Текст книги "Путь к себе"
Автор книги: Франц Таурин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
Глава двадцать третья
МАЛЫЙ ЗЛЕЕ БОЛЬШОГО
К Малому Шайтану подошли вскоре после полудня.
В пути Степан Корнеич успел порассказать Алексею немало историй о злодейском норове порога, подтверждавших, что прав был Роман, когда говорил, что Большой против Малого – семечки.
Но Алексей, все еще радостно возбужденный после лихой и удачливой схватки с Большим Шайтаном, не то чтобы не верил рассказам старого лоцмана, но воспринимал их именно как истории, то есть события, случившиеся когда-то и с кем-то и к нему прямого отношения не имеющие.
Еще более утвердился он в этом настроении, когда приблизились к порогу. С виду Малый Шайтан был куда скромнее своего старшего брата. Русло реки здесь было шире, берега отложе и ниже. Не было устрашающего утеса посреди реки. А валуны, громоздившиеся вдоль берегов, выглядели безобидно: между ними не только мог спокойно пройти караван судов, но хватило бы места разминуться двум встречным. После ревущего грохота Большого Шайтана гул Малого представлялся шаловливым журчаньем…
К тому же дождь кончился и из-за туч выглянуло солнце.
И вовсе непонятно было, почему Роман, не доходя порога, повернул караван к берегу.
– Зачем? – удивился Алексей.
Степан Корнеич посмотрел на него с не меньшим удивлением:
– На расчалку!
Тогда только понял Алексей, что он снова попал впросак.
Первой повели заднюю облегченную баржу. Так потребовал Роман. Алексей, не прекословя, согласился. Роман зря осторожничать не станет.
Когда подошли вплотную к порогу, Алексей сообразил, как ошибался он, судя о пороге по первому впечатлению.
Баржа, которую один катер тянул, другой толкал, казалось, застыла на месте, хотя вода стремительно и с шумом проносилась мимо нее. И, только внимательно присмотревшись, можно было по смещению береговых валунов установить, что все же она движется.
Алексей теперь тревожился, успеют ли засветло провести обе баржи, и уже ругал себя, что согласился оставить баржу с дизелями напоследок.
– Еще метров сто одолеть, – сказал Степан Корнеич, – и все!.. Однако нелегко достанутся, самая быстрина…
Алексей не успел ничего ответить, – где-то под водой лязгнуло. Тут же заглох мотор на головном катере, его развернуло поперек течения и понесло вниз вместе с баржей… Катер Василия тут же вырвался вперед, чтобы взять баржу на буксир… и в это время…
Это уже потом все – и бывшие на барже Алексей, Степан Корнеич, и Варька, и Василий с Сеней, вспоминая – и перекоряясь, – установили, что головной катер, оставшийся без винта, срезанного ударом о подводный камень, развернуло и понесло вниз, ударило, видимо, о тот же камень, положило на бок и тут же потянуло на дно. Гриша успел выброситься из катера, а Роман остался в затопленной рубке…
Но это уже потом… а в момент аварии Алексей видел только красную рубаху Романа в опрокинувшейся рубке, а потом и ее не стало видно…
Где-то боком проскочила трусливая мысль: «Хорошо, что остался на барже…» И тут же, как бы в ответ на нее, скинул сапоги и бросился в воду…
В несколько взмахов догнал катер, открыл дверцу чуть выступавшей из воды рубки… Романа – не понять живого или мертвого – прижало к ней, и вода вытолкнула его наверх. Выволок его, стараясь держать голову над водой… и тут Митрич подогнал лодку…
Пока Варька, взяв в помощники Гришу, приводила в чувство Романа, Василий забуксировал баржу и отвел к берегу, где на якорях стояла двухсотка с дизелями.
Варька вынесла свою постель и разостлала на палубе. Роман лежал на спине, уставясь прямо перед собой непривычно серьезными глазами.
Все столпились вокруг него.
Василий, отведя Варьку в сторону, допытывался: как состояние Романа?.. Может, плюнуть на баржи и отвезти его в ближайшее село, где есть больница?
– Ты уж не скрывай, скажи прямо…
– Второй раз не утопите, жив будет.
Потом с этим же вопросом подошел Алексей.
– Думай о своих дизелях! – с удивившей его резкостью ответила Варька. – О нем моя забота.
Сказано было ясно, но Алексей так и не понял, что она хотела сказать.
О дизелях, конечно, надо думать… А что можно придумать?.. И все равно права Варька… Она всегда права!..
Отозвал Степана Корнеича. Отвел подальше, на корму, чтобы не беспокоить Романа. Потом окликнул Василия. Тот подошел хмурый. Видать, не было у него никакой охоты к этому разговору.
– Садись, поговорить надо.
– Хоть сядь, хоть ляг, что толку!
Молчал и Степан Корнеич.
Алексей чуть было не сорвался на крик. Вовремя понял, что не поможешь. Да и по какому праву? Что сюда дошли – их заслуга. Он – начальник каравана – до сих пор только штанами тряс. За этим его посылали! Понадеялись на него, такое дело поручили. «Чтобы она тобой гордилась!» – сказал Кравчук. И вот, оправдал доверие!..
Ни на кого в жизни такого зла не имел, как сейчас на самого себя. На свое неумение, на свою беспомощность. Если бы он знал столько, сколько они, если бы понимал, как понимают они эту проклятую реку!.. Не за свое дело взялся!.. Зубастой щуке в ум пришло за кошачье приняться ремесло… Какая там щука… Пескарь, да еще безмозглый!
И все-таки надо попытаться.
– Почему он прямо так, без промера?
По-видимому, Степан Корнеич правильно его понял. Если бы подумал, что Алексей ищет виноватого, скорее всего, и отвечать бы не стал.
– Промер тут ни к чему. Место известное. Гряда тут как корыто, самая глубина посередине. Посередине не прошли, ближе к берегу, что справа, что слева, еще мельче… Если бы не камень этот, прошли бы…
– Попытаться обойти?
– Говорю, корыто… Не успели, ушла вода. Да теперь хоть бы и не ушла, все едино. Одним катером по такой быстрине не поднять…
– Погоди, старик, про быстрину. Значит, камень помеха?
– Сам видел.
– А если камень убрать?
– Пуп надорвешь!
Василий зло сплюнул за борт. Его обычно добродушное лицо с круглыми, чуть навыкате глазами сейчас выражало нескрываемое презрение. Он не терпел такой пустопорожней болтовни.
– А если все-таки убрать камень, никак не сможем обойтись одним катером?
– Если бы да кабы! – вовсе вспылил Василий. – Чего ты нас за душу тянешь!
Долготерпение было не в характере Алексея. Но тут он собрал все свои силы.
– Не горячись, друг! Сам видишь, мало я смыслю в вашем деле. А разобраться надо. Надо что-то делать.
– Я тебе скажу, что надо делать. Спуститься до села, Романа в больницу сдать. Это наперво. На стройку телеграмму отбить. Пускай соображают, как доставить груз посуху. Здесь теперь до новой весны большой воды не будет.
– Куда там посуху… – вздохнул Степан Корнеич. – Не знаешь ты, Василий, здешних мест. Не то что дороги, тропы путной нет. Горы, тайга…
Алексей перебил его:
– Где можно достать второй катер?
– Только что из Якутска вызвать… Без пользы.
– Почему?
– Трое, а то четверо суток. Вода вовсе уйдет.
Нет… Именно потому, что они хорошо, слишком хорошо все знают, они не могут даже мысли допустить, что можно найти выход.
Ну что ж!.. Он тоже теперь знает почти все, что надо было узнать. Но у него нет этого парализующего, вызванного страхом и вековечным опытом отцов и дедов почтения к этим проклятым порогам.
Пусть то, что он задумал, бессмысленно, дико… но лучшего ему никто не предложил и не предложит. Эх, черт побери! Чудес не бывает, но если бы нелегкая занесла сюда еще чей-нибудь катер. Всего один катер!..
Но пока решить первую задачу.
Встал и распорядился по-деловому, сухо:
– Подумайте, как обойтись одним катером. Или чем его заменить. А камень мы уберем.
Давая обещание убрать камень, Алексей вовсе не был уверен, что он его выполнит. Он знал, что на вторую баржу погружено несколько ящиков взрывчатки. Но не помнил, есть ли там капсюли-детонаторы. И заверил так категорично лишь для того, чтобы расшевелить своих упавших духом товарищей. Вот Романа, того не надо было шевелить. Но Роман пока не работник.
Митрич подтвердил, что есть и взрывчатка и капсюля.
– Под мою сохранность выдано. Приказал Григорий Маркович передать лично начальнику взрывпрома.
– Лично мне передашь!
И, не дожидаясь ответа, посвятил Митрича в свои планы. Именно Митричу в исполнении этих планов отводилось значительное место.
Вся хитрость была в том, как уложить заряд с необходимой точностью.
Митрич предлагал сбросить его с лодки. Он ручался, что проведет лодку точно над камнем.
– Только воду замутим, – возразил Алексей. – Ладно! Давай приготовим конфетку, а я ее приспособлю.
Митрич хорошо знал свое хозяйство. Спустился в трюм и, покраснев от натуги, выволок оттуда ящик.
Опустил на палубу и, отирая проступивший на лбу пот, спросил:
– Годится?
Алексей кивнул.
– А что в ящике?
– Гвозди.
Митрич, умело орудуя топором, отодрал крышку ящика и высыпал гвозди на палубу.
– Погоди! – Алексей подошел и пригоршнями стал ссыпать гвозди обратно в ящик. – Для весу. Чтобы водой не снесло.
Как точно рассчитать заряд, Алексей не знал. Решил: кашу маслом не испортишь. Плотно укладывая цилиндрические патроны аммонита, заполнил ими ящик доверху.
Митрич осторожно прибил сверху две дощечки.
– Не робей! От удара не взрывается.
Отойдя в сторонку, Алексей заправил в капсюль конец бикфордова шнура, прикусил, вспомнив, как однажды в армии получил два наряда за подобное нарушение инструкции, и усмехнулся. Потом аккуратно и плотно вставил капсюль в запальную шашку.
– Теперь, – сказал Митричу, – требует осторожного обращения.
Вынул капсюль и отдал Митричу, а ящик взял на руки и, ругнув себя (не пожалел гвоздей), медленно спустился по трапу на берег. Лодку Митрич загодя увел выше порога. До нее надо было идти с полкилометра по бечевнику, заваленному крупными угловатыми камнями.
Варька, провожая его взглядом, стояла на носу баржи.
Когда Алексей поравнялся с ней, она окликнула его:
– Леша!
Алексей остановился.
– Леша! Тревожусь я за тебя.
Зло взяло. Зачем это она. Вовсе не вовремя!.. Успокоил себя: «Совесть не чиста!» Крикнул в ответ, насмешливо:
– Хватит с тебя одного больного!
И пошагал дальше, внимательно глядя под ноги, чтобы не оступиться.
Митрич догнал его.
– Давай подсоблю!
– Иди к лодке. Постели чего-нибудь в корму.
По дороге присел отдохнуть. Надо было сберечь силы. Но когда встал и снова взялся за ящик, шевельнулась дурная, сейчас вовсе никчемная мысль: «Однако, накаркала Варька… Она, как ведьма, все наперед чует!..»
Опустил ящик, снова уселся на камень.
Закоротил, однако, шнур… Не поспеешь отплыть, достанет… Как тогда в танке…
И мгновенно пронеслось в памяти. Солнечный весенний день… Голубая лента канала со строгими бетонными берегами… Он своим танком буксировал плашкоут с ранеными. Выводил из-под обстрела. Не успел… И получил последнюю за время войны контузию…
Снова все события того печально памятного утра промелькнули, сменяя друг друга, и вдруг, как искра от удара, высеклась мысль.
Не с кем было тут, вот сейчас, поделиться. Хотелось кричать от радости! Ну, до чего же просто!.. Буксировал танком!.. На барже два трактора. Он помнит, их не краном грузили. Они самоходом поднялись на баржу. Они на ходу!..
Нет, не зря он решился убрать камень!
Он схватил ящик и едва не бегом устремился к лодке.
Митричу растолковал все подробно. Вести лодку прямо на камень. Когда до него останется восемь, десять метров, затабанив, притормозить лодку, чтобы Алексей с ящиком успел сойти в воду. Зажечь конец шнура и как можно быстрее угонять лодку вниз по течению.
Закончил Алексей вопросом:
– Спички есть?
Митрич показал коробок.
– Возьми второй. Положи в другой карман. Зажигают так: две спички приложить головками к срезу шнура и ширкнуть по ним коробкой. Смотри!
Подобрал на песке белый ошкуренный водой прутик тальника и показал на нем, как надо зажигать бикфордов шнур.
– Так не учат, – возразил Митрич.
Достал нож, отрезал от шнура кусочек длиною в карандаш и, точно повторяя все приемы, показанные Алексеем, зажег шнур.
– Теперь понятно.
Почернев лицом от натуги, Митрич налег на весла, укрощая бег лодки. Толкнул весла от себя еще раз и подал знак Алексею.
Ну, или грудь в крестах, или голова в кустах!..
Придерживаясь за борт, Алексей выбросился из лодки. Воды было всего по грудь. Но сильное течение сбивало с ног, и Алексей понял, что остановить лодку и удержать ее на месте ему не по силам. Самое большее, он мог несколько притормозить ее движение.
– Приготовься! – крикнул он Митричу.
Конец шнура он заблаговременно перебросил через сиденье. Митрич, стоя на коленях, прижал головки спичек к срезу шнура и застыл с коробкой наготове.
Лодка волокла Алексея за собой. Напрягаясь, он удерживал ее. Ему казалось, что он уже давно борется с водой, одолевала тревога: Митрич ошибся и направил лодку мимо камня… Он уже хотел крикнуть ему и ткнулся правым коленом о камень.
– Зажигай! – отчаянно закричал он и, собрав все силы, откинувшись назад так, что затылок погрузился в воду, превозмогая боль в ушибленном колене, уперся обеими ногами в каменный порог и удерживал лодку, пока из темной оплетки шнура не вырвался шипящий снопик искр. Митрич подал ему ящик. Алексей опустил его на дно, к тому месту, где ноги его упирались в каменный порожек.
Пятнадцать метров шнура – пятнадцать секунд!..
Успел еще коснуться капсюля, проверяя, плотно ли сидит в гнезде патрона… а все, что было затем, провалилось в памяти, сохранившей только отчаянное, почти паническое стремление оказаться дальше, как можно дальше…
Митрич не точно выполнил последнее указание Алексея, отогнал лодку, но недалеко. Его недисциплинированность спасла Алексею жизнь. Он успел подобрать Алексея, оглушенного взрывом, потерявшего сознание.
В лодке Алексей на какие-то секунды открыл глаза и пробормотал:
– Мне нельзя умирать…
И снова впал в забытье.
– Ты что!.. Ты что!.. – задыхаясь от волнения, бормотал Митрич.
Неловко изогнувшись в тесной лодке, прижался ухом к груди Алексея… И не мог разобрать, не то своя кровь бьет в голову, не то слышит он живое сердце Алексея. Увидел, как вздрагивает жилка на запястье плетью откинутой руки, и уверился: «Жив!.. Скорее на баржу…»
Кинулся к веслам. Но катер уже догонял уносимую течением лодку.
Варька неотрывно следила за Алексеем с той минуты, как он спустился с баржи с опасным ящиком в руках.
Видела, как он донес ящик и опустил его в корму лодки, как разделся на берегу и остался в одних белых плавках, издали заметных на загорелом его теле… Когда он выбросился в воду и тащился, ухватившись за корму, ей все казалось, что он тонет и не может подняться обратно в лодку. Когда же Митрич угнал лодку и оставил его одного, Варька едва не закричала… Она видела, какими отчаянными взмахами догонял он неверного товарища и не мог догнать…
Потом взметнулся кипящий столб. Вместе с глухим ударом взрыва дрогнула палуба под ногами… но он больше не уходил сильными взмахами от догонявшей его смерти… Смерть догнала его…
Когда он уходил, она уже все знала, а он посмеялся над ней… А сейчас ей привезут его тело…
Варька с ужасом почувствовала, что еще несколько мгновений этой муки ожидания, и она захохочет, захохочет навзрыд над глупой, обманувшей себя Варькой…
Ты же решила уйти от него?.. Решила!.. И кичилась перед собой своей решимостью!.. Не успела… Он сам ушел от тебя…
– Сам ушел… сам ушел… – шептала она и не чувствовала, как по щекам одна за одной катятся слезы.
И когда ей крикнули с катера, что он жив, она в первую минуту не посмела этому поверить.
Алексея положили на палубе, неподалеку от Романа. Роман попытался подняться, взглянуть на товарища, но тут же застонал и уронил голову на подушку.
– Лежи ты, – строго сказал Гриша, которому Варька приказала ни на шаг не отходить от больного. – Нельзя тебе шевелиться. Чего надо, скажи…
– Ничего не надо, – прошептал Роман и закрыл глаза. Потом спросил: – Его тоже… в голову?
– Оглушило его, – ответил Гриша, – лежит без памяти.
Алексей очнулся, когда его переносили с катера на баржу. Но ни сказать слова, ни даже поднять век он не мог. Он слышал все, что говорили вокруг него, только все звуки доносились откуда-то издали, приглушенные плотной завесой.
Даже думать связно не мог. Мысль, едва вспыхнув, обрывалась куда-то в пустоту.
Закоротил… мало… Лодку на якорь… Камень, камень проверить… Тракторами тянуть… Они… не знают…
Он испугался, что может забыть то главное, чего никто, кроме него, не знает.
Испуг подхлестнул.
Преодолевая похожую на истому усталость, он открыл глаза.
– Степана Корнеича…
Никто не подошел и не отозвался.
Тогда он закричал:
– Степан Корнеич!
Варька услышала только потому, что в эту минуту склонилась над ним.
Он увидел ее.
– Позови скорее… Тракторами будем тянуть…
На его счастье, она догадалась, что он не в бреду.
Подозвала Степана Корнеича и Василия.
Им он сказал уже вполне связно:
– Тракторами будем буксировать. Они на ходу, заправьте горючим. Спустите на берег… Я немного отдохну…
Труднее всего оказалось сгрузить трактора. Лесу подходящего, чтобы сделать мостки, поблизости не было. Степан Корнеич проехал на лодке вдоль берега, нашел место, где можно баржу подвести вплотную. Баржу причалили и выложили спуск из камней. Камень таскали все. Даже Степан Корнеич, не говоря о Варьке.
Роман и Алексей остались одни на барже с дизелями. Они лежали почти рядом, но ни один не решался заговорить, оберегали друг друга.
Наконец Алексей повернул голову и понял, что Роман давно уже смотрит на него.
Алексей улыбнулся:
– А ты верно сказал: Большой против Малого семечки. Двоих угостил.
– Ты сам напросился… Кости целы?
– Порядок. Меня просто звуком задело. А ты как?.. Отдышался?
– Голова… Ударился шибко, когда катер опрокинуло. Если бы не ты…
– Ладно… стоит вспоминать…
– А знаешь, – признался Роман после короткого молчания, – сильно я в тебе ошибался… Шумливый ты шибко. Я так и подумал: пустая бочка.
– А теперь?
– Ты мне вот что скажи, – не отвечая на вопрос, продолжал Роман, – почему про трактора при себе держал? Козырнуть хотел?
– Нет, – Алексей усмехнулся. – Какие там козыри. Я пуще всех икру метал. Про трактора я сообразил, когда поехали камень рвать.
Роман с усилием приподнялся на локте и долго смотрел на Алексея.
– Камень поехал рвать на авось?
– Почему на авось? – Алексей вроде даже обиделся. – Все равно с этого начинать.
Роман помолчал и сказал с уважением:
– Теперь я вижу, что действительно рисковый.
– Пить хочешь? – спросил Алексей.
– Подать некому…
– Сами возьмем!
Алексей встал. Перед глазами пошли темные круги, но виду не подал. Сходил на кухню, напился, принес в ковше воды Роману. Отнес ковш на кухню и пошутил:
– Лечь скорей, пока не увидели. А то заставят камень таскать.
Роман лежал, закрыв глаза. Но Алексею, как никогда, нужен был собеседник. Даже не собеседник, а товарищ, которому можно открыть душу.
– Что я тебе, Роман, скажу? Не поверишь, а правда. Испугался я сперва очень. На фронте ни разу такого страху не испытал. А потом, с натуги, что ли, это уж перед тем, как ударило, весь страх прошел, только зло осталось… На себя зло, понимаешь? Не сообразил я на берегу сказать Митричу про трактора. Прихлопнет меня – всему делу труба. И на черта вся эта музыка со взрывом!.. Хотел Митричу крикнуть, тут меня и оглоушило… Ты поверишь, пока чернота не захлестнула, кричал: мне нельзя помирать!.. Смехота, как вспомнишь…
– Нормально. Кому помирать охота…
– Не про то я. Понимаешь, сиганул в воду, а лодку удержать не могу, сразу понял, не по-моему выходит. И тут сразу подумал: однако, каюк мне. Потому что рвать все равно стану! Не мог я иначе! Скажут: Лешка Ломов натрепался и сдрейфил… Нет! Я свое слово сдержу, а там как выйдет… живой или мертвый! Мертвому еще больше почета, погиб, выполняя задание!.. А уж потом, когда через страх переступил и помирать согласился, понял: зазря помирать – последнее дело. Что толку, если я с форсом концы отдам, а дизеля так и не дойдут!
– У меня по-глупому вышло, – сказал Роман с горечью. – Лежи теперь, как чурка.
– Варька тебя выходит. И на ноги поставит… Она и меня выходила…
– Она хорошая…
– А ты думал, шалава?
– Не думал.
– Правильно, если не думал.
Нет, разговаривать с Романом о Варьке ему было еще не по силам.
Достал гимнастерку и брюки, заботливо сложенные Варькой у изголовья, и оделся.
– Взглянуть, как у них там подается.
Варька и слышать не хотела, чтобы Алексею самому вести трактор.
– Зеркала нет поглядеться. Ты же весь зеленый!
Попробовал отшутиться:
– От воды отсвечивает.
– Отлежись хоть до утра!
– Взрывчатки не хватит весь порог подорвать.
Кинулась за подмогой к старику:
– Степан Корнеич, вы ему скажите! Нельзя же! Вас он послушает.
Степан Корнеич отвел Варьку в сторону и объяснил ей, что, куда ни кинь, везде клин… Конечно, надо бы Алексея поберечь, но больше некому. Василий с Семеном на катере, Алексей и Гриша на тракторах. А до утра ждать, может все прахом пойти, и весь труд и весь риск ни к чему.
– Последний испыток, – сказал он Варьке. – Ежели сейчас не проскочим, значит, все…
Много лет прошло, как Алексей последний раз сидел за рычагами трактора. После танка и особенно экскаватора в кабине трактора было несподручно.
Но руки рабочего человека памятливее головы. И понадобилось всего несколько минут, чтобы человек и машина поняли друг друга.
Алексей сперва тихо, потом быстрее послал трактор вперед, проверил задний ход, крутанул машину на месте, расшвыривая песок и гальку, и крикнул Грише:
– Заводись! Поехали!
И повел свой трактор по бечевнику, огибая крупные валуны и вминая гусеницами в песок мелкие камни. Гриша, следом за ним, вторым трактором вытягивал уложенный кольцами буксир.
Баржа, не удерживаемая чалками, медленно сплывала по течению. Катер приткнулся к ее борту и отжимал от берега, выводя на середину реки. Митрич и Варька стояли возле руля, ожидая команды Степана Корнеича.
Когда буксир натянулся, не касаясь провисом воды, Алексей крикнул:
– Припрягайся!
Гриша выпрыгнул из кабины и сцепил оба трактора коротким стальным тросом.
Катер отводил баржу все дальше и дальше, и угол, очерченный берегом и ниткой буксира, становился все круче.
«Стянет с берега, – подумал Алексей. – Длиннее надо было буксир!»
Он сразу предлагал приплести еще бухту, но Степан Корнеич запретил, сказав, что будет провисать и цепляться за камни.
Наконец Степан Корнеич вышел на нос баржи и махнул два раза белым флажком.
– Полный вперед! – закричал Алексей.
Моторы натужно взвыли. Гусеницы, пробуксовывая, заскрежетали по камню…
– Инерция!.. – пробормотал Алексей сквозь зубы, форсируя подачу газа. – Придумал Ньютон на нашу голову…
Но вот гусеницы вцепились в грунт, и, медленно перекатываясь по ним, трактора двинулись вперед.
Теперь главная помеха – валуны. Каждый надо объехать так, чтобы не зацепился буксир. То и дело приходилось спускаться ниже. Гусеницы шлепали, как пароходные плицы, разбрызгивая воду.
И еще тревожило: как там, на самой хребтине порога?.. Василий подымался на катере, несколько раз прошел взад-вперед. Но мог же остаться какой осколок незамеченный…
Степан Корнеич поднял флажок и держал его над головой. Это значило: баржа вышла на самую быстрину. Выжать из моторов все!.. Надсадный вой изнемогающего металла впивался в мозг. Не верилось, что когда-то была и когда-то снова наступит тишина… Время тащилось так же медленно, как проползающие мимо валуны…
Но все-таки оно шло своим чередом, и все-таки настала минута, когда, перекрывая гул моторов, донесся пронзительный звук сирены.
Отбой!..
Алексей перевел мотор на холостой ход и оглянулся.
Катер вел баржу на буксире по широкому плесу, направляясь к берегу. Варька бежала по палубе к носу баржи, махала руками и что-то кричала.
Изнуряющая усталость словно свинцом налила руки и ноги. Не хотелось ни шевелиться, ни говорить, ни даже думать. Собрав последние силы, Алексей спустился из кабины, сделал несколько неверных шагов и свалился ничком на прокаленный солнцем песок…
Вторую баржу вывели на плесо к полуночи.
Степан Корнеич, ни с кем не советуясь, объявил привал на ночевку. Впереди не было грозящих обмелением перекатов, а отдых все заработали трижды.
Алексей подошел к Варьке, кашеварившей у костра, и распорядился:
– Выдай всем… кому сколько надо, с устатку.
Варька повернула к нему лицо. Пламя костра отблескивало в ее смеющихся глазах.
– А тебе?
Он махнул рукой:
– Я без вина пьяный…
