Текст книги "Собрание сочинений в пяти томах. Том 5. Пьесы и радиопьесы"
Автор книги: Фридрих Дюрренматт
Жанр:
Драматургия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)
Всему конец! Я предан теми, чья
Работа: ненавидеть и бояться.
Здесь, в сейфе, денежки еще хранятся —
Вся давешняя выручка моя.
Банк в запустении. Кругом должник,
Он стал вам пугалом, мои клиенты!
Уж с молотка урановый рудник
Пошел, а с ним – пять миллионов ренты.
Шкафы пусты. Кругом разор. О, кто —
Незримый, ты, кто сам мне мнится в каждом!
Кто нас подставил так, что лишь на то,
Верней, на ту, надежда, что однажды
Оттилия, гуляя, повстречала
Среди девиц известного квартала.
Господь, нам помоги! – в мероприятье,
Что не осилит тысяча чертей:
По обряженью новой шлюхи в платье
Приличия. Прошу ради детей!
Что днесь я сам! Но котик мой, но киска…
Достойны счастья Герберт и Франциска!
И радости! Сними же, Бог мой, Ты
С них этот груз безвестной нищеты,
Мне, знать, написанной здесь на роду,
С которой, гиблый банк закрыв, пойду
Еще, быть может, я от лютых бед —
К величественнейшей из всех побед.
Ведь о людской я все проведал злобе —
Она всего лишь первозла подобье.
Мы только исполнители. Со дна
Подъемлет нас и вновь из тьмы – на свет
Бросает эта страшная волна.
О, Мёрике!
Довольно! Пора за дело! Пусть нас ночь рассудит.
На все вопросы даст прямой ответ.
И будь что будет.
Отмычки к сейфу собраны.
Но, мнится мне, не все…
У каждого – другой на подозренье.
Нет веры меж волков. Разъединены!
Сам поспешу в подвал.
Понять мне нужно:
Рай или ад судьбу мне нагадал
И безоружного ли встретит безоружный!
(Уходит.)
Ширма раздвигается. Темнота. Входит Шмальц с большим черным чемоданом и карманным фонариком. Освещает сейф в середине на заднем плане, ставит чемодан на пол, открывает сейф, достает из него большой, туго набитый конверт, сует его в боковой карман, запирает сейф.
В этот момент появляется Тот Самый. Шмальц выключает карманный фонарик и прячется за чемоданом.
Тот Самый, тоже с большим чемоданом, направляет свой фонарик на сейф, и тут Шмальц высвечивает его лучом своего фонарика.
Шмальц. Господин Рихард Тот Самый!
Тот Самый прячется за свой чемодан, направляет фонарик на него.
Тот Самый. Господин Гастон Шмальц.
Шмальц. Очень мило, что вы осматриваете подвал.
Тот Самый. Только сейчас подумал, что встречу тебя внизу, господин Гастон Шмальц.
Шмальц. Чувство долга, господин Тот Самый.
Тот Самый (освещая сейф). Подумать только, что там внутри лежат наши накопления.
Шмальц (освещая сейф). Подумать только, что нам пришлось сдать свои отмычки.
Снова направляют свои фонарики друг на друга.
Вы останетесь тут внизу, господин Тот Самый?
Тот Самый. Да, я тоже.
Шмальц. На всю ночь?
Тот Самый. На всю ночь.
Входит Пойли. Тот Самый и Шмальц гасят свои фонарики, Шмальц перебегает к Тому Самому, оба прячутся за чемоданами. Пойли, тоже с большим черным чемоданом, освещает сейф фонариком, Тот Самый и Шмальц освещают Пойли, прячущегося за чемоданом.
Ну иди, Пойли. Не церемонься.
Пойли. Вы тут, внизу?
Шмальц. Тут, внизу.
Тот Самый. Ты думаешь, мы взламываем сейф?
Пойли. Ну что вы, господин Тот Самый.
Шмальц открывает свой чемодан, Тот Самый и Пойли делают то же самое.
Шмальц. Я захватил автомат.
Тот Самый. Я тоже.
Пойли. Я тоже. Маленький.
Шмальц. Твоя слесарная мастерская делает успехи?
Пойли. Вы что, думаете, у меня есть вторая отмычка, свиньи?
Тот Самый. Возможно.
Пойли. Я совсем недавно в этом банке. Если у кого-нибудь есть уйма времени на изготовление отмычек, то только у вас двоих.
Шмальц. Но мы же не слесари.
Входит Франк Пятый. Троица гасит свои карманные фонарики, прячется. У Франка автомат наперевес и большой черный чемодан. Он включает свет, как только свет зажигается, поворачивается к трем остальным спиной.
Тот Самый. Добрый вечер, господин директор.
Франк резко оборачивается.
Пойли. Добрый вечер, господин директор.
Шмальц. Добрый вечер, господин директор.
Франк Пятый. Добрый вечер.
Тоже прячется за своим чемоданом, так что все четверо оказываются друг против друга за укрытиями; они наблюдают друг за другом, каждый готов в любой момент выстрелить; опасность, страх и недоверие правят этим адом.
У вас, я вижу, тоже автоматы.
Тот Самый. Да, господин директор.
Пойли. Да, господин директор.
Шмальц. Да, господин директор.
Франк Пятый. Вы не ушли домой.
Тот Самый. Мы решили заночевать тут внизу.
Франк Пятый. Наверху у меня в мансарде тоже было очень одиноко.
Пойли. Опасность сплачивает, господин директор.
Открывают чемоданы, достают оттуда всякую снедь.
Шмальц. Не желаете ли бутерброд с сыром, господин директор? Крестьянской ветчины?
Тот Самый. Сардин? Салями? Солонины?
Пойли. Французскую булочку?
Франк Пятый. Да у вас тут целая куча продуктов!
Шмальц. Припасов на три дня.
Тот Самый. На четыре.
Пойли. На пять!
Франк достает булочку и термос.
Франк Пятый. А у меня ровно на неделю.
Шмальц. Пока наши денежки лежат в сейфе, никто нас не выставит из банка, господин директор.
Франк Пятый. Меня тоже. Вот еще один автомат. (Достает из чемодана второй автомат, остальные тоже.)
Тот Самый. У меня тоже.
Пойли. И у меня.
Шмальц. И у меня.
Франк Пятый. Подкрепимся?
Тот Самый. Подкрепимся.
Шмальц. Присядем?
Франк Пятый. Присядем.
Начинают есть.
Тот Самый. Господин директор!
Франк Пятый. Что, Тот Самый?
Тот Самый. Любопытно, когда же все-таки придет шантажист.
Пойли. Да и придет ли он вообще? (Встает.)
Шмальц. Существует ли он вообще?
Франк Пятый. Что ты хочешь этим сказать, Шмальц?
Шмальц. Ничего.
Пойли приближается к сейфу, остальные трое вскакивают, направляют на него оружие.
Тот Самый. Что тебе нужно у сейфа, Новичок?
Пойли. Тоже ничего. Хотел только сделать небольшую разминку. (Делает приседание.)
Франк Пятый. Присядем снова.
Тот Самый. Присядем.
Садятся. Продолжают есть.
На авансцене Оттилия садится за стол.
За стойкой бара появляется Гийом.
Гийом. Госпожа директор!
Оттилия. Джину, Гийом. Я жду нашу новую сотрудницу.
Франк Пятый. Вы действительно верите, что я только и делаю, что читаю Гёте и Мёрике, а?
Шмальц. Но, господин директор…
Франк Пятый. Мне совершенно ясно, что у каждого из вас есть по меньшей мере еще одна отмычка.
Пойли. Но, господин директор…
Гийом несет справа от стойки джин.
Гийом. Ваш джин, госпожа директор.
Франк Пятый. Да и шантажистом-то я считаю одного из вас троих.
Тот Самый. Но, господин директор…
Гийом возвращается обратно к стойке и выходит.
Франк Пятый. Между прочим, у меня в чемодане еще парочка ручных гранат. (Стучит по чемодану.)
Шмальц. У меня тоже. (Стучит по чемодану.)
Пойли. И у меня. (Стучит по чемодану.)
Тот Самый. Лимонки.
Достает из кармана лимонку, остальные бросаются в укрытие, направляя автоматы на Того Самого, тот вскакивает, зажав гимонку в руке. Молчание.
(Умиротворительно.) Продолжим ужин?
Шмальц. Не знаю.
Пойли. Что до меня, то это слишком большой риск.
Франк Пятый. У меня пропал аппетит.
Они все еще держат автоматы направленными на Того Самого, который тем временем делает новое предложение.
Тот Самый. Не теряем ли мы время зря?
Шмальц. Как всегда, когда наш банк еще процветал? (Медлит.)
Пойли. Когда еще не было шантажиста? (Он все еще недоверчив.)
Франк Пятый. Когда мы еще могли доверять друг другу?
Тот Самый прячет лимонку. Трое других опускают свои автоматы.
Тот Самый. Давайте рассказывать истории, которые мы рассказывали всегда в перерывах между работой. (Садится.)
Шмальц. Истории о честных людях.
Пойли. О порядочных людях. (Садится.)
Франк Пятый. О хороших людях.
Тоже хочет сесть, делает неосторожное движение, остальные вскакивают, и снова они стоят наготове с автоматами друг против друга, и лишь потом все четверо наконец садятся.
Шмальц. Тогда мы уже не так будем бояться друг друга.
Запевают «Песню о четырех сторонах света», то направляя автоматы друг на друга, то опуская их, то покачивая ими, то кладя палец на дуло, то играя ими, словно это гитары, то пожимая друг другу руки, то танцуя, и т. д.
Франк Пятый.
Жил заводчик там, где круг полярный, —
Рыбий жир топил и продавал,
Набожный был очень – регулярно
Сиротам и нищим помогал.
Остальные.
О, славное предание.
Франк Пятый.
О, славное предание.
Все.
На севере, в Гренландии, где день и ночь полярные.
Франк Пятый.
А когда на бирже был обвал,
Сам он все добро свое раздал,
Стал безгрешным вовсе,
Остальные.
Стал безгрешным вовсе.
Франк Пятый.
Санитаром, говорят, служит он в Давосе.
Все.
Порядочность, порядочность —
Не сон ли жизни это,
И не тебя ли день за днем
Мы от людей ждем тщетно!
Пойли.
Негр на юге жил у себя дома,
Там, где речка Конго или Чад.
Белые пришли, напившись рома,
Перебили жен его и чад.
Остальные.
Ужасная история.
Пойли.
Ужасная история.
Все.
На юге, там, где Конго,
Пойли.
Они, напившись рома,
Убили всех односельчан; а он, потупив взгляд,
«Аминь!» сказал и вдаль пошел скитальцем, говорят.
О, мудрость несравненная!
Остальные.
О, мудрость несравненная!
Пойли.
Самим Спасителем в наш мир он послан был, наверное.
Все.
Порядочность, порядочность —
Не сон ли жизни это,
О, не тебя ли день за днем
Мы от людей ждем тщетно!
Тот Самый.
Жил крестьянин где-то на востоке —
Хутор свой лелеял и жену.
Кроме них двоих, там только волки —
С голодухи воют на луну.
Остальные.
О, славное предание.
Тот Самый.
О, славное предание.
Все.
На востоке, во Владивостоке…
Тот Самый.
А слегла от немощи, одну
Он не бросил, к названному дню,
Сам позвал к той жинке,
Остальные.
Сам позвал к той жинке
Тот Самый.
Весь колхоз, не пожалев денег, на поминки.
Тот Самый нащупал в кармане Шмальца конверт – вынимает его. Шмальц ничего не замечает.
Порядочность, порядочность —
Не сон ли жизни это,
О, не тебя ли день за днем
Мы от людей ждем тщетно!
Шмальц.
Некий проповедник жил в Чикаго,
Был душою мягок, духом тверд —
Ближним и Всевышнему во благо —
Пел с бродягами среди трущоб.
Остальные.
Славнейшая история!
Шмальц.
Славнейшая история!
Все.
В Чикаго, там, на западе, за океаном-морем.
Шмальц.
Гангстера спасти от казни чтоб,
Сам за того гангстера лег в гроб.
Жаль, нас не пожалел он,
Остальные.
Жаль, нас не пожалел он:
Шмальц.
На стуле электрическом за изверга сгорел он.
Тот Самый приставляет Шмальцу дуло автомата к спине. Шмальц поднимает руки, Тот Самый выводит его направо на задний план.
Остальные.
Порядочность, порядочность —
Не сон ли жизни это!
О, не тебя ли день за днем
Мы от людей ждем тщетно!
На заднем плане справа слышна автоматная очередь.
Франк Пятый. Бедный Гастон Шмальц, добрый Гастон Шмальц.
Тот Самый возвращается, передает Франку конверт и ключ.
Тот Самый. Его деньги и его отмычка.
Троица, поглядывая друг на друга, садится на свои чемоданы.
Пойли. Теперь нас только трое.
Тот Самый. Скоро, быть может, будет еще меньше. Если явится шантажист.
Франк Пятый. Мой персонал тает на глазах.
Пойли. Мне что-то опять есть захотелось. (Снова принимается грызть свою французскую булочку.)
Франк Пятый. Скоро восемь.
Пойли. Сейчас у вашей жены встреча с новой сотрудницей, господин директор.
Франк Пятый. Поворотный пункт.
Тот Самый. Кто-то идет. (Показывает назад.)
Франк Пятый. В укрытие!
Тот Самый идет на левую сторону к Франку, оба прячутся за его чемоданом, держа автоматы наготове.
Пойли отходит направо назад, чтобы держать их в поле зрения, автомат у него тоже наготове.
Следующая сцена должна играться в стремительном темпе, поскольку она классическая и написана в стихах.
Пойли. Руки вверх!
Направляет автомат на Того Самого и Франка, те поднимают руки.
Ну что, братцы?
Не ожидали? А ну-ка, встать!
Франк и Тот Самый встают.
Бросить оружие!
Делать, что я сказал! Не то – стреляю!
Франк и Тот Самый кладут автоматы на чемодан.
Выйти вперед.
Тот Самый.
Да это же измена.
Пойли.
Вас удивляет эта перемена?
Меня вы сами воспитали в вашем духе,
И вот теперь я боссу новому протягиваю руки.
Из-за сейфа выходит Герберт.
Тот Самый. Ровно восемь.
Герберт.
Мой милый папуля, глаза так не пяль,
Я – шантажист и буду крепок, как сталь.
Франк Пятый. Мой сын!
Справа выходит Франциска.
Франциска.
Оттилия. Моя дочь!
Главный занавес падает.
16. Утешение Господне
Перед главным занавесом с левой стороны выходит Оттилия.
Оттилия.
Ты видишь, публика, греха и срама связь,
Запачкана я по уши, втоптана в грязь.
Уж сколько брошено на женщин сора,
Но ни одна еще такого не изведала позора:
То было у Гийома. Пробили восемь
Часы собора.
Ждала я встречи с нашей новой девкой,
Ее Тот Самый подцепил так скоро.
Она пришла. Мое дитя. Девочка моя. Широк
пролитой крови из-за нее поток,
Моя снегурочка, моя принцесса, золотое семя,
ты белочка моя, мой чудный лепесток.
Благовоспитанна, верна. Сама невинность. Какая
кротость во всех уроках,
Чиста кристально, как вода,
Взлелеяна любовью, от наглых взоров ограждена,
Теперь мегера, продажна и бесстыдна,
Искушена во всех пороках,
В разбой вовлечена
И всякой чести лишена.
О Фрида Фюрст! О Бёкман! Покойники давно,
Вы видите, как я страдаю!
Мои деяния земные – одно паскудство.
Пора.
Отныне я решаю стать на путь добра:
Отродие мое я проклинаю, плод безумства!
Итак, пришел мой срок! Мое решенье,
В конце концов:
Я закрываю банк моих отцов![10]10
Перевод В. Колязина.
[Закрыть]
Перед главным занавесом справа выходит слуга.
Слуга. Его превосходительство господин президент Трауготт фон Фридеман.
Двое слуг вводят слепого главу государства, снова удаляются. Остается только первый слуга.
Президент. Кто тревожит мой покой? Чье отчаяние сверлит мне уши?
Оттилия. Это я, Оттилия, та, что была твоей любовницей много лет назад.
Президент. Оттилия?
Оттилия. Оттилия Франк.
Глава государства, похоже, что-то припоминает, на его лице обозначается радость.
Президент. Оттилия, прости, что я принимаю тебя в холле. Но госсовет ждет. Чего ты хочешь от меня, любовь моя?
Оттилия. Я должна сделать признание.
Президент. Я слушаю. (Садится.)
Оттилия. Мы совершили в банке наших предков великое множество преступлений.
Молчание.
Мы занимались ростовщичеством, вымогательством, делали бизнес на разврате.
Молчание.
Мало того, моя дочь стала потаскухой.
Молчание.
Мы убивали.
Молчание.
Мы стоим перед финансовым крахом.
Президент. И чего же ты теперь требуешь от меня, любовь моя?
Оттилия. Разрушить наше семейное предприятие. Устроить процесс против нашего частного банка. Я требую справедливости.
Президент. Справедливости?
Оттилия. Справедливости, даже если она меня уничтожит.
Президент поднимает руку. Слуга вносит узкий письменный столик – Президент что-то подписывает.
Президент. Оттилия Франк, внемли же моему вердикту:
Мое сокровище, иди и не печалься,
Твои деяния, конечно, дрянь, но все же
Мой глаз точней, тут нет несчастья,
Убийство завтра будет стоить подороже,
Подороже.
Ну кто ж так делает, моя голубка,
Ни в коем разе, ни в какое время
Столь радикальной быть не след.
Да и к чему такое бремя?
Мой милый пылкий изувер,
Понятно, ты хочешь правду сегодня или никогда.
Иди, не вешай нос, и гнев умерь.
Мир добр, хоть ты и плачешь иногда,
Плачешь иногда.
Твоя дочурка потаскушка? Полно, мышка,
Ни в коем разе, ни в какое время
Столь радикальной быть не след,
К чему такое бремя?[11]11
Перевод В. Колязина.
[Закрыть]
Оттилия. Трауготт! Я не желаю милости! Я хочу закрыть банк наших предков.
Президент. Закрыть? Боже упаси, Оттилия, банк твоих предков? Моя драгоценная, я всего лишь человек. Если бы у тебя на совести было на несколько сотен миллионов долгов и на две дюжины убийств меньше, нам еще было бы о чем спорить. Я бы обошелся с тобой строго, недаром меня зовут Трауготтом Немилосердным. А так? Мне пришлось бы разрушить все мировое устройство, моя киска. Я должен думать о взаимосвязи вещей, в слишком деликатном взаимодействии находятся справедливость и несправедливость, и только пустяки допускают вмешательство, но твои деяния – не пустяки, они прямо-таки грандиозны. Нет, нет, не жди от меня наказания, жди от меня лишь милости.
Оттилия. Трауготт!
Президент.
А потому, моя подружка, каяться не надо,
Будь умницей и этот чек прими,
Госбанк тебе как жулику дает награду,
Сухими из воды с тобою выйдем мы,
Сухими выйдем мы.
Ты медлишь все еще, моя лошадка?
Ни в коем разе, ни в какое время
Столь радикальной быть не след,
К чему такое бремя?[12]12
Перевод В. Колязина.
[Закрыть]
Передает Оттилии чек.
Президент. Вернемся, Отто, к делам государственной важности.
Глава государства и слуга уходят. Маленький письменный столик также уносят.
Оттилия стоит с чеком одна на сцене, потом медленно уходит направо.
Главный занавес открывается.
17. Отставка
Ширма закрыта.
Слева стол с двумя стульями, справа бар. За столом Франк Пятый пьет джин. Тот Самый – спиной к публике – подметает ступеньки, ведущие к ширме. На нем рабочий халат.
Слева входит Оттилия. Хочет пройти к бару, но останавливается посередине авансцены.
Оттилия. Готфрид!
Франк Пятый. Что, Оттилия?
Оттилия. Ты снял одежду священника?
Франк Пятый. К чему она? Все уже давно забыли, что я вообще жил на этом свете.
Оттилия подходит к Франку, садится рядом с ним.
Оттилия. Гийом, мне тоже джину.
Гийом подает.
Оттилия. Я была у Президента. Созналась перед ним в наших преступлениях. Мой вечный страх перед разоблачением оказался бессмысленным. Вот чек. (Подает ему чек.) Банк наших предков снова на ногах. Нам не нужно больше бояться ни одного шантажиста в мире, и теперь мы можем наконец самоликвидироваться.
Франк Пятый. Мы уже ликвидированы.
Оттилия. Шантажист приходил?
Франк Пятый. Прошлой ночью.
Оттилия. Вы его прикончили?
Франк Пятый. Парень висел у меня на крючке. Но в один прекрасный момент все это мне до чертиков надоело, и из меня вдруг полезла добродетель – как из вулкана.
Оттилия. И что было потом, после этого извержения вулкана?
Франк Пятый. Старушка, я подарил шантажисту банк своих предков.
Оттилия. Подарил?
Франк Пятый. Да, подарил. Хочу наконец стать бедным и добродетельным – это всегда было моей мечтой.
Оттилия. Готфрид!
Франк Пятый. Что, Оттилия?
Оттилия. Кто был этот шантажист?
Франк Пятый. Неважно. Какой-то интеллектуал. С Пойли в союзе. Эдакий человек чести. Проделывает свои махинации до отвращения честно. Но – без меня. В этом Франк Пятый больше не участвует, уж теперь-то, будучи бедняком, я могу себе это позволить.
Оттилия. «С Пойли в союзе». Смешно, какие же абсурдные мысли порой приходят в голову. Еще один джин, Гийом.
Франк Пятый. Два.
Франк Пятый рассматривает чек, смеется.
И теперь ты вдобавок оказала знатному джентльмену своим признанием еще одну колоссальную услугу. Чек выписан на банк, и только новый директор сможет его оприходовать.
Гийом подает.
Оттилия. Мы сами себя переиграли.
Франк Пятый. Швейцар!
Тот Самый неуклюже подходит.
Тот Самый. Да?
Франк Пятый. Отнеси этот чек новому директору.
Тот Самый. Хорошо. (Так же тяжело ступая, идет в банк.)
Молчание.
Оттилия. Это же был Тот Самый.
Франк Пятый. Деградировал. А Пойли теперь на его месте. Тоже стал отвратительно честным. Все наше воспитание – к чертям собачьим!
Оттилия. Тот Самый – швейцар! Какая халатность! Такого гения просто так пустить в расход.
Франк Пятый. И уборщицу они тоже выгнали.
Оттилия. Ну и сброд. Никакого социального чутья!
Франк Пятый. Самое время подавать в отставку. Иначе только запачкаешься.
Молчание.
Оттилия.
Оттилия. Что, Готфрид?
Франк Пятый. Ты ведь вчера вечером встречалась с новенькой…
Оттилия. Ну и что?
Франк Пятый. Кто эта девушка?
Оттилия. Не имеет значения. Так, одна… ничего особенного.
Франк Пятый. Почему же ты созналась во всем Президенту?
Оттилия. Потому что и я хочу выйти из игры, Франк! Потому что и я хочу наконец-то стать бедной и доброй – как и ты.
Франк Пятый. Конечно, кто же еще это мог быть, кроме «так, одна… ничего особенного»… Чепуха, чего только порой не придет в голову! Гийом, еще один джин.
Оттилия. Два.
Франк Пятый. Я был неважным негодяем. Как бы это сказать? – негодяем, далеким от совершенства: тоска по добру во мне была слишком страстной, но она была настоящей. Меня когда-нибудь будут сравнивать с Гамлетом.
Гийом подает джин.
Оттилия. Старый болтун.
Молчание.
Франк Пятый. Оттилия!
Оттилия. Что, Готфрид?
Франк Пятый. Я постоянно думаю о Франциске, о нашей дочурке. Все время!
Оттилия. А я о Герберте, о нашем сыне.
Франк Пятый. Ты еще помнишь, как она сделала первый шаг, держась за мою руку, а потом еще один?
Оттилия. А ты помнишь, как у него была дифтерия и врачи уже лишили нас всякой надежды? Но я его выходила, Готфрид, я его выходила.
Франк Пятый. Одно я знаю, Оттилия, одно я знаю твердо: Франциска осталась хорошей девочкой. Мужчина, который однажды возьмет ее в жены, будет счастлив.
Оттилия. Мой сын Герберт. Славный парень. Надеюсь, он не слишком много курит.
Франк Пятый. Гийом, рассчитай. (Расплачивается.)
Оттилия. Куда теперь?
Франк Пятый. Не знаю. У нас нет ни копейки.
Оттилия. Почти что так.
Молчание.
Франк Пятый. Пора залегать на дно.
Оттилия. Пора.
Тот Самый.
Ступают вниз… Витает над ними алкоголь, —
Бормочет он из Гёте; в глазах у нее – боль.
Низложен Пятый Франк! О мир, замри
Хотя б на миг в молчании и скорби!
Он был пройдоха, право, но за ним
Придут такие негодяи вскоре…
О! первые уже спешат сюда!
Ширма распахивается.
Кабинет дирекции с портретами предков от Франка Первого до Франка Пятого.
На софе Герберт, Франциска, Пойли Новичок.
Тот Самый.
Позвольте же представить, господа,
Вам новую дирекцию…
Шестого Франка поприветствуем. Он – нынче власть!
Так как стал прежний нерентабельным бардак.
Убийства отменяются! Теперь: процент – учет – доход.
Лишь честность нас действительно к злой цели приведет.
Ну вот! Конец нашей истории. Но я не кончил слова! —
Пока делишками кишит наш мир, всегда, – опять и снова
Меня к вам вытолкнет на свет – вселенский торг.
Теперь мне время пол мести и обивать порог…
Но завтра же ваш счет подделаю,
И еще в нынешнем финансовом году
Вы Того Самого, меня, в моем, том самом, кресле
Узрите. Я воскресну! Как – видите? – воскресли
Все те, кого злой банк послал гореть в аду.
Все участники спектакля выходят на сцену и идут к рампе.
Тот Самый.
А потом, друзья, настанет
Снова время палачей
Для таких, как мы, кто вздумал быть самих себя ловчей,
Кто б, убийственно-логичный, ни вступил во власти дрянь.
Глянь налево! Глянь направо! Да куда угодно глянь!
Подставляй страну и даты…
Персонаж найдешь всегда ты.
И тогда затянет песню вновь с припевом подзабытым
Тот, кто был собой доволен, и всевластным здесь, и сытым.
Все.
На свете вещицы прекраснее нету!
Свобода – как ветер. Попробуй – схвати!
Прикормят чуть-чуть, и уже на крючке ты;
Рванешься на волю, а сам – взаперти.
ПРИМЕЧАНИЕ
В новую редакцию «Франка Пятого» я включил финал первой постановки 1958 года; более человечный финал показался мне предпочтительней более жестокого. Песню «Подонок стильный» я сохранил в память о Терезе Гизе; она записана на пластинке Немецкого граммофонного общества (Литературный архив 140012) и библиотеки Гелиодор (Стерео 2671 011).
С драматургической точки зрения это не обязательно, чего не скажешь о песне «Положение», которую Гизе – игравшая на премьере Оттилию – исполняет на той же пластинке.
Финальный хор
из редакции 1960 года
Кровь горяча, но честность холодом ранит.
Зимою потянуло, стужей и туманом,
Необходимость, как и камень, не перешибить,
И по закону цифра стала капитаном.
Ледовая эпоха на дворе. Рой глетчеров несется
На человечество, что ввысь уже не рвется,
Манил нас прежде, вопрошая, дух,
А нынче мы застыли в праздности услуг,
Мы кары избежали и всевышнего суда,
А справедливость не оплатишь никогда.[13]13
Перевод В. Колязина.
[Закрыть]
