Текст книги "В глубине тебя (СИ)"
Автор книги: Фло Ренцен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)
ГЛАВА ШЕСТИДЕСЯТАЯ Слет подопечных
Не знаю, насколько мой визит к психиатру помог конкретно мне, но «низушка» айсберга по имени Каро теперь внедрилась в мои мысли. Нелегко, оказывается, привыкать к тому, что человек, которого знаешь с детства, оказывается, почти с тех самых пор тяжело болен, да что ты, по сути, и не знаешь его совсем. Всю жизнь приходится переосмысливать.
Прокручиваю в памяти разговор с Херцем и убеждаюсь, что предпочитаю иметь дело со строительными проектами, а не с человеческими душами. Нет, психотерапевт – это, безусловно, важно и нужно, только как вариться в этом, чтобы и душой не огрубеть, но и самой не съехать?..
Ладно, с тем чтобы не лезть спасать всю пораженную психопатологиями часть человечества я, допустим, определилась. Но и от возложенной на меня задачи – «просто приходи, на месте разберешься» – бежать не собираюсь.
По горячим следам звоню Каро и без интро – типа, мы с ней не ссорились, но и она никуда не уезжала – объявляю:
– Привет. Слушай, я заскочу ненадолго?
Признаюсь, у меня дух захватывает уже, когда спрашиваю и тем более, когда она отвечает:
– Ладно. Я сегодня весь день дома.
«Она наверняка ослышалась, приняла меня за Нину или еще за кого» – колотятся в моей голове мысли, которые отпихиваю, как тормозовые:
– Хорошо. У тебя же дом номер...
– Да, восемь.
– На Бюргерпарке перерыли... трамвайную – в обвод... – рассуждаю вслух – и наугад.
– Хорошо, что до Леттеплаца автобусную не тронули, – спокойно подтверждает она.
Леттеплатц – площадь в Райникендорфе, соседнем от меня районе.
Пусть от этого жутко – Симон Херц как в воду глядел: она, кажется, ждала меня, ждала, когда же я наконец объявлюсь – пусть от этого жутко вдвойне. Наверно, мне стоит настроиться, что самая жуть наступит при встрече.
В невысокой кирпичной многоэтажке под номером «восемь» поднимаюсь к ней в квартиру. Внутри меня встречают бутафорские колонны, венецианская штукатурка, фото-пейзажи на стенах – Милан, еще Милан, Тайная Вечеря... – и во всем этом встречает Каро.
При виде ее мне ничем не дает по башке – она выглядит, как выглядит обычно, когда очень устала.
– Неделю на улицу не выходила, – признается Каро, принимая у меня из рук презент – коробку веганских шоколадных конфет. – Жарко. Голова болит, шатает.
У нее в квартире весьма мощно пашет кондиционер.
Не поясняю, по какому вопросу зашла – просто даю напоить себя коктейлем из соевого мороженого, взбитым при помощи взбивателя пенки, некогда подаренного мной – тогда я даже не подумала задаться вопросом, на кой ляд она заказала мне взбиватель пенки для итальянского макьято, живя «в Италии»...
Заедаем веганским шоколадом, говорим о жаре и снятии ограничений. Узнаю, что ее родители чуть ли не сразу после школы купили в этом доме две квартиры – себе и ей. Что они живут «через стенку» и наведываются к ней, как минимум, раз в день.
Встреча у нее проходит в целом неплохо. Правда, я все время ловлю себя на том, что вот-вот крикну: «Так ты давно ждешь? Думала, я сама догадаюсь?..»
Мне то и дело кажется, что она наблюдает за мной, ждет, что я сорвусь и что-нибудь ляпну. Она сама кажется мне такой ясной, до занудливости нормальной. Да, прав Симон Херц, она очень умная, несмотря на психоз. Оказывается, от этого постоянно ждешь подвоха там, где его, возможно, нет. Жуть, я же говорю.
Но все идет нормально – пришла к подруге попить молочного коктейля с шоколадками, заручилась ее согласием, что буду приходить еще. Ходить к ней постоянно.
– Приходи, конечно. Я пять дней в неделю работаю из дома, – говорит Каро. – Вторник-четверг – сеансы.
– У Херца?
– Да.
Херц говорил держаться с ней как ни в чем не бывало и, наверно, рассказал, что я приходила...
– Слушай, – не выдерживаю, – ты прости, что я так, без спросу – к нему...
– Все нормально – он изменил мою жизнь. И я ужасно рада, что ты теперь все знаешь, – говорит Каро без обиняков. – Будем поддерживать друг друга. Тебе, между прочим, тоже не помешало бы ходить к нему регулярно. Твой блэк-аут на том мосту... побег из вашей квартиры...
Неужели Херц поэтому, сам не знаю подробностей, сказал, что мы с ней похожи?..
– Твоя затяжная депрессия после последних токсичных отношений...
Моя «депрессия»... Я не давала согласия считать, что у меня депрессия. И как тут удержаться?..
Не даю себя спровоцировать, но разрешаю себе впервые за весь мой визит к ней, впервые за последнее время лишь насмешливо улыбнуться, как если бы между нами и впрямь все было по-прежнему.
***
Мне не нужна поддержка с моими собственными задолбами. Да, в частности, там только мой провал на личном фронте, ныне пребывающем в стадии глубокой заморозки.
А после встречи с Каро меня бьет отходняк. Мне оказывается много всех этих новых впечатлений – ее жизни, какой она оказалась на самом деле, ее «миланской» квартиры в Райникендорфе, из которой она никуда не отлучалась, ее затворнического быта, состоящего, по-видимому, из блогов и «хоумофисов», и ее хронически не удивляющегося спокойствия – черт ее знает, в стране какого антидепра ей нынче дали ПМЖ.
Мне много этого и некому это слить.
Чтобы справиться с потоком информации, обрушившимся на мою голову, я «отвлекаюсь»: с усиленным остервенением набрасываюсь на мои новые, «приоритетные» эфэмовские проекты.
«Мерсы» и КвартирМитте – это крупняк. Многоэтажка же на Котти помельче масштабом, но, естественно, оказывается та самая: предоставленные мне планы сомнения в этом не оставляют. Франк приобрел ее и теперь ее предстоит отремонтировать. С трудом верится, что в этом деле никаким местом не замешан Рик. Но ничего конкретного мне пока выяснить не удается, потому что я больше не встречаю его на ЭфЭм.
В перерывах между работой «укалываюсь» иглоукалыванием. Про между прочим говорю об этом Каро, и она принимается горячо одобрять, что я наконец-то начинаю пытаться не пренебрегать своим здоровьем.
Да-да, антидепры там у нее как раз или ступоры – она такая же, как прежде. Все та же зануда, которая – да черт ее поймет, за что так ко мне прикипела. У нее были причины кинуть меня, но она не кинула и не кидает. И я ее не кину ни за что. В этом мы с ней похожи.
Но это лишь на поверхности и этим она потчевала меня прошедшие три года. На самом деле Каро больна, поэтому, между нами, ничего не может быть и никогда уже не будет «как раньше», а раньше все было ненастоящее.
Ощущаю себя с Каро новичком на трудной, нервной работе, в которую меня никто не думал внедрять по-человечески и которую грызу в полном отсутствии какого бы то ни было гайданса.
Когда только-только после бакалавра завязалась с Аквариусом и Мартин с первого дня стал кидать в самую гущу проектов – и то было не так: там я двигалась вперед, теперь переосмысливаю прошедшее. Странный это навык, немного болючий. Меня не покидает тревожное чувство, что он готовит меня к чему-то.
***
Теплый летний вечер на воде.
В Шпандау, на островке Айсвердер, прямо на Хафеле есть очень хороший и не менее дорогой ресторан. Такой, в какой я нипочем не пошла бы, соберись с какого-то перепугу поужинать одна.
Но нас четверо: рядом со мной Каро, напротив Каро расселся Херц. Напротив меня, отделяемый вазочкой с розочкой – Франк, загорелый, в белой рубашечке «поло», с воротничком, только что не стоячим (но угадывается, что стоячим вообще-то). Франк светится от удовлетворения или самодовольства, а может, от наслаждения красным вином, которое он, как наибольший знаток среди нас, только что продегустировал первым. Но мне, вернее, моему пузатому бокалу от его пузатого под его ослепительную улыбку достался первый «дзынь».
Вокруг нас журчит Хафель.
Внутри ресторана все винтажно-кирпичные стены утыканы бутылками, одна вычурней другой. Нас рассадили на деревянной террасе.
Сегодня Франк позвонил мне:
«Симон решил устроить встречу с пациентами».
«А я каким образом удостоилась такой чести?» – деланно удивилась я, сама же принялась соображать, не собирается ли часом «Симон» и меня в ряды своих пациентов заарканить. Может, около-терапевтические потуги Каро на мой счет – это никакая не ее блажь, а с самого начала было с ним согласовано.
Пойдешь водиться с психиатрами да психически расстроенными – чего только не начинаешь думать. Ну, или Франку осточертело попусту чмокать меня в щечки, а мне было лень его обрубать. В общем, я тоже приехала.
За столом болтаем о дорогом вине, креветках-гриль, являющихся фирменным блюдом ресторана, и о том, насколько «невозможно» стало жить и работать в Берлине – последнее утверждает Херц, рассказывая о новейших прорывах в современной психиатрии, происходящих, главным образом, в Штатах и в Израиле и закрытых еще у нас.
Франк подначивает его, мол, то-то он недавно приобрел элитный пентхаус в Шпандау. Да, говорит Херц, прямо здесь, на острове. И до клиники твоей недалеко, говорит Франк и тут же прибавляет, будто завспоминавшись, мол, уютно у тебя там.
Отсюда почему-то переходим к тому, кто, куда и когда собирается в отпуск. В воспоминаниях Франка о местах, в которых он успел побывать, появляется Италия, и к нему подключается Каро. Херц и бровью не ведет – таков, видно, его профессиональный подход.
Я же попиваю вино, смотрю на нежно-персиковый закат, отражающийся в серебрящемся Хафеле, и больше слушаю, чем говорю.
Под конец вечера мы заключаем пари о том, когда у нас отменят маски – до или после нового года и я, будто проснувшись, демонстративно-пьяненько закашливаюсь, чем вызываю добродушные улыбки у мужчин и снисходительную усмешку у Каро.
Единственная, кто из нас не пил, Каро объявляет, что ее заберут, а Херц увязывается за ней – передать ее из рук в руки.
Франк вызывается проводить меня до квартиры, где совершенно очевидно рассчитывает на продолжение банкета. Покуда не приехало такси, мы с ним спускаемся к воде.
Ночка выдается прямо-таки полнолунная. То ли это еле слышно плещут тихие волны у наших ног, то ли красное вино, успешно продегустированное в этот вечер, поет сладкоречивым аккомпанементом у меня в голове на манер красных волн в пузатом бокале:
«Почему бы и не-е-ет...»
Про установленное мной табу на трах ради бизнеса вино журчит-уговаривает:
«Не ради бизнеса, а ради удовольствия...»
Серебристая вода под ногами кажется мягкой, ласковой и не холодной.
Абсолютно не хихикая и даже не думая кокетничать, снимаю босоножки и по щиколотку лезу в воду – почему бы и не-е-ет... ух-х... холодная все-таки, аж колется... трава колется, колются ракушки и мелкие речные камешки...
Франк безмолвно наблюдает, как я, осторожно ступая, выхожу, как отираю ноги о траву и обуваюсь. Затем подставляет мне локоть и ведет к такси, в которое садится вместе со мной. В такси он «забывает» отодвинуться от меня – напротив, держит мою ладонь в своей, улыбаясь и поминутно спрашивая, согрелись ли у меня ноги.
Когда выходим у меня в Панкове, невдалеке взвывает сирена.
Дав сирене вдоволь натрезвониться и не дожидаясь приглашения, которого может и не последовать, Фанк начинает очень красиво меня целовать. Благодаря его навыкам и пьянящему журчанию этого вечера целоваться с ним очень приятно.
Встретив, как ему кажется, ответные извивания с моей стороны, Франк старается углубить свои внедрения и в промежутках между стараний сулит мне тоном бывалого мужчины:
– Милая, поехали ко мне... у меня сегодня свободно... Я сделаю все, как ты захочешь... нам будет хорошо вдвоем, обещаю...
Не то чтобы я не верила в его способность сдержать даваемые обещания или в серьезность его настроя. Не отрицаю и того, что его умелые поцелуи вдарили так же верно, как играющее во мне вино и у меня где нужно сделалось как нужно. Даже его эти «у меня сегодня свободно» не пугают и не отрезвляют, ибо девочка я взрослая. Иным словом – я влажная и я верю, что, если сейчас поеду с ним, то мне будет до безобразтия хорошо.
На влажный настрой ложится одна смелая фантазия за другой. Я «смотрю» со стороны на себя, абсолютно голую и с раздвинутыми ногами, отдающуюся его языку посреди очень дорогого, очень минималистичного интерьера, после чего он берет меня сзади в позе догги-стайл. Движения его и в меру резкие, и в меру плавные, сам он подтянут и крепок и даже немногочисленные морщины его на этом фоне эффектно дополняют имидж импозантного, зрелого мужчины, который умело и красиво трахает женщину помоложе.
Черт, стильно и притягательно. Включившись в моем мозгу, это шикарное, стильное порно заводит не на шутку.
Все бы ничего, но...
– Прости, сегодня ничего не выйдет, – абсолютно чистосердечно заявляю я наконец, когда мы переводим дух. – День такой.
И не вру.
– Это не помеха, – сразу понимает он, даже не думая показывать, что в моем отказе его что-то как-то задело.
– Да ты знаешь, тут не только это. Я, конечно, должна была дать понять гораздо раньше, но и сама не была уверена.
– А теперь уверена? – улыбается он – без недоверия, без снисходительности, с пониманием и – покровительственно как-то.
– Да.
Уверена. Как и в том, что он этого так не оставит – на сегодня поклеит себе другую, не пропадать же свободной хате. А меня будет прорабатывать дальше, ведь я его только раззадорила.
– Кати, – берет он меня за руку. – Я не мальчик.
А я терпеть не могу, когда мужики говорят так. Но Бог с ним.
– Я вижу, что у тебя в жизни произошло нечто, и что из-за этого тебе сейчас нелегко вновь что-то начать с мужчиной.
И этот туда же.
– Франк, – говорю ему я, стараясь сильно не грубить, – почему ты так решил, ведь я не...
– Тебе и не нужно, милая, – снова улыбается он, уже не покровительственно, но вот источает же эта его ослепительная улыбка и силу, и уверенность в себе и даже готовность на подвиги. – Просто, если тебя кто-нибудь обидел, скажи и я решу проблему. Мне это легко, ты знаешь.
– Спасибо, Франк. Проблемы нет.
– Понял. Но я «тут», если что.
Ну что ж, думаю, Рози, засранка ты, сбылась твоя мечта – под такой крышей мне теперь никакой гребаный дождь нипочем.
***
Как прошел вечер? – допытывается назавтра Каро.
А я чувствую, что даже прикопаться к ней, наехать на нее, такую, не могу, что, мол, не фиг сводничать.
– Между прочим, я тебе еще раньше то же самое предлагала! – почти обижается Рози, когда затем рассказываю в понедельничный обед, где и с кем ужинала позавчера.
– Ну, это вы с Каро разбирайтесь, кто там первее придумал. Чего, опять что-то мутите? Заботливые...
Не могу толком объяснить Рози, почему обломала Франка. Само собой, месячные были всего лишь стоп-кран-отмазкой, теперь же я несказанно рада, что все так получилось.
– Почувствовала что-то... Бесперспективность, что ли, – призналась в воскресенье не отставшей Каро, которая в ответ на это не упустила возможности съязвить, что совсем недавно никакая бесперспективность меня не отпугивала.
– Эх, Джеймс, Джеймс... – сетует Рози. – Блин, он даже на отказ отреагировал, как настоящий мужик. Да я бы на его месте вообще решила, что ты лесбиянка, раз ему отказала.
– Как знать, как зна-ать, – говорю нараспев, чем немножко сержу Рози и она заявляет укоризненно:
– Ну и приятно провела бы время – с таким-то мужчиной.
– Да приятно бы, конечно... Допустим, даже вот нету у меня месячных и у нас с ним петтинг, самый что ни на есть такой оральный – и тут ему жена звонит...
Рози взбулькивает и трясется от смеха...
– ...мол, у нее планы поменялись... она со своим сейчас приедет... и сегодня, мол, ее черед... очисти, мол, в срочном порядке хату...
Рози возбужденно хихикает, чем, надеюсь, в достаточной мере заглушает мои похабные фантазии для ушей, развешенных посторонними.
– ...а он – ей, такой, отрываясь от орала: – «Дорогая, мы щас, пятнадцать минут дай нам...»
У Рози истерика, она жестами просит дать ей доесть, но я беспощадно продолжаю:
– ...и мы перепрыгиваем прелюдию и сношаемся по короткой программе. После он обязательно говорит, что ему было круто-замечательно и не забывает справиться, а, мол, было ли так же круто-замечательно и мне, что я благоразумно подтверждаю – и правильно делаю. С того вечера я утверждена в статусе метресс-ан-титр и мне разрешается приходить по вторникам и средам (это, если у его детей не отменяются тренировки), а если сверх того, то это уже – ко мне тогда... Но у меня не столь... эм-м-м... масштабно и наш Франк это быстренько улавливает. И не думает крутить носом, мол, ему в моих хоромах трахать меня тесно, а вместо этого не менее быстренько – он же ж чувак с возможностями – селит меня в элитненький пентхаус где-нибудь у себя под боком... И на хер мне это надо?! М-м-м?! Я ж не собиралась переезжать!!!
– Красочно, молодец, – хвалит меня Рози, в миг посерьезнев. – Ничего не забыла. К твоему сведению, Сорин тоже меня старше.
– А сколько ему?
– Тридцать шесть. Скоро тридцать семь. Детей вроде нет.
– Мгм. Ну, а Франку сорок. Пять.
– Конфет, так у них же тогда как раз в самом разгаре все.
– Ага, в разгаре, да. Только от него потом, по-моему, сложно будет отвязаться...
– Ух ты ж, какая, а... А ты прям отвязываться захочешь?
– Может и не захочу...
– Ну так может, еще надумаешь...
– Может и надумаю, – вторю я ей вяло-сонно.
Огонек, как говорится, потух, едва его слабый отблеск озарил глубоченный замороженный провал, зияющий у меня на личном фронте.
***
Глоссарик на ГЛАВУ ШЕСТИДЕСЯТУЮ Слет подопечных
мэтресс-ан-титр – главная, постоянная фаворитка французского короля
ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ Не за что
Провал мой на личном фронте – в стадии заморозки, законсервирован под вечной мерзлотой. Не ликвидирован, но и смотреть на него, такой замерзший, не больно: он не тронет.
Я и не смотрю – ничто вокруг не напоминает мне о нашем недавнем бурном романе.
Даже подслушанное не так давно заявление Нины, что она задалась целью женить на себе моего бывшего любовника, выцвело на фоне открытий о Каро, потрясших меня и встряхнувших хорошенько. Последовавшие же затем события и вовсе его затушевали.
Стараюсь держаться свежаком и не давать подругам лишнего повода пытаться поддерживать меня или, упаси Боже, спасать.
У Каро в этом плане довольно своеобразная манера.
– Давно его видела? – как-то спрашивает меня она.
– Давно.
– А я с ним познакомилась сегодня.
Слышу это и не выбиваюсь из колеи – значит, «избавляюсь» от него.
Каро сечет, что я не стану интересоваться подробностями их знакомства, и сама мне выдает:
– Если хочешь знать, он показался мне очень сдержанным и скрытным. Себе на уме.
– М-мгм-м-м, – соглашаюсь я.
– Кати, я ведь очень дружна с Ниной, и я не желаю ей зла, но... хорошо, что в твоей жизни его больше нет.
Ну и хорошо, думаю, что хорошо. Что хорошо кончается.
А что Нина женить его на себе решила – куда уж хорошее?..
***
После неудавшейся романтической ночи у Франка появляюсь на ЭфЭм я все реже. В итоге перестаю появляться совсем. Если честно, надоел он хуже горькой редьки.
Зато о нашей с ним встрече и «завязавшейся связи» еще какое-то время ходят самые невероятные слухи. Оказывается, я та еще расчетливая сука и любой динамщице есть чему у меня поучиться. Оказывается, я неспроста так долго его мурыжила и добилась-таки своего: Франк недавно купил мне пентхаус-квартиру в Шпандау (да-да...) – перетащить поближе к своему особняку, чтобы там отводить у меня душу.
Мне это абсолютно неинтересно. Работаю я на его проектах по своему обыкновению на совесть и больше мне ни черта от него не нужно.
Увы, вернее, к счастью: мечтам Нины, о которой я порой даже в состоянии говорить почти без мата, не суждено сбыться. Были они взлелеяны на том простом и недальновидном соображении, что стоит ей завалить наш проект, и больше она и ее-мой-бывший хахаль меня не увидят – а там, глядишь, и я помру, не от разбитого сердца, так хотя бы от безработицы или, на крайняк, подавившись желчью.
Но они, мечты ее, встречают облом за обломом. Последний ее облом должен выразиться в том, что в один прекрасный день мне нужно пересечься с Риком по КвартирМитте. Я настолько нырнула в работу, что к предстоящей встрече отношусь почти спокойно, вернее, мне некогда над ней париться. Полагаю, что, когда мы увидимся, ничего сверхъестественного не произойдет, зато выдастся возможность порасспросить его насчет многоэтажки на Котти или, как я сама ее называю, просто «Котти».
Потом, правда, пересечение наше с ним тоже обламывается: в последний момент до моего сведения доходит, что его отстранил самолично Франк. При этом случае у меня обнаруживаются некие благожелатели или попросту: сплетники. Они-то и доносят до моих ушей, что Рик, оказывается, без пяти минут уволен и что по официальной формулировке Франка виной тому его неприлично частые отгулы. Моя самозванная «крыша» проявляет себя самым неожиданным и непрошенным образом.
Меня цепляет чувство протеста и еще кое-что, на что я не ведусь до поры-до времени.
***
В какой-то момент КвартирМитте и вовсе затормаживается. Разрешение вот-вот получим, подряды распланированы, проект грамотный и генерирует создание нового, современного, «светлого» жилья из энергосберегающих материалов и даже обязует девелопера согласно соответствующему районному уставу сдавать лишь за умеренную квартплату. Сенат только что землю не роет и прозрачно намекает, что тащится от нашей затеи, а препятствий нам чинить не намерен.
И вот на этом-то фоне ЭфЭм, явно расслабившись, упорно не предоставляет плана взрывов. Этой наступившей заторможенностью проект начинает подозрительно напоминать мне другие, менее приоритетные франковские проекты, которые я больше не делаю.
Мне бы начать пытаться ругаться, но я замечаю, что на фоне других событий, то и дело происходящих у меня в жизни, стала более толстокожей. Не идет КвартирМитте, значит, будем делать другое.
Планов по «Котти» мне не дают – подозреваю, сами не знают, где их взять – и я обращаюсь в сенат.
Кажется, сенат не в меньшей мере обрадован, что намечается ремонт и благоустраивание «Котти». Поэтому мне, предварительно затребовав соблюдения соответствующих ковидных формальностей, выписывают пропуск в строительный архив, в котором я сегодня сижу и под опекой двух сенатских дяденек и тетеньки-архивницы фотографирую планы двадцатипятилетней давности.
Мне, вот правда, не нужна их помощь, но они мне почему-то не верят или может, просто совсем задохлись на работе – не уходят, а вместе со мной рассматривают все, и все комментируют.
Этажка на Котти оказывается конца шестидесятых годов постройки, а в последний раз перестраивали ее в девяностые. Руководителем проекта и планирующим архитектором – читаю подпись-печать на планах – был некто Вальтер Херманнзен.
Что ж думаю, мало ли. Мир тесен.
– Ага, он, – мужчина из сенатских, тот, что постарше, задумчиво, будто встретившись со старым знакомым, разглядывает планы. – Я было забыл, что тогда без него не обошлось.
– Удивительно, что к нам попали именно его планы, – замечает женщина-архивница.
– Да, самого нет давно, а планы остались, – говорит другой сенатский, который помоложе.
Нет, совпадений не бывает.
Почти безэмоционально отмечаю про себя: Рик, оказывается, носит фамилию – кого?.. Отчима?..
– М-да, точно... – притворяюсь, будто и сама припоминаю что-то. – Снова – давно его не стало?
– Да давно уже...
– Лет десять, как...
– Одиннадцать...
Моментально некий кремень высекает искру в моем мозгу. Искра эта жжет больно: Рик лишь однажды вскользь упоминал своего отчима, но говорил о нем в настоящем времени.
– А... он женат же, по-моему... был... – вбрасываю я.
– Да, страшное дело, – качает головой женщина.
– М-да, жуткое, – соглашаются с ней мужчины.
Все смолкают. По-видимому, именно в связи с этой его жуткостью никто не собирается больше продолжать об этом деле разговор, а я отчего-то чувствую его – дежа вю моих подслушиваний про Каро. Разница в том, что там я шифровалась вообще, а сейчас отчасти.
Под сохраненный-таки покерфейс – черт, фишка у меня, что ли, такая новая – начинает, содрогаясь, пробираться холодящее, щемяще-участливое любопытство.
На этом тема вроде затерта и перемолота. Только мне ее затереть оказывается непросто. У меня возникает чувство, как будто я и тут накосячила в чем-то. Только интересно, в чем на сей раз мой косяк – в равнодушии или, скорее, в нежелании копать то, о чем рассказывать мне некогда откровенно не хотели?..
***
Мне не дает покоя этот мини-инцидент, связанный с прошлым если не самого Рика, то его семьи. Он, инцидент, даже пинается легонько:
«Он и теперь собирается создать семью... Или из него создать собираются... шаманят... Он, конечно, не такой ведомый... создаваемый... но черт его знает...»
Пинки эти разъясняют мне, что мне не надо никакой крыши и никогда не надо было.
– Франк, – прошу во время ближайшей встречи по видео, – могу я поинтересоваться: а что там у тебя сейчас с кадрами происходит?
– Все в порядке, – не понимает Франк.
– Что там Херманнзен? – впервые, кажется, называю его по фамилии. – Взрывник ваш?
Делаю вид, будто не помню, что он попал к ним через меня и что совсем недавно Франк воочию увидел, как бывает, когда мы с этим «Херманнзеном» находимся в обществе друг друга. Будто Франк и не намекал мне, что догадывается, что «он» является источником некоей моей «обиды», верней, «проблемы», которую он, Франк, предлагал мне решить.
– Херманнзен? Был такой. У него теперь свой бизнес.
– И?..
– Кати, ты же в курсе: в другом месте ему ничего подобного близко бы не позволили. Да что толку, что он вообще «был» – бывало, не то, что по полдня – по целым дням его не было, вечно его искали – где он, что он...
Да, у него кошмарный стиль работы, а тут еще проекты горят. Горят у Франка, а у него, поди, не лучше. Как же, помним... Значит, возиться да организовывать ему теперь приходится в одиночку... И... леваком, а как же еще... Вот псих... Фирмач, ага... Но ведь в своем амплуа. Теперь, вот, с работы нормальной-официальной попрут...
– Ты это из-за меня? – не отстаю. – Думаешь, у меня с ним какие-то счеты?
– А разве нет?
Ухожу от ответа и заявляю максимально официозно:
– Франк, ты меня знаешь: я специалист. Организатор. И я не стану вмешиваться в правление фирмы, тем более, твоей. Однако прошу обратить внимание на то, что КвартирМитте, к сожалению, замерло из-за неготовности взрывных планов. Кроме того, взрывника, который нужен постоянно, а на КвартирМитте понадобится в срочном порядке, ты сейчас так просто не найдешь. Вообще не найдешь.
– Я уже его уволил.
– Верни.
– Ты уверена?
– Абсолютно.
– Что ж, будь по-твоему.
На здоровье, Рик, думаю потом. И бабе твоей – того же. Я – не она и мне не жалко. Вы же без пяти минут семья, а для семьи избави Бог это, когда мужик без работы. В плане – официальной. Помню, у нас с Михой когда-то тоже так было.
И – да что ты, не стоит благодарности... обойдусь...
