Текст книги "Собрание сочинений в пяти томах. Том 5. Пьесы и радиопьесы"
Автор книги: Фридрих Дюрренматт
Жанр:
Драматургия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)
Майор Фридли. Я – майор Фридли из Армии спасения.
Солдаты Армии спасения(под музыку «Мессии» Генделя): Аллилуйя!
Швиттер. Вон!
Майор Фридли(невозмутимо). Приветствуем тебя, кого благословил Иисус Христос.
Солдаты Армии спасения. Аллилуйя!
Швиттер. Ошиблись адресом. Здесь не проповедуют, здесь умирают!
Майор Фридли. Добро пожаловать, воскресший из мертвых!
Солдаты Армии спасения. Аллилуйя!
Майор Фридли. В воздаянье за твою веру тебе предназначена вечная жизнь!
Швиттер. Мне предназначено умереть, только смерть вечна. Жизнь – это бесподобная живодерня, созданная природой, коллектор падали, похабно заблудший углерод, злокачественное разрастание земной поверхности, неизлечимая парша. Возникшие из праха, мы превращаемся в прах. (После краткого вступления трубачей встает.) Разорвите меня, вы, небесные барабанщики!
Солдаты Армии спасения. Аллилуйя! Аллилуйя!
Швиттер. Растопчите меня, шарманщики!
Солдаты Армии спасения. Аллилуйя! Аллилуйя!
Швиттер. Псалмопевцы, сбросьте меня с лестницы!
Солдаты Армии спасения. Аллилуйя! Аллилуйя!
Швиттер. Смилуйтесь, христиане!
Солдаты Армии спасения. Аллилуйя! Аллилуйя!
Швиттер (идет к Фридли и душит его). Забейте меня насмерть гитарами и трубами!
Солдаты Армии спасения (в последний раз, протяжно). Аллилуйя!
Фридли падает без чувств.
Швиттер. Когда же я наконец сдохну! (Поворачивается назад.) Когда я наконец сдохну! (Бежит вниз по лестнице.) Когда я наконец сдохну! Когда я наконец сдохну!
Мощно вступает хор.
Хор.
Чтоб сиянье озарило
Наши лица, чтобы прочь
Затемнение.
Скрылась ночь.
Занавес.
Анабаптисты
Посвящается Эрнсту Шрёдеру
Комедия в двух актах
Die Wiedertäufer
Eine Komödie in zwei Teilen
Действующие лица
Государи:
Карл – император Кардинал
Франц фон Вальдек – епископ Минденский, Оснабрюкский и Мюнстерский Курфюрст
Ландграф Гессенский
Канцлер
Анабаптисты:
Ян Маттизон
Бернгард Ротман
Бернгард Крехтинг
Штапраде
Винне
Клоприсс
Иоганн Бокельзон из Лейдена
Жители Мюнстера:
Книппердоллинк
Юдифь – его дочь
Монах Стражник
Генрих Гресбек – секретарь епископа
Элизабет Рёде – актриса
Мясник
Торговка овощами
Лангерман – котельщик
Его жена
Фризе – сапожник
Его жена
Хельга и Гизела – их дочери
Вероника фон дер Реке – настоятельница монастыря
Дивара – жена Маттизона
Крузе
Палач
Анабаптистки
Ландскнехты:
Рыцарь Иоганн фон Бюрен
Рыцарь Герман фон Менгерссен
1– й ландскнехт
2– й ландскнехт
Акт первый
1. Обращение жителей Мюнстера в истинную веру
Одетые в лохмотья апостолы анабаптистов Маттизон, Ротман, Крехтинг, Винне, Бокельзон, Клоприсс и Штапраде входят со своим скарбом в расположенный в Вестфалии город Мюнстер.
Маттизон.
Отвратил от нас лик свой Господь!
И вот вышел из своего логова
Зверь о семи головах,
И от скрежета всех его крыльев
Содрогнулись земля и небо.
Бокельзон.
Боже наш, Боже! Не покидай нас совсем!
Ротман.
Папа в Риме, и кайзер, князья, лютеране,
Купцы, судья и ландскнехты
Брали у людей сперва землю, позже скотину,
Под конец – саму плоть.
Крехтинг.
Диким зверям в лесу, рыбам и птицам,
И женам, и дочерям бедняков
Твердили:
«Все вы – суть наша».
Бокельзон.
Боже наш, Боже, Твои враги осквернили Тебя!
Штапраде.
Они чеканят монеты и берут проценты,
А потом еще проценты с процентов.
Винне
Они творят закон,
Чтобы защитить сильных от слабых.
Клоприсс.
Богатых – от бедных, сытых – от голодных.
Бокельзон.
Боже, Боже, направь Свой взор на наши беды и несчастья!
Маттизон.
Они поклоняются идолам, которых называют святыми,
И распространяют разного рода лжеучения,
Дабы народ пребывал в невежестве
И покорно сносил измывательства над собой.
Бокельзон.
Боже, Боже, просвети нас!
Ротман.
И тогда крестьяне восстали и взялись за оружие.
Но ландскнехты оказались сильнее, чем бедный и несчастный народ.
Бокельзон.
Боже, Боже, смилуйся над нами!
Крехтинг.
Реки забиты трупами крестьян, они висят на ветвях деревьев.
Штапраде.
То-то радости воронью.
Оно жиреет, подобно свиньям, и даже летать не может.
Боже, Боже, претерпевая немыслимые страдания, я взываю к Тебе!
Маттизон.
Да смилуется Господь над теми, кто оказался в столь бедственном положении!
Бокельзон.
Ликуйте!
Клоприсс.
Он возвысил угнетенных.
Бокельзон.
Пойте!
Винне.
Он дал знания невеждам.
Бокельзон.
Благословляйте судьбу!
Ротман.
Он послал нас – Своих пророков,
Дабы избавить народ от рабства, но не силой оружия, а мечом духа.
Бокельзон.
Воздайте хвалу Господу!
Маттизон.
Мы, анабаптисты, чисты телом.
Мы сбросили с себя грехи, подобно жениху,
Сбрасывающему с себя одежду в первую брачную ночь.
Мы окрестили себя так, как это сделал Иоанн с Господом нашим.
Мы миролюбивы, и наше оружие – молитва.
Покайтесь, покайтесь и обратитесь в истинную веру!
Все покайтесь и обратитесь в истинную веру!
Ротман.
В знак своего единения с нами
Господь посулил нам город.
Благословен будь Мюнстер в Вестфалии,
Раскинувшийся перед нами в лучах утреннего солнца!
Бокельзон.
Истинно так!
Крехтинг.
Вскоре последние нечестивцы сбегут от тебя.
Епископ со своими наложницами и мальчиками,
С коими он привык забавляться,
Покинет тебя!
Бокельзон.
Будь они прокляты! Будь они прокляты!
Все (хором).
Будь они прокляты! Будь они прокляты!
Маттизон.
В твоих стенах, Мюнстер, возникнет новый
Иерусалим!
Бокельзон.
Аллилуйя!
Маттизон.
Нас будут здесь тысячи и тысячи, а потом —
Десятки и сотни тысяч.
Великий народ, не знающий в своей среде ни богатых, ни бедных.
Ни сильных, ни слабых.
Бокельзон.
Осанна!
Маттизон.
И наконец придет обещанный день.
Под новым небосводом раскинется новая земля!
И мы обретем единство с Ним,
Ибо Он возродится в нас самих.
Бокельзон.
Аминь!
Маттизон. Братья, я, как апостол анабаптистов, именем Господа нашего вступаю во владение Мюнстером. Разойдемся же по городу и будем читать на площадях Евангелие, проповедуя наше священное учение повсюду, дабы воздвигнуть в этих стенах Царство Божие. Слава Всевышнему!
Остальные. Слава Всевышнему!
Маттизон, Крехтинг, Ротман, Винне, Клоприсс и Штапраде уходят.
Бокельзон. Да будет так! Дрожи, расположенный в Вестфалии Мюнстер! (Взбирается на навозную тачку.) Иди сюда, народ! И пусть мой ораторский дар подействует на вас так же сильно, как и вид ревущего льва.
Входят котельщик Лангерман и сапожник Фризе.
Фризе. Такое чудесное утро, такой воздух – и на тебе: на земле куча покрытого пылью дерьма.
Лангерман. Lutum et pulvis.[20]20
Дерьмо и пыль (лат.).
[Закрыть] Я обучался наукам.
Фризе. Вам, Лангерман, пришлось приложить усилия, чтобы стать котельщиком.
Лангерман. Я был вынужден бросить учебу, сапожник Фризе. Я слышу голоса.
Фризе. Такое нынче со многими происходит.
Лангерман. У меня в голове все время что-то есть. То ли звезда, то ли дерево с ветвями, плодами и листьями. Понятно?
Фризе. Нет!
Лангерман. От всего этого такой грохот в ушах стоит. (Настораживается.) Слышите?
Бокельзон храпит.
Фризе. Опять грохот?
Лангерман. Да нет, храп!
Фризе. Эй, стража! Тут кто-то лежит в тачке и спит.
Входит стражник.
Стражник. Этот человек подлежит аресту. Статья двадцать четвертая. Пребывание в непотребных местах. Навозная тачка именно таковым и является.
Бокельзон. Слава Всевышнему!
Лангерман. И ныне, и присно, и во веки веков!
Стражник. Вы арестованы.
Бокельзон. Люди, где я?
Фризе. Перед моим домом, у ворот Эгидия.
Бокельзон. Я хотел узнать, в каком городе?
Лангерман. И ныне, и присно, и во веки веков!
Фризе. Он сам не знает, где он.
Стражник. Вы в Вестфалии, в Мюнстере.
Бокельзон. А какой нынче год от Рождества Христова?
Стражник. Мы полагаем, что тысяча пятьсот тридцать третий.
Бокельзон. Благодарю Тебя, Господи, за то, что Ты так поступил со мной. (Простирает руки.)
Стражник. Имя?
Бокельзон. Иоганн Бокельзон.
Стражник. Происхождение?
Бокельзон. Благородное. Я внебрачный сын деревенского старосты Бокеля фон Гревенхагена.
Стражник. Откуда прибыли?
Бокельзон. Из Лейдена, что в Нидерландах.
Стражник. Профессия?
Бокельзон. Сперва я был подручным у портного, затем трактирщиком, после чего заделался владельцем небольшого, но вполне приличного публичного дома и, наконец, стал членом палаты риторов, автором нескольких шванков, после чего подался в актеры.
Лангерман. И ныне, и присно, и во веки веков!
Фризе. Актер.
Стражник. Итак, профессия: вагант.
Бокельзон. В имперских городах и в столицах Германии я исполнял роли великих героев мировой литературы и даже сыграл несколько отрывков перед самим его преосвященством епископом Минденским, Оснабрюкским и Мюнстерским в его летней резиденции Ибурге.
Стражник. Судя по вашему внешнему виду, он не взял вас к себе на службу.
Бокельзон. Когда я закончил, его преосвященство прямо-таки бросились мне на шею и, когда я исполнил роль несчастного царя Эдипа и на генеральной репетиции, воскликнул:
Горе, горе!
Ах, я нечестивец! Ах, ах!
Куда несут меня мои ноги?
Куда ветер уносит мой голос?
Куда, ах, куда занесла меня судьба? —
то с неба вдруг раздался Глас Божий, и был он преисполнен такой мощи, что вся летняя резиденция содрогнулась.
Лангерман. Vox Dei1. Я сведущ в теологии.
Бокельзон. Анабаптист! «Стань анабаптистом!» – приказал мне голос, и я снова крестился.
Стражник. Вероисповедание: анабаптист.
Бокельзон. Надеюсь, что вы также перейдете в эту веру.
Фризе. Я сапожник.
Лангерман. А я слышу грохот.
Стражник. Я вынужден арестовать вас. Закон есть закон. Вы валяетесь здесь совершенно пьяный.
Бокельзон. О нет, мой друг, я не пьян, я просто упал в обморок.
Лангерман. Aminus eum reliqui.[21]21
Глас Божий (лат.).
[Закрыть] Я ведь еще и медицину изучал.
Стражник(недоверчиво). Упали в обморок?
Бокельзон. Полчаса тому назад я проповедовал на улицах Роттердама.
Стражник (строго). До Роттердама отсюда шесть дней пути.
Бокельзон. Истинно так.
Стражник. Выходит, вы за немыслимо короткое время, то есть всего лишь за несколько минут, добрались из Роттердама до Мюнстера в Вестфалии?
Бокельзон. Архангел Гавриил перенес меня.
Фризе. Перенес?
Бокельзон. И притом с такой бешеной скоростью, что мы залетели назад, в тысяча пятьсот тридцать третий год, поскольку, когда мы проповедовали на улицах Роттердама, на дворе был тысяча пятьсот тридцать четвертый год.
Лангерман. Колдовство. Фаустус[22]22
Фаустус – имеется в виду доктор Иоганн Фауст (наст. имя и фамилия Георг Цабель), живший примерно с 1480 по 1540 г., бродячий астролог, ставший символом неудержимой тяги человека к познанию. О его сделке с дьяволом впервые рассказано в народной книге «История доктора Иоганна Фауста» (1587). В 1588–1589 гг. написана «Трагическая история доктора Фауста» английского драматурга Кристофера Марло. Мировую известность этот образ получил благодаря трагедии И.-В. Гёте «Фауст» и роману Т. Манна «Доктор Фаустус».
[Закрыть]. Парацельс[23]23
Парацельс (наст. имя Теофраст Бомбаст фон Хоэнхайм, 1493–1541) – немецкий врачеватель, естествоиспытатель и философ, один из основоположников медицины нового времени. Во время Крестьянской войны 1525 г. встал на сторону крестьян. Его, как и Фауста, обвиняли в связях с нечистой силой.
[Закрыть]. Агриппа[24]24
Агриппа фон Неттесхайм (наст. имя и фамилия Генрих Конелиус, 1486–1535) – средневековый философ и врач, приверженец неоплатонизма и каббалы; критиковал научное знание, считал магию главным средством постижения природы.
[Закрыть]…
Бокельзон. Мы как раз парили над Мюнстером, когда архангела ослепили лучи восходящего солнца. Он высморкался, невольно разжал пальцы и уронил меня на эту тачку, где вы затем нашли меня, лежащего в обмороке.
Фризе. Разве архангелы тоже сморкаются?
Бокельзон. Это был тихий, удивительно приятный звук, несколько похожий на колокольное троезвучие. Одновременно тело архангела вздрогнуло, и он распростер руки.
Лангерман. И ныне, и присно, и во веки веков!
Стражник. Черт его знает, о чем думал архангел Гавриил, когда он именно вас доставил в Мюнстер в Вестфалии.
Бокельзон. На небесах, друг мой, сочли, что я, недостойный, пригоден для свершения великого дела. Анабаптисты избрали меня своим царем, император предложит мне свою корону, Папа Римский босой дойдет до Мюнстера, чтобы коснуться губами бахромы моей мантии, а Господь, восседая на своем священном троне высшего судьи, сделает меня повелителем Земли.
Выходят Книппердоллинк и его дочь Юдифь.
Оба они в праздничном одеянии.
Книппердоллинк. После стольких беспокойных ночей, вздохами сопутствующих раскаянию, страхом перед вечным проклятием и чувством стыда за те деяния, свершать которые меня вынуждают земное бытие и собственное дело, я очень люблю каждый день рано утром пройтись до ратуши.
Юдифь. Ты чем-то озабочен, отец.
Книппердоллинк. Не тревожься, дочь моя. После смерти твоей матери я сильно постарел, сделался лжив и стал предаваться бесплодным мечтаниям.
Бокельзон. Привет тебе, лютеранин, проявляющий снисхождение к себе самому и посему прогуливающийся в дорогих мехах, с золотой цепью на животе и под руку с целомудренной, упитанной дочерью.
Книппердоллинк. Кто этот человек?
Стражник. Актер.
Юдифь. Пойдем, отец.
Книппердоллинк. Он весь в лохмотьях.
Стражник. Он утверждает, что является великим апостолом анабаптистов, а сюда его доставил ангел.
Книппердоллинк. Почему ты издеваешься надо мной, анабаптист?
Бокельзон. А почему ты преследуешь меня, бургомистр?
Книппердоллинк. Я не преследую анабаптистов, я просто терплю их.
Бокельзон. Ах, если бы ты был холодным или горячим! Но поскольку ты только еле теплый, Господь велит мне выплюнуть тебя.
Книппердоллинк. Что ты хочешь от меня?
Бокельзон. Я хочу твоего хлеба и вина. Я хочу одеть свое тело и получить кровать и спокойно уснуть. Я хочу также, чтобы ты поделился со мной золотом и властью.
Книппердоллинк. Ты требуешь слишком многого.
Бокельзон. Но предлагаю в обмен гораздо больше.
Книппердоллинк. Что именно?
Бокельзон. А если я обеспечу тебе спасение души?
Молчание.
Книппердоллинк. Я дам тебе все, что ты требуешь. Я приму тебя как короля. Пойдем, дитя мое.
Книппердоллинк и его дочь уходят.
Бокельзон. И что теперь?
Лангерман. И ныне, и присно, и во веки веков.
Фризе. Вас пригласили.
Бокельзон. Итак, я приступил к завоеванию господства над миром.
Стражник. Я не стану арестовывать вашу милость.
Бокельзон. Еще очень рано, мои хорошие, – я попрошу отодвинуть тачку в тень и дать мне возможность еще немного поспать.
Стражник. Слушаюсь, ваша милость. (Выталкивает тачку со сцены.)
Фризе идет вслед за ними.
Лангерман. Он слышит голоса. Я слышу голоса. Я также стану апостолом.
2. Епископ вынужден покинуть город
Дворец епископа.
Генрих Гресбек вкатывает на сцену кресло, в котором сидит епископ.
Епископ.
Я – епископ вестфальских городов Миндена, Оснабрюка и Мюнстера.
Я – князь Франц фон Вальдек.
Мне девяносто девять лет, девять месяцев и девять дней.
Вот уже десять лет мои ноги парализованы.
Это порой случается с людьми в моем возрасте.
Я бегло говорю на греческом и латинском языках и люблю читать Гомера и Лукиана[25]25
Лукиан (ок. 125 – после 180) – греческий писатель.
[Закрыть].
Но больше всего мне по сердцу никчемные комедии.
Моя театральная труппа самая лучшая и самая дорогая
Во всей Священной Римской империи германской нации.
Наша жизнь есть фарс.
Мы с трудом ковыляем, когда пытаемся убежать от истины и когда, наоборот, ищем ее.
На подмостках все получается легко и просто,
Там танцуют, смеются и расхаживают радующие глаз актеры.
Те же, кто вместе со мной играют драму жизни,
Запутались в каких-то темных делах и стали соучастниками преступлений.
И поэтому нам так нужны часы досуга, когда можно оставаться только зрителем.
Генрих Гресбек приносит ужин: тарелку супа, кусок хлеба, стакан вина.
Меня обслуживает мой секретарь – неразговорчивый, замкнутый человек.
Зовут его Генрих Гресбек.
Он единственный, кто пока еще верен мне.
Но я слышу шаги.
Это богач Бернгард Книппердоллинк.
Я должен ему деньги и, к сожалению, не могу избавить вас
От этой крайне неприятной даже для епископа сцены.
Входит Книппердоллинк.
Книппердоллинк. Книппердоллинк, ваше преосвященство.
Епископ. Вы пришли ко мне как бургомистр или просто как частное лицо?
Книппердоллинк. И так, и так.
Епископ. Позвольте приказать подать вам кресло. Пришлось выстроить целую баррикаду перед главным порталом, чтобы защититься от этих дерзких анабаптистов. Поэтому его сейчас нет на месте.
Гресбек уходит.
Епископ. Мы толком ничего не знаем. Как бы то ни было, но вчера затоптали ногами двух дьяконов и выбили все стекла в Нашем дворце. Мы стали епископом Мюнстера в тридцать лет, и даже Лютер не смог заставить Нас усомниться в прочности Наших позиций. И тут вдруг появляется считающий себя апостолом темный субъект по имени Ян Маттизон со своими пророками, и за три недели прахом пошли все семидесятилетние труды по спасению душ наших подданных. Даже Наши возлюбленные дочери, монахини монастыря над водами, вместе с матерью-настоятельницей Вероникой фон дер Реке перешли на сторону анабаптистов.
Гресбек приносит кресло.
Книппердоллинк. Разрешите мне постоять.
Епископ. Мы должны вам деньги. (Зачерпывает ложкой суп, ломает хлеб и т. д.)
Книппердоллинк. Оставьте их себе.
Епископ. Насколько Нам известно, вы предоставили в своем доме приют некоему Иоганну Бокельзону из Лейдена.
Книппердоллинк. Это святой человек, верный сторонник великого апостола Яна Маттизона.
Епископ. Актер-любитель, напрасно пытавшийся устроиться ко мне в труппу.
Книппердоллинк. Его душа не стремится больше к славе в этом населенном честолюбцами мире.
Епископ. Тогда она стремится к свершению дурных деяний. Что решил Совет?
Книппердоллинк. Ваше преосвященство должны покинуть Мюнстер.
Епископ. Когда?
Книппердоллинк. В эту ночь.
Епископ. Нам не остается ничего другого, кроме как покорно склонить голову.
Книппердоллинк. Вашему преосвященству больше нечего делать в этом городе.
Епископ. Это дело ваших рук, бургомистр.
Книппердоллинк. Я сумел убедить членов Совета.
Епископ. А зачем ты пришел к Нам так частное лицо? Что тебе нужно от Нас?
Книппердоллинк. Истина.
Епископ. Которую ты надеешься получить от верного сына церкви?
Книппердоллинк. Я надеюсь получить ее от столетнего человека.
Епископ. Говори. (Перестает есть, смотрит на Книппердоллинка, который садится в кресло.)
Книппердоллинк. Почему вы сражаетесь с анабаптистами, епископ Мюнстерский?
Епископ. Сперва ты начал исповедовать лютеранскую веру, а теперь заодно с анабаптистами?
Книппердоллинк. Апостол Иоганн Бокельзон сумел переубедить меня.
Епископ. У актеров это хорошо получается.
Книппердоллинк. Вы же знакомы с содержанием наших трактатов.
Епископ. Они очень плохо написаны.
Книппердоллинк. Мы стремимся добиться милости у Господа нашего.
Епископ. Именно это и вызывает у Нас недоверие. Мы молим о милости ради искупления Наших грехов и опасаемся, что она может обернуться для Нас пустой отговоркой.
Книппердоллинк. Кто против нас, тот против Христа.
Епископ. Мы не имеем привычки отвечать на такого рода высказывания. Но хотим поведать тебе Наши мысли, дабы исполнить свой пастырский долг. Нас совершенно не волнует то обстоятельство, что вы не верите больше в святых апостолов. Может быть, Мы тоже больше в них не верим. Но вы, анабаптисты, верите в самих себя, и это, Книппердоллинк, когда-нибудь погубит вас.
Книппердоллинк. Это мне непонятно.
Епископ. Церковь верила в себя саму и пролила кровь именем Его, теперь вы верите в себя самих и также прольете кровь Именем Его.
Книппердоллинк. Нам неизбежно придется сразиться с вами.
Епископ. Девяносто девять лет Нам требовалось изображать из себя героя, и вот теперь, на сотом году жизни, придется им стать. На те деньги, что Мы тебе должны, Мы наберем войско и выставим его против вас, Книппердоллинк.
Книппердоллинк. Благодарю за откровенность.
Епископ. Мы привыкли выражаться ясно.
Книппердоллинк. Вы не вправе судить нас.
Епископ. Такое право вы Нам сами предоставите.
Молчание.
Книппердоллинк. И что же мне теперь делать?
Епископ. Придерживайся заповедей, одинаковых как для анабаптистов, так и для епископа: возлюби врагов своих, продай все, что имеешь, и раздай бедным деньги и не противься злу.
Книппердоллинк. Ваше преосвященство по-прежнему непреклонны.
Епископ. Этого требует моя должность.
Молчание.
Книппердоллинк. Благословите меня.
Епископ. Нет, Мы не можем дать тебе Нашего благословения.
Книппердоллинк. Выходит, я так согрешил, что уже недостоин звания человека.
Епископ. Придерживаюсь ли я Его заповедей? Разве мои пальцы не украшают золотые кольца? Разве я не сражаюсь со своими врагами? Разве я милосерден? Разве я настолько превыше тебя, что могу дать тебе свое благословение?
Книппердоллинк уходит.
Гресбек. Элизабет Рёде, ваше преосвященство.
Входит актриса.
Епископ. Элизабет! Скорее беги отсюда, любому члену моей труппы в этом городе грозит виселица!
Элизабет. Я решила оставить сцену, ваше преосвященство, и снова выйти замуж.
Епископ. Дитя мое, шестьдесят два года тому назад я взял тебя, тогда еще совсем юную, наивную девушку, в свою труппу…
Элизабет. Сорок два года тому назад…
Епископ. Не придумывай, Лизхен, не придумывай. Я хорошо помню, что с тех пор минуло шестьдесят два года.
Элизабет. Ваше преосвященство были тогда на диво крепким мужчиной в расцвете лет.
Епископ. А у тебя за это время было семь мужей, моя верная Рёде, семь мужей!
Элизабет. Я выхожу замуж за проповедника Болла.
Епископ. За этого фанатичного анабаптиста?
Элизабет. Я уже вторично крестилась.
Епископ. Лизхен, в твоем достаточно зрелом возрасте не вступают в новый брак.
Элизабет. Я просто обязана это сделать, ваше преосвященство, ведь я соблазнила проповедника.
Епископ. Какая же ты дрянь, Элизабет!
Элизабет. Поэтому самое время начать жить по христианским заповедям.
Епископ. Ну хорошо, хорошо! Поступай как хочешь, только уйди.
Элизабет. Всего вам доброго, ваше преосвященство.
Элизабет Рёде уходит.
Епископ. Это чистейшей воды безумие. Выкати меня из города, Гресбек.
Гресбек. Я также остаюсь. (Убирает пустую посуду.)
Епископ. И ты тоже?
Гресбек. Иоганн Бокельзон так убедительно проповедует.
Епископ. Надо мне было все-таки взять его в свою труппу.
Гресбек. Я собрался жениться.
Епископ. Ну, это еще не повод, чтобы стать анабаптистом.
Гресбек. Моя невеста – настоятельница монастыря.
Епископ. Что, в Мюнстере все женщины с ума сошли?
Гресбек. Они сделались истинно верующими.
Епископ. Она же имперская княгиня, а тебя я самолично вытащил из грязи.
Гресбек. Перед Богом мы все равны.
Епископ. Тебе же только двадцать пять, а она вдвое старше.
Гресбек. Перед лицом вечности это не играет никакой роли.
Епископ. Гресбек! Выходит, мне придется собственноручно выкатывать себя из этого обезумевшего города?
Гресбек. Катитесь к черту, епископ!
Епископ выкатывает кресло со сцены.
3. Монах может спастись
Рыночная площадь.
На ней толпятся жители Мюнстера: мясник, торговка овощами, Лангерман с женой, Фризе с женой и дочерьми Хельгой и Гизелой. Лангерман и Фризе держат в руках плакаты с надписями «Смерть господам», «Вместе с Богом и анабаптистами через крещение обретем Божью милость», «Покайтесь и примите истинную веру».
Лангерман. Мюнстер от скверны очищен.
Мясник. Колбасы! Колбасы! Покупайте колбасы!
Фризе. Католики и протестанты изгнаны.
Лангерман. Ян Маттизон – бургомистр.
Мясник. Телячьи колбасы! Свиные колбасы!
Фризе. Один из нас пришел к власти в Германии, один из бедняков. Ян Маттизон был пекарем в Гарлеме, проповедник Штапраде – скорняком, а пророк Клоприсс, подобно мне, – сапожником.
Мясник. Жареные колбасы! Жареные колбасы!
Лангерман. Грядут великие времена.
Фризе. Мирные времена.
Лангерман. Шесть лет я просидел в долговой тюрьме вместе с женой и моими девчонками, сапожник Фризе. Но такого уже больше не будет, такое просто невозможно.
Фризе. Мы творим мировую историю.
Лангерман. И ныне, и присно, и во веки веков!
Мясник. Ливерные колбасы! Кровяные колбасы! Копченые колбасы!
Торговка овощами. Эй, горожане! Взгляните на эти кочаны капусты! Взгляните на это чудо природы! Они круглые, как шар, и зеленого цвета! Мягкие, как попка младенца! Свежие, как юная девушка! Кто любит мужа, пусть купит эти кочаны капусты!
Мясник. Эй, торговка овощами! Вы так кричите, что я даже собственного голоса не слышу.
Торговка овощами. Я кричу так потому, что желаю людям здоровья и хорошего пищеварения, мясник! Кочаны капусты! Покупайте кочаны капусты! И на пиру, и на празднике по случаю крестин, и на свадьбе, и на поминках, и даже перед казнью ничто с ними не сравнится. Кочаны капусты! Покупайте кочаны капусты!
Госпожа Лангерман. Какие у вас статные дочери, госпожа Фризе.
Мясник. Овечье мясо, дешевое овечье мясо!
Госпожа Фризе. Их зовут Хельга и Гизела. Обе они без ума от пророка Бокельзона.
Мясник. Телячьи мозги, нежные, сочные телячьи мозги!
Хельга. Он был актером, госпожа Лангерман.
Гизела. Он отрекся от мира, госпожа Лангерман.
Госпожа Лангерман. Для нас, простых людей, до сих пор нет ничего лучше молитв пророка Ротмана, не так ли, Гельмут?
Мясник. Топленое сало! Топленое сало! Покупайте топленое сало!
Госпожа Фризе. Публичное раскаяние в церкви святого Ламберта представляет собой гораздо более волнительное зрелище, госпожа Лангерман. Слышали бы вы, как сводница согласилась стать жертвенным агнцем и какие имена она назвала.
Мясник. Салат из мяса молодого бычка! Из свежего, сочного мяса молодого бычка!
Лангерман. Но самое прекрасное – это когда все вместе крестятся.
Торговка овощами. Яблоки! Яблоки прямо из рая! Прямо с древа познания! Они скользят по пищеводу и трутся о кишки! Совсем дешево, дешевле не придумаешь!
Появляется Генрих Гресбек под руку с бывшей аббатисой Вероникой фон дер Реке.
За ними следуют несколько сбежавших из монастыря монахинь со своими женихами.
Вероника фон дер Реке. Поскольку благодаря пророку Яну Маттизону мы обрели истинную веру, вновь стали жить по законам мирской жизни, можем почувствовать себя женщинами и не заниматься таким пустым и никчемным делом, как соблюдение девственности, то имеем право присутствовать при казни, дочери мои. Ибо нет для благочестивой души ничего целительнее, чем видеть, как торжествует справедливость, как после сильного удара грешная душа навсегда расстается с телом и возносится прямо к подножию престола Господня, где ей предстоит дождаться окончательного приговора. Но велика милость Божья. И почти никто не может считаться окончательно потерянным. Но не только для прочтения проповеди пришла я на соборную площадь вместе с моим женихом, славным Генрихом Гросбеком. Мой отец, имперский граф, имел обыкновение собственноручно рубить головы крестьянам и делал это весьма умело. Весь этот сброд выстраивался перед ним в ряд, затем опускался на колени, и после каждого взмаха двуручным мечом мой отец выпивал кувшин пива. В отличие от него городские обыватели, к коим я ныне смиренно прошу отнести также и себя, так как мне вскорости предстоит разделить ложе с мужчиной, сами не казнят, а предпочитают, чтобы за них смертный приговор приводил в исполнение палач, в надежде, что таким образом их руки будут меньше запятнаны кровью. Человек должен быть стойким и мужественным, чрезмерная чувствительность его никак не красит. Я всего лишь слабая женщина, и все же, будучи аббатисой, я собственноручно забила монастырских свиней. Но пусть вас это не расстраивает, дочери мои, христианская любовь позволяет закрыть глаза на сей недостаток. Давайте вспомним не соломинку в глазу ближнего, коим, без сомнения, является городской обыватель, а бревно в нашем глазу, поскольку из-за него мы не видим истину.
Фризе. Да здравствует наша бывшая настоятельница монастыря, имперская графиня Вероника фон дер Реке! Да здравствует ее жених Гресбек!
Звучат аплодисменты. На сцене появляется старик Крузе.
Крузе. Мир на земле, слава Всевышнему, и в человецех благоволение.
Лангерман. Это старик Крузе. Он еще ни одной казни не пропустил.
Торговка овощами. Груши! Покупайте груши! Желтые, как зависть! Сладкие, как женская плоть! Сочные, как соски шлюхи! Груши! Покупайте груши!
Появляются стражник и палач.
Хельга. Мама, палач!
Гизела. Папа, осужденного обезглавят, повесят или колесуют?
Фризе. Потерпи, доченька.
Гизела. Я еще ни разу не видела, как колесуют человека.
Хельга. А мне больше нравится, когда отрубают голову.
Мясник. Требуха! Требуха!
Стражник поднимается на эшафот.
Стражник. Совет города Мюнстера в Вестфалии его жителям. Преисполненные желанием дать всякому возможность попасть в Царство Небесное, мы сообща порешили приговорить внештатного учителя математики в бывшей папской гимназии Ганса Циклейна,[26]26
Букв, козленок (нем.).
[Закрыть] прозванного в народе Козьим Гансом, к смерти от руки палача…
Крузе. Слава Всевышнему!
Стражник. …поскольку он утверждал, что теорема язычника Пифагора столь же правдива, как и Библия.
Вероника фон дер Реке. Одно слово – гуманист.
Хельга. Ему отрубят голову! Ему отрубят голову!
Мясник. Мясо молодого бычка! Дешевое мясо молодого бычка!
Стражник. Донесла на Козьего Ганса его бывшая ученица Хельга Фризе, за что Совет публично выражает ей благодарность. Будьте бдительны и молитесь!
Хельга. Ему отрубят голову! Ему отрубят голову!
Фризе. Я горжусь тобой, дочь моя!
Торговка овощами. Свекла! Кто купит свеклу? Это сама философия, сама ученость, сама любовь, которая затрагивает душу! Покупайте свеклу! Покупайте свеклу!
Монах. Вы можете вырвать мне язык, можете сколько угодно раз задушить меня, отрубить мне голову и зарыть ее в земле хоть на тысячу саженей, я все равно буду громогласно провозглашать во веки веков: теорема Пифагора столь же правдива, как и Библия.
Крузе. На земле мир, и в человеках благоволение.
Монах. Ты запятнаешь себя позором, Мюнстер!
Стражник. Иди на эшафот, монашек.
Монах. Я больше не монах. Я давно уже покинул мой монастырь. И рясу я ношу лишь потому, что на покупку светской одежды у меня попросту нет денег.
Стражник. Мы собираемся обезглавить тебя вовсе не из-за твоей принадлежности к этому сословию, но из-за твоей приверженности ложному учению.
Монах. Разум побуждает меня выразить решительный протест.
Мясник. Ветчина! Превосходная вестфальская ветчина!
Монах. Вы себя на веки вечные выставляете на посмешище. Я гуманист. Интеллектуал. Меня знают под именем Иоганнеса Магнуса Капеллы также в Кёльне и Оснабрюке.
Вероника фон дер Реке. Внештатный учитель! Во владениях моего отца, имперского графа, несчастному грешнику перед казнью разрешалось открыть рот лишь для того, чтобы прочитать «Отче наш».
Торговка овощами. Редиска! Отличная красная редиска! Кто купит редиску? Красную, так кровь, и аппетитную, как совокупление!
Монах. Замолчи, женщина! Я хочу обратиться к народу! Ведь речь идет о моей жизни.
Торговка овощами. Чеснок! Великолепный чеснок!
Монах. Слушайте меня, жители Мюнстера! Я хочу переубедить вас. Я сниму пелену с ваших глаз. Я снова образумлю вас. Я объясню вам, что есть истина, открытая великим греком Пифагором. Если вы нарисуете на земле треугольник, ширина сторон которого составляет три, четыре и пять ладоней, то этот треугольник…
Жители сопровождают обращенную к ним речь монаха ироническими выкриками «Ура» и «Да здравствует»; пока он говорит, торговка овощами поднимается на эшафот.
Торговка овощами(громовым голосом). Луковицы! Превосходные свежие луковицы! Кто любит свое потомство, тот непременно купит эти луковицы. От них женщины сами собой становятся беременными, и на свет появляются дети-близнецы, тройняшки, четверенки, пятеренки…
Горожане выкрикивают: «Шестеренки, восьмеренки».
…и возникает семья! Ешьте луковицы! Мы сейчас в самом центре событий мировой истории, ибо подошла к концу мрачная эпоха средневековья. Сами прикиньте, сколько нам еще предстоит трудиться не покладая рук, ведь голод (начинает хлопать в ладоши), чума…
Горожане также начинают сперва хлопать в ладоши в унисон с ней, а затем принимаются танцевать вокруг эшафота.
…безденежье, пожары, землетрясения, наводнения, изнасилования, убийства детей и родителей, убийства на сексуальной почве, убийства с целью грабежа, мятежи и войны…
