Текст книги "Собрание сочинений в пяти томах. Том 5. Пьесы и радиопьесы"

Автор книги: Фридрих Дюрренматт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

Портрет планеты

Учебная пьеса для актеров

_{Porträt eines Planeten}

^{Übungsstück für Schauspieler}

Действующие лица:

Адам

Каин

Авель

Енох

Ева

Ада

Цилла

Ноэма

Спектакль играется без перерыва.

Продолжительность – один час тридцать пять минут.

На заднике светится Млечный Путь.

Сцена освещена слабо. Слева входит Адам, идет на середину заднего плана игровой площадки.

Адам. Я – первый бог.

Слева входит Каин, он явно туговат на ухо.

Каин. Что-что?

Адам. Я – первый бог.

Каин. A-а. (Идет на середину игровой площадки, становится справа от Адама.) Я – второй бог.

Слева весьма торжественно входит Авель, идет на середину игровой площадки, становится слева от Адама.

Авель. Я – третий бог.

Слева весьма беззаботно входит Енох, идет на середину игровой площадки, останавливается слева поодаль.

Енох. Я – четвертый бог.

Адам зевает.

Каин. Что-что?

Адам. Ну и скучища эта бесконечность.

Авель. Жуткая скучища.

Каин. Как-как?

Авель (старательно артикулируя). Жуткая скучища.

Каин. А-а.

Енох (глядя на Адама и Авеля). Сядем?

Авель. Сядем.

Авель садится, Енох ложится на спину, Адам по-прежнему стоит, Каин, в недоумении, тоже.

Каин. Что-что?

Авель (четко артикулируя). Сядем.

Каин. А-а. (Тоже садится.)

Адам. А вон там солнце сейчас взорвется.

Каин. Кто-кто?

Каинова тугоухость начинает мало-помалу действовать Адаму на нервы.

Адам. Вон там. Солнце. Сейчас взорвется!

Каин. А-а.

Авель. Когда?

Адам. Да прямо сейчас.

Енох переворачивается на живот, смотрит на Млечный Путь.

Енох. Станет сверхновой.

Каин. Чем-чем?

Авель (четко артикулируя). Лопнет оно, а его вещество разлетится в пространстве. (Радуется.)

Каин. А-а.

Адам. Бумм!

Каин. Как-как?

Адам. Бумм!

Каин. Что-что?

Адам. Бам.

Каин. А-а.

Енох. Вообще это солнце все-таки стабильное.

Авель. Тогда, значит, сверхновой оно не станет.

Енох. А вот и станет.

Авель. Тогда, значит, оно нестабильное.

Енох. Я в солнцах не разбираюсь. (Переворачивается на спину.)

Адам. Я тоже.

Каин. Как-как?

Адам приходит в бешенство.

Адам. Я тоже.

Каин приходит в бешенство.

Каин. А-а.

Адам. Интересно, а планеты у него есть?

Каин. Что у него есть?

Адам. Планеты!

Каин. А-а.

Авель. Понятия не имею.

Каин. Как-как?

Адам беззвучно артикулирует.

А-а.

Енох. Планеты, населенные живыми существами.

Каин. Чем-чем?

Авель (четко артикулируя). Растениями, животными, людьми.

Каин. А-а.

Енох. Насчет живых существ я тоже не разбираюсь.

Авель. Да какая разница!

Енох. Пошли дальше?

Авель с улыбкой встает. Енох тоже встает.

Каин. Как-как?

Авель (проходя мимо Каина вправо, на задний план, четко артикулирует). Дальше пошли.

Каин. А-а. (Поднимается и следом за Авелем и Енохом исчезает справа, на заднем плане.)

Адам еще раз бросает взгляд на Млечный Путь.

Адам. А оно уже и так взрывается. (Исчезает справа на заднем плане.)

Слабое освещение игровой площадки гаснет. Виден только Млечный Путь. Затем игровую площадку заливает яркий свет, Млечный Путь гаснет. Слева из глубины сцены выходят Женщины, справа – Мужчины, становятся полукругом.

На женщинах что-то вроде униформы, в руках синие фуражки, Ада с тростью. Мужчины в шкурах, как первобытные люди.

Все. Мы.

Ева. Ева.

Все. Мы.

Ада. Ада.

Все. Мы.

Цилла. Цилла.

Все. Мы.

Ноэма. Ноэма.

Все. Мы.

Адам. Адам.

Все. Мы.

Каин. Каин.

Все. Мы.

Авель. Авель.

Все. Мы.

Енох. Енох.

Женщины надевают синие фуражки.

Ада. Гулять!

Женщины уходят влево назад. Мужчины, пригнувшись, трусят по кругу, пока не замечают, что женщины исчезли.

Адам. Жарко.

Каин. Сохнет все.

Енох. Реки мелеют.

Авель. Танец дождя!

Слышны звуки тамтамов. Мужчины с топотом и с дикарскими воплями, сбившись в кучку, кружатся по сцене. Справа из глубины сцены выходит Ева с жестяным ведерком в руках, наблюдает за танцем дождя, пока он не заканчивается резким ударом тамтама. Четверо мужчин, заметив Еву, пугаются и возобновляют прогулку: трусят по кругу. Ева презрительно проходит мимо, ставит ведерко слева на переднем плане игровой площадки.

Ева. Еда.

Мужчины останавливаются, ждут, пока Ева не исчезнет слева в глубине, после чего набрасываются на ведерко. С жадностью принимаются уписывать еду.

Енох. Опять печенка?

Авель. Не знаю.

Адам. Печенка.

Каин. Печенка.

Енох. Вечно печенка.

Глазеют друг на друга.

Адам. Раньше, бывало, окорок ели.

Каин. Котлеты отбивные.

Авель. Ножки.

Енох. Сало.

Авель. Раньше.

Ворчат себе под нос.

Каин. Питание все хуже и хуже.

Авель. С тех пор как у нас эти белые женщины.

Енох. Других женщин у нас нет.

Адам. Наших баб эти белые женщины куда-то отправили.

Авель. На огромных блестящих птицах.

Каин. Куда?

Адам. Не знаю.

Енох. Обратно-то наши бабы вернутся?

Адам. Нет, не вернутся.

Авель. Никогда.

Каин. Может, продолжим?

Адам. Продолжим.

Оба запускают руки в ведерко и опять принимаются есть. Енох поворачивается к ним спиной.

Енох. Печенка. В такую жарищу.

Авелю становится дурно.

Авель. Ни к чему больше не притронусь.

В глубине сцены появляется Ева.

Ева. Ведро убрать. Принести скамейку. И ящик с припасами.

Енох с ведерком мчится в глубину сцены и ставит его в середине заднего плана. Адам и Каин мчатся к середине заднего плана, исчезают. Авель мчится в глубину сцены направо и там исчезает. Адам и Каин появляются со скамейкой, ставят ее посредине игровой площадки и усаживаются. Одновременно появляется и Авель, несет ящик с эмблемой Красного Креста, ставит его справа от скамейки, но ближе к публике. Затем садится на этот ящик.

Собирать бананы.

Четверо первобытных дикарей ворчат, Адам и Каин убегают к середине заднего плана. Авель тоже, перепрыгнув через скамейку. Последним намеревается удрать Енох.

Ты останешься здесь.

Енох останавливается.

Енох. Пожалуйста.

Ева (усаживаясь на скамейку). Сядь.

Енох (усаживаясь на ящик с эмблемой Красного Креста). Пожалуйста.

Ева. Спину прямее.

Енох (выпрямляясь). Пожалуйста.

Ева. Нынче будешь спать со мной.

Енох. Пожалуйста.

Ева. Каждый раз, когда тебе предстоит спать со мной, ты говоришь «пожалуйста».

Енох. А что я должен говорить?

Ева. «С удовольствием».

Енох. Пожалуйста.

Ева. Ты спишь со мной без удовольствия?

Енох. Меня не спрашивают.

Ева. Как раз сейчас – спрашивают.

Енох. А если я не хочу спать с тобой?

Ева. Ты должен.

Енох. Вот-вот.

Ева в отчаянии встает, подходит к Еноху, идет мимо.

Ева. Так дело не пойдет.

Енох. Жарко.

Ева. Это не ответ.

Енох. Нету ответа.

Ева (останавливаясь рядом с Енохом). Ты спишь со мной без удовольствия.

Енох. У меня все без удовольствия.

Ева. И печенка тебе не по вкусу.

Енох. Мне бы сальца.

Ева. Сала больше нет.

Енох. Ну хоть ветчинки.

Ева. Негров вообще не осталось, ни одного.

Енох. А китайцев?

Ева. Тоже нет.

Енох. В таком случае мне ничего есть не хочется.

Ева. Разве что парочка белых еще найдется.

Енох. Вкус у них отвратный.

Ева (с надеждой). А как насчет животных?

Енох. Животных есть нельзя.

Ева (присев на корточки рядом с Енохом). Когда-то совсем давно вы ели животных.

Енох. Это был грех.

Ева разочарованно встает.

Ева. Тогда ешь бананы.

Енох. Бананы безвкусные.

Ева(опять усаживаясь на скамейку). А мы едим бананы.

Енох. Так то вы!

Справа в глубине сцены появляется Цилла с жестяной миской в руках.

Цилла. Нынче спишь с ним?

Ева. Угу, нынче с ним.

Цилла усаживается перед Енохом на корточки, протягивает ему миску.

Цилла. Ешь.

Енох. Я уже поел.

Цилла. Еще разок.

Енох. Пожалуйста.

Цилла. Негритянский филейчик.

Енох. Пожалуйста. (Начинает есть.)

Ева. Он все время твердит «пожалуйста».

Цилла. Он отзывается – вот что главное.

Енох ест.

Енох. Странно. (Продолжает жевать.) Вкусно.

Цилла. Филейчик не из негра.

Енох. Из индуса?

Цилла. Нет, не угадал.

Енох. Из огненноземельца?

Цилла. Опять не угадал.

Енох. Из лилипута, что ли?

Цилла. Это свинина.

Енох ставит миску на пол, в ужасе глядит на ее содержимое.

Енох (кричит). Я совершил кощунство!

Цилла встает и мягко усаживает Еноха на ящик с эмблемой Красного Креста.

Цилла. Ты лучше садись.

Енох. Пожалуйста.

Цилла. Доедай.

Енох. Пожалуйста. (Снова принимается за еду, сначала нерешительно, потом все быстрее.)

Цилла. По-прежнему вкусно?

Енох. По-прежнему.

Цилла (Еве). Вот видишь.

Енох. А откуда свинья?

Цилла. Божий дар.

Ева. Бог даровал нашему племени тысячу свиней, тысячу овец и тысячу коров.

Енох. Хвала ему.

Цилла. Аминь.

Енох. Вылизать миску можно?

Цилла. Пожалуйста.

Енох встает и, вылизывая миску, идет мимо Евы направо, к заднику.

Енох. Пошли спать.

Ева. Пожалуйста. (Нехотя идет за ним.)

Одновременно слева из глубины сцены выходят Ада с тростью и Ноэма.

Ада. Свинину-то съел?

Цилла. Свинину? Съел.

Ада. Вот видишь.

Ноэма. Наконец-то.

Ада. Мне надо сесть. (Садится на скамейку.)

Справа от нее садится Ноэма, слева – Цилла.

Цилла. Завтра все будут есть.

Ада. Каннибализм искоренен.

Цилла. Введено скотоводство.

Ноэма. Научная цель нашей жизни достигнута.

Ада. Можно везти обратно их баб, на самолете.

Цилла. Они тоже перешли на животную пищу?

Ада. Даже бананы едят.

Ноэма. Этот остров мы покинем с благодарностью и гордостью.

Справа из глубины сцены появляется Каин в темных очках и коричневом офицерском мундире.

Каин. Милые дамы, мы вправе поздравить себя с успехом.

Цилла и Ноэма встают, Ада сидит.

Ноэма. Достичь успеха удалось лишь ценой личного самопожертвования, господин уполномоченный.

Каин. Конечно, конечно. (Садится на скамейку справа от Ады, приглашает Ноэму и Циллу сделать то же.)

Ноэма садится рядом с Адой, Цилла – на ящик с эмблемой Красного Креста.

Ада. Нам пришлось отдаваться каннибалам, господин уполномоченный.

Каин. И вам тоже?

Ада. Да, мне тоже.

Каин. Колоссально.

Ада. К этим дикарям иначе было не поступиться – только кружным путем, через эротику.

Каин. Фантастика.

Ада. Они еще в матриархате живут.

Каин. Животные.

Слева на переднем плане появляется Авель в таком же мундире, как и у Каина.

Авель. Импортировали тысячу коров, тысячу овец, тысячу свиней.

Каин. Ну и что?

Авель. Чистейшее безумие.

Каин. Каннибализм искоренен.

Авель. На материке голод.

Каин. Наш комитет к голоду отношения не имеет.

Авель. Зато наш имеет.

Каин. От этого голода есть только одно средство – разумное планирование семьи. Вместо того чтобы цепляться к нам, добейтесь употребления противозачаточных пилюль.

Авель. Теперь у нас на материке недостает тысячи коров, тысячи свиней и тысячи овец, а потому от голода умирают десятки тысяч.

Каин. Зато сотни избавлены от съедения.

Авель. Каннибализм – это не глобальная угроза.

Каин. Всякое варварство – глобальная угроза.

Авель. Обойдемся без затасканных фраз.

Ада. Я отдавалась каннибалам не за тем, чтобы выслушивать оскорбления от комитета по борьбе с голодом.

Авель. Мадам, войдите в мое чудовищное положение: вы импортируете скот, а у меня дети мрут.

Ада. Разрешение на вывоз дал генеральный секретарь.

Авель. Тупица и бездарь.

Ада. Я не намерена дискутировать на таком уровне.

Цилла. Мы за нашего генерального секретаря в огонь пойдем.

Ноэма. Он как-никак нобелевский лауреат по литературе.

Авель. Нам практик нужен, а не эстет. Без координации глобальную программу помощи осуществить невозможно. Ваш комитет переводит безобидных каннибалов на животную пишу, а тем временем ни много ни мало целый народ трехтысячелетней культуры с голоду трупами питается. Словом, если уж кто и поощряет каннибализм, так это именно комитет по борьбе с каннибализмом. Мне нужно сесть. Одышка.

Никто из сидящих даже и не думает встать.

Каин. Остров в вашем распоряжении.

Авель. Сердце!.. (Стоит в полной беспомощности.)

Ада. Все мы расплачиваемся собственным здоровьем.

Авель. Этот треклятый остров хотя бы плодороден?

Цилла. Рай.

Авель. Тогда пускай дикари жрут бананы вместо нашего скота.

Ада. Они говорят, что бананы безвкусные.

Авель. Безвкусные! С продовольствием полная катастрофа, а у них, видите ли, бананы безвкусные!

Цилла. А в остальном здесь только змеи да крысы.

Авель. На материке их с каких еще пор в пищу употребляют.

Каин. Наивняк! Да ведь без кулинарных выкрутасов каннибализм никоим образом не победить!

Авель. У вас один каннибализм на уме.

Каин. А у вас одни голодные отеки.

Авель. Я требую вынести этот конфликт на обсуждение Организации глобальной помощи.

Каин. Пожалуйста.

Все вдут влево на передний план, выстраиваются в направлении ящика с эмблемой Красного Креста, двое мужчин позади трех дам. Справа из глубины сцены выходит Адам в коричневом сюртуке.

Цилла. Генеральный секретарь.

Адам становится на ящик с эмблемой Красного Креста.

Адам. Позвольте мне как генеральному секретарю Организации глобальной помощи приветствовать вас в ее резиденции – в этом прекрасном городе на этом прекрасном озере – и обратиться к вам с призывом: мужайтесь!

Аплодисменты. Жестом Адам утихомиривает овацию.

Справа из глубины сцены идет Ева, она в блузке, с сумочкой в руке. Останавливается перед Адамом.

Открывает сумочку, пудрится.

Дамы и господа, эта альпийская страна – моя родина. Как часто мальчишкой я поднимался в горы. По обе стороны стеной смыкались неодолимые скалы – казалось, взобраться выше совершенно невозможно, как вдруг неожиданно открывался перевал и под ногами широко распахивалась отчизна. Так и теперь. Пока что безрассудство и своекорыстие кажутся неодолимыми, но рано или поздно они отступят, открывая перед нами просторы свободной земли.

Ева. Они опять жрут.

Адам(не обращая внимания на Еву). Все уладится.

Ада. Кого?

Ева. Матросов.

Адам. Все уладится.

Ада. С какой стати?

Ева. Танкер взорвался, большой, водоизмещением триста тысяч тонн, экипаж высадился на остров. Пятьдесят два человека.

Каин. Всех сожрали?

Ева. Всех.

Адам. Уладится все.

Авель. Как полномочный представитель комитета по борьбе с голодом заявляю, что взрыв нефтяного танкера водоизмещением триста тысяч тонн – событие куда более страшное.

Адам. Спокойствие, господа, не волнуйтесь, не тревожьтесь. Всякое подлинное развитие продолжается веками, если не тысячелетиями. Почитайте Бахофена[46]46
  Бахофен Иоганн Якоб (1815–1887) – швейцарский историк и философ, автор работ по проблемам матриархата («материнского права»).


[Закрыть], почитайте Фрейда. (Сходит с ящика, подходит к шеренге остальных, пожимает дамам руки.) Несмотря на этот небольшой возврат к истокам человеческой культуры, я хотел бы поблагодарить дам из комитета по борьбе с каннибализмом за их личное участие. Перед началом банкета филармонический оркестр нашего города по случаю праздника порадует нас бессмертными звуками Пятой симфонии Бетховена, даруя нам утешение, которое так необходимо при выполнении нашей тяжкой миссии.

Слышны, как бы отчужденно, первые пять тактов Пятой симфонии. Адам похлопывает Авеля по плечу. Авель отдает честь. Все, кроме Евы и Каина, уходят вправо, в глубину сцены.

Каин снимает форменную тужурку, кладет ее на скамейку. Ева сидит на ящике с эмблемой Красного Креста, вытаскивает из сумочки и подает Каину электробритву, подкрашивается, поправляет прическу и т. п. Каин хочет что-то сказать. Молчит.

Волоча негнущуюся правую ногу, идет налево, на передний план. Опять хочет что-то сказать, опять молчит, начинает бриться.

Вновь слышны четыре первых такта Пятой симфонии.

Каин. Он опять провалил экзамен.

Ева. Всего три балла недобрал.

Каин. Второй раз.

Ева. Он запаздывает в развитии.

Каин. Если б запаздывал в развитии, так не спал бы со служанкой.

Ева. Ты тоже спишь со служанкой.

Первые четыре такта Пятой.

Каин. А к военной службе он, видите ли, не годен.

Ева. Ты просто завидуешь.

Каин. Я был хорошим солдатом.

Ева. То-то и остался без ноги, с протезом.

Каин. Что ты меня вечно протезом попрекаешь?

Ева. А ты меня – сыном.

Каин. Я горжусь своим протезом.

Ева. А я горжусь сыном.

Первые четыре такта Пятой.

Каин. Мне что же, целый вечер слушать Пятую?

Ева. Он любит классическую музыку, а ты вместе с ногой всю деликатность потерял. Для тебя эротика все равно что насилие.

Каин. Только не заводи опять про служанку.

Ева. Я не о служанке говорю, а о нас.

Первые четыре такта Пятой.

Каин. Я мужчина, а твой сын – дерьмо.

Ева. Раз ты так о нем думаешь, почему он должен идти в джунгли, на эту войну?

Каин. Война сделает из него мужчину.

Ева. Вздор.

Первые четыре такта Пятой.

Зачем она вообще нужна, эта война?

Каин. Правительство уж как-нибудь знает.

Ева. Сбросили бы на этих дикарей парочку атомных бомб и жили бы себе спокойно.

Каин. Если мы сбросим атомные бомбы, то и другие тоже сбросят.

Ева. У дикарей нету атомных бомб.

Каин. Зато у их друзей есть!

Ева. Дерьмо вы, а не мужчины!

Каин чистит электробритву.

Каин. У тебя что, школьный комитет?

Ева. Уход за ранеными.

Каин. Угу!

Ева. А у тебя административный совет?

Каин. Помощь ветеранам.

Ева. Угу!

Каин подходит к Еве.

Каин. Мне пора.

Ева. Ну что ж, иди. (Подставляет Каину правую щеку.)

Первые четыре такта Пятой.

Каин. Опять начал.

Ева. По-моему, тебе пора.

Каин подходит к скамейке, берет тужурку, вешает на руку.

Каин. Как бы хорошо запоздать в развитии. (Уходит направо в глубину сцены.)

Одновременно по центру из глубины сцены появляются Цилла и Ноэма, садятся на скамейку. У обеих на плечах шали; Цилла вяжет, Ноэма рассматривает альбом с фотографиями. Ева ставит сумочку на пол, принимается сосать длинный леденец. Слева из глубины сцены энергичной походкой идет Ада с трехногой охотничьей табуреткой, усаживается слева на переднем плане.

Ноэма. Мне восемьдесят семь лет.

Ева. Мне восемьдесят восемь.

Цилла. Мне восемьдесят девять.

Ада. Мне девяносто.

Ноэма. Меня зовут Ноэма. Отец мой работал на заводе. Он был беден. Все мы были бедны. И жили на большом болоте, в сырости. Пятьдесят семь лет назад я вышла за рабочего-железнодорожника. Он потом стал начальником станции. Двадцать лет уж как умер. Я родила одиннадцать детей. Семерых мальчиков и четырех девочек. Девочки все живы, а из мальчиков – четверо. Старший попал под скорый поезд Берн – Люцерн. Ему было четыре годика, и он играл на рельсах. Третий сын умер в сорок лет от рака, а четвертый в тот же год упал с крыши, потому что был кровельщиком. Внуков у меня, наверно, больше двух десятков. А сколько правнуков – не знаю, потому что никто меня не навещает. Иной раз приходила открытка из Америки, от младшего сына. Из Детройта. Он там на автозаводе работает, но последние десять лет тоже не пишет. Вот уж тринадцать лет я обретаюсь в этом приюте для престарелых. Сижу у окна, рассматриваю семейный альбом. Но ни о муже не думаю, ни о детях. Я вообще не думаю ни о чем.

Ева. Меня зовут Ева. Я замужем не была. Зачем это нужно? Мужчин у меня всегда хватало. Часто за одну ночь больше пяти. Этим ремеслом я начала заниматься с пятнадцати лет. Делала, что требовали, а требовали от меня все, что только требуют при моем-то ремесле. Был у меня друг, он достал мне в полиции разрешение, так что я всегда работала легально. Половина моих доходов шла на уплату налогов, еще тридцать процентов забирал себе мой дружок. Ну а двадцать процентов оставались у меня. Но я была бережлива и аккуратна. Ева, думала я, ты ведь состаришься, и я действительно состарилась. К шестидесяти пяти годам я скопила достаточно, чтобы купить себе место в этом приюте для престарелых. Дружок мой, Эгон Мюллер, умер миллионером, десять лет назад в Асконе. На него же не одна я работала. Деловой был парень и, по сравнению с другими мужчинами, которых я знавала, на редкость порядочный. При моей профессии никаких чувств я не испытывала, но горжусь, что выдержала все это без морального и физического ущерба. Здесь, в приюте для престарелых, я целыми днями читаю романы про любовь, а вечером сижу перед телевизором. Больше всего люблю Саймона Темплара[47]47
  Темплар Саймон – личность не установлена.


[Закрыть], ну и «Бонанзу»[48]48
  «Бонанза» – американский приключенческий телесериал, демонстрировавшийся по Эн-би-си в 1959–1973 гг.


[Закрыть] тоже. Встреться мне такие мужчины, глядишь, и жизнь бы совсем по-другому пошла, но таких мужчин только по телевизору и увидишь.

Цилла. Меня зовут Цилла. Я была медсестрой в небольшой больнице возле большой деревни. Там еще неподалеку форелевое хозяйство. Стольких людей выхаживала. Рождения, смерти – все на моих глазах. Некоторые, когда умирали, боялись, некоторым было все равно, а некоторые знать не знали, что умирают. Поначалу я этим людям сочувствовала, но скоро перестала, даже не радовалась, когда рождался ребенок: ведь он пожива для смерти, и больше ничего. Люди, которых я лечила, дарили мне на прощание шоколад или книгу с посвящением, потом они забывали меня, а я забывала их. В свободное время я помогала жене брата. Она была хворая, и трое ее детей терпеть не могли меня, а я терпеть не могла их. Однажды я съездила в отпуск в Гриндельвальд и однажды – во Флоренцию, но оба раза лил дождь. И Давид Микеланджело меня разочаровал. Мужчины выглядят совсем иначе. Когда-то у меня был роман с молодым ассистентом. Дважды мы переспали, а потом он женился на дочке главврача. И когда опять хотел переспать со мной, у меня не было ни малейшего желания.

Ада держит на коленях соломенную корзинку, в которой лежит черная шаль.

Ада. Я Ада, графиня фон Цинцен. В свое время я была помолвлена с графом Крессом фон Штук, но он скончался в девяностых годах прошлого века в германской Восточной Африке. Его задрал лев. И слава Богу. Я терпеть его не могла. Я вообще терпеть не могу мужчин и никогда ни с одним не спала. Я только кошек люблю. Может, потому, что лев разделался с моим женихом. И за это я благодарна всему кошачьему роду. Кот, который у меня на коленях, принадлежит приюту. Я зову его Тассило, хотя на самом деле он всего-навсего Черныш. Но Тассило звали и моего отца. Он всегда и всюду ходил с хлыстом. После первой мировой войны он потерял три четверти своего состояния, потому что одолжил государству двадцать миллионов марок золотом на первую мировую войну. Остальное довершила инфляция. В этом приюте для престарелых я живу уже сорок с лишним лет. Каждый день по три часа гуляю в ближнем лесу. Час утром и два часа после обеда, и трость мне пока не нужна. Книг я не читаю, музыку ненавижу, телевизор терпеть не могу. Мы, фон Цинцены, в этом не нуждаемся. По воскресеньям я хожу в церковь. И во время проповеди сплю. Все фон Цинцены ходили в церковь и все как один спали во время проповеди. Я последняя в нашем роду. Моя единственная мечта – отпраздновать столетний юбилей. Все фон Цинцены прожили по девяносто с лишком лет, но до ста ни один не дотянул. Если доживу до ста, то переплюну всех прочих фон Цинценов, а именно этого мне и хочется.

Слышен рев самолетов. Четыре женщины поднимают голову.

Цилла. Самолеты.

Ева, Цилла и Ноэма уходят направо в глубину сцены.

Ада выходит на середину переднего плана, ставит корзинку на пол, повязывает черную шаль на бедра, вынимает из корзинки деревянную плошку для риса, ставит ее перед собой на пол, а корзинку – себе на голову, так что становится похожа на азиатку. Слева на передний план выходит Авель.

Ада. Слышишь?

Авель. Слышу. (Бросает трехногую табуретку в глубину сцены, к жестяному ведерку.)

Ада вздрагивает.

Ада. Куда они летят?

Авель. К мосту, на юг. (Берет скамейку, с грохотом швыряет ее рядом с ведерком.)

Ада вздрагивает.

Ада. Они его разрушат?

Авель. Так ведь он не настоящий, макет. (Бросает ящик с эмблемой Красного Креста туда же, к ведерку и скамейке.)

Ада вздрагивает. Авель подсаживается к ней.

Ада. Надеюсь, в джунглях не начнется пожар.

Авель. Сезон дождей что-то сильно запаздывает.

Слышны звуки азиатской флейты.

Он опять играет.

Ада. Каждый вечер.

Авель. Завтра мы его уже не услышим.

Ада. Быть может, не услышим уже никогда.

Авель. Риса не осталось? Хоть немножко?

Ада. Мальчик еще не ел.

Авель. А ты?

Ада. Я не голодна.

Авель. Я тоже.

Ада. Где-то он будет завтра?..

Авель. В джунглях, на пути в учебный лагерь.

Ада. И долго он будет проходить подготовку?

Авель. Неделю.

Ада. А в бой когда?

Авель. Через неделю.

Ада. Он может погибнуть.

Авель. Большинство погибает.

Ада. Вдруг ему повезет.

Авель. Везет очень немногим.

Ада. Почему же у нас никак не наступит мир?

Авель. Потому что мы должны победить.

Ада. Должны?

Авель бьет Аду по щеке. Оба молчат.

Авель. Прости, что я тебя ударил.

Ада. Мне не было больно.

Авель. Есть мысли, которые даже мыслить недозволено.

Ада. Я знаю.

Флейта умолкает.

Авель. Он уже не играет.

Ада. Он плачет. (Встает.)

Авель. Пойдешь к нему?

Ада с рисовой плошкой идет в глубину сцены, к центру задника, и исчезает. Авель принимается жевать резинку, пригнувшись снует по сцене, озирается по сторонам.

О my darling, о my darling, о my darling Clementine.[49]49
  О моя дорогая, о моя дорогая, о моя дорогая Клементина (англ.) – первые строки американской солдатской песни. – Прим, переводника.


[Закрыть]

Слышен вой летящей гранаты. Авель отскакивает направо к заднику, ложится на рампу. Из-за ящика с эмблемой Красного Креста появляется Каин в каске. Справа рядом с ним, в правой части игровой площадки, – Енох, Адам, Авель, тоже в касках.

Енох. В бога душу мать!

Каин. Если мы уцелеем, трахну свою бабку, чтоб я пропал!

Авель. О my darling, о my darling, о my darling Clementine.

Адам. «Отче наш, иже еси на небеси».

Каин. Заткнись!

Слышен треск пулеметных очередей.

Все четверо пригибаются.

Енох. От этого дерьмового солнца прямо каски плавятся.

Каин. Ему б еще взорваться для разнообразия!

Треск пулеметных очередей.

Все четверо пригибаются.

Вот это жахнуло – класс!

Адам. Да святится имя Твое.

Енох. Кончай молиться!

Авель. О my darling, о my darling, о my darling Clementine.

Адам. Да приидет царствие Твое.

Енох. Надо ящики с боеприпасами подтащить.

Треск пулеметных очередей.

Все четверо пригибаются.

Каин. Вперед!

Все четверо с ящиками боеприпасов бросаются через сцену навстречу пулеметному огню.

Енох. Ложись!

Все четверо падают на пол.

Каин. Сукины дети, подонки, говнюки!

Авель. О my darling, о my darling, о my darling Clementine.

Адам вскрикивает.

Адам. Живот! Мой живот!

Каин. Лучше сразу отдать концы, чем медленно подыхать.

Енох. Назад в укрытие!

Каин, Авель, Енох устремляются вправо, на задний план.

Адам. О-о, живот! (Остается лежать в центре переднего плана.) Мой живот!

Слева из глубины сцены выходят Женщины в сушильных колпаках, в руках у них модные журналы. Поднимают брошенные ящики с боеприпасами, аккуратно их расставляют; Ноэма – крайний левый ящик, Каинов, Ева – Адамов. Адам по-прежнему лежит на полу. Посреди игровой площадки Ада садится на Енохов ящик, а справа на переднем плане Цилла – на Авелев. Ноэма плачет.

Ева. Не надо плакать.

Цилла. Когда он погиб?

Ноэма. В прошлую пятницу.

Цилла. А мой – три недели назад.

Ева. Мой – год назад.

Ада. Мой – два года назад.

Ева. Уже?

Ноэма всхлипывает. Три другие листают модные журналы.

Ада. Когда привезут гроб?

Ноэма. Он останется там.

Ада. Счастливая. Значит, тебя отправят туда на самолете.

Ноэма всхлипывает.

Цилла. Я летела туда две недели назад. Замечательное путешествие.

Ноэма всхлипывает.

Ева. Мне пришлось хоронить своего здесь.

Ада. Мне тоже.

Ева. Отечество обошлось с нами по-свински.

Ноэма всхлипывает.

Ада. Тем временем ты успела выйти замуж за маклера, который торгует земельными участками.

Ева. А ты спишь со своим текстильным фабрикантом.

Ада. Я всегда с ним спала.

Ноэма всхлипывает.

Ева. Малышка тоже все забудет.

Ноэма. Никогда! (Закрывает лицо модным журналом с фотографией манекенщика на обложке.)

Ада. Ну-ну, не надо.

Ноэма всхлипывает.

Цилла. Вы давно поженились?

Ноэма. Четыре месяца назад. (Всхлипывает.)

Ада. Ты беременна?

Ноэма. Да. (Всхлипывает.)

Ева. Паршиво!

Цилла. Жизнь продолжается. (Показывает страницу журнала.) Как вам этот комбинезончик?

Ада. Шик.

Цилла. Я купила себе такой.

Ада. Стало быть, уже закрутила роман с лесоторговцем.

Цилла. У тебя одна грязь на уме.

Ада. Денег-то у тебя – кот наплакал.

Ноэма всхлипывает.

Ева. Не надо плакать.

Ада. Когда он погиб?

Ноэма в слезах уходит налево в глубину сцены.

Цилла. Она ведь уже говорила.

Ева. В прошлую пятницу.

Цилла. Н-да, а переговоры о перемирии наконец-то сдвинулись с мертвой точки.

Ада. Согласовали порядок размещения.

Ева. Почти.

Ада. Первая держава предлагает собраться за прямоугольным столом.

Ева. А вторая – за круглым.

Цилла. А третья – за треугольным.

Ада. А четвертая ратует за стол в форме подковы.

Все три встают, бросают модные журналы на пол.

Цилла. Я уже предвкушаю, как надену сегодня вечером новый комбинезончик.

Ада. Мне как всегда пора к текстильному фабриканту.

Ева. А я, пожалуй, разведусь с этим маклером.

Три женщины в сушильных колпаках уходят налево в глубь сцены, одновременно справа из глубины сцены выходят Каин и Авель, Адам по-прежнему трупом лежит в центре переднего плана. Авель с виду безмятежен, Каин деловит и мрачен, губы его временами кривятся в невеселой усмешке.

Каин (предлагая Авелю сигару). Как насчет гаванской?

Авель. Спасибо. (Подносит Каину спичку.) Огоньку?

Каин. Спасибо.

Оба курят.

Еще бы чуть-чуть – и мы бы согласовали нынче порядок размещения.

Авель. До сих пор трясусь от страха.

Каин. Скоропалительность все ставит под вопрос.

Авель. Эту войну в джунглях можно свернуть лишь постепенно.

Каин. Дипломатия требует времени.

Авель. В одночасье мир не установишь.

Каин. Эта война в джунглях политически необходима.

Останавливаются возле трупа Адама.

Авель ставит на него левую ногу.

Авель. Потому-то мы и шлем солдат.

Каин. Потому-то мы и шлем оружие.

Авель. Из-за нашей экономики мы политически скованы по рукам и ногам.

Каин. Из-за нашей политики мы экономически скованы по рукам и ногам.

Авель. Парадоксальная штука – власть.

Каин. Возможен только частичный мир.

Перешагивают через труп Адама.

Авель. Ведя боевые действия в джунглях, мы косвенно ведем войну друг против друга, потому что мы уже не в состоянии позволить себе непосредственную войну.

Авель. Всеобщую войну себе уже никто позволить не может.

Авель. Война в джунглях – это форма нашего мирного взаимопонимания.

Каин. Мировая история вообще трагична.

Авель. Мировая держава может позволить себе военное поражение, только если оно выглядит как политическая победа.

Каин. Тот, кто действует, идет на риск.

Авель. Наш президент будет выводить войска постепенно.

Каин. А нам пора во дворец.

Авель. Продолжим переговоры.

Каин и Авель исчезают справа в глубине сцены. Слышны два выстрела. Адам поднимается, оставив на полу каску и патронные ленты, а сам ощупью, вытянув перед собой руки, пробирается к центру заднего плана. Слева появляется Ноэма и ощупью, вытянув вперед руки, пробирается на середину сцены. Ноэма спотыкается об один из ящиков с боеприпасами. Адам настораживается. Ощупью пробирается еще дальше в глубь сцены, задевает ногой за скамейку. Ноэма настораживается, ощупью продвигается еще ближе к центру сцены, спотыкается о второй ящик с боеприпасами.

Адам. Ноэма.

Ноэма. Адам.

Адам ощупью пробирается на середину ярко освещенной сцены. Оба они играют эпизод в темноте.

Адам. Я тебя не вижу.

Ноэма. Я здесь.

Адам проходит мимо.

Адам. Я по-прежнему тебя не вижу.

Ноэма. Здесь я.

Их вытянутые руки наконец встречаются.

Адам привлекает Ноэму к себе.

Адам. Темень какая, мы совсем близко и все равно не видим друг друга.

Ноэма. Ты слышал? Только что стреляли. Дважды.