Текст книги "Принцип домино"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

– Скорее, дерзкий и расчетливый… – поправил его Померанцев и тут же крикнул в трубку: – Алло! Это старший следователь Генпрокуратуры Померанцев. Срочно соедините с дежурным по городу! Товарищ подполковник, старший следователь Генпрокуратуры Померанцев. Мы только что увидели в репортаже по телевизору в толпе, на месте убийства журналиста Быстрова на Якиманке, его предполагаемого убийцу. Это Реваз Суниев, житель Махачкалы, его фотороботы нами разосланы… Да-да, я жду ваших сообщений.

– Да никого они там не найдут… – махнул рукой Гера. – Менты пока почешутся… И с тобой, Валерий Александрович, я не согласен в том, что касается характеристики этого самого Суниева. Именно наглый! Янастаиваю на этом. Это ж додуматься надо! Вернулся к месту преступления, чтобы посмотреть, не надо ли клиента добить и как там вообще обстоят дела…

Включив видеомагнитофон, он отмотал назад, пока не мелькнуло безусое лицо Реваза Суниева, после чего зафиксировал изображение. Померанцев не ответил. Он с Ереминым молча разглядывали подрагивающее лицо убийцы, сверяя фотороботы.

– Слушай, помнится, в деле ведь был еще один похожий на него убивец, – сказал Померанцев Гере. – Этот, помнишь, была объективка по делу об убийстве охранника ночного клуба «Золотой глобус» Родиона Малютина?

– А, тот… – махнул рукой Гера. – Для нас кавказцы все на одно лицо. Не чересчур ли для одного душегуба? А за несколько часов до этого убил медсестру Марину Антонову совсем в другом конце Москвы?..

– Тамошние девушки из обслуживающего персонала сказали про него, будто тот человек застрелил охранника, оскорбившись, когда Малютин проверял его документы, – пояснил Померанцев Еремину.

– Теперь даже и не знаю… – задумчиво сказал Гера, глядя на остановившееся в кадре лицо. – Похоже, этот может.

Звонок прозвенел неожиданно, как всякий другой звонок, которого напряженно ожидаешь. Померанцев схватил трубку, с минуту слушал.

– Да, спасибо… Я все понимаю. Что ж, видеозапись у нас есть, мы успели ее сделать. И его фотороботы. Да, высылаем вам по факсу… И оформляем в розыск.

– Ну а теперь на десерт… – сказал Гера, когда Померанцев положил трубку и взглянул на него: все ли ясно? – Теперь посмотрим мои материалы, если вы, Роман, уже закончили.

Тот кивнул, и Гера вставил в видеомагнитофон другую кассету.

– Смотрите внимательно, – сказал он. – Вот мой козырь, который я собирался выложить покойному Быстрову Олегу Ивановичу. Это зафиксировано скрытой камерой через видеоглазок… Сейчас перед вами появится тот самый человек, что сумел подслушать наши с Валерой разговоры здесь, в святилище Фемиды. И если бы не всем известная бдительность Валерия Александровича…

Когда на экране возникло серое изображение человека, о чем-то разговаривающего с приятелем Геры Мишей, Померанцев сначала замер, потом перевел взгляд на Геру.

– Вот мне тоже все время кажется, будто я его где-то уже видел, – растолковал взгляд непосредственного начальника Гера. – А вам он знаком?

Он вопросительно взглянул на Еремина. Тот отрицательно покачал головой.

– Останови, – сказал Валерий, когда человек на экране повернулся наконец лицом к камере.

– Я скажу, где ты мог его видеть, – сказал Гера после паузы. – Этот тип по описанию похож на кавалера Марины Антоновой, которого имели несчастье лицезреть труженицы детсада, где она работала. Этот фоторобот сейчас в УВД. А теперь мы имеем фотографию для опознания.

– Похож, – согласился Валерий. – Но я сейчас вспомнил еще об одном «фотороботе». Он был составлен теми же девицами из «Золотого глобуса» и сейчас хранится у следователя районной прокуратуры, ведущего это дело. Помнишь, девушки утверждали, что в тот вечер вместе с Суниевым был некий красавчик?

– Ну и память у тебя! – помотал головой Гера.

– Просто очень уж он заметный. Надо этих девушек срочно найти и пригласить. Причем завтра же. Скажи Зое, пусть выпишет им повестки как свидетелям.

Гера поднял трубку местного телефона:

– Зоя, зайди сюда. Да, прямо сейчас.

Зоя вошла, коротко оглядев посуровевших мужчин.

– Что у вас опять стряслось? – спросила она и вдруг охнула, приложив ладошку ко рту. – Ой, кто это?

– Вот и мы хотим знать… – вздохнул Гера. – Я тоже сижу тут и гадаю: где мы этого Роберта де Ниро прежде видели?

– Так это же тот самый! – Она потрясла кистью руки. – Ну тот, помнишь, который ремонтировал у меня освещение! Я ж рассказывала: он включал свет, залезал на стремянку, когда я печатала ваше постановление, из-за чего весь сыр-бор!

– Еще один вездесущий на нашу голову! – простонал Гера. – Ну ты подумай! И этот пострел везде поспел… Нет, сегодня определенно наш день, одни сплошные узнавания и моменты истины!

– Кажется, я еще кое-что вспоминаю и догадываюсь, где этого субъекта следует поискать, – сказал Померанцев. – Я несколько раз просматривал видеозаписи с Разумневичем, и, если не ошибаюсь, данный человек везде его сопровождает.

7

Разумневич приехал в театр последним. Белявский уже ждал его в знаменитом кабинете Полынцева, где именитый режиссер и его секретарша хлопотали за столом, на котором парил кофейник, а в вазе лежали конфеты и засахаренные ананасы.

Белявский поднялся из-за стола и вопросительно посмотрел на давнего друга-недруга.

– Да пожмите вы наконец друг другу руки! – воскликнул Полынцев. – Вы же друзья детства! Я ж не говорю: поцелуйтесь. Обниметесь, когда поладите, сами во всем разберетесь и все друг другу простите.

Разумневич помедлил и протянул руку Белявскому. Тот ответил вялым рукопожатием. Потом сели друг напротив друга

– Ну наконец-то, – вздохнул Петр Андреевич. – Даже на душе легче стало. Можно сказать, я присутствую при историческом событии… Ну все, ухожу, распоряжайтесь тут сами.

– Одну минуту… – поднял руку Белявский. – Чтобы уж совсем не было претензий, я предлагаю все-таки проверить помещение на отсутствие записывающих и подслушивающих устройств!

– О боже!.. – простонал хозяин кабинета. – Опять ты за свое, Эдуард! Я же говорил: все, что можно здесь было найти, уже нашли! И убрали. И больше здесь ничего нет, это я вам гарантирую! Лева, скажите ему.

– А что я могу добавить после того, как вы уже все ему сказали? – Лев Семенович сделал характерный жест в сторону Белявского. – Если он всю жизнь такой человек? Упертый и подозрительный…

– Лева, прошу вас, не начинайте с ярлыков и сведения взаимных счетов… – взмолился Петр Андреевич.

– Только из уважения к вам, Петр Андреевич, – приложил руку к сердцу и склонил голову Разумневич.

– Это из уважения к Петру Андреевичу ты опубликовал в своей газетенке пасквили в его адрес и с фотографиями и намеками на связи с мафией? – перебил Белявский.

– Все, я ухожу… – поднялся с места оскорбленный, казалось, до глубины души Лев Семенович.

– Господа… Умоляю вас. – Петр Андреевич бросился к двери и закрыл ее своим телом, выставив перед собой руки. – Лева, Эдик, мы же с вами договорились. Кто старое помянет…

– Петр Андреевич, дорогой! – прижал обе руки к сердцу Лев Семенович. – Вы же знаете, я пришел сюда в тот момент, когда у нас случилось такое несчастье! Убили Олега Быстрова! Талантливого, высокой моральной чистоты человека! И сейчас, вместо того чтобы встретиться с его семьей и со всеми, кто был ему близок, чем-то им помочь и воздать должное его памяти, я пришел на этот постыдный спектакль… Нет, если этот человек, – он наставил указующий перст на Белявского, – с самого начала хотел сорвать эту встречу, то – пожалуйста! Я могу тут же уйти и больше уже к нашим общим проблемам не возвращаться!

– Мы оба уйдем, когда пожелаем, – примирительно сказал Белявский. – Я предлагаю следующее. Если записывающей аппаратуры не будет найдено, я готов принести самые искренние извинения. Если найдем, то мы не станем выяснять, откуда она, чья она и кто ее здесь установил. Просто выкинем к чертовой матери, спустим в унитаз и займемся наконец делом… Согласны?

– Это он всегда называл: доверяй, но проверяй… – пожал плечами Лев Семенович и с демонстративной неохотой сел на свое место. – Ну раз тебе это нужно для душевного спокойствия… Можно подумать, ты ее заранее там установил, чтобы произнести этот спич.

– А вы, Лева, надеюсь, не возражаете? – страдальческим голосом спросил мэтр.

– Пожалуйста, я готов подождать, пока закончится постыдная процедура… Только мне интересно, как ты собираешься ее осуществить? – с иронией спросил Разумневич Белявского. – Будешь сам искать под стульями?

– Зачем сам? Саша! – позвал Эдуард Григорьевич в приоткрытую дверь. – Зайди сюда.

Лев Семенович с интересом уставился на вошедшего в кабинет стройного и смазливого юнца с электронным сканером. Его интерес не ускользнул от внимания Белявского, и тот понял, что Разумневич наслышан обо всем происходящем в его окружении.

Саша начал свои манипуляции с дальнего угла кабинета, и, как только дошел до стола, прибор замигал и послышался характерный звонок.

– Господи… – Хозяин кабинета схватился за сердце, когда Саша извлек «жучка» из-под зеленого абажура антикварной настольной лампы. – Меня сейчас инфаркт хватит. И давно он здесь стоит?

– Это можно приблизительно установить только по степени разряда его батарейки, – сказал Саша. – Если хотите, я прямо сейчас замерю ее ёмкость, и вы все узнаете.

Белявский и Разумневич встретились взглядами. Лев Семенович первым отвел глаза.

– Мы, кажется, договаривались… – напомнил Эдуард Григорьевич. – Не будем выяснять, если что-то найдется. Вполне возможно, что «жучка» установили ваши, Петр Андреевич, завистники из другого театра.

– Да, я тоже считаю, что нам не стоит отнимать время у нашего хозяина… – кивнул Разумневич, по-прежнему ни на кого не глядя.

– Ухожу, ухожу… – Полынцев вышел из кабинета.

Они остались наконец вдвоем и какое-то время молча смотрели друг на друга. Белявский взял кофейник и налил кофе в чашечки.

– Эдя, у тебя давление, – сказал Лев Семенович. – Пей зеленый чай и красное вино. А то, я смотрю, все больше на кофе налегаешь. И на молоденьких девочек.

– Стрессы, – пожал плечами Белявский. – Надо их как-то снимать, чтобы на все хватало сил и не погас интерес к жизни.

– Да какие там стрессы? – махнул рукой Разумневич. – Эдя, не зарывайся. Сегодня не мы, а другие люди делают политику, а также президентов и премьеров. Вот у них – настоящие стрессы. А мы с тобой лишь жалкое подобие прежних олигархов, мы из второго ряда, и то с большой натяжкой. Сидим в кремлевской приемной и ждем, когда нас пригласят.

Сказав это, Разумневич откусил кончик сигары и чиркнул золотой зажигалкой.

– Скажи уж, коверные, – буркнул Эдуард Григорьевич. – В паузах между дрессированными тиграми потешаем почтеннейшую публику, швыряя торты в морды друг другу.

Лев Семенович иронично поднял левую бровь, качнул головой, что одновременно означало удивление и одобрение удачному сравнению.

– Конечно, плох тот гондон, который не мечтает стать воздушным шаром, – сказал он. – И все-таки именно нас с тобой пригласили в Базель. А не других. Я говорю про международный экономический симпозиум. Олигархов из первого ряда туда не позвали. И это уже кое о чем говорит.

– А чего их звать? Они давно все там. Им до Базеля добраться, как тебе до Барвихи… Да, я читал вчерашнюю передовицу в твоих желтых «Ведомостях». Смешная статья, – усмехнулся Белявский. – Тебя там представили в роли локомотива мировой экономики. Морганы и Рокфеллеры смотрят тебе в рот. Если честно, так мне это приглашение сделал мой Дима. Но устроители потом удивились: как может приехать герр Белявский без герра Разумневича? Это все равно что на гастроли приедет Бим, но не приедет Бом… На Западе нас до сих пор воспринимают только вдвоем.

– Эдя, не принимай близко к сердцу… – посоветовал Разумневич. – Всегда помни лозунг нашей юности: наше от нас не уйдет. Кстати, о девочках, которые в наши времена были получше нынешних… Этот мальчик, который Саша, и есть новый фаворит твоей супруги, о котором все говорят в последнее время?

– Я не знаю, кто и что говорит… – ответил Эдуард Григорьевич, наливая себе очередную чашку кофе. – Но после того как ты меня предупредил о заговоре шефов нашей с тобой безопасности, мой Дима навел справки, и все подтвердилось: твой Вадим и мой Антон, оказывается, вместе служили в органах госбезопасности, попав туда по комсомольской линии, и давно друг друга знают. И, судя по истории с этой кассетой и покойным Олежкой, они обмениваются информацией.

– Почему бы нам, в таком случае, не произвести ротацию кадров? – спросил Лев Семенович. – За эти годы мы регулярно меняли всех – поваров, жен, водителей, любовниц, садовников, но» только не наших шефов безопасности. Не слишком ли они уверились в своей неуязвимости?

– Я стараюсь не вмешиваться в естественный ход событий… – туманно ответил Белявский. – И еще. Твой Вадим в настоящее время находится под плотным колпаком Генпрокуратуры. Из-под которого ему уже не суждено выбраться. Только не спрашивай, откуда я это знаю.

– Я не хочу знать, откуда ты это знаешь, – пожал плечами Лев Семенович. – Это очень серьезно?

– Это очень опасно, – поправил Белявский.

– Опасность касается меня одного? – сощурился Разумневич.

– Скорее, нас обоих.

– Что ж, выходит, не зря мы с тобой вот так повидались… – задумчиво сказал Разумневич. – И еще, Эдя… Ничего, если я тебя по старинке так называю?

– Как-нибудь переживу… – хмыкнул Белявский.

– Странные вещи происходят… Что-то мне не все нравится…

– Ну да. Например, твой Олег сказал лишнее, и его не стало, поскольку это лишнее из него могли вытянуть и в Генпрокуратуре.

– Я о другом, а не о таких пустяках… У меня пока только сильное подозрение. Почему твой Дима вдруг обрушил столько негатива на Вадима и Антона? Раньше он говорил о них только хорошее, а тут как прорвало… С чего бы это, а?

– Хочешь сказать?..

– Я старый волк, Эдя, и такие вещи, как измена, чую издали. Вот и хочу спросить, тебя и себя: а не замешаны ли здесь, в этом заговоре, и наши золотые мальчики, они же «племянники», как их все зовут?

– А вот тут уже я не знаю и знать не хочу, – твердо сказал Белявский. – О своем Славике думай сам, но мой Дима ротации не подлежит.

– Пожалуй… – пробормотал Разумневич. – О Славике я скажу то же самое.

– Диму я никому не отдам, – продолжал Белявский. – Жену, любовницу – пожалуйста… Но только не его.

– Как и я своего Славика, – согласился Разумневич. – Договорились. Это не обсуждается. И еще. Ни ты, ни я не шли сюда мириться, как решил наш милейший Петр Андреевич, так?

– Ни боже мой, – кивнул Белявский. – Мы с тобой сюда пришли, чтобы обменяться информацией, жизненно важной для нас обоих. И только. Я это хорошо понимаю.

– Вот-вот, – кивнул Разумневич. – Даже если Мы с тобой найдем взаимопонимание и наша вражда для других отойдет на второй план, в чем я глубоко сомневаюсь…

Он испытующе взглянул на Белявского. Тот согласно кивнул.

– …ибо широкая общественность нам не простит, если мы вдруг перестанем враждовать. Ты прав: перестав быть коверными, как ты удачно заметил, мы потеряли к себе всякий интерес. Публичная вражда двух олигархов нового типа – ничего другого от нас уже не ждут. Это наш с тобой общий крест, и только мы сможем это положение исправить, если, конечно, захотим.

– Пожалуй, ты и здесь прав…, – засопел Эдуард Григорьевич, снова подливая себе кофе.

– Эдя, для тебя это уже лишнее, – сказал Лев Семенович, бесцеремонно отбирая чашку. – Сейчас у тебя поднимется давление, начнется головная боль, а тебе нужна ясная голова. Сейчас мы будем обо всем очень серьезно рассуждать и разговаривать.

– Ну так говори же… – недовольно засопел Белявский. – Ты пока только вокруг да около…

Лев Семенович затянулся сигарой, пустив дым к потолку, потом задумчиво посмотрел на собеседника.

– Эдя, – начал он торжественно, – я сейчас затеваю одно грандиозное дело…

– Сначала объясни, почему я ничего о нем не знаю? – перебил Эдуард Григорьевич.

– Возможно, потому, что об этом ничего не знает мой шеф безопасности, – усмехнулся Разумневич. – А значит, и твой. А выходит, и ты. Так ты будешь слушать или предпочитаешь перебивать?

– Говори, – кивнул Белявский. – Только покороче, если сможешь.

– Скажу тебе честно…

– А до сих пор ты только врал? – снова не удержался Эдуард Григорьевич.

– …сначала я хотел провернуть комбинацию один. Пока не увидел: этот кусок больше моего рта. И я понял, что мне нужна помощь, но могу я довериться только своему злейшему врагу. То есть тебе. Слишком большие бабки поставлены на кон.

– Узнаю Левку Разумневича, – хмыкнул Эдуард Григорьевич. – Опять какая-нибудь афера. Сколько их было всего и какой процент закончился пшиком? Девяносто восемь или девяносто девять?

– Эдя, дело уже близится к завершению, – терпеливо сказал Разумневич. – Говорю тебе: комар носа не подточит. И никто пока даже не догадывается. Иначе бы твой Дима уже доложил тебе, как доложил о моем Вадиме, оказавшемся под колпаком у прокуратуры.

– Тогда зачем тебе я? – Раздумывая, Белявский машинально стал наливать себе новую чашку кофе, но Разумневич молча отодвинул ее в сторону.

– Как ты понимаешь, нужен не столько ты, сколько твои бабки. Один я не потяну. А пригласить к себе в команду лучше того, кого знаешь давно и как облупленного.

– А это рискованно?

– Мои лучшие юрисконсульты провели по этой теме командно-штабные учения – с целью отправить меня на нары, но нужной статьи в Уголовном кодексе не нашлось.

– Значит, плохо искали… Знаю я этих твоих юрисконсультов… – буркнул Белявский, достав банан из вазы. – Удивляюсь, как тебя до сих пор не посадили после их консультаций. Тебе почистить?

– Да. Лучше вон тот, более спелый, – показал Разумневич. – Ты же знаешь моего племянника? Слава Понятовский служит в Минфине.

– Конечно, помню, – кивнул Эдуард Григорьевич, очищая кожуру с бананов. – Только он твой внучатый племянник, если быть точным, на удивление умный и воспитанный мальчик. Представляю, как им гордится вся ваша родня, от Жмеринки до Мельбурна.

– Так вот совсем скоро, в один прекрасный день, он подаст на подпись своему министру список иностранных банков-кредиторов, которым государство и предприниматели в первую очередь должны выплатить свои долги.

– И что ты собираешься с этого иметь? – насторожился Белявский.

– Дело в том, что часть этих первоочередных долговых обязательств уже выкуплены за полцены. Понятно, через подставную фирму. И потому эти долги попадут в мой карман. И заметь, деньги остаются в России. И будут вложены в развитие экономики и благотворительность.

– Не знал, что ты такой патриот…

– Теперь представь, о каких суммах идет речь, если даже мне не хватило свободных средств для их выкупа.

– Уже представил… – пробормотал Белявский. – Беспроигрышный вариант, хочешь сказать? Ну-ну. Знал же, что ты жлоб и ханыга… Но не. до такой же степени?.. Так вот для чего понадобилась статья о наших долгах в твоей желтой газетенке, где черным по белому сказано, будто мы сможем выплатить их лишь в туманном будущем. А я-то думал…

– Не смей так говорить о газете, только что потерявшей лучшего в своей истории ответственного секретаря, каким был Олежка Быстрое… – скорбно ответил Разумневич.

– Желтой, желтой… – отмахнулся Белявский. – И ты не хуже меня об этом знаешь… Сейчас ты используешь гибель своего ответственного секретаря на все сто. Твои клакеры уже подняли истошный крик, будто его убили враги свободы и демократии в России… Ладно. Так что там у нас в сухом остатке? Статьи УК за сознательный подрыв доверия иностранных кредитно-денежных организаций к нашим государственным и частным институтам у нас вроде нет. И потому тебя даже не посадят. Хотя на месте властей я бы тебя расстрелял… Как Хрущев наших валютчиков-первопроходцев. Ну и сволочь же ты, Лева! – искренне восхитился Белявский.

– Я давно вынашивал этот план, – скромно опустил глаза Разумневич. – И только после того, как мне удалось пристроить туда своего любимого племянника…

– О своем любимом внучатом племяннике расскажешь как-нибудь в другой раз, – перебил Белявский. – Подрывать доверие к себе ты умеешь, как никто другой. А как ты собираешься его потом завоевывать? В частности, мое?

– Я только что со всей искренностью рассказал тебе о моем плане… Предложил тебе присоединиться, чтобы хорошо заработать, – взглянул на потолок Разум-невич. – Разве этого мало?

– Пока это только слова. Где детали и подробности – названия банков, даты, цифры…

– Все это увидишь, как только дашь согласие.

– Ах вон оно что! И какова моя доля?

– Зависит от твоего вклада. Сначала скажи, сколько ты сможешь вложить.

– Какова ожидаемая прибыль?

– Боюсь, не поверишь своим ушам, когда услышишь, – усмехнулся Разумневич. – Но ты пойми и другое. Мы должны провернуть быстро и в обстановке строжайшей секретности.

– Но сперва, как мы уже говорили, нам жизненно необходимо провести ротацию кадров, – негромко заметил Белявский.

– Согласен, – ответил Лев Семенович. – Замену я уже подыскиваю, без проблем.

– Пусть этим займется Дима, – махнул рукой Белявский. – Для нас обоих подберет кого следует…

– Нет уж, – качнул головой Разумневич. – Свою челядь я найду себе сам. Чтобы не перегружать твоего Димулю… А пока мы давай сделаем так. Проведем небольшой эксперимент. Если наши шефы безопасности работают на себя, то пусть твой Антон узнает от тебя какую-нибудь информацию, которую ты одновременно передашь мне, но с каким-нибудь ключевым словом. И если я услышу эту же информацию от своего Вадима, все встанет на свои места, и мы примем меры. Причем адекватные. Кстати, есть у тебя человек, в ком ты не сомневаешься?

– Этот, – кивнул на дверь Белявский.

– Ты про нашего гостеприимного хозяина, Станиславского современности? – ужаснулся Разумневич.

– Нет. Через Сашу, – кивнул Белявский. – Он спит с моей женой, я сплю с его подругой, поэтому мы в расчете и он мне предан как собака.

– Что тут скажешь? – пожал плечами Лев Семенович. – Прогресс налицо. Любовный треугольник преобразовался в четырехугольник. И это далеко не предел. Такой, наверно, и будет здоровая-семья нашего двадцать первого века. Ты, Эдя, как всегда, впереди паровоза.

– А ты, как всегда, мне завидуешь, – огрызнулся Белявский.

– Есть немного… Ну, договорились?

– Слушай, а почему не наоборот? – вдруг словно опомнился Эдуард Григорьевич. – Почему не твой Вадим передаст твою информацию моему Антону? – И махнул рукой в ответ на шумный вздох заклятого друга. – Ладно… Только не закатывай глаза. Шуток уже не понимаешь.