Текст книги "Дьявольская секта (Сборник)"

Автор книги: Франсуаза Саган

Соавторы: Сьюзан Ховач,Десмонд Бэгли
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 33 страниц)

 Глава десятая

1

Они гнали меня, словно охотничьи псы лису. Я и раньше-то недолюбливал подобные кровавые забавы, а теперь на собственной шкуре почувствовал, что значит быть затравленным зверем, и проникся к охоте сильнейшим отвращением. Я также не знал местности, на которой собаки, преследующие меня, фактически были у себя дома. В общем, я изрядно вспотел и потрепал себе нервы.

А началось все вскоре после смерти Гарри. Мне не хотелось оставлять его тело на ужин лесным падальщикам, и Я стал рыть тупым мачете для него могилу. Однако вскрыв тонкий земляной слой, я обнаружил под ним сплошную скалу и, бросив свою затею, просто сложил ему руки крест-накрест на груди и сказал последнее «прощай».

Вот это и стало моей роковой ошибкой, как и неудачная затея с рытьем могилы. Оставь я Гарри скрючившимся у дерева, мне удалось бы скрыться незаметно: чиклерос нашли бы своего мертвого дружка, неподалеку в лесу – труп Гарри, и даже не заподозрили бы о моем существовании. Не может же покойник сам рыть себе могилу и столь тщательно обставлять собственную, кончину! И охота на меня началась.

Возможно, однако, что все дело было в добыче, которую я прихватил с собой, обобрав мертвого бандита. Я взял винтовку, рюкзак, все, что было у него в карманах, патронташ с патронами, и замечательный новенький мачете с острым, как бритва, лезвием. Я взял бы для маскировки и одежду, но меня спугнули голоса на тропе, так что я был вынужден срочно скрыться в лесу.

Торопясь убраться подальше, я заблудился и проплутал весь остаток дня. На ночь я благоразумно устроился на дереве, надеясь утром выбраться на тропу Гатта, ведущую к Уаксуаноку. Я не слишком волновался, поскольку находился теперь в лучшем положении, чем непосредственно после аварии вертолета: у меня была еда и почти три кварты воды, я обрел опыт продвижения в зарослях и научился работать мачете. К тому же одному человеку легче пробраться там, где не могут пройти двое, особенно если один из них болен. И еще у меня появилась винтовка. И хотя я еще не знал, что буду с ней делать, я решил все же оставить ее на всякий случай.

На другое утро, едва рассвело, я спустился с дерева и взял курс на запад, надеясь в конце концов выбраться на тропу. Проделав дьявольски длинный путь, я начал терять надежду вообще когда-нибудь выбраться из этого леса, ясно представляя себе, что после того, как иссякнут запасы еды и воды, мои косточки останутся гнить в этих зарослях. Тропы я так и не нашел, зато едва не нарвался на пулю: кто-то невидимый громко крикнул и выстрелил в меня.

Пуля прошла над моей головой, срезав листья с куста, и я очертя голову бросился прочь, уже не думая о направлении. С этого момента и началась эта странная погоня за мной во влажном зеленоватом сумраке тропического леса. Кустарник здесь был настолько густ, что можно было пройти в двух шагах от человека и не заметить его, если только он сам бы не выдал себя неосторожным вздохом или движением. Я чувствовал себя, как в страшном лабиринте,  где между тропических растений плутает банда кровожадных головорезов и их дрожащая от страха жертва, поэтому пытался двигаться, словно индеец из романов Фенимора Купера. Но мне это плохо удавалось, впрочем, как и моим преследователям. Они хрустели ветками, перекрикивались и палили наугад. Спустя некоторое время первый испуг прошел, и я наконец сообразил, что лучше затаиться в чаще, чем пытаться уйти от погони.

Именно так я и поступил, встав за деревом с винтовкой в руках, затаив дыхание и обливаясь потом. Вскоре шум погони стих, но я не стал торопиться выходить из укрытия, боясь наткнуться на такого же умника, как и я сам. Лишь спустя час решился я снова начать двигаться на запад.

Мне повезло: я неожиданно выскочил снова на тропу, и на ней в этот момент никого не оказалось. На всякий случай я сделал шаг назад и, взглянув на часы, обнаружил, что до наступления сумерек не так уж и много времени. Я настолько выбился из сил и отчасти утратил способность здраво рассуждать, что решил положиться на судьбу и снова выйти на тропу.

 – Да черт бы с ними! – воскликнул я и смело зашагал в направлении Уаксуанока. Мачете мне не Требовалось, поэтому я взял в руки винтовку и довольно бодро шел вперед, думая о том что каждый новый шаг приближает меня к месту, где я наконец буду в безопасности.

На этот раз врасплох застал одного из чиклерос уже я. Он стоял на тропе спиной ко мне, и я почувствовал запах его вонючей сигареты. Я начал осторожно пятиться назад, но он внезапно обернулся, учуяв мое присутствие шестым чувством, и я выстрелил в него не целясь и метнулся в заросли. Раздался ответный выстрел, и пуля едва не задела мою щеку.

Раздались крики, и я снова бросился в лес, где, подыскав очередное убежище, замер в нем, словно кролик в норе, надеясь что и на сей раз охотники меня не найдут. Началась прежняя игра в прятки: чиклерос рыскали где-то рядом, перекликаясь друг с другом, но по их неуверенным голосам я понял, что продолжать поиски им не хочется. Ведь один из них уже погиб, зарезанный самым жестоким образом, а второй едва не схватил от меня пулю. Все это не придавало им боевого духа: не зная, с кем они имеют дело, чиклерос держались теперь вместе, не желая, чтобы их передушили поодиночке.

С наступлением сумерек они вообще прекратили поиски и убрались восвояси. Я же погрузился в размышления над тем, над чем не имел возможности подумать в суматохе погони. Итак, за два минувших дня я натолкнулся на две группы чиклерос, в каждой из которых было по три-четыре человека. Убитый мной их дружок был один. Последняя группа, как я понял, не следила за нашим лагерем в Уаксуаноке, но и не находилась в лагере Гатта. Из этого я сделал вывод, что ей было поручено охотиться за мной. Похоже, Гатт выяснил, что мой погибший товарищ – пилот Гарри Райдер, так что он мог и догадываться, кто летел вместе с ним в вертолете. Так или иначе, но на моем пути к Уаксуаноку постоянно появлялась преграда.

Мне было совершенно ясно, что меня ждет, попади я к ним в руки. Человек, которого я убил, несомненно, имел дружков, а они вряд ли станут выслушивать мои оправдания в духе того, что я, дескать, и не намеревался всаживать ему под ребро мачете, а лишь пытался помешать ему проломить Гарри череп. Как ни верти, но я его убил, и от этого никуда не денешься.

Представив себе этого чиклерос с мачете в животе, я содрогнулся: ведь я убил человека, даже не зная, кто он такой. Мысль о том, что он первый выстрелил в нас, меня почему-то мало утешила. Ведь я был обычным служащим в котелке, сереньким человечком на серенькой должности. Какого же дьявола меня сюда занесло?

Сообразив, что я выбрал не лучшее время для философских размышлений, я вернулся к насущным проблемам, а именно: стал думать, как мне лучше пробраться в Уаксуанок. Я решил до темноты выйти на тропу, а идти по ней ночью: не станут же чиклерос, подумал я, поджидать меня там в темноте. Однако меня ждало разочарование: чиклерос расчистили на тропе поляну и посередине устроили ко-стер, усевшись вокруг которого оживленно беседовали, даже не собираясь ложиться спать. Пытаться обойти их ночью по лесу было бессмысленно, так что я отступил назад и залез на дерево.

На другое утро я забрался поглубже в заросли и, выбрав подходящее дерево, устроил на высоте сорока футов некое подобие платформы. За густой листвой мне совершенно не было видно земли, следовательно, и меня никто не мог разглядеть. Несомненно, чиклерос не стали бы забираться на каждое дерево, чтобы проверить, не спрятался ли я на нем, так что я почувствовал наконец себя в безопасности.

Устал я смертельно. Меня измотало сражение как с самим этим проклятым лесом, так и с преследующими меня людьми, измучили недосыпание и перенасыщение моей крови адреналином. Но главное, что подломило меня, был непрерывный страх.

Возможно, серенький человечек внутри меня предпочел бы убегать и дальше, но, похоже, мне удалось переубедить его, сказав, что я нуждаюсь в отдыхе. Мне требовалось накопить силы для решающего броска. У меня осталось припасов на один день – кварта воды и чуточку еды. На дереве я намеревался провести по крайней мере сутки, чтобы отдохнуть и выспаться, после чего уже перейти к активным действиям. Кроме того, я почти не сомневался, что к этому времени чиклерос решат, что я погиб, и снимут осаду.

Итак, я устроился поудобнее и занялся собой – немного перекусил, выпил воды и заснул, думая лишь о том, как бы мне во сне не захрапеть.

Я погрузился в дремоту, и все события, связанные с Фаллоном и Уаксуаноком, отступили в бесконечную даль, в то время как ферма Хейтри вообще перенеслась на другую планету. Меня обволакивала липкая зеленая жара тропического леса, а угроза со стороны разъяренных чиклерос будто бы вовсе перестала существовать. Если бы меня осмотрел тогда психиатр, он наверняка бы поставил диагноз «шизофренический уход от реальной действительности». Очевидно, я и в самом деле был в полном изнеможении, то есть дошел до точки.

Проспав до восхода, я пробудился сильно посвежевшим, а пожевав вяленого мяса с остатками хлеба, и вовсе почувствовал себя бодрым. Допив остатки воды, я решил, что для Джемми Уила наступил решающий день: мосты сожжены, двигаться отныне я мог только вперед.

Я решил бросить фляги, рюкзак и патронташ, и идти налегке, рассовав по карманам патроны, нож и взяв в руки винтовку и мачете. Патронташ и фляги, скорее всего, так и висят до сих пор там на дереве, ибо я не представляю даже себе, чтобы их кто-либо мог найти.

Спустившись на землю с дерева, я решительно начал прорубать себе путь к тропе, мало заботясь о том, что меня заметят. Найдя тропу, я без колебаний вышел на нее и пошёл так, словно в целом свете у меня нет никаких забот. В одной, руке у меня была винтовка наперевес, в другой я сжимал мачете, и даже на поворотах я не замедлял шага.

Достигнув поляны, которую расчистили для ночевки чиклерос, я насторожился, почуяв запах дыма. Однако я решительно вышел на поляну, никого не обнаружил там и машинально наклонился, чтобы пощупать золу. Она была еще теплой, я поворошил уголечки, и они затлели. Значит, подумал я, чиклерос ушли совсем недавно.

Но куда? Вверх по тропе или же вниз по тропе? Не долго думая, я выбросил из головы эту проблему и продолжил прежний свой путь в столь же бодром темпе. По моим расчетам, до Уаксуанока оставалось еще мили три, и я решил больше не сворачивать с тропы, пока не доберусь до него.

Порой дураки бросаются туда, куда боятся сунуться даже ангелы. Но существует еще и так называемое дурацкое везение. Я слишком устал убегать от гнавшихся за мной ублюдков, скрываться и увертываться из последних сил. И вот теперь, когда мне было на них начхать, они первыми попались мне на глаза. Вернее, сперва я услышал, как они разговаривают по-испански, приближаясь ко мне, и просто отошел назад в заросли на несколько шагов, давая им пройти мимо.

Чиклерос было четверо, у всех было оружие и весьма угрюмый вид: небритые смуглые лица и грязно-белые костюмы сборщиков сока для жевательной резинки. Кто-то упомянул сеньора Гатта, что вызвало взрыв смеха, и вся компания исчезла за поворотом, – я тотчас же вышел из своего укрытия. Мне уже было решительно на все наплевать. Уверенный, что теперь-то никто уже не попадется мне навстречу, я ускорил шал, желая оторваться от любого чиклерос, который мог идти следом. На такой жаре я быстро взмок, но все равно все шагал и шагал вперед, в том же самом убийственном темпе в течение двух часов кряду.

Внезапно тропа резко повернула влево, протянулась еще сто ярдов и оборвалась. Озадаченный, я тоже замер на месте, гадая, куда мне идти дальше, и тут увидел человека на вершине холма справа от меня, он наблюдал что-то в полевой бинокль. Едва я вскинул к плечу винтовку, как он слегка повернул голову и спросил по-испански:

– Это ты, Педро?

– Да! – облизнув губы, наугад ответил я.

Он снова приник к окулярам, наблюдая за происходящим где-то внизу, под холмом.

– У тебя есть сигареты и спички? – не оборачиваясь, произнес сложную для моего понимания фразу он, и я опять ответил.

– Да! – после чего забрался на холм и встал за его спиной.

– Спасибо, – сказал он. – А который час? – Он положил бинокль на землю и обернулся. В тот же момент я обрушил на его голову приклад винтовки. Приклад пришелся в правое надбровье, и лицо незнакомца исказилось болью,

Я вновь ударил его по голове, как когда-то хотел сделать на моих глазах убитый мною чиклерос с Гарри. Наблюдатель хрипло застонал и покатился вниз с холма, где и замер неподвижно.

Проводив его равнодушным взглядом, я спустился и пнул тело носком ботинка. Чиклерос не пошевелился, и я взглянул туда, куда с таким пристальным интересом только что смотрел в бинокль он. В четверти мили от меня лежал Уаксуанок и наш третий лагерь. Я глядел на него, как, наверное, когда-то глядели израильтяне на Землю Обетованную. Слезы выступили у меня на глазах. Сделав шаг-другой вперед, я издал хриплый вопль восторга и, спотыкаясь и едва не падая, побежал к человеческим фигуркам, снующим возле домиков.

Силы покидали меня, тело стало ватным и до смешного слабым, но в то же время и невесомым, наполненным радостью и светом. Я не знал, был ли тот чиклерос, которого я ударил прикладом, единственным наблюдателем или же у него имелись товарищи. Я ожидал выстрела с холма в спину, но упорно переставлял ноги и, пошатываясь, уже не бежал, а брел к заветной цели. Выстрела не последовало.

Джо Рудецки обернулся в мою сторону и, приглядевшись, издал крик удивления. Потом в моей памяти случился провал, после которого я обнаружил, что на меня глядит Фаллон, и вид у него озабоченный. Он что-то говорил, но я ничего не мог разобрать, потому что в ушах стоял гул. Голова Фаллона вдруг съежилась, затем раздулась до невероятных размеров, и я вновь потерял сознание.

2

Вода – чистая холодная пресная вода – великолепнейшая штука, хочу я вам сказать. Мне доводилось использовать ее для варки супов из концентратов. Делается это так: берется сухая смесь, смахивающая на порошок из лекарственного снадобья знахарки-колдуньи, добавляется вода – и в мгновенье ока вся эта сомнительная мешанина превращается в аппетитнейшее варево с ароматом зеленого, горошка и свежих овощей.

За неделю блужданий по лесу мой организм сильно ослаб из-за потери воды и веса, но уже спустя несколько часов я вновь окреп телом и духом. И вовсе не потому, что я напился воды, напротив, Фаллон отмерял ее для меня по каплям. Просто-напросто сам вид графина с водой у изголовья моей койки действовал на меня ободряюще: ведь я знал, что стоит лишь протянуть руку, и холодная вода в моем распоряжении. Чудесное чувство! Я и в самом деле чувствовал себя значительно-лучше, хотя, возможно, мне, как и супу из пакетика, не хватало пикантности.

Разумеется, Фаллону не терпелось узнать подробности того, о чем я уже успел ему поведать, несколько сумбурно, когда доковылял до лагеря.

– Мне думается, вам следует рассказать мне все. с самого начала,—сказал он, присаживаясь на стуле у изголовья моей постели. ;

– Я убил человека, – медленно произнес я.

– Вы подразумеваете Райдера? – вскинул брови он.– Нет, вы не должны корить себя за случившееся подобным образом!

– Да нет же, вовсе не Гарри! – И я в деталях рассказал ему обо всем случившемся за минувшие дни.

По мерс . повествования лицо Фаллона обрело выражение испуганного недоумения, и, едва я закончил, он воскликнул:

– Итак, за нами наблюдают, и неподалеку от нас Гатт.

– Во главе целой армии, – вздохнул я. – А ведь Пэт Харрис пытался вас предупредить, но вы отмахнулись от него. Гатт не только привез своих подручных из Штатов, но и нанял этих головорезов-чиклерос в помощники! Пожар в радиорубке не случаен, как и крушение вертолета!

– Полагаете, это диверсия?

– Гарри в этом не сомневался, – сказал я. – И я ему верю. Мне кажется, что и грузовой вертолет в лагере номер один сгорел в результате диверсии. И задержка самолета в Мехико – тоже дело рук злоумышленников. Нас изолировали.

– И много людей вы видели у Гатта? – мрачно поинтересовался Фаллон.

– Всего около двадцати пяти, – ответил я. – Но точно сказать не могу, у меня не было времени для подсчетов. Возможно, кое с кем из бандитов я столкнулся дважды, но в общем это верная оценка. – Я потянулся к графину, но лишь пощупал его влажную запотевшую стенку. – У меня имеются некоторые соображения об их намерениях.

– Какие же именно?

– А вы не догадываетесь? – усмехнулся я. – Они собираются напасть на нас, потому что Гатт мечтает овладеть ценностями и прочими поделками, которые мы нашли. Ведь все это хранится здесь, в лагере, не так ли?

Фаллон кивнул и, встав со стула, подошел к окну.

– Мне следовало бы отправить их раньше, – устало сказал он. – Но я никак не возьму в толк, почему и вы, и Гатт в этом уверены!

– Черт возьми, – собравшись с силами, крикнул я, – ведь я же лично извлекал эти драгоценности со дна синота!

Фаллон резко обернулся.

– Но Гатту это неизвестно! Как он мог бы узнать о ценных находках? Только если ему об этом кто-то из нас сообщил.

– После аварии вертолета я целую неделю плутал по лесам, – заметил я тихо. – Но Гатт все же не перешел к решительным действиям. Он рядом, он готов, но его пока что-то сдерживает.

– Значит, он не уверен, нашли ли мы что-то действительно стоящее, – сказал Фаллон. – Нечто ценное – с его точки зрения.

– Вы правы, – кивнул я. – Но ему нужно лишь прийти сюда и убедиться в том, что полтора миллиона долларов лежат здесь и ждут, чтобы их забрали.

– Более полутора миллионов, – поправил меня Фаллон. – Пол обнаружил в храме Юм Чака хранилище бесценной культовой утвари. Ничего подобного раньше не находили, Джемми! Как музейную коллекцию продать все это нельзя. Но если Гатт станет распродавать предметы поштучно, он выручит еще полтора миллиона.

– А вы еще имели смелость утверждать, что в Уаксуа-ноке нет золота, – укоризненно сказал я. – Гатт способен оценить находки и реализовать их через торговца Джерри-сона. Выходит, нам ничего не остается, как отдать их ему, когда он заявится сюда со своими головорезами?

– Откровенно говоря, – сказал Фаллон, – нам лучше обсудить эту проблему с остальными участниками экспедиции. Что вы об этом думаете? Вы-то сами готовы?

– Я-то готов, – сказал я, спуская ноги с кровати.

Совещание проходило в обстановке гнетущей подавленности. Меня выслушали с недоверием, но в конце концов удалось доказать, что мы в опасности. Пол Холстед, естественно, как всегда, вел себя по-свински.

– Мне ваша история кажется малоправдоподобной,– высокомерно заявил он со своей мерзкой улыбочкой.

– Выходит, я лгу? – вспыхнул я.

Фаллон предостерегающе сжал мне локоть.

– Нет, – сказал Холстед. – Вы просто все преувеличиваете. У вас богатое воображение.

– Предлагаю вам, в таком случае, самому прогуляться по лесу, – сказал ему в ответ я. – Если эти пули я выдумал, то они не причинят вам вреда, коли вы на них нарветесь.

– Я уверен, что вы могли бы помочь бедняге Райдеру, – ухмыльнулся он, и я кинулся на него, пытаясь ухватить за горло, но он ловко увернулся.

– Довольно! – рявкнул Фаллон. – Если не можете предложить ничего дельного, Пол, тогда лучше сидите и помалкивайте.

Неожиданно для всех на мужа набросилась Катрин Холстед.

– Заткнись, Пол! – резко воскликнула она. – Меня от тебя уже просто тошнит!

– Ты снова перекинулась на сторону Уила? – с недоверчивостью изумленно воскликнул Пол, делая обиженное лицо.

– Здесь нет никаких сторон, – ледяным тоном парировала Катрин. – И никогда не было. Что же до богатого воображения, то к Джемми это меньше всего относится. Мне искренне жаль, Джемми, – взглянула она на меня.

– Я не просил тебя извиняться за меня! – взорвался Пол.

– А я и не думала извиняться за тебя, – резко отрезала Катрин. – Я извинилась перед Джемми за то, что не прислушалась к нему раньше. А ты, Пол, заткнись и слушай, как тебя уже попросил об этом профессор Фаллон.

Потрясенный Холстед притих и задумался.

– А вы что обо всем этом думаете? – спросил я у Рудецки.

– Я вам верю, – сказал он. – Эти проклятые чиклерос доставили нам немало неприятностей еще в лагере номер один. Меня не удивляет, что они в вас стреляли. Но этот парень, Гатт, это что-то новенькое для меня, – расправляя свои могучие плечи, сказал он Фаллону. – Мы про него ничего не знали.

– А вам и не нужно было ничего о нем знать, – бесстрастно ответил Фаллон с постным лицом.

– А мне кажется, что такая необходимость была, мистер Фаллон, – набычился Рудецки. – Если этот Гатт сколотил себе из чиклерос целую банду, это пахнет серьезными неприятностями. В моем контракте не предусматривалось, что мне придется рисковать жизнью. Ни мне, ни Смиту, ни Фоулеру все это не нравится.

Смит и Фоулер серьезно закивали головами в знак поддержки коллеги.

– Так что вы тут собираетесь делать, Рудецки? – вмешался в разговор я. – Организовать профсоюз? Поздновато, как мне кажется. Сейчас уже не имеет никакого значения, ввел вас в заблуждение мистер Фаллон или нет. Во всяком случае, он сделал это не умышленно, я в этом не сомневаюсь. Сейчас нужно решать, что делать с Гаттом!

– Мы можем сделать лишь одно: отдать ему то, что он хочет, – устало вздохнул Фаллон.

Смит и Фоулер снова с мрачным видом закивали головами в знак согласия, а Рудецки сказал, что тоже так думает. Катрин Холстед закусила губу, а Пол Холстед обвел всех пристальным взглядом.

– И вы думаете, что нашли правильное решение? – спросил я. – Вы надеетесь, что, если отдать Гатту три миллиона долларов, он уберется отсюда? Сомневаюсь, что это будет именно так.

– Что вы хотите этим сказать? – подался вперед Рудецки.

– Джо, вы же не глупый человек, – криво усмехнулся я. – Гатт задумал преступление: он хочет украсть три миллиона долларов. Не знаю, кому принадлежат эти сокровища по закону, но наверняка мексиканское правительство имеет на них все права. И вы полагаете, что Гатт позволит кому-то вернуться в Мехико и сообщить о случившемся властям?

– Боже мой! – вздохнул Фаллон. – Теперь-то я наконец все понял.

– Вы хотите сказать, что он всех нас здесь перебьет? – взволнованно спросил Рудецки.

– Поставьте себя на его место, – цинично предложил я. – Разумеется, если допустить, что и у вас нет уважения к святости чужой жизни.

Все стали взволнованно высказывать свои мнения, Рудецки извергал проклятия, а Смит решительно заявил, что немедленно уходит. Мне этот гвалт надоел, и я стукнул кулаком по столу:

– Замолчите сейчас же все! – крикнул я.

Все тотчас же притихли и испуганно уставились на меня.

– И куда, черт подери, ты собрался уходить? – ткнул я пальцем в Смита. – Да стоит лишь тебе сделать в лесу несколько шагов, как чиклерос охладят пулями твой пыл – навсегда. У тебя нет ни одного шанса остаться в живых.

Смит смертельно побледнел и судорожно сглотнул.

– Он прав, Смитти! – воскликнул Фоулер. – Мы в ловушке.

– Послушайте, Уил, все-таки вы сгущаете краски, – подал голос Фаллон. – Вы представляете, какая поднимется вонь, если Гатт решится на эту массовую резню? Вы полагаете, никто не заинтересуется, куда подевалась делая экспедиция? Нет, он не осмелится сделать такое.

– Не осмелится? А кому, кроме нас, еще известно, что Гатт здесь? У него есть опыт, есть организация. Да стоит ему лишь свистнуть, и набежит сотня свидетелей того, что он в это время был в Мехико. Так кто же свяжет его имя с этим происшествием?

Катрин побледнела и сказала дрожащим голосом:

– Но когда наши тела обнаружат, станет известно, что...

– Катрин, мне очень жаль, но нас никогда не найдут. Здесь, в Кинтана-Роо, можно похоронить целую армию, и тела не найдут.

Вмешался Холстед:

– Ловлю вас на слове, Уил! Как вы только что сказали, никто, кроме нас, не знает, что Гатт здесь. Но и нам об этом стало известно лишь с ваших слов! Лично я его собственными глазами не видел, как и все остальные присутствующие. Уж не хотите ли вы использовать нас в своих личных интересах?

– И за каким дьяволом мне это нужно? – изумленно посмотрел на него я.

– Вы с самого начала пытались попасть в эту экспедицию, – пожал плечами он. – И живо интересовались стоимостью находок. По-моему, можно дальше и не продолжать, и так все ясно.

– Да, не стоит этого делать, иначе я выбью вам все зубы! – вскричал я, оглядываясь по сторонам. По лицам всех присутствующих было ясно, что ответить на такое обвинение мне в любом случае нужно. – Если я хочу надуть вас всех, зачем же я удерживаю Смита от необдуманного шага? Почему настаиваю на том, что нам лучше держаться всем вместе?

Рудецки шумно вздохнул и взглянул на Холстеда с неприязнью:

– Черт меня подери! Да этот малый й меня чуть было не сбил с толку! Мне следовало бы давно приглядеться к нему. Так что же нам делать, мистер Уил?

Я уже раскрыл было рот, чтобы в свою очередь спросить, почему он меня об этом спрашивает, но заметил, как переменился Фаллон. Он поник головой и весь словно бы сжался, погрузившись в размышления. Мне стало ясно, что он больше не годится на роль руководителя. Холстед не смог бы и слепого перевести через дорогу, а Рудецки был лишь прекрасный исполнитель, но не более. Смит и Фоулер во всем следовали за ним. Мне никогда не приходилось быть вожаком, да и желания руководить у меня никогда не возникало. Я считал, что у всякого свои мозги, так что если правильно ими пользоваться, то не будет нужды идти по чужим следам. Тем более, не следует здравомыслящему человеку ждать, что за ним пойдут другие. Я был как бы одиноким волком, за что и прослыл серым эгоистом. У меня не было потребности склонять кого-либо на свою сторону, навязывать свое мнение, и за это окружающие – любители подобного рода деятельности – навесили на меня ярлык человека, которому нечего сказать, в чем сильно заблуждались.

Теперь все замерли, ожидая, что я сделаю нечто решительное и возьму роль лидера на себя. Все, за исключением Фаллона, ушедшего в свой внутренний мир, и Холстеда, по неизвестным мне причинам настроенного против меня.

– Нужно что-то делать! – нарушил тишину Рудецки.

– Гатт скоро перейдет к решительным действиям, – сказал я. – Какое у нас есть оружие?

– Есть дробовик и винтовка, – ответил Рудецки. – Еще у меня есть личный пистолет.

– А у меня револьвер, – добавил Фоулер.

– Еще что-нибудь? – обвел я всех взглядом.

Фаллон покачал головой, а Холстед уставился на меня немигающим взглядом, не говоря ни слова. Катрин сказала:

– У Пола есть пистолет.

– Дробовик, винтовка, три пистолета – это уже кое-что, – подытожил я. – Джо, как ты думаешь, в каком домике лучше держать оборону?

– Вы что, собираетесь здесь устраивать сражение? – заволновался Холстед.– Да если Гатт появится здесь, в чем я не уверен, у вас не останется ни одного шанса! Да вы сумасшедший, Уил!

– А вы предпочитаете подставить Гатту под нож горло?

–Этот домик подходит лучше всего, – сказал Рудецки. – Он стоит перед синотом, значит, к нему нельзя подобраться с тыла.

– А где все наши находки? – посмотрел я на пустые полки.

– Я все упаковал, – сказал Фаллон, – приготовил к отправке на вертолете.

– Придется все распаковать, и как можно скорее,– озабоченно заметил я. – Мы должны от всего избавиться.

– Черт возьми, как прикажете это понимать? – вскочил на ноги Холстед. – Ведь это уникальные вещи! Они бесценны!*

– А вот и нет! – резко возразил я. – Их цена – семь человеческих жизней. Если Гатт овладеет добычей, он нас всех тотчас же и прикончит. Но если мы спрячем сокровища так, что он их не сможет достать, он, возможно, сообразит, что игра не стоит свеч.

– Что ж, в этом есть смысл, – сказал Фаллон. – Но что вы предлагаете с ними сделать?

– Сбросить все в синот! – решительно сказал я. – Он не сможет их оттуда быстро достать, а задерживаться ему тоже нет смысла.

– Нет! Вы не посмеете! – заорал Холстед, явно потеряв над собой контроль. – Ведь нам уже не удастся их извлечь оттуда!

– Но почему? Никуда эти предметы со дна синота не денутся. Да и не стоят все эти безделушки наших жизней, – сказал я.

– Верно, черт подери! – воскликнул Рудецки. – Я тоже за то, чтобы утопить их.

– Но ведь вы не позволите сделать этого, профессор! – воззвал Холстед к Фаллону.

– Джемми принял решение, и он его выполнит, – холодно взглянул на него Фаллон. – И вряд ли вы помешаете, Пол, – саркастически усмехнулся он.

– Пещера! – воскликнула Катрин. – Ведь можно сложить все предметы в пещере!

– В какой такой пещере? – резко обернулся на нее Холстед.

– В синоте на глубине шестидесяти пяти футов есть подводная пещера, – пояснил я. – Катрин, это гениальная мысль! Уж там их Гатту точно не найти!

– Я помогу тебе, – сказала она.

– Нет, ты не сделаешь этого! – взревел Холстед. – Я не позволю тебе участвовать в этой бредовой затее!

– Я не намерена подчиняться тебе, Пол, – спокойно взглянула на него Катрин. – Я пойду своим путем, буду делать то, что нахожу нужным. Здесь, в Уаксуаноке, ты превратился в другого человека, Пол, ты не похож на того, за которого я выходила замуж. Я не собираюсь служить орудием для осуществления твоих навязчивых идей! Между нами все кончено – раз и навсегда.

И тут он ударил ее – не открытой ладонью по щеке, а сжатым кулаком в подбородок. Катрин отлетела через всю комнату в угол и сползла без чувств по стене. Не долго думая, я схватил со стола бутылку и треснул Холстеда по башке. Бутылка, правда, не разбилась, но от этого ему не стало легче: широко раскрыв рот, он закачался, согнув колени, и я дал ему еще разок по затылку. Лишь после этого Холстед медленно осел на пол.

– Порядок, – тяжело дыша, сказал я. – Еще вопросы будут?

– Ты молодец! – одобрительно хмыкнул Рудецки. – У меня у самого давно чесались на этого ублюдка руки.

Они с Фоулером подняли Катрин с пола и усадили на стул у стола. На Холстеда никто даже не взглянул, и он продолжал валяться там, где упал.

У Катрин кружилась голова, и Фаллон налил ей чистого виски в бокал.

– Я же просил вас избавить меня от этого типа, – укоризненно сказал мне он.

– Теперь об этом уже бесполезно говорить. Джо, заберите у этого ублюдка пистолет, на него нельзя полагаться. Спросите у Катрин, где он.

– В ящике возле кровати, – слабым голосом сказала она.

– Заберите его, Смитти, – приказал Рудецки помощнику. – А ты славно ему врезал, Джемми, —пнул он ногой Холстеда. – У него теперь долго еще будет раскалываться башка.

Катрин глотнула виски и раскашлялась. Я с тревогой спросил, все ли с ней в порядке. Она потерла подбородок:

– Он сошел с ума, – прошептала она. – Он ненормальный.

– Отнеси Холстеда в его домик и запри там, – сказал я Рудецки, кладя ему руку на могучее плечо. – У нас и без дураков хватает забот.