Текст книги "Дьявольская секта (Сборник)"

Автор книги: Франсуаза Саган

Соавторы: Сьюзан Ховач,Десмонд Бэгли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 33 страниц)

– А все-таки здорово ты ему врезал, – радостно осклабился Джо. – Эх, жаль, я не успел!

– Можешь сделать это в любой момент, тебя за это не уволят, – успокоил его я. – Мое терпение лопнуло, мне надоело за него заступаться.

Рудецки с Фоулером поставили Холстеда на ноги, он взглянул на меня с ненавистью, поводя головой, и Фоулер вытолкнул его за дверь. Я обернулся к Катрин:

– Как ты себя чувствуешь?

– А как я могу себя чувствовать после драки с мужем у всех на глазах? – криво усмехнулась она. – Он сильно изменился, – добавила она, опуская глаза.

– Он изменится еще больше, если и дальше будет делать пакости, – сказал я. – И совсем не так, как ему этого хотелось бы. Катрин, веры ему больше нет, и ты больше не сможешь защитить его. Да и не должна этого делать.

– Я понимаю, – тихо произнесла она.

Снаружи послышался крик, потом грохнул выстрел, и тотчас же началась настоящая пальба. Выскочив из домика, я побежал к домику Рудецки. Он сделал мне рукой знак пригнуться, прячась за задней стеной.

– Холстед вырвался и побежал к лесу, – тяжело дыша, сообщил мне он. – Мы кинулись было следом, но они начали по нам стрелять. Мне кажется, Холстеда убили. Я видел, как он упал, добежав до леса.

За спиной кто-то всхлипнул, я обернулся и увидел Катрин.

– Скорее спрячься в дом! – сердито крикнул ей я. – Здесь опасно!

Две крупные слезы скатились по ее щекам, она повернулась и пошла, ссутулившись, прочь. Плечи ее вздрагивали. Я еще немного постоял на окраине поселка, но ничего больше не произошло: ни выстрелов, ни криков, никаких проявлений жизни живых существ. В гнетущей тишине над Уаксуаноком завис сплошной стеной ядовито-зеленый непроходимый лес.

3

Я понимал, что за нами все время наблюдают, поэтому нужно было решить, как лучше опустить наши находки в синот: не таясь либо скрытно. Поразмыслив, А пришел к выводу, что следует выбрать второй вариант. Если мы сделали бы это открыто, Гатт мог заволноваться и напасть на нас немедленно, пока мы работаем, и тогда уже ничто его не остановило бы.

Из этого следовало, что нужно вскрывать ящики и переносить их содержимое по частям к воде, вернее, в мой домик, расположенный рядом с синотом. Можно, конечно, и просто побросать находки в воду, но жаль было так поступать, имея возможность спрятать сокровища в подводной пещере. И мы решили опускаться в воду по ночам, а груз нам будет спускать на тросе Рудецки.

Днем все старались делать вид, что жизнь в лагере идет своим чередом: бродили между Домами с непринужденным видом, но постепенно все ценности скапливались в металлических корзинах на полу моего домика. Одновременно шла подготовка к обороне. Не теряя времени даром, Смит и Фоулер собирали подходящие для укрепления стен материалы и складывали их в местах, легко доступных ночью. Время тянулось мучительно медленно, и вот наконец солнце побагровело и опустилось в ореоле красной дымки, напоминающей спекшуюся кровь.

С наступлением темноты работа закипела. Смит с Фоулером начали таскать бревна и доски в домик и обивать ими стены. Рудецки подготовил большие баллоны с воздухом и подтянул плот к берегу, а мы погрузили их на плот. После этого мы перенесли на плот все сокровища и погрузились в синот.

Пещера оказалась в том же состоянии, в котором мы ее и оставили, и воздух в ней был хороший. Выбравшись на уступ, я включил внутреннее освещение, собственный фонарь и помог выбраться из воды Катрин.

 – Здесь достаточно места, чтобы разместить все сокровища, – сказал я ей. Она вяло кивнула мне в ответ.

– Жаль, что Пол причинил всем столько неприятностей. Мне следовало бы раньше прислушаться к твоим словам. Слишком поздно я задумалась над тем, что нас с ним связывает. Ты назвал мое отношение к нему преданностью, а мне раньше казалось, что это и есть любовь. Пол ведь не всегда был таким. Ты думаешь, он убит?

– Не знаю, ведь меня там в тот момент не было. Рудецки считает, что он мертв, но ведь он мог и выжить. Что ты будешь в этом случае делать?

– Неуместный вопрос при сложившихся обстоятельству – нервно усмехнулась она. – Ты считаешь, что от всего этого будет прок? Нам поможет то, что мы спрячем здесь сокровища, которых так добивается этот Гатт? – Она скептически обвела взглядом сырые стены пещеры.

– Не знаю, – сказал я. – Все будет зависеть от того, удастся ли мне убедить Гатта, что у него нет шансов заполучить их. Возможно, это охладит его. Он не похож ни на Сумасшедшего, ни на маньяка-убийцу, так что вряд ли он пойдет на бессмысленное убийство семерых человек.

– Но он может прийти в ярость, узнав,что добыча уплыла у него из-под носа!

– Он будет разъярен, ты права, – согласился с Катрин я. – Следует быть начеку.

– Если мы выберемся отсюда, я разведусь с Полом, – сказала она. – Все равно не смогу больше с ним жить. Я получу развод в Мексике, где мы и поженились, и он будет иметь законную силу везде.

– Я навещу тебя, если ты не возражаешь.

– Нет, Джемми, не возражаю, – вздохнула Катрин. – Может быть, нам удастся начать все сначала.

– Это не так просто, – с грустью сказал я, – нам не удастся забыть прошлое, Катрин. Никогда! Надевай маску, надо работать: Джо, наверное, уже волнуется.

Мы выплыли из пещеры и приступили к изнурительной работе. Рудецки спускал нам сокровища в корзинах вниз по одной, а мы переносили содержимое в пещеру. На это ушло много времени, целых два часа. Поскольку мы не опускались ниже глубины в шестьдесят пять футов, на декомпрессию нам требовался только час. Джо опустил шланг вдоль якорного троса, и мы присоединили переходники к нашим впускным клапанам. В течение часа мы дышали воздухом из баллонов на плоту, после чего поднялись на поверхность.

– Все о’кей? – спросил Рудецки.

– Все нормально, – сказал я и тотчас же выругался, стукнувшись ногой о баллон. – Послушай, Джо, не сбросить ли нам эти баллоны в воду, чтобы у Гатта не возникло никаких идей. А вдруг он сам аквалангист? Без баллонов у него все равно ничего ведь не выйдет.

Мы спихнули тяжелые баллоны в воду и выбрались на берег, валясь с ног от усталости.

– Где Фаллон? – спросил я у Смита, который вместе с Фоулером пытался превратить наш домик в неприступную крепость.

– Кажется, у себя, – ответил Смит, уныло разглядывая жалкие результаты своего труда: материалов оказалось недостаточно.

Я отправился к Фаллону и застал его сидящим с поникшей головой за письменным столом. При моем появлении он обернулся и воскликнул, с горечью:

– Какое несчастье, Джемми! Какая страшная напасть!

– Вам нужно выпить. – Я взял с полки бутылку и два бокала. Налив ему и себе по изрядной порции, я протянул ему бокал со словами:-

– Вашей вины в этом нет!

– Да нет же, – запротестовал он, – это я все испортил! Я слишком легкомысленно отнесся к Гатту. Но кто мог предвидеть, что испанское нашествие повторится вновь в двадцатом столетии! Это же дикость! Свирепые конкистадоры – в наше время!

– Вы сами как-то говорили, что Кинтана-Роо не самое цивилизованное место на свете, – возразил я, делая глоток виски и чувствуя, как тепло растекается по горлу и всему телу. – Эта провинция еще не вышла из восемнадцатого столетия.

– Я послал с ребятами, которые улетели, письма властям Мехико, где сообщил о наших находках, – сказал Фаллон. – Как вы думаете, Гатт не мог им что-нибудь подстроить? – с тревогой спросил он.

– Нет, – подумав, ответил я. – Это довольно сложно и могло насторожить местную полицию.

– Мне бы сделать это пораньше, – убивался Фаллон. – Министерство по делам древних находок чутко следит за всеми новыми открытиями, здесь давно уже было бы полно инспекторов. – Он криво улыбнулся. – Но мне так хотелось насладиться делами своих рук одному. Какой же я глупец!

– Вас предупреждал Пэт Харрис, – не сразу понял я его мысль. – Почему же вы не приняли меры?

– Я проявил эгоизм, – взглянул он мне прямо в глаза. – Чистой воды эгоизм. Я хотел воспользоваться отпущенным мне временем, Джемми. Ведь его у меня так мало осталось!

– Но вы же вернетесь на следующий год! – сказал я, отхлебнув еще глоток виски.

– Увы, нет, – покачал он головой. – Я уже никогда сюда не вернусь. Кто-то другой продолжит мое дело, человек помоложе. Им мог бы стать Пол, не будь он столь опрометчив и нетерпелив.

– К чему вы клоните? – я поставил бокал на стол.

– Через три месяца меня не станет, – печально усмехнулся Фаллон. – Перед отлетом в экспедицию я был у врачей, они отпустили мне полгода, не более. – Он откинулся на спинку стула. – Они даже не хотели отпускать меня сюда, но я все же полетел, и не жалею об этом, Джемми. Теперь я отправлюсь в Мехико умирать в больнице.

– Что с вами?

– Древнейший враг человека – рак! – тяжело выдохнул Фаллон, и в домике воцарилась гнетущая тишина. Мне нечего было ему ответить. Так вот почему он казался таким задумчивым, почему спешил выполнить работу любой ценой. Он хотел провести последние в жизни раскопки и достиг своей цели: они увенчались успехом!

– Извините меня, – наконец произнес я.

– Вы – извиняетесь передо мной? – усмехнулся он. – Мне кажется, что это я должен перед вами извиниться за то, что втянул вас в эту затею! Если с Гаттом все обстоит именно так, как вы говорите, мне не дожить до больницы. Да и никому из нас не выбраться отсюда. Я должен извиниться перед всеми! Но ведь э^ого мало, не правда ли? Зачем мертвецу извинения?

– Успокойтесь, – сказал я.

Он надолго замолчал, потом сказал:

– Когда, по-вашему, Гатт начнет наступление?

– Не знаю, – ответил я. – Но, должно быть, скоро. – Я допил виски. – Вам лучше немного вздремнуть. – Фаллону это предложение не очень поправилось, но он промолчал, и я ушел.

Как выяснилось, у Рудецки иногда возникали и собственные идеи.. Когда я наткнулся на него в темноте, он разматывал катушку провода. Смачно выругавшись, он сказал:

– Извини, но я уже на пределе.

– Чем ты занимаешься? – спросил я.

– Если чиклерос пойдут на нас в атаку, они могут укрыться вон за теми двумя домиками. Поэтому я собрал всю взрывчатку и заминировал их. Теперь я тяну провод к взрывной машинке в нашем домике: я уж постараюсь, чтобы у них не было укрытия.

– Только не спеши со взрывом домиков, – сказал я. – Мы подготовим для них сюрприз и преподнесем его им в подходящий для нас момент.

– Вот и ты стал человеком, способным преподносить подобного рода сюрпризы, – недовольно прищелкнул языком Рудецки.

– Получил несколько уроков в лесу. – Я помог ему размотать провод, и мы замаскировали его, как могли, присыпав землей. Рудецки присоединил концы провода к клеммам взрывной машинки и удовлетворенно погладил ее ладонью.

– Скоро рассвет, – заметил я.

Рудецки подошел к окну и взглянул на небо.

– Что-то многовато облаков, – сказал он. – Фаллон говорит, что дожди могут хлынуть в любую минуту.

Погода меня волновала меньше всего.

– Пусть Смит и Фоулер наблюдают за подходами к лагерю, – сказал я. – Сюрпризы нам ни к чему.

Я вышел из домика, сел и задремал, почувствовав невероятную усталость. Если бы я тогда не выспался в лесу на дереве, я давно бы уже свалился с ног: без сна человек обойтись не может. Разбудил меня Фоулер.

– Кто-то сюда идет, – с тревогой сказал он. – Вон оттуда, со стороны леса. Пошли, я покажу.

Мы дошли до крайнего домика, из которого он вел наблюдение. Я взял у него полевой бинокль и навел его на виднеющуюся вдали фигуру в белом.

Освещения и силы бинокля хватило, чтобы в человеке, шагающем по расчищенной площадке, я узнал Гатта.

 Глава одиннадцатая

1

Свет был каким-то странным в то утро. Несмотря на летящие по небу высокие облака, воздух казался кристально прозрачным, а марево, зависающее над лесом уже с рассвета, куда-то исчезло. Солнце только всходило, но небо уже подернулось нездоровым и зловещим желтоватым оттенком, а легкий бриз с запада клонил ветви деревьев в сторону расчищенных руин Уаксуанока.

Наводя окуляры на резкость, я заметил, что мои руки дрожат, и положил бинокль на подоконник, чтобы изображение не плясало у меня перед глазами. Гатт шел уверенно и неторопливо, словно бы совершал утреннюю прогулку по парку. Время от времени он останавливался и осматривал раскопки. Одет он был безукоризненно, как и во время его неожиданного визита в лагерь номер один: я даже разглядел в его нагрудном кармане носовой платок.

Я провел биноклем по периметру всех раскопок, но никого не заметил: молено было подумать, что Гатт пришел сюда один, что, конечно же, было бы нелепо предположить. Я отдал бинокль Рудецки, который тоже зашел в домик, и сказал:

– Вот это и есть Гатт.

– Не торопится, однако, – усмехнулся Рудецки, разглядывая Гатта. – Что ему здесь нужно, черт бы его подрал? Уж не цветочки ли он собирает.

Гатт наклонился и взял что-то с земли.

– Выйду и поговорю с ним, – сказал я, – он будет здесь уже минут через пять. Понимаю, что это рискованно, но так лучше. Кто-нибудь из вас умеет пользоваться винтовкой?

– Фоулер был снайпером в Корее, – сказал Рудецки.

– Превосходно, – сказал я. – Держи его под прицелом и в крайнем случае стреляй – пусть получит, что заслуживает.

– Не отходите слишком далеко, – сказал Фоулер, осмотрев прицел. – И не заслоняйте Гатта своей спиной.

– Пусть пока никто не высовывается, – приказал я, подходя к двери, и вышел наружу, чувствуя себя приговоренным к смерти, идущим к виселице.

Направляясь к Гатту, я ощущал неприятное чувство человека, которого держат на мушке, и шел медленно, как советовал Фоулер. -Наша встреча с гостем произошла примерно в двухстах ярдах от домика, и я несколько отклонился в сторону по пути, чтобы расширить для Фоулера сектор огня.

– Прекрасное утро, мистер Уил! – пыхнув сигарой, приподнял в знак приветствия Гатт свою элегантную шляпу. – Могу я видеть профессора Фаллона?

– Нет, – отрезал я решительно.

– Что ж, замечательно, – сдержанно кивнул он головой. – Разумеется, вы понимаете, почему я здесь, – категорическим тоном сказал он.

– Вы не получите того, чего добиваетесь, – не менее категорично ответил я.

– А вот и получу, – уверенно заявил Гатт. – Можете не сомневаться. – Он стряхнул пепел с сигары. – Вы, как я понимаю, представитель профессора. Это странно, я полагал, что у него хватит мужества лично вести переговоры, но я ошибся: нутро на поверку у него оказалось мягким, как и у большинства людей. Впрочем, перейдем к делу. Мне нужны ценности, которые вы извлекли из синота. Договоримся так: вы отдаете мне свои находки, и у вас не возникает больше со мной никаких недоразумений. Я позволю вам спокойно уйти отсюда.

– И какие же гарантии? – спросил я.

– Мое честное слово! – развел он руками и посмотрел на меня честнейшим взглядом.

– Не выйдет, Гатт, – расхохотался я. – Меня вам не провести.

Гатт раздраженно поморщился, и в глазах его мелькнули злобные искорки.

– Расставим все по своим местам, Уил, – сказал он.– Я пришел сюда за добычей, и ничто меня не остановит. Отдадите вы мне ее добровольно или нет – ваше личное дело.

Я поглядел по сторонам: из леса медленно выходили люди в белом с винтовками в руках. Видимо, настало время надавить на Гатта. Я достал из кармашка рубашки сигареты и спички, закурил и принялся подбрасывать в воздух коробок.

– Вы под прицелом, Гатт, – невозмутимо сказал я, – одно неверное движение – и вы труп.

– Я не идиот, – улыбнулся он уголками губ. – На вас тоже наведены винтовки.

– Если я уроню этот коробок, – сказал я, продолжая подбрасывать его, – вы получите пулю. Так что если ваши люди подойдут еще на десять шагов я его роняю.

В глазах Гатта мелькнула неуверенность. Он сказал:

– Вы блефуете, вы тоже станете покойником.

– Не забывайте, – сказал я, – что мы с вами в разном положении: мне нечего терять, вам же наверняка не безразлично, живы вы будете или умрете. Вы убили моего брата, Гатт, и я рассчитаюсь с вами за это. – Я подбросил в воздух коробок, и Гатт вздрогнул, когда я едва не уронил его. Я снова повторил свой трюк. – Итак, если ваши люди приблизятся еще на три ярда, нас с вами уже не будут волновать никакие сокровища.

Гатт сломался.

– Ладно, ничья, – хрипло сказал он и помахал в воздухе руками. Цепочка людей в белом направилась к лесу. Провожая их взглядом, я снова подбросил в воздух коробок, и Гатт раздраженно воскликнул: – Да прекратите же ваши фокусы наконец!

Я ухмыльнулся и поймал коробок, но продолжал держать его в руке. Лоб Гатта покрылся испариной, хотя еще и не было жарко. Он тяжело вздохнул, пристально посмотрел на меня и сказал:

– Я бы не сел играть с вами в покер!

– А я никогда и не играл в него.

– Послушайте, Уил, – с раздражением вздохнул Гатт. – Вы же не знаете, в какую впутались игру. Я с самого начала не спускал глаз с Фаллона. Вы решили, что одурачили меня тогда, на взлетной полосе, строя из себя святую невинность. Я чуть не помер со смеху, наблюдая за вашими неуклюжими попытками провести меня. Да я знал каждый ваш шаг и каждую вашу мысль наперед. И за этим идиотом Харрисом я установил в Мехико слежку. Все сводится к одной простой вещи: я здесь, и я победил. И что вы на это скажете?

– То, что вам кто-то помогал.

– А вы до сих пор не знаете? – удивился он и рассмеялся. – Боже мой! Да этот же болван Холстед! Он пришел ко мне еще в Мехико, и мы с ним заключили сделку. Он крайне нетерпелив, этот Холстед, ему не хотелось, видите ли, делить Уаксуанок с Фаллоном, вот мы с ним и договорились: я забираю золото и убираю Фаллона, а он получает лавры научного гения. – Гатт презрительно усмехнулся: – Он был слишком желторот, чтобы убить Фаллона.

Так, значит, это Холстед, как и подозревал Пэт Харрис, информировал Гатта. Ничего удивительного, что. ему был известен каждый наш шаг. Напрасно Харрис пытался обеспечить безопасность экспедиции, у нас был предатель. Вот до чего могут довести человека амбиции! Самое интересное, что, заключая сделку с Гаттом, Холстед обманывал его, уверенный, что никакого золота в Уаксуаноке нет и быть не может.

– А где теперь Холстед? – глухо спросил я.

– Парень мертв, – невозмутимо сказал Гатт, – Он схлопотал пулю от моих чиклерос – ребятки подстрелили его для забавы. Я избавил вас от лишних хлопот, не так ли, Уил? – ухмыльнулся он.

Я пропустил эту реплику мимо ушей.

– Вы напрасно теряете здесь время, – сказал я. – Можете прийти и забрать добычу, но вам для этого придется понырять.

– Не мне, – возразил Гатт. – Вам! Я знаю, что вы сделали с золотом, Холстед перед смертью успел рассказать мне об этом. Правда, мне пришлось над ним немного потрудиться, чтобы развязать ему язык. Это заняло некоторое время, иначе я уже давно бы был здесь, до того, как вы утопили товар. Но это не имеет значения, смею вас заверить. Вы же достанете его для меня, Уил, – спокойно и уверенно сказал он. – Вы же ныряльщик, как и эта сучка Холстеда. Вы опуститесь с ней на дно и все поднимется наверх – для меня.

– Я вижу, вы не очень-то разбираетесь в подводном погружении, Гатт, – сказал я. – Это не пятиминутная работенка.

– Но вы ведь, справитесь с ней? – махнул он небрежно рукой.

– Интересно, как вы заставите меня это сделать.

– Увидите, в свое время, – мерзко улыбнулся он. – Я поработаю немножко с Фаллоном на ваших глазах, и будьте уверены, вы нырнете. – Он бросил окурок сигары на землю и похлопал меня по груди: – Между нами есть разница, Уил, в этом вы были совершенно правы. Я твердый человек, а вам лишь кажется, что вы твердый. Вам удалось меня провести однажды, но сейчас вы выдали себя: вы такой же мягкотелый, как и все. Когда я начну по кусочкам разделывать Фаллона или девчонку, или этого быка Рудецки, вы непременно нырнете. Вы поняли меня?

Я понял. Понял, что главным .инструментом этого злодея была жестокость. В нем не осталось ничего человеческого, но он умел игратына чувствах других. Теперь я пожалел, что не договорился с Фоулером об условном сигнале на самом деле. Мне так хотелось в этот момент уронить спичечный коробок! Пусть бы убили и меня самого, зато этот изверг был бы уничтожен. И еще я мысленно проклинал себя за то, что не взял с собой пистолет.

Я перевел дух и постарался говорить как можно спокойнее.

– В таком случае, вам следует беречь меня. Вам ведь известна сказка о курочке, несущей золотые яички.

– Вы еще пожалеете, что я не убил вас, – оскалился он. – Еще как пожалеете, Уил, обещаю вам! – С этими словами он обернулся и пошел к лесу, а я быстрым шагом устремился назад к домику.

– Застрели этого ублюдка! – с порога крикнул я Фоулеру, трясясь от слепой ярости.

– Не выйдет, – откликнулся Фоулер, стоящий возле окна. – Он уже в лесу.

– Он совсем обезумел, – воскликнул я, перехватив вопросительный взгляд Рудецки. – Он готов пролить ради своей добычи море крови. – Мне вспомнился тот безумец, который кричал в свое время: «Мировое господство или гибель!». Подобно Гитлеру, Гатт совсем сошел с ума и был готов уничтожить в припадке ярости и нас, и себя. Никакие разумные доводы на него уже не действовали, на мир он смотрел сквозь кровавую пелену.

Рудецки с Фоулером молча посмотрели на меня, потом Рудецки сказал, глубоко вздохнув:

– Это не имеет значения, насколько я понимаю. Мы знали, что он убьет нас в любом случае.

– Он может начать атаку в любую минуту, – сказал я. – Пусть все вернутся в домик у синота.

Рудецки вложил мне в руку револьвер:

– Нужно только спустить курок.

Мы помчались к домику у синота что было духу, но уже на полпути к нему на нас обрушился град пуль, поднимая пыль у нас под ногами.

– Рассредоточиться! – скомандовал Рудецки и нырнул за домик. Стрельба не стихала, и это настораживало.

– Где же они, черт подери? – спросил я.

– Где-то там, впереди, – тяжело дыша, ответил Рудецки.

Выстрелы гремели со всех сторон: видимо, люди Гатта пошли в атаку, как только он .оказался в безопасности, согласно заранее намеченному плану. Все напоминало фильм из жизни дикого запада. Фоулер, укрывшийся за ящиками на другом конце вырубки, внезапно вскочил и побежал, бросаясь из стороны в сторону, как опытный солдат. Пули взрыхляли землю у-него под ногами, но ему удалось благополучно скрыться за стеной дома.

– Нужно уносить отсюда ноги, – сказал Рудецки. – К домику у синота. На открытом пространстве нас всех перестреляют.

– Нам лучше разделиться, Джо, – сказал я. – Две мишени поразить сложнее, чем одну.

– Иди первым, – отрывисто сказал он. – Я тебя прикрою.

Времени на споры не было, и я побежал по направлению к ближайшему к нам домику. Внезапно из-за угла выскочил чиклерос и буквально наткнулся пупком на ствол моего револьвера. Удивиться он не успел, потому что я выстрелил. Словно схваченный за воротник какой-то невидимой рукой, чиклерос отлетел назад и упал навзничь, раскинув руки. Придя в себя, я рывком открыл дверь и нырнул в домик, где прижался спиной к стене и некоторое время дышал широко раскрытым ртом, ощущая жуткую слабость в ногах. Затем я осторожно выглянул из окна: Рудецки куда-то исчез. У меня в револьвере оставалось пять патронов. Откуда взялись здесь чиклерос, подумал я. Неужели со стороны синота? Мне такой поворот событий не нравился.

Но долго размышлять мне не пришлось: дверь с треском распахнулась от удара тяжелым ботинком, я резко обернулся и увидел в проеме чиклерос, готового выстрелить в меня из винтовки. Я застыл, как парализованный, понимая, что даже не успею вскинуть свой револьвер.

Вдруг, словно в старом фильме, челюсть чиклерос исчезла, а на ее месте возникла кровавая маска. Издав булькающий звук, он с грохотом уронил винтовку и упал, схватившись за лицо. Я не стал тратить время на раздумья, кто выстрелил в него, Рудецки или Фоулер, а пригнулся и выскочил из дома, подхватив на бегу винтовку. Забирая влево, я помчался к домику у синота, не зная, отперта ли его дверь и есть ли кто внутри. С другой стороны к домику бежал Фоулер, делая большие прыжки.

Ему оставалось сделать всего два-три прыжка, когда словно из-под земли возник один из головорезов Гатта с обрезом в руках. Гангстер выстрелил, его пушка издала оглушающий грохот – и бедный Фоулер рухнул на землю, сраженный из двух стволов крупной дробью.

Я наугад выстрелил в сторону его убийцы и бросился бежать к двери домика. Пуля отколола щепку от косяка в тот момент, когда я ввалился внутрь, и та засела у меня в щеке. Затем кто-то захлопнул за мной дверь.

2

Стрельба внезапно оборвалась, и я огляделся: Фаллон с дробовиком в руках устроился возле окна, возле двери с пистолетом в руке стоял Смит. Катрин лежала на полу и рыдала. Больше никого в домике не было.

– Где Рудецки? – каким-то чужим голосом спросил я.

Фаллон лишь покачал головой, в глазах его застыла боль.

– Боже мой! – воскликнул с горечью Смит. – Фоулер убит! Они изрешетили его пулями со всех сторон, я видел.

Вдруг снаружи раздался громкий голос из мегафона: говорил Гатт, Он явно намеревался навязать мне сделку.

– Уил? Ты меня слышишь, Уил? Я знаю, что ты там, я видел, как ты спрятался в домике. Мы продолжим наш деловой разговор?

Я молчал: спорить с Гаттом было бесполезно. Мы с Фаллоном переглянулись. Какой еще грязный трюк задумал американец?

– Сделку можно заключить на интересных для вас условиях, – гудел голос Гатта. – У меня тут есть ваш парень, Рудецки. Ты меня понимаешь? Ты понял меня, Уил?

Я облизнул пересохшие губы и прокричал в ответ: Покажи мне его живым – тогда и поговорим.

Наступила томительная пауза. Я лихорадочно размышлял, как поступить. Что бы я ни сделал, все было бесполезно. Гатт убил бы нас в любом случае. Но выдержу ли я, если станут мучить Рудецки? Этого я не знал. Ответом был смех Гатта.

– А ты не дурак,. Уил, ты сообразительный малый. Любопытно, старик Фаллон еще жив? Я полагаю, он тоже здесь, и еще два человека. Я даю вам час подумать – не более. Посмотрим, насколько ты крутой парень, Уил. Уверен, что у тебя уже сейчас дрожат поджилки.

Гатт замолчал, я взглянул на часы и обнаружил, что еще нет и семи утра. В глазах. Смита я прочитал презрение и ненависть: Гатт наговорил вполне достаточно, чтобы он заподозрил меня в измене. Ведь атака, лагеря началась тотчас же после моего разговор с Гаттом с глазу на глаз на окраине лагеря и произошла с безжалостной стремительностью.

– О какой сделке он говорил? – усталым голосом старого больного человека спросил меня Фаллон, откладывая ружье в сторону и медленно сползая по стенке на пол. Я посмотрел на Смита, сжимающего в руке автоматический пистолет.

– Что за сделка, в самом деле? – повторил вопрос Смит.

– Ни о какой сделке не может быть и речи, – сказал я.

– Но этот парень сказал, что можно договориться.

– Вряд ли тебе понравятся его условия, – холодно ответил я и поднял револьвер, заметив, как напряглась рука Смита.

– Хорошо, давайте перестреляем друг друга и избавим Гатта от ненужных хлопот.

Смит посмотрел на револьвер, нацеленный ему в. живот.

– Мне любопытно узнать, какую он предлагает сделку, – упрямо повторил он.

– Положи пистолет на пол,, потом поговорим,– сказал я. – Так мне будет спокойнее.

Все мысли Смита были написаны у него на лице. Не без колебаний он все-таки наклонился и положил пистолет у своих ног. Я расслабился и положил револьвер на стол. Все несколько успокоились после этого.

– Чего хочет Гатт? – не поднимая головы, спросил скрипучим голосом Фаллон. – Или кош?

– Он хочет, чтобы я нырнул и достал сокровища.

– А что случилось с Рудецки?

– Он мертв, ему повезло.

– Что значит – повезло? – прошипел Смит, трясясь от гнева.

– Гатт сказал, что будет мучить кого-то из вас до тех пор, пока я не выполню его требования. Он способен жечь человеку ноги паяльной лампой, резать его по кусочкам, короче – он готов на все. У него большая фантазия и немалый опыт в подобной работе.

– И вы позволите ему сделать это из-за каких-то паршивых побрякушек? – не глядя на меня, спросил Смит. Щека его нервно подергивалась.

– Я не смог остановить его, – сказал я. – Вот почему я сказал, что рад, что Рудецки и Фоулер погибли. Понимаешь, мы сбросили баллоны с воздухом в воду, а без них погружаться невозможно. С аквалангом на такую глубину опуститься нельзя.

Смит повернулся к Фаллону, лицо его исказилось от отчаяния и жалости к себе:

– Это вы, безумный старик, втянули меня в эту затею! Какое вы имели право?! Боже, что же мне теперь делать? Я не хочу умирать, я не хочу, чтобы меня пытали! – Он заплакал.

На Смита было больно смотреть, это был уже не мужчина. Гатт знал, как разрушить сердцевину человека, и дал этот час отсрочки вовсе не для размышлений и передышки. Это был прием опытного садиста. Катрин была в шоке, Фаллона грызли угрызения совести и рак, а Смит погибал от страха.

Я же страдал от бессилия. Я готов был выскочить наружу и разметать всех в стороны. Я был готов своими руками вырвать из груди Гатта сердце. Но ничего из этого все равно бы не вышло, и это действовало на меня убийственно.

– Я знаю, что надо делать, – прошептал Смит, подняв голову. – Надо выдать им Фаллона. Пусть делают с ним что хотят, но нас оставят в покое. – В его глазах появился безумный блеск.

– Замолчи! – крикнул я, но тотчас же взял себя в руки, подавив в себе соблазн сорвать на Смите собственное отчаяние и тем самым сыграть на руку Гатту, который только того и добивался, чтобы стравить нас друг с другом.

– Послушай меня, Смит, – решительно и спокойно продолжал я. – Нам всем не. миновать смерти. Но можно погибнуть от пули, а не умереть мучительной смертью под пытками. Я сделал свой выбор: я буду сражаться с Гаттом и постараюсь убить его.

– Хорошо тебе так говорить, —с ненавистью взглянул на меня Смит. – Тебя он мучить не станет, ты в безопасности.

И тут я истерически расхохотался:

– В безопасности? Я – в безопасности? Боже, я сейчас умру со смеху! – У меня выступили от смеха на глазах слезы и закололо в боку. – В безопасности! Вот умора!

Смит взглянул на меня сперва изумленно, потом нервно хихикнул и залился нормальным хохотом. На лице Фаллона тоже появилась слабая улыбка. Он сказал:

– Извини, что я втянул тебя в эту авантюру, Смит. Но мое положение не лучше.. Джемми прав – нужно драться до конца.

– Мне тоже жаль, что я ляпнул подобную глупость, мистер Фаллон, – смущенно сказал Смит. – Похоже, у меня было временное затмение рассудка. – У меня осталось пять патронов: четыре дли них и один для меня. Постараюсь захватить с собой на тот свет как можно больше этих ублюдков.

– Ты прав. – Я взял со стола свой револьвер, думая о том, что у меня вряд ли хватит духа пустить себе пулю в висок.

– Следи за тем, что творится снаружи, Гатту верить нельзя.

Я опустился на колени рядом с Катрин. На ее щеках остались следы слез.

– Мне жаль, что я сломалась, – прошептала она.– Но я сильно испугалась. Они на самом деле убили Рудецки и Фоулера?

Я кивнул и, вздохнув, добавил: