Текст книги "Тень Александра"

Автор книги: Фредерик Неваль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

– Я никогда бы себе этого не позволил. Мой отец сказал мне, что вы не хотели предавать это дело гласности. Я переслал досье непосредственно спонсору.

– Но если не вы рассказали ему о деле, то кто же?

– Возможно, мой отец. Или ваш. Какая разница? Вы получаете свои деньги.

– Это не они, мсье Петер, я попросил их никому не говорить.

Он хмыкнул, и я понял, почему Ганс терпеть не может своего отца.

– Не надо впадать в паранойю, никто не украдет у вас вашу идею. Вы знаете, в этом деле у Йона глаза и уши повсюду. Он один из самых крупных наших инвесторов. Возможно, он обсудил все с Жаннин.

– С кем?

– С Жаннин Готъе. Она отвечает за спонсорские проекты. Нам с Йоном часто приходилось сообща финансировать какой-нибудь проект. Например, строительство новой лаборатории в Музее истории флота, – добавил он с совершенно неуместной гордостью. – Так у вас все?

– Благодарю вас за разъяснение, мсье Петер, – сказал я, делая огромное усилие, чтобы удержаться в рамках приличий. – Ганс здесь со мной, если хотите, я передам ему трубку, чтобы вы пожелали ему доб…

– Нет. Как я уже сказал вам, я очень занят, сегодня вечером улетаю в Гамбург.

– Мсье Петер, – с досадой произнес я, – мы в ближайшие дни отправляемся в Италию, может быть, у вас будет возможность…

– Извините, но я вынужден проститься с вами. Желаю приятного путешествия.

Он положил трубку прежде, чем я сумел поблагодарить его, а Ганс пожал плечами.

– Я же сказал тебе, что он дерьмо.

Меня все больше и больше охватывало беспокойство, я закурил сигарету. Наши поиски что-то слишком заинтересовали Юргена… Что за этим кроется? Он явно знал что-то такое, чего не знал я. Не вкладывают такие колоссальные деньги, освобождаемые от налогов или нет, не имея в голове точного плана.

В дверь позвонили. Ровно восемь часов. Моя новая ассистентка хотя бы пунктуальна.

К великой радости Ганса, она оказалась изящной молодой женщиной. Метр семьдесят пять ростом, тоненькая и легкая, с высокой грудью и миловидным личиком, обрамленным прекрасными золотисто-каштановыми волосами, спадающими на плечи. Короче, идеальная приманка для холостяка или юнца, которого мучают гормоны. Подозрения подтвердились после получасового разговора. У моей «ассистентки» были такие обширные пробелы в античной истории, что там можно было бы сажать баобабы. Но она проявляла незаурядную ловкость, чтобы избежать нежелательных вопросов и выведать что-нибудь у Ганса, так что я ни в коем случае не назвал бы ее пустоголовой обольстительницей. Маэ была женщиной столь же умной, сколь и привлекательной.

– Серьезно? – с удивлением переспросил ее Ганс. – Ты даже выступала в цирке?

Она широко улыбнулась:

– Да, конечно. И у меня даже осталось воспоминание об этом, – добавила она, задрав юбку, чтобы продемонстрировать маленький круглый шрам. – Вот, посмотри.

Ганс уставился на ее бедро.

– Это называется «неудачный двойной виток». Два моих страховщика ушли. Я упала плашмя на спину, и роликовая доска рухнула на меня сверху с восьми метровой высоты.

– Ты, должно быть, и подняться сама не могла.

– Не то слово. А ты, Морган? – с интересом спросила она, оглядывая меня с головы до ног. – Какой спорт предпочитаешь ты?

– Лопатку и мастерок.

Она, не спуская с меня глаз и посасывая кусочек китайской нуги, звонко рассмеялась.

Когда Маэ обращалась к мужчине, она выгибала поясницу, чтобы выставить вперед то, что, возможно, считала своим главным козырем. Ее попытки обольстить нас были так демонстративны, что я едва сдерживал улыбку, глядя на нее, хотя она, казалось, не обращала на это никакого внимания. Или она принимала меня за придурка, что было вполне вероятно.

– В таком случае я должна чаще ездить на археологические раскопы.

– Наверняка у вас будет много таких возможностей.

Несмотря на неоднократные попытки Маэ перейти со мной на ты, я не хотел этого делать, чтобы дать ей почувствовать, что не намерен переходить с ней на дружескую ногу.

Ганс ерзал, сидя рядом с ней на диване. Я терпел, пока он не начал задыхаться, словно собака, жаждущая, чтобы ее приласкали, и наконец решил поставить точку в этой гнусной комедии.

– Мелина забронировала билеты на самолет на завтра, – сказал я, собирая чашки, – а мне еще нужно утрясти кое-что сегодня вечером. Это отнюдь не означает, что я указываю вам на дверь, но…

– Могу я чем-нибудь тебе помочь? – с обворожительной улыбкой закинула удочку Маэ.

– У вас наверняка тоже есть свои дела, – ответил я, сопровождая такую же широкую, как у нее, улыбку ледяным взглядом.

Ей удалось сохранить радостное выражение лица, и только едва заметно задрожавшие губы выдали ее досаду.

– Значит, я приеду за вами завтра в семнадцать часов. Буду ждать внизу в такси.

Я дружелюбно пожал ей руку.

– Превосходная мысль.

– Я отвезу тебя? – весело спросила она Ганса, подкидывая на ладони ключи от машины.

Ганс уже готов был согласиться, но я положил свою железную руку на его плечо.

– Это очень любезно с вашей стороны, но еще час или два он мне будет нужен. Разве ты забыл, Ганс?

Он хотел было запротестовать, но я не убирал руку с его плеча.

– Да-а… – промямлил он с горестной улыбкой. – Надо закончить работу. Морган – рабовладелец.

Маэ бросила на меня насмешливый взгляд.

– В таком случае… я говорю вам «до завтра». Смотрите не заработайтесь.

Я закрыл за ней дверь, а Ганс, потирая плечо, выругался так, что покраснели бы солдаты в казарме.

– Если ты хочешь изображать из себя монаха, это твое дело, но не мешай наслаждаться другим.

Я бросил на него презрительный взгляд:

– Дуралей! Неужели ты ничего не видишь?

– Почему, вижу пару грудок, как…

Он сделал непристойный жест.

– Ганс… как ты думаешь, почему эта дамочка свалилась на нашу голову?

– Эта девочка провела здесь вечер, чтобы меня воспламенить.

Я кивнул, улыбнулся и схватил его за майку на груди.

– Маленький кретин!

– Мор, оставь меня!

Я приподнял его на несколько сантиметров, так что он касался пола только кончиками пальцев.

– Перестань! Перестань, черт побери!

– Это не девочка, – прошипел я в его искаженное лицо. – Это женщина, Ганс. Женщина, которая к тому же почти годится тебе в матери. И когда такая женщина заигрывает с таким ребенком, как ты, это значит, что она хочет сделать так, чтобы он во всем ей подчинялся. Это гадюка, которую Юрген подсунул, чтобы она шпионила за нами, несчастный клоун! – закончил я, отпуская его. – А ты торопишься броситься в пасть волку.

Он привел в порядок свою одежду и постучал пальцем по виску:

– Ты еще больше тронутый, чем отец! Тебе повсюду мерещатся подозрительные типы. Она нормальная баба, Мор, можешь мне поверить, я таких уже повидал.

– Ах да, ты донжуан! Олицетворение опытности!

– Ты думаешь, что все знаешь лучше всех, потому что появился на свет на пятнадцать лет раньше меня?

– Я знаю достаточно, чтобы определить шрам от пули.

Он побледнел, и его кадык на шее задвигался, а в горле что-то заклокотало.

– Ты говоришь это, чтобы припугнуть меня? – жалобно пропищал он.

Вздохнув, я отвернулся и, размахивая руками, зашагал по комнате.

– Мор! Мор, ты пошутил, ведь это не так? Мор!

Мы с Гансом воспользовались последним перед отлетом свободным утром, чтобы завершить инвентаризацию и попрощаться с полицейскими и Мадлен, которая настояла на том, чтобы мы позавтракали у нее.

– Эти несколько дней пролетели слишком быстро, – говорила она, насильно суя мне в руки печенье. – Мне будет недоставать вас и малыша.

– Полноте, – пытался утешить ее я, – уверен, что десятки людей готовы на все ради вашего печенья с орехами и кокосом.

Она с грустью улыбнулась мне:

– Больше всего Бертран любил это печенье. Я пекла его для него каждый четверг. В разумных количествах, – поспешила она уточнить, – из-за его холестерина. Мой муж его тоже обожал, – со вздохом добавила она. – Пусть он спит в мире.

– От чего он умер? – спросил Ганс, глотая два печенья разом.

Я пнул его под столом, он скривился.

– Разрушение центральной нервной системы, – снова вздохнула Мадлен.

– Что?

– Болезнь Альцгеймера, Ганс.

– А как ею заражаются?

Мой второй пинок он перенес с насмешливой улыбкой. А Мадлен дружелюбно, словно ничего не заметила, ответила ему:

– Ею не заражаются, мой мальчик. Это болезнь перерождения, которая проявляется в слабоумии.

Ганс вытаращил глаза.

– Прискорбные последствия изменений в структуре нервной системы. Атрофия коры головного мозга, атрофия долей мозга, местами. Это ужасная болезнь, Ганс, уж я-то знаю. – Она помолчала. – Я утверждаю это, потому что еще не забыла термины, это, пожалуй, хороший знак.

– Вы врач? – удивился я.

– О нет, конечно. Я была медсестрой в психиатрической клинике. Мне пришлось бросить моих пациентов, чтобы заняться мужем, а потом я служила у Бертрана. Когда мой дорогой Лионель умер, право, у меня не хватило духу вернуться к прежней работе. Сейчас я об этом сожалею, но поздно. В пятьдесят пять лет никому я уже не нужна.

– Я убежден в обратном.

– Как и Бертран, – кокетливо сказала она. – Он даже уговорил меня вернуться к своей профессии. Поступить на службу к одному его знакомому, который нуждается в психиатрической помощи после тяжелой аварии. А кончилось тем, что Бертран покинул нас, и теперь это дело рухнуло. – Она тряхнула головой и улыбнулась: – Но довольно о грустном! Вы молоды, и вам нужно жить полной жизнью, не думать обо всем этом. Какое прекрасное путешествие вам предстоит! О, Морган, пожалуйста, обещайте мне написать и прислать фотографии пирамид. Я всегда мечтала их увидеть. И еще статую Свободы и храмы инков. Господи, если бы у меня хватило смелости и денег…

Мы выпили по чашке чаю, и я сделал пометку в своем еженедельнике, пообещав написать ей. Бедная женщина была куда более подавлена смертью Бертрана, чем хотела показать это, и я думал, справится ли она с одиночеством, которое свалилось на нее.

Мы покинули Барбизон, нагруженные двумя коробками домашнего печенья, и Ганс не произнес ни слова до тех пор, пока мы не доехали до места.

– Что это с тобой? – спросил я.

– Мадлен будет тосковать. Как она без конца шутила с полицейскими и выдумывала, что бы такое приготовить…

Я бросил на него осторожный взгляд.

– А что? Она такая милая, правда? – У него задрожали губы, и он отвернулся. – Тебе приходилось целыми днями простукивать стены в поисках какого-нибудь тайника, поэтому ты почти не разговаривал с ней…

Озадаченный, я задумался. Выходит, в груди у нашего богатенького Ганса бьется доброе сердечко… Бедная Мадлен со своим великодушием сумела смягчить его. Это огромное достижение.

– Согласен с тобой, Мадлен женщина очень милая, и ничто не помешает тебе навестить ее, когда мы вернемся. Она будет в восторге, поверь мне.

Он пожал плечами, словно это вдруг перестало его интересовать.

– Угу, посмотрим. Я только на это и гожусь, не больше. Во всяком случае, – добавил он, выходя из машины, – ты поступишь благородно, если дашь мне ее адрес, чтобы послать ей фотографии пирамид, иначе, я ведь знаю тебя, ты его потеряешь.

– Ты не помнишь, я взял из дома несессер с туалетными принадлежностями? – спросил меня Ганс, когда я рылся в своем рюкзаке в поисках ключей.

– Я не слежу за каждым твоим шагом. Посмотри в своем чемодане, у тебя еще есть время купить зубную щетку.

– Морган… – пробормотал он. – Я думаю, тебе не потребуются ключи. Тебе нанесли визит.

Он толкнул дверь моей квартиры, и она с тихим скрипом приоткрылась. Замочная скважина была повреждена.

– Черт… – Я оттолкнул Ганса и поставил рюкзак на пол. – Оставайся здесь.

– Ты с ума сошел, – прошептал он. – Может быть, они еще там.

Я открыл дверь сильным ударом ноги, на случай если кто-то затаился за ней, и ворвался в квартиру, готовый опустить кулак на первую же попавшуюся голову. Никого в коридоре, в кухне и ванной. Никого в гостиной и стенных шкафах. И еще более странным казалось то, что ничего не переворошили и не украли. Впрочем, если присмотреться, книги и вещи, похоже, трогали, но потом поставили на место.

– Входи, Ганс!

Он вбежал в гостиную и огляделся.

– Должно быть, они очень удивились, увидев наш старомодный компьютер, – он все еще здесь.

– Или они приходили не за компьютером, – сделал вывод я.

Я бросился к нашему багажу, вытряхнув половину содержимого своего рюкзака на пол, извлек из него два картонных рулона, таможенные документы и записную книжку Лешоссера, что принесло мне неописуемое облегчение. Все было на месте. Ганс прав, должно быть, эти воры очень удивились, оказавшись в моей квартире.

– Это называется – легко отделались, – вздохнул я и рухнул на диван, пытаясь успокоить бешено колотившееся сердце.

– Угу…

Ганс внимательнейшим образом изучал записную книжку Бертрана.

– Все на месте, Ганс. О всемогущие боги! – добавил я, возводя глаза к небу.

– Да, на месте. Но в каком виде! – Он потряс записной книжкой. – Обрез помят. Вчера этого не было. – Он полистал ее. – Вырванных страниц нет.

Я вопросительно взглянул на него.

– Держу пари, что она сфотографирована или сосканирована, Мор.

– Ты мог помять обрез вчера, не заметив этого.

– Могу поклясться, что нет.

Я подполз к нему по ковровому покрытию и осмотрел записную книжку. Ганс был прав, она не была в таком жалком состоянии, когда я клал ее в сумку. Теперь я даже припоминал, как аккуратно засунул ее в стопку маек, чтобы предохранить от неизбежных ударов: ведь служащие аэропортов часто просто швыряют вещи из багажного отделения самолета в транспортные машины, которые находятся в нескольких метрах внизу.

– Так… – вздохнул я.

Ганс выпрямился, лицо его было искажено страхом.

– Мор, эта история начинает плохо пахнуть.

– Я вот думаю, не наша ли милая приятельница приложила к этому ручки.

Я встал и пошел посмотреть, можно ли починить дверь. Оказалось, что замок был открыт отмычкой. А с наружной стороны на двери не было ручки, и наш визитер плохо ее прикрыл. Наверное, он не хотел шуметь, чтобы не обратить на себя внимание.

– Ганс, возьми свои вещи, – почти беззвучно сказал я. – Я отвезу тебя домой. Позвони своим друзьям, посмотри какой-нибудь фильм или что тебе захочется и забудь эту историю. – Я взглянул на часы: – Поторопись, я должен успеть вернуться.

Он покачал головой:

– Не хочешь ли ты сказать, что собираешься рисковать своей шкурой, чтобы откопать кучку костей? Ты определенно сумасшедший.

Я посмотрел ему прямо в глаза.

– Гробница Александра не просто кучка костей.

– Я не отпущу туда тебя одного.

Я выпрямился:

– Нет. Это слишком опасно.

– Я взрослый, и, если решил рискнуть своей шкурой, это мое дело. К тому же ты забыл крохотную деталь: я нужен тебе, чтобы как можно скорее расшифровать эту записную книжку. Не думаю, что типы, которые заплатили убийцам за то, чтобы те выбросили в окно старика, будут надрываться и переводить «ROT 13» вручную! Пока ты морочишь мне голову своей тухлой добродетелью, дешифровщик уже работает. Так вот, если ты не хочешь, чтобы они приехали раньше тебя к этому твоему Алексу, в твоих интересах взять меня с собой.

Я смотрел на него со смешанным чувством удивления и, признаюсь, восхищения.

– Почему ты хочешь ехать со мной, Ганс? Тебе же плевать на археологию, а античная история вызывает у тебя отвращение.

– Я не хочу быть трусом, вот и все.

С этими словами он вернулся в гостиную и начал аккуратно складывать в мою сумку все, что я из нее вывернул, а я смотрел на него, покуривая сигарету и пряча улыбку.

5

Стюард подошел к нам и протянул корзиночку с конфетами. Ганс не отказался, я тоже, но Маэ, метнув на стюарда взгляд, с кислой миной сказала: «Нет, спасибо». Она пребывала в отвратительном настроении. Я осторожно наклонился к ней:

– Могу я узнать, что вас до такой степени раздражает?

– Я не раздражена.

Она откинула с лица длинную прядь золотисто-каштановых волос и с трудом изобразила на лице улыбку.

– Ты прав, есть немного. Но вы тут ни при чем, уверяю тебя, – добавила она. – Ты же знаешь, как это бывает, – хлопоты в последнюю минуту, работа, которую оставляешь незаконченной, ну и тому подобное.

«Вроде записной книжки на непонятном языке…» – подумал я.

– Да, знаю. А над чем вы работали перед тем, как присоединились к нам? Если, конечно, это не секрет…

– Секрет, – ответила она улыбаясь.

– О…

– Господин Юрген предпочитает, чтобы его помощники держали язык за зубами в том, что касается его дел. Ты это не осуждаешь, надеюсь?

– Прекрасно понимаю… Там, где он побывал, не обходятся без хотя бы минимальных предосторожностей.

– А именно?

– Я полагаю, он постоянно гоняется за ОРА, [33]33
  ОРА (сокр. от offre publique d'achat) – объявление о готовности купить акции какой-либо компании.


[Закрыть]бывает на торгах, часто встречается с влиятельными людьми, вынюхивает удачные сделки, наконец, совершает кучу вещей, которые совершают все деловые люди.

Она язвительно усмехнулась:

– Это еще более скучно, чем ты предполагаешь, но в общих чертах – да, все так.

Ганс, уткнувшись носом в записную книжку Лешоссера, что-то заносил в свой ноутбук.

– Ну как? Идет дело? – спросил я, наклонившись к нему.

Не поднимая глаз, Ганс кивнул. Самолет резко накренился, и я услышал, как какая-то женщина вскрикнула.

– Лешоссер рассказывает историю доспехов Александра. – Он высморкался и запахнул куртку своего тренировочного костюма. – Холодно.

– Кондиционер. – Я взглянул на часы: – Держись, еще больше часа с четвертью.

– История доспехов? – вмешалась в разговор Маэ, опершись на мои колени и заглядывая в монитор ноутбука Ганса.

– Да. В последний раз их видели на берегу Неаполитанского залива, это было в начале первого века после рождения Иисуса Христа, – пояснил Ганс.

– Я всегда думал, что они были захоронены вместе с Александром, – сказал я, морща нос.

– Нет. Согласно одному типу, который носил имя Светонвис…

– Какое имя?

Он ткнул пальцем в текст.

– Светоний, [34]34
  Светоний, Гай Транквилл (ок. 70 – ок. 140) – римский историк и писатель.


[Закрыть]Ганс. Светоний – латинский автор. Но при чем тут он?

– Профессор написал: «Жизнь Калигулы, глава LII», а потом какая-то галиматья на латыни. Triumphalem quidem ornatum etiam ante expeditionem assidue gestauit, interdum et Magni Alexandri thoracem repetitum e conditorio eius. [35]35
  Облачение триумфатора он носил постоянно даже до своего похода, а иногда еще и доспехи Александра Великого, взятые из его гробницы (лат.).


[Закрыть]

– И что означает эта убийственная фраза? – поморщилась Маэ, взглянув на меня.

– Коротко – пустые рассуждения о пышных украшениях, носимых Калигулой, из которых, согласно Светонию, часть принадлежала нашему Александру. Он, возможно, приказал вернуть их в его гробницу. Светоний – сплетник, потянувший за собой других латинских авторов, – уточнил я.

– Еще есть несколько слов о Неаполитанском заливе, в частности, о мосте из кораблей.

– Я читала об этом в одном романе, – заметила Маэ. – Или видела в каком-то историческом фильме. Впрочем, все равно. Калигула, возомнив себя богом, хотел затмить Нептуна, пройдя над водой.

Я бросил на нее ошеломленный взгляд.

– Или выполнил еще какой-то трюк вроде этого, – добавила она.

– Калигула, – объяснил я, – не был таким безумцем, как утверждали некоторые. И этот мост из кораблей не был дотоле не известным или эксцентричным. На самом деле он образец военного гения. Одна из форм устрашения. Калигула готовился к походу туда, что мы теперь называем Великобританией, и он очень рассчитывал, что весть об этом мосте дойдет до ушей будущих англичан. Если бы маневр принес Калигуле успех в Неаполитанском заливе, они могли бы опасаться похожего наступления на Ла-Манше. Все логично, конечно, принимая во внимание течения и морские приливы. Древние говорят, что транспортные корабли были поставлены в два ряда, укреплены и засыпаны слоем земли по всей длине – более трех тысяч шестисот шагов, – уточнил я. – Если, конечно, я ничего не путаю.

– И сколько это будет по-другому? – спросил Ганс.

– Восемнадцать тысяч футов, – поддразнил я его.

Наша спутница поморщилась:

– А иначе?

– Примерно пять километров.

Ганс восхищенно присвистнул.

– Это расстояние отделяло Байе от мыса Поццуоли. Кажется, они устроили пиршество, праздновали несколько дней. Калигула много раз выезжал на колеснице в воинских доспехах. И если это правда, он красовался в доспехах Александра, что должно было здорово впечатлять. Суеверие было присуще людям той эпохи. Но что-то здесь не клеится, – добавил я, почесав подбородок, – не помню, чтобы кто-нибудь из древних авторов говорил о том, что он тогда надевал эти доспехи.

– Нет, – вмешался Ганс. – Профессор рассказывает об этом. Сестра Калигулы… Подожди… – Он стал прокручивать текст. – Агриппина! По «Мемуарам Агриппины». Долго искать не пришлось…

– «Мемуары Агриппины»? – вскричал я. – Но они утрачены несколько веков назад! Где он мог прочесть это? Он говорит об этом?

– Да, в начале каждой цитаты. – Ганс снова вернулся в начало страницы. – Агриппина… Вот: как и все цитаты, которые он скопировал, – из библиотеки Ватикана.

Я вскочил.

– Секретные архивы, – пробормотала Маэ.

Ганс поморщился.

– Ну?

– Читай! – приказал я ему.

– Успокойся, не горит. «Гай Юлий Цезарь при…» Юлий Цезарь? Что он там делал?

– Калигула, Ганс. Гай Юлий Цезарь – его настоящее имя.

– Это не тот Юлий Цезарь?

– Но тоже Цезарь.

– А-а… «…приказал забрать доспехи из гробницы Александра Великого в Египте. Приказал восстановить их, добавить еще один меч, которым, как он считал, было пронзено сердце убийцы его матери, и много раз облачался в них, но в последний раз их видели в тот день, когда по примеру короля мидян…» Короля кого?

– Короля мидян, – с нетерпением ответил я. – Персидского царя Ксеркса. Ты должен был бы слышать о нем…

Он снова вытаращил глаза.

– Я тебе расскажу потом. Продолжай.

– «…когда по примеру короля мидян он приказал соорудить мост из кораблей».

– А что он сделал с доспехами потом?

– Я пока разобрал только начало! Там рядом профессор сделал какие-то наброски. Короче, мазня, похожая на рисунки.

Маэ и я склонились над записной книжкой.

– Статуя какая-то, – тихо проговорила она. – Александр?

– Нет. Слишком короткие волосы. Возможно, это рисунок какой-то статуи эпохи Империи. Наверное, обожествляемый Калигула, поскольку он здесь в военном снаряжении и босой. Но я не знаю этой статуи. И доспехи… взгляните на нагрудник. – Я указал пальцем на рисунок.

– Рука, держащая молот. Такая же печать на щите, – заметила Маэ. – Впрочем, не его ли он держит в руке?

Я склонился еще ниже, чтобы лучше рассмотреть.

Мотороллер остановился на велосипедной стоянке на маленькой пьяцца делла Ротонда, и молоденькая девушка в цветастом платье бросилась к водителю. Он крепко обнял ее. Освещенный Пантеон и его фонари бросали на площадь красновато-коричневый свет с золотистым отливом.

Расположившись на террасе «Ди Риенцо», самого роскошного из трех ресторанов, находившихся на плошали неподалеку от Пантеона, мы с Маэ в ожидании заказанного ужина смаковали аперитив, а Ганс – кофе глясе.

– Обожаю это место, – вздохнула Маэ, потягивая свой мартини. – У меня такое впечатление, будто я нахожусь вне времени. А у тебя? В старом городе есть что-то магическое.

На ступенях лестницы сидело множество молодых людей. Они смеялись, ели мороженое или играли на гитаре. Въезд в старую часть города был запрещен, и казалось, что мы вернулись на века назад, несмотря на современную одежду, прохожих и музыку, доносившуюся из ресторанов.

Ночь была свежей, тысячи запахов витали в воздухе, наполненном радостным гомоном древнего города. Здесь люди вели ночной образ жизни, как и во всех странах, где теплый климат позволяет это. Окна отеля, в котором мы остановились, были широко раскрыты. Это была довольно скромная гостиница, но из нее открывался великолепный вид на Пантеон – замечательный памятник архитектуры, воздвигнутый Марком Агриппой [36]36
  Агриппа, Марк Випсаний – римский полководец (ок. 63–12 гг. до н. э.).


[Закрыть]почти две тысячи лет назад. Потрясающее место.

– Скоро совсем стемнеет, – сказал Ганс, взглянув на часы.

Официант принес наш заказ: клецки – для меня и Маэ и спагетти – для Ганса, который сразу начал поглощать их, запивая большими глотками кока-колы.

– Иногда, когда я касаюсь рукой этих многовековых руин, с мечтательным видом проговорила Маэ, – у меня возникает такое чувство, что камень обладает памятью. Что он рассказывает мне историю.

Удивленный ее поэтическим настроением, я выронил вилку, а она расхохоталась.

– Можешь надо мной смеяться. – Она выпила глоток вина, провела кончиками пальцев по краю хрустального бокала. – Но я обожаю эти руины.

Я улыбнулся ей в ответ:

– Прекрасно вас понимаю. – И уткнулся носом в свой бокал. Итак, номер с классическим обольщением не прошел, и наша Мессалина [37]37
  Мессалина Валерия – римская императрица (ок. 22–48 гг.), прославившаяся своим распутством и интригами.


[Закрыть]выбросила карту страстной любви к руинам и к истории. Но она все же не осмелилась дойти до того, чтобы выразить восхищение археологическими находками и радость от работы с лопаткой и кисточкой.

– Должно быть, ты испытывал необыкновенное чувство, когда, много дней прокопавшись в земле, вдруг натыкался на угол какого-нибудь монумента или ручку от греческого горшочка. Это, должно быть, сказочно.

«О да. Она это испытала», – подумал я.

– Это своего рода оргазм, – вздохнул я, словно бы вдохновленный ее энтузиазмом. – Апофеоз.

– Тебе повезло, Морган. Я очень хотела бы жить так. Расскажи мне… Расскажи о своей самой главной находке…

Я глубоко вздохнул, закрывая глаза, как если бы само напоминание об этом приводило меня в состояние транса, и придумал первую же глупую историю, какая пришла мне на ум.

– Это было на берегу Крита… – начал я.

Она облокотилась о столик и впилась в меня взглядом.

– Мы несколько дней копались в песке, несмотря на солнце, сжигавшее нашу кожу. И вот она показалась.

Ганс наконец поднял голову от тарелки со спагетти, возможно, спрашивая себя, только ли вино было в моем бокале.

– И что же это было?

– Кость каракатицы, – произнес я с пафосом.

Обольстительная улыбка почти сошла с ее лица, но она сумела сохранить маску.

– Кость… каракатицы?

– Ну, не важно чья. Самая большая кость, какую когда-либо видел человек. Она была твердая, как канифоль, и блестела, словно отлакированная.

– Кость гигантской каракатицы? На Крите?

– Да… – продолжал я, все больше вдохновляясь. – Останки древнего чудовища. Создания, навсегда забытого.

– Кость динозавра? – вскричала Маэ, делая вид, что она заворожена моим рассказом. – Фантастика!

– Какого-то чудовища… Я держал ее в дрожащих руках, я был там, перед этой… – Замолчав на минуту, я перемешал содержимое своей тарелки. – Короче, это было просто неописуемое торжество.

– И что с ней стало? Она в каком-нибудь музее?

Я нацепил на вилку побольше клецок, сдобренных томатным соусом, и, сунув их в рот, ответил:

– Нет. После лабораторного анализа мы пришли к выводу, что это доска для серфинга.

Ганс громко расхохотался, а Маэ в ярости хлопнула по столу салфеткой из плотной красной ткани.

– Очень смешно! – процедила она сквозь зубы, вставая. – Извини меня, но, чем слушать всякие байки, я лучше займусь делом.

Она покинула террасу ресторана и через площадь направилась к отелю.

– Скатертью дорога, – пробурчал я, доедая клецки.

– Ну, ты даешь! Ты ее не на шутку рассердил, маэстро! – поперхнулся от смеха Ганс.

– Это ей только на пользу…

Тут зазвонил мой мобильник.

– Слушаю…

– Морган? Я тебя, надеюсь, не разбудил?

Я положил вилку и закурил.

– Добрый вечер, папа. Мы в ресторане.

– Вы хорошо добрались?

– Благополучно.

– Я получил твое сообщение. Ты влез в чертовски неприятную историю, мой мальчик, и я отнюдь не уверен, что это все окончится благополучно. Могу назвать тебе человека, с которым надо связаться, это падре Иларио. Вот номер его телефона. У тебя есть чем записать? – Я достал из рюкзака записную книжку. – Бертран имел с ним дело, когда работал на раскопках Золотого дома. [38]38
  Золотой дом – дворец императора Нерона в Риме, построенный в 64 году и разрушенный после его смерти; ансамбль включал в себя пруд, парки, лес с дикими зверями, виноградники и т. д.


[Закрыть]Похоже, он человек очень симпатичный и, возможно, сумеет тебе что-то подсказать… Морган, Людвиг рядом со мной.

– Я передаю трубку Гансу. Твой дед, – сказал я, обращаясь к стажеру.

– Нет, погоди. Он хочет сказать тебе кое-что по поводу меча.

Я знаком велел Гансу подождать минутку, но он уже прильнул ко мне, прижав ухо к мобильнику.

– Я передаю ему трубку, – продолжил отец. – Обнимаю тебя. И главное, будь внимателен с малышом. Я хочу, чтобы при малейших осложнениях ты немедленно отправил его, понятно?

Ганс нахмурился.

– Не делай этого. Если и правда станет слишком опасно, я сам уеду.

Он, как и я, не поверил ни слову из того, что было сказано.

– Морган?

– Добрый вечер, профессор Петер.

– Прошу тебя, забудь слово «профессор». Знаешь, печать на мече, которую ты сканировал для своего отца, мне кое о чем говорит.

Я весь превратился в слух.

– Правда? Вы ее уже видели?

– Да, но вот только не могу припомнить где. Все, что я могу сказать сейчас, – это печать Гефеста [39]39
  Гефест – в греческой мифологии бог огня и кузнечного дела.


[Закрыть]или более или менее похожая на нее. Рука, держащая молот.

– Божественного кузнеца?

– Да, Морган. Я постараюсь получить для тебя более точные сведения. Твой отец и я свяжемся с тобой, как только найдем что-нибудь более конкретное… Ганс рядом с тобой?

– Да, он прямо прилип к моей щеке. Даю его вам. И еще раз спасибо.

Ганс буквально вырвал у меня из рук телефон.

– Дед? Правда, это гениально!.. О чем?..

Я отправился в туалет, оставив их спорить, а когда вернулся, Ганс все еще продолжал разговаривать, но уже с моим отцом.

– Не переживайте, – говорил он, с понимающим видом поглядывая на меня. – Он сам всем внушает страх… До свидания. Хорошо, я ему скажу. Уф-ф… я вас тоже обнимаю…

Я усмехнулся.

Скорчив забавную гримасу, Ганс протянул мне телефон.

– Ну и чудной же он, твой отец.

– О чем вы говорили?

– Чтобы я сказал тебе быть осторожным, и всякое такое… И еще он хочет дать мне почитать книги об Индии.

– Вот это меня, пожалуй, не удивляет.

Я уже собирался спрятать телефон, как заметил, что получил сообщение: «Морган, Вас ждет электронное сообщение. Советую Вам прочитать его как можно скорее. Гелиос».

– Мне потребуется твой компьютер, Ганс.

Сидя на кровати, я подсоединил свой сотовый телефон к компьютеру и вышел в Интернет.

– Будешь принимать душ сейчас или позже? – спросил Ганс.

Махнув ему рукой, чтобы он шел, я проверил электронную почту. Меня ждало письмо, но адрес отправителя был мне неизвестен. Непонятно. Сообщение содержало всего несколько слов и ссылку на какой-то файл: «Я думаю, что это вас заинтересует. Гелиос».

Я открыл файл – документ на двух страницах обычного формата, содержащих текст на древнегреческом. Копия античного документа?

Я начал читать и не смог удержаться от крепкого словца. Ничего античного там не оказалось. Это было подробное жизнеописание некой личности, которую трудно было бы назвать иначе, как продажной. И еще там фигурировала довольно четкая фотография нашей очаровательной ассистентки…

«Виржиния Сантос Мескирис, родилась в Пуэбло (Мексика) 14 октября 1969 года… Приговорена к 15 годам лишения свободы в Соединенных Штатах за участие в торговле оружием… Приговорена к 37 годам каторжных работ в Гватемале за участие в заговоре… Подозревается в убийстве, совершенном в Аргентине… Обвиняется в торговле фальшивыми документами в Канаде… бежала из исправительной тюрьмы Канкуна… Разыскивается по обвинению в предательстве на Кубе…» Список был длинный.