Текст книги "Принцип домино"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

4

Он отключил сотовый, оставив его в режиме ожидания, и повернулся к Ревазу, молча наблюдавшему за «труповозкой» – санитарной машиной, стоявшей возле подъезда, откуда должны были вынести тело Марины. Проезжавшие мимо машины и собравшиеся люди постоянно загораживали место события, но они увидели, как люди сдвинулись с места, ближе к подъезду, вытянув шеи, потом так же одновременно отвернулись, зажимая носы. И между ними мелькнули носилки, покрытые белой простыней, которые двигались в направлении «труповозки». Там же они заметили пожилых женщин, одна из которых держала за руки двоих плачущих детей.

– Ты, Вадик, говорил мне, что ее подруга приедет через две недели, так? – спросил Реваз, продолжая прерванный разговор.

– А… Что? – Вадим тряхнул головой. – Я передал только то, что она мне сказала. Кто знал, что она вернется через несколько дней… Дело свое ты сделал, тебе все оплатили. Так или не так? – неприязненно добавил он. – Зачем ты вообще увязался за мной?

– Не переживай, дорогой… Это ж наша работа, правильно я говорю? Если что плохо сделал, должен я доделать или переделать?

– Болеешь за дело, болеешь… – рассеянно сказал Вадим. – Все бы так. Мир стоит на вас, которые ответственные и неравнодушные и так далее… А вот таким, как она, делать в нашем мире нечего…

– Ты чего, Вадик? Я ж тебе предлагал…

– Она меня не сдала ментам, понимаешь? Все поняла, кто я и что я, но не сдала!

Реваз промолчал, глядя в сторону.

– Ладно, забудем. – Вадим встряхнул головой. – Все бы ничего, Ревазик, но зачем ты стрелял в нее из того же самого «ТТ», что и Питере?

– Ай, слушай… – скривился Реваз. – Я только с ним работаю! Я только ему верю, что не подведет.

– Ну что делать с киллерами, которые не смотрят триллеры? не выдержал Вадим.

– Глупости там одни… хмыкнул Реваз. – Слушай, ты совсем нервный стал, да? Возьми себя в руки…

– Это же азбука! Тебя этому учить надо?

– Да что ты так раскричался? Успокойся, дорогой, попей водички.

– Все. Заметано… – согласился глухим голосом

Вадим. – Только зачем пистолет пристреливать, если ты всегда бьешь в упор? – спросил он после паузы.

– Почему всегда? – завелся теперь Реваз. – Я в Махачкале с пятидесяти метров стрелял в своего кровного врага! И прямо ему в лоб попал. А он в толпе был, никто не понял, никто не увидел, никто не услышал, никто не заметил! И с тех пор только так стреляю. Теперь понял, да?

– Что уж тут непонятного? – кивнул Вадим. – «ТТ» тебе друг, товарищ и брат родной.

– Смешно, да? А сколько раз он от верной смерти меня спасал, и я его после этого выброшу?

Вадим только махнул рукой:

– Замазан твой единственный друг! Его уже ищут. Не хуже меня должен понимать… Это у себя в Дагестане ты мог пол-Махачкалы из него перестрелять… И никто там у вас ухом не поведет. А здесь завтра же проведут баллистическую экспертизу и сравнят данные… И увидят, что и почерк, и твой ствол в обоих случаях одни и те же. Что в Питере, что здесь, в Москве… Черт, как я сразу не подумал.

– А что тут думать! – засверкал глазами Реваз. – Давай сделаем так. Если считаешь, что я плохо сделал работу, пятьдесят процентов тебе верну, как договаривались… Но только после этого – все! Больше от тебя заказы не принимаю.

– Нет базара. – Вадим включил зажигание, и машина плавно сдвинулась с места. – Заказ ты выполнил. В договоре о смене ствола не было ни слова. Это моя вина.

Он вел машину и старался отогнать от себя видение – в свете летних сумерек белое и живое тело Марины во время их последнего свидания на квартире ее подруги. И ее голос, и ее последние слова, когда он позвонил ей в дверь, а Реваз в это время возмущенно сопел за спиной.

– Скажи, дорогой, очень жалко ее, да? – вдруг спросил Реваз после некоторого молчания. – Красивая женщина была. Мне таких женщин всегда жалко, честное слово! Они совсем для другого Богом сделаны, правильно я говорю? Она не поняла, когда я ей рот заклеил, замычала, головой замотала, сама стала серьги снимать, потом юбку.

– Сам ведь начинаешь… Помолчать можешь?

– Тошно, как вспомню… Бери, мол, что хочешь, только жизнь оставь.

– Ты можешь замолчать?!

– Ты же мужчина и должен знать, как умерла твоя женщина, которую сам же заказал, – завздыхал, качая головой, Реваз. – Иначе мучиться будешь неизвестностью… Такая наша с тобой проклятая работа. И я ей прямо в лоб, чтоб не мучилась. Двое детей, говоришь, осталось, да? Та в Питере – некрасивая, совсем тощая была, без детей, не знаю, чего в ней этот Гена нашел.

– А ты бы его сам спросил.

– Неудобно, – серьезно сказал Реваз. – Как мужика об этом спросить, если она ему нравится?

– И как ты с такой чувствительной душой убиваешь людей? – поинтересовался Вадим. – Всех тебе жалко. Всем ты сочувствуешь…

– Скоро, сердцем чувствую, это для меня закончится, – ответил Реваз. – Лучше скажи, что я должен сделать, чтобы исправить ошибку с моим «ТТ»? – спросил Реваз после паузы.

– Выброси его…

– Не могу, дорогой…

– Тогда не знаю, – пожал плечами Вадим.

– Понятно… Поедем за ними, – указал он на «тру-повозку», которая как раз выруливала на проезжую часть. – Посмотрим, куда ее отвезут…

– Зачем это тебе? – Вадим искоса посмотрел на Реваза.

– Почему вопрос неверно ставишь? – удивился Реваз. – Мою ошибку кто должен исправлять?

– Ну да, работа над ошибками… – усмехнулся Вадим, покрутив головой. – Ну-ну. И как ты это собираешься делать?

Они доехали так до морга судебной экспертизы на Пироговке, где тело Марины перенесли в помещение.

– Так… – прокомментировал Вадим. – Медэксперт, он же прозектор, ее осмотрит, вытащит пулю, и ее отвезут в баллистическую лабораторию.

– Раз время есть, значит, шанс тоже есть, – пробурчал Реваз.

– Только не пойму, как и что ты собираешься делать… – покачал головой Вадим.

– А что тут знать, дорогой? Нам сейчас нужна пуля, верно? Сделают ей вскрытие, извлекут пулю… И я ее заберу. Моя пуля, верно?

– А как? Ворвешься, положишь всех на пол?

– Это, Вадик, уже мои проблемы, – сухо сказал Реваз. – Только мне теперь нужен именно замазанный ствол! Но – чужой. Найдешь такой? Прямо сейчас? И хорошо бы тоже «ТТ». Я к нему привык. И чтоб никто из твоих ребят им прежде не пользовался. Зачем их подставлять? Хорошо бы, этот ствол принадлежал тем, которые уже в земле лежат. А я все сделаю. Быстрей соображай, Вадик.

– Задал ты мне задачку… – покрутил головой Вадим. – Незамазанный ствол я, положим, еще найду, но вот именно такой…

– Быстрее соображай, может, у нас времени не осталось…

Вадим пожал плечами, стал набирать номер на сотовом… Он звонил несколько раз по своим старым связям, пока ему не ответили: такой ствол есть.

– Есть такой. Замазан одним мокрушником… Только зачем он тебе? Сейчас все чистые ищут.

– Долго объяснять.

– Ладно, гони двести баксов.

– Да, и глушитель. Самый лучший.

– Еще полтораста. Куда подвезти?

– Метро «Фрунзенская». И прямо сейчас.

…Через полчаса Вадим вернулся с замазанным «ТТ», и они примчались на Пироговку, остановившись недалеко от Второго медицинского института.

– Я здесь остаюсь, – сказал Реваз. – А ты поезжай по своим делам. Тебе же еще в театр сегодня. Артисток смотреть. Может, и для меня найдешь?.. – подмигнул он, вылезая из машины.

– Вряд ли, – в тон ему ответил Вадим. – Тебе ведь какие габариты нужны, думаешь, не знаю? Сто двадцать на сто двадцать на сто двадцать. Верно?

– Ну, – кивнул Реваз. – Самый сок… Я тебе потом перезвоню.

– А ментов не боишься? – спросил Вадим. – Потребуют паспорт, обыщут, найдут твоего лучшего друга и его родного брата в карманах. Хоть свой «ТТ» мне оставь. Цел будет, не беспокойся.

– Мои трудности, – сухо сказал Реваз. – Я его родному отцу не доверю. Ну я пошел?

– Погоди. Давно хотел тебя спросить, – придержал его за рукав куртки Вадим. – Сам я киллером никогда не был, поэтому меня всегда удивляла одна ваша заморочка… Про вас говорят, что у каждого из вас свой почерк. Своя манера убивать. Ты, например, стреляешь только в лоб. Что за блажь, скажи, пожалуйста? Неужели нельзя в висок или в грудь? Ведь сразу становится понятно, кого искать?

– Не знаю, – пожал плечами Реваз. – У меня так лучше и быстрее получается. Когда целишься в лоб врага, видишь его глаза. Ничего нет слаще этого момента… Ладно, ты, дорогой, мне другое объясни. Есть на территории охрана, скажи, пожалуйста?

– Наверно, – подумав, сказал Вадим. – Все-таки морг судмедэкспертизы. Кто его знает? Точно сказать не могу.

– Я в больнице в Сокольниках двоюродного дядю недавно навещал! Апельсины ему в палату принес, сыру, вина домашнего. Никто меня не обыскивал! Может, я сюда тоже пришел родственника навестить? Правильно? Пока, Вадик, созвонимся.

– Удачи.

Реваз выбрался из машины и, не оборачиваясь, направился в сторону кинотеатра «Спорт».

Вадим некоторое время смотрел ему вслед, потом снова включил передачу и проехал немного вперед, чтобы развернуться.

Реваз оглядел огромную афишу с полуобнаженной блондинкой, которую запрокидывал на спину жгучий бородатый брюнет. Двухсерийный американский фильм, сеанс только начался. Реваз внимательно изучил расписание сеансов, посмотрел на часы, купил два билета на ближайший и направился в сторону больничного комплекса.

Он умел делаться неприметным-для окружающих, пройти бочком и в стороне. Так, не привлекая внимания, он добрался до дверей одноэтажного морга. Удача улыбнулась ему. Там стояло некое пожилое лицо кавказской национальности. И робко стучалось в дверь. Через какое-то время из морга вышел молоденький санитар, по-видимому студент-практикант.

– Вы что хотели? – спросил он.

– Мой племянник у вас, Гаджиев Абдулла Гаджиевич, – скорбно вздохнул родственник. – Утром застрелили нехорошие люди, а тело сюда, к вам, привезли. Надо бы успеть до ночи его похоронить. Мусульманский обычай такой.

– Ничего не выйдет, – мотнул головой санитар. – Сначала проведут судебно-медицинскую экспертизу, составят протокол, потом, и только с разрешения следователя, его выдадут родственникам.

– Слушай, друг, может, договоримся? – Безутешный дядя погибшего попытался сунуть студенту деньги и оглянулся, а наблюдавший в стороне Реваз тут же отвернулся и зашагал дальше. Мол, шел мимо по своим делам…

– Не может быть и речи! – нахмурился студент. – Вы что себе позволяете? Через три часа, не раньше, подъедет следователь, с ним и разговаривайте.

Дядя завздыхал, покорно кивая, спрятал деньги и пошел прочь.

Реваз, покрутившись полчаса, наконец решился и постучал в ту же дверь.

Снова вышел тот же студент. Он подслеповато щурился от солнца, на которое еще не наползла лиловая туча.

– Вам кого?

– Слушай, дорогой, у нас большое горе, я только что из Баку прилетел и к вам прямо с аэропорта! У вас, говорят, здесь лежит мой двоюродный брат Абдурахман Гаджиев…

– Вот те на! – искренне удивился санитар. – Только что его дядя здесь был. Это что, все родственники сюда придут? Кстати, разве его зовут Абдурахман? По-моему, Абдулла?

– Его мулла так назвал, а для нас он Абдурахман, как родители его назвали… – туманно ответил Реваз, мысленно ругая себя за оговорку. – Столько лет его так знал. Слушай, какой еще дядя приходил, его не Мамед зовут?

– Я его имя не спрашивал… Он только что здесь был, домой ушел. Я ему все объяснил. Что следователь через три, нет, уже через два с половиной часа будет. Вы идите к нему домой, а потом с ним вместе приходите.

– Он Абдурахману дядя по матери, а я двоюродный брат по отцу, – с достоинством сказал Реваз. – Мамед давно в Москве живет. Он на рынке торгует, у него жена русская, а с нами не знается… Тебя вот как зовут?

– Алексей, а что? – насторожился санитар.

– Меня Реваз. Алеша, я к нему не пойду, не хочу, он нам даже не позвонил ни разу, когда наш дедушка умер. Я лучше здесь подожду.

– Скоро дождь пойдет, – сочувственно сказал санитар, взглянув на небо. – В кино бы сходили, что ли, вон там кинотеатр «Спорт» недалеко.

– Какое кино, дорогой! – вздохнул Реваз. – Такое горе, да? Ничего, я здесь постою.

– Дело ваше… – пожал плечами сочувствующий санитар.

И запер дверь.

Реваз стоял, переминаясь с ноги на ногу, потом пошел дождь, ударила молния, прогремел гром. Реваз стоически мокнул, без зонта, без дождевика, все ожидая, что молоденький санитар увидит его в дверной глазок и позовет. И тот действительно выглянул из двери и, увидев, что Реваз стоит один под ливнем, снова посочувствовал:

– Ладно, давайте пройдите сюда, не стесняйтесь. Чего мокнуть?

Реваз сделал это не сразу, помялся, переступил с ноги на ногу, как бы преодолев в себе собственный запрет, и вошел в морг.

Молоденький санитар впустил его в полутемную прихожую, снова запер тяжелую, окованную железом дверь на засов и закурил.

– Курить будете? – спросил он у насквозь промокшего и продрогшего Реваза. – Я уточнил, вашего родственника все-таки зовут Абдулла…

– Я ж говорил тебе: так его назвал и записал в своей книге мулла. А с ним не поспоришь.

Он уже увидел в приоткрытую дверь прозекторской, как прозектор возился с голой мертвой женщиной, чьи знакомые рыжеватые волосы были видны отсюда.

– Такая молодая, ай, что делается! – зацокал языком Реваз.

– Только сегодня ее доставили, – проследил за его взглядом Алексей. – А застрелили несколько дней назад. Запах чувствуете? Я уже привык. А у нас в группе двое ребят отказались. Из института ушли. Что характерно, девушки остались. Сначала, правда, в обморок падали. Потом быстрее нас привыкли.

– Можно мне посмотреть на Абдурахмана? – спросил Реваз.

– Можно, наверно… – замялся Алексей. – Только разрешат ли? Сейчас спрошу…

– Я только что из Махачкалы прилетел, – напомнил Реваз, старательно прислушиваясь к тому, что доносилось из приоткрытой двери. – У меня обратный билет на вечер. Давно его не видел.

Оттуда доносилось негромкое позвякивание металлических инструментов, слабо различимое в ровном гуле холодильных камер.

– Так я могу Абдурахмана посмотреть? – еще настойчивее повторил Реваз. – Я тебя, Алеша, отблагодарю, не сомневайся.

Он сунул руку в карман, нащупал и взвел предохранитель. Алексей махнул рукой:

– Нет-нет… Ничем не могу помочь. Придется вам подождать.

Услышав сухой щелчок, донесшийся из коридора, пожилой, сухощавый прозектор в очках и зеленоватом халате поднял голову и увидел вошедшего в камеру небритого кавказца.

– Алеша! Почему здесь посторонние? – крикнул он. – Вы, простите, кто? Как вы сюда попали?

– Нет больше Алеши, – сказал Реваз. – Ты, дорогой, пулю от «ТТ» уже достал? – сказал Реваз, кивнув на распиленный череп Марины. – А вот и тот самый пистолет… – Он вытащил из кармана «ТТ» с еще теплым от выстрела стволом. – Этот, можешь не сомневаться.

Прозектор изучающе смотрел на Реваза, как если бы это был один из здешних покойников, внезапно поднявшийся со стола.

– А ну дай, генацвале, я взгляну… – спокойно сказал он, протянув руку к пистолету. Похоже, он вовсе не держался за свою жизнь.

– Какой я тебе генацвале? – вспыхнул Реваз. – Ты что говоришь, козел!

Еще один сухой щелчок, и прозектор рухнул лицом на грудь мертвой Марины.

Реваз подошел ближе, стараясь на нее не смотреть, и все же не удержался, заглянул ей в лицо. Потом не спеша взял из ванночки извлеченную пулю, завернул ее в салфетку, сунул в карман и вышел в коридор.

Так же не спеша он достал из халата Алексея ключи и осторожно, чтобы не запачкать обувь в крови, дошел до двери. Там он отклеил усы, снял галстук и положил его вместе с пиджаком в баул, откуда достал светлую ветровку и быстро ее надел. Потом он изменил свой прямой пробор на косой, глядя на себя в темное стекло на стене, под которым были вывешены какие-то правила. После этого открыл замок и вышел из морга наружу.

Гроза прошла. Светило солнце.

Не спеша и не оглядываясь, он неторопливо направился к кинотеатру, не глядя на встретившихся ему женщин в мятых белых халатах. Кажется, он сегодня везде успевал. Двухсерийный фильм – это все-таки три часа, не меньше. Зал был наполовину пустым. Когда погасили свет, он аккуратно положил ключи от морга под сиденье, а «замазанный» «ТТ» сунул, отогнув проволочную сетку, в вентиляцию. После чего перебрался через проход на последний ряд. Когда погас свет, он снова наклеил в темноте усы, изменил обратно косой пробор на прямой. И надел пиджак и галстук.

Вскоре, забыв обо всем, он с волнением, переходящим в возбуждение, стал настолько эмоционально переживать перипетии картины, что на него пару раз обернулись. А он смотрел, не отрываясь, на такую несчастную и такую роскошную блондинку, переживая за нее, когда разные злодеи и убийцы ее использовали и передавали из рук в руки, пока она не оказалась наконец в объятиях усатого брюнета, того самого главного героя, что Ревазу очень понравился. Пару раз, мельком правда, вспомнил мертвое лицо Марины и ее распиленный череп, но тут же постарался забыть.

После сеанса Реваз вышел из кино, смешавшись с толпой. В сторону морга старался не оглядываться. На троллейбусной остановке женщины уже говорили, что в морге всех врачей перебили какие-то бандиты за то, что там плохо обошлись с трупом их кореша: не то золотой перстень с его пальца сняли, не то плохо побрили – разное говорят. И будто милиция ищет по всей больнице какого-то усатого кавказца, которого там видели.

Реваз поднялся в салон подошедшего троллейбуса, проехал несколько остановок, вышел, прошелся по скверу, купил газету «Московский комсомолец», посмотрел на часы. Кажется, пора. Он сел на скамейку, закрылся газетой, огляделся. Вроде ничего подозрительного. Он достал сотовый, нашел на дисплее номер Вадима.

5

Вадим был в кабинете Петра Полынцева, поверяя его на наличие «жучков», когда услышал звонок на свой сотовый. И включил его, вопросительно глянув на хозяина кабинета. Тот, работавший над текстом пьесы, махнул рукой:

– Разговаривайте, разговаривайте. Вы мне ничуть не мешаете.

– Вадик, сейчас будут новости по шестому каналу, – сказал Реваз. – Смотри, может, увидишь что-то интересное…

– Я не у себя, – негромко сказал Вадим. – Ты можешь своими словами. Ну что? Да, нет?

– Пуля у меня, – сказал Реваз. – Подробности потом…

Вадим отключил аппарат. Петр Андреевич поднял голову:

– Извините, Вадим Анатольевич, что я невольно услышал, но мне хотелось бы, чтобы вы чувствовали себя как дома. Вам что-то нужно?

– Да, мне сказали, будто сейчас будут передавать о резком повышении курса доллара, и почему-то по шестому каналу.

– Пожалуйста, нет проблем… – мэтр выставил ладони перед собой, будто защищаясь. – Вот вам пульт, включите и смотрите, сколько вам заблагорассудится.

Вадим поблагодарил кивком и включил шестой канал.

Новость о расстреле в судебно-медицинском морге на Пироговке передавалась первой. Голос миловидной дикторши задрожал от ужаса: никто не знал, как это могло случиться. На звонки и стук в дверь морга никто не отвечал. Пришлось вызывать охрану, которая взломала дверь. Показали два трупа в зеленоватых халатах, которые лежали в лужах крови.

– Расследование этого злодеяния взяла на себя Генпрокуратура, поскольку это может быть как-то связано с другим, ранее возбужденным делом, – сказал молодой тележурналист. – О чем нам сказал только что прибывший к месту трагедии следователь по особо важным делам Генпрокуратуры Герман Шестаков. Вот, кстати, он оттуда выходит.

На экране появился молодой, щуплый парень в очках и с кейсом, чей облик вязался скорее с образом доброго следователя, чем злого. Но он только пожал плечами, когда телевизионщики преградили ему путь.

– Как вы считаете, какова цель этого дикого, даже для наших страшных времен, преступления?

– Мне трудно что-то сказать по этому поводу…

– Вы установили, хотя бы приблизительно, сколько убийц было? И как они туда попали? – не отставала тележурналистка. – Не притворились же они покойниками, чтобы проникнуть туда, да еще с оружием?

– Спасибо за вашу версию, – ответил Герман. – Мы ее обязательно проверим. А сейчас, если вы не против, я пройду к месту преступления.

– Какой кошмар… – тихо сказал потрясенный мэтр, когда Вадим выключил телевизор. – Что происходит с нами, вы мне можете сказать? Такого озверения в истории России еще не было!

– Ну почему же? – приподнял голову от своего прибора Вадим. – Если вспомнить Смутное время или Гражданскую войну, бывало и похлеще. Наверно, Рос-сия-матушка нуждается, чтобы ей время от времени пускали кровь… Кстати, посмотрите вот сюда, – Вадим показал на край стола, за которым сидел режиссер. – Пошарьте под столешницей. Там, где стоит настольная лампа. Что-то там есть… Лучше, чтобы это сделали вы сами, а то будет разговоров, как в одном сериале, помните? Ну где Высоцкий, он же капитан Жеглов, подложил кошелек карманному вору, чтобы того посадить. «Место встречи изменить нельзя», вот, вспомнил.

– Я не смотрю сериалы, – несколько заносчиво ответил Петр Андреевич. – Хотя кое-что о них слышал. Например, банальную истину, что вор должен сидеть в тюрьме. Так? Вам я вполне доверяю, молодой человек.

– А напрасно, – качнул головой Вадим. – Никогда не доверяйте человеку, которого впервые видите… И потом, мы же договорились, что будем говорить вполголоса. Вдруг все-таки там есть микрофон. Может, посмотрите?

– Странное вы поколение, – поднялся с места мэтр. – Вот гляжу я на вас… Неужели вы не испытываете шока, видя все это? – Он кивнул на погасший экран телевизора.

– Закалка… – тихо вздохнул Вадим, вертя и так и этак прибором. – Думаю, нет, уже уверен, что, сами посмотрите, вы сейчас испытаете куда больший шок.

– Не знаю, зачем я вообще затеял эту проверку… – Мэтр присел возле угла стола, посмотрел снизу, повел там рукой. – Блажь какая-то нашла… Ну смотрю… И ничего там… Нет, постойте, что это? – Он растерянно смотрел на Вадима.

Побледнев, он выпрямился и протянул Вадиму руку, в которой находился небольшой темно-серый «жучок» с тоненьким проводом антенны.

– Еще тише… – поморщился Вадим, приняв у него находку. – Никак вы не поймете. Раз «жучок» стоит, возможно, вас именно сейчас где-то слушают или записывают.

– Ну и пусть слушают! – вдруг крикнул во весь голос Петр Андреевич. А я скажу, что о них думаю! И скажу я одно: подонки!

– Теперь кричите громче… – насмешливо сказал Вадим, манипулируя с «жучком». – Может, докричитесь. Я его уже отключил. Анекдот знаете на эту тему?

На его крик в кабинет заглянули хорошенькие мордашки очередных дебютанток, фыркнули и снова скрылись.

– Нет… – Петр Андреевич теперь смотрел на избавителя с немым обожанием. – Расскажите!

– Ну он с бородой, правда. Короче, один иностранец, скажем японец, проходил мимо нашей междугородней телефонной станции и услышал, как кто-то там кричит: «Харьков! Это Харьков?» «Харьков – это далеко?» – спросил он у переводчицы. «Не очень, – сказала она, – семьсот километров». «Вряд ли его там услышат, – покачал головой иностранец. – Может, ему лучше туда позвонить?»

– Остроумно, – уныло сказал мэтр. – Даже очень. Только какое это имеет отношение?..

– Большое, – кивнул Вадим. – И самое непосредственное. «Жучок» в рабочем состоянии. Значит, нас с вами только что слушали. Или записывали. Аккумуляторы, как я вижу, разряжены процентов на десять, не больше…

Он по-прежнему возился со своим прибором, глядя на его дисплей.

– А мне плевать на этих подлецов! – снова взъярился Петр Андреевич. – И мне нечего скрывать, пусть слышат!

– Вам нечего, зато мне есть что, – заметил Вадим. – Значит, они слышали ваш разговор с нами и вашу просьбу посмотреть у вас наличие записывающих и передающих устройств. И только что вы это подтвердили.

– И что теперь? – не понял хозяин кабинета.

– Только то, что «жучок» можно было вполне оставить на месте. И раз им, вашим врагам, интересно, о чем здесь идут разговоры, вам можно было сделать вид, что ничего не нашли, и передавать в разговорах дезинформацию, которая ввела бы их в заблуждение…

– Нет уж, увольте! – воскликнул Петр Андреевич. – Здесь театр, храм искусства, а не бандитская малина! Пока я жив и пока я здесь руковожу…

– Так вот и нужно держать ваших врагов в неведении и давать им ложную информацию, чтобы вы и дальше могли руководить, а вас не отстранили в результате интриг… – пояснил Вадим. – Впрочем, дело ваше, и поезд уже ушел. Они знают, что мы их разоблачили.

– Да кто хоть они! – простонал мэтр.

– Вам виднее, – сказал Вадим. – Кого вы подозревали, что вас подслушивают? Один только совет. Не стоит выяснять с ними отношения. Стыдить или взывать к их совести. Они это неправильно поймут. Теперь они знают, что вы о них знаете. А вы знаете, что они в курсе, что вы все узнали. И этого достаточно. Ведите себя так, будто ничего не случилось. Намотайте на ус ваши знания, держите их в уме. И пожалуй, все на этом…

– Спасибо! – проникновенно сказал Петр Андреевич и горячо пожал крепкую руку Вадима.

– Ну что вы, что вы… – Вадим изобразил смущение, будто ему стало не по себе от такой благодарности.

– Вы меня избавили от необходимости кого-то подозревать, возможно достойных людей, скандалить и бегать по судам. Вы благородный молодой человек, и я у вас в большом долгу. Хотите два билета? Вы мой последний спектакль видели? Это все, чем могу вас отблагодарить.

– Не откажусь… Но вообще не советую никому об этом рассказывать.

– Да, конечно, конечно, вы абсолютно правы! Но билетов можно и больше! – Петр Андреевич упер палец в грудь Вадима. – Я сейчас же напишу записку в кассу, количество и число проставьте сами. В любой день, на любой спектакль! Милости просим. Вы сами не представляете, от чего вы меня только что избавили! Будто камень с души… Это так низко, так унизительно жить, когда тебя подслушивают или за тобой подглядывают! Кстати, я вам даже не предложил чаю или кофе! Хотите нашего, театрального кофе? Мы его делаем специально, с джином или коньяком, для своих ночных бдений и наших дорогих гостей! Хотите? Нет-нет, даже не отказывайтесь! Нам сейчас все сделают…

– Ну если только с джином… И если не долго… – Вадим замялся, глядя на часы.

– Понимаю, понимаю вашу загруженность, надолго я вас не задержу… – Петр Андреевич метнулся к двери и крикнул, едва ее раскрыв: – Кто-нибудь, заварите нам два наших фирменных кофе. Один с коньяком, другой с джином. И покрепче! Да, и конфет моих любимых, вы знаете…

Пока он давал эти указания, Вадим, не торопясь, установил под зеленый абажур антикварной настольной лампы своего «жучка», который был у него в одной коробке с принесенным прибором.

А неплохой кофе, подумал Вадим минут через двадцать, достаточно далеко отъехав от театра. Надо было спросить рецепт, что ли… Одной рукой он держал руль, другой настраивал приемное устройство, пока в нем не зазвучал знакомый голос Петра Андреевича, который уже увлеченно рассказывал:

– Нет, ты, Сережа, сам подумай, ведь я мог тут наговорить бог знает что, с кем, о чем, а в это самое время…

– С любовницей, например. – Голос у незнакомого Сережи был старческий, хриплый и гунявый, как будто ему не хватало зубов, а то и целой челюсти. – А в это время вас подслушивал ее муж.

– Тебе смешно… – обиженно отозвался Петр Андреевич.

– Старичок, я просто тебе завидую… – вздохнул Сережа. – Мне уже никто не поставит подслушивающее устройство, и никто не придет его искать.

Черт с ним, подумал Вадим, отключив аппаратуру. Есть теперь о чем поговорить. Месяц еще будет всем хвастаться. И включил свой сотовый, набрав номер Антона.

– Антоша, это я. Что-нибудь есть у вас на следователя московской прокуратуры Германа Шестакова? Ну ты знаешь: связи, контакты, то-се, как на него выйти, с какого бока подойти?

– А, этот… которого по ящику только что показывали? Сейчас порыщем по своим файлам… – В трубке донесся стук клавиатуры. – А что, не твоя ли работа в этом морге?

– Я покойников не обижаю, – хмыкнул Вадим. – Поскольку они меня не интересуют. Какой-то некрофил, наверно… Да, ты прав, я увидел этого следака, как ты говоришь, в ящике. И он мне запал. Вернее, кое-что о нем вспомнил. Он ведь вместе с Турецким рыл под Леву. И нашего Олежку к нему недавно таскали. Откуда, мол, узнали вы, газетчики, про постановление насчет ареста вашего босса? Представляешь? Тайна сия велика есть, это он им так сказал… Ну, нарыл что-нибудь на него?

– Личность, оказывается, известная. Работает в бригаде с Померанцевым. Тот, кто сменил Турецкого.

– Это я без тебя знаю. Может, ребят поспрашиваешь, кто с ним дело имел?

– Поищем. Но это уже не сегодня.

– И сразу поставь меня в известность, лады? – попросил Вадим. – Ну, ты как вообще-то? Как насчет нашей совместной работы?

– Не понял. Мы с тобой сейчас чем занимаемся?

– И то верно. Голова уже кругом… Кстати, чтобы упрочить наше взаимное доверие, сообщаю: я только что его упрочил с маэстро Полынцевым, сняв у него твоего «жучка» и установив вместо него своего… Это не моя инициатива, он об этом просил.

Антон ошарашенно молчал.

– …то есть если тебе понадобится какая-то информация о Полынцеве, обращайся ко мне… Ладно, до встречи.

Отключив сотовый, Вадим еще немного подумал и вывел на дисплей сотового номер Олега Ивановича.

– Олежка, привет, это я. Хочу к тебе подъехать в редакцию. Есть разговор. Не помешаю?

…– В общем, я не представляю, что ты собираешься узнать от этого одуванчика, – сказал Вадим, развалясь в гостевом кресле напротив стола, за которым сидел Олег Иванович. – Я вот только что попробовал послушать вашего Полынцева. Пока одни сплетни…

– Ему часто звонят известные и влиятельные люди. А он любит поговорить и поспрашивать. Кое-что перепадает.

– Насчет «перепадает» поподробнее, пожалуйста. Ты ведь за мою работу что-то с него будешь иметь?

– С чего ты взял! – возмутился Олег Иванович.

– Олежка, родной, ты без отката на унитаз не сядешь, я-то знаю. Ты другое пойми: ведь я теперь смогу записывать все, что он гам балакает и как ты его сосешь… Я же не просто так, не как телефонный мастер к нему пришел, установил, бабки получил, в наряде распишитесь, и гуд-бай… Я,может, теперь свой интерес имею, ибо знаю, зачем он нашему Олежке понадобился.

– Ладно, – сказал Олег Иванович, поразмыслив. – Не отцепишься ведь. Десять процентов в месяц, больше не могу.

– Ну вот так бы сразу… – вздохнул Вадим. – Десять – это ладно… А вот от какой суммы?

– Как обычно, он будет отстегивать пять штук за то, что мы не будем печатать против него всякую бяку, – ответил Олег Иванович. – Пятьсот баксов в месяц за просто так, тебе мало?

– Олежка, Олежка… – сожалеюще вздохнул Вадим. – Ну когда ты только поймешь: я ж не тот фраер, которому можно вешать вермишель на уши. Причем безнаказанно. Опасно кидать таких, как я, без последствий для собственного здоровья. Говори все, как есть, а я тогда не скажу шефу, на сколько ты его кинул на пару с Малхазовым…