Текст книги "Путь к себе"
Автор книги: Франц Таурин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
Глава двадцать первая
ТУМАН РАССЕИВАЕТСЯ
– Опять на катер спасаться пойдешь? – спросила Варька, когда все поднялись от догорающего костра.
Роман опередил ответом:
– Уступаю начальнику свою койку.
– Жди, пока позовут! – зло отрезала Варька и повернулась к Алексею: – Чего пристыл?
Он удержал ее за руку и подождал, пока все отойдут.
– Ну что ты так при всех!..
– Мне бояться некого!.. Ты что-то стал шибко стеснительный.
– Полно тебе…
Он притянул ее к себе и поцеловал. Варька губы не отвела, но на поцелуй не ответила.
– Пойдем…
Обнял ее за плечи и осторожно повел вниз по пологому спуску. Варька шагала машинально, как лунатик, не прислоняясь к нему и не отстраняясь, а как-то безразлично повинуясь ему…
Это молчаливое безразличие напугало его.
«Что с тобой, Варенька?» – хотел спросить он, но вовремя понял, что такие вопросы не задают, просто потому, что на них не получишь ответа.
Они медленно поднялись по трапу и прошли в кормовую надстройку, приспособленную под артельную кухню. Часть ее была выгорожена тесовой переборкой под Варькино жилье.
Варька зажгла в кухне лампу, пропустила Алексея в свою каютку, откинула одеяло на постели.
– Ложись.
– А ты куда?
– Сейчас я. Посуду приберу. Ложись. Спи.
И прикрыла дверь.
Алексей разделся и лег. Сквозь щель в рассохшейся дощатой двери пробивался узкий светлый лучик. Алексей передвинул подушку, чтобы свет не падал на лицо, и закрыл глаза. Слышно было, как Варька черпаком налила воды в таз, потом мыла миски, вытирала их и ставила на полку. Алексей считал про себя: первая, вторая, третья… Но, видно, у Варьки нашлась еще какая-то работа, потому что, поставив на полку последнюю девятую миску, она все еще оставалась на кухне.
Алексей понимал: она не торопится к нему. Ну что ж… Так оно и лучше. Давно пора рвать концы.
– Варя!
– Да спи ты!
– Дай еще сто!
Сам удивился, когда Варька, не прекословя, принесла ему кружку и круто посоленный ломоть хлеба.
– Молодец ты у меня!
И покровительственно похлопал по плечу.
Варька даже не шелохнулась. Приняла у него кружку и недоеденный ломоть и, не сказав слова, снова ушла.
И снова чем-то громыхала и звякала на кухне… Так и заснул, не дождавшись ее…
…Проснулся от резкого звука сирены. В оконце, задернутое занавеской, пробивалось белесое раннее утро. Туман рассеялся. Развиднело…
Приподнялся на локоть, собираясь вставать. Варька, спавшая у стенки, тоже проснулась, удержала его.
– Куда ты?
– Отчаливают.
– Куда ты такой? Шагнешь мимо трапа. Спи!..
И пригнула его своей сильной рукой…
Значит, она всю ночь здесь, рядом с ним… Глупой и ненужной показалась давешняя досада. Как в первые дни их близости, Варька была родной и желанной.
Притянул ее к себе, горячо задышал в лицо:
– Варька!.. Варенька!.. Люблю я тебя…
– Ладно… ладно, лежи… – пыталась отвести его жадные руки, но враз обессилела…
Потом он счастливый и усталый спал, уткнувшись лицом в ее плечо…
Варька лежала и смотрела в пустоту невидящими глазами. Опять все сначала… Он ее не обманывает. Только он сам себя не знает. Она лучше знает и понимает его… Его, может быть… А вот в себе самой ошиблась… Уж все думано-передумано…
Алексей тяжело заворочался во сне. Глухой невнятный шепот оборвался стоном. Острая материнская жалость кольнула в сердце. Погладила его по голове, как ребенка.
Он еще теснее прижался к ней и простонал уже громко:
– Фиса!.. Фиска!..
Вот оно!.. Он и обнимал не меня, а ее!..
Высвободила руку из-под его тяжелой головы, поднялась, накинула пальтишко и вышла на палубу.
Заря, в начале ночи горевшая над левым берегом, теперь, к утру, перешагнула реку и занималась на правом. Варька живала и севернее, видала и знала белые ночи, но здесь, посреди величавой и сейчас пустынной реки, вдали от едва угадываемых берегов, когда человек один на один с землей и небом, все это – и виденное и знаемое – воспринималось глубже и ближе прикасалось к душе.
И не усталость, не безразличие, а какое-то мудрое спокойствие пришло к Варьке.
Все, что было между ними, день за днем прошло в ее памяти. Но виделось глазами как бы кого-то третьего, которому одинаково хорошо понятно было все, что происходит с ней и с ним.
И как он, совсем тогда одинокий, потянулся к ней в тюремном лазарете, и как она, такая же одинокая душой, откликнулась ему… И как она отсылала его к той, другой, хотя тогда лишиться его ей было безмерно тяжело… И как, поняв, что никогда не будет он с ней полностью счастлив, а значит, и она с ним не будет полностью счастлива, подготавливала себя к неизбежной развязке, и подготовила, и не хватало только капли, переполняющей чашу, и этой каплей стало лживое в своей неопределенности слово «попутчица»… И как снова она откликнулась ему, малодушно обманув себя, и как быстро очнулась…
Гулкий, сиповатый и оттого будто злорадный гудок пронесся по реке. Ему ответила пронзительная сирена катера. Снизу шел караван.
Гриша выскочил из рубки на левый борт и дал отмашку белым флагом. Приглядевшись, Варька увидела, как на левом борту идущего навстречу корабля (это был не разлапистый плоский пароход, а именно корабль – узкий, поджарый) сигнальщик, невидимый на таком расстоянии, тоже отсалютовал белым флажком.
Корабль стремительно приближался, вспарывая острой грудью розовеющую в отблеске зари целину и разваливая ее надвое высокими пенными бурунами. Варька поразилась мощи корабля: он волочил за собой десятка полтора барж, каждая из которых была в несколько раз больше их двухсотки.
Баржевой матрос на замыкающей караван сухогрузной барже заметил Варьку, помахал ей фуражкой и крикнул что-то, слов она не расслышала.
И опять она осталась одна со своими мыслями…
Усмехнулась своему сравнению: так же, как вот этот корабль мимо нее, так и Лешка со своей кипучей и зыбкой любовью. Да и любовь ли это?.. Любовь у него там… Сегодня же, нечего тянуть, поговорить с ним прямо, глаза в глаза. Если сам не может понять, пусть от нее услышит… Оборвать все напрочь, и сразу легче станет…
Она стала обдумывать, как она ему скажет, и уже почти сыскала нужные слова, но словно въявь увидела его непонимающее лицо. Нет, это только масла в огонь. Только сильнее, на какое-то время, привязать его к себе. Надо, чтобы без помехи созрело то, что уже зреет в его душе. Он уже начинает тяготиться ею… У нее хватит сил помочь ему…
Подошел Митрич, неслышно ступая босыми ногами.
– Рано встаешь…
– Да и вы, Трофим Димитрич, – сказала Варька, думая, как это он не боится босыми ногами по щербатой палубе: занозиться запросто…
– Мои годы такие… Молодой был, с постели не убегал.
– Стало быть, – улыбнулась Варька, – и я уже… не молодая.
– Думы тоже старят, – сказал Митрич и нахмурился.
Варька решилась спросить:
– Трофим Дмитрич, вы к чему это рассказывали, как провода в тайге тянули? Хотели кому ума добавить?..
Митрич посмотрел на Варьку, потом на свои босые ноги, потом снова поднял глаза на нее.
– Ума своего нет, у людей не займешь… Чтобы совесть не засыпала…
– А что совесть! – с горечью вымолвила Варька. – У совести руки голые.
Митрич покачал головой.
– Так я тебе скажу: жизнь – телега, ум – лошадь, а совесть – вожжа… Смотря в какую сторону потянешь…
– Так ведь кто потянет!
– Вот и я про то.
Митрич, казалось, хотел еще что-то сказать, потом махнул рукой и пошел к себе на баржу. И Варька опять пожалела его босые ноги.
По плахе, переброшенной с кормы на нос задней баржи (ее вели на коротком причале, почти впритык), Митрич ступал так же уверенно, как по полу. С конца плахи прыгнул на торец носового кнехта и так же легко соскочил на палубу.
«Еще Митричем зовут!» – подумала Варька.
Алексей спал неспокойно. Все перемешалось в несуразных снах.
…Он гулял на свадьбе Анатолия Груздева и Фисы. За длинным столом, конца которого не видно было, сидело множество гостей, незнакомых ему. В голове стола староста барака, в котором едва не убили Алексея. Фиса сидела грустная и почему-то в черном платье. И каждый раз, когда Алексей оглядывался на нее, она отталкивала Анатолия, который все пытался поцеловать ее. И каждый раз подходил долговязый Мисявичус в потертой нерпичьей полудошке и, соединяя их руки, надевал каждому по кольцу. У Фисы и Анатолия все пальцы уже были унизаны золотыми, ярко сверкающими кольцами… Алексей порывался встать, подойти к Фисе и Анатолию и сказать, что он вернулся, что он не отдает никому Фису, но все тот же проклятый Мисявичус хватал его за плечи и сажал обратно на лавку.
Потом выставил бутылку коньяку.
– Армянский! Пять звездочек. Экстра! – сказал он горделиво.
Швырнул через плечо подставленный Алексеем фужер и достал из кармана зеленую эмалированную кружку и наполнил ее доверху.
– Пейте, прошу вас! Вы один здесь умный человек. Я имею к вам большое уважение.
Но едва Алексей взялся за кружку, выхватил ее у него и выпил до дна неторопливыми длинными глотками.
– Вы обманули меня!.. Я дал вам золото для семьи, а вы отдали его первой встречной девке. Она смеется над вами. Поглядите!
Повинуясь его жесту, Алексей повернул голову. В торце стола, рядом со старостой барака, сидела хохочущая Варька в белом подвенечном платье.
– Глядите! Глядите! – заставлял Мисявичус.
Алексей снова поднял голову. Старосты барака уже не было. По обе стороны Варьки сидели Григорий Маркович и веселый кудрявый Роман…
Потом пришел следователь и повел его на допрос вместе с Мисявичусом на баржу, в артельную Варькину кухню.
– Допрашивайте сами. Вас он не обманет, – сказал следователь Мисявичусу и ушел…
Проснулся Алексей от тихого скверненького смеха. Дверь в кухню была открыта. Ярко горела лампа. Мисявичус, гаденько хихикая, обтирал миски черным полотенцем.
Насмешливо поклонился Алексею и сказал, разводя длинными руками:
– Ушла. На катер. Роман молодой интересный холостой мужчина… А вы любите слишком крепко спать!..
Алексей рывком вскочил с постели. Варьки не было. В кухне, за плотно прикрытой дверью, тихо. Оборвал занавеску, выглянул в окошко. Солнце только-только поднялось над гребнем правого берега. Было еще очень рано.
Со спинки стула свесились Варькины лифчик и чулки.
«Где же она?..»
Торопливо оделся и вышел на палубу. Варька, закутавшись в пальтишко, сидела на кнехтовой тумбе.
Подошел к ней.
– Ты чего так рано?
– Не спится… А сам?
– Надо на катер. Что-то тянутся, как сонные.
Снял со стенки рупор. Крикнул:
– На катере! Лодку подайте!
Когда лодка подчалила к барже, Варька спросила, как бы между прочим:
– Обедать приедешь?
Алексей странно улыбнулся:
– Ты меня ужинать зови.
Глава двадцать вторая
БОЛЬШОЙ ШАЙТАН
Вторые сутки шли вверх по Порожной.
Алексей неистовствовал и срывал зло на мотористах. Он уже забыл, что сам не один раз и мысленно и вслух благодарил Григория Марковича, выделившего именно эти катера.
– Раскочегарь ты свой примус! – кричал он и без того злому как черт Грише.
– Выше пупа не прыгнешь! – отвечал тот. – Самый полный! И так скоро подшипники полетят!
– Понравилось тебе вниз по матушке по Лене, – невозмутимо посмеивался Роман. – Если такой любитель быстроты, не сворачивал бы в Порожную. Так бы шпарили до самого Северного Ледовитого…
– На вашей бандуре только самосплавом и ходить!
– Зря, Алексей, судно порочишь, – урезонивал его Степан Корнеич. – Очень даже хорошо идем. Это ведь само слово за себя, Порожная!..
Старик был прав. Да Алексей и сам знал, что и катера, и мотористы не заслужили упрека. Но у него были причины волноваться и нервничать.
Сегодня утром доставили ему с берега радиограмму начальника строительства. Кравчук требовал при всех условиях доставить дизеля на стройку. Разрешал выгрузить и оставить на берегу все остальные грузы, но дизеля должны дойти.
«От вас персонально, товарищ Ломов, зависит выполнение важнейшего правительственного задания».
Таких посланий Алексею никогда еще получать не приходилось. И без радиограммы он понимал, что значат дизеля для стройки, ему это достаточно хорошо объяснили и Кравчук, и Сенотрусов, и Григорий Маркович. Но формулировка «важнейшее правительственное задание» придавала особую значимость порученному ему делу.
Стал поторапливать мотористов. Хотелось быстрее к этим страшным порогам, схватиться с которыми и одолеть которые стало теперь не только «важнейшим заданием», но и кровным своим делом.
Но он еще не знал, сколь важно достигнуть их как можно быстрее.
Часа через два после того как вручили радиограмму Кравчука, повстречался идущий сверху полуглиссер.
Он пронесся мимо каравана, вызывая восхищение и зависть своей стремительностью, сделал широкий разворот и плавно подрулил к головному катеру.
– Куда идете? – спросил стоявший рядом с рулевым высокий светловолосый парень.
Добротная пшеничная борода не могла заслонить его молодость.
– На строительство, – ответил Алексей.
– Есть разговор, – сказал бородатый парень и проворно взобрался на палубу катера.
– Начальник . . .ской геологической партии, – представился он Алексею, безошибочно определив в нем главного.
Алексей отрекомендовался начальником каравана.
– Сколько осадка? – спросил бородатый геолог.
– Семьдесят, – ответил Алексей.
Степан Корнеич кивнул согласно.
– Большой Шайтан пройдете… А на Малом всего метр десять, – сказал геолог и озабоченно нахмурился.
– Худо дело, – подтвердил Степан Корнеич.
– Если метр десять… – начал Алексей.
Но геолог быстро перебил его:
– Вода уходит. Вчера, проходили вверх, было метр тридцать. За сутки упала на двадцать сантиметров. С вашим возом можете не успеть… А что, груз срочный?
Алексей молча кивнул.
И Роман подтвердил:
– Первой необходимости.
– Техника? – спросил геолог.
– Не просто техника, – пояснил Алексей, – дизеля для электростанции. Не довезем, закуривай! Встанет вся стройка.
– Тогда жмите на всю катушку, – сказал геолог. – Часом может дело решиться. Ну, желаю удачи!
Он пожал всем руки, мимоходом заглянул в машинное отделение и, уже спустившись в полуглиссер, сказал:
– Мотор у вас мощный. Поднажмите!
Сказал что-то рулевому и сел рядом с ним.
И тут же резко взвыл мотор. Полуглиссер, медленно сплывавший по течению, качнулся, садясь на корму, и почти прыжком рванулся вперед. Оставляя широкий пенистый след, описал ровную дугу, лег на курс и помчался на полных оборотах, отрывая от воды узкий стремительный корпус.
Крутая волна ударила в борт катера и качнула его.
– Вот дают! – позавидовал Гриша.
– Нам бы его скорость, – сказал Алексей.
– Кому что положено, – степенно заметил Степан Корнеич. – Припряги ему наш воз, с места не стронет…
Помолчал и добавил:
– Оно везде так. Либо – прыть, либо – сила.
– Вчерашней мудростью живешь, старина, – возразил Роман, незаметно подмигивая Алексею. – Наш век – век высоких скоростей. И высоких мощностей. Космическая ракета – это тебе что?.. Прыть или сила?
– Ему про Фому, он про Ерему! – рассердился Степан Корнеич. – Нашел чем козырнуть. Журавль тоже по небу летит, а в телегу кобылу запрягают!
– Мерин тоже годится, – серьезно заметил Роман.
– Ладно! Хватит зубы мыть! – раздраженно оборвал Алексей. – Не до шуток. Слыхали, что бородатый сказал. О деле надо думать!
Роман не терпел, когда с ним говорят на басах. И тут же дал сдачи.
– Думать не шутка. Дело надо делать!
– Вот и надо делать! Ползем, как пешая вошь по мокрому месту… да еще рыщем чего-то с берега на берег!
Роман даже не удостоил возражением начальника каравана. Только посмотрел на него с откровенной усмешкой.
Но Степан Корнеич не мог стерпеть подобной напраслины.
– Не всякий укор к месту, – степенно и вместе с тем строго сказал он Алексею, – а этот вовсе зря! Такого штурвального, как Роман, поискать. Он слив воды понимает.
– По прямой всегда короче, – упрямо возразил Алексей.
– А вот не всегда! Не дурнее нас пословицу сложили: коли три версты обходами, прямиками будет шесть.
– Это на суше.
– А на воде подавно. Тому полуглиссеру можно напрямую, хоть вверх, хоть вниз. Одна забота – на мель не наскочить. А с возом идешь, соображать надо. Вниз – иди по стрежню, а вверх по тихой воде. Роман по тихой воде и ведет. Вот, примечай: не доходя того мыса, – Степан Корнеич показал на другой берег, – станем переваливать. Потому, как на нашем самый бой воды, а возле того мыса тиховодье.
Алексей уже давно понял свою промашку и возражал только по инерции.
– Кому не понятно, что по стрежню вода бьет? А мотаться с берега на берег сколько времени уйдет!
– Для того расчет и смекалка, – важно сказал Степан Корнеич. – Соображать надо! Давай вместе прикинем: мы с возом идем десять, а на самом что есть полном ходу двенадцать верст в час. На стрежне скорость пять, шесть, а то и семь верст. Чистого ходу остается каких-нибудь пять верст… А на тиховодье скорость верста, от силы полторы. Вот и считай! А на перевалку сколь времени уйдет? Минуты!
Оба понимали, что спор этот не всерьез. Обоих точила тревога… Но если Степан Корнеич умел держать ее при себе и не выказывать, то у Алексея тревога то и дело прорывалась вспышками раздражения. И больше всех доставалось почти не отходившему от мотора Грише.
Неотступная тревога оттеснила на время трудные мысли о Варьке и Фисе. Алексей даже не обратил внимания на то, что в другое время насторожило бы и встревожило. Варька резко переменилась, стала не то что просто тихая, а какая-то неприметная…
Сама ни с кем не заговаривала, на вопросы отвечала односложно, без обычной своей озорной дерзости.
Роман теперь ездил на баржу и завтракать и обедать и пуще прежнего донимал Варьку шутками, подчас солеными и злыми. Варька на них просто не отзывалась.
Алексея укладывала спать отдельно, говорила, что ей нездоровится…
К Большому Шайтану подошли поздно вечером. Но голос он подал еще часа за три. Густой басовитый гул, напоминающий грохот далеко идущего поезда, стекал вниз по руслу реки, сдавленному высокими и крутыми, местами вовсе отвесными берегами.
Еще после полудня подул сильный верховой ветер, принес тучи, ранние сумерки и частый обложной дождь, который шел не переставая.
Горловина Большого Шайтана едва угадывалась между черными нависшими скалами.
– Пристаем, – сказал Степан Корнеич Алексею.
– Надолго?
– До свету.
– Часов пять простоим?
Степан Корнеич озабоченно покачал головой:
– Однако, больше… Наутре, гляди, туман заволокет. Считай, полсуток пропало.
– Степан Корнеич! – почти закричал Алексей. – Час дорог!
– Дорога и минута, – хмуро ответил Степан Корнеич. – Сам видишь, какая темень навалилась. А тут и днем не каждый пройдет.
Алексей кинулся в рубку к Роману.
– Старик говорит – приставать!
– Придется приставать, – серьезно сказал Роман. Посмотрел на Алексея: – Там посоветуемся.
У Алексея шевельнулась надежда.
– Ну давай…
Чалки на берег не стали выносить. С катеров и обеих барж отдали якоря. Потом все собрались в тесном кубрике головного катера.
Алексей смотрел на сосредоточенно строгие лица. В тусклом свете подвешенного к потолку фонаря они казались мрачными. Все молчали. Ему – начальнику каравана – принадлежало веское слово… А что он может сказать?..
И он честно признался:
– Как быть, не знаю… Ясно одно. Полсуток простоим, к Малому Шайтану засветло не дойдем… За сутки вода вовсе упадет… Пособляйте, мужики… Выручайте…
– В темень, да еще в малую воду… никак нельзя!.. – сказал наконец Степан Корнеич. – Не солому везем, не дрова…
– Слушай, старина, – сказал Роман, – а что, если?.. Пройдем с тобой на катере, посмотрим обстановку.
Алексей впился глазами в старого лоцмана, понимая, что его слово сейчас решает.
– Пройти можно… – сказал неохотно Степан Корнеич. – Только ни к чему это…
Роман решительно встал.
– Попытка не пытка!
– Наметка есть на катере? – спросил Митрич.
– Тоже вопрос! – обиделся Гриша.
– Схожу с вами, – сказал Митрич. – Подсоблю. Поищем борозду.
– Дело! – одобрил Степан Корнеич.
Роман погасил свет в рубке и включил прожектор. Косые струйки дождя просекали светлый ствол луча. Митрич с наметкой встал у рубки слева, ближе к штурвальному. Алексей и Степан Корнеич стояли по другую сторону рубки.
Алексей, заторопившись, забыл взять свой плащ. И Варька не подумала принести.
– Пристанем к барже, – предложил Степан Корнеич.
Алексей махнул рукой.
– Время терять! Не сахарный.
Когда включили прожектор, тьма по обе стороны луча стала еще гуще. По мере того, как приближались к горловине, возрастала скорость течения и все больше белых шапок вспыхивало на гребнях темных волн.
– Придется тебе, начальник, тоже работу дать, – сказал Роман Алексею. – Стань ближе к прожектору. Когда скажу, повернешь.
Алексей поднялся по металлической лесенке к прожектору и ответил по-солдатски:
– Есть!
Роман отрывисто, одну за другой подавал ему команды:
– Правее!.. Еще правее!.. Обратно, ставь по центру!.. Левее!.. Еще левее, до упора, в скалу… Обратно, по центру!
Светлый столб прошелся по ущелью от берега до берега. Слева, прижимаясь к самой скале, темнела относительно спокойная протока. Но она почти по середине вспарывалась острым утесом, торчащим из воды. От утеса вниз по реке уносился белый шлейф пены.
– Оголился Шайтан! – сказал Степан Корнеич. – Сильно упала вода.
Вся правая бо́льшая по ширине часть русла кипела, как в котле. Здесь каменная гряда порога уже почти оголилась. Верхушки валунов торчали среди пенистых потоков.
Искать проход можно было только у левого берега.
Роман посоветовался со Степаном Корнеичем:
– Где будем пытать? Слева от Шайтана или справа?
– По правой, по срединной сперва проверим, – решил Степан Корнеич.
– Береговая глубже, – подал голос Митрич.
– Знаю. Там поворот сильно крутой. Расхлещем баржи о камень.
– Пошли! – сказал Роман. – А ну, Митрич, дай глубину!
Митрич ловко выбросил вперед наметку, как копье, и под острым углом воткнул конец ее в воду. Наметка, не коснувшись дна, свободно скользнула по борту.
– Под табан!.. – протяжно выкрикнул Митрич.
Роман скомандовал Грише прибавить обороты.
Еще несколько раз наметка не доставала дна. Алексей повеселел. Давешние страхи представлялись чуть ли не смешными. А глухие протяжные выкрики Митрича «Под табан!..» казались поистине райскими звуками.
Катер вышел почти на траверз торчащего из воды утеса.
– Метр десять! – отрывисто крикнул Митрич.
– Самый малый! – скомандовал Роман.
– Девяносто!..
– Девяносто!..
– Восемьдесят!..
– Стоп! – закричал Роман.
Гриша выключил реверс. Мотор загудел вольготнее, без натуги. Катер остановился и стал сперва медленно, затем быстрее сплывать по течению.
– Здесь ходу нет, старина! – сказал Роман Степану Корнеичу.
– По береговой надо, – сказал Митрич.
– Потрогай дно! – сказал ему Роман.
Митрич ткнул наметкой прямо вниз.
– Нету дна.
– Полный вперед!
И Роман направил катер левее утеса. И снова наткнулись на подводную гряду. Несколько раз заходили все левее и левее, и только когда прижались почти вплотную к скалистому берегу, попали наконец на заветную борозду.
Алексей протянул руку.
– Еще немного – и берега достать!
– На воде скрадывает. Особенно ночью, – пояснил Степан Корнеич. – До берега метров десять. Все равно шибко близко. Поворот крутой, не пройти с возом.
Глубина была надежная, но борозда, повторяя изгиб берега, круто заворачивала вправо, и Роман вел катер с большой осторожностью на малом ходу. Потом борозда оторвалась от берега и пошла поперек, пересекая реку чуть выше торчащего из воды Шайтана. Катер стало сносить на утес, и, только прибавив обороты, Роману удалось проскочить опасное место и, миновав подводную гряду, выйти на глубокое плесо.
– Понял теперь, в чем дело? – спросил Степан Корнеич у Романа.
– Все понял! – ответил Роман. – Пошли назад!
Обратно вел катер на полных оборотах и даже ни разу не потревожил Митрича с его наметкой.
Алексей только подивился его необыкновенной памяти и смелости, граничащей с лихостью.
Пришвартовались бок о бок к катеру Василия Вяткина и снова все собрались в кубрик на совет.
– Теперь, после разведки, можно принимать боевое решение, – весело сказал Алексей. – Что скажешь, Степан Корнеич?
Вопрос Алексей задал больше для формы. И опешил, получив совершенно неожиданный ответ:
– Однако, и днем не пройти…
– Только же сейчас, с вами вместе… – возмущение Алексея было столь велико, что он, обращаясь к старику, перешел настрого официальное «вы», – с вами вместе прошли туда и обратно!
Степан Корнеич уловил интонацию и тоже обиделся.
– Кабы не со мной, а с баржей!
Роман хитро подмигнул Варьке, которая стояла в дверях и молча слушала, и, как бы не замечая повисшего в воздухе напряжения, совершенно непринужденно обратился к насупившемуся Степану Корнеичу:
– Слушай, старина, а давай-ка мы с тобой попробуем вот так… Поведем одну баржу. Возьмем на самый короткий буксир, чтобы не гуляла…
– Порожнем едва проскочили, – сердито возразил Степан Корнеич.
– Потому, что на малом ходу. А теперь мы борозду знаем.
– Все одно… развернет баржу и кормой посадит на камень!
– А второй катер на что? Его поставим за баржей, чтобы толкал в корму. Зря только Василия на разведку не взяли. Придется тебе, старина, с ним пойти. Вот и вся хитрость!
И опять Алексей устыдился своей горячности и своего невежества. Он-то ведь думал: сняться с якоря и полным возом…
И попытался загладить свою резкость:
– Как решаешь, Степан Корнеич?
Но старик еще не оттаял.
– Мое слово сказано. – И словно оправдываясь в своей несговорчивости: – Я еще ни одной баржи не утопил.
Снова на подмогу включился Роман:
– И не станем. Конечно, без тебя не управиться. А если поможешь…
– Просим, Степан Корнеич!
Старик метнул на Алексея взгляд из-под бровей (давно бы так!).
– Чего просить? Ты начальник. Твое дело – приказал. Наше – исполняй.
– Порядок! – сказал Роман. – Пошли запрягать!
Степан Корнеич расставил всех по местам. На головном катере – Роман, Алексей и Гриша. На толкаче – он сам, Василий и Семен. На барже – Митрич.
Варька оставалась на второй барже – следить, чтобы все время исправно горели ходовые огни.
– Ты, Трофим, – напомнил Степан Корнеич, – будь возля руля, наготове.
– Где еще быть-то…
Варька принесла Алексею плащ и сказала, смеясь:
– Хороши мужики! Все уехали, одну бабу оставили.
Роман высунулся из рубки:
– Не робей, Варюха! Харчей тебе до зимы хватит. А там по льду добежишь.
И опять Алексею пришлось подивиться памятливости и сметке Романа. Он уверенно вел катер по отысканной давеча борозде и только рукой махнул, когда Алексей хотел взяться за наметку. Оба катера работали на «самый полный», и черная скала быстро убегала назад. Алексею все казалось, что баржа вот-вот царапнет бортом по камню, но у него хватило выдержки не вмешиваться и полностью довериться Роману и Степану Корнеичу.
Но вот борозда круто рыскнула вправо и пошла поперек русла. Прожектор головного катера светил прямо вперед, а прожектор толкача повернули так, чтобы он освещал утес. Выхваченный лучом из темноты, Шайтан с кипевшими вокруг него бурунами выглядел особенно зловещим. Он приближался с каждой секундой, и Алексея бросило в дрожь… Предупреждал старик!..
– Самый полный!! – отчаянно закричал Роман.
Но мотор и так уже не гудел, а выл.
Корма баржи всего в нескольких метрах от острой грани утеса.
– Право руля! – крикнул в рупор Степан Корнеич.
Митрич навалился на руль, и баржа словно отшатнулась от надвигающейся беды. В этот же миг катер Василия Вяткина, проскочивший уже утес, сделав разворот, с ходу уткнулся в борт баржи, отжимая ее от Шайтана.
…Еще несколько мгновений, показавшихся Алексею мучительно долгими, и маленький караван вышел на спасительную глубину…
Алексею не терпелось скорее двинуться дальше, и он предложил оставить вторую баржу.
– И Варьку? – усмехнулся Роман.
– Василий сходит.
Но решительно воспротивился Степан Корнеич:
– Две взяли с причалу и доставить к причалу должны не одну, а две!
Алексей не стал настаивать. На второй барже груз тоже срочный: трактора, запчасти, среди них, наверно, и к дизелям…
– На ней и осадка меньше, – сказал Роман. – Проскочит со свистом!
И, как всегда, излишняя самоуверенность едва не довела до беды. А может быть, сдали моторы, молотившие на пределе, – только проходя мимо Шайтана, баржа хватила кормой дна. Но удар пришелся вскользь, и крепкие лиственничные шпангоуты выдержали. Всего лишь малость разошлась обшивка, и Митричу пришлось спуститься в трюм и на ходу поработать конопаткой.
Перед тем как тронуться в путь, снова все собрались в кубрике.
Алексей смотрел на своих товарищей и не узнавал их. Тревожное напряжение схлынуло и уступило место шумливому оживлению.
– Ну, силен! Ну, силен! – кричал Гриша, тыча пальцем в победоносно улыбавшегося Романа. – И так молотим на всю, а он орет: «Самый полный!»
– А что! – смеясь, возражал Роман. – Ведь прибавил!
– Это уж сам мотор перепугался твоего реву…
– Нет, ребята, это все не что! – перебил их Сеня. – Вот Василий оторвал!.. Как проскочили Шайтан, развернулся и прямо на таран. Трахнулись, я башкой о стояк, аж искры из глаз! Ну, думаю, либо баржу утопили, либо сами ко дну…
– Все целы… – флегматично отозвался Василий.
– Не все! Вон какую шишку набил за твою лихость.
– До свадьбы заживет…
Степан Корнеич снисходительно поглядывал на развеселившихся парней, пряча в усах добродушную усмешку.
А у Алексея на душе петухи пели.
Да с такими ребятами не то что Шайтан, сам сатана не страшен!.. А он, скотина, еще хрипел на них, начальника из себя строил… Да каждый из них больше его болеет за дело и уж конечно сделал больше его…
Ему уже казалось, что все опасности и трудности позади, еще день-другой, и он торжественно подведет караван к стройке, и сам Елисей Назарович Кравчук устроит им достойную встречу…
Елисей Назарыч устроит, у него не засохнет. А сегодняшнюю удачу надо сегодня обмыть!
Алексей встал, намереваясь кликнуть Варьку и сказать, чтобы выдала по чарке, но Степан Корнеич, по-своему истолковав его движение, тоже поднялся.
– Однако в путь-дорогу пора, ребята! Самая забота еще впереди…
– Точно, – подтвердил Роман. – Это семечки. Малый Шайтан, тот покажет кузькину мать.
И, только когда все поднялись за Степаном Корнеичем, Алексей спохватился, что так и не сказал никому доброго слова.
Подошел к Роману и обнял его.
– Была бы моя власть, любую награду проси!
Роман прищурил острые свои глаза.
– Любую?.. А если Варьку попрошу?
Сейчас даже такую шутку стерпел. Весело хлопнул Романа по плечу:
– Пойдет, бери!
Повернулся и оторопел. В дверях стояла Варька и смотрела на него пытливым и чуточку презрительным взглядом.
