Текст книги "Собрание сочинений в пяти томах. Том 5. Пьесы и радиопьесы"

Автор книги: Фридрих Дюрренматт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

Мёбиус. Ночь, полная благоговения. Глубокая синева и благочестие. Ночь могущественного царя. Его бледная тень отделяется от стены. Глаза его излучают свет.

Молчание.

Доктор. Мёбиус. По распоряжению прокурора я могу разговаривать с вами только в присутствии одного из санитаров.

Мёбиус. Понимаю, фройляйн доктор.

Доктор. Но то, что я собираюсь вам сообщить, относится и к вашим коллегам, Килтону и Эйслеру. (Оба изумленно на нее смотрят.)

Ньютон. Вы… все знаете? (Оба пытаются выхватить револьверы, но Мурильо и Мак-Артур их обезоруживают.)

Доктор. Ваш разговор, господа, прослушивался. Я уже давно заподозрила всех вас. Мак-Артур и Мурильо! Принесите радиопередатчики Килтона и Эйслера.

Старший санитар. Все трое – руки на затылок!

Мёбиус, Эйнштейн и Ньютон кладут руки на затылок, Мак-Артур и Мурильо входят в комнаты номер 2 и 3.

Ньютон. Забавно! (Смеется. Его смех звучит одиноко и зловеще.)

Эйнштейн. Не понимаю…

Ньютон. Смешно! (Опять смеется. Потом умолкает.)

Мак-Артур и Мурильо возвращаются с радиопередатчиками.

Старший санитар. Руки опустить!

Физики подчиняются. Молчание.

Доктор. Прожектора, Сиверс.

Старший санитар. О’кей, босс. (Поднимает руку.)

Прожектора, установленные в парке, освещают физиков ослепительным светом. Одновременно Сиверс выключает свет в гостиной.

Доктор. Вилла оцеплена. Всякая попытка к бегству бессмысленна. (Санитарам.) Убирайтесь, вы, трое. (Трое санитаров покидают гостиную, унося с собой оружие и радиопередатчики. Молчание.) Только вы одни узнаете мою тайну. Потому что это уже не имеет значения – знаете вы ее или нет.

Молчание.

(Торжественно.) Мне тоже являлся царь Соломон в золотых одеждах.

Трое физиков озадаченно смотрят на нее.

Мёбиус. Царь Соломон?

Доктор. Да, все эти годы.

Ньютон тихонько прыскает в кулак.

(Твердо.) Впервые он явился мне в моем кабинете. Теплым летним вечером. Солнце еще светило, из парка доносился стук дятла, как вдруг прилетел царь в золотых одеждах. Словно архангел.

Эйнштейн. Она сошла с ума!

Доктор. Его взгляд покоился на мне. Его уста отверзлись. Он заговорил со мной, своей служительницей. Царь Соломон восстал из мертвых, он захотел вернуться к власти, некогда принадлежавшей ему в этом мире, и явил свою мудрость, дабы Мёбиус его именем правил на всей земле.

Эйнштейн. Ее необходимо изолировать. Ее место в дурдоме.

Доктор. Но Мёбиус его предал. Он попытался умолчать о том, о чем молчать было нельзя. Ибо то, что ему открылось, – не тайна. Потому что это постижимо. А все, что постижимо, человек сможет постичь. Теперь или в будущем. То, что открыл царь Соломон, могут когда-нибудь открыть и другие. Но царь Соломон хотел, чтобы это деяние осталось за ним, оно давало ему возможность владычествовать над миром. Поэтому он и посетил меня, свою недостойную слугу.

Эйнштейн (настойчиво). Вы помешались. Послушайте, вы помешались!

Доктор. Царь Соломон повелел мне сместить Мёбиуса и вместо него править миром. Я повиновалась. Я была врачом, а Мёбиус моим пациентом. Я могла делать с ним все, что хотела. Я давала ему снотворное много лет кряду и снимала фотокопии с откровений царя Соломона, пока в моих руках не оказалось все до последней странички.

Ньютон. Вы спятили! Окончательно и бесповоротно! Поймите же наконец! (Тихо.) Мы все спятили.

Доктор. Я действовала осторожно. Поначалу я завладела лишь несколькими открытиями, чтобы накопить необходимый капитал. Потом я основала гигантские предприятия, приобретала одну фабрику за другой и объединила это все в могущественный трест. Теперь я смогу наконец использовать систему всех возможных открытий, господа.

Мёбиус (настойчиво). Фройляйн доктор Матильда фон Цанд, вы больны. Никакого царя Соломона нет и в помине. Он никогда мне не являлся.

Доктор. Вы лжете.

Мёбиус. Я его выдумал, чтобы сохранить свои открытия в тайне.

Доктор. Вы отрекаетесь от него!

Мёбиус. Ну образумьтесь же. Поймите, что вы помешанная.

Доктор. Не больше вас.

Мёбиус. Значит, мне придется сообщить всему миру правду. Все эти годы вы обкрадывали меня. Без стыда и совести. И еще заставляли мою бедную жену платить там.

Доктор. Вы бессильны, Мёбиус. Даже если бы ваш голос и услышали, вам бы никто не поверил. Ибо в глазах общественности вы опасный сумасшедший. Вы же убийца.

Все трое начинают понимать, в какое положение они попали.

Мёбиус. Моника?

Эйнштейн. Ирена?

Ньютон. Доротея?

Доктор. Я лишь не упустила представившуюся возможность. Надо было обезопасить открытия Соломона и покарать вас за предательство. Я была вынуждена вас обезвредить и для этого подтолкнула вас к убийству. Я натравила на вас трех сиделок. Вашу реакцию я знала наперед. Вы были управляемы, как автоматы, и убивали, как палачи. (Мёбиус хочет на нее наброситься. Эйнштейн его удерживает.) Мёбиус, бросаться на меня так же бессмысленно, как бессмысленно было сжигать рукописи, которые уже в моих руках. (Мёбиус отворачивается.) Теперь вас отгораживают от мира не стены сумасшедшего дома. Эта вилла – сокровищница моего треста. В ней заключены трое физиков. Кроме них – и меня – никто в мире не обладает истинным знанием. И те, кто вас охраняет, вовсе не служители сумасшедшего дома: Сиверс – начальник моей заводской охраны. Вы укрылись в собственной тюрьме. Царь Соломон внушил вам свои мысли и действовал вашими руками, теперь же он уничтожит вас – моими руками.

Молчание. Фройляйн доктор говорит все это тихо и кротко.

Я же принимаю на себя его власть. И не боюсь. В моей клинике полно моих сумасшедших родственников, увешанных драгоценностями и орденами. Я – последний нормальный отпрыск нашего рода. Это конец. Я бесплодна. Мне осталась лишь любовь к ближнему. Но царь Соломон сжалился надо мной. Он, обладающий тысячью жен, избрал меня. И я буду могущественнее всех моих предков. Мой трест будет владеть миром, он захватит все страны и континенты, всю Солнечную систему и долетит до туманности Андромеды. Задача решена – не в пользу человечества, а в пользу горбатой старой девы. (Звонит в колокольчик.)

Справа входит Сиверс.

Сиверс. Что прикажете, босс?

Доктор. Идемте, Сиверс. Совет директоров ждет. Всемирный трест приступает к работе, производство начинается. (Вместе с Сиверсом выходит в дверь справа.)

Трое физиков остаются одни. Тишина.

Игра проиграна. Все молчат.

Ньютон. Это конец. (Садится на диван.)

Эйнштейн. Мир попал в руки сумасшедшей докторши из сумасшедшего дома. (Садится рядом с Ньютоном.)

Мёбиус. Все, до чего человек додумался, нельзя у него отнять. (Садится в кресло слева от дивана.)

Молчание. Все трое смотрят в одну точку перед собой. Потом начинают говорить и говорят совершенно спокойно и непринужденно, словно просто представляются публике.

Ньютон. Я – Ньютон. Сэр Исаак Ньютон. Родился четвертого января тысяча шестьсот сорок третьего года в Вулсторпе возле Грендхема. Я – президент королевского общества. Но из-за этого вовсе не надо вставать. Я написал «Математические начала натуральной философии». Мне принадлежат слова: я не придумываю гипотез. В экспериментальной оптике, теоретической механике и высшей математике у меня были значительные достижения, но вопрос о сущности всемирного тяготения я вынужден был оставить открытым. Были у меня и богословские труды: комментарии к пророку Даниилу и к Апокалипсису Иоанна. Я – Ньютон. Сэр Исаак Ньютон. Президент королевского общества. (Встает и уходит к себе в комнату.)

Эйнштейн. Я – Эйнштейн. Профессор Альберт Эйнштейн. Родился четырнадцатого марта тысяча восемьсот семьдесят девятого года в Ульме. В тысяча девятьсот втором году я работал экспертом патентного бюро в Берне. Там я создал свою теорию относительности, с которой началась новая физика. После этого меня избрали членом Прусской академии наук. Потом я стал эмигрантом. Потому что я еврей. Я открыл формулу E = mc², то есть ключ к превращению массы в энергию. Я люблю людей и мою скрипку, но при моем содействии люди изготовили атомную бомбу. Я – Эйнштейн. Профессор Альберт Эйнштейн. Родился четырнадцатого марта тысяча восемьсот семьдесят девятого года в Ульме. (Встает и уходит в свою комнату. Вскоре слышатся звуки скрипки. Это Крейслер. «Муки любви».)

Мёбиус. Я – Соломон. Я – бедный царь Соломон. Некогда я был сказочно богат, мудр и богобоязнен. Моя власть сотрясала могущественные троны. Я был царем мира и справедливости. Но моя мудрость уничтожила мою богобоязненность, и, когда я перестал бояться Бога, моя мудрость уничтожила мое богатство. Ныне мертвы города, в которых я правил, и пусто царство, вверенное мне. Кругом лишь синеватое мерцание пустыни, и где-то там далеко вокруг маленькой желтой безымянной звезды кружится и кружится без цели и смысла радиоактивная Земля. Я – Соломон, я – Соломон, я – бедный царь Соломон. (Уходит в свою комнату.)

Гостиная пуста. Слышится только скрипка Эйнштейна.

Геркулес и Авгиевы конюшни

Посвящается Лотти к 4 сентября 1962 года

Комедия

_{Herakles und die Augiasställe}

^{Eine Komödie}

Действующие лица

Геркулес – национальный герой

Деянира – его возлюбленная

Полибий – его секретарь

Авгий – президент Элиды

Филей – его сын

Иола – его дочь

Камбиз – его батрак

Лихас – письмоносец

Тантал – директор цирка

Десять парламентариев

Двое рабочих сцены

Антракт после девятой картины.

I. Открытая сцена и пролог

Полибий выходит на авансцену.

Полибий. Дамы и господа, несомненно, вид этой сцены, символизирующей наш мир, может вызвать у вас легкую неприязнь. У меня только одно оправдание: другого драматургического решения просто не существует. Мы попытаемся рассказать вам историю, которую никто до нас не решался показать в театре, поскольку в ней, если можно так выразиться, борются два враждующих человеческих начала: потребность в чистоте и художественный инстинкт. И если мы все же отваживаемся на это рискованное предприятие и даже соорудили перед вами целый мир из нечистот, то лишь потому, что нас окрыляет вера в способность драматургического искусства преодолеть любую трудность. Вернее, почти любую: ибо воспроизвести остальные подвиги нашего национального героя невозможно, – как, например, изобразить проникших в колыбель к Геркулесу змей, которых младенец раз, раз и… (жестом изображает удушение) или, например, сцену, когда могучий младенец с такой силой тянет сосок богини Геры, что струя божественного молока разливается по всему небу, – событие космического масштаба, которому мы обязаны появлением Млечного Пути… Где возьмешь таких змей, такого младенца, такую грудь? Но вернемся к делу. Открывающийся вашему взору пейзаж из коровьего помета, или, выражаясь научно, весь этот мифический компост, – не что иное, как тот самый античный навоз, который скапливался в Элиде столетиями и уже давным-давно затопил всю страну. И пусть вас утешит хотя бы то, что если мы предлагаем вам навоз, так уж зато навоз – знаменитый! Дирекция пошла вам навстречу еще в одном пункте: для сцен, которые будут происходить в других, так сказать, более опрятных местах, она предоставила помост и даже снабдила его занавесом. Вот пожалуйста.

Из навоза выкатывается помост, завешенный спереди белым занавесом.

Кулисы мы будем спускать сверху, например вот этот фасад виллы в Фивах, он нам скоро понадобится.

Фасад опускается сверху до половины высоты сцены и снова уплывает вверх.

А вот, например, наш естественный спутник – луна.

Наверху слева показывается полная луна, потом закатывается.

Разве может быть искусство без романтики, романтика – без любви, любовь без лунной ночи? Мы ведь показываем не реалистический спектакль, не нравоучительную пьесу и уж никак не абсурдную драму. Мы предлагаем вашему вниманию произведение поэтическое. Пусть наш сюжет и не очень приятен для обоняния – аромат истинной поэзии возьмет свое. Остальной реквизит притащат на сцену двое рабочих сцены. Например, вот этого обессиленного вепря.

Двое рабочих, кряхтя, кладут на помост вепря, потом собирают в складки занавес – теперь он напоминает ледяную глыбу.

Без этой скотины нам не обойтись. А то, что на ногах у рабочих высокие сапоги, – простительно, если принять во внимание то, что у них под ногами. Дамы и господа! Вот, собственно, и все, что я собирался вам сказать. Но прежде, чем начать спектакль, я хочу вам представиться. Я – грек. Имя мое Полибий, и я родом из Самоса. Я – личный секретарь нашего национального героя. Но даже самое забитое, безответное существо – я умышленно выбираю эти выражения – должно когда-нибудь заговорить после всех этих бесконечных и, с исторической точки зрения, бесплодных столетий. Поэтому-то я и решился заговорить, так сказать, приподнять завесу прошлого. Мы ведь тоже мечтали о месте под солнцем и надеялись на достойное человека существование. И куда же мы приземлились? Вид этой сцены вам все объяснит. Пора, однако, я заболтался. Вон идет мой шеф. Видите, он вешает лук на ледяную глыбу. Садится на помост.

Появляется Геркулес. На нем львиная шкура, в руках лук и дубинка. Он садится на помост радом с вепрем.

Итак, мы начинаем: «Геркулес и Авгиевы конюшни». Это пятый подвиг нашего национального героя, но мы начнем с конца четвертого. Снег. Две тысячи девятьсот одиннадцать метров над уровнем моря. Дамы и господа! Начали.

II. На Олимпийском глетчере

Геркулес, запорошенный снегом, сидит рядом с засыпанным снегом вепрем.

Геркулес. Холодно.

Полибий. Холодно.

Геркулес. Воздух такой разреженный.

Полибий. Высокогорный воздух. (Дует в ладони, хлопает руками по телу, топчется, пытаясь согреться.)

Геркулес. Садись. Твои танцы меня нервируют.

Полибий. Пожалуйста. (Залезает на помост и садится слева от вепря.)

Молчание. Оба мерзнут.

Геркулес. Ветер северный.

Полибий (слюнявит правый указательный палец, затем поднимает его кверху). Северо-западный.

Геркулес. К счастью, я захватил львиную шкуру.

Полибий. А я, к сожалению, одет слишком по-летнему.

Геркулес. Туман сгущается.

Полибий. В десяти шагах ничего не видно.

Геркулес. Снег опять пошел.

Полибий. Начинается буран.

Геркулес. Греки на глетчере – жалкое зрелище.

Грохот.

Полибий. Лавина.

Геркулес. Наша нация не создана для альпинизма.

Полибий. Тем более мы можем гордиться, что первыми взошли на Олимп.

Геркулес. Первым взошел вепрь.

Грохот.

Полибий. Камни летят.

Геркулес. Полгоры катится вниз.

Полибий. А Олимп вообще-то солидная гора?

Геркулес. Понятия не имею.

Молчание. Вьюга.

Полибий!

Полибий. Что прикажете, маэстро Геркулес?

Геркулес. Перестань стучать зубами.

Полибий. Пожалуйста.

Геркулес. Я что-то задумался.

Полибий. Это от холода.

Геркулес. Работаю как лошадь. Побеждаю древних чудовищ, чтобы они не топтали полей Греции. Развешиваю на деревьях разбойников, ставших грозою наших дорог. Но с тех пор, как ты у меня служишь, дела идут хуже, хотя ты и привел в порядок мою корреспонденцию. Я предпочел бы, чтобы было наоборот.

Полибий. Вы правы, маэстро. Первые три подвига, которые я вам организовал, принесли нам немного. Гонорар за немейского льва выплачивали по весу, а лев-то оказался карликовой балканской породы. Гидра утопла в лернейских болотах, а керинейская лань и вовсе от вас сбежала. Остается, правда, эримантский вепрь. Вот это была погоня! До самой вершины божественной горы, которой до нас человеческий глаз и не видывал!

Геркулес. Мы ее тоже не видим.

Полибий. Зато мы наконец пристукнули этого страшного вепря.

Геркулес. А снег все идет.

Полибий. Наконец-то мир вздохнет спокойно.

Геркулес. А нам-то какой прок?

Полибий. Огромный. Эримантский вепрь лежит бездыханный в снегу, а там, где вепрь, там и гонорар.

Геркулес. Но это же не эримантский вепрь, а какая-то дохлая свинья.

Полибий (рассматривает тушу). А ведь и верно. Свинья.

Молчание.

Наверное, за вепрем гналась.

Геркулес. Как и мы.

Полибий. Маэстро, нельзя терять присутствие духа.

Геркулес. Опять лавина.

Полибий. Где свинья, там и вепрь.

Геркулес. Он в том ущелье.

Полибий. В ущелье?

Геркулес. Эримантский вепрь на моих глазах свалился в пропасть.

Полибий. Значит, и гонорар туда же. Пятнадцать тысяч драхм там лежат.

Геркулес. На три тысячи больше, чем я в среднем зарабатываю на разбойнике.

Молчание.

Полибий. А нельзя его оттуда достать?

Геркулес. Слишком глубоко.

Молчание.

Полибий. Надо это дело обдумать.

Геркулес. Свинья тоже замерзла.

Молчание.

Полибий. Эврика!

Геркулес. Что?

Полибий. В Фивах у меня есть знакомый чучельщик. Можно его попросить…

Геркулес. О чем?

Полибий. Чтобы он свинью переделал в вепря. Разница невелика.

Молчание.

Геркулес. Снег прошел.

Полибий. И туман рассеивается.

Геркулес. Встанем.

Встают, отряхивают с себя снег.

Сделаем зарядку.

Приседают, размахивают руками.

Теперь голова опять ясная.

Полибий. Слава Богу.

Геркулес. Ты меня хочешь превратить в афериста.

Полибий(испуганно). Но, высокочтимый маэстро…

Геркулес. Ты хочешь, чтобы я свинью выдал за вепря.

Полибий. Но ведь иначе у нас пропадет гонорар! Подумайте только: пятнадцать тысяч драхм!

Геркулес. Плевать я хотел на твои пятнадцать тысяч!

Полибий. Но, высокочтимый маэстро! Вспомните, сколько у вас долгов!

Молчание. Геркулес рассеянно смотрит на Полибия.

Геркулес. Помолчи!

Полибий. Пожалуйста!

Геркулес (громовым голосом). Мы на Олимпе.

Грохот.

Полибий. Опять лавина.

Молчание.

Геркулес (орет). А мне плевать!

Грохот.

Полибий. Еще одна.

Молчание.

Если будете орать, и другая половина горы вниз покатится.

Геркулес (в бешенстве). Сам ты у меня сейчас покатишься! Нет у меня долгов! Понятно?!

Полибий. Есть, высокочтимый маэстро!

Геркулес. Врешь! (Хватает Полибия за плечи.)

Полибий (в смертельном страхе). Я не вру, высокочтимый маэстро! Вы же это сами знаете. Вы кругом в долгу! Банкиру Эврисфею должны? Должны. А опекунскому управлению, а архитектору Аясу, а портному Леонидасу?.. Всему городу должны, высокочтимый…

Тьма. Грохот. Тишина.

III. Перед помостом

Полибий, хромая, выходит из-за помоста.

Он потирает зад, левая рука его – в гипсе.

Полибий (задыхаясь). Он всегда славился своей вспыльчивостью и сейчас еще знаменит этим. Он столкнул меня вместе со свиньей с Олимпа. Мы упали в лес у подножия горы, а потом он и сам скатился вниз, вместе с верхушкой скалы. (Вытаскивает из-за шиворота сосульку.) Сосулька! (Швыряет ее в оркестр.) К счастью, громадные скалы милостиво меня миновали, зато Геркулес свалился прямо на меня. Он остался невредим. В общем, из нас троих ему больше всех повезло. А я лежал между свиньей и национальным героем. Ладно, хватит об этом. Я бы уже давным-давно бросил эту службу. Но секретарю без диплома (и в Афинах, и в Родосе я завалился на экзаменах) трудно найти место, а кроме того, национальный герой мне уже два месяца задерживает зарплату. Но даже самые страшные вспышки гнева смягчает его…

Деянира (за сценой). Геркулес!

Полибий. …слава… Это Деянира, его возлюбленная. Фантастическая женщина – что за фигура, что за ум! О ней можно рассказывать чудеса!

Геркулес высовывает голову за край занавеса.

Геркулес. Полибий, ты слышишь этот дивной красоты голос, напоминающий серебристый звон колокольчика? Ну, разве она не совершенство? Ее фигура, походка… А звук ее голоса, когда она смеется, поет, читает стихи или произносит мое имя… А как она танцует!.. (Вновь исчезает за занавесом.)

Полибий. Какая прекрасная пара, как дополняют они друг друга! Геркулес – геройская натура, он груб и простодушен, а она изящна и очень тонко чувствует оттенки. Ради нее он совершает самые необыкновенные подвиги, каких требует его ремесло, ибо в ней, по его мнению, воплощен греческий дух, для нее он и очищает свою родину от скверны. Деяниру это иногда даже беспокоит. «Я знаю», – сказала она мне как-то.

Справа появляется Деянира с большой чашей в руках.

Деянира. Я знаю, что нас с Геркулесом считают идеальной греческой парой. Мы и на самом деле очень любим друг друга. Но с тех пор, как у меня эта чаша с черной кровью, я просто боюсь выходить за него замуж.

Полибий. Чаша с черной кровью?

Деянира (с чашей в руках садится на край помоста). Когда мы добрались до реки Эвен, меня пытался похитить кентавр Несс. Геркулес подстрелил его отравленной стрелой. Перед смертью кентавр посоветовал мне собрать его кровь в чашу и пропитать ею сорочку Геркулеса, тогда, мол, он мне останется навсегда верен. А я этого еще не сделала. Он ненавидит сорочки и почти всегда ходит голый, если не надевает львиную шкуру. Пока мы еще свободны. Но когда-нибудь придется обвенчаться. Тогда я буду бояться его потерять, и он будет носить рубашку, потому что с годами станет мерзнуть. Тогда вот я и пропитаю его рубашку черной кровью кентавра. (С чашей в руках уходит направо.)

Полибий. Вот вам и Деянира. Что же касается царя Авгия, чья дерзость сыграла решающую роль в жизни нашей героической пары, – то он представится вам лично. Итак, выход Авгия. (Уходит налево.)

Слева появляется Авгий. Он в сапогах. Быстрым взглядом окидывает помост, потом выходит к публике.

Авгий. Сперва кое-какие сведения о нашей Элиде. Она расположена в Греции чуть южней тридцать восьмой параллели, приблизительно на уровне Сицилии, а точнее – в западной части Пелопоннеса. Ее северная и южная границы проходят по рекам Пеней и Алфей, на западе она омывается Ионическим морем, а на востоке граничит с Аркадией, – довольно безотрадным местом, вопреки тому, что о нем говорят. Почва у нас хорошо унавожена. Под навозом лежат молассы, а еще глубже – гнейс. Климат, если не считать частых проливных дождей, вполне приличный. Таковы же и обычаи. Зима, к сожалению, довольно суровая, а теплый горный ветер действует усыпляюще. Отсюда пословица: «Заспанный, как элидиец». Главный город, как и вся страна, называется Элида. А вот данные о поголовье скота – у нас восемьсот тысяч голов крупного рогатого скота и шестьсот тысяч свиней. Считая округленно. Кур несколько миллионов. Яиц… (Роется в карманах, достает яйцо, показывает.) Яйца у нас очень крупные, питательные и вкусные. Населения – двести тысяч. Тоже если округлить. Религия: умеренно дионисийская, но есть и общины, по старинке поклоняющиеся Аполлону. Политика либерально-патриархальная. Нам приходится лавировать между Афинским морским союзом, гегемонией Спарты и персидской мировой державой. О себе самом распространяться не буду. Сказать по правде, я даже и не царь, а всего-навсего президент Элиды. А точнее говоря, просто самый богатый из крестьян, а так как страна у нас крестьянская, то наиболее уважаемый и правит парламентом. Семейное положение – вдовец. Двое детей. Разрешите вам их представить.

Слева и справа выходят Филей и Иола. Филей неуклюже кланяется. Иола делает книксен. Оба несколько занавожены.

Филей – мой сын, восемнадцатилетний сорванец, и Иола – моя дочурка. Ей четырнадцать. Ладно, можете убираться.

Дети уходят.

Вот и вся моя личная жизнь. Что же касается пресловутого навоза, – он-то и стал предметом жарких дискуссий в нашем великом национальном собрании. Будьте добры, отодвиньте помост… итак, мы – в старинной ратуше элидийской крестьянской республики.

Помост отъезжает в глубину сцены и исчезает.

(Смущенно.) То есть я хотел сказать… Понимаете ли… Так как ратуша – как бы это выразиться? – уже давным-давно там, внизу, – одним словом, погребена под нашими агрономическими отбросами… Ну вот, пришлось поэтому перенести заседание Великого национального собрания в мою конюшню. Проще и удобнее.

IV. Первая в Авгиевой конюшне

Над серединой сцены висит веревка с коровьим колокольчиком. Десять парламентариев, вынырнув из навоза, окружают Авгия. Их видно лишь по пояс. Они похожи на огромных загаженных идолов. Вся сцена играется в очень медленном темпе.

Авгий звонит в колокольчик. Сначала вообще ничего не происходит.

Первый парламентарий. Воняет в нашей стране. Просто невыносимо.

Второй парламентарий. Кругом навоз. И больше ничего.

Третий парламентарий. В прошлом году хоть крыши были видны, теперь и они скрылись.

Четвертый парламентарий. Да. Сидим по горло в дерьме.

Все парламентарии. По горло.

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо!

Молчание.

Пятый парламентарий. Но мы же сидим в дерьме!

Шестой парламентарий. По горло. И даже выше.

Седьмой парламентарий. Загажены.

Восьмой парламентарий. Насквозь провоняли.

Все парламентарии. Не продохнуть.

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо!

Молчание.

Первый парламентарий. Хоть бы выкупаться… Но и в воде дерьмо.

Второй парламентарий. Ноги хоть бы вымыть.

Третий парламентарий. Лицо.

Четвертый парламентарий. Говорят, есть страны, где уровень навоза пониже.

Остальные парламентарии. Зато у нас он больно высок.

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо!

Молчание.

Девятый парламентарий. Зато мы все здоровы.

Остальные парламентарии. Но по уши в дерьме.

Десятый парламентарий. Зато мы посещаем храм.

Остальные парламентарии. Но по уши в дерьме.

Девятый парламентарий. Зато мы древнейшая демократия Греции.

Остальные парламентарии. Но по уши в дерьме.

Десятый парламентарий. Самый свободный народ в мире.

Остальные парламентарии. Но по уши в дерьме.

Девятый парламентарий. Мы – самые древние из греков.

Остальные парламентарии. Но по уши в дерьме.

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо!

Молчание.

Первый парламентарий. Нам необходимо ввести культуру, как в остальных частях Греции.

Второй парламентарий. Промышленность, туризм.

Третий парламентарий. Чистоту.

Четвертый парламентарий. Либо мы очистим страну от навоза, либо погрязнем в нем по уши.

Остальные парламентарии. По уши.

Авгий(звонит в колокольчик). Тихо!

Молчание.

Пятый парламентарий. Время не терпит.

Шестой парламентарий. Позор!

Седьмой парламентарий. Надо принять меры.

Восьмой парламентарий. Какие?

Девятый парламентарий. Понятия не имею.

Десятый парламентарий. Не то мы провоняем. Насквозь.

Остальные парламентарии. Насквозь.

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо!

Молчание.

Первый парламентарий. Против судьбы не попрешь.

Остальные парламентарии. Не попрешь.

Молчание.

Авгий (звонит в колокольчик). Мужи Элиды!

Третий парламентарий. Слушайте президента Авгия!

Остальные. Послушаем.

Авгий. У меня есть идея!

Молчание.

Все. Идея?

Авгий. Неожиданная идея.

Молчание.

Четвертый парламентарий. Я даже испугался.

Молчание.

Все. Говори.

Молчание.

Авгий. Мужи Элиды! Нам, по-моему, необходимо избавиться от навоза. Среди нас нет таких, кто бы не выступил против навоза. Более того, из всех греков мы, жители Элиды, самые непримиримые враги навоза.

Все. Правильно.

Авгий. Однако есть разница между показной и радикальной уборкой. Если мы освободимся от навоза лишь частично, он через год вновь поднимется до нынешнего уровня, а то и выше, если учесть нашу производительность. Поэтому я за радикальную уборку.

Все. Правильно!

Пятый парламентарий. Итак, долой навоз!

Все. Долой навоз!

Авгий. Долой навоз! Это – великие слова. Мы – подлинная демократия и стоим на пороге решительного обновления государства. Задача, поставленная перед нами, столь ответственна, что нам необходимо выбрать Верховного ассенизатора, если мы всерьез хотим ее выполнить. Правда, с другой стороны, мы подвергаем угрозе нашу свободу. Дерьма не будет, а Верховный ассенизатор останется, и удастся ли нам его тоже убрать – большой вопрос. История нас учит, что верховные ассенизаторы всегда остаются. Но нам грозит и еще большая опасность. Если мы займемся уборкой навоза, у нас не останется времени для ухода за коровами, производство сыра и масла снизится, экспорт сократится. Убытки превысят всю пользу от этой затеи.

Девятый и десятый парламентарии. Убытки.

Остальные. Пусть за уборку платят богатые.

Шестой парламентарий. От них больше всего навоза.

Девятый и десятый парламентарии. С нас и так дерут налоги.

Остальные. Пусть уберут навоз, и весь разговор.

Авгий. Мужи Элиды! Я перехожу к своей идее. На последнем Совете Правителей в Аркадии говорилось о каком-то Геркулесе, которого называют Спасителем отчизны от нечисти. Он-то нам и нужен для спасения от нечисти или нечистот, что одно и то же. Я хочу написать ему письмо. Мы ему предложим приличный гонорар и оплатим издержки. Пока мы будем смотреть за скотом, он сможет приступить к работе. Таким образом нам уборка обойдется дешево.

Все. Дешево!

Седьмой парламентарий. Вот именно. Так мы и сделаем.

Все. Правильно!

Авгий и десять членов парламента снова погружаются в навоз.

V. Перед домом Геркулеса в Фивах

Сверху на помост опускается фасад античного здания.

Справа появляется письмоносец Лихас.

Лихас. Меня зовут Лихас. Мой почтовый участок в Фивах – Кадмея. Я должен отнести нашему национальному герою Геркулесу, проживающему по улице Кадма, тридцать четыре, заказное письмо от Авгия. Следовательно, я – письмоносец. И еще какой письмоносец! На свете много выдающихся царей, много выдающихся полководцев, много выдающихся артистов и даже много гениев, но выдающийся письмоносец только один. Это я. И, надеюсь, вам не покажется нескромным мое утверждение, что я представляю собой, так сказать, основной персонаж этой пьесы, хотя появляюсь в ней всего лишь раз, а именно – теперь. Все дело в том, что я – тот самый классический вестник беды, который, спустя несколько лет после эпизода с Авгиевыми конюшнями, передаст Геркулесу знаменитую посылку с рубашкой Несса. Это случится на острове Эвбея, куда меня к тому времени переведут по распоряжению почтового ведомства. Отправитель: Деянира. Место назначения – постоялый двор в предгорье Кениона. Впрочем, сама по себе рубашка была белоснежной, ничто не указывало на то, что она пропитана черной кровью кентавра. Я-то думал – рубашка есть рубашка, и передал посылку. Сейчас я вам покажу, как все это происходило.

Сверху прямо в руки Лихаса падает пакет.

Полдень. Небо серебристого цвета, пасмурное. Январь. Холодно. Относительно холодно.

Смена освещения. Фасад становится прозрачным и призрачным. Справа на сцену вдвигается могильный холм Филея – куча земли, увенчанная разбитым шлемом и пропитанным кровью элидийским одеянием с порванными свадебными лентами.

Направляюсь я, значит, к гостинице, прохожу мимо кургана Филея. (Поднимает с холма шлем, показывает его публике.) С сыном Авгия вы уже знакомы. Молодой человек отыскал наконец Геркулеса, вызвал его на дуэль, ну а потом останки его сгребли… (Кладет на место шлем.) Дохожу до дверей, звоню. (Дергает за звонок, но звонка не слышно.) Дверь отворяет Иола, дочка Авгия, ее вы тоже знаете. Отворяет, как ни в чем не бывало. Будто не ее брата убили. Та самая Иола, к которой ревнует Деянира.

Иола отворяет дверь.

В прозрачном одеянии, увешанная драгоценностями. Конечно, все это подарки Геркулеса, который захватом города Ойхалия поправил наконец свои дела. А ведь эта потаскуха еще недавно ходила в лохмотьях, босая. Я говорю ей: примите почту, барышня, посылку нашему национальному герою от его супруги. Она принимает посылку и исчезает.