Текст книги "Дьявольская секта (Сборник)"

Автор книги: Франсуаза Саган

Соавторы: Сьюзан Ховач,Десмонд Бэгли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 33 страниц)

– В качестве ныряльщика для. экспедиции, разыскивающей Уаксуанок.

– Вы это серьезно? – обрадовалась она.

– Фаллон велел мне нанять ассистента, а пассажиркой вы отправиться туда не можете. Так что пойду «обрадую» его. ,

Фаллон, конечно, вспылил, но мне удалось убедить его, обосновав свое предложение тем, что Катрин разбирается в археологии, а ныряльщика, сведущего в археологии, ему здесь не найти.

Катрин, видимо, убедила мужа, потому что он не стал возражать, но я все лее поймал на себе его подозрительный взгляд. Мне думается, что именно тогда он и начал ревновать ко мне Катрин. Меня мало волновало, что он думает на мой счет. Мне нужно было обучить его жену, как правильно подзаряжать баллоны и пользоваться декомпрессионной камерой. В процессе работы мы довольно скоро перешли на «ты». До этого я чаще обращался к ней, как к миссис Холстед, но, согласитесь, это не очень-то удобно, когда приходится постоянно нырять вместе в воду. Однако я и пальцем не прикоснулся к ней.

Холстед по-прежнему называл меня Уилом.

3

Пэт Харрис мне нравился. Недоверчивый и хитрый при исполнении служебных обязанностей, он был по натуре человеком добродушным и медлительным. Незадолго до отъезда в Кинтана-Роо он дольше обычного засиживался в доме Фаллона, и мы с ним выпивали бутылочку-другую пива, болтая о всякой всячине. Как-то я спросил:

– А в чем, собственно, заключается твоя работа, Пэт?

Он побарабанил пальцами по бокалу.

– Я избавляю Фаллона от лишних неприятностей, – наконец ответил он. – Когда у человека столько денег, как у него, появляются охотники лишить его этих денег. Я навожу справки о таких парнях, чтобы выяснить, с кем имею дело.

– И меня ты тоже проверял?

– Конечно! улыбнулся он. – Мне известно о тебе больше, чем твоей родной матери. – Он отхлебнул из бокала. – А если у какой-то из его корпораций случаются неприятности, я выезжаю на место и разбираюсь, в чем дело.

– Нечто вроде промышленного шпионажа? – уточнил я.

– Почти, – согласился он. – Но только с позиции обеспечения безопасности. Ведь Фаллон не занимается темными махинациями, так что я веду исключительно контрразведывательную работу.

– Если ты проверял меня, ты наводил справки и о Холстеде, не так ли? – спросил я. – Мне он не внушает доверия. Странный тип.

– В этом ты прав, – вновь улыбнулся Пэт. – Этот парень возомнил себя гением, но потом выяснил, что всего лишь талантлив, а это бьет по самолюбию. Беда Холстеда в том, что он никак не может с этим смириться.

– Не можешь ли объяснить мне это поподробнее? – попросил я.

– Дело тут вот в чем, – вздохнул Пэт. – Студентом он проявил незаурядные способности и после окончания учебного заведения надеялся сделать хорошую карьеру. Но он, как и многие ему подобные вундеркинды, заблуждался насчет реального положения вещей в корпорациях. Там полно образованных умников, когда-то претендовавших на ведущие роли, но вынужденных в силу обстоятельств оставаться на второстепенных должностях. А заправляют всем другие ребята, те, что добились своего положения, действуя ногтями и, если нужно, острыми ножами. Я знаю многих президентов корпораций, которые никогда не ходили в колледж:. Встречаются, правда, такие, как Фаллон, но он имел солидную базу, а не начинал с нуля. К тому же у него уже было имя. Фаллон из тех, которые в любом деле добиваются успеха. А Холстеду суждено вечно быть только вторым. Он это понимает, но не хочет в этом признаться даже самому себе и упрямо лезет наверх, снедаемый амбициями. Вот почему он пытался в одиночку найти Уаксуанок, его манили лавры первооткрывателя потерянного города. Он рассчитывал сделать себе на этом имя и удовлетворить свое самолюбие. А ты вынудил его пойти на сотрудничество с Фаллоном и, следовательно, разделить с ним славу. Ему это не понравилось.

Я подумал над услышанным и осторожно заметил:

– Но ведь Фаллон и Холстед осыпали друг друга взаимными упреками. Холстед обвинил Фаллона в похищении у него письма Виверо. С этим мы, предположим, все выяснили. А как насчет того досье, которое, по словам Фаллона, украл у него Холстед?

 – Мне думается, что за Холстедом есть такой грех, – откровенно сказал Пэт. – Сопоставим события. Фаллон собрал материалы, относящиеся к письму Виверо, но не придал им особого значения, так как был занят другой проблемой. Холстед знал о досье от самого Фаллона, поскольку тот не делал из него секрета. Вернувшись с раскопок, Холстед обнаруживает письмо у одного старика в Дуранго и покупает его за двести долларов: хозяин, не знал его подлинной стоимости. Но Холстед отлично понимал, что в письме может быть ключ к разгадке тайны Виверо. Мало того, в нем была заложена настоящая бомба: город, о котором никто даже и не слышал.

Харрис потянулся еще за одной бутылкой пива и откупорил ее.

– Спустя месяц Холстед ссорится с Фаллоном и исчезает вместе с его досье по Виверо. Фаллон не придает пропаже особого значения, полагая, что коллега случайно прихватил его досье вместе со своими бумагами. И лишь много позже, узнав о том, что именно с этого момента Холстед и развил бурную деятельность, Фаллон изменил свою точку зрения.

– Все это лишь косвенным образом подтверждает вину Холстеда, – заметил я.

– Однако именно косвенные улики и помогают раскрыть большую часть всех преступлений, – возразил мне Пэт. – У Холстеда далеко не безупречная репутация в академических кругах, поговаривают, что некоторые свои открытия он просто фальсифицировал. Уличить его в этом пока не удалось, изгнать с позором из научного общества тоже. Подобное случается довольно часто, например, у вас в Англии тоже была какая-то скандальная история.

– Да, в области антропологии, – подтвердил я. – Феномен так называемого пилтдоуновского человека. Он не вписывался в общепринятую схему развития человека, появились множество теорий на сей счет, но в конце концов радиоуглеродный анализ показал, что это фальсификация.

– Любители подобных проделок еще не перевелись, – кивнул Пэт. – Они готовы пойти на любой подлог, чтобы прославиться. Эти людишки сделаны из того же теста, что и Холстед, – ничтожные посредственности, мечтающие о быстрой славе.

– И все же, – упрямо повторил я, – все это только наши предположения..

Я не мог себе представить, что и в науке встречаются мошенники. А может быть, мне не хотелось верить, что такая женщина, как Катрин Холстед, могла выйти замуж по любви за такого человека.

– Пока его не схватили за руку, – сказал Пэт. – Но мне кажется, что это вопрос времени.

– А как давно они женаты? – спросил я.

– Три года. – Бокал в руке Пэта застыл на полпути ко рту. – Послушай, если ты думаешь о том же, что и я, то мой тебе совет: не делай этого! Держись подальше от его жены, Фаллону это не понравится.

– Да ты, как я погляжу, читаешь чужие мысли, – язвительно заметил я. – Не волнуйся, миссис Холстед с моей стороны ничего не угрожает. – Сказав это, я поймал себя на мысли, что не совсем в этом уверен. Мне понравилось, что Пэт именно так выразил свою озабоченность: его волновало исключительно мнение его босса, а на реакцию Холстеда ему было наплевать. – Как ты думаешь, – спросил я, – Катрин знает о том, что ты рассказал мне относительно репутации ее мужа?

– Не уверен, – сказал Пэт. – Не могу себе представить, чтобы кто-то решился прямо сказать ей, что у ее мужа паршивая репутация среди ученых. Она узнает об этом в последнюю очередь. – Пэт с интересом взглянул на меня: – А зачем ты втянул ее в эту затею с нырянием? Ты уже дважды вынуждаешь босса идти тебе на уступки. Долго так продолжаться не может.

– Она умеет сдерживать своего муженька, когда это не под силу другим. Ты же знаешь, какой у него вздорный характер. Одному мне не, удастся долго удерживать наших ученых мужей от желания перегрызть друг другу глотки, мне понадобится помощь.

– Ты, скорее всего, прав, – кивнул Пэт. – Со стороны Фаллона вряд ли можно ожидать неприятностей, однако Холстед на все способен. Он явно психически неуравновешенный человек. Знаешь, что я думаю? Окажись он в трудной ситуации, он либо Лопнет, как тухлое яйцо, либо взорвется, как бомба. И то, и другое не доставит тебе удовольствия. Я– бы на него не положился в серьезном деле, ему нельзя верить ни на йоту.

– Спасибо за добрый совет, – сказал я. – Не хотел бы я, чтобы ты писал на меня характеристику.

– О тебе я лучшего мнения, Джемми, – ухмыльнулся он. – Чтобы добиться успеха, тебе следует лишь перестать скромничать. За вами, англичанами, вообще утвердилась репутация тихонь, но ты слишком перегибаешь палку. Мне можно быть с тобой откровенным?

– А разве я могу этому помешать?

– Скорее всего, нет, – рассмеялся Пэт. – Это моя слабость – говорить правду в глаза, за что я в свое время не раз получал по физиономии.

– Ладно, не темни, я готов выслушать худшее. Обещаю не давать рукам волю.

– О’кей. У тебя твердый характер, иначе вряд ли тебе удалось бы уломать Фаллона, это далеко не каждому под силу. Но чего ты после этого добился? Всем теперь заправляют Фаллон и Холстед, а ты выпал из игры. Мало того, своим нелепым требованием взять в экспедицию миссис Холстед, ты разозлил Фаллона. И вообще, для чего ты влез в эту историю?

– Я решил, что смогу таким образом добраться до организатора убийства моего брата, – признался я.

– Об этом можешь забыть, – отрезал Пэт.

– Я и сам уже это понял,– мрачно сказал я.

– Это уже неплохо, – отметил Пэт. – Гатт раздавит тебя, как букашку, и даже не поморщится. Не лучше ли тебе плюнуть на все это и вернуться домой, Джемми? На свою маленькую ферму. Ты же видишь, что никаких сокровищ нет, а открытие затерянных городов в Латинской Америке тебя мало волнует. Так зачем же терять время?

– Я не теряю надежды отомстить Гатту, – сказал я. – Он может и сам подставиться, а уж я не упущу момента.

– Тогда тебе придется ждать довольно долго, Джемми. Скорее Ад замерзнет, чем это случится. На меня сейчас работают пятнадцать оперативников, но пока я не очень-то продвинулся вперед. Планы и намерения Гатта остаются для меня загадкой. Он опытный малый и не допускает промахов. Он все время подстраховывается и держится в тени, это его стиль работы.

– Но ведь его заинтересует, чем мы будем заниматься в Кинтана-Роо?

– Безусловно, – согласился Пэт. – Он будет держать экспедицию под своим неусыпным оком.

– Тогда ему придется последовать туда за нами, – сказал я. – Ему ничего не удастся сделать, находясь в Мехико. Если он так сильно заинтересовался сокровищами Уаксуанока, ему придется отправиться туда за добычей. Я прав?

– Вполне возможно, – задумчиво сказал Пэт. – Не могу себе представить, чтобы Джек доверил такое дело кому-то еще.

– Но там он окажется в непривычной обстановке, Пэт! Кинтана-Роо – это не Нью-Йорк, там он может и допустить ошибку.

– Не понимаю, почему ты так уверен, что у тебя там будут перед ним преимущества? – удивленно посмотрел на меня Пэт. – Да, Гатт городской человек, но это не значит, что его можно назвать цивилизованным. Не сравнивай его с собой, Джемми, ты обыкновенный лондонский бухгалтер, а он гангстер. И в Кинтана-Роо тебе вряд ли придется легче, чем ему.

– Во всяком случае, мы там окажемся в равных условиях, а это уже что-то значит, – сказал я.

Пэт осушил залпом свой бокал и в сердцах стукнул им по столу, едва не разбив его. – Нет, ты все-таки псих! – воскликнул он. – Доля здравого смысла в твоих словах, конечно, есть, но я думаю, что ты псих. Ты такой же ненормальный, как и Холстед. Ты умеешь обращаться с оружием?

– Не пробовал, – признался я. —Поэтому не знаю.

– И что ты намерен делать, доводись тебе столкнуться с Гаттом один на один? Зацеловать его до смерти?

– Не знаю,—уныло сказал я. – Там видно будет. В зависимости от обстоятельств, как говорится.

Он схватился за голову руками и долго молча рассматривал меня, словно сумасшедшего. Наконец он . глубоко вздохнул и сказал:

– Позволь мне нарисовать такую гипотетическую ситуацию. Допустим, тебе удастся отделить Джека от его телохранителей, что само по себе маловероятно. И вот вы остались с ним вдвоем, оба горожане и новички в джунглях. – Он нацелился в меня пальцем. – И первое, и последнее, что ты успеешь сообразить, – это то, что Джек уложит тебя на месте из обреза, и ты уже ничего не сможешь сделать.

– Разве Гатт сам кого-либо убивает? – спросил я.

– Полагаю, что да.. Он прошел через все ступени «организации», заслуживая доверие и авторитет, так что наверняка совершил в молодые годы несколько убийств.

– Даже если и так, то все равно это было давно,– глубокомысленно заметил я. – Он утратил навыки.

– Ах, с тобой бесполезно разговаривать, – махнул рукой Пэт. – Если у тебя не высохли мозги, отправляйся-ка поскорее туда, откуда приехал. Я вынужден остаться, но знаю хотя бы, за что рискую жизнью: мне за это платят. А о таких, как ты, еще Киплинг писал: «Если вокруг вас все теряют голову, а ваша почему-то на месте, тогда скорее всего вы просто не знаете, что происходит».

– У тебя неистребимое чувство юмора, – рассмеялся я.

– Но до Фаллона мне все равно далеко, – мрачно изрек Пэт. – Он устроил из всей операции настоящий балаган. Это же натуральная пародия на безопасность! Я кормлю Гатта через его микрофон липовой информацией, а что вытворяет Фаллон? Он устраивает какой-то дешевый телеспектакль! Я не удивлюсь, если на взлетно-посадочной полосе, которую он построил, вас будут ждать телеоператоры Си-Би-Эс, готовые начать прямую трансляцию на всю страну, и радиокомментаторы из «Радио-Сити» вдобавок. Каждый крестьянин в Мексике уже в курсе событий. Гатту уже не нужно нас подслушивать, ему достаточно спросить об этом любого прохожего.

– Да, у тебя нелегкая жизнь, – сочувственно сказал я. – А что, Фаллон и в самом деле так себя ведет?

– Не пойму, что с ним творится! – покачал головой Харрис. – Все дела он передал своему брату, сделав его своим доверенным лицом. Брат неплохой малый, но ведь речь идет о сотнях миллионов долларов! Разве можно кому-то доверять такие суммы?! А Фаллон думает только об этом пропавшем городе.

– Мне кажется, его волнует что-то еще, – сказал я. – Порой он вдруг становится задумчивым.

– Я тоже это подметил, – сказал Пэт. – Что-то грызет его, но со мной он об этом не говорил. – Харрису претила сама мысль о том, что от него что-то утаивают. – Пойду спать,– сказал он, вставая и потягиваясь. – Завтра много работы.

4

Итак, я снова схлопотал то же самое!

Сперва от Шейлы, а теперь вот от Харриса. Правда, он был не столь прямолинеен, как она, но все же сказал примерно те же слова. Очевидно, в самом моем облике и манерах было нечто, весьма напоминающее Каспара Милки-тоста – образцового конторского служащего, протирающего с девяти до пяти свои штаны на работе. Но самое страшное Заключалось в том, что я вовсе не был уверен, что моя внешность не соответствует содержанию.

Гатт, если верить Пэтту, был смертельно опасен. Возможно он не стал бы стрелять в человека на спор, пытаясь угадать, куда тот упадет, но ради корысти был способен на это. При мысли о том, что предстоит столкнуться с ним один на один, мне становилось дурно, но обратного пути уже не было.

Любопытной была и оценка, данная Пэтом Холстеду. Интересно, насколько хорошо знала своего мужа Катрин. Видимо, она его любила. Пожалуй, в этом можно не сомневаться. Во всяком случае, ни одна здравомыслящая женщина не потерпела бы такого мужчину, если бы не любила его. Возможно, я судил несколько предвзято. Тем не менее она. всегда была на стороне мужа; когда он спорил с Фаллоном, что свидетельствовало о ее верности. Я отправился спать, думая о ней.

 Глава шестая

1

В лагерь номер один мы отправились на личном реактивном самолете Фаллона – его летающей штаб-квартире. Пэт Харрис не полетел с нами, оставшись наблюдать за Гаттом, так что в комфортабельном салоне было всего четверо пассажиров: Фаллон, супруги Холстед и я. Фаллон и Холстед затеяли очередную профессиональную дискуссию, а Катрин листала иллюстрированный журнал, сидя рядом с мужем в максимально возможном отдалении от меня. Разговаривать с ней мне было неудобно, поэтому я созерцал в иллюминатор ландшафт.

С высоты Кинтана-Роо походила на заплесневелый сыр. Плотный зеленый покров лишь изредка сменялся прогалинами грязного серо-белого цвета. Я не заметил ни одного ручья или реки, и предупреждения Холстеда относительно предстоящих в экспедиции трудностей начали казаться мне вполне обоснованными.

Фаллон отдал по внутреннему телефону распоряжение пилоту, и– самолет стал снижаться. Обернувшись ко мне, Фаллон сказал:

– Сейчас посмотрим на лагерь номер два.

Даже с высоты в тысячу фунтов лес казался настолько частым, что под его зеленым покровом вполне мог бы укрыться, оставаясь невидимым, город размером с Лондон. Я дал самому себе на будущее зарок не судить опрометчиво о вещах, в которых не разбираюсь. Возможно, Холстед в чем-то и обманщик, но в своем деле он дока и был прав, говоря, что нам предстоит нелегкая работа.

Лагерь номер два появился столь внезапно, что я не успел даже толком рассмотреть его целиком. Словно бы угадав мои мысли, пилот развернул самолет, накренив его на одно крыло, и моему взору предстала прогалина с несколькими сборными домиками, между которыми крохотные человечки махали нам руками. Самолет сесть здесь не мог, да это и не планировалось. Встав на прежний курс, он быстро набрал высоту и устремился к побережью, к лагерю номер один.

Спустя двадцать минут, покрыв расстояние еще в восемьдесят миль, мы очутились уже над морем и стали снижаться над блестящим на солнце берегом и белой пеной прибоя к посадочной полосе. Пару раз провалившись в воздушные ямы, наш самолет мягко приземлился и покатился по бетону. В конце дорожки он замер, развернулся и вырулил на площадку напротив ангара. Выйдя из прохладного салона, я почувствовал себя на солнцепеке так, словно меня оглушили кувалдой.

Фаллон не обратил на жару ни малейшего внимания: видимо, солнце вытопило из него все соки за многие годы, проведенные им в странствиях по этой части света, и он полностью акклиматизировался.. Семенивший за ним следом по дорожке Холстед тоже держался молодцом, в отличие от нас с Катрин, с трудом поспевавших за ними. Когда, наконец, мы добрались до домика, в который вошел Фаллон, то едва дышали.

– Боже мой! – воскликнул я, переведя дух. – Здесь всегда такое пекло?

Обернувшись ко мне, Холстед глумливо ухмыльнулся:

– Мехико вас определенно испортило: здесь, на побережье, климат гораздо мягче, чем, к примеру, там, где находится лагерь номер два. То ли еще будет!

Мне стало жаль себя.

В домике работал кондиционер, поэтому было немного прохладнее. Фаллон представил нас высокому плотному мужчине:

– Знакомьтесь, Джо Рудецки, начальник этого лагеря.

– Рад с вами познакомиться, мистер Уил, – пробасил Рудецки, протягивая мне свою лапу.

Позже я выяснил, как Фаллону удалось так быстро ор-, ганизовать эту операцию. Он просто-напросто одолжил у одной из своих нефтедобывающих компаний бригаду материально-технического обеспечения. Эти ребята имели опыт работы в трудных условиях тропического климата: в Северной Африке, Саудовской Аравии и Венесуэле. Обследовав лагерь, я с удовольствием отметил, что потрудились они на славу. Но и отдыхать они умели, не, забывали даже о таких мелочах, как холодная кока-кола, не говоря уже о максимальном комфорте.

Мы провели в лагере весь день и остались ночевать. Фаллон и Холстед занимались проверкой нужного им оборудования, а мы с Катрин готовили к работе акваланги. Брать их с собой в лагерь номер два мы посчитали нецелесообразным, поскольку он являлся лишь временной базой. После того, как мы найдем Уаксуанок, предполагалось разбить возле него лагерь номер три.

В полдень мы сделали перерыв на обед. Есть не хотелось, из-за жары у меня пропал аппетит, но я с удовольствием выпил бутылочку холодного светлого пива, которую мне любезно сунул в руку Рудецки. Готов поклясться, что оно шипело в моей пересохшей глотке.

Акваланги были в полном порядке, и я вызвался помочь Фаллону, однако он покачал головой:

– Вряд ли вы будете нам полезны, – сказал он. – Ведь вы не разбираетесь в этой сложной технике. Кстати, если вы оглянетесь, то увидите представителей майя, – не без удивления добавил он, глядя через мое плечо.

Обернувшись назад, я увидел двух мужчин, стоящих за взлетно-посадочной полосой в нескольких шагах от леса. Одеты они были в мешковатые штаны и белые рубахи. Никаких признаков волнения незнакомцы не выказывали. Лиц их на таком расстоянии я не разглядел.

– Мне кажется, они в полной растерянности, – сказал Фаллон. – Такого нашествия им видеть еще не доводилось. Они не досаждают вам, Джо? – спросил он у Рудецки.

– Туземцы? – переспросил тот.– Нет, мистер Фаллон, ведь они здесь поблизости не живут, они с побережья. А тут у них небольшая кокосовая плантация.

– Эти люди отрезаны от мира,—пояснил мне Фаллон. – С одной стороны – море, с другой – лес. Их, должно быть, немного, всего одна семья: пальмы не прокормят две. Так что им приходится во всем полагаться на самих себя.

– Так как же они умудряются жить в таких условиях? – удивился я, потрясенный столь мрачной картиной.

– Ловят рыбу, черепах, собирают черепашьи яйца, – пожал плечами Фаллон.– Иногда им удается подстрелить дикую свинью. Два раза в году они продают копру, а на вырученные деньги покупают одежду, иглы и патроны.

– Это те самые потомки воинственных индейцев, о которых вы рассказывали?

– Эти ребята не станут бунтовать, они смирные, – улыбнулся Фаллон. – Гораздо опаснее индейцы, живущие во внутренних районах. Но еще опаснее чиклерос. Вам они здесь еще не встречались, Рудецки?

– Они было сунулись к нам, но мы их прогнали,– мрачно кивнул Джо. – Они нагло обворовывали нас. – Он оглянулся на Катрин, разговаривающую с Холстедом, и понизил голос: – На прошлой неделе они убили туземца, мы нашли на берегу труп.

Фаллона эта новость мало обеспокоила. Он достал свою трубку и сказал:

– Организуйте охрану лагеря и не пропускайте их сюда ни под каким, видом. А рабочим передайте, чтобы не слонялись по окрестностям. Пусть сидят в лагере.

– Да куда еще здесь можно пойти? – усмехнулся Рудецки.

В хорошенькое же местечко мы попали, подумалось мне, если убийство здесь считается обычным делом и никого не волнует.

– А кто такие эти чиклерос? – робко поинтересовался я.

– Это продукт местной нелепой системы уголовных наказаний, – с кислой миной пояснил Фаллон. – Здесь произрастает редкое дерево, запоте, из сока которого делают жевательную резинку. Такое дерево есть еще в Гватемале и в Британском Гондурасе. Ни один нормальный человек не согласится собирать в чаще этот сок. Майя тоже не дураки, чтобы рисковать своей шкурой. Поэтому правительство использует для этой работы заключенных. Сезон сбора сока продолжается шесть месяцев, но многие сборщики остаются на весь год. Они бродяжничают, порой убивают друг друга, но могут пришить и чужака или индейца,– Фаллон пыхнул трубкой. – В Кинтана-Роо человеческая жизнь ценится дешево.

Я призадумался. Если Фаллон говорил правду, эти леса крайне опасны. Не даром же майя отказываются в них работать;

– Но рочему эти деревья не выращивают на плантациях?– спросил я.

– По той же причине, по которой существовало рабство с тех пор, как один человек надел на другого ярмо. Труд заключенных обходится дешевле, чем выращивание деревьев на плантациях. Если бы любители жевательной резинки знали, как ее делают, их бы стошнило от одного вида пластинки. – Он ткнул в меня мундштуком своей трубки. – Если вам когда-нибудь случайно повстречаются чиклерос, советую быть поосторожнее и не делать резких движений. Если очень повезет, они не обратят на вас внимания.

Я начал сомневаться, что живу в двадцатом веке.

– А как насчет потомков воинственный индейских племен? – спросил на всякий случай я.

– Это длинная история, – хмыкнул Фаллон. – Испанцам потребовалось двести лёт, чтобы покорить майя, но племя лакондон подмять под себя им так и не удалось. В 1847 году майя устроили в Кинтана-Роо восстание, переросшее в Войну Каст. В ту пору индейцев здесь было больше, чем теперь, и они задали мексиканцам жару. Мексиканцы не смогли вернуть утраченные позиции, ив 1915 году майя объявили о создании своего независимого государства. Они поддерживали тесные отношения с Британским Гондурасом и торговали с английскими компаниями. Главарем майя был тогда генерал Майо, опытный старый вояка, но мексиканцы удачно сыграли на его тщеславии. В 1935 году они заключили с ним договор, сделали его генералом мексиканской армии и заманили в Мехико, где он не устоял перед соблазнами цивилизации. В 1952 году он умер. После 1935 года майя стали терять свой боевой дух, сказывались тяготы войны. Население сокращалось, люди голодали, и, воспользовавшись этим, в Чан Санта-Круз стали проникать мексиканские поселенцы. Так что теперь здесь не более нескольких сотен потомков тех индейских повстанцев, но на своей территории всем заправляют они. Во всяком случае, мексиканских сборщиков налогов они к себе не пускают, – с улыбкой закончил свой рассказ Фаллон.

– И археологов они тоже не жалуют, – добавил Холстед, подошедший к нам вместе с супругой.

– Ну, сейчас уже стало лучше, – возразил Фаллон, – времена изменились, нравы смягчились. Это при генерале Майо любой прибывающий в Кинтана-Роо чужестранец автоматически считался мертвецом. Помните, я рассказывал вам о скелете археолога, замурованном в скалу над морем? Теперь индейцы уже не те, и если их не трогать, ведут себя миролюбиво. Они лучше, чем чиклерос.

– Ну как, Уил, вы все еще в восторге от этой экспедиции? – спросил меня Холстед, улыбаясь уголками губ.

– Но почему это не известно общественности? – спросил я у Фаллона, не обращая на Холстеда внимания. – Правительство использует рабский труд, истребляет целый народ, и до этого никому нет дела?

 Фаллон постучал трубкой о ножку стола, вытряхивая пепел.

 – Африку называют иногда Черным континентом, – сказал он. – Однако в дебрях Центральной и Южной Америки есть такие черные дыры, что они не идут с Африкой ни в какое сравнение. А журналисты не очень-то любят выбираться из своих лондонских и нью-йоркских кабинетов. Так откуда им знать, что здесь творится?

 Он спрятал трубку в карман.

 – Послушайте, что я вам скажу. Основная трудность для нас в Кинтана-Роо вовсе не индейцы и чиклерос. Они люди, а с людьми всегда можно поладить. Вот где нас подстерегают главные опасности, – указал он на лес. – Вы еще не поняли? Скажите, Рудецки, вам легко удалось построить взлетно-посадочную полосу? – обернулся он к начальнику лагеря.

 – Труднее работы мне не приходилось делать за всю свою жизнь, – ответил Джо. – Мне и раньше доводилось работать в подобных лесах, во время войны я служил в инженерных войсках, но здесь, скажу я вам, настоящий ад.

 – Вот именно, – подтвердил Фаллон. – Знаете, как здесь различают по плотности лес? Туземцы говорят так: это двадцатифутовый лес, это – десятифутовый лес, а это – четырехфутовый. Так вот, в четырехфутовом лесу чувствуешь себя весьма паршиво: на расстоянии четырех футов в любом направлении ровным счетом уже ничего не видно. Но попадаются места и похуже. Прибавьте к этому болезни, змей и недостаток воды, и вы поймете, отчего чиклерос такие суровые люди: их вынуждают к этому местные условия. В Кинтана-Роо наш главный враг это лес, и нам придется сражаться с ним, чтобы найти Уаксуанок.

2

На другой день мы на вертолете отправились в лагерь номер два. Машина летела сравнительно медленно и на небольшой высоте. Я взглянул на плотный зеленый покров внизу и мысленно вернулся к состоявшемуся перед отлетом в Кинтана-Роо разговору с Пэтом Харрисом. Встреча в таком густом лесу с Джеком Гаттом не сулила мне ничего хорошего, и я к ней явно не был готов.

Фаллон довольно просто объяснил мне особенности местного леса:

– Я уже говорил, почему на Юкатане нет золота,– сказал он. – Из-за толстого слоя известняка, покрывающего полуостров. Этим же объясняется и густота здешних лесов.

– Может быть, я не отличаюсь догадливостью,—сказал я, – но мне это ни о чем не говорит.

– Вам не хватает специальных знаний, – успокоил меня Фаллон. – Несмотря на обильные дожди, здесь мало питьевой воды и отсутствуют реки. Почему это происходит? Дело в том, что вода просачивается в землю и на относительно небольшой глубине сталкивается с водонепроницаемым слоем. На Юкатане образовались огромные подземные резервуары пресной воды, но лишь в отдельных местах – там, где разрушена кровля известнякового пласта, имеются естественные бассейны й колодцы – здесь их называют синотами. Другое дело – на побережье: там достаточно вырыть в песке яму в трех шагах от моря, чтобы получить пресную воду. В глубинных же районах полуострова она доступна лишь корням деревьев, и они в полной мере пользуются этим преимуществом.

 Я посмотрел вниз, пытаясь угадать, какой густоты под нами лес. Земли я не разглядел, хотя мы летели на высоте менее пятисот фунтов. Будь у Джека Гатта хоть капля здравого смысла, он и близко не подошел бы к Кинтана-Роо.

Лагерь номер два был обустроен гораздо скромнее, чем основная база. Здесь имелся грубо сколоченный ангар для вертолета, вернее – обычный навес, напоминающий голландский амбар, общая столовая, склад для оборудования и четыре жилых домика, тоже сборных и доставленных сюда в разобранном виде по воздуху. Тем не менее в каждом домике работал кондиционер и стоял холодильник, набитый пивом.

Помимо нас четверых, здесь жили повар со своим помощником и пилот вертолета. Для меня оставалось загадкой, чем он тут собирался заниматься, кроме как перевозить нас из лагеря в лагерь. Для поисков Уаксуанока вертолет, по-моему, совершенно не требовался.

Лагерь был окружен лесом, вечнозеленым и непроходимым, как мне показалось. Я вышел на край вырубки и попытался определить по методу Фаллона его густоту. По местным стандартам, лес вокруг нас оказался не слишком густым – всего лишь пятнадцатифутовым. Высокие деревья, стволы которых были опутаны множеством растительных паразитов, словно бы расталкивали друг друга, ведя отчаянную борьбу за свет. Кругом царила мертвая тишина, если не считать чисто человеческих звуков, доносящихся из домиков.

Обернувшись, я едва не столкнулся с Катрин.

– Изучаю врага, – сказал я. – Вам уже доводилось бывать в Кинтана-Роо?

– Нет, – сказала она. – Я была с Полом на раскопках в Кампече и в Гватемале. Ничего подобного раньше я не видела.

– И, я тоже, – сказал я. – Я жил спокойной жизнью. Потрудись Фаллон объяснить, что нас тут ожидает, когда мы были еще в Англии, навряд ли я отважился бы на эту авантюру. Еще неизвестно, чем она завершится.