Текст книги "Тень Александра"

Автор книги: Фредерик Неваль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

4

Как это часто бывает во время экзаменов, «Мисти» ломился от студентов, которые правым глазом поглядывали на свои записи, а левым – в чашечку кофе. Маленькая прокуренная пивная, казалось, нравилась моему «помощнику»; его взгляд сразу же устремился к декольте молоденькой девушки, сидящей слева от нас. Ее пепельница была переполнена окурками, а столешница полностью закрыта исписанными листками.

Я заказал кофе для себя и содовую для Ганса, глаза которого уже готовы были вылезти из орбит.

– Ганс, спокойнее, – сказал я, незаметно толкнув его локтем.

– Девяносто пять градусов по Цельсию, – пробормотал он с плотоядной улыбкой.

Жара доконала нас еще в Барбизоне, где мы провели в библиотеке Бертрана почти весь день, но так ничего и не нашли. Ганс то и дело теребил ворот майки с капюшоном, принадлежавшей Этти, которую я ему одолжил, потому что его собственная промокла насквозь. Это был один из тех сувениров – моднее не придумаешь! – которые мой брат всегда привозил из Болливуда. [26]26
  Болливуд – центр кинематографии Индии.


[Закрыть]У меня кольнуло в сердце, когда я давал ее Гансу, но, в конце концов, у Этти их был добрый десяток.

Официант принес нам заказ, и я, раздавив в чае ломтик лимона, спросил Ганса, что он смотрел сегодня утром.

Когда прозвонил будильник, я увидел, что Ганс полуодетый сидит перед телевизором в наушниках, чтобы не разбудить меня.

– «Махабхарату». [27]27
  Индийский священный текст. – Примеч. авт.


[Закрыть]

Я вытаращил глаза. «Махабхарата» была киноверсией священного для индусов одноименного эпоса – удивительно скучной.

– И тебе удалось досмотреть до конца и не уснуть?

– Некоторые сцены там слишком растянуты, но неплохие, а боги там такие же, как в «Ригведе». [28]28
  «Ригведа» – собрание преимущественно религиозных гимнов, первый известный памятник индийской литературы. Оформился к X веку до н. э.


[Закрыть]

– Так ты еще и «Ригведу» знаешь?

– Ее мне начали читать, когда записали на курс санскрита.

– Ты изучал санскрит?

– Всего три месяца. Только алфавит выучил. Дед сказал, чтобы я бросил его, потому что это отражалось на моих занятиях посовременней истории. А ты знаешь «Ригведу»?

Я пожал плечами.

– Среди прочего. А я думал, что отец должен был рассказывать тебе «Мальчика-с-пальчик» или читать «Красную шапочку». Мой читал мне «Веды». [29]29
  «Веды» – древнейшие памятники индийской религиозной литературы конца II – начала I в. до н. э.


[Закрыть]

Он помрачнел.

– Мой отец ничего не читал, кроме сводок биржевых курсов.

– Ганс, а тебя, случайно, индийская мифология не заинтересовала?

– Мне она нравится.

«Жаль, что она породила такую религию…» – невольно подумал я.

Наша соседка уронила ручку, и Ганс моментально ее поднял.

– Заказать тебе еще кофе? – спросил он, возвращая ей ручку.

Девушка скользнула по нему взглядом и улыбнулась, потом внимательно, но словно бы невзначай посмотрела на меня.

– Черный или без кофеина? – не унимался обольститель.

– Простите? – жеманно переспросила она.

– Кофе для тебя?

Она поерзала на стуле, откинула прядь крашеных волос за ухо, в котором звякнул добрый десяток колечек.

– Нет, спасибо, вы очень любезны, – прокудахтала она, скрестив ноги, едва прикрытые мини-юбкой.

– Ганс, – представился мой подопечный.

Студентка нежно посмотрела на меня.

– Тесса. А вы? – заинтересованно спросила она, наклонившись, чтобы дать мне возможность лучше рассмотреть ее декольте. – А как вас зовут?

У этой девочки явно не было холода в глазах.

– «Мсье» будет вполне достаточно.

Малышка выпрямилась, задетая за живое.

– В таком случае желаю вам приятного вечера… «мсье».

Последнее слово она словно выплюнула. Я увидел, как она с яростным видом собрала свое барахлишко в сумку, застегнутую на булавки, и с вызывающим видом покинула кафе.

– Отлично сыграно, – проворчал Ганс.

Я хотел ответить ему, но в это время в кафе ворвалось многоцветное облако, пропитанное пачулями и духами. Мануэла придвинула стул и села за наш столик.

– Привет. Итак, Морган? Это все, что ты нашел, чтобы тебе наконец выдали субсидию на поиски? – прошипела она, дыша мне в лицо ментолом, вытащила из сумки меч, заботливо обернутый в разноцветную тряпицу, и чуть ли не швырнула его на стол.

– Должен ли я сделать из этого вывод, что меч – современная копия? – осведомился я более раздраженным тоном, чем следовало. – И даже гарда и костяная рукоятка?

Моя приятельница сдержанно улыбнулась.

– Вот ее-то возраст по меньшей мере три тысячи лет. Три тысячи пятьсот, я бы сказала.

Я быстро подсчитал. Александр жил в четвертом веке до Рождества Христова.

– Три тысячи или даже больше… Что-то не сходится.

– Что же касается лезвия, то оно из титана. Любой тупица мог бы увидеть, что оно не из той эпохи.

– Лезвие, следовательно, было переделано, чтобы соответствовать эфесу… Во всяком случае, я так думал…

– Что значит «было переделано»? Это что, ты приказал его переделать?

– Конечно, нет! Если бы я, чего бы я стал просить тебя датировать его?

Она издала короткий неприятный звук, который должен был означать язвительный смешок.

– Античная гарда… – насмешливо проговорила она с лукавой улыбкой, – металл, неизвестный в античности, но выкован таким способом, что невозможно доказать, что он более позднего времени, и ты обладаешь «большой археологической загадкой»…

Я хотел с возмущением возразить, но Ганс перебил меня:

– Невозможно доказать, что он сделан недавно? Да это же титан!

– Морган… – продолжала настаивать Мануэла, не обращая внимания на Ганса. – Если я об этом скажу, меня просто засмеют. Если опираться исключительно на анализы, то это лезвие из титана имеет… – Она замолчала, не решаясь продолжить. – Лезвие столь же древнее, как и эфес, – прошептала она, словно боялась, что кто-то услышит, как она произносит такую нелепость.

Я расхохотался.

– Мануэла! Это же титан!

– Титан покрывает медную пластину, наверняка для того, чтобы утяжелить ее. Титан очень легок и в то же время почти неразрушим. Это очень прочный меч.

– И современный, – стоял я на своем.

– Морган… прочисти уши, – сказала она, кладя руку на все еще завернутый меч. – Это… эта вещь – нечто невероятное, античная она или нет. Металлическая часть этого оружия, включая головку эфеса, выкована как единый блок. Нет ни единого следа сварки или пайки ни на титане, ни на кости, которая должна была быть рассечена надвое. Оно – настоящее совершенство.

– Но можно было просунуть кость вдоль рукоятки и прикрепить дополнительно головку эфеса.

– Головка эфеса, гарда и лезвие меча – это все один кусок титана.

– Это означает, что титан заливали непосредственно в кость?

Она через тряпицу похлопала по лезвию:

– Это алюминиевый титан. Сплав стали и алюминия, точнее, сплав, который получают при температуре шестьсот пятьдесят восемь градусов. Твоя кость превратилась бы в пепел быстрее, чем ты произнес бы это слово.

– Так как же в таком случае сделан этот меч?

– Я надеюсь, что ты ответишь на этот вопрос. Я потратила часть вечера и всю ночь, чтобы провести все возможные тесты. Ни малейшей зацепки, ни малейшей трещинки, ни единого следа пайки. Если кость античная, как доказать, что титан не античный? Это и с точки зрения логики, и с научной точки зрения невозможно.

– Гравировка, – сказал я. – Рука, сжимающая молот. Наверняка воспользовались алмазной фрезой или лазером. Если только рисунок не был выгравирован на форме.

– Нет, дорогой. Рисунок был сделан после отливки. Если внимательно рассмотреть его, то увидишь, что мастер нанес его с удивительной легкостью, словно печать на мягком воске. Оружие, которое ты обнаружил, внеземного происхождения.

От ее заявления я потерял дар речи. Ганс с интересом следил за нашим спором.

– Но это не все, – добавила Мануэла, потирая руки. – Я выполнила свою часть сделки, теперь твоя очередь, Морган.

– Сейчас? Здесь?

– Немедленно!

Я с сожалением сунул руку в свой рюкзак, чтобы достать одно из своих самых ценных сокровищ: первый выпуск «Чудака» за 1969 год, купленный моим отцом. Первую книжку «Марвел» [30]30
  Американское издательство «Марвел-комикс», издавшее с 1961 по 1996 год восемнадцать выпусков комиксов, имевших большой успех.


[Закрыть]на французском языке о супергерое, с которым я провел все свое детство.

– О, наконец-то! – бросила Мануэла, вырывая комикс из моих рук.

Я изобразил жалостливую мину, которая, впрочем, не произвела на нее никакого впечатления, и комикс исчез в ее отвратительной сумке из индийского хлопка.

– Мне пора бежать! – Она вытащила из кармана джинсов пачку листков, положила их на столик. – Результаты из лаборатории. О, я ведь даже не знаю, кто… эта красивая майка! – И, словно порыв ветерка, она устремилась к двери.

– Я подумал, что ты сейчас же ей все выскажешь, – заметил Ганс.

Я оборвал его взглядом и сложил листки с анализами, чтобы спрятать их в бумажник.

Усевшись за моим компьютером, Ганс устанавливал свою чудесную программу, а я в это время с карандашом в руке расшифровывал первые страницы записной книжки Бертрана.

Записки моего старого друга на самом деле были ежедневными отчетами об изысканиях, начатых три года назад. Один богатый меценат рассказал ему о них и вошел с ним в контакт с целью отыскать мифическую гробницу Александра Македонского. Этот же коллекционер, страстно влюбленный в античность, доверил ему то, что старик рассматривал как два ключа к разгадке в этих поисках: меч и результаты экспертизы, проведенной Ватиканом.

– Черт возьми, я нашел еще более экстравагантную личность, чем мой отец, – вздохнул я, прочтя одну запись Гансу. – А ведь Бертран никогда не казался мне человеком эксцентричным.

Я откинулся на диванные подушки. Найти гробницу Александра Великого… А почему бы не поискать Святой Грааль? [31]31
  Святой Грааль – священная чаша, служившая Иисусу Христу во время Тайной вечери, в которую после распятия Христа была собрана его кровь.


[Закрыть]Разум говорил мне, что надо взяться за ум и забыть об этой истории, но инстинкт настаивал, словно ребенок, которому пообещали конфеты.

– Морган… Ты не намерен сдаваться, не правда ли?

– Нет, но, чтобы взяться за этот проект, надо добиться от Лувра финансирования. Подготовить досье и представить его нашему драгоценному Вильнёву будет делом не легким.

– Почему?

– Ты думаешь, что Бертран надеялся отыскать гробницу под Эйфелевой башней? Если он взял билет до Александрии, то ведь наверняка не для того, чтобы полюбоваться пирамидами.

– Искать сокровища в Египте? – загорелся он. – Где я должен расписаться?

– Я имею в виду не праздную прогулку и не поездку для поправки здоровья, Ганс. Бертран умер, разыскивая эту гробницу.

Он помрачнел и продолжал слушать с серьезным видом.

– К тому же, – добавил я, потрясая записной книжкой, – можно держать пари, что, если эти убийцы настигнут нас, мы последуем за ним, не успев даже позвать на помощь. Вот над чем надо поразмышлять, не так ли?

– Ты шутишь? – вскричал он. – А если так – будет весело! – Он схватил «мышку» компьютера. – В твоем комп-динозавре есть текстовой редактор?

– В ноутбуке Этти, под письменным столом.

Он наклонился, поднял чемоданчик и, открыв его, скривился.

– О, черт возьми… Такие еще продаются?

Пожав плечами, я закурил сигарету.

Я покинул кабинет Вильнёва, хлопнув дверью, и Ганс, ожидавший меня в коридоре, скорчил мину.

– Судя по твоей физиономии, он сказал «нет».

Чертыхаясь, я спустился по лестнице, стажер последовал за мной.

– Он больше не может подписывать финансовые документы. Похоже, этот тупица уходит в отставку.

– Что? Он драпает?

– С его должности не драпают, Ганс. Прежде чем вышвырнуть вас за дверь, вам предлагают уволиться по собственному желанию. – Я остановился на лестничной площадке и вздохнул. – Счетная палата сунула нос в финансовые дела музея.

– Так… А ты в подробностях рассказал ему, как и где обнаружил меч и записную книжку?

– Чтобы полиция держала их у себя в качестве вещественных доказательств до конца следствия? Ты меня за дурака держишь?

– Но теперь, когда Вильнёв в курсе дела, ты должен все внести в инвентарную опись, так ведь?

Я согласно кивнул, понимая, к чему он клонит.

– Заметь, если ты не сообщишь, при каких обстоятельствах нашел их, твои цацки, возможно, останутся незамеченными среди прочего…

Я покачал головой:

– Ты хорошенько подумай, что прежде всего сделают люди, которые убили Бертрана, когда узнают, кто унаследовал его сокровища. Они с лупой в руке будут изучать сведения обо всем том, что Лувр нашел в Барбизоне.

– В таком случае надо подольше не отдавать в хранилище музея твой титановый ножичек.

– Для этого он не должен упоминаться в инвентарной описи, – пробормотал я. – Вильнёв скоро уберется, а я не оставил ему копию нашей заявки на финансирование. И нет никаких доказательств, что найденные предметы вообще существуют.

– Ты не…

– Тсс! Не здесь, – сказал я, показывая на коридор, в который выходили двери кабинетов.

Мы пошли позавтракать в «Карусель», кафе, которое я облюбовал много месяцев назад, и расположились за маленьким столиком в глубине зала, подальше от нескромных ушей. В помещении было полно туристов и отдыхающих. Не знаю, что тянуло их именно сюда – кондиционеры или же интерьер, стилизованный под старину.

– Нам не остается ничего другого, кроме как заняться поиском спонсоров, – вслух подумал я. – Это может занять многие месяцы, даже если подключить к этому моего отца.

Официант принес нам два сандвича с тунцом, и Ганс, подождав, пока тот отойдет, доверительно сказал мне:

– Фирма моего родителя в числе прочего занимается и благотворительностью. В прошлом году они передали много миллионов на онкологию, на хоровые общества и не знаю еще на что. Это помогает им сократить налоговое бремя.

Я отодвинул кружку с пивом и наклонился к нему:

– А что за фирма у твоего отца?

– «Брокерские услуги Петера и Хенкеля». Лавочка по размещению финансовых вложений.

– Так тот самый Петер – твой отец?

– А что, ты его знаешь?

– Я видел его по телевидению и в газетах, как и все. Когда рассказывали о деле транснациональных корпораций.

Это дело о хищении денежных средств с использованием служебного положения вызвало большой скандал. Растрата капиталов общественных фондов, подлоги и использование фальшивых документов, подставных фирм…

– Мой отец был оправдан. К этой гнусной истории он не имеет отношения.

«По его словам…» – подумал я.

Теперь уже меня не удивляло, что Граам Петер передоверил воспитание сына своему старому отцу, который к этому отнюдь не стремился. Мошенническая деятельность на половине планеты должна отнимать очень много времени. Но в то же время и приносить огромные доходы и, главное, вызывать потребность поддерживать свою репутацию всяческими пожертвованиями. Идеальный для нас спонсор, ибо, с трудом склеив хрупкие осколки своей добродетели, он не будет особенно суетиться, чтобы узнать, как продвигается проект, и не станет совать свой нос в мои дела.

– Думаешь, ты мог бы без огласки передать ему заявку?

– Конечно. Главное, чтобы дед помог мне. А он поможет, сам подумай: его маленький головастик отправится по следам Александра Великого!

Итак, мы занялись редактированием нашей заявки на получение субсидии. Это заняло у нас целых два дня. И оказалось делом далеко не легким. Я не хотел слишком распространяться о наших целях и боялся вызывать жадность у человека, которого знал только со слов его сына, ничем не подтвержденных. Тем не менее мне нужно было пробудить его любопытство и уверить, что для такого мероприятия действительно нужна просимая сумма. Дед Ганса собственноручно передал досье своему сыну и не только пообещал, что я получу ответ в течение двух месяцев, но и заверил меня в том, что все сохранится в тайне.

Телефонный звонок раздался через неделю. Мы собирались отправиться в Барбизон, и Ганс находился у меня, что стало уже обычным делом с тех пор, как он начал работать над своей чудесной программой дешифровки.

– Алло?

– Мсье Лафет?

– Да, это я.

– Мы с вами незнакомы, но я друг Граама Петера. Вы передали ему очень интересное досье.

Моя рука судорожно сжала трубку. Ведь Петер заверил меня, что все останется в тайне. Если о существовании этого досье узнают те, кто убил Бертрана, я не дам много и за свою шкуру.

– Значит, мсье Петер ввел вас в курс дела относительно этого проекта?

Ганс просунул голову в дверь гостиной, и я знаком показал ему, чтобы он молчал.

– Да, он распорядился передать мне ваше досье сегодня утром.

Я с трудом удержался, чтобы не выругаться.

– Мы знакомы с ним с давних пор, – добавил он, словно почувствовав мое недоверие.

– Кто вы? – спросил я без обиняков. – И чего вы хотите?

Он коротко рассмеялся.

– Извините меня, и правда, я ведь не представился. Йон Юрген. Я так спешил сказать вам о своем согласии финансировать ваш проект, что забыл об элементарной вежливости. Простите.

Сердце в моей груди подскочило. В среде археологов Йон Юрген был личностью весьма известной благодаря тому, что дарил музеям свои коллекции и финансировал археологические экспедиции. Он считался одержимым коллекционером. Богатый промышленник, увлеченный античностью.

Я показал Гансу поднятый большой палец, и он шепотом издал победный клич.

– Это прекрасная новость, мсье Юрген. Я много слышал о вас.

Снова короткий смешок.

– Это меня почти не удивляет, но чего же вы хотите? Ведь я не унесу в могилу ни свои деньги, ни свои коллекции. Мы можем завтра повидаться с вами? У меня? Часов в одиннадцать?

– Мне это удобно.

Я дрожащей рукой записывал адрес, а Ганс в это время как обезьяна прыгал в коридоре.

В ту ночь я долго не мог уснуть, размышлял, как лучше отвечать на вопросы Юргена. Мне нередко приходилось заниматься поисками спонсоров в частных фондах и даже иногда брать на себя руководство какими-то операциями, но никогда еще я не был в положении человека, ответственного за проект.

Не знаю, проснулся ли я от того, что мне почудился шум в коридоре, или от того, что мои простыни стали влажными от пота, но я вскочил, словно меня подбросила слишком сильно сжатая пружина. Я поднялся, налил стакан теплой минеральной воды и выплюнул ее после первого же глотка. Остатки воды я плеснул себе на лицо и на грудь, но это нисколько меня не освежило. Меня немного поташнивало, руки дрожали. Может, это последствия дурного сна?

В надежде немного освежиться я, глубоко дыша, прижался спиной к стене кухни. Плитка была холодной и гладкой, как кожа после холодной ванны. Я закрыл глаза. Дрожь немного унялась, дыхание стало более ровным.

Я чуть приоткрыл глаза. Шум… он почудился мне во сне? Я был убежден, что слышал его наяву.

Я вышел из кухни и нажал на кнопку выключателя у входной двери. Взгляд мой сразу же упал на шкафчик. Опрокинутая фотография Этти лежала на мраморном подносе, стекло было разбито.

– Черт…

Я тщательно собрал осколки и бросил их в мусорное ведро на кухне, потом поставил фотографию на место. Или кто-то из соседей сильно хлопнул дверью, или это вибрация от метро, а может, по улице проехал грузовик – вот фотография и упала. Я не хотел видеть в этом предзнаменование или предупреждение. Никогда не был суеверным и совершенно не собираюсь становиться им из-за такой ерунды. Я снова лег в постель и сразу же уснул крепким, без сновидений, сном.

Проснувшись, я рывком вскочил, уверенный, что проспал встречу, но часы показывали всего пятнадцать минут девятого. Позвонил в Барбизон, чтобы предупредить полицейских, что мы приедем в дом Лешоссера только завтра, и отправился принимать душ. Ганс предстал перед моими очами в десять часов, как было условленно, и после пятой чашечки утреннего кофе мы спустились в гараж.

– Улыбнись хотя бы, Морган, у тебя более мрачный вид, чем у самой смерти. Что, ночь прошла неважно?

Я предпочел не отвечать и повернул ключ зажигания.

Припарковав свой «миксер» в двух шагах от улицы Наполеона в 6-м округе Парижа, где у нас была назначена встреча, и глядя в зеркало заднего вида, я заново завязал свой «конский хвост». Надо было предстать перед Юргеном во всей красе.

– Шерсть гладкая, пасть сияет белизной, глаза игривые, как сказал бы мой отец, – пробормотал я. – Как я выгляжу?

– Как викинг, который ошибся эпохой.

– Спасибо за поддержку, Ганс, – прогремел я, выходя из машины.

Я захватил с собой копию заявки на финансирование и на всякий случай результаты лабораторного исследования и направился на улицу Наполеона. Ганс следовал за мной.

Йон Юрген проживал в одном из самых роскошных кварталов Парижа, который в этот час кишел народом. Группа японцев, увешанных покупками, обогнала нас, щебеча что-то на своем языке, а мой спутник не смог удержаться, чтобы не полюбезничать с ними.

– Утихомирься, дорогой ассистент. Мы пришли.

Я нажал кнопку домофона. Женский голос пригласил меня подняться на лифте до площадки последнего этажа. Миновав две двери с кодовыми замками, мы оказались в холле, украшенном средневековыми фресками, в глубине которого обнаружили огромный лифт с ковровым покрытием оранжевого цвета. Из громкоговорителя неслась музыка Шопена, а глазок камеры наблюдения следил за каждым нашим жестом.

Я нажал кнопку с цифрой «7», и томный голос проинформировал меня, что я должен набрать еще и код. Я подчинился, а Ганс присвистнул.

– Они не заставят нас пройти через детектор?

– Ганс, – сказал я, поводив пальцем перед его носом, – предоставь говорить мне. А ты не должен произносить ничего, кроме «добрый день», «спасибо» и «до свидания». Ты хорошо уяснил?

– О-ля-ля… Keep cool! [32]32
  Будь спокоен! (англ.).


[Закрыть]

Лифт доставил нас прямо в холл роскошных апартаментов с кондиционером, где нас ждал сам Юрген. Это был прекрасно выглядевший мужчина лет пятидесяти. Высокий, с тронутыми серебром блестящими, коротко стриженными волосами и живыми синими, с сероватым отливом, глазами, он излучал обаяние, перед которым могли бы устоять не многие женщины. Под его льняным костюмом угадывалась атлетическая фигура, а его ухоженная рука, сжавшая мою, была твердой и уверенной.

– Приветствую вас, Морган. Вы позволите называть вас по имени? А это?..

– Ганс, – представил я. – Сын Граама Петера. Он с некоторого времени стажируется у меня.

– Добрый день.

– Очень приятно, Ганс.

Или мне показалось, или Юрген был раздосадован присутствием сына своего «друга».

– Сюда, прошу вас. Сейчас Мелина подаст нам кофе.

Он провел нас на веранду на последнем этаже здания, превращенную в тропическую оранжерею. Между деревьями и орхидеями высились греческие статуи, позеленевшие от влажного воздуха. Любопытное сочетание…

Мы уселись в удобные кресла из тикового дерева, и молодая женщина с четко очерченным профилем поставила поднос с дымящимся кофе на низенький столик. Она дружелюбно улыбнулась мне как бы невзначай, я с удовольствием ответил ей, и она исчезла.

– Начинайте ваш рассказ, Морган, – сказал Юрген, протягивая мне чашечку кофе.

Я бросил взгляд на Ганса, он сидел, выпятив надутые губы, словно ему зашили рот.

– С чего мы начнем? – Я потер глаза. – Мне поручили произвести инвентаризацию коллекций, которые профессор Бертран Лешоссер завешал Лувру, и музей…

– Я в курсе исследований профессора Лешоссера, – прервал меня хозяин с ослепительной улыбкой. – Не удивляйтесь, подобные сведения в определенных кругах расходятся быстро. Я с удовольствием профинансировал бы его работы сам, но меня тогда опередили. Сейчас же выпал случай наверстать упущенное.

Немного растерявшись, я крутил в руках чашку.

– И… могу я узнать, кем они финансировались?

– На этот счет у меня нет никаких сведений. Но мне ясно, что тот, кто их субсидировал, не желал передавать плоды этих поисков в дар какому-нибудь музею, иначе это стало бы известно… Бедный Бертран… Несчастный случай, я думаю?

– Насколько я понимаю, да, – солгал я. – Перила на его балконе оказались ветхими.

Ганс посмотрел на меня округлившимися глазами, но я взглядом предостерег его от комментариев.

– Какая трагедия! Незаменимый человек. Я имел удовольствие частично финансировать его раскопки в Коринфе чуть больше года назад.

Я побледнел и поставил чашку на столик, потому что рука у меня задрожала.

– Я этого не знал.

– Да, но вы, кажется, принимали в них участие.

– И мой брат тоже, – пробормотал я. – Я уговорил его поехать со мной.

– А-а, вот как? И правда, мы собрали внушительную команду. Никто не скупился в смысле средств, и эти раскопки дали прекрасные результаты. У меня остались очень хорошие воспоминания, хотя не обошлось и без хищений и еще нескольких прискорбных случаев.

Я увидел, как Ганс вжался в кресло, ожидая худшего. Два последних дня он не переставал задавать мне вопросы об Этти и об Индии и прекрасно знал, как умер мой брат.

Я скрестил руки, чтобы Юрген не увидел моих сжатых кулаков. Во мне поднимался гнев, и я мог бы вцепиться ему в горло, если бы он снова хоть намеком коснулся того, что назвал просто «прискорбным случаем». Но я сдержался. Я был более решительно, чем когда-либо, настроен извлечь пользу из всей этой темной истории, тем более что уже начал догадываться, в чьем кармане исчезли предметы, «украденные» в Коринфе.

– Жаль, что я не знаю имени спонсора профессора Лешоссера, – проговорил я.

Юрген встрепенулся.

– Почему?

– Меч и документы принадлежали ему, если верить записной книжке Бертрана.

Юрген глубоко вздохнул.

– Сомневаюсь, что он потребует их вернуть. Способ, которым были добыты некоторые предметы, все-таки не очень законный. Как я уже сказал вам, не все коллекционеры или любители древней истории являются «поставщиками музеев», если вы понимаете, что я хочу сказать. Но ко мне это не имеет отношения, – поспешил он добавить. – Как вы уже могли заметить, здесь у меня только копии или же предметы, не имеющие особой ценности.

«А в других местах?» – подумал я.

Я слишком хорошо знал этих людей, чтобы понимать, что все они хранят «маленькие пустячки на память о раскопках». Это было хорошо известно, но на это закрывали глаза. Без частных спонсоров многие грандиозные археологические проекты просто не состоялись бы. Лучше уж пожертвовать одним или двумя предметами, чтобы спасти и выставить в музеях сотни. Но в Коринфе, для того, чтобы поднять украденные потом римские драгоценности, был принесен в жертву Этти.

– Вы можете счесть меня излишне педантичным, мсье Юрген, но остаюсь при убеждении, что человек, которому принадлежат эти предметы, будет очень рад вернуть их в свою коллекцию.

На губах Юргена мелькнула едва заметная улыбка. Он наконец уловил, к чему я клоню.

– Может быть, мы сумеем обойтись без газетных понятий? В конце концов, не следует из-за одной детали ставить под угрозу столь важные работы. Главное – эффективное вложение финансов, отнюдь не малых финансов, которые потребуются, чтобы провести это по всем правилам, не так ли?

Он правильно понял мою мысль.

– Безусловно, вы правы, – согласился я.

– Так вы думаете, что сумеете продолжить исследования профессора Лешоссера с того места, где он их прервал?

– Я могу попытаться. Но прежде, как вы весьма справедливо заметили, нужно убедиться, что предметы, которыми мы располагаем, подлинные. Что касается эфеса меча, то это уже подтверждено, но я хотел бы иметь, так сказать, подтверждение и относительно документа Ватикана. Я думаю, нам следовало бы начать с этого. Мало того, возможно, мы сумеем получить дополнительную информацию на месте.

– Действительно, это представляется мне хорошим началом. – Он взглянул на часы: – Как вы считаете, мы смогли бы прийти к согласию по основным пунктам и определить приемлемую сумму финансирования до… скажем, половины второго? У меня очень важная встреча, и я…

– Нам потребуется не больше получаса. – Я не дал ему договорить.

Он дружелюбно улыбнулся:

– Вы мне нравитесь, Морган.

– Возвращаю вам ваш же комплимент… Йон. Вы позволите мне называть вас Йоном?

Пока Ганс опустошал пластиковые корзиночки, купленные у лоточника-китайца, я листал бумаги, надлежащим образом завизированные Лувром, которые давали мне право, как представителю музея, перевозить античные ценности. Написаны они были в высшей степени туманно и могли подойти к чему угодно. Франсуа-Ксавье проделал работу прекрасно, и я был ему очень признателен. Наверное, ему и в голову не приходило, что я намереваюсь улететь с оружием, не имеющим сертификата происхождения. В случае осложнений с таможенниками подобные разрешения могут трактоваться широко, я знал это по опыту. Мне уже доводилось летать с такого типа официальными бумагами и добрыми двумя десятками греческих ваз – куда более ценных, чем какой-то меч.

– Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь, Морган, – назидательным тоном сказал Франсуа, когда тайком принес мне документы в мой кабинет. – Если твои подозрения имеют под собой почву, ты рискуешь своей шкурой.

– Тебе было нелегко их заполучить?

– Нет, там, наверху, суматоха из-за этой ревизии Счетной палаты, выставка Бахарии накрылась. Они прислали нам кучу археологических материалов, и некоторые экспонаты уже по три раза проделали путь туда и обратно. На дополнительное разрешение для перевозки античных предметов никто не обратил внимания.

– Услуга за услугу.

– Забудь об этом, я давно погасил свой кредит.

Я дружески сжал его плечо. Несколько раз мне удалось выбить для Франсуа деньги на изыскания, шантажируя Вильнёва.

– Я рассчитываю на твою скромность.

– Никому ни слова, обещаю.

Мне не составило никакого труда получить в Лувре отпуск за свой счет на три месяца, что, кажется, принесло облегчение Вильнёву, который обычно совал мне палки в колеса, хотя и жил в страхе, как бы я не поведал ревизорам о некоторых его делишках, не слишком привлекательных. Потеря заработка в Лувре не пробила брешь в моем бюджете. Наш добрый спонсор согласился выделить нам деньги и предоставил такое техническое обеспечение, которое заставило бы побледнеть от зависти даже моего отца. Но было во всем этом и темное пятно. Вернее, два. Первое – «ассистентка», которая, согласно его требованию, должна была постоянно участвовать в нашей работе, о чем он сказал меньше чем через час, а второе – та немаловажная сумма, которую он так легко согласился выделить на наш проект.

– Ты думаешь, она ничего? – спросил Ганс с игривой улыбкой.

Я положил документы на стол и покачал головой.

– А ты предпочел бы, чтобы она оказалась уродиной?

Я взял мобильник и нажал на «повтор». Со вчерашнего дня я пытался связаться с отцом Ганса.

– Добрый вечер, это снова Морган Лафет. Мсье Петер вернулся с совещания? Прошу вас, мадемуазель, скажите ему, что это очень важно. Благодарю вас, да, я жду.

– А чего ты наконец от него хочешь, от моего родителя?

Я сделал ему знак заткнуться, и в это время в моем ухе прозвучал мужской голос:

– Да…

– Мсье Петер? Я со вчерашнего дня пытаюсь связаться с вами, я…

– Извините меня, но я не могу уделить вам много времени. Мой отец сказал мне, что Йон Юрген намерен финансировать ваш проект, поздравляю вас. И кажется, вы собираетесь взять с собой Ганса? Вы не лишены мужества.

– Ганс очень заинтересовался этим. – Я услышал, как он усмехнулся. – Мсье Петер, я хотел бы знать, почему вы послали мое досье о финансировании именно мсье Юргену?

Последовало короткое молчание.

– Он сам попросил меня переслать его ему. Я подумал, что вы уже ввели его в курс дела.

Я не удержался и выругался.

– Разве не так? – поинтересовался Петер.

– Нет, – сказал я, и у меня вдруг пересохло в горле.