Текст книги "Тень Александра"

Автор книги: Фредерик Неваль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Мы проследовали за ним через небольшой дворик и вошли в прохладные монастырские коридоры. На стенах висели покрытые пылью иконы, мебель тоже была вся в пыли, с потолка повсюду свисала паутина.

– В этой части монастыря никто не живет, – сказал наш провожатый, как бы извиняясь за запущенность коридоров. – Братья славились своей иконописью, но после их смерти никто не пришел им на смену. Никто не хочет идти сюда.

– Вы живете один? – спросила Амина.

– Да, уже больше пяти лет.

– Теперь я понимаю, почему профессор Тул говорил о ските, – заметил я.

– Такая жизнь меня вполне устраивает. Входите, прошу.

Мы вошли в небольшую сияющую чистотой келью, которая, судя по всему, служила и кухней, и гостиной, и рабочим кабинетом. На массивном деревянном столе громоздились множество плошек с красками, кисти и мольберт.

– Восхитительно, – сказала Амина, разглядывая почти законченную икону.

На иконе была изображена идиллическая картина земного рая. Ангелы под звуки труб и тамбуринов охапками собирали золотистые колосья хлеба.

– Я продаю их магазинам для туристов, чтобы купить кое-какие продукты и предметы первой необходимости, – спокойно объяснил старик, ставя на стол хлеб, сыр и кувшин овечьего молока. – Угощайтесь, вы, должно быть, устали, поднимаясь сюда. Не роскошно, но молоко свежее, а делаю сыр и пеку хлеб я сам.

– Не беспокойтесь, у нас есть бутерброды, – смущенно сказал Ганс.

Сикелианос улыбнулся ему:

– Вы меня не объедите, сын мой, не бойтесь. Это просто скромный обед. Угощайтесь.

И не ожидая ответа Ганса, славный старик отрезал три толстых ломтя хлеба, на которые положил по хорошему куску свежего овечьего сыра, и наполнил молоком наши стаканы.

– Чертовски вкусно! – воскликнул Ганс, жадно впиваясь зубами во вкусный хлеб.

Он был прав. Такой казалось бы простой обед оказался превосходным.

– Вот что должно заменить вам ваш фаст-фуд, как теперь говорят, – добродушно поддразнил нас Сикелианос, наливая себе стакан молока.

Ганс энергично закивал в знак согласия, а Амина расхохоталась.

– Эдвард покинул нас, – вздохнул старик, молитвенно сложив руки. – Бог принял его душу.

– Наверное, вы хорошо его знали…

– Может, не очень милосердно с моей стороны так говорить, но он заставлял меня терять время. Бедняга.

Я отложил хлеб и выпил глоток молока.

– Вы знаете, кто были эти люди, которых он так боялся? Те, кого он называл стражами гробницы?

Старый профессор глубоко вздохнул и печально покачал головой:

– Я знаю, кем они были некогда, но не знаю, кто они теперь.

– Что вы хотите этим сказать?

– Что они жили очень давно, – сказал он тихо. – В тринадцатом или четырнадцатом веке до нашей эры…

Он поудобнее уселся на стуле, скрестил руки, и взгляд его стал каким-то отстраненным. Облако неожиданно закрыло солнце, насыщенный ароматами ветерок, прорвавшись через кипарисовые ставни, всколыхнул волосы Амины, и она вздрогнула. Пыль мгновение покружилась в последнем луче солнца и тут же исчезла, келья погрузилась в полумрак, наполненная воспоминаниями о далеком и не слишком далеком прошлом. Ганс положил хлеб на край стола, уперся подбородком в скрещенные руки, и все мы с вниманием стали слушать неторопливый рассказ профессора.

– Десять лет – в ту эпоху это составляло четверть жизни. Столько длилась война, которая, согласно мифу, началась три тысячи пятьсот лет назад и ввергла в огонь и кровь процветающий город Трою. Многие герои сложили свои головы у гигантских стен города, но самым известным из них, безусловно, был легендарный Ахилл. Его слава и мужество были так велики, что в его честь около Геллеспонта воздвигли храм. Много уважения было оказано памяти великого Ахилла, и еще больше было паломников, которые переплывали моря, чтобы возложить дары к ногам священников, стражей гробницы. Действительно ли они служили посредниками между верующими и знаменитой личностью, покой которой охраняли? Действительно ли их устами во время церемоний говорил молодой воин? Древние утверждают, что да, и каждый гражданин государства, который посетил последнее пристанище героя, просил у него совета. Все, кроме одного.

– Александра… – прошептал Ганс.

– Да, Александра, сын мой, – согласился монах. – Александр возглавил огромную армию, какой никто не видал со времен царя Ксеркса. [69]69
  Ксеркс I – персидский царь из династии Ахеменидов (? – 465 гг. до н. э.). В 480–479 годах возглавил поход персов в Грецию.


[Закрыть]Александр жаждал побед и был убежден, что доспехи Ахилла, сработанные самим Гефестом, сделают его непобедимым. И он забрал их прямо на глазах стражей гробницы, которые, боясь расправы, не осмелились противиться ему, да и как бы эти несчастные, чтящие культ героя, смогли выдержать натиск тысяч солдат? Ахилл лишился своих самых ценных сокровищ, но, несмотря на такое оскорбление, священники-стражи продолжали свое неусыпное бдение год за годом, век за веком, храм больше никогда не опустошался, и каждый молился, чтобы боги вернули похищенное. Священники, герольды, принцы и послы приезжали в Александрию, чтобы потребовать доспехи Ахилла, но их просьба каждый раз отклонялась, хотя и выслушивалась. Так прошли четыре века, и, когда никто уже не ждал этого, чудо свершилось. Никто не обратил внимания на этого человека, потому что он походил не на священника, не на принца, а на старого раба.

– Геликон? – не выдержал Ганс.

– Нет, сын мой. Этого человека, старого пройдоху, рожденного в Палестине фригийской, звали Аппелем, и он был актером. Ничтожество. Пария в городе, где актеры были поставлены вне общества, – в Риме. Но при всем при том Аппель, однако, снискал себе хорошую репутацию в Вечном городе, потому что был очень талантлив и непомерно амбициозен. Среди его друзей был даже император Калигула, который, пренебрегая сплетнями, окружил себя актерами, певцами, поэтами и мимами. Однажды по случаю грандиозного праздника, своего рода военного парада, император приказал доставить ему доспехи из гробницы Александра. Аппель – может, его вдохновили боги? – рассказал ему все, что однажды поведала ему мать, которая узнала об этом от своей матери и т. д. Калигула, буквально пришедший в смятение от этого рассказа, послал своего доверенного человека. Геликона, на Геллеспонт, чтобы удостовериться в правоте Аппеля и получить подтверждение стражей гробницы. Те, конечно же, заверили его, что Александр осквернил место погребения Ахилла, украв божественные доспехи. Говорят, молодой император пришел в ярость. Завладеть оружием Александра означало еще раз ограбить полубога. Стражи гробницы умолили его вернуть сокровища Ахилла, но александрийцы твердо заявили, что род Цезаря берет свое начало от Венеры [70]70
  Род Цезарей – один из самых древних римских родов, к которому принадлежал Калигула, и, как считалось, в их жилах течет кровь Венеры. – Примеч. авт.


[Закрыть]и, следовательно, имеет право сохранить их у себя. Молодой император, следуя только своему инстинкту, пресек эти разговоры. Он вернул сокровища стражам героя и наказал александрийцев, принесших ему доспехи. «Цезарь иногда прощает воров и никогда – грабителей», – сказал Геликон перед тем, как предать их смерти. Доспехи вернулись в гробницу Ахилла, все, кроме меча, который исчез. Прошли века, и о могиле Ахилла постепенно забыли, пока несколько десятилетий назад не разразилась война между Турцией и Грецией.

– И что произошло потом? – спросила Амина.

Монах пожал плечами.

– Старые женщины из ближних к Чанаккале деревень рассказывают тем, кто еще хочет их слушать, что в детстве они своими глазами видели, как стражи сами вновь появились среди захоронений, чтобы унести останки героя. Одному Богу известна правда, но достоверно одно: профессор Тул нашел могилу пустой. Останки Ахилла исчезли, их спрятали.

– Вы знаете где? – спросил я.

– Конечно, в Греции. Что же касается города, который удостоился чести принять такого героя, каким был Ахилл… – Сикелианос склонился ко мне с загадочной улыбкой на губах. – А каково ваше мнение, профессор Лафет?

Я покусал губу.

– Афины были бы логичным выбором, – вмешалась Амина. – Покровительница города – богиня войны Афина.

Мой взгляд скрестился со взглядом Сикелианоса, и я заметил в его карих глазах веселые искорки.

– Афины… – проговорил я тихо. – Город эстетов и философов. Нет, Ахилл был воином, который жил только войной.

Легкая улыбка тронула губы монаха.

– Профессор Лафет… вы так досконально изучили этот вопрос. Вам должно быть стыдно.

– Спарта? – пробормотал я.

Улыбка Сикелианоса стала шире.

– По легенде, Ахилл стал на сторону греков против Трои потому, что Парис похитил жену спартанского царя. Да, именно в Спарте надо искать, профессор Лафет. Спарта – воительница. Город без крепостных стен.

– «Город, который не имел крепостных стен из камня, но имел стены из тел», – процитировал я. – Гоплит [71]71
  Гоплит – греческий пехотинец. Название происходит от hoplon, круглый щит. – Примеч. авт.


[Закрыть]место камня.

– Точно, – согласился старый профессор, доставая из вороха бумаг старенькую записную книжку. – Если вас интересует данная тема, обратитесь к этому человеку. Вы должны его знать, он весьма известная личность. Когда он приезжал ко мне, а это было два месяца назад, он искал информацию именно об Александре, но я, пожалуй, не удивился, увидев, что он прекратил свои розыски, чтобы принять участие в раскопках на Пелопоннесе, потому что это выглядело очень заманчиво. Возьмите. Еще я записал вам координаты Фано Варналис, руководительницы раскопок в Спарте.

Амине с трудом удалось скрыть торжество, а Ганс нетерпеливо заерзал на стуле.

– Спасибо, брат Костас, – сказал я, беря вырванный листок. – Я знаком с Фано. Не знаю, как вас благо…

Слова благодарности замерли на моих губах. На листке Костас Сикелианос написал имя и адрес Бертрана Лешоссера…

Я курил, сидя в монастырском дворике. Солнце клонилось к закату, и маленький запушенный садик окрасился в кроваво-красные тона.

– Боже Всемогущий… Боже Всемогущий… – не переставал твердить старый профессор, которому мы рассказали о всех наших перипетиях.

Сикелианос опустился на каменную скамью рядом со мной, его морщинистое лицо казалось очень обеспокоенным.

– Вот почему я покинул мирскую суету, – сказал он тихо. – Насилие, корыстолюбие, ложь и… Боже милосердный, сжалься над своими детьми.

Я покачал головой.

– Я хорошо знаю, что некоторые записи в книжке профессора Лешоссера не совсем точны. Он не хотел наводить Йона Юргена на след Ахилла, поэтому точно указал лишь место нахождения гробницы Александра. Поскольку профессор задумал новую поездку в Александрию, то уже в конце наспех сделал наброски! Если бы этот шакал завладел его записной книжкой, он не остановился бы ни перед чем.

– Морган… – укоризненно произнесла Амина. – Ты в святом месте, выбирай слова.

– Извините, – сказал я, обращаясь к брату Костасу.

– Простите, – вмешался монах, – но, если вы правы, ваша теория противоречит сама себе.

Я непонимающе взглянул на него.

– Несколько минут назад вы сказали, что профессор Лешоссер был убит господином Юргеном, потому что не захотел больше продолжать поиски. А теперь утверждаете, что он делал все ради того, чтобы навести своего спонсора на след Александра.

Ганс скорчил гримасу и почесал щеку.

– Какой барда… какая путаница! – поправился он в последний момент. – А если его убил не Юрген?

Сикелианос взмахнул рукой, словно что-то припомнив.

– Я сказал вам, что после визита ко мне профессор Лешоссер поехал в Спарту, чтобы порасспросить Варналис?

– Он отправился на место захоронения Ахилла? – пробормотала Амина.

– Если Ахилл покоится там, дочь моя.

– А может, профессор показался кому-то слишком любопытным? – добавил Ганс. – Нашим дружкам, наверное, не должно было понравиться, что какой-то проныра сует нос в их дела…

– Подождите, подождите, – вскочил я. – Он был очень увлечен этим. Вот что многое объяснило бы.

Ганс наморщил лоб.

– Брат Костас, почему профессор Лешоссер надумал встретиться с вами? – спросил я, склонившись к нему.

– Мы часто работали вместе, и уже тогда, много лет назад, он говорил мне о своем намерении заняться поисками в Александрии. Перечитывая Плутарха, который проводил параллель между Ахиллом и Александром, он решил проконсультироваться со мной, поскольку, по его словам, я был специалистом по этой теме – это когда еще я жил в миру. Я заверил его, что даже если он определил место гробницы Александра, то вряд ли найдет там доспехи. Мне казалось, что я его убедил, и после вашего рассказа я понял, что был прав.

– Мне кажется, я понимаю, что произошло, – сказал я, качая головой.

– Что ты хочешь сказать? – спросила Амина.

– Юрген, который ничего не знал об Ахилле и о краже, совершенной две тысячи триста лет назад, финансировал профессора, чтобы тот отыскал остальные доспехи под предлогом поиска гробницы Александра, откуда, он был убежден в этом, Лешоссер их заберет. Профессор начинает свое расследование и, когда он почти уже определил городище, понимает, что доспехи, взятые Калигулой, не были возвращены в гробницу Александра, как он думал, что, возможно, давало шанс этим исключительным вещам избежать алчного Юргена. Чтобы получить подтверждение своим выводам, он отправился к брату Костасу, а затем в Спарту в надежде, что Варналис сможет дать ему кое-какую информацию. Он посетил городище, расспросил археологов, историков, и о его любопытстве вскоре узнали наши ненормальные дружки. Механизм пришел в действие, прежде чем он смог добраться до Александрии, чтобы заморочить голову Юргену и открыть для него гробницу, в которой, он знал, доспехов не было, его убили.

– Значит, ты думаешь, что именно эти сумасшедшие расправились с профессором Лешоссером?

– Мне это кажется правдоподобным, разве нет? Они устранили одного любопытного. Но, узнав о смерти Бертрана, Юрген… О! Это невероятно…

– Послал своих людей обыскать дом, но они не нашли ни меча, ни запиской книжки, – сделала вывод Амина. – Только планы.

– Которые люди Гелиоса с легкостью отыскали у Юргена, – заключил я.

Сикелианос вздрогнул.

– Вы в серьезной опасности, сын мой, – сказал он едва слышным голосом.

– Какой?

– Они, наверное, думают, что меч все еще находится у вас. Возможно, они на какое-то время потеряли ваш след, но если вы поедете в Спарту, то сунетесь в пасть волка.

Мы все четверо с озабоченным видом переглянулись.

В отель мы вернулись к восьми часам вечера. Когда мы спустились с горы, нам пришлось почти час ждать автобуса.

– Я выдохся! – заявил Ганс, бросаясь на диван в гостиной.

И он не один был так измотан. Я уже не чувствовал ног и безумно хотел немного вздремнуть. А Амина выглядела слишком взвинченной, чтобы отправиться спать, но беспрестанно зевала.

– Что делать? – спросила она.

Я достал сигарету, но не закурил. От жары и нервного возбуждения у меня во рту все горело.

– Я не доверяю Фано.

– Профессору Варналис? Руководителю раскопок? Ты хорошо ее знаешь? – спросила Амина.

– О! Да… Она меня ненавидит.

– Говорят, у нее не все в порядке с головой.

– У нее маниакально-депрессивный психоз. С тех пор как она родила мертвого ребенка и муж сбежал от нее – это случилось шесть лет назад, – она глотает антидепрессанты и живет только работой.

Ганс приподнялся на локте.

– Что же ты ей сделал, что она тебя видеть не может?

– Я – ничего. Она была безумно влюблена в Этти, а мой брат не… в общем, короче… Фано не любит меня, вот и все. Пойду лучше приму душ, за ужином обо всем поговорим.

Мы разошлись по своим ванным комнатам, и я облегченно вздохнул. Фано… Не хватало только, чтобы она дополнила картину. Я словно увидел вновь эту истеричку, которая закатывала мне безумные сцены на раскопках в Амиклах.

– Ты можешь оставить своего брата хоть на пять минут? Он имеет право жить своей жизнью, он не твоя собственность!

– Но ты не нужна Этти, и я тут ни при чем! Он свободный человек!

– Ты думаешь, что я глухая и слепая? Я знаю, как ты ему меня расписал, достаточно увидеть, как вы усмехаетесь, когда я прохожу мимо.

– Фано… Уйди отсюда!

– Я знаю, это ты запретил ему видеться со мной!

Я вы шел из комнаты, боясь, что не выдержу и ударю ее. Как мог я запретить брату хоть что-нибудь…

– Этти, иди поговори с ней!

– Я отказываюсь обмениваться с этой ненормальной больше чем тремя словами.

– Скажи ей раз и навсегда, что она тебя не интересует, что надо покончить с этой глупой историей!

– Я уже говорил ей это!

– Нет, Этти. Ты выплеснул ей в лицо поток ругани.

– Это то же самое.

– Пойди объяснись с ней. Вы плохо влияете на окружающих.

– Нет! Я не хочу, чтобы она ко мне приближалась, не хочу чувствовать ее дыхание с запахом гвоздики и, главное, не хочу, чтобы она прикасалась ко мне своими жирными от солнцезащитного крема руками, унизанными браслетами и кольцами!

Эта комедия длилась два месяца и в результате привела к стычке. Между мной и Фано, естественно. Когда Этти увидел, как она набросилась на меня, стараясь укусить, он вылил ей на голову ведро холодной воды, заставив хохотать всю группу. Ничто, однако, не смогло убедить наше руководство отделаться от этой женщины или хотя бы предложить ей отпуск по болезни. Отец Фано, Никос Варналис, а если точнее, то сенатор Варналис, финансировал три четверти всех работ по раскопкам в Спарте и Амиклах. Его дочь могла спокойно безумствовать в полном смысле этого слова. И эту женщину я должен был убедить допустить меня к раскопкам на ее городище. Партия проиграна…

Гелиос позвонил мне в час ночи, и я рассказал ему о нашей встрече с Костасом Сикелианосом. Единственными словами, которые у него нашлись, были: «Будьте осторожны», «Я посмотрю, что смогу найти» и «Вы получите ваши билеты до Спарты завтра утром у портье отеля». В общем, прыгайте с голыми ногами в ров со змеями, и посмотрим, что из этого получится. Вот что это означало. Ему было наплевать, что мы рисковали своей шкурой. Теперь, когда мы напали на след доспехов, все стало не важно. Конец советам, подбадриваниям и кое-какой защите. Когда я оплачивал счет в отеле и забирал у портье наши билеты на самолет, я подумал: так ли уж ошибался Ганс, сказав, что Гелиос, получив от нас доспехи, просто пустит нам пулю в затылок?..

И я снова попытался убедить своих друзей вернуться во Францию, но тщетно…

10

Мы приземлились в Афинах в начале дня, и после чудесного горного воздуха Кипра нам показалось, что мы задыхаемся в отравленном смоге, который постоянно висел над городом. А мы еще не добрались до его центра. Через два часа мы с облегчением вскочили в первый же автобус, который повез нас на юг Пелопоннеса. Чтобы добраться до Спарты, нам предстояло провести в дороге четыре часа.

Мы проехали Лаконию, одну из наиболее плодородных областей Греции с горным массивом Тегет на западе, который тянется на сто с лишним километров до мыса Тенаре и местами возвышается до двух тысяч четырехсот метров, и на востоке не таким крутым горным массивом Парнон. С дороги мы хорошо видели сверкающие под солнцем вечные снега, которые резко контрастировали с зеленой долиной Эврота, реки, которая текла через Спарту.

Ганс, прильнув к стеклу и подкидывая на ладони монетку, созерцал сияющие долины Лаконии.

– Это оливы? – спросила Амина.

– Да. И олеандры. Берега Эврота сплошь покрыты ими. Мы подъезжаем, – добавил я, указывая на горизонт. – Долина Спарты.

Ганс вытаращил глаза:

– Такая маленькая!

– Примерно двадцать два километра в длину и десять в ширину. Вон уже видны плоские крыши города.

– Совсем крохотная!

– Не надо преувеличи… – начал я и осекся. – А это что такое? – Я на лету подхватил то, что принял за монетку.

– Э-э!..

Ганс попытался забрать у меня свою забаву, но я сжал руку в кулак.

– Где ты это взял? – грозно проговорил я, разглядывая маленький золотой амулет, с которым только что играл мой стажер.

– А как по-твоему? После всех испытаний, которые мы вынесли, разве я не имел право увезти с собой сувенир?

– Ганс!

– Что? Ты хочешь, чтобы я вернулся в мечеть и положил это на место?

Скрепя сердце я вернул ему амулет, а Амина дружески похлопала меня по плечу.

Автобус привез нас в самый центр города, и Ганс был явно разочарован.

– И это что, считается старым городом? – спросил он, разглядывая низкие домики и безупречно прямолинейные улочки, обсаженные пальмами. – А где же руины?

– За пределами города.

– Это очаровательно, – заметила Амина.

Под палящим солнцем мы отправились к гостинице «Маниатис», в которой я перед отъездом с Кипра заказал два номера. Эту гостиницу я хорошо знал, поскольку останавливался в ней много раз и ценил прекрасное обслуживание. Хотя она и не числилась среди роскошных заведений подобного толка, в это время года в ней было много туристов.

На проспекте Палеолог две очаровательные молодые женщины окликнули меня по-гречески с противоположного тротуара, уверенные, что я не пойму их бесстыдных слов. Наверняка они приняли меня за скандинава, проводящего здесь каникулы.

– Тебе туда, гомой! – крикнула та, что помоложе, указывая пальцем в сторону древнего города, а ее подруга рассмеялась. – А ночью приходи, я открою тебе дверь!

Я расхохотался. Гомоями, или как-то похоже, называли себя древние спартанские воины, которых узнавали по длинным волосам. Они жили все вместе, а именно мужским сообществом, и если к кому-то из них приходила любовница или юная супруга, младшие должны были тайком уйти, чтобы вернуться к своим товарищам перед рассветом так же незаметно, как ушли.

– Мне уже за тридцать! – крикнул я им по-гречески. – У меня нет надобности таиться. Иду?

Удивленные, что я ответил им на их языке, они совсем развеселились.

– Морган! – с упреком остановила меня Амина, ее щеки вспыхнули, и это еще больше развеселило незнакомок.

Повернувшись к прекрасным спартанкам, я развел руками, и они, дружески махнув мне, удалились.

– Подобные шутливые разговоры здесь в ходу, – сказал я.

Амина подняла глаза к небу.

– Ревнуешь?

Мы остановились у входа в гостиницу, она вошла, не придержав дверь, и та стукнула меня по носу.

– Ревнует, – подтвердил Ганс.

Я хмуро взглянул на него, и он спросил:

– Ты переспал с ней? – и хлопнул меня по спине. – Счастливчик!

Амина с хмурым лицом ждала нас около конторки портье, и я взял ключи у сидевшей за ней аппетитной брюнетки, которая, усилив недовольство Амины, настояла на том, чтобы проводить нас.

– Двойной номер – это для кого? – спросила она меня по-французски с очаровательным акцентом.

– Для меня и моего ассистента.

– Пожалуйста, за мной, мсье Лафет. Тийя, замени меня, – бросила она на ходу своей коллеге.

Она прошла предо мной, грудью коснувшись моей руки, и Ганс подмигнул мне, как ему казалось, незаметно.

– Бомба, – тихонько произнес он.

Одетая в короткий белый костюм из льна, на высоченных каблуках, «бомба», виляя бедрами, провела нас к лифту, где, извинившись за тесноту, прижалась ко мне.

– Сюда, прошу вас, – продолжила она любезно, когда дверцы лифта раскрылись на площадке с номером «4». – Кондиционер…

– Где моя комната? – сухо оборвала ее Амина.

– Вон там, мадемуазель, – ответила га, указав пальнем с маникюром на одну из дверей цвета черешни.

Амина буквально вырвала ключ из ее рук, даже не поблагодарив, и ушла, закрывшись в своей «квартире».

Красивая брюнетка сунула ключ в замочную скважину двери под номером «52» и гостеприимным жестом предложила нам войти первыми.

Комната была просторная, светлая и безукоризненно чистая. Маленький балкончик, нависавший над проспектом, был украшен геранью всех цветов.

– Прекрасно, – сказал я, садясь на одну из стоящих рядом двух удобных кроватей.

Брюнетка изобразила легкий поклон и послала мне обольстительную улыбку.

– Если вам что-нибудь потребуется, мсье Лафет, меня зовут Дельфия.

Я поблагодарил ее, удивленный такими знаками внимания, и она вышла, покачиваясь на своих высоких каблуках.

– «Если вам что-нибудь потребуется, мсье Лафет…» – передразнил ее Ганс, жеманно вытянув губы. – А мне? Всегда везет одним и тем же.

Я пожал плечами и отправился принять душ. Сияющий как новенький пятак, я набрался смелости, подошел к двери Амины и постучал.

– Это я, можно войти?

– Открыто.

В шортах и с голой спиной она лежала на постели и что-то писала в своем блокноте.

Я тихо прикрыл за собой дверь и сел с ней рядом.

– А где Ганс?

– Внизу, в буфете. Я сказал ему, чтобы он не ждал нас с ужином.

Она согласно кивнула, отложила в сторону ручку и пристально посмотрела мне в глаза:

– Я сожалею, Морган, что вела себя как какая-нибудь дурочка.

– Ты преувеличиваешь… Она смущенно отвернулась.

– Амина… я хотел бы, чтобы ты поняла: то, что произошло между нами, могло бы меня…

– Остановись, – перебила она, вставая, чтобы я увидел, как вдруг вспыхнули ее щеки. – Я извинилась, и не будем больше говорить об этом.

Я взял ее руку и заставил повернуться ко мне лицом.

– Я тебя очень люблю. Амина, искренне люблю, но не требуй от меня большего.

Она энергично кивнула мне с горькой улыбкой, стараясь удержать слезы.

– Если я заставил тебя подумать, что наши отношения могли бы стать…

– Нет, Морган. Это я, я… я позволила своему влечению перерасти в безрассудный романтизм. И все же такая реакция не свойственна моей натуре. Я сама этому удивилась.

– Ну, если это маленькое недоразумение улажено, не пойти ли нам поужинать?

Она высвободила руку из моей ладони и помотала головой.

– Я до смерти хочу спать и совсем не голодна, наверное, эти четыре часа в автобусе так на меня подействовали. Увидимся завтра утром.

– Хорошо. Если что, позвони мне, – сказал я, похлопав по мобильнику, висевшему у меня на ремне джинсов.

Она поблагодарила меня, и я оставил ее, пожелав спокойной ночи. Немного все же раздосадованный, я присоединился в ресторане гостиницы к Гансу, который уже приступил к десерту.

– Ну как? – спросил он меня, отложив ложку. – Она все еще дуется?

– Нет.

Он с недовольным видом скрестил на груди руки и откинулся на спинку стула.

– Почему же в таком случае она не спустилась?

Я поднял глаза к потолку, потом попросил официанта принести салат.

– Ты знаешь, что такое женщины? – подтрунивая над ним, спросил я более сухим тоном, чем хотел бы.

– Она влюблена, да?

Я пожал плечами.

– Только этого нам недоставало, – пробурчал он, доел абрикосовый торт и запил его большим стаканом апельсинового сока.

– Мор… Ты тоже влюбился?

– Нет, – признался я после минутного раздумья. – В общем, не думаю.

– Следовательно, ты не в состоянии понять, что чувствует Амина.

– Ей и правда необходимо побыть одной, чтобы прийти в себя. Завтра все будет выглядеть иначе.

– Знаешь что, Мор? – сказал он, отодвигая стул, чтобы встать. – Может, ты непревзойденный эллинист и очень знающий археолог, но живые тебя не интересуют!

– Ганс, я…

– Пойду-ка спать, я уже на пределе.

Он вышел из ресторана, даже не пожелав мне доброй ночи, и я в раздражении отодвинул свой салат. У меня пропал аппетит.

– Мсье Лафет, у вас все в порядке?

Я поднял взгляд, передо мной стояла Дельфия, та самая, что принимала нас. Она сменила свой белый костюм на короткую юбку и блузу, которая почти не скрывала ее очаровательную грудь.

– Да, спасибо.

– Я уже закончила работу, но, если вам что-нибудь нужно, я в вашем распоряжении.

Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что она мне предлагала. Будь у меня настроение получше, возможно, я бы с готовностью этим воспользовался, но, право, сейчас мне было не до того.

– Нет. Все в порядке, еще раз благодарю вас.

Она в растерянности застыла, и я оставил ее, а заодно и мой едва тронутый ужин и вышел из гостиницы, чтобы покурить. Было восемь часов вечера, и проспект начал заполняться гуляющими местными жителями и туристами, которые воспользовались тем, что жара спала.

Ложиться спать было слишком рано, да и нервы у меня были слишком напряжены, чтобы сразу уснуть. Поколебавшись немного, я направился по проспекту в сторону археологического музея.

Фано жила неподалеку от музея Спарты, главным хранителем которого являлась, и, если не изменила своим привычкам, должна была еще находиться на работе.

Я прошел мимо огромного памятника Леониду, [72]72
  Леонид – спартанский царь (ум. в 480 г. до н. э.).


[Закрыть]у подножия которого группа молодых людей с веселыми шуточками наслаждалась мороженым, и постучал в застекленную дверь археологического музея. Сторож подошел к двери и замахал мне рукой.

– Музей закрыт, мистер, – сказал он по-английски через стекло.

– Я приехал, чтобы встретиться с профессором Варналис, – ответил ему я по-гречески. – Меня зовут Морган Лафет. Профессор еще у себя в кабинете?

Он удивленно посмотрел на меня и попросил подождать, а сам отошел к конторке администратора. Я увидел, как он снял телефонную трубку, потом кивнул и, вернувшись, с улыбкой открыл одну створку двери:

– Входите, профессор, добро пожаловать. Я здесь новичок, извините меня.

– Ничего страшного. Спасибо, я знаю дорогу.

Я поднялся по узкой лестнице на второй этаж и, приготовившись к решительному удару, направился к кабинету, где располагались хранители. Дверь была приоткрыта, я толкнул ее и просунул в щель голову. За компьютером сидела очаровательная молодая женщина, ее длинные волосы были собраны в аккуратный пучок, из которого выбивались несколько непослушных прядей.

– Я могу войти?

Она подняла голову и сняла очки.

– Морган!

– Фано? – с трудом выговорил я.

Она искренне рассмеялась, встала и, подойдя к мне, тепло обняла.

– Ты совсем не изменился? – сказала она, отступая, чтобы как следует меня рассмотреть. – Все такой же красавец.

Я смотрел на нее, не веря своим глазам. Перемена была потрясающая. Как замкнутая, угрюмая и раздражительная брюнетка, какой я ее помнил, могла превратиться в золотоволосую красавицу с сияющей улыбкой?

– Я с трудом узнаю тебя, Фано…

Она небрежно махнула рукой и, взяв меня за руку, подвела к одному из кресел.

– Много воды утекло с тех пор как ты уехал, – ответила она, направляясь к кофеварке, чтобы приготовить для меня кофе. – Я знаю об Этти, – добавила она с грустью. – Сожалею… Амиклы… Сейчас мне кажется, что это было в другой жизни.

Я чуть было не сказал ей, что брат жив, но сдержался. Не стоит опережать события.

– Что вернуло тебе радость жизни? Ты просто неузнаваема.

Она повела плечами.

– Я уже не могла больше жить так, глотать антидепрессанты, отравлять жизнь окружающим. И в одно прекрасное утро взяла себя в руки и прошла курс лечения в одной клинике, вот и все. И еще я снова вышла замуж, – добавила она, подмигнув мне.

– Мои поздравления.

– Спасибо. А чему я обязана счастьем снова видеть тебя, Морган? Очередное расследование? Ты ведь приехал не как турист, я полагаю?

– Нет. – Я поставил чашку с кофе на ее письменный стол и закурил. – Ты помнишь профессора Лешоссера?

– Конечно! Он приезжал встретиться со мной, это было… В апреле? Нет, в мае. Точно, в начале мая. Бедняга был убежден, что останки Ахилла перевезли сюда. Как он поживает?

– Он умер, Фано.

Она побледнела.

– Когда?

– В прошлом месяце. Случайно упал с балкона у себя дома, – солгал я.

– Боже…

– Вот в связи с его расследованиями я и хотел встретиться с тобой. Я привез кое-какие документы.

Фано с досадой покачала головой: