Текст книги "Мрак, сомкнись"
Автор книги: Фриц Ройтер Лейбер
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 46 страниц)
Глава 20
Невидимое солнце высушило мокрую одежду Пола Хегболта, который продолжал лежать, не имея возможности пошевелиться и по принуждению всматривался в свое изображение, когда неожиданно возле пульта управления, прямо перед собой, он увидел две загадочные кошачьи мордочки, выглядывающие из цветника. Меньшая принадлежала Мяу, другая же была величиной с человеческое лицо. Коты грациозно выплыли из мрака, не зацепив ни одного розового лепестка или зеленого стебля и, не обращая ни малейшего внимания на него, повисли в воздухе друг напротив друга над самым цветником, профилем к узнику.
Тигриное существо держало маленькую серую кошечку на вытянутой лапе и тонком втором зеленом предплечье. Пол внезапно понял, что добавочный локоть, который сначала очень удивил его, на самом деле не что иное, как обычное кошачье запястье, находящееся над удлиненными костями лапы.
Шерстка Мяу была теперь сухой и пушистой; кошка явно не ощущала ни малейшего страха, потому что, перевернувшись на спину и положив серый хвостик на лапу зеленого в фиолетовых полосах существа, она серьезно смотрела в большие фиолетовые глаза… судя по всему, своей новой подружки.
Эта пара до странного напоминала Полу образ матери с маленькой дочкой на руках.
Отношение человека к тигриному существу и даже его понятие о нем подверглись неожиданной перемене, когда он хорошо к нему присмотрелся. Он думал сейчас о нем, как о существе женского пола, поскольку не видел никаких половых органов, кроме пары маленьких фиолетовых сосков, скрытых в зеленом мехе на высоте груди.
Для кошки у нее было необычно короткое туловище, лапы же очень длинные – из земных кошачьих она больше всего напоминала гепарда, хотя и была значительно больше него. В высоту она достигала роста метр шестьдесят – метр семьдесят. Общие пропорции ее тела казались скорее человеческими, нежели кошачьими. Пол подозревал, что в нормальных гравитационных условиях это существо передвигалось бы с одинаковой свободой как на двух, так и на четырех лапах. Шею, грудь, нижнюю часть живота, тыльную сторону, лап покрывал зеленый мех, остальные части тела – зеленый мех с фиолетовыми полосами. Уши у этого существа были стоячими, как у всех кошачьих, но в противоположность им – высокий и широкий лоб, который подчеркивал треугольную форму мордочки. Это была, тем не менее, типично кошачья морда, от самого кончика голубого носа до конца светлых усов. Кроме небольшой зеленой маски вокруг глаз, мех на мордочке был фиолетовым.
Тонкие лапы, несмотря на второе предплечье, теперь выглядели как руки – руки с четырьмя сложенными и одним отогнутым большим пальцем. Когтей не было видно, вероятнее всего, она могла вобрать их внутрь и спрятать, подобно земным кошачьим.
Полосатый фиолетово-зеленый хвост грациозно свисал над слегка согнутой ногой.
Пол неожиданно осознал, что в общем – несмотря на хвост! – существо напоминало худощавую высокую женщину в облегающем костюме, в котором она могла танцевать роль кошки в балетном спектакле. Когда он подумал об этом, его пронзила беспокойная дрожь.
Именно в этот момент существо заговорило – не слишком правильно и со странным акцентом, но совершенно четко, обращаясь, впрочем, не к нему, а к Мяу.
У Дона возникло такое ощущение, словно все это происходит во сне, настолько неправдоподобной была вся эта ситуация.
– Иди, маленькая, – сказало существо, легко двигая красными губами. – Мы теперь друзья. Будь смелей.
Мяу продолжала смотреть на нее серьезно, урча от блаженства. – Ты и я – из одной семьи, – продолжало существо. – Я чувствую, что у тебя уже нет страха. Так говори же! Спрашивай!
Наступила тишина. Пол начал понимать, что происходит большое недоразумение.
Через некоторое время тигриное существо снова подало голос:
– Ты никак не можешь решиться! Хочешь, я скажу тебе свое имя? Твое я знаю. Мое – Тигрица! Я выдумала его специально. Ты думаешь, что я ужасный тигр… и красивая балерина.
И тогда Пол все понял. Это неземное существо совершило огромную ошибку. Тигрица читала в его мыслях – этим способом она за несколько секунд выучила его язык, – но приписывала эти мысли своей «кузине» Мяу.
Одновременно ему стал понятен характер дрожи, которая пронзила его тело при виде этого грациозного существа – это была дрожь желания!
Тигрица прочитала также и эту мысль, потому что шутливо погрозила Мяу голубым пальцем и сказала:
– Довольно невежливые мысли, маленькая! Ты слишком мала… да к тому же – мы обе девушки! Ну, скажи хоть что-нибудь!
И неожиданно Тигрица тоже поняла неприятную для нее ошибку, потому что медленно повернула голову, прикоснулась лапой к полу и посмотрела на Пола. В следующую секунду она прыгнула и зависла пряма над ним, выпустила длинные острые когти и сморщила пурпурные губы, обнажая тонкие, острые, трехсантиметровые клыки. Она продолжала держать в руке Мяу, которая нисколько не испугалась этого неожиданного прыжка.
Над ее зелеными плечами Пол увидел десятки отражений спины существа и своего лица, искривленного ужасом.
– Ты… обезьяна! – прошипела Тигрица.
Она наклонила голову с широко раскрытой пастью так низко, что Пол зажмурил глаза. Потом, медленно выговаривая каждое слово, словно она разговаривала с тупой деревенщиной, спросила:
– Ты относишься к маленькой… как к животному… как к безделушке?
Последнее слово она произнесла с презрением, холодным, полным возмущения тоном.
Пол, обезумевший от ужаса, сразу вспомнил, что постоянно говорила Марго и крикнул:
– Нет! Нет! Кот – это тоже человек!!!
Когда-то Дон Мерриам стоял на краю Большого Каньона на Земле. Он бывал также на вершине Горы Лейбница на южном полюсе Луны. Но никогда еще, за исключением пролета Бабы-Яги сквозь Луну, он не видел ничего настолько глубокого, как эта открытая округлая шахта диаметром в полтора километра, находящаяся едва ли в десятке шагов от того места, где на серебристом тротуаре, с лестницей, опущенной между трех опор, стояла Баба-Яга.
Какова глубина этой шахты? Восемь километров? Сорок? Восемьдесят? Шахта, в противоположность падающей колонне лунных камней, далеко внизу сужалась в маленькое неясное пятно, не большее, чем точка, но это было только оптическим обманом, вызванным специфическими особенностями человеческого глаза. У Дона мелькнула мысль, что шахта пронизывает планету насквозь: если он прыгнет вниз, то не сможет достигнуть противоположной стороны планеты, а после преодоления приблизительно шести с половиной тысяч километров – изнурительный, почти двадцатичасовой полет, пожалуй, достаточно долгий, чтобы человек умер от жажды, если принять, что максимальная скорость падения в атмосфере этой планеты такая же, как и на Земле, – он пролетит несколько раз туда и обратно через центр планеты, в состоянии невесомости задержится на месте и медленно доплывет до стены шахты, так же, как это было в кабине Бабы-Яги во время свободного падения сквозь Луну.
Конечно, там, внизу, в шести с половиной тысячах километрах ниже, давление воздуха может раздавить его в одно мгновение – может даже превратить кислород в атомарный, – но они наверняка могут справиться с этим. У них должны иметься способы для того, чтобы на разных глубинах воздух был настолько разреженным или густым, как они того желают.
Он размышлял об их возможностях, число которых все время увеличивалось, как только он на чем-то останавливал свой взгляд.
Снова вернулись воспоминания детства. Он вспомнил яму, на которую как-то наткнулся на ферме своих родителей и которая, как он считал тогда, вела на другую сторону Земли. Так же и сейчас он смотрел на шахту, ища там звезды, а может быть, свет дня, идущий с противоположной стороны Странника. Он страстно хотел увидеть это, хотя разумом понимал, что оптически это невозможно. Во всяком случае, это сделало бы невозможным наличие огней, которые пылали, блестели и мигали со стены на каждом этаже этой странной шахты.
Самой странной и наиболее неестественной особенностью шахты было именно то, что она выглядела совершенно неестественной – она не была геологическим явлением и не была шахтой, высверленной в толще планеты. Вне всякого сомнения, это было искусственное сооружение, состоящее из этажей, пригодных для обитания и тянущихся в бесконечную глубину планеты. Первые этажи начинались примерно в тридцати метрах от края, а дальше между ними уже не было никаких перерывов.
Он был уверен, что ясно видит сотни этажей, только дальние сливались в единое целое, и это снова было следствием ограниченных возможностей человеческого зрения. Однако, судя по верхним этажам, все они были высокими и просторными, словно здесь существовала более прекрасная и богатая жизнь, чем на Земле, несмотря на то, что у Дона эта многочисленность комнат и коридоров вызывала ощущение, похожее на клаустрофобию.
Зрелище всего этого вызвало у него мысль – хотя эти ассоциации были далекими от действительности – об обрамленных балконами внутренних дворах больших торговых центров или административных зданий… или же об окошках на крыше огромной библиотеки, сквозь которые видны бесчисленные ряды полок с книгами.
Ему казалось, что внизу он замечает маленькие дирижабли, которые, словно ленивые жуки – некоторые из них даже блестели как фосфоресцирующие насекомые в тропических странах, – летают в шахте по разным направлениям.
Желая заглянуть поглубже в шахту, он склонился, держась за гладкий верхний поручень балюстрады, окружающей шахту. Даже такая простая деталь, как балюстрада, была интригующим доказательством высоты развития этой цивилизации, поскольку у поручней не было подпорок. Она состояла из двух тонких серебристого цвета поручней, каждый длиной в полтора километра (диаметр шахты!), висящих один в полуметре, а другой в метре над краем пропасти. Если даже у них и были невидимые подпорки, то Дон ни на одну из них не наткнулся. Через первые двести метров поручни исчезали вдали, словно телеграфные провода, однако он допускал, что они окружают всю шахту.
Имея столько красноречивых доказательств их почти волшебных возможностей, знаний и техники как в шахте, так и наверху, Дон начал задумываться, где же обитатели этой планеты? Почему они так долго не показываются?
Он повернулся к шахте спиной и беспокойно осмотрелся вокруг, но ни на серебристой ленте, ни у поднимающихся за ней разбросанных по равнине геометрически безукоризненных глыб не было видно ни одного живого существа или чего бы то ни было, что можно было бы признать живым, и что по своему виду напоминало бы человека, животное или растение.
Две фиолетово-желтые, выпуклые посредине летающие тарелки, так же как и тогда, когда он видел их в последний раз, продолжали таинственно висеть в четырех метрах над лентой, а Баба-Яга находилась между ними в том же положении, что и тогда, когда он покинул кабину. Он не видел еще ни одного из существ, захвативших его корабль: когда кто-то певучим голосом с легким акцентом заговорил с ним, он послушно, пожалуй, даже слишком быстро избавился от тесного скафандра и быстро сошел по лестнице, но внизу никого не увидел. Он подождал несколько минут, потом подошел к шахте и здесь остановился, зачарованный.
Теперь Дон начал задумываться, не был ли этот голос просто слуховым обманом. Ведь безрассудно допустить, что обитатель чужой планеты сразу, без всякого обучения смог научиться разговаривать на английском языке! Хотя в действительности так ли это безрассудно? Их возможности… Он сделал глубокий вдох. По крайней мере, воздух был здесь настоящим!
Вокруг царила гробовая тишина. Только когда он закрыл глаза и, стоя без движения, начал медленно выдыхать воздух, до него донесся далекий, приглушенный, глухой грохот. Что это? Пульсирование крови этой странной планеты? Или его собственной крови? А может быть, грохочущий звук издает колонна лунных камней, которая падает в шахту, находящуюся от Бабы-Яги и кораблей, непонятным образом подвешенных в воздухе, не дальше, чем он сам, только на противоположной стороне.
На первый взгляд серая колонна, занимающая одну треть горизонта и резко сужающаяся в маленькую точку на небе, выглядела, как мощная гора, но космонавт знал, что колонна падает с такой скоростью (предположительно со скоростью шестнадцать километров в секунду), что попросту нельзя заметить ее отдельных составных частей.
Наблюдая за колонной, Дон заметил изменения, постоянно происходящие в ее контурах: выпуклости и впадины, которые медленно возникали и сохранялись в течение нескольких секунд, а потом утапливались в гладкое целое. Это приводило на ум странные, гротескные формы, которые принимает сильная струя воды из крана – иногда ее странная форма удерживается так долго, что создается впечатление, что это не бегущая вода, а твердый кристалл.
Но как могло стать возможным, чтобы колонна, падающая со сверхзвуковой скоростью – в две секунды от неба до Земли! – сквозь воздух, о котором Дон знал, что тот существует, поскольку он им дышал, – не вызывала порывистой пыльной бури и не гудела, как десяток стартующих ракет или как несколько десятков Ниагарских водопадов?
Они наверняка, применяя какое-то неизвестное людям силовое поле, создали бесстенный пустотный канал, так же как (к нему только сейчас пришла эта мысль) они создали лишенную стен трубоподобную пустоту, по которой, после того как она пробилась сквозь оболочку, летела Баба-Яга и ее эскорт… и даже раньше, когда она летела через разреженную плазму и микрометеориты в космическом пространстве.
Он смотрел на эту странно сужающуюся кверху серую колонну. Как долго может продолжаться эта удивительная переброска? Как долго при существующем темпе эксплуатации будет существовать Луна, даже в виде эллипса из светлого щебня? Сколько времени пройдет, прежде чем масса Луны целиком окажется на поверхности Странника?
Разум человека, знакомый с механикой и пространственной геометрией, сразу же дал ему приблизительный ответ, что нужно восемь тысяч дней, чтобы одна такая колонна, мчащаяся со скоростью шестнадцать километров в секунду, поглотила всю массу Луны. Этих колонн он видел здесь больше десятка! Но они могут сделать больше скорость колонн, могут привести в движение новые и, кроме того, не исключено, что у них в запасе есть что-то еще более ужасное!
Небо стало темно-голубым, темно-зеленым и коричневым одновременно. Цвета кружились на нем медленно, как вода в огромной, стремительно несущейся реке. Дон посмотрел на более светлые глыбы, возвышающиеся вокруг шахты. Он пробежал взглядом по этим мощным, гладким, пастельного цвета глыбам всевозможных форм, круг которых прерывала только падающая колонна камней, и неожиданно у него появилось ощущение, что с тех пор как он видел их последний раз, некоторые более отдаленные глыбы изменили свое положение и форму и даже подвинулись немного ближе.
Сама мысль, что огромные здания – или чем бы они ни были – двигаются, когда вокруг нет никаких других следов жизни, беспокоила его. Он повернулся в сторону, окруженную серебряными поручнями шахты и, наблюдая за ее верхними этажами, начал отчаянно искать хотя бы малейшие признаки жизни. Осматриваясь вокруг, он сначала попытался непосредственно исследовать верхние этажи, находящиеся прямо под ним, но серебряный выступ, на котором он стоял, выдвинутый, словно отвес крыши, на несколько метров над шахтой, заслонял ему вид. Поэтому все свое внимание он обратил на окна и балконы, расположенные на противоположной стороне и в следующий момент ему показалось, что он видит маленькие, подвижные фигурки… Но с такого расстояния он не мог быть уверен в том, что не ошибается. Тем более что у него все кружилось перед глазами от увиденного. Он подумал, не вернуться ли ему назад в кабину за биноклем, но тут услышал позади себя приятный, но решительный голос:
– Иди!
Дон очень медленно обернулся. Перед ним стояло – с грацией и гордым взглядом матадора – худощавое, немного выше, чем он, черное двуногое создание, покрытое красными пятнами: что-то среднее между кошкой и человекоподобным существом. Оно выглядело, как гепард с высоким лбом, выше, чем стоящий на двух ногах кугуар, или как худощавый черный тигр в красных заплатах, одетый в черный тюрбан и узкую красную маску. Хвост, словно красное копье, торчал за спиной. У создания были стоячие уши и большие спокойные глаза, зрачки которых напоминали цветы.
Почти не меняя положения тонких ног, обаятельным танцевальным движением создание располагающим жестом протянуло вперед руку с четырьмя пальцами, раскрыло тонкие губы в черной половине маски и, показывая острые концы клыков, мягко повторило:
– Иди.
Медленно, как во сне, Дон подошел. Когда он остановился, создание кивнуло головой, и неожиданно плита тротуара, на которой они стояли, – округлая серебристая плита диаметром примерно метра в три – очень медленно начала опускаться. Создание осторожно положило руку на его плечо. Дону вспомнился Фауст и Мефистофель, спускающиеся в ад. Фауст хотел получить наивысшее знание. При помощи магических зеркал Мефистофель позволил ему увидеть все, что можно пожелать. Но какой магический прибор мог бы дать понимание происходящего здесь, на этой планете?
Они опустились до высоты колен, когда на небе что-то сверкнуло. За Бабой-Ягой неожиданно повисла третья летающая тарелка и еще один корабль, настолько похожий на его, что у Дона даже перехватило дыхание. Он подумал, что Дюфресне удалось спастись! Но уже через мгновение некоторые конструктивные особенности бросились в глаза, вдобавок ко всему на боку сверкала ярко-красная советская звезда.
Плита, на которой они стояли, опустилась ниже, и серебристый край тротуара заслонил Дону происходящее на равнине.
Глава 21
Только небольшое количество лиц вступило в непосредственный контакт со Странником и его обитателями, несколько больше людей наблюдали за планетой при помощи приборов – телескопов или биноклей, но подавляющее большинство знало о планете только то, что смогло увидеть невооруженным глазом и сделать выводы из разрушений, вызванных этим пришельцем. Первая серия разрушений носила вулканический и тектонический характер. Последствия приливов, а вернее, приливного усиления, значительно скорее проявились в земной коре, нежели в гидросфере. В течение первых шести часов со времени появления Странника в сейсмической зоне, окружающей Тихий океан, происходили страшные землетрясения, которые через центр Азии достигли даже северных берегов Средиземного моря. Земля растрескалась, города превращались в развалины. Вулканы дымились и плевались огнем. Толчки, среди которых очень много подводных, происходили в таких удаленных друг от друга местах, как Аляска и Антарктида. Цунами, словно гигантские кулаки великанов, интенсивно опускались на прибрежные районы. Гибли сотни тысяч людей.
Несмотря на это, существовало много районов, даже вблизи от моря, в которых о разрушениях знали только по слухам, заголовкам в газетах или же из выпусков известий, услышанных по радио, до тех пор, однако, пока своим появлением на горизонте Странник не вызвал помехи на всех радиоволнах.
Ричард Хиллери спал почти всю дорогу через Беркс, совсем не помнил Ридинга и только сейчас, когда автобус первый раз проехал через Темзу неподалеку от Мейденхеда, он начал просыпаться. Он попытался убедить себя, что устал не столько от ночной прогулки (он был отличным пешеходом), сколько от литературных тирад Дэя Дэвиса.
Приближался полдень, и уже виднелись вдалеке темные очертания закопченного Лондона. Ричард отодвинул занавеску и начал грустно размышлять о пагубных последствиях чрезмерного развития промышленности, перенаселения и урбанизации.
– Вы много потеряли, приятель, – произнес вступительную фразу невысокий мужчина в котелке, садясь рядом с ним.
Ричард из вежливости, хотя и без энтузиазма, поинтересовался, что такое случилось, и незнакомец в ответ начал охотно излагать краткий ход событий. Вечером во всем мире произошли многочисленные землетрясения – какой-то сейсмолог сосчитал пики на ленте прибора и волне и воскликнул: «Невероятно!» – в результате которых есть многочисленные жертвы и разрушения. Возникла угроза гигантских приливов у берегов Великобритании и уже были предупреждены рыбаки и владельцы парусных судок Начата эвакуация населения из некоторых низко расположенных приморских местностей. Некоторые ученые, наверное для того, чтобы вызвать сенсацию или панику, предсказали цунами, которые обрушатся на берега Англии, однако власти решительно возразили против сильно преувеличенных домыслов.
В этом всеобщем возбуждении уже никто, по крайней мере, не говорил об огромной американской летающей тарелке. Однако, чтобы не остаться позади, Советский Союз бурно запротестовал против таинственного, но тем не менее все же успешно отбитого, нападения на его бесценную Лунную базу.
Ричард не впервые заметил, что телекоммуникационная промышленность, которой бахвалится наше столетие, прежде всего нагоняет на правительство и государства смертельный страх, а потом уже приводит к тому, что вызывает смертельную тоску.
Однако этим открытием он не поделился со своим соседом. Но когда автобус замедлил ход, проезжая через Бренфорд, Ричард отвернулся к окну и начал наблюдать за городком более внимательно и мгновенно был вознагражден бытовой сценкой, которую вполне можно было бы назвать «гонкой водопроводчиков» – он насчитал три маленьких автомобильчика с эмблемами водопроводной фирмы и пятерку бегущих мужчин с сумками для инструментов и французскими ключами в руках. При мысли о пищеварительных хлопотах жизни пусть даже небольшого города у него невольно появилась улыбка.
Автобус остановился около рынка, вблизи от места впадения Брента в Темзу. Тут в автобус сели две женщины – одна из них говорила другой:
– Да, я как раз звонила маме в Нью. Она ужасно взволнована и говорит, что у нее залит весь газон.
Потом произошло что-то совершенно неожиданное – коричневая вода из городской канализации начала выливаться на улицы, и такого же цвета жидкость хлынула из ворот некоторых домов широким потоком, затопляя тротуары.
Ричард с ужасом смотрел на это, испытывая искреннее отвращение: где-то в подсознании зрело убеждение, что это больные от переедания дома выделяют – совершенно независимо от людей, их населяющих, – все, что они не смогли переварить. Архитектонический понос! Ему не пришло в голову, что очень часто первым признаком наводнения является выброс канализационных вод.
Через мгновение показались мчащиеся в панике люди, которых настигал поток уже чистой воды, которая стремительно набирала скорость по улице, смывая с нее грязь.
Вода, вероятнее всего, была из Темзы, из «сладкой» Темзы Спенсера.
Дальнейшие и значительно большие разрушения Странник вызвал, воздействуя на моря и океаны, занимающие, как известно, три четверти поверхности Земли. Может быть, такое количество воды является ничтожным по сравнению с безмерностью космоса, но для землян оно издавна является символом бескрайних просторов, глубины и силы. У морей всегда были свои боги: Ноденс, скандинавская Рана, финикийский Дагон, египетский Нун, бог Ридги, которого чтили туземцы Австралии, а также всемирно известные Нептун и Посейдон.
А ведь музыка морей – это приливы!
Струнами арфы, на которой сосредоточенно играет Диана, богиня Луны, являются огромные пространства морских вод – длиной в несколько сот и глубиной более десятка километров.
На огромных пространствах Тихого и Индийского океанов, от Филиппин до Чили, от Аляски до Колумбии, от Антарктиды до Калифорнии, от Саудовской Аравии до Тасмании тянутся эти длинные струны. Оттуда идут самые глубокие тона, и вибрация некоторых струн может длиться целыми днями.
Когда струны прекращаются, звуки пропадают. Это происходит, к примеру, в узлах течений у берегов Норвегии, у Подветренных островов и на Таити, где контроль над небольшими приливами взяло на себя Солнце – музыка далекого Аполлона, слабее ударяющего по струнам, неизменно несет с собой прилив в полдень и в полночь, а отлив – на восходе и закате солнца.
Виолончельные звуки океанической арфы возникают благодаря приливному эху в заливах, устьях рек, проливах и морях, закрытых во многих местах сушей. Самые короткие струны вообще-то самые громкие и динамичные – скрипки доминируют над виолончелью, и эти самые короткие струны – высокий прилив в заливе Фанди, в устье реки Северн, в районе Северной Франции, в Магеллановом проливе и в Арабском и Ирландском морях.
От прикосновения южных пальцев Луны водные струны мягко вибрируют – полметра вверх и вниз, один метр… три метра, гораздо реже – шесть метров, очень редко – выше шести метров…
Но сейчас арфу морей вырвали из рук Дианы и Аполлона. Теперь струны морей рвут пальцы в восемьдесят раз более сильные. В первый же день после появления Странника приливы и отливы были от пяти до пятнадцати раз больше, чем обычно, на второй день – больше от десяти до двадцати пяти раз – и вода молниеносно отреагировала на виртуозную игру Странника. Двухметровые волны стали двадцатиметровыми – достигли высоты ста метров и даже более.
Мощные приливы происходили примерно так же, как и раньше: играл другой арфист, но арфа была той же! Таити был только одним из немногих районов на Земле – не все были отодвинуты в глубь суши, – где пришелец не причинил вреда, а представлял собой только эффектное астрономическое зрелище.
Побережья сдерживают моря высокими береговыми валами, постоянно подмываемыми приливами. Однако кое-где на Земле с морем граничат обширные низменные районы – здесь прилив ежедневно проходит несколько километров в глубь страны. Это Голландия, северные области Германии, северо-западная часть Африки, представляющие из себя многие километры песчаных пляжей и соленых топей.
Но существует также много плоских берегов, возвышающихся всего на несколько метров над уровнем моря. Там усиленные Странником приливы врывались на расстояние от пятидесяти до восьмидесяти – и больше – километров в глубь суши. Огромные водяные массы, смешанные с песком и грязью, заливали узкие долины и мчались, подхватывая и унося вслед за собой все, что находилось на их пути, с гулом перекатывая камни и гигантские валуны. В другие места вода врывалась тихо, как смерть.
Там, где прилив был стремителен, а берега почти отвесными, хотя и не очень высокими – к примеру, над заливом Фанди и Бристольским каналом, в устье Сены и Темзы, – волны фонтаном вздымались вверх и падали на сушу.
Отступающая вода уносила в океанические глубины песок с низких континентальных шельфов. Из воды выныривали глубоко расположенные рифы и острова, другие рифы и острова вода затапливала.
Из мелких морей и заливов, например, из Персидского залива, вода уходила дважды в день. В проливах волны делали русла более глубокими. Морская вода заливала узкие перешейки, отравляла солью плодородные земли, смывала урожай и скот с пастбищ, сравнивала с землей дома и города, затапливала большие порты.
Несмотря на неожиданность, люди, принимающие участие в спасательных экспедициях, рискуя жизнью, совершали чудеса, рядом с которыми бледнеет известная эвакуация в Дюнкерке. Пограничники и Красный Крест развили кипучую деятельность. Гражданская оборона оказалась на высоте положения. Однако, несмотря на все мероприятия, погибли миллионы людей.
Некоторые знали, что нужно убегать, поскольку ситуация становилась все более угрожающей. И они уходили с насиженных мест. Другие, даже в наиболее опасных районах, не могли заставить себя сдвинуться с места.
Дэй Дэвис шагал с неукротимой энергией и вместе с тем с сосредоточенностью пьяницы на вершине алкогольного опьянения через редеющий туман по замусоренному песчаному руслу реки Северн, у самого ее устья. Два раза он поскользнулся и упал, испачкав руки и одежду, но сразу же поднимался и, не теряя времени, он оглядывался на оставленные им самим следы и, видя, что идет криво, выравнивал направление. Также время от времени, не замедляя шага, он делал глоток из бутылки.
Побережье Соммерсет давно уже исчезло из поля его зрения, и только вверх по течению реки, возле Авонмута, сквозь остатки тумана он видел маячащие вдали рыбообрабатывающие заводы. Давно уже утихли крики и безразличные предупреждения, вроде тех, что он утром слышал в пивной.
Через определенные промежутки времени Дэй пел;
– Иду в Уэлльс, мелькают мили, а отлив все в большей силе!
Иногда он разнообразил эти слова проклятиями типа:
– Паршивые соммерсетцы! Я им покажу!
Или:
– Падаль эти янки! Хотят у нас украсть и Луну!
Внезапно вдали раздался приглушенный рев. Вертолет, словно дух, пролетел недалеко от него. Однако гул работающего мотора почему-то не прекратился. Дэй шел теперь по исключительно илистой наклонной местности. Сапоги увязали в песке, и он каждый раз вынужден был прикладывать много сил, чтобы вытащить ноги. Невольно на ум приходила мысль, что он находится сейчас над каналом Северн, идя по песчаному дну поймы Велш Граундс.
Рев стал сильнее, но идти стало легче, поскольку песчаное дно снова стало опускаться.
Последняя завеса тумана исчезла, и дорогу неожиданно преградила быстрая мутная река шириной более ста метров. Ее волны, покрытые пеной, жадно вгрызались в песчаные берега по обеим сторонам русла.
Дэй онемел. Ему просто не пришло в голову, что даже при малейшем приливе Северн снова станет рекой. Он внезапно понял, что еще не преодолел даже одной четверти длины канала.
В верховьях реки, там, где Эвон впадает в большую реку, он заметил – да, без сомнения, – грозные бушующие белые волны.
Далеко в низовьях реки Дэй увидел перекосившуюся корму парохода, севшего на мель. Над ним висел вертолет. Слышался далекий отзвук сирены.
Дэй отпрыгнул назад, когда кусок земли с берега упал в воду прямо перед ним. Несмотря на это, он отважно снял плащ – ведь его ожидала переправа через эту преграду – и вынул из кармана бутылку. Черная обломанная толстая палка с прибитыми к ней планками, похожая на большой перочинный нож с раскрытыми лезвиями, с плеском проплыла мимо него вниз по течению. Дэй пожал плечами и приложился к бутылке. Но она оказалась пустой.
От внезапного ощущения беспомощности на душе стало нехорошо. Беспомощность муравья с наполеоновскими амбициями! Его охватил страх. Дэй оглянулся. Следы сапог на песке стали теперь нечеткими углублениями. Песок поблескивал от воды, которой еще несколько минут назад не было и в помине. Начинался прилив.
Он отбросил бутылку и как можно быстрее побежал по следам, которые еще пока были видны. Ноги погружались глубже, чем раньше, когда он шел в другую сторону.
Джейк Лешер большим пальцем несколько раз нажал на выключатель, хотя и догадывался, что в доме нет электричества. Он стоял в темноте комнаты и смотрел на лифт. Во время последнего толчка лифт сантиметров на пятнадцать опустился вниз и несколько перекосился. Падающая на лифт тень приводила к тому, что алюминиевые стены кабины казались какими-то сморщенными. Парню внезапно померещилось, что он видит идущие из них черные нити дыма. Поэтому он тут же вернулся в комнату к Салли.