Текст книги "Партизанская богородица"
Автор книги: Франц Таурин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)
– Телеграфируйте немедленно! Рубцов стоит сотни патронов!
– Слушаюсь! От них тоже телеграмма поступила.
– Когда? – удивился Вепрев.
Преображенский ответил подчеркнуто значительно:
– Не стал передавать, пока решали с Рубцовым.
– Читайте!
– Чрезвычайная. Главкому Вепреву. – Преображенский читал нарочито бесстрастным, деревянным голосом. – Поступившим Крутогорья сведениям комотряда Чебаков производит расстрелы граждан без следствия суда. Точка. Категорически предлагаю пресечь нарушения революционной законности. Предкрайсовета Брумис.
– Дайте! – потребовал Вепрев, протягивая левую здоровую руку.
Быстро перечел телеграмму, бросил на стол. Нервно прошелся по комнате.
– Опять своевольничает! Атаманские замашки!
Преображенский пожал плечами.
– Простите. Нелогично. Рубцова... тоже без следствия и суда.
Вепрев остановился. Посмотрел в упор на Преображенского. Тот отвел глаза, но кривую улыбочку удержал на губах.
Вепрев сказал жестко:
– Рубцова расстреляли не за то, что воюет против нас, а как убийцу, преступления которого всем известны и не требуют расследования! Вызовете Чебакова ко мне!
Преображенский вышел. Через несколько минут вернулся и доложил:
– Нарочный за Чебаковым отправлен.
Вепрев, будто не расслышал, молча стоял у окна.
Преображенский осторожно зашел сбоку, заглянул главкому в лицо. На лице Вепрева было выражение хмурой, усталой озабоченности. Преображенскому показалось, что он недоволен собою.
И он решил подлить масла в еле тлевший огонек.
– Простите меня за откровенность, Демид Евстигнеевич, но не могу не высказать... Вы... излишне... почтительны в своем отношении к товарищам из Крайсовета.
Вепрев молчал, и это ободрило Преображенского.
– В военное время высшая власть – военная. Вы – во главе революционных масс. А Крайсовет пусть подшивает свои бумажки. Что вам Крайсовет? Вы, Демид Евстигнеевич, народный вождь, рожденный революцией. Революции всегда выдвигают вождей. Вот великая французская революция выдвинула Наполеона Бонапарта. Консулом стал, а потом... императором.
Вепрев обернулся и смотрел на Преображенского с нескрываемым интересом.
– ...А всего был подпоручик. В точности в вашем воинском звании.
Не меняясь в лице, Вепрев шагнул к Преображенскому и взял его левой рукой за ворот.
– Кто ты? Дурак или подлец?
У Преображенского отвалилась челюсть.
Вепрев усмехнулся и выпустил его.
– Мне за вас обидно, Демид Евстигнеевич... – начал изливаться Преображенский.
– Ты мне Бонапартом душу не марай! – голос Вепрева зазвенел от ярости. – Бонапарт себе власть завоевывал, а я народу!.. Еще такую муть услышу – трибунал!
– Я, Демид Евстигнеевич, за вас...
– Замолчи! – брезгливо оборвал Вепрев. – Садись! Записывай!
И он начал медленно диктовать, чеканя каждое слово:
– Киренск, Витим, Бодайбо, Якутск и всем командующим и военным комиссарам и председателям ревтрибуналов. Впредь до получения инструкции о военно-революционных судах смертную казнь прифронтовой полосе отменяю. Точка. Вынесенные приговоры смертной казни до получения сего в исполнение не приводить. Точка. Всем военно-революционным трибуналам предлагаю...
Вместо эпилога
1
Состав из пяти пассажирских вагонов без паровоза стоял на четвертом пути. Окна среднего вагона были ярко освещены и широкие полосы света падали на истоптанный, перемешанный с углем и золою снег.
Отряд, выделенный для конвоя, остановился против освещенного вагона.
– В одну шеренгу стройся! – негромко скомандовал начальник отряда. – Равняйсь!
Стоявший правофланговым Корнюха Рожнов заметно выделялся ростом и сложением, и, вероятно, поэтому начальник отряда сказал ему:
– Пойдешь со мной в вагон, товарищ Рожнов!
Дежурный офицер чешской охраны эшелона первым поднялся в тамбур. Корнюха заметил, с какой брезгливой осторожностью брался он за поручни кончиками пальцев, – боялся запачкать свои светлые замшевые краги.
В тамбуре, пока офицер одергивался и оправлял снаряжение, надетое поверх полушубка, крытого тонким зеленовато-серым сукном, начальник отряда успел шепнуть Корнюхе:
– Кого брать идем, знаешь?
Корнюха кивнул.
Начальник отряда шутливо ткнул его в бок.
– Повезло!
– Я с детства везучий, – ответил Корнюха серьезно.
В вагон Корнюха вошел последним, но ему все было видно через головы офицера и начальника отряда.
Устройство вагона удивило Корнюху. Такого он еще не видывал. Полок и скамей для лежания и сидения не было, и вагон разгорожен поперечными переборками на отдельные отсеки-комнаты,
Первую прошли, не задерживаясь. Два чешских солдата, стоявшие с винтовками у двери в салон, расступились и пропустили их.
На диване, обитом оранжевом бархатом, сидел худощавый офицер в черном френче без пояса. В погонах Корнюха еще не умел разбираться, но по тому, как все находившиеся в салоне – и офицеры и штатские, – увидев вошедших, с тревогой оглянулись на офицера в черном френче, понял, что это и есть адмирал Колчак.
По внешности он никак не был похож на того кровавого выродка, каким верховный правитель представлялся по своим делам. Но Корнюха уже вдосыть хватил соленого в жизни и знал, что только по обличью не судят. И благообразное с тонкими правильными чертами лицо Колчака его не обмануло.
Дежурный офицер, тщательно выговаривая русские слова, объявил Колчаку:
– Господин адмирал! Приготовьте ваши вещи. Сейчас вас передаем местным властям.
Равнодушное бесстрастное лицо Колчака исказилось, словно от неожиданной резкой боли.
Он вскочил и почти испуганно воскликнул:
– Как! Союзники выдают меня? Это предательство! Генерал Жанен гарантировал мне!...
Он нервно озирался, но все, кроме тех, что пришли за ним, прятали от него глаза.
Тогда он быстро шагнул к двери, снял с вешалки длинную темную шинель, неумело и торопливо попытался надеть ее.
Темноволосая высокая женщина подошла к адмиралу, взяла у него шинель и снова повесил ее. Под руку подвела Колчака к дивану, заставила сесть рядом с собой. Взяла его руку и долго молча держала в своей, медленно и осторожно поглаживая тыльную сторону ладони кончиками тонких пальцев.
– Жена? – шепотом спросил Корнюха начальника отряда.
Тот пожал плечами.
– Прошу пройти в вокзал господина адмирала и господина Пепеляева, – сказал чешский офицер.
Первым вышел чех, за ним Колчак, темноволосая женщина и коротенький брюхастый Пепеляев. Последними – начальник отряда и Корнюха.
Пока Колчак помогал женщине спуститься по ступенькам вагона, начальник сказал на ухо Корнюхе:
– От адмирала ни на шаг! Побежит – бей – наповал!
В том же порядке, цепочкой прошли через пути к зданию вокзала. Только бойцы конвоя, с винтовками наперевес, окружали их кольцом.
В кабинете военного коменданта станции Колчаку и его спутникам предложили сесть. Корнюха встал за стулом адмирала.
Начальник отряда переговорил с чешскими офицерами, потом подписывал какие-то бумаги, но Корнюха не видел этого, он не отводил взгляда от высоко остриженного затылка адмирала.
Колчак дышал ровно, но тяжело. Пепеляев, маленький, толстый и жалкий в своей суетливости, сдавленным шепотом говорил ему что-то. Колчак, не замечая его, угрюмо молчал.
Начальник отряда подошел к Колчаку и отвел его в угол комнаты. Корнюха пошел за ними.
– Адмирал, у вас есть оружие? – спросил начальник отряда.
Колчак молча достал из заднего кармана брюк вороненый кольт и подал начальнику отряда.
Тот передал револьвер Корнюхе.
– Держал в руках?
– Держал.
– Прошу! – сказал начальник отряда и, раскрыв дверь, пропустил Колчака и Корнюху, а за ними женщину и Пепеляева.
Пересекли пути и спустились к берегу Ангары. Неяркие огни пристанционных построек выхватывали из мглистой тьмы угловатые верхушки торосов. Слабо утоптанная тропка уходила с берега на лед.
Колчак поднял воротник шинели и спросил:
– Давно стала Ангара?
– Недавно, – ответил начальник отряда. – Ангара только что стала.
– Пешком? – спросил Колчак.
– Пешком. Дорога еще не наезжена, – ответил начальник отряда и, пройдя вперед, скомандовал:
– Следуйте за мной!
Колчак пошел по тропе, на первых шагах ступая опасливо на лед.
Корнюха вплотную за ним, с кольтом в руке.
2
На реке ветер дул с февральской злобой.
Колчак вобрал в плечи длинную шею и пошел быстрее. Несколько раз споткнулся, потом, видимо, глаза привыкли к темноте.
«Торопишься... – подумал Корнюха, – непривычен к таким прогулкам, ваше превосходительство!..»
На самом деле, куда торопится?.. Должен понимать, что у него впереди... На что надеется?
Сколько в человеке крови? Полведра?.. и того не будет. А ежели собрать в одно всю, что этот долговязый адмирал пролил!.. Рекой потечет, вровень с берегами...
И именно теперь и как-то вдруг Корнюха ощутил – все, что позади: тревожные ночи у партизанского костра, трудные переходы со сбитыми в кровь ногами и пронизанные взаимным остервенением бои, свои раны и гибель товарищей – все для того, чтобы вот так провести верховного правителя... ночью, пешком, по неверному льду Ангары...
И, наплывая одно на другое, вставало в памяти незабываемое...
...Изуродованное тело Романа Незлобина с острыми, до костей ободранными локтями... рассеченное шашкой лицо старого мастера Василия Михалыча...
...Ночная поляна... всполохи костра... и семеро его товарищей, примостившихся у широкого пня... и Палашка, несущая в вытянутых руках котел с дымящейся похлебкой...
Семеро... Остался из всех он один... Последним, в бою под Балаганском, сложил седую голову старик Денисыч... Двоих на его глазах: Сергея и Саньку... Санька, может, еще выживет... может, выходит его Катя Смородинова?..
И Палашка... Ушла с бугровским полком за Байкал... добивать семеновцев... А вернется ли?
Может, из всех остался один!..
Узкая спина Колчака колыхалась перед глазами, и Корнюха опустил руку с зажатым в ней кольтом, испугавшись внезапно охватившей его ярости...
3
На берегу их ждали.
Впереди всех, у самой кромки берега, стоял незнакомый Корнюхе высокий человек в кожаной тужурке, высоких сапогах и меховой шапке с опущенными ушами.
Начальник отряда доложил ему.
– Коменданту тюрьмы дано указание, – сказал высокий в кожаной тужурке. – Ведите!
– За мной! – скомандовал начальник отряда.
– И дальше пешком? – вырвалось у Колчака.
Никто ничего не ответил.
Неподалеку стояли три машины.
– Сюда! – сказал начальник отряда и показал Колчаку, в которую он должен садиться.
Колчак, перегнув пополам длинное узкое тело, неуклюже забрался в машину.
Потом, много лет спустя, вспоминая эту ночь, Корней Рожнов всегда думал о том, догадывался ли бывший верховный, что садится в машину последний раз в жизни?..
Иркутск, 1961-1963 г.
