятнами, он только развел руками.

– С вами не соскучишься, – сказал он. – Мы-то делали эту запись совсем с другой целью.

– Одно другому не помешает. Я еще подумаю, как эту запись использовать… А пока скажи мне, сколько, как ты считаешь, Савелий за нее возьмет?

– Она сейчас живет не у Савелия, а у Саши, – ответил Антон не сразу. – Сразу после съемки она переехала к нему.

– Вот они, современные нравы… – вздохнул босс. – А что он за нее хочет, этот Саша?

– Хотите знать, сколько он с вас за нее возьмет? – уточнил Антон.

– Я не собираюсь торговаться с собственным охранником, – грозно сказал Белявский. – Или ты считаешь, что он сделает мне скидку?

– Как скажете…

Антону явно надоел этот разговор, это сплошное перескакивание с темы на тему. Черт меня дернул ему это показывать, подумал он. Похоже, старичок не на шутку перевозбудился.

– Так вот, Антоша, что я хочу тебе сказать, а ты меня постоянно перебиваешь… – он погрозил ему пальцем. – И черт-те что сейчас обо мне подумал.

Он встал, подошел к бару, достал початую бутылку джина, налил себе и Антону. Они выпили, закусили гренками и маслинами.

– С этого дня ты будешь заботиться еще и о моей сексуальной безопасности, – заявил Белявский. – Поэтому Стефания, или как ее там, завтра же должна быть у меня в койке. Подмытая и умащенная бальзамами. Как ты об этом договоришься с ним или с ней, я не желаю знать! О месте и времени скажу отдельно. Но это не все. Одновременно я хочу знать, чем сейчас занимаются моя жена Ангелина с этим самым Сашей. Хотя и догадываюсь.

– С чего вы решили? – устало удивился Антон.

– Ничего ты не понимаешь… Зато Геля все поняла, когда увидела эту запись. Что я уже достиг такого возраста, когда мне нужна телка помоложе. И потому ей сразу потребовался этот Саша, ибо она теперь не преминет расквитаться со мной тем же. Вот это и необходимо пресечь… Кстати, припоминаю. Он недавно у нас работает, верно? Такой смазливый, спортивный мальчонка, говорят, чем-то похож на Ди Каприо. Геля раз пять пересмотрела этот чертов «Титаник», где он тонул, представляешь? А теперь, получается, он выплыл. Хотя меня от его сладкой рожицы чуть не стошнило с первого взгляда.

– Похож… – кивнул Антон. – Ему уже говорили…

После чего он стал похожим еще больше… Вы никуда не спешите?

– Нет, но чтобы столько раз смотреть этот «Титаник», сопли в сиропе, представляешь? – продолжал ужасаться Белявский. – Вот, значит, откуда ее интерес к Саше… А как его фамилия, кстати?

– Антипов. Александр Антипов. Только я же говорил вам, теперь у него живет эта Юля. Поэтому я не совсем понимаю…

– Уж не хочешь ли сказать, будто моя Ангелина хуже этой девки? – вдруг повысил голос Белявский. – Да ты знаешь, какие люди добивались ее расположения? Причем в открытую, при мне, не боясь и не стесняясь! И она всем отказала. Правда, тоже при мне…

– Честно говоря, Эдуард Григорьевич, сначала решите, чего вы хотите, – искренне сказал Антон. – То эта Стефания вам нужна, то ваша жена все равно лучше. И что нам делать с этой кассетой…

– А я все уже решил! – недовольно засопел Белявский. – Я не желаю быть соперником своего охранника! И не желаю с ним торговаться за эту Стефанию. И потому завтра же ее ко мне в койку, жену на кухню, а Ди Каприо – в шею! Все, на сегодня свободен. А что делать с кассетой, я подумаю. И решу сам.

Антон поднялся из кресла, но уходить не спешил.

– Вам не кажется странной эта шумиха в газетах насчет гипотетического ареста вашего лучшего друга Левы? – спросил он.

– Запомни: Лева ничего просто так не делает. – Он многозначительно поднял палец вверх. – Даже если его завтра взорвут к чертовой матери в его бронированном «мерседесе», значит, ему зачем-то это понадобилось. А сейчас не теряй время, ищи своего Ди Каприо и мою жену, потом доложишь, чем он занимается.

Оставшись один, Белявский немного подумал и набрал номер театрального режиссера Полынцева.

– Петя, ты?

– Да, это я… – настороженно начал Полынцев и вдруг оживился: – Эдик, давно тебя не слышал! Ты мне так ничего еще не сказал о моей премьере!

– Да ладно тебе… – засмеялся Белявский. – Можно подумать, тебе это интересно. Знаешь, только я или Геля соберемся с духом тебе позвонить поблагодарить и что-то сказать, но тут же читаем в газетах или слышим по телевидению восторженные отзывы профессиональных критиков. Что еще после них скажешь?

– Не прибедняйся! – отозвался маститый режиссер. – Во-первых, далеко не все так отозвались, во-вторых, что собирается сказать какой-нибудь критик Митюлькин, я уже заранее знаю. Мне сейчас интересно узнать от моих друзей, тех, кто мне помог в трудную минуту, когда другие постарались меня оболгать и опорочить.

– Это ты о Левке, что ли? – поинтересовался Белявский. – Уж пора бы его знать. Раз ты меня пригласил на премьеру, а его обошел, значит, жди от него пакости.

– То есть ты видел эту статью в его газете и фотографию на кладбище, где я, знаменитый на весь мир режиссер, среди бандитов? В моем театре уже смотрят вслед и перешептываются.

– Мне об этом рассказывали, – уклончиво сказал Белявский. – Но я не хочу читать всякую грязь про людей, которых люблю и уважаю…

– Но ты можешь мне поверить, что я не знал и не предполагал, чем они занимаются… – горячо продолжал Полынцев.

– Петя… – молитвенно поднял глаза к потолку Белявский. – Об чем идет речь? В чем ты стараешься меня убедить? В подлости Левки? Так я сам могу тебе рассказывать дни и ночи! добавил он, искусно подражая голосу Разумневича.

Режиссер Полынцев в ответ расхохотался.

– Ну ты молодец… Так изобразить Леву! Вот где артист пропадает. Его тон, его интонации, и, главное, это его подлинные слова, начиная: об чем речь! Кстати, ты знаешь, но именно это он совсем недавно сказал мне, но только о тебе… Слово в слово! Постой, а ты-то откуда знаешь? – недоуменно спросил он.

Черт… Эдуард Григорьевич ответил не сразу. Он замялся, поняв, что сказал лишнее, и решил все обратить в шутку.

– А это мои ребята записали ваш разговор, – сказал он. – Установили прослушку в банкетном зале, никто не заметил, а они во время торжеств в связи с твоим юбилеем все сделали и оборудовали в лучшем виде.

– Это ты так шутишь? – огорошенно спросил маститый режиссер после паузы. – Или…

– Конечно, шучу. А о Левке-шмаровозе я знаю все, – продолжал Белявский. – Больше, чем он сам о себе. Настолько хорошо его изучил за все годы, что могу предугадать: что, кому и каким тоном он скажет.

– Только я вот до сих пор не могу угадать, что ты скажешь о моей пьесе… – хмыкнул Полынцев. – Хотя тоже давно тебя знаю.

– Что я тебе скажу… – пожевал губами. – Интересно, необычно. Я на такие вещи смотрю просто: или режиссер сделал из дерьма конфетку, или конфетку он превратил в дерьмо. У тебя я вижу первое. Дело в том, что я сам такой. Каждый раз выискиваю зерно истины в той шелухе, что наговорили мне мои референты и помощники. Вот поэтому, Петя, я всегда нахожу в тебе родственную душу, которая меня так к тебе притягивает…

Фу-у… кажется, вывернулся, облегченно подумал, прислушиваясь к дыханию режиссера Полынцева в трубке, которое заметно участилось.

– Спасибо, Эдик, на добром слове, – сказал тот. – Я всегда знал, что найду в тебе участие и поддержку, когда на душе становится тяжело от людского непонимания и равнодушия…

Много ли художнику надо, тепло подумал Белявский. Ты скажи ему ласковое слово, обогрей, и он весь твой без остатка. Чистое дитя.

– Приезжай ко мне, – сказал Белявский вслух. – Прямо сейчас. Поговорим, посидим за рюмашкой чая.

– Если только ближе к вечеру, – ответил Полынцев, взглянув на часы. – Сейчас у меня должна быть важная встреча.

3

Петр Андреевич положил трубку и с минуту сидел, не двигаясь, вспоминая закончившийся разговор. До сих пор он не испытывал никаких подозрений по отношению к Белявскому, а сейчас стало почему-то не по себе.

Он привык прислушиваться к своему внутреннему голосу, который был сродни интуиции и обычно его не подводил, когда он чувствовал фальшь у других. И какое-то время он думал, что именно его насторожило… Ах да, недавний разговор с Разумневичем, часть которого Белявский только что искусно спародировал. Как и где он мог его услышать? Допустим, Белявский знает Разумневича давно и достаточно хорошо, но тот разговор, который он так точно передал, происходил именно здесь, в этом кабинете! А не в банкетном зале… Но тогда подслушка, или как она там называется, находится где-то здесь? Как такое может быть?

Да нет же… этого не может быть! Великий режиссер мотал головой и ходил по комнате, оглядывая столь знакомые и дорогие ему старые вещи и предметы, как бы подозревая их в предательстве.

– Петр Андреевич, а к нам опять пришел Дави-дик! – сказала, заглянув в дверь, секретарша. – Вы свободны? Он может зайти?

– Да-да, пусть заходит… – рассеянно кивнул Петр Андреевич и снова сел, вернее, опустился в кресло.

Давидик, на этот раз коротко остриженный, как если бы его за что-то наказали, вошел, улыбаясь своей наполовину наглой и наполовину смущенной от собственной наглости улыбкой. Петр Андреевич меланхолично указал ему на кресло.

– Здрасьте… – Давидик сел, закинув ногу на ногу, чего за ним раньше никогда не замечалось. – Я принес вам типографские гранки статьи, как мы договаривались.

– Опять какая-нибудь пачкотня… – устало поморщился мэтр, протянув руку за принесенными гранками. – Не понимаю, зачем я вообще это смотрю. Ну давай, давай, посмотрю, раз ты принес.

Впрочем, от его усталой меланхолии через минуту не осталось и следа. Лицо мэтра окаменело и посерело, потом приобрело свекольные тона. Наконец он отложил газету и затравленно взглянул на посетителя.

– Ну это уже совсем по ту сторону зла и добра… – и понизил голос. – И сколько твой Олег Иванович хочет на этот раз?

– Много. Даже очень, исходя из важности материала. Но если вы уже убедились в ценности того, что я вам принес, а вас интересует конкретная сумма, позвоните ему сами. Он ждет вашего звонка.

С этими словами Давидик протянул ему свой сотовый телефон, на табло которого уже светился номер Олега Ивановича и оставалось только нажать на кнопку «Уез», что мэтр покорно выполнил.

– Все-то вы, смотрю, заранее рассчитали, все-то вы предусмотрели, – проворчал он, слушая в трубке мелодичные гудки. – Алло, это Олег Иванович? Здравствуйте, дорогой. Вот опять вы прислали ко мне вашего Давидика с этой очередной порцией грязи в мой адрес… Но сначала хотел вас спросить: почему вас не было видно на моей премьере?

К сожалению, не был удостоен вашего приглашения, – насмешливо ответил Олег Иванович.

– Не может того быть! – искренне изумился Петр Андреевич. – Я лично послал к вам нарочного с конвертом!

– Похоже, он заблудился где-то по пути, – констатировал Олег Иванович. – Или перепутал меня с кем-нибудь из камарильи господина Белявского. Это вы с ним сами разберитесь. И потом, поймите правильно, никто из нас не мог принять вашего предложения из солидарности к нашему уважаемому шефу, до которого ваш курьер тоже так и не добрался.

– И поэтому вы опять собираетесь печатать какую-то грязь обо мне, с фотографиями и воспоминаниями неизвестных мне людей? – спросил Петр Андреевич.

– А что прикажете мне делать? – удивился Олег Иванович. – Говорил уже: я работаю в газете. У нас специфика такая. Раз продаваемая часть нашего тиража выросла, когда мы были вынуждены опубликовать статью о ваших связях с криминальным миром, то мы просто не могли…

– Давайте не будем о грустном… – перебил Петр Андреевич. – Опять начнете уверять меня, что не можете промолчать во имя чистоты нравов нашего искусства?..

– Именно так. А что прикажете делать с этим потоком читательских писем, буквально захлестнувшим редакцию после той памятной публикации? Ведь мешками приносят почту! И вываливают все это на мой стол. Мы не можем не отвечать… Ну вот, например, что пишет некая Зинаида Поздняева из Кызыла…

Олег Иванович взял со стола газетный лист и для убедительности прошуршал им перед микрофоном, потом склонился к списку городов, который недавно получил по знакомству от бывшего администратора из гастрольного объединения прежнего Союзконцерта.

– Вот здесь она уверяет, будто вы с театром были лет пятнадцать назад на гастролях в Кызыле, это так или не так? Вы там были в это время?

– Что-то такое припоминаю, – осторожно ответил мэтр. – В то время мы, нищие, знаете ли, актеры ездили с сольными выступлениями, чтобы заработать себе на хлеб… Только никакой Зинаиды я не припомню…

– А придется вспомнить, Петр Андреевич. Эта дама уверяет, что через девять месяцев после ваших гастролей она родила от вас дочку, которой уже исполнилось четырнадцать. Перешла в восьмой класс, одновременно посещает музыкальную школу.

– Бред какой-то… – растерялся Петр Андреевич. – Какая еще Зинаида? Не знаю я никакой Зинаиды!

Его лицо пошло красными пятнами. Он элегантно прикрыл рукой глаза, изображая для Давидика беспомощность творца перед бесцеремонностью и хамством толпы. Давидик же, взяв без спросу со стола фотографии юных дебютанток, недавних выпускниц Щукинского училища, разглядывал, не скрывая интереса.

– …Еще она утверждает, будто вы скрыли свою настоящую фамилию и назвались Кириллом Вороновым из Екатеринбурга. Но она опознала вас на фотографии в нашей газете, где вы встречаете известного бандита Таиландчика в аэропорту Шереметьево-два. И теперь собирается подать на вас в суд…

– Хватит, я все понял! – страдальчески сказал Петр Андреевич. – Только скажите: сколько?

Но это еще далеко не все… – сказал после паузы неумолимый Олег Иванович. – Вот письмо самого Таиландчика. Где он выступает в вашу защиту…

На этот раз Олег Иванович взял со стола конверт с письмом, отпечатанным на принтере. С массой специфических терминов и выражений.

– …Он здесь пишет, что знает вас, как чисто конкретного человека, который держит слово, и вы еще ни разу его не подставили. И в доказательство прилагает еще фотографии, где вы являетесь участником банкета, посвященного его дню рождения, и здесь он требует, чтобы мы, в натуре и по-хорошему, выступили в защиту вашего честного имени и опубликовали его письмо…

– Бред какой-то… Я никогда не хожу на дни рождения малознакомых людей!

– Может, вы его вообще никогда не знали?

– Знал! Но только как спонсора… И я действительно не знал, чем он занимается! – простонал несчастный Петр Андреевич. – Я вам сейчас расскажу, как все было…

– А зачем мне это знать? – искренне удивился Олег Иванович. – Я вам верю, а ваши мемуары интересны прежде всего для книжных издательств, а не для газеты. Я журналист, понимаете? Я должен поддерживать читательский интерес горячей тематикой!

– Выслушайте меня, молодой человек, не перебивая! – воскликнул мэтр. – Я познакомился с ним год назад в Сочи, куда был приглашен на «Кинотавр», это такой наш кинофестиваль.

– Я там тоже был в это же время, ну и что?

– Скажу вам честно: мне сразу не понравилась его вульгарность, сам стиль его общения, когда он интересовался делами нашего театра… А этот его хамский тон в отношении молоденьких артисток, для которых он закатывал пиры и был уверен, будто они готовы на все ради его денег!

– Ну что поделаешь, если это действительно так… Но вы тоже взяли у него деньги, правда на постановку… Он здесь об этом и пишет! – воскликнул Олег Иванович. – А вот у меня другое письмо вашей бывшей актрисы, между прочим заслуженного деятеля искусств, Татьяны Павловны Федоровой, где она утверждает…

– Все, хватит, скажите – сколько, и довольно об этом… – страдальческим голосом перебил Петр Андреевич. – Знаю я этих обиженных актрис. Пропивших и прокуривших свой талант! Их тьмы и тьмы!

– Нет, вы меня все-таки дослушайте! Она пишет, что условием спонсорства этого бандитского авторитета… – Олег Иванович пошарил по столу в поисках нужной шпаргалки, заполненной его собственным торопливым почерком, наконец нашел… – Условием спонсорства является то, что вы дадите главную роль не ей, а никому не известной Дарье Голубковой. Это верно?

– Да! – закричал Петр Андреевич. – Все верно! Такова нынешняя Россия! Я, которому рукоплескали в Париже, Токио, Лондоне и Нью-Йорке, вынужден пресмыкаться перед разной уголовной сволочью, чтобы делать высокое искусство! Раньше великие князья протежировали юным дебютанткам и ставили условия великим режиссерам, а сейчас это делают бандиты и криминальные авторитеты! Вы думаете, мне это просто далось? Вы думаете, мне не хочется плюнуть на все и уехать к чертовой матери из России, когда здесь приходится унижаться перед всякой мразью?

Он уже кричал в трубку, побагровев и брызгая слюной, так что Давидик отодвинулся назад, когда брызги стали до него долетать. В дверь заглядывали испуганные женские лица и тут же исчезали

– Ну раз уж так случилось, что вы до сих пор не уехали… – холодно сказал Олег Иванович, когда мэтр смолк, едва не задохнувшись. – И все еще здесь… Служение зрителям и искусству все оправдывает, не так ли? Но как вы думаете, я работаю исключительно на себя или ради служения нашим подписчикам и читателям? И тогда в чем между нами разница? Короче, вы согласны на наши условия, во имя вашего высокого искусства и одновременно процветания нашего издания?

– Что вы этим хотите сказать? – Трагические вибрации в голосе мэтра сменили гражданственный пафос. – Какие еще условия по телефону? Вы уверены, что нас не подслушивают? А я – нет!

– А разве Дюдик вам их еще не изложил? – ответил вопросом на вопрос Олег Иванович. – Тогда дайте ему трубку. Я ему сейчас уши надеру!

Сочувственно глядя на Давидика, Петр Андреевич протянул ему трубку. И через минуту с удивлением увидел, как у вспотевшего Давидика действительно стали гореть уши, будто их драли по телефону.

– Да, Олег Иванович. Я ему сейчас все расскажу… Я думал, вы сами скажете.

И снова передал трубку хозяину кабинета.

– Вы, кажется, только что сказали, что нас могут прослушивать, – напомнил Олег Иванович. – Вы каким аппаратом пользуетесь? Там надежная защита?

– Это «Моторола», вы же сами мне ее рекомендовали.

– Так в чем дело?

– Я не уверен, конечно, но я думаю, или мне так показалось… – замямлил Петр Андреевич. – Что подслушивающее устройство может находиться у меня в кабинете. Впрочем, это, возможно, плод моей мнительности…

– Но у меня подслушки точно нет, – заметил Олег Иванович. – Только сегодня у меня все проверили. Поэтому я сейчас сам скажу вам наши условия, а вы слушайте меня внимательно и никак не комментируйте. Только да или нет. Согласны?

– Да… – убито произнес Петр Андреевич.

– Отлично. Итак, мы заключаем джентльменское

соглашение или, если хотите, заверим его у нотариуса с нашими подписями, что вы, вернее, ваш театр выплачивает нашей газете пятнадцать тысяч условных единиц в течение года в качестве благотворительности. Можно на мой счет. Так проще… Вы слушаете меня?

– Да…

– В отличие от ваших первых спектаклей советского времени это звучит не очень жизнерадостно и не сказать, чтоб жизнеутверждающе… – заметил Олег Иванович.

– Как могу…

– Так вот, в течение этого времени, пока идет оговоренная проплата, мы обязуемся не публиковать материалов, порочащих ваше безусловно честное имя.

– Непроверенных материалов… – перебил Петр Андреевич.

– Проверяет прокуратура, – подчеркнул Олег Иванович. – Мы письма своих читателей экспертизе не подвергаем. Мы им верим. И еще. Поскольку письмо деятелей культуры в защиту чести и достоинства Льва Семеновича Разумневича вы так и не подписали, то сами напишете отдельное письмо, в котором присоединитесь к мнению мастеров культуры, и тем самым устраните это недоразумение, которое с момента вашего согласия мы будем считать досадным… В качестве бесплатной услуги за ваше согласие мы обязуемся регулярно осматривать ваш кабинет своими силами на предмет обнаружения подслушивающих устройств. Причем сделаем это сегодня же, как только вы дадите на это свое согласие. Да или нет?

– Да… – с трудом выдавил из себя мэтр.

Сейчас в его ушах уже не были слышны рукоплескания в залах Лондона, Парижа и Токио. Хотелось только одного: чтобы Олег Иванович поскорее замолчал, но он продолжал говорить и говорить….

– Вы еще долго будете в театре? Наш специалист с аппаратурой выедет к вам для поверки буквально в ближайшие полчаса – сорок минут. Он вам сам позвонит. Есть какие-нибудь вопросы или пожелания?

– Вы мне отдадите эти письма? – спросил Петр Андреевич. – Или хотя бы покажете?

– Я так и знал, что вы об этом попросите, – ответил Олег Иванович. – Увы, не имею права. Я и так взял грех на душу, зачитав эти письма. Но это не значит, что впредь я буду вам их показывать… Что молчите?

– А что мне говорить? – спросил старый режиссер. – Да, я уже согласился. Не столько ради своего имени, сколько ради дела всей моей жизни. Думаю, эту договоренность лучше так и оставить джентльменской. Как ни странно, я вам доверяю. До свидания.

– Ну и ладненько, – бодро сказал Олег Иванович. – Мир бы рухнул, если бы мы не доверяли друг другу.

И тут же перезвонил Вадиму.

– Вадик, тут есть одно дело, довольное срочное. Думаю, шеф будет только рад, если мы его сделаем.

…Вадим, сидевший в машине рядом с Ревазом метрах в ста от дома, где нашли мертвую Марину, только хмыкнул, выслушав:

– Мне бы, Олежка, твои проблемы… Ладно, подумаю. Надо бы еще заехать за аппаратурой… То есть время у меня еще есть?