Текст книги "Мрак, сомкнись"

Автор книги: Фриц Ройтер Лейбер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 46 страниц)

Глава 27

Брехт и Марго обыскали склон скалистой горы до самой ее вершины, прошли двести метров за автомобилями, тщательно прочесывая местность, однако никого не встретили, а только спугнули четырех ящериц и одного ястреба. Долина, находящаяся между двумя последними горными хребтами, была черной. От всей растительности остались только мокрые обгоревшие кусты вереска, а также обугленные скелеты карликовых дубов. Вероятно, несколько часов назад все дотла сгорело при пожаре – это, наконец, объясняло, почему никто не подъезжал с той стороны.

Кларенс Додд и Гарри Макхит ускорили разведывательную акцию, присоединившись к Марго и Брехту. Макхит спустился вниз и пошел по левой стороне склона к краю пропасти, где и убедился, что она спускается вертикально вниз на протяжении двухсот метров до самого скального выступа, а дальше находится крутой каменистый склон, поросший кустами.

Они не нашли ни одного револьвера мужчины в черной шляпе – они упали в пропасть или застряли между неровными скалами.

В двух автомобилях за скалой они нашли ключи, которые Брехт спрятал в карман. Поскольку уже темнело, Додд осветил салоны автомобилей фонариком и с регистрационных карточек, засунутых за руль, переписывал фамилии владельцев, раздумывая, не является ли один из них тем самым садистом, который убил Черную Делию. Наверняка мужчина в черной шляпе и двое его помощников ехали в этих автомашинах, когда с противоположной стороны показался красный «корвет» с девушкой за рулем и тогда… пожалуй, еще до дождя, когда вокруг пылал огонь, создавая истинно сатанинскую… нет, лучше об этом не думать!

Тем временем Хантер и Хиксон обернули тело девушки плащом Брехта и маленьким полотнищем брезента из фургончика. Они подняли труп метров на тридцать в гору и уложили в небольшую пещеру, которую нашел Макхит. К брезенту они прикололи небольшую записку, в которой написали обстоятельства смерти девушки. Записка была написана водостойкими чернилами из авторучки Додда. Вместо фамилии девушки они поставили знак вопроса, то же самое было проделано и после предполагаемого адреса девушки, списанного с регистрационной карточки автомобиля. Дылда провел короткое, странное богослужение, после чего начертил у себя на лбу странный, оканчивающийся петлей знак креста, похожий на египетский знак жизни.

Все сразу приободрились, хотя теперь, когда они уже не чувствовали страха и напряжение прошло, они поняли, что буквально падают от усталости и должны заночевать здесь. Они начали готовиться к отдыху: большинство, в том числе и оба раненые мужчины должны были спать в автобусе, поскольку было холодно, а перед рассветом могло похолодать еще больше. Хиксон опасался, не сдвинутся ли со склона скалы в случае нового землетрясения, но Брехт объяснил, что раз они не упали до сих пор, то уже не упадут, и добавил, что толчки, которые вызвало в течение первых часов гравитационное поле Странника, уже закончились.

Брехт решил, что два человека завернутся в одеяла, вооружатся карабинами и серым, странным пистолетом Марго и будут ночью нести стражу в небольшой нише между скалами, несколько ниже вершины склона и точно под скалой, блокирующей долину. Он заявил, что Додд и Макхит будут дежурить до полуночи, Хантер и Марго – с полуночи до половины третьего утра, а сам он и Рама Джоан – с половины третьего до рассвета. Хиксон со вторым карабином будет спать в автобусе на кресле водителя, а женщины, после того как сменятся с поста, – в фургончике вместе с Анной.

Ванда начала было насмехаться над этой идеей, но колкое замечание Брехта сразу же закрыло ей рот.

Они разожгли примус и вскипятили воду, чтобы приготовить кофе с молоком, и съели бутерброды с ореховым маслом и мармеладом.

Сначала Марго думала, что не сможет проглотить эти сладкие детские лакомства, но после первого же куска почувствовала такой голод, что уплела три бутерброда и выпила две чашки кофе с молоком. Она почувствовала себя радостно возбужденной, словно после выпивки, – перед ее глазами периодически возникал вид трех грабителей, сметенных со скалы выстрелом из ее пистолета. И от этого чувства она беззаботно говорила собравшимся все, что приходило ей в голову в данную минуту.

За автобусом она увидела Дылду и прямо спросила у него:

– Правда ли, что у вас две жены? Ида и Ванда – в самом деле две жены?

Дылда, нисколько не смущенный этим вопросом, склонил седую голову, ответив:

– Да, это правда. Согласно нашей вере, они обе мои жены, а я их кормилец. Эта связь дает нам много преимуществ. Я женился на Ванде из-за ее духовных достоинств. Теперь, конечно, со временем это все изменилось…

Нахмурившийся старый водитель услыхал ответы Дылды, что-то презрительно буркнул и повернулся к ним спиной.

– Что, завидуешь ему, дедушка? – дружелюбно, хотя и несколько злорадно, рассмеялась Марго.

Тигрица в третий раз накормила кошку и посмотрела на Пола презрительным взглядом. Потом, как он, впрочем, и ожидал, обдуманно человеческим жестом пожала своими красивыми фиолетово-зелеными плечами, более гибкими, нежели плечи теннисиста или индусской танцовщицы, и повернулась к пульту пищи. Через мгновение она подплыла к нему с сумкой в одной руке и двумя узкими трубками в другой. Зависнув над ним, Тигрица смерила его взглядом, словно в неожиданной неуверенности – впихнуть ли ему силой пищу в рот, или же ввести ее в вену, или через прямую кишку.

У Пола ужасно болели мышцы, горло горело от жажды, голова кружилась – впрочем, не столько от голода, сколько от избытка впечатлений. Однако больше всего его раздражали изменения в. поведении Тигрицы. Когда Мяу ела, Тигрица танцевала. Это был прекрасный, быстрый, ритмичный танец – большая кошка делала пируэты, попеременно отталкиваясь от пола и потолка летательного аппарата. Одновременно кабину заполняла странная музыка, а загадочный свет мерно подрагивал.

Сейчас Пол осознал, что Тигрица от природы передвигается на кончиках пальцев, словно балерина, потому что она – существо пальцеходящее, а не стопоходящее. Он отметил, что ее стопа состоит из одних пальцев, а выше размещенная пятка является эквивалентом нижнего локтя в плече земных четвероногих.

Ее танец очаровал его до такой степени, что он забыл о боли и страхе.

Теперь красивая танцовщица снова была бесчувственной, бездушной, презирающей его медсестрой – что за отвратительная метаморфоза!

И несмотря на жажду, он с грустью покачал головой, пытаясь сжать запекшиеся губы. Пол нахмурил брови и серьезно посмотрел на нее, прося глазами о снисхождении, – он осознавал, что выглядит сейчас действительно, как связанная, с заткнутым ртом обезьяна, которая умоляет, чтобы ее освободили.

Тигрица улыбнулась, не размыкая губ, – он был уверен, что она снова издевательски подражает человеку – и продолжала внимательно к нему присматриваться.

Сейчас была ночь, так что он находился на корабле уже двенадцать часов, поскольку когда он последний раз видел Землю, то видел – у него не было никаких сомнений – Сан-Франциско, над которым опускалась ночь. Он видел черные пепелища, дома, опаленные дымом пожаров, погашенных проливными дождями, а также десятки судов у Золотых Ворот. Потом летающая тарелка наклонилась, и Пол увидел восходящего Странника с диском, напоминающим мандалу, – планету окружало асимметричное, сверкающее кольцо или же, как через мгновение понял Пол, то, что осталось от Луны.

Тигрица подвинулась ближе, зеленой лапой прикоснулась к запястью правой руки Пола, после чего снова отодвинулась. Пол с огромным удивлением почувствовал, что рука у него свободна. Он пошевелил пальцами, согнул их, а затем выпрямил ладонь, ощущая при этом не такую сильную боль, как ожидал, и уже хотел поднять руку ко рту, когда неожиданно остановился.

Если он прикоснется к губам, она может превратно понять этот жест и немедленно запихнет ему в рот трубку.

Поэтому он прикоснулся ко лбу, потом плавным движением опустил руку ко рту и указал на ее остроконечные уши.

– Хочешь поговорить, да? – спросила Тигрица. – Обезьяна и кот – большой разговор?

Она медленно покачала головой.

– Нет! Ты будешь визжать и упрашивать. Один вопрос, десять, пять тысяч! Я хорошо знаю обезьян!

Пол потерял надежду. Одновременно им овладела ни на чем не основанная уверенность, что, если бы Тигрица хотела, она смогла бы говорить совершенно правильно, однако не хочет. Так же порой ведет себя обычный человек, который мог бы говорить совершенно правильно на любом чужом языке, но однако в его речи проскальзывает определенный акцент, определенные грамматические структуры, которыми он пользовался, когда начинал учить данный язык, только для того чтобы подчеркнуть этим свою обособленность и выразить свое критическое отношение к языковым уродствам чужого языка.

– Я скажу, – произнесла Тигрица, идя на компромисс.

После этого она в темпе стенографистки, зачитывающей протокол судебного заседания монотонным голосом, словно все это ей надоело, сказала:

– Я высшая галактическая цивилизация. Читаю мысли, передаю мысли, странствую в подпространстве, живу вечность, если захочу, могу взрывать звезды. Не веришь? Слушай внимательно, обезьяна! Растения поглощают неорганические субстанции. Животные едят эти растения, и они выше растений. Коты едят этих животных – и они выше всех! Обезьяны же едят все – и это мерзость!

Странник путешествует в подпространстве, – продолжала Тигрица. – А для этого ему необходимо много топлива, много материи для его конверторов. Ваша Луна вполне подходит для этого. Разрушить ее, превратить в порошок, высосать всю ее массу до остатка. Наполнить этой материей резервуары, и снова в путь! А вы, обезьяны, излишне боитесь и горячитесь!

Когда она умолкла, Пол в течение долгих пяти секунд кипел от злости. Кипел от того, что это существо так бездушно все упрощает. Через мгновение он, однако, осознал, что с этим ничего нельзя поделать. Он медленно втянул в себя воздух, стараясь успокоиться. Подняв руку, он прижал ладонь к лицу и тут же быстро отвел ее в сторону, словно хотел сказать:. «Долой кляп».

Ему пришло в голову, что, коль скоро эта кошка читает его мысли, нет смысла играть с ней в жестикуляцию, но тут же, почти сразу понял, что все это для нее всего лишь забава. Коты любят играть с беспомощными слабыми существами, Тигрица не составляла исключения.

Она подтвердила его предположение, когда с улыбкой медленно покачала головой. Она сморщила верхнюю губу, и острые кончики усов сомкнулись у нее под носом, создав маленький кружок.

Пол решил попробовать еще раз. Он повторил движение, означающее «долой кляп», но тут же опять поднес руку ко рту, словно держал в ней стакан, и наклонил ее, делая вид, что пьет. Наконец, он приложил к губам указательный палец.

Звездообразные зрачки Тигрицы сузились до двух точек, когда она посмотрела Полу в глаза.

– Я дам тебе пить, но ты не будешь разговаривать! Ни одно слово, да?

Пол торжественно кивнул головой.

Кошка достала из сумки белую пластиковую бутылку, примерно в четверть литра, и поднесла ее ко рту человека.

– Я осторожно нажму, а ты соси, – сказала она и верхом другой лапы погладила его по щеке и подбородку.

Одеревенение прошло, и одновременно с этим холодное дуновение принесло облегчение его запекшимся губам. Жидкость, похожая на молоко, сильно пахла мускусом. Пол на мгновение задумался, кошачье ли это молоко, или синтетическое и годится ли оно для питья человеку, но тут же вынужден был признать, что не остается ничего, как только доверять Тигрице.

Когда первая жажда была утолена, он инстинктивно потянул руку к бутылке. Кошка не оттолкнула его руку и не сразу отняла свою, так что в течение нескольких секунд Пол чувствовал рядом со своими пальцами подушечки ее лапы, мягкие как бархат, шелковистый мех, а также изогнутый, спрятанный твердый коготь. Через мгновение Тигрица убрала лапу, проговорив при этом:

– Осторожно… будь…

Когда он выпил все молоко, то протянул кошке пустую бутылку и собрался было уже поблагодарить ее, но прежде чем он это сделал, Тигрица легонько ударила его лапой по губам, снова засовывая мнимый кляп ему в рот.

Пол мрачно подумал, является ли этот кляп только самовнушением, или же это какая-то неощутимая пленка, а может быть, это нечто совершенно иное. Но тут его разум окутался какой-то дымкой, мысли медленно закружились. Он старался сфокусироваться, пытался осмыслить их, но все было тщетно. О, боже! Неужели он так устал или она дала ему какие-то снотворные средства?

Но на этот вопрос оказалось уже очень трудно ответить, так как умственные способности были ему уже не подвластны.

Засыпая, он отметил, что невидимое солнце, окружающее его, медленно угасает, погружая кабину во мрак. Сквозь сон он почувствовал, что пушистая лапа Тигрицы освобождает от пут его руки и ноги, оставляя невидимый узел только на правой ноге.

Пол свернулся клубком, словно эмбрион во чреве матери, и погрузился в глубокий сон. Последнее, что он услышал, был безразличный голос Тигрицы:

– Спокойной ночи, обезьяна.

Глава 28

Обитатели Земли в пятый раз увидели на диске Странника символ инь-янь. Странник уже двадцать четыре часа поднимался над Землей. В международной исследовательской станции на Южном полюсе, где как раз была зима и ночь тянулась длинными месяцами, метеорологи видели, как Странник сделал полный круг по бессолнечному небу, все время сохраняя одинаковую высоту над ледяным горизонтом, и теперь снова повис в том месте, где появился первый раз, то есть над горами Королевы Мод и землей Мари Бирд. Сильный фиолетовый свет отражался от снега и освещал мертвенным блеском пустынную местность.

Неизвестная планета возродила верования в сверхъестественные силы и вызвала у людей маниакальные неврозы различного типа.

В Индии, которая до сей поры избежала серьезных землетрясений, толпы чтили Странника громогласно во время всенощных обрядов. Некоторые считали, что это планета Кету, которую наконец-то выплюнула змея. Брамины провозглашали, что эта новая планета извещает о начале новой эры.

В Южно-Африканской Республике негры отнеслись к Страннику как к символу кровавого победного восстания против власти белых. В протестантских странах тысячи людей, которые до этого момента никогда не читали Библии и даже не заглядывали в нее, теперь с глубоким вниманием изучали Апокалипсис. В Риме новый папа астроном-иезуит боролся с суеверными интерпретациями событий, во всем мире репортеры искали подходящие фотопринадлежности, чтобы иметь возможность снимать на фоне Странника кинозвезд и других не менее знаменитых деятелей.

Один английский теософ, живущий в Египте, узнал в кошачьем существе, выглянувшем из летающего блюдца, добрую богиню Баст, что и послужило стимулом к новому взрыву Культа Кошек. По мнению этого теософа, новая планета была сестрой-близнецом богини Баст, разрушительницей Сахмет, глазом Ра.

В Париже два кошачьих существа, совершая ту же ошибку, что и Тигрица, освободили из зоопарка всех тигров, львов, леопардов и других хищников.

В Берлине, где животным угрожало наводнение; кошачьи существа выпустили из вольер все население Тиргартена.

Даже странно подумать, что в это самое время Дон Мерриам удобно спал в маленькой кабинке на Страннике, а Пол видел чудесные сны в машине Тигрицы.

С одной стороны, Странник вызвал огромный переполох и довел многих людей до безумия. Но, с другой стороны, его неожиданное появление и вызванные им катастрофы подействовали, как шокотерапия. Во многих психиатрических лечебницах в отделениях для буйнопомешанных больные выздоравливали. В их психике произошла перемена, когда они увидели, что невероятные, неправдоподобные вещи становятся действительностью, приводя в панику медицинский персонал больниц. Они поняли, что по сравнению с космическими катастрофами психоз или невроз совершенно не страшны.

Некоторым людям в последние минуты их жизни Странник открыл глаза на правду, если даже не дал им возможности убежать от ее последствий. Ранним утром Фриц Шер, по пояс в воде, выглянул из окна Института Исследований Приливов и увидел, что тучи на западной части неба рассеялись. Из-за них выглянул Странник и светил ему прямо в лицо. Пока Фриц все понял, его окатил новый поток воды и оттащил от окна. Проплывая рядом с машиной, прогнозирующей приливы, Фриц напрасно пытался схватиться за ее гладкие края. До последнего вздоха он неустанно повторял:

– Нужно было умножить на восемьдесят?

Когда гостиница покачнулась, а вместе с ней и темная комната на третьем этаже, Барбара почувствовала, как кровать на колесиках легко двинулась вперед. Она хотела было вскочить, но успела совладать с испугом и только ближе подвинулась к старому Кеттерингу.

Час тому назад старика начала бить крупная дрожь. Раньше ему страшно докучала жара, а теперь, когда холодные воды Атлантики залили Флориду, холод не давал ему покоя.

Бенджи, с мертвенно бледным в свете Странника лицом, стоял у окна.

– Вода уже залила первый этаж, – жаловался он, – и продолжает быстро подниматься. О, вот плывет дачный домик. Слышите, как он бьется о стену гостиницы? Треск дьявольский, должен сказать.

– Лезь в постель, Бенджи, и немного поспи! – крикнула из угла комнаты Эстер. – Если гостиница должна рухнуть, так она рухнет, и ты ничего не сможешь сделать. Если вода достигнет третьего этажа, ты не скажешь ей, что вход воспрещен.

– Я не могу быть таким спокойным, Эстер, – пробурчал Бенджи. – Только сейчас я понял, что должен был остаться около автомобиля и стеречь, чтобы никто не забрал его с холма. Хотя… наверняка вода вот-вот дойдет и туда.

– Пусть только кто-то отважится прикоснуться к «роллс-ройсу»! – шепнула Барбара. – Стоянка на холме входит в те пять тысяч, которые мы заплатили за эти апартаменты.

– Мне интересно, забрали ли эти скряги кассу, потому что если не забрали, то вода наверняка ее похитит, – фыркнула от смеха Елена.

– Тихо! – крикнула Эстер. – Бенджи, ложись!

– Что мне от этого? – мрачно спросил он, не отходя от окна. – Елена спит со стариком и греет его. А от того толстого слоя пудры, который наложила на меня мисс Барбара, у меня зудит лицо.

– Перестань брюзжать. Мы с Еленой, на крайний случай, сойдем за медсестер, но тебя необходимо было немного отбелить. Конечно, все равно будет всем понятно, что ты не белый, но это хоть что-то может нам дать. По крайней мере, видно, что ты стараешься, а добрая воля и тысячедолларовый банкнот могут далеко привести.

– Снова видно это чудовище на Страннике, – буркнул Бенджи, поднимая голову и смотря в небо. – Быстро вращается.

Елена села на кровати.

– А может быть, мы… – неуверенно начала она испуганным голосом.

– Тихо! – резко сказала Эстер. – Вы должны сидеть тихо, а ты, Бенджи, лезь в постель! Мы должны с пользой истратить те пять тысяч долларов. Когда ты будешь по шею в воде, я разрешаю тебе подать голос, но ни на минуту раньше! Понятно? Спокойной ночи!

Лежа в темноте, Барбара думала об автомобилях, которые мчатся сейчас на север в поисках более безопасного места. Она думала о моторных лодках, которые сейчас свободны мчаться куда угодно. Думала о затопленных ракетах, находящихся в ста пятидесяти километрах отсюда, на мысе Кеннеди…

Старый Кеттеринг тихо застонал и начал что-то бормотать.

Барбара погладила его по сухой, покрытой морщинами щеке, но бормотание не прекратилось. Пальцы, которые он молитвенно держал на груди, дрожали. Барбара опустила руку на пол, достала куклу в черном белье и подала ему. Это успокоило старика. Барбара улыбнулась.

Здание гостиницы продолжало подрагивать.

Салли одела вышитое жемчугом, плотно облегающее ее фигуру вечернее платье, которое нашла в шкафу спальни. Джейк вырядился в темно-синий шерстяной костюм, несколько мешковатый для него. Сейчас он выглядит, как щеголь пятидесятых годов. Они сидели у фортепиано, на крышке которого стояли два бокала и бутылка шампанского.

Комнату освещали двадцать три свечи – все, что Салли удалось найти в этой квартире. Темные портьеры скрывали окна, дверь лифта и балконную дверь.

Через плотные занавеси медленно просачивалась зловещая, пронизывающая до мозга Гостей тишина – она тяжестью ложилась на сердце, сжимала горло, замораживала огоньки свечей. Однако через какое-то время Джейк вырвался из этого завораживающего забвения, сильно ударил по клавишам, и громкий веселый припев рассеял тишину. Салли встала и, ритмично покачиваясь, начала громко и весело петь:

 
Я девушка в Ковчеге Ноя,
Ты мой старый Король Морей.
Наша любовь больше океана широкого,
Лестницы Иосифа или Арарата высокого.
Ты свил мне гнездышко посреди залива!
Мы любим друг друга и…
 

Левой рукой Джейк импровизировал аккомпанемент, а правой подал Салли листок бумаги.

– Спой второй куплет, – сказал он.

– О боже, Джейк! – воскликнула девушка. – Тут какие-то ненормальные слова! И как должна я петь эти кляксы?

– Эти ненормальные слова я нашел в интересном «списке самых важных небесных объектов», в одной из этих толстых книг твоего приятеля-интеллектуала. Мы должны создать соответствующее настроение, которое подходило бы к этой новой планете.

– Планеты-шманеты! Как мне это все надоело! Если бы не Хьюго, ты уже давно был бы под водой! Интересно, где он сейчас? Ну, хорошо, Джейк, играй.

Держа листок перед глазами, Салли снова начала извиваться всем телом:

 
Я девушка в Ковчеге Ноя,
Ты мой старый Король Бурь.
Наша любовь больше, чем все солнца,
Чем Орион или Мессира, сверкающая звезда,
Ты дал мне небоскреб, который задевает верхушки туч,
Мы любим друг друга и…
 

– Вот это будет бомба! – заливаясь радостным смехом, крикнул Джейк. – Мы соберем за это чудо аплодисменты!

– Да, – согласилась Салли, протягивая руку за бокалом. – Но мне почему-то кажется, что мы будем единственными артистами в холодном, влажном театре.

Ричард Хиллери чувствовал странное возбуждение, когда маршировал по обочине дороги, на которой быстро высыхали лужи соленой воды, по направлению на запад от Ислип. Внезапно прямо перед собой он увидел двух небольших серебристых рыбок и маленького зеленого рака, неуклюже ползущего по свертку мокрой материи, которая, скорее всего, была студенческой мантией. Тут же, посмотрев на юг, Ричард увидел старые башни Оксфорда, а на них четкий коричневый след оставленный водой во время прилива. Он задержал дыхание, поднял руки и стоял так, словно намеревался прыгнуть с трамплина, – он вообразил себе, что плывет, как безумный, по водам Северного или Ирландского моря, которые только несколько часов назад заливали окрестности Оксфорда.

Все еще возбужденный, он рассмеялся, опустил руки и пошел быстрым шагом. Временами ему становилось не по себе при виде того, что выбросила на берег вода, особенно если это касалось человеческих трупов. Однако он твердо придерживался принципа, которым, может быть, пользовались все пешеходы во все времена: не смотреть на то, что не движется. В течение последних нескольких километров он несколько раз вынужден был напоминать себе о непоколебимости этого принципа. Пока что ни одна из мокрых фигур, которые он видел, не пошевелилась.

Ему повезло, потому что неподалеку от холмов Чилтерн, где он ночевал, он остановил автомобиль, который подвез его на значительный отрезок пути. Ричард отправился в путь ночью, сразу же после того, как увидел на востоке воду. На шоссе его подобрала супружеская пара, едущая из Литтворка. Они ехали в Оксфорд за сыном, о котором очень беспокоились. Они не верили в наводнения и были склонны недооценивать их. Супруги угостили Ричарда бутербродом и несколькими глотками кофе. Через какое-то время их движение замедлилось, так как на дороге скопилось огромное количество автомобилей. К утру они наконец добрались до залитой равнины Оксфорда и там, на размокшей болотистой дороге, застряли окончательно в дорожной пробке. Ричард попрощался с этими милыми людьми и вылез из машины. Пробке, казалось, не было конца, и Ричард уже не мог без сочувствия смотреть на своих попутчиков, сидевших в ошеломлении и отчаянии, не знавших, что делать.

Нужно составить план, думал он, быстро шагая в группе других людей и глядя на двойной поток обрызганных грязью автомобилей, медленно движущихся на запад Ричард прошел по забитому людьми и машинами мосту, который отделяло от бурлящей воды примерно метровое пространство, на другую сторону реки Червелл. Он подумал о том, соленая ли вода там, внизу, но не остановился, чтобы проверить.

Он также подумал, вошла ли в глубь суши вода, которая ночью вызвала наводнение, по руслу Темзы, или же она добралась сюда из далекого залива Уош на западном побережье Англии, где прилив обычно достигает десяти метров, заливая по дороге низину Фенландс, возвышение между Девентри и Бичестером и даже ущелья в горах Котсволрд. Но подобные рассуждения не приводили к возникновению плана, а солнце жгло ему спину.

Он также думал о том, насколько далеко в глубь страны прошла вода, но тут раздался тихий приглушенный шум мотора и люди двинулись ближе к дороге: двумястами метрами дальше маленький вертолет снижался для посадки. Пилот, молодая женщина в грязном переднике санитарки, выпрыгнула из кабины на землю и подбежала к единственному существу, которое не испугалось приземляющейся машины: к молодой женщине, сидящей в грязи, с ребенком на руках. Женщина-пилот забрала ребенка, заставила молодую женщину встать, подвела ее к вертолету и помогла сесть в машину. После этого, не отвечая на крики и вопросы людей из толпы, она быстро взобралась в кабину, и вертолет начал медленно подниматься в воздух.

Ричард, злой на самого себя, выругался и двинулся вперед. Подобные сцены наполняли его грустью и вовсе не приближали к принятию какого-либо решения.

Вскоре, однако, он все же смог обдумать определенный план. Прежде чем вода снова поднимется, необходимо во что бы то ни стало добраться до гор Котсволрд. Переждать прилив, затем во время отлива направиться в сторону Тьюксбери, пройти равнину Северна и добраться до гор Мальверн. Так, шаг за шагом, он дойдет наконец до Черных Гор в Уэльсе, где его, пожалуй, не настигнет даже самый большой в мире прилив. От такого чудесного плана он воспрял духом.

Конечно, было бы лучше вернуться на холмы Чилтерн или взобраться на не слишком высокие горы, находящиеся к востоку от Ислипа. Однако Ричард сумел вовремя предусмотреть тот факт, что эти места будут занимать толпы людей, продолжающие бежать на запад от Лондона. Кроме того, наибольшее отвращение будила в нем мысль, что он должен был бы теперь где-то остановиться, хотя бы в безопасном месте наверху, и там ждать в бездеятельности. Это было невыносимо – он чувствовал, что должен, обязан идти вперед. Кроме того, он хотел осуществить план, который составил с таким усилием.

Он сказал о своем плане двум пожилым мужчинам, с которыми шел уже пару часов. Первый ответил, что план этот совершенно нереален, сумасшедшая идея, и только. Другой заметил, что таким образом можно было бы спасти половину Англии и поэтому следует немедленно известить соответствующие власти. С этими словами он начал размахивать палкой, стараясь привлечь внимание пилота кружащегося над ними вертолета.

Ричард тут же потерял к этим людям всякий интерес, особенно к тому, второму, ускорил шаг и оставил их, поглощенных ожесточенным громким спором. Оживление неожиданно прошло, и Ричард понял, что его план – вообще весь мыслительный процесс, который склонил его к выбору именно этого пути, – имел целью только оправдать желание бежать на запад. Он ясно понял, что только что придуманный им план действий так же лишен смысла, как и странствия орд леммингов через Скандинавский полуостров к Атлантическому океану, где их всегда поджидала смерть. А может быть, думал он, потрясение и дезориентация, которым подвергся он сам и все вокруг, обнажили скрытый до сих пор под наслоением цивилизации первобытный инстинкт, который просто приказывает людям откликаться на тот же зов природы, что и леммингам?

Не замедляя шага, Ричард приблизился к дороге и начал наблюдать за проезжающими автомобилями, страстно желая отыскать свободное место или хотя бы подножку, на которой можно было подъехать дальше. Хватит думать об этих сусликах! Другого плана все равно не придумать! Но на ум упорно лез наиболее убедительный контраргумент одного из встреченных мужчин – до гор Котсволрд минимум четыреста километров…

Под утро новый прилив, значительно больше того, что был ночью, ворвался в Бристольский канал и залил территории, прилегающие к реке Северн, неся на своих волнах остовы судов, стоги сена, буи, сорванные с якорей, телеграфные столбы, тянущие за собой провода, разрушенные дома и трупы людей и животных. Среди утопленников был и Дэй Дэвис, который до последних минут жизни оставался романтическим уэлльским поэтом. Он миновал Гламорган, Монмут и вернулся в родные места, кружась в потоке несущегося вала в пятнадцати метрах под водой, словно мертвый финикийский моряк из стихотворения Т.-С. Эллиота.