Текст книги "Принцип домино"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

4

Утром Вадим встал пораньше и не без труда разбудил Марину, чтобы отвезти ее на работу. Но ей потребовалось еще не менее получаса, чтобы переговорить с Веркой о детках: как спали, что ели, как писали, чем какали, очень капризничали или нет…

Он не довез ее до самого детсада, сославшись на то, что сам опаздывал в офис. Избавившись от нее, он тут же позвонил по сотовому Колюне, бывшему местному авторитету, который некогда «крышевал» на здешнем рынке, пока его не вытеснили конкуренты из солнечного Дагестана. После чего тот благополучно спился… Сейчас жил тем, что перебивался случайными заработками.

– Помнишь, как договаривались? – спросил Вадим, когда он появился.

– С тех пор кое-что изменилось… – сказал Колюня, невысокий, коротко стриженный, с татарскими скулами парень. – Цены, например, выросли.

– У меня не бывает инфляции.

– Я про другое. Этот медбрат, с кем я договорился, сегодня не вышел на дежурство, он мне вечером звонил, вроде приболел. То ли сам, то ли его жена. Может, и врет, но все равно придется ему отстегнуть, чтоб молчал, верно?

– Перетопчется. Кто поедет на вызов?

– Пока неизвестно. Там на «скорой» сейчас их двое дежурят. Девка молодая, практикантка, Самохина Наталья Александровна, похоже, с ней и придется разговаривать, и еще пенсионер какой-то. А кто из них сколько возьмет, тоже непонятно. Так что сам посчитай.

Черт, подумал Вадим, говорил же Леве и этому умнику Олегу Ивановичу… Вот что значит, когда непрофессионалы! Чем больше ходов и фигур, тем больше вероятность ошибки на любом этапе. И вот – первая.

Еще через сорок минут он встретился с Колюней возле местного пункта «скорой помощи».

– Вызов только что поступил и уже принят, – сказал Колюня, сев к нему в машину. – Сейчас туда должна выехать эта практикантка Самохина. Живет одна, есть ребенок трех лет.

– Я уже почти все о ней знаю, – прервал Вадим.

– Так ее припугнуть или как?..

– Без или! И то и другое, – жестко перебил Вадим. – Кнут и пряник, ничего лучше прогрессивное человечество пока не придумало.

Он достал свой ноутбук, вставил компакт-диск с адресами и телефонами в Москве и области, быстро набрал имя, отчество и фамилию практикантки. На экране возникли адрес и номер телефона в Химках.

– Вот это да… – присвистнул Колюня. – Только она вроде живет на Таганке.

– Не мешай… Значит, в Химках прописана. Сейчас проверим…

Вадим включил сотовый и позвонил по номеру, возникшему на дисплее ноутбука.

– Здравствуйте, это Полина Алексеевна? – вежливо спросил он.

– Здравствуйте, она самая. А кто это?

– Это Сережа, знакомый Наташи… А можно ее к телефону?

– Сережа… А, был у нее такой, помню, вместе учились. Только сейчас ее нет, Ниночку, внучку, мне привезла, а сама на дежурство уехала. Да и живет после развода сейчас в Москве, на Таганке. А вы, Сережа, хоть знаете про ее развод?

– Конечно, – сказал Вадим, строго глянув на Колюню, который прыснул, не выдержав. – Вы мне ее телефон не подскажете?

– Как я могу без ее согласия, сами подумайте? Нет, лучше вы свой оставьте. И она вам перезвонит. Или позвоните сюда вечером, когда она с дежурства вернется.

– Спасибо, я так и сделаю… – Вадим отключил, телефон и взглянул на Колюню.

– Скажешь ей сам и передашь это… – Вадим написал записку, отсчитал триста долларов и положил все в конверт. – Она меня не должна видеть, ты понял?

– Да понял я… – Колюня косо взглянул на записку, где был записаны диагноз и номер клиники.

– Перехвати ее прежде, чем она сядет в машину, предупредил Вадим. – И вот, микрофон не забудь…

И нацепил ему под ворот почти незаметный конденсаторный микрофон.

– А это зачем? – не понял Колюня.

– Чтоб я проконтролировал, как ты отработал аванс… – сказал Вадим. – А также что ты ей никаких глупостей не наговоришь. Чтоб все по-честному.

Он видел, как Колюня приблизился к девушке в синей тужурке поверх белого халата, сбежавшей с крыльца, над которым красовалась поблекшая и покосившаяся эмблема красного креста и полумесяца. Он что-то ей сказал, она пожала плечами, отошла с ним в сторону, всем видом выражая крайнюю занятость и нетерпение. Теперь Колюня стоял к Вадиму боком, и было видно, как она реагирует на его предложение. Сначала отвела руки за спину и отступила на шаг, когда он ей что-то протянул. Замотала головой…

– Черт… Что он ей там наговорил? – сказал Вадим вслух и перевел на максимальную громкость свой миниатюрный приемник, который вдруг, так не вовремя, забарахлил.

– …Мы хотим как лучше, – канючил Колюня. – Нашу клинику мало кто знает, поэтому мы развернули рекламную кампанию и везде пропагандируем наши достижения…

– Что он там мелет? – поморщился Вадим.

– Если вы убедите родителей мальчика, что его нужно отправить лечиться только к нам, ну, типа того, что в другой больнице это пока не лечится, то получите от нашей фирмы конкретное вознаграждение… Ну? Врубилась? – Колюня вдруг перешел на «ты».

Ему тяжело дался этот пассаж, но девушка уже читала записку.

– Нет, я так не могу, – сказала она. – Вы меня поймите! Я еще не видела этого мальчика… Да, я слышала про вашу клинику, это действительно хорошая клиника, с современным оборудованием, но уж очень дорогая. Как я могу что-то предложить его родителям, если нам туда не дают путевок… А откуда вы, кстати, знаете его диагноз? Вы что, врач? Вы этого мальчика уже осматривали?

– А то… – хмыкнул Колюня.

– Что-то не похоже. Извините, и дайте пройти, мне нужно ехать к ребенку!

– Ты погоди извиняться-то. Ты, Наталья, лучше не о чужих детях, а о своей дочке Ниночке подумай… – негромко сказал Колюня, когда она, оттолкнув его, хотела пройти мимо. – Что щас у твоей матери в Химках гостит.

Вот здесь он уже в своем привычном репертуаре, подумал Вадим, увидев, как резко изменилось ее лицо, когда она остановилась.

– А что с ней?.. – тихо охнула она.

– Пока ничего, – сказал Колюня. – Пока. Но ты, в натуре, тоже не будь дурой. Бери, пока дают. И делай, что говорят. И никому ни слова. Поняла? Тогда прям щас, при тебе, отзвоню ребятам в Химки и дам отбой.

И сунул ей вместе с адресом клиники конверт с деньгами.

Она нерешительно взяла. Неловко сунула в сумку. Потом с окаменевшим лицом последовала к ожидавшему ее «рафику», мотор которого нетерпеливо и сердито гудел. Обернулась в его сторону, прежде чем сесть в машину. И снова к нему подошла.

– Вы это точно?.. С Ниночкой все в порядке, ничего не случилось? – спросила она.

– А чего меня спрашивать? Ты ей сама и позвонишь, – пожал тот плечами. – Сразу, как дело сделаешь.

– Все-таки мы – сволочи! – вдруг сказал себе Вадим.

Впрочем, мир на том и стоит – бить в самое незащищенное и слабое место – женщин, детей. Например, посадить невинную душу на иглу дармовых баксов. Может, она их в руки никогда не брала. А теперь будет брать. С этого дня, кто и за что ей ни предложит, снова возьмет… Раз уже попала в зависимость… А дальше будет сама искать случая, чтобы снова испытать прилив адреналина. Не я это придумал. Мир так устроен. А значит, или мы будем следовать его понятиям, или понятия займутся нами.

Колюня влез в машину, с довольным видом сел рядом, молча и не глядя протянул руку за своим гонораром. Потом пересчитал баксы, которые дал ему Вадим.

– А где еще сто двадцать?

Ты взял из конверта стольник, предназначенный для нее. – Вадим кивнул в окно. – Вон у тебя в заднем кармане. Можешь проверить, если забыл. Плюс штраф. Чересчур много болтаешь. Я предупреждал: каждый твой прокол – червонец. А у тебя их было два. Для чего ты сразу сказал насчет ее ребенка? Кто ходит с козырей?

– Ладно. А второй? – недовольно засопел Колюня.

– Во-вторых, ты бездарен и неубедителен, как всякий дерьмовый шантажист… – поморщился Вадим. – Я думал о тебе лучше. В следующий раз, если он, конечно, будет, заранее отрепетируй, что собираешься сказать своей жертве. Все, отчаливай… Я по четвергам не подаю. Позвоню, если что.

Дождавшись, когда Колюня «отчалит», он позвонил Олегу Ивановичу.

– Все пока на мази, если не считать небольших проколов… – сказал он. – Надеюсь, они никак не скажутся.

– Ладно, сегодня же позвоню нашему клиенту, – ответил Олег Иванович.

И примерно через час он набрал телефонный номер журналиста Макарова в «Неангажированной газете».

– Евгения Матвеевича, к сожалению, сейчас нет, – ответила ему Татьяна Козорезова, начальница отдела редакции. – А кто его спрашивает? Олег, это ты, что ли?

– Да, Танюш, я, хотел вот узнать, нет ли у него файлов или подшивки «Файнэшнл тайме» за девяносто восьмой год, по дефолту в России.

– Опомнился, – строго сказала она. – Пять лет уже прошло… Евгения Матвеевича сейчас нет, а кроме него, никто не скажет. Ему сейчас не до этого. Только что вызывали «скорую» к его внуку в детсад, и он срочно поехал туда…

– Да что ты говоришь! – присвистнул Олег Иванович. – Что-нибудь случилось с его любимым внуком? Он столько мне о нем рассказывал… А что хоть произошло, можно узнать? Или чем-то помочь? Лекарствами, специалиста порекомендовать?..

– Спасибо, нам звонили и сказали, что в детсаде у малыша вдруг поднялся жар, началась рвота. Больше ничего не удалось узнать. Да, будто его срочно повезли в какую-то очень дорогую клинику, где-то на Юго-Западе, точно не знаю. Вроде бы врач «скорой» сказала, что только там это лечат.

Она положила трубку и взглянула на Игоря Залоги-на, сидевшего за ее столом напротив.

– Что ему опять надо? – спросил тот.

– Да ничего… – пожала она плечами. – Просто ищет какой-то материал из «Файнэшнл тайме» за девяносто восьмой год. Надо бы вечером позвонить Евгению Матвеевичу домой. Как он там… Или еще лучше будет, если ты сам к нему съездишь.

5

Журналист Игорь Залогин приехал в Генпрокуратуру к своему другу Гере Шестакову и новому старшему следователю по особо важным делам Валерию Померанцеву ближе к вечеру. Шестаков представил их друг другу и коротко взглянул на часы.

– Опаздываешь, – хмуро сказал он. – Обещал к четырем, а сейчас знаешь сколько?

И осуждающе покачал головой.

– Пришлось съездить в больницу, – сказал Игорь. – У нашего коллеги Макарова Евгения Матвеевича несчастье с внуком. Мальчик сейчас в реанимации. Говорят, самое страшное уже позади, но придется лежать еще с месяц… Что-то с печенью, мальчик и раньше болел, говорят про гепатит, жил на уколах.

– То есть самое страшное позади? – констатировал Гера.

– Да как сказать, – пожал плечами Игорь. – Сначала говорили, что только в этой больнице можно получить необходимое лечение… Что там специальное диагностическое оборудование, новейшие технологии. Но это все очень дорого, на самом деле. Таких денег у Евгения Матвеевича просто нет. Говорит, придется продавать квартиру. А это все, что есть у него с женой… Ребенка в клинику взяли, а ему поверили в долг как знаменитому журналисту и отчаявшемуся дедушке. Но для английского менеджера этой детской больницы, сами понимаете, не довод. А им там еще придется перед ним отчитываться.

– Ну да, это называется: их нравы, или гримасы развитого капитализма… – поддакнул Гера.

– А разве ваша газета не в силах ему помочь? – спросил Померанцев.

– Газета второй месяц не платит зарплату своим журналистам, – махнул рукой Игорь. – Сами в долгах как в шелках.

– То есть как ни крути, а за неангажированность приходится платить? – констатировал Гера, переглянувшись с Померанцевым… – И весьма высокую цену. Но хоть ребенка за неуплату из клиники не выкинут?

– Спроси чего полегче, – вздохнул Игорь. – Мы уже готовы идти с шапкой по кругу, да что толку.

– Кстати насчет «ангажированности». – Гера протянул ему газету «Российские ведомости». – Читал? Вот эту вот заметку, я имею в виду. Без подписи. О постановлении на взятие под стражу бизнесмена Разумневича, кстати владельца данной газеты. Обрати внимание на текст, с подписью и печатью.

– А на самом деле? – спросил Игорь через некоторое время, пробежав статью глазами. – Само постановление где сейчас?

– Где и положено ему быть, – мрачно сдвинул брови Померанцев. – Лежит в моем сейфе и ждет своего часа, поскольку начальство в лице заместителя генерального велело погодить. Но теперь все о нем знают…

– Ты же собирался звонить по этому поводу Александру Борисовичу? – напомнил Гера.

– Кстати, хорошо, что напомнил… – спохватился Померанцев.

Он взял мобильный и стал набирать номер, заглядывая в свою записную книжку.

– Александр Борисович? Здравствуйте, Померанцев беспокоит. Извините, что отнимаю время, но если вы сейчас не заняты?.. Да, у меня появилось несколько уточняющих вопросов по делу Разумневича…

Он спрашивал, слушал, кивая и что-то записывая. Потом отключил трубку и взглянул на Геру.

– В общем, это совпадает с тем, что ты мне рассказывал…

– Может быть, вы все-таки посвятите меня в подробности этого дела? – спросил Игорь, переводя взгляд с одного «важняка» на другого. – И мы в своей газете дадим отповедь «Российским ведомостям», расскажем, что именно инкриминируется господину Разумневичу, чтоб читатель смог разобраться, кому и зачем нужно было проникать в святая святых Генпрокуратуры…

– Извини, Игорек, но это уже полный стриптиз, – покачал головой Гера.

– Именно такой истерики от нас ожидают, – спокойно сказал Померанцев. – Надеются, что мы раскроемся, пойдя на обмен ударами, и они тогда больше узнают, чем еще мы располагаем.

– А вы знаете больше?

– Пусть они так думают… – нахмурился Померанцев. – А на самом деле…

– На самом деле мы поневоле были вовлечены в нескончаемую ссору Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича наших дней – Льва Семеновича и Эдуарда Григорьевича… – сказал Гера. – Причем, как теперь становится понятно, первым сказал слово «гусак» именно Белявский. Похоже, именно он – тот самый неизвестный, кто в свое время подбросил нам некоторые документы, косвенно указывающие на причастность его заклятого друга к махинациям, связанным с дефолтом. Это и послужило поводом для возбуждения уголовного дела.

– А на самом деле? – спросил Игорь. – В чем подоплека их вражды? Что-то личное?

– На самом деле кредитная история их отношений такова, – продолжал Гера, – Белявский и Разумневич когда-то учились на одном курсе в Первом медицинском институте, вместе фарцевали на улице Горького на участке между Центральным телеграфом и «Националем». Вместе отсиживали в отделениях милиции, откуда их забирали высокопоставленные папаши, потом их на пару прорабатывали на комсомольских собраниях. Даже на карикатурах в стенгазетах они были неразлучны. И вылетели тоже в один день – сначала из комсо-, мола, потом из института. Их и посадили одновременно за торговлю порнографией в подземном переходе на Пушкинской площади, с конфискацией имущества… Так они и шли рука об руку над обрывом по узкой дороге застоя и перестройки, вплоть до развилки, то есть до образования первых перестроечных кооперативов, после чего пути их стали расходиться, а после дефолта и вовсе, всерьез и навсегда, разлетелись.

– Навсегда ли? – хмыкнул Игорь. – Бывает, интересы расходятся, но потом снова сходятся… Но во время дефолта Разумневич баснословно разбогател.

Биржевые спекуляции, – кивнул Игорь. – Я читал. А разве это подсудно?

– За счет тех, кого он разорил, в том числе и за счет государства, – уточнил Гера. – Вроде бы ничего противозаконного, обычная биржевая спекуляция, игра на понижение, потом на повышение. Срочно продавал то, что должно было упасть в цене, и скупал валюту.

– Здесь дело не в самом обогащении, а в противозаконных методах, – вступил в разговор Померанцев. – Турецкий с подачи Меркулова тщательно, с экспертами, проанализировал его деятельность, и стало понятно, что Разумневич действовал всегда безошибочно, как если бы знал в деталях весь комплекс финансовых мероприятий по дефолту девяносто восьмого года, о котором в руководстве страны могли знать три-четы-ре человека. Константин Дмитриевич настоял, чтобы Турецкий вызвал Разумневича в качестве свидетеля. В дальнейшем, когда стала проясняться его истинная роль, речь зашла уже о задержании, но Турецкого срочно откомандировали в Интерпол, и выписывать постановление о взятии его под стражу пришлось уже мне… А позавчера вечером приказом генерального прокурора Меркулова срочно откомандировали в Чечню, и сменивший его первый зам Анисимов приказал мне повременить со взятием под стражу Разумневича, то есть отложить до лучших времен. А постановление не тащить на подпись к председателю суда, а спрятать подальше в сейф… И вот что мы в результате получили буквально на следующий день, – он кивнул на газету.

– То есть это не Константин Дмитриевич распорядился пока не задерживать Разумневича? – спросил Игорь.

– Дмитрич матерился из Чечни по телефону, когда узнал, – подтвердил Гера. – Игорек, не обижайся, для нас ты свой в доску, как порядочный человек, которого я хорошо знаю, и как журналист по криминальной тематике, но это не мешает лишний раз напомнить: все, что ты здесь услышишь, может быть предназначено для твоей будущей публикации не раньше, чем мы это разрешим.

– Мог бы и не говорить…

– Все-таки обиделся… Пойми, здесь замешано слишком много политики и крутятся очень большие бабки. Возможно, где-то наверху опять решили, что не вовремя, мол, скоро выборы и как бы не расшевелить наше политическое болото с неизвестными последствиями… Мало ли что вдруг всплывет на поверхность? И вот теперь этот скользкий Разумневич… едва достался Валере по наследству, как в очередной раз вывернулся.

– Я так понял, что вы друг друга давно знаете? – улыбнулся Залогин.

– Однокурсники, – подтвердил Гера. – Как и Разумневич с Белявским. И знаешь, я ведь как чувствовал, что Валера обязательно обойдет меня по службе. Значит, планида моя такая – Валере быть моим непосредственным начальником, а мне его непосредственным подчиненным… Но уж лучше он, чем кто другой.

– Какие твои годы? – сощурился Померанцев. – Подсидишь еще меня…

– Нет уж. Когда идут такие дела, лучше подчиняться, чем брать ответственность на свою шею.

– Какие еще, например? – поинтересовался Игорь.

– А Разумневича тебе мало? – пожал плечами Гера. – Когда заводится такое дело, лучше взять долгосрочный отпуск за свой счет. Или лечь в больницу на обследование.

– Александр Борисович еще мне рассказал, – продолжал Померанцев, – что Разумневич, когда он допрашивал его в качестве свидетеля, объяснял обрушившееся на него сказочное богатство исключительно своей интуицией и незаурядными способностями биржевого игрока. Мол, чем он хуже Сороса?

– Как же, помню, как сейчас, – хмыкнул Гера. – Типа видение ему было.

– Но это не для печати, – напомнил Померанцев Залогину. – Словом, мне приказано ждать вплоть до особого распоряжения. И – дождались. Упреждающий удар называется.

– И вы так спокойно об этом говорите? – удивился Игорь. – Вы хоть понимаете, что у вас в Генпрокуратуре завелся крот! Он и передал эту информацию.

– И что нам теперь, стреляться? – хмыкнул Г ера. – Только о том и думаем, головы ломаем, ночами перезваниваемся: кто?

– А вы допросите этих газетчиков, как к ним ваша информация попала!

– Как же, вас допросишь… – мрачно сказал Гера. – Сразу начнете орать на всех перекрестках, что имеете право скрывать своих информаторов… Потому и пригласили тебя, чтобы проконсультироваться в частном порядке: кто бы мог, на твой взгляд, написать такую статью?

Игорь снова стал читать статью, только теперь уже более внимательно.

Да уж, подлянка та еще… И написано от лица редакции.

– Коллективная безответственность, что тут непонятного? – кивнул Гера.

Кажется, я догадываюсь, кто писал… Но для достоверности хорошо бы прочитать еще несколько статей того же автора, чтобы сказать наверняка… И потом, вы же можете заказать литературоведческую экспертизу?

– Это мы обязательно сделаем, – заверил Померанцев.

– Но лучше бы нам сначала обойтись своими силами, раз у нас завелся крот… – добавил Гера, искусно подражая акценту и тону вождя, учителя и лучшего друга советских журналистов. – Нэважно, кто это написал, важно, кто сдэлает экспэртизу языка и стиля. Поэтому, Игорек, я пригласил тебя. Чтобы ты нам сказал: чья это рука? Ибо дело-то серьезное. Кто-то не просто организовал утечку информации в газету Разумневича, но еще для достоверности снял и переслал от нас копию бланка постановления, с подписями и печатью.

– И раскрытие этой утечки является для вас делом чести, – кивнул Игорь.

– Ты все понимаешь… И почему почти одновременно Александр Борисович и Константин Дмитриевич также оказались не у дел? Не верю я в такие совпадения!

Не хочу даже думать об этом… – мрачно сказал Померанцев. – Кстати, Меркулов позвонил мне утром из Чечни и потребовал форсировать расследование утечки информации, не дожидаясь реакции руководства. Обещал днями опять позвонить.

Герман Шестаков и Игорь Залогин только переглянулись и промолчали.

– Для разрядки: сколько стоит такая статья? – спросил Гера у Залогина.

– Трудно сказать… – пожал плечами Игорь. – Поскольку подлинный адрес «Российских ведомостей» – это задний карман Домашней пижамы Разумневича. А платит он за нужный материал очень даже неплохо… Вам виднее, но, как мне кажется, сейчас главное, что Разумневич велел бить в набат, мол, свобода слова и предпринимательства под угрозой, ну и все такое… А уж сколько такая информация стоит в денежном эквиваленте, это дело десятое… А платят у них по-разному. Но очень хорошо. Возможен и другой вариант: тому, кто эту информацию продал, сам Разумневич до фонаря. Человек решил заработать на сливе сенсации.

– Сейчас на всем зарабатывают. Даже на благотворительности, – кивнул Гера.

– Возможно, какие-то ваши работники Генпрокуратуры не смогли устоять перед соблазном продать эту сенсацию журналистам, а тем главное – опубликовать скандальную статью, которая привлечет внимание и повысит рейтинг…

– Но именно в газете Разумневича… – уточнил Гера.

– А кто больше, чем он, заинтересован? – пожал плечами Померанцев. – Значит, больше и заплатит.

– Логично. Если бы этот слив передали тебе, ты опубликовал бы ее у себя за копейки? – спросил Гера у Залогина.

– Странный вопрос, – замялся тот. – Конечно, нет. Ты же меня знаешь. Я сразу бы позвонил тебе… Да, кстати, Валерий Александрович, мы с Герой давно знаем друг друга, так почему бы и нам с вами тоже не перейти на «ты»?

– Заметано, – согласился Померанцев.

– Ну что, поверим ему на слово, что не проболтается? – спросил Гера у непосредственного начальника, который не переставал хмуриться. – Не все же среди журналюг сволочи, верно? Есть среди них и нормальные люди, эдакие цепные псы демократии, с бледным челом и горящими глазами, вроде Игорька?

– Спасибо, Гера, за оказанное доверие… – поддержал его в том же тоне Игорь. – И все-таки кто и как мог узнать о существовании этого постановления и даже снять с него копию?

– Ну начинается… – протянул Гера. – В смысле, очередное журналистское расследование, – сказал он Померанцеву, – на которые Игорь весьма горазд. А вдохновленный нашим к нему доверием, он теперь с еще большим усердием будет путаться у нас под ногами со своими версиями и вопросами.

– Кончай, – отмахнулся Игорь. – Сам же позвал меня помочь, верно?

– Знали о выписанном постановлении пятеро: я, наша практикантка Зоя, которая все оформляла, замы генерального Меркулов, Анисимов и… – Померанцев перевел глаза с потолка на непосредственного подчиненного. – И Гера. Больше никто.

– А что вы на меня так смотрите, гражданин начальник? – вдруг обиделся Г ера. – Хотите сказать, раз вы начальство, значит, отпадаете по определению? Вам срочно нужен стрелочник? Так вот он я! Всегда под рукой. Как «кабанчик» у зеков, сбежавших из зоны.

– Кончай… – повторил за Игорем Валерий, нахмурившись еще больше. – А то Игорь и вправду подумает.

– Чистосердечное признание, надеюсь, облегчит мою участь Иуды, предавшего Фемиду? – завелся Гера, продолжая в том же духе. – Только учтите один момент, когда будете носить мне передачу как пострадавшему за своих друзей. Полюбил я в последнее время селедочку в винном соусе под пиво или макрель в собственном соку либо под красное вино. Все, молчу, молчу, – он выставил перед собой ладони. – Я весь внимание.

– Да говори, говори, я уже начинаю привыкать, – улыбнулся Померанцев. – Надеюсь, твоя прикольная пятиминутка закончилась? А то меня ждут дела.

Гера взглянул на часы:

– Вообще-то полторы минуты у меня еще есть, но в связи с чрезвычайными обстоятельствами, которые вполне могут привести к введению в нашей конторе чрезвычайного положения…

– Тогда к тебе просьба… – обратился Померанцев к Игорю. – Завтра же выскажешь нам свои соображения о возможном авторе этой заметки. А тебе, Гера, как всегда, самое трудное. Проследи всю цепочку оформления постановления: кто мог что-то увидеть и быть в курсе?.. Словом, всех, кто в тот день мог так или иначе соприкасаться с этим чертовым постановлением…

– Кто и где регистрировал, кто занес в журнал?.. – посерьезнел Гера. – Кто приносил на подпись, кто потом относил?.. Зоя, больше некому.

– Дело, конечно, ваше, – осторожно сказал Игорь. – Но уж Зоя-то… сколько здесь у вас на практике, и всегда только верой и правдой.

– Вне подозрений только жена Цезаря, – поддакнул Гера.

– Проверку по всем правилам мы должны начать с себя, – сказал Валерий. – Поэтому самый для нас незапятнанный человек – это ты, Игорь. Как и все, кто работают не у нас.

Он встал из-за стола.

– Можешь, Игорек, считать себя свободным, – вслух прокомментировал Гера это телодвижение своего непосредственного начальника, сам при этом продолжая сидеть, болтая ногой, положенной на ногу. – Пока. И срок ты, по знакомству, получишь условный, с условной конфискацией имущества, если пообещаешь не морочить нам голову своими журналистскими прибамба-сами и заморочками… А на сегодня предлагаю нашу совместную мозговую атаку на данную проблему считать законченной.