Текст книги "Мрак, сомкнись"

Автор книги: Фриц Ройтер Лейбер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 46 страниц)

Призыв Торна все еще разносился во тьме. Торн почувствовал, что его призыв о помощи подхвачен и принят каждым Талисманом и Генератором Вероятностей.

Разум Торна затуманился, и сознание покидало его.

Все действительности, видимо, находились на пороге бытия и небытия.

Вдруг ураганный шторм стих, а наступающая тишина шла из вечности, если ее не было здесь с давних пор.

Старцы отдавали глубокое почтение Торну, теперь они выглядели не более как маленькими мальчиками, преклонившими колени в высоком соборе и едва ли осмеливавшимися поднять глаза на священника.

Что-то изменилось – точнее нельзя определить, однако они чувствовали, что это свершилось.

Потом через тьму потянулись мысли. Мощные, величавые мысли, из которых они могли постичь лишь малую часть. Но эта, пусть маленькая, доля информации была совершенно понятной.

Глава 14

Поиски нашего Генератора Вероятностей и каждого относящегося к нему Талисмана продолжаются до сих пор. Мы вели эти поиски всеми имеющимися у нас силами, прекрасно сознавая опасность злоупотребления этим прибором.

Мы сконструировали множество подобных Генераторов, надеясь привлечь их на помощь нам в поисках, но затем разразилась катастрофа в космосе, которая дала основания полагать, что Генератор с Талисманами попал в ваш поток энергии и на вашу планету. Но мы не могли проверить эту информацию до конца. Конечно, мы могли бы создать экран действительности, но это предусматривало бы фактор бесконечности, поэтому мы вынуждены были оставить подобную мысль.

Теперь все миновало.

Я не хочу пытаться передать вам наши соображения и обрисовать наш внешний вид. Вам достаточно знать, что мы властелины совсем другого космоса, энергетические свойства которого сильно отличаются от ваших.

Что же касается Генератора Вероятностей, то он никогда не создавался для такого применения, какое продемонстрировали вы. В принципе, это своего рода вычислительная машина, рассчитывающая результат действия множества известных факторов, предварительно тщательно взвешенных. Она расположена за пределами границ времени и пространства, чтобы по возможности точнее анализировать отдельные факторы, не подвергаясь влиянию течения времени. Если возникнет проблема, открывающая различные возможности, то мы с помощью машины моделируем многочисленные варианты в целях принятия соответствующих мер. Таким образом мы исключаем все случайности.

Обратите внимание, мы позволяли машине демонстрировать только результат какой-либо возможности, не реализуя саму возможность.

Но ведь не существует машин, полностью защищенных от дураков. Но факт есть факт: Генератор Вероятностей никогда не создавался для создания реальных миров. Это, конечно, не исключает возможности использования его творческого потенциала в действительном мире, если его напичкать соответствующими мыслями.

Как бы преподнести это вам понятнее?

Ход ваших мыслей доказывает мне, что вы стоите еще на таком уровне развития, когда используются транспортные средства на колесах. Такие машины приводятся в движение двигателями внутреннего сгорания, и мы знаем о них, получая информацию из некоторых остальных миров нашего космоса. Такую машину вы рассматриваете только как средство передвижения. Но подумайте, что могло бы случиться, попади такое средство в руки технически неразвитого человека вашего космоса. Возможно, он узрел бы в нем своего рода оружие, которое можно как-то использовать в войне. Вы могли бы снабдить такую машину какими угодно предохранительными устройствами, но это не помешало бы ему использовать ее по его усмотрению.

Когда вы обнаружили Генератор Вероятностей, вы находились в подобном же положении. К сожалению, машина совершенно не была оборудована защитными средствами, когда исчезла из нашего космоса. Теперь я вижу, как много попыток вы предприняли за это время, и некоторые из них имели совершенно невероятные результаты. Вы в действительности создали альтернативные миры.

Тем самым вы превратили функцию Генератора Вероятностей в ее прямую противоположность. Мы сконструировали его для того, чтобы исключать все подобные возможности, вы же, напротив, на самом деле вызвали к жизни эти нежелательные процессы. Тем самым вы создали миры, где был едва ли минимум возможностей для существования, причем такие миры никогда не возникли бы из вашего мира естественным путем. В нормальных условиях от вас можно было бы ожидать большей осмотрительности действий, вами предпринятых. Вы должны были бы предвидеть последствия. Вместо этого вы навязали Генератору Вероятностей свои мысли и свою волю, и развитие вашего собственного мира опередило вас, а вы даже не заметили такого явления.

Генератор Вероятностей не способствовал, конечно, вашему духовному развитию. Он, скорее, помешал ему, поскольку дал вам власть только посмотреть на то, что вы желали увидеть.

Вы всегда должны были помнить, что это лишь машина – превосходный слуга, но не воспитатель. Образцовые слуги и без того самые скверные воспитатели. Генератор мог бы, возможно, содействовать вашему развитию. Но вы предпочли вести себя так, словно вы подобны богу: вы проводили эксперименты, используя то, что совершенно были не в состоянии понять. В качестве богов вы присвоили себе право судить, благословлять и проклинать. В конце концов вы оказались перед опасностью уничтожить больше, чем намеревались вообще. Это привело бы к плохим последствиям, которые достигли бы и вашего космоса.

И что же нам теперь делать со всеми вашими мирами, живые создания, маленькие существа?

Вполне очевидно, что нельзя больше оставлять Генератор Вероятностей в ваших руках, мы должны изъять у вас каждый Талисман, ибо представление власти превышает все границы вашего воображения. Созданные вами миры, конечно, нельзя уничтожить ни в коем случае, мы на это не пойдем. Все миры и все люди, которым была дарована жизнь, должны иметь возможность продолжить свое существование. Если бы эти изменения хода времени состоялись недавно, то мы, возможно, приняли бы меры исправить их, но все зашло слишком далеко, чтобы вылечить такие миры.

Мы могли бы остаться здесь, у вас, и держать в поле зрения отдельные фазы развития, чтобы время от времени вмешиваться и вносить необходимую корректировку для ускорения процесса развития. Но ведь дело не в том, чтобы стать здесь богами. В этом отношении у нас есть уже плохой опыт; мы придерживаемся мнения о необходимости совершенно самостоятельного развития и стремления вверх собственными силами.

Мы могли бы остаться здесь и провести различные эксперименты, причем мы шли бы уже проторенными путями и использовали бы испытанные средства. Но это тоже нецелесообразно.

Итак, маленькие существа, у нас нет другого выбора, кроме как отнять у вас Генератор Вероятностей и оставить ситуацию такой, какой вы ее создали, чтобы все могло развиваться соответственным путем. Отсюда не исключена возможность вторжения из времени и межзвездных войн. Все покажет будущее. Все трудности и нужды существуют в действительности, но каждый отдельный индивидуум должен иметь возможность беспрепятственно стремиться к тому, чтобы решать свои проблемы по-своему. Будущее открывает многообещающие перспективы подобного развития, так как, насколько мы знаем, во всем космосе существует только один такой разнообразный мир, как ваш.

Мы будем с особым интересом наблюдать будущее этого мира и всем сердцем надеемся поприветствовать однажды вас в Великой Лиге всех разумных существ.

Возможно, в будущем вы определите это как ошибку, допущенную нами, – что Генератор Вероятностей попал в ваши руки. Обратим особое внимание на то, что утеря Генератора больше никогда не повторится. Но кое-что должно постоянно оставаться у вас перед глазами. Вы еще юная и примитивная раса, но вы уже не дети, а совершенно ответственные люди. Ключ к вашему будущему в ваших руках. Если произойдут какие-то ошибки, вся вина за них ляжет на вас самих.

Вместе с индивидуумами, ответственными за создание призрачных миров, я разделяю понимание, ибо все же полагаю, что большинство из вас были воодушевлены добрыми мотивами и намерениями. Но вы возносили себя до роли богов и, как боги, должны сполна ответить за свои действия.

И сейчас мы переходим к важной части заявления – к решению вопроса о вашей судьбе.

В твоем случае, Торн, конечно, все совершенно иначе. Ты позволил себе услышать наш призыв взять Талисман и, наконец, своевременно позвать нас для предотвращения катастрофы буквально в последнее мгновение. Мы благодарны тебе за это. Мы могли бы вырвать тебя из твоего обычного окружения и поместить в нашу сферу. Но это был бы шаг, о котором, в конце концов, ты пожалел бы сам и, возможно, даже проклял бы нас. Мы не можем оставить тебе Талисман, поскольку достаточно скоро может оказаться – имея в виду длительный срок владения Талисманом, – что ты тоже вряд ли сможешь применить свою силу лучше, чем другие представители твоей расы. Для нас было бы желательным оставить тебя в теперешнем состоянии тройной личности – тем самым для нас открываются совершенно новые и интересные перспективы. Но и этого не должно быть: в трех различных мирах ты имел три совершенно разные судьбы. Все же мы готовы на своего рода компромисс – позволить тебе сохранить все лучшие способности твоей тройной личности.

А теперь, маленькие существа, мы вас покинем.

* * *

Из множества небольших укрытий в ближних и дальних окрестностях Опалового Креста появлялись люди, чтобы формироваться в маленькие армии. Другие прибывали по воздуху на своих летательных аппаратах, дабы тоже присоединиться к ним.

Лишь изредка можно было увидеть несколько мундиров космической службы. Среди этих людей находились и некоторые саботажники из Мира-2, которым Торн-2 в последнюю минуту дал возможность бежать из своего мира.

Воздух был насыщен едкими кислотными парами. Из разных мест вырывались белые облачка дыма – там, где Земля была опалена во время битвы субтронным оружием.

В ближайших окрестностях Опалового Креста виднелись свежие следы гигантских машин и транспортных средств. Когда-то зеленые газоны представляли картину опустошения. Даже крохотные здания не пощадили. Воздух, казалось, все еще содрогался от чудовищного грохота огромных летательных аппаратов.

От всей армии вторжения не осталось ни одного солдата.

В Небесном Зале Опалового Креста члены Всемирного Комитета пустыми глазами взирали перед собой. Только лежащие на полу останки тела Клоули напоминали о том, что здесь разыгралось.

Двойник Клоули исчез вместе с другими фигурами в черных мундирах.

Шилдинг, видимо, первым переборол шок: он повернулся к Конджерли и Темпельмару.

Теперь они уже не казались больше роботами, уверенными в своей победе. Но они не выглядели и завоевателями в ловушке. Их лица заметно изменились, и по отдельным характерным признакам Шилдинг понял, что время маскарадов миновало: в этот зал вернулись настоящие Конджерли и Темпельмар.

Файрмур истерически захохотал.

Шилдинг опустился на стул.

* * *

В Мире-2 на том месте, где только что стояло гигантское здание Опалового Креста, теперь зияла глубокая пропасть, из которой поднимались клубы черного дыма. Вся армия вторжения со всем ее оружием и техническими средствами исчезла в этой дымящейся пропасти. Картина – видение ада.

На одной стороне пропасти вырисовывался раздробленный остов трансвременной машины. Отдельные металлические части и крепления создавали беспорядок опустошения. Воздух все еще раздирали пронзительные звуки, и над пропастью завывал ураганный ветер.

Черный ворон кружил над извергающимся вулканом; на фоне этой картины бежал Клоули. Даже при виде полного опустошения и под действием шока трансвременной машины его не оставляла мысль, как другой Клоули пытался убить его. Своим поведением он вынес сам себе смертный приговор и сделал возможным мгновенный обмен.

Теперь он навеки связан с Миром-2 и вынужден жить в теле Клоули-2. Но ему теперь открылось и сознание Клоули-2, поскольку его дух не мог долго препятствовать этому. Тем самым он стал почти равноправным жителем того мира. Он понял, где находится, знал, что ему теперь делать, и у него не оставалось времени для сожаления.

В относительно короткий срок Клоули достиг высокого здания и нашел вход в Зал Слуг Народа.

Одиннадцать старцев выглядели неуверенными в себе, какими-то надломленными личностями. Они все еще находились под впечатлением сообщений об абсолютном поражении.

Узкие губы председателя дрожали.

– Я всегда предупреждал вас, Клоули, что ваши необдуманные действия когда-нибудь приведут к вашему концу. Вы почти полностью ответственны за такое неожиданное поражение. В общем, вполне возможно, что вы в результате своего безответственного поведения дали повод арестованному Торну предупредить другой мир о предстоящем вторжении. Мы пришли к решению стереть вас. – Он остановился и после паузы, помедлив, продолжил: – Прежде чем исполнится приговор, мы хотим все же дать вам возможность сказать что-нибудь в свою защиту.

Клоули едва сдержал улыбку. Он знал подобные сцены, которые, вернее всего, брали истоки еще из мифов. Непосредственно перед «сумерками богов» боги пытались все свои неудачи свалить на Локи и, запугав его, надеются таким образом заставить его найти выход из дилеммы.

Это блеф Слуг Народа. Разыгрывая из себя судей, они на самом деле лихорадочно искали руку помощи.

Клоули видел, что находится здесь в своем мире – это был мир приключений, мир, о котором он давно мечтал. Этот мир полностью соответствовал его характеру. В таком мире он мог играть тайную роль предателя, он мог внешне поддерживать дело Слуг Народа и одновременно сводить на нет все будущие их планы вторжения. В данном мире он мог крепко держать в руках нить судьбы.

В уголках его рта опять заиграла необъяснимая улыбка, и он шагнул вперед, чтобы ответить на обвинение Слуги Народа.

* * *

Торн находился в космической тьме, он каждое мгновение ждал, что его тройная личность снова будет разделена. Он понимал: настоящие владельцы Генератора Вероятностей дали ему передышку, чтобы он вышел на лучшее решение стоящей перед ним проблемы.

И он уже нашел это решение!

С этих пор три Торна через некоторое время должны обмениваться телами, тогда каждый из них поймет и изопьет до дна и счастье, и несчастье соответствующего мира. Предвидится странное существование: неделя свободы и привольной жизни в Мире-1, неделя в деспотии и ненависти Мира-2 и, наконец, неделя в суровом, неумолимом Мире-3.

При этом, конечно, не происходило все гладко: как отдельные личности эти три Торна, конечно, хотели бы уклониться от такой судьбы, но каждый из троих вспоминал соответствующие мгновения и находил необходимые силы для выполнения приговора.

Да, странная судьба, подумал Торн снова, почувствовав, как его тройная личность медленно разделяется.

Но действительно ли его судьба уж слишком отличается от судьбы обычной человеческой жизни?

Неделя в небе, неделя в аду и неделя в мире духов…

В семи различных мирах совершенно разного уровня развития озирались вокруг семь темных фигур, пораженные и подавленные, рассматривали они последствия своих творений.

Печаль палача
Рассказ

 
Седой рассвет окрасил небо.
Случилось это далеко.
И был там тот, что был печален…
 

Сидя на своем скромном, с темной обивкой троне в низком, хаотично выстроенном замке в Стране Теней, Смерть покачал своей белесой головой, слегка помассировав свои опаловые виски и чуть поджав губы, напоминающие цветом виноградные гроздья, усыпанные седым налетом. Его хрупкая фигура была одета в кованую кольчугу, подпоясанную черным поясом и украшенную серебряными черепами, до черноты потускневшими от времени. С пояса свисал обнаженный меч, непревзойденный по отделке.

Смерть был сравнительно маленькой смертью, всего лишь Смертью мира Невоны, но у него хватало своих проблем. Двести горящих и мерцающих жизней, которые предстоит погасить в двадцать ударов сердца. И хотя сердце Смерти билось глубоко под землей, словно огромный гулкий колокол, и каждый удар казался малюсенькой вечностью, но ведь всему приходит конец. Теперь осталось всего девятнадцать, и Властелин Неминуемого, который рангом куда выше Смерти, должен быть удовлетворен.

Посудите сами, несмотря на то что мысли Смерти пронизаны холодом и вечным спокойствием, в них все-таки чувствовалось некоторое брожение – сто шестьдесят душ крестьян и всякого сброда, двадцать кочевников, десять воинов, двое нищих, шлюха, торгаш, священник, аристократ, ремесленник, король и два героя. Вот что следовало из его книги.

В три удара он отобрал сто девяносто шесть из двухсот и наложил на них проклятие. Где-то почти невидимые создания – ядовитые, наделенные живой плотью и отсиживающиеся до сих пор в темных и громоздких сгустках крови, – внезапно начинали размножаться и превращаться в бесчисленные орды, беспрепятственно проникающие в вены и блокирующие животворные каналы, куда впадали изъеденные долгой эрозией артерии. Где-то скользкая вездесущая слизь заведомо просачивалась под ступню скалолаза, гадюка знала, как извернуться и куда ужалить, а паук – где схорониться.

Благодаря своему четкому коду Смерть только один раз чуть было не ошибся на короле. На какой-то миг один из самых глубоких и темных уголков его сознания дрогнул, прикидывая судьбу сегодняшнего правителя Ланкмара, главного города-государства Невоны Этот правитель был добрым и мягкотелым ученым, по-настоящему любившим только своих семнадцать кошек. Правда, не желал он зла и остальным животным Невоны. Правитель совершал проступки, непонятные для Смерти, – миловал преступников, мирил воюющих братьев и враждующие семьи, посылал баржи и обозы зерна в голодающие районы, спасал маленьких умирающих зверушек, кормил голубей, поощрял развитие медицины и всяческих искусств, был прост в обращении и, как свежая фонтанная струя в жаркий день, распространял вокруг себя атмосферу милого и мудрого спокойствия, удерживающего мечи в ножнах, брови – прямые, а зубы – не сжатые. А теперь, в этот великий миг, подготовленный благодаря Смерти, тонкие запястья великодушного монарха исцарапаны в невинной игре со своим любимым котом; когти животного поздней ночью завистливый племянник царственной особы смазал быстро улетучивающимся ядом редкой тропической змеи.

И все-таки при умерщвлении четырех оставшихся, особенно двух героев, Смерть брал на себя ответственность: он решил импровизировать убиение. У него совершенно не было времени присмотреть за Лисквиллом, Безумным Герцогом Ул Храспа, наблюдавшим с высокого балкона при свете факелов за тремя северными берсеркерами, которые орудовали зазубренными семитами в смертельной схватке с четырьмя прозрачными и розовокостными вампирами, вооруженными кинжалами и боевыми топорами. Это был своеобразный эксперимент Лисквилла, который Смерть не предполагал досмотреть до конца. Эта кровавая бойня, к счастью, давала возможность избавиться от почти десятка воинов, смертью обреченных на уничтожение.

На какой-то миг Смерть почувствовал нечто наподобие угрызений совести, вспомнив, как хорошо Лисквилл служил ему эти годы. Даже лучшие слуги должны когда-то выйти на пенсию, быть преданы земле. Между прочим, во всех мирах, о которых Смерть когда-либо слышал, существовала нехватка призванных палачей, страстно преданных, невероятно продуктивных и фантастически услужливых. Когда эта информация дошла до Смерти, он послал туда свою мысль. Стоящий сзади вампир взглянул вверх своими невидящими очами: его обрамленные розовым ободком, тусклые глазные впадины остановились на Лисквилле и двух стражниках, стоящих по бокам Безумного Герцога. Охранники готовы в любую минуту сомкнуть тяжелые щиты, защищая своего хозяина. Именно в тот же миг вскинутый над головой короткий топор вампира пролетел сквозь узкую щель между щитами и раздробил Лисквиллу переносицу.

Не успел еще Лисквилл пошатнуться, не успел кто-либо из присутствующих пустить стрелу, чтобы утихомирить убийцу, не успела обнаженная рабыня-девушка, обещанная в награду уцелевшему гладиатору, набрать воздуха в легкие для пронзительного крика, а волшебный взор Смерти уже сосредоточился на Харборриксене – городе-цитадели Короля Королей. Но не на внутреннем убранстве громадного Золотого Дворца, в котором Смерть успел заметить его пышность и великолепие, а на грязной мастерской, где очень старый человек смотрел прямо перед собой, сидя на грубых нарах, искренне желая, чтобы холодный свет зари, проникающий сквозь окна и ставни, больше никогда не тревожил паутинки, призрачно мерцавшие над его головой.

Этот старец, который носил имя Горекса, был в Харборриксене, а возможно, и во всей Невоне, самым искусным умельцем: он работал с драгоценными и черными металлами, изобретал хитроумные механизмы. Но последние тяжкие двенадцать месяцев он не занимался работой, утратив к ней интерес, как, впрочем, и к другим радостям жизни. Собственно, это произошло с тех пор, как его единственную правнучку Исафем, которая была последней уцелевшей наследницей и одаренной ученицей в его трудном деле, изящную, красивую и едва сформировавшуюся девочку с миндалевидными глазами, колючими, как иголочки, насильно уволокли в гарем Короля Королей. Его очаг стал холодным, инструменты покрылись пылью, а сам он был во власти скорби.

Смерть был настолько удручен увиденным, что добавил только каплю своего горького юмора к черной меланхолии, медленно и с трудом текущей по натруженным венам Горекса, мгновенно и безболезненно скончавшегося, оставшись наедине со своей паутиной.

Так что от аристократа и ремесленника Смерть избавился двумя щелчками большого и указательного пальцев, оставив напоследок двух героев.

Миновало двенадцать ударов.

Смерть вдруг почувствовал, что, хотя бы ради эстетического удовлетворения, герои должны уйти из жизни в стиле хорошей мелодрамы, когда только одному из пятисот разрешается умереть от старости в собственной постели, да и то по иронии судьбы. И необходимость этого была настолько велика, что позволяла, а он верил, что имеет на это право, использовать откровенную и неприкрытую магию без всякого налета реализма, как в случае со всеми прочими особями, навевавшими на него тоску.

Так что следующие два удара сердца он слышал сквозь тихое течение мыслей, слегка массируя виски кончиками пальцев. В его мозгу возник образ Фафхрда, чрезвычайно доброго и весьма романтичного варвара, чьи мозги варили одинаково хорошо, причем неважно, был он пьян или. трезв. А вот и образ его закадычного друга Серого Мышатника, наверняка одного из самых умных и смышленых воров во всей Невоне, обладавшего, несомненно, просто чудовищным самомнением.

Все же едва ощутимое угрызение совести, которое Смерть испытал на этот раз, было куда значительнее того, что тронуло его в случае с Лисквиллом. Фафхрд и Мышатник служили ему верой и правдой, причем на разный лад, в отличие от Безумного Герцога, набившего руку на рукопашной, в которой предпочитал исключительно резню и рубку на боевых топорах. Да, огромному бродяге-северянину и маленькому ехидному пройдохе предстоит стать весьма достойными фигурами в последней партии Смерти.

Тем не менее было очевидно, что по окончании игры все пешки до одной придется снять с доски, даже если они дойдут до последней клетки, став королем или королевой. Тут Смерть напомнил себе, что должен непременно умереть сам, поэтому принял интуитивно-творческое решение, быстрое и безжалостное, как стрела, ракета или полет падающей звезды.

Бросив мимолетный взгляд на юго-запад, на огромный освещенный утренней зарей город Ланкмар, Смерть успокоился, обнаружив Фафхрда и Мышатника. Оба обосновались в хлипкой комнатушке на вершине гостиницы, обслуживающей обедневших торговцев и выходцев из крестьян, с окнами на Сенную улицу, рядом с Главными Воротами, а потом вновь заглянул в замок Лисквилла, где все еще продолжалась бойня. Как всякий талантливый художник, Смерть в своих импровизациях пользовался только подручным материалом.

Лицо Лисквилла было разворочено. Девочка-рабыня взвизгнула. Самый могучий из берсеркеров, чье огромное лицо исказилось бешеной яростью, которая не погаснет до тех пор, пока не иссякнут силы, ударил сплеча по розовому, покрытому прозрачной кожей черепу убийцы Лисквилла. И в тот же миг – пусть напрасно и даже глупо, но большинство деяний Смерти случаются именно так, – шальная стрела, пущенная с галереи, едва не пронзила мстителя.

Смерть поколдовал, и берсеркера не стало. Десяток стрел пронзило пустое место, и на этот раз Смерть воспользовался принципом экономии материала, снова заглянув в Харборриксен в большую келью, освещенную слабым светом, проникающим сквозь зарешеченное окна Келья была расположена в самом сердце гарема Короля Королей. Как ни странно, там в нише находился маленький горн, несколько молоточков и множество других приспособлений для работ по металлу и, наконец, небольшой запас обыкновенных и драгоценных металлов.

В центре кельи, рассматривая себя в полированном серебряном зеркале миндалевидными, колючими глазами, теперь совсем безумными, стояла удивительно хрупкая девушка не более шестнадцати лет от роду, совершенно нагая, если не считать четырех филигранных серебряных украшений. Собственно, она была даже больше, чем обнажена, поскольку каждый волосок на ее теле, за исключением ресниц, был заменен удивительной сине-зеленой татуировкой.

Даже теперь, спустя семь лун, Исафем находилась в одиночной камере за нанесение увечий на лица любимых содержанок Короля Королей – близнецов Илмереток – во время гаремной свары. Правда, в глубине души Король Королей не очень огорчился этим событием. Скорее, изувеченные лица его излюбленных милашек только усилили их притягательность для его извращенного вкуса. Но в гареме нужно было блюсти дисциплину – отсюда и заключение Исафем, полное лишение волос у нее на теле, причем строго по одному за раз, и татуировка.

Король Королей был бережливым человеком, в отличие от большинства монархов, заставляя всех своих жен и наложниц заниматься привычной работой, а не бездельничать, принимать ванны, сплетничать и браниться. Поскольку Исафем к этой работе привыкла и, исполняя ее, могла принести максимальную пользу, ее обеспечили кузнечными принадлежностями и металлом.

Но несмотря на ее ежедневные занятия и изготовление бесчисленных ювелирных украшений, молодой разум Исафем остервенел от двенадцатилунного заточения в гареме, семь из которых она провела в одиночной камере, а также от того, что Король Королей все же имел наглость нанести ей визит для удовлетворения своей похоти или для чего-то там еще, несмотря на очаровательные металлические побрякушки, которыми она его задарила. Больше ее не посещал ни один мужчина, за исключение евнухов, наставлявших ее в искусстве любви. В такие моменты она, конечно, было крепко связана, иначе бросилась бы на их поганые лица, словно дикая кошка. Но и так они буквально захлебывались ее плевками, тех не менее давали обстоятельные советы насчет ее работы, которые она гордо игнорировала, как и прочие их слащавые речи.

Вместо этого ее творчество, подогреваемое мукой пыток и безумной жаждой свободы, приобретало все новые и новые формы и направления.

Всматриваясь в серебряное зеркало, она внимательно изучала четыре украшения, свисавшие с ее щуплой и вместе с тем выносливой фигуры Это были две нагрудные чашечки и два наколенных браслета, состоящие главным образом из тончайшей серебряной филиграни, которая хорошо сочеталась с ее зелено-голубой татуировкой.

Один раз ее взгляд скользнул по плечам одного человека, не обратив внимания на обезображенную голову, покрытую изящной, фантастической тюбетейкой, и перенесся на серебряную клетку, в которой на жердочке сидел сине-зеленый попугай с холодными, злорадными глазами, похожими на ее собственные, – вечное напоминание об одиночном заключении.

В ее филигранных украшениях чувствовалась какая-то странность – нагрудные чашечки, закрывающие соски, оканчивались короткими стрелами, направленными прямо вперед, а наколенники поднимались до самых бедер и были украшены четырьмя вертикальными ромбами толщиной с человеческий палец.

Эти элементы благопристойности были не очень броски, иглы отливали сине-зеленым светом, сливаясь с ее татуировкой.

Поэтому Исафем, разглядывая себя, хитро и одобрительно улыбалась. И поэтому Смерть смотрел на нее с еще большим лукавством и куда большим одобрением, чем любой из евнухов. И именно поэтому она вдруг исчезла из своей кельи во вспышке пламени. И не успел сине-зеленый попугай выразить криком свой испуг, как глаза и уши Смерти оказались в другом месте.

Оставалось только семь ударов сердца.

Теперь уже казалось вполне возможным, что в мире Невоны существовали боги, о которых даже Смерть ничего не знал и которые время от времени вставляли ему палки в колеса. Или вероятность была такой незначительной величиной, что и сама необходимость. Так или иначе, но в то время, в то самое знаменитое утро, когда северянин Фафхрд, который обычно дрых до самого обеда, вскочил с первыми лучами серебристого рассвета, выхватил свой любимый Серый Прутик и на ощупь выбрался из своей каморки на крышу, где начал упражняться в искусстве фехтования, грохоча ногами при выпадах и время от времени издавая воинственный крик, не заботясь об усталых торговцах, пробуждающихся со стонами и проклятиями внизу. Вначале он дрожал от холода, которым тянуло из подозрительного зеленого болота, но вскоре он вспотел от упражнений, пронзая и парируя все время, вначале небрежно, постепенно, потом увеличивая скорость и показывая истинный профессионализм.

Не принимая во внимание Фафхрда, в Ланкмаре было тихое утро. Колокола еще не звонили, глухие гонги не возвещали о кончине кроткого правителя города, и жуткие слухи о семнадцати кошках, пойманных и загнанных в Великую Тюрьму, где они, сидя в одиночным камерах, ждали суда, не успели распространиться.

Так уж получилось, что в тот же день Мышатник тоже очнулся до рассвета, который он обычно просыпал часа на два или три. Он свернулся на куче подушек за низким столиком, прижав руку к подбородку и закутавшись в серую шерстяную робу. Время от времени он, морщась, посасывал винцо, кисло размышляя о злом и неблагодарном народце, с которым он познакомился на протяжении своей беспутной жизни. Мышатник не обращал внимания на кульбиты Фафхрда и заткнул уши, чтобы не слышать шумных пируэтов, но чем сильнее он старался заснуть, тем все больше покидал его сон.

С налитыми кровью глазами и пеной у рта Фафхрд материализовался в берсеркера, которому, по-видимому, только недавно присвоили звание стражника низшего ранга. Его правая рука была выброшена вперед, вниз и чуть вправо, а сабля немного наклонена. Он немного оторопел от внезапного превращения, но быстро сориентировался благодаря своей умственной тупости, мгновенно прицелился в обнаженную шею северянина своей зазубренной симитой, которая сразу сверкнула веером коротких широких кинжалов, испачканных не так уж давно кровью. Но в тот же миг чисто автоматически Фафхрд привел в действие свою защиту, сделал высокое карте, отразившее меч берсеркера, так что тот просвистел над головой Фафхрда со звуком, напоминавшим звон стального прута, которым ударили по железной ограде – видимо, это зубья симиты встретились с клинком варвара.