Текст книги "Больше, чем товарищи по кораблю (ЛП)"

Автор книги: Филиппа Янг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)

Проходит еще одна неделя, и мы ведем себя как обычно. Каждый раз, когда я наслаждаюсь его обществом, на меня накатывает новая волна грусти от того, что я не еще долго могу не увидеть его. Единственное время, когда я перестаю тосковать по нему, – это работа над домом с привидениями. Он открывается в выходные перед отъездом Мэдисон, а Оскар уезжает через неделю после нее, и я прилагаю все усилия, чтобы сделать его как можно более веселым для всех, кто будет в нем участвовать, чтобы они оба получили проводы, которых заслуживают.

В следующий вторник меня назначают на другую экскурсию. После того, что случилось в прошлый раз, я уже готова ворваться в офис и потребовать, чтобы меня исключили из программы, но снорклинг звучит слишком хорошо, чтобы от него отказаться. И не похоже, что меня снова посадят в другой микроавтобус, верно?

Неверно. Микроавтобус дразнит меня с места, где он припаркован прямо у корабля. Прежде чем мы начнем записывать людей в автобус, я открываю пассажирскую дверь и сразу же проверяю, работает ли кондиционер.

Хорошо. Мы в безопасности. Пока что.

Моя нога покачивается от симптомов посттравматического стресса, и я с успехом проявляю мирное путешествие туда. Пляж потрясающий. Я хочу остаться на месте, но мы садимся на маленькую рыбацкую лодку и отплываем на десять минут или около того к лучшему месту для снорклинга. Мы раздаем ласты, маски и спасательные жилеты тем, кому они нужны, и позволяем гостям уплыть, прежде чем забираемся в воду сами.

Вода настолько спокойная и прозрачная, что я могу увидеть все, что находится на дне, а солнце настолько теплое, что нагрело море до такой степени, что кажется, будто прыгаешь в ванну. После того как я вдоволь наплавалась, любуясь рыбами всех цветов и смеясь над фаллическими морскими огурцами, я поднимаю голову, чтобы оценить, где я нахожусь. И хотя в процессе я чуть не утопилась, забыв, что у меня все еще прикреплен шноркель, я позволяю себе расслабиться. Это уже в миллион раз лучше, чем та чертова экскурсионная поездка.

Я послушно пробираюсь к огромной пещере, которую исследуют несколько гостей. Отличное сопровождение, Элиза. Приятно иметь возможность пообщаться с гостями вне корабля так, чтобы к моим коленям не относились как к туалету. Из-за болезни, а не из-за…

Неважно.

Внезапная волна от отплывающей лодки прижимает меня к большим камням прямо за пещерой, но, к счастью, не с большой силой. Однако один из моих плавников зацепился за камни и соскользнул с ноги, так что теперь он плывет рядом со мной. Я хватаюсь за него, проверяю часы и решаю вернуться к лодке. Я хочу вернуться раньше, чем было сказано гостям, чтобы успеть обсохнуть и одеться, готовая к помощи. Я не стала пока надевать свой потерянный плавник и решила отойти подальше от скал, чтобы меня снова в них не впечатало.

Я прижимаю босую ногу к камню, чтобы оттолкнуться.

Ой! Что это было, черт возьми?

Бортовые медики освободили меня от работы до конца дня. Девочки заходят ко мне в комнату, чтобы проверить, как я себя чувствую, после того как я снова не явилась на вечеринку по случаю отплытия. Узнав, что со мной все в порядке, они только и делают, что подшучивают надо мной. Но я не возражаю. Это хороший способ отвлечься от боли.

Оскар не сразу находит меня, и беспокойство на его лице исчезает, когда он видит, что я смеюсь.

"Что ты наделала?" Его глаза опускаются к моей распухшей ноге, которая лежит на стуле, чтобы я могла приподнять ее с того места, где я расположилась на краю кровати Тома.

"Она наступила на морского ежа", – бубнит Мэдисон.

"Зачем ты это сделала?"

"Для привлечения внимания, очевидно", – огрызаюсь я. "И я не наступила на одного, на меня напали. Сразу несколько".

"О, Чепмен. И надолго ты выбыла?"

"По крайней мере, на сегодня точно. Утром я снова пойду к врачу".

Часы Мэдисон пищат. "Ладно, мне пора в караоке. Отдыхай, Лютик!"

Валентина идет за ней, но не сразу, бросая взгляд на меня и Оскара.

"Я проклята", – ною я, когда мы остаемся одни.

"Ты не проклята, сверчок".

Припаркуйся на минутку…

" Плохие вещи случаются, когда я покидаю этот корабль, говорю тебе".

"И что ты теперь будешь делать?"

"Не знаю. Я давно ждала возможности посидеть и поглазеть на стену, жалея себя, так что, похоже, меня ждет интересная ночь".

Он улыбается моей мелодраматичности. "Ну, тогда тебе не повезло, я закончил на сегодня, и ждал прекрасной возможности поиграть в доктора".

"Извращенец".

"Никогда не говорил, что я им не являюсь".

Это замечание застает нас обоих врасплох. Мы долго моргаем туда-сюда, пока он думает, чем бы сменить тему.

"Ты уже успела поесть?"

"Нет, но умираю от голода".

Мне до смерти хотелось снова поесть, чтобы принять ибупрофен, в котором так нуждается моя нога, чтобы справиться с отеком, но я не могла справиться с потенциальным смущением, когда придется в одиночку бежать в столовую, а потом просить о помощи, когда я туда доберусь.

У меня было представление, как я делаю это сама, разбрасывая содержимое своего подноса повсюду, пока я прыгаю к столику. Нет, спасибо. Лучше я забью морского ежа.

"Ну давай же".

Я легко надеваю один шлепанец, второй – несколько неуверенно, и ковыляю к двери, которую Оскар теперь держит открытой для меня. Едва пройдя метр по коридору, он решает покатать меня на спине. Мои руки крепко обхватывают его широкую грудь, а его– обхватывают мои бедра, чтобы пристегнуть меня к нему.

В столовой он усаживает меня на пустой стол, убеждается, что я могу положить ногу на стул напротив, и отправляется за ужином для нас обоих. Он слишком добр ко мне.

По дороге в мою комнату мы заходим в его комнату, чтобы забрать жесткий диск, решив провести остаток вечера, работая с мюзиклами, которые он там хранит. Он усаживает меня на свой стол, пока копается в ящиках.

"Я быстро переоденусь".

"Только не в уличную одежду", – говорим мы оба одновременно, что заставляет нас смеяться.

Он помнит, как я переживала из-за того, что люди дремлют на своих постелях в униформе. Может быть, это причуда гермофоба, которую я подхватила в Лондоне. То, что я видела, что люди делают на сиденьях в метро и автобусах… Фу. Я бы даже не села на свой диван в джинсах по возвращении домой, не говоря уже о том, чтобы залезть в них на свою кровать.

Он стягивает с себя рубашку-поло, и когда замечает, что я смотрю на него, на его губах появляется забавная улыбка.

Дверь с шумом открывается. "О, привет, не знал, что иду на закрытый показ "Чиппендейлз". Не мог не посмотреть". Оби закрывает лицо руками – все, кроме глаз.

"Заткнись, это твоя любимая часть дня", – отвечает Оскар с нахальством, которого я от него раньше не видела. Он находит чистую футболку и с сожалением надевает ее.

"Разве это не бурундуки?" спрашиваю я.

"Ты думаешь о Чипе и Дейле. Это совсем разные вещи. Chippendales – это американский эквивалент Dreamboys", – уточняет Оскар.

"Не хочу путать эти две группы".

"Лучше не стоит, да. Что вы двое собираетесь делать?"

"Вечер кино у нас", – говорю я.

"А, старая добрая техника "Хард-драйв и чилл". Мило".

Оскар игнорирует его и меняет шорты на спортивный костюм.

"Осторожно, не покажи ей случайно свой тайник с порнографией", – предупреждает его Оби, прежде чем повернуться ко мне.

"Честное слово, какое дерьмо там у этого парня. Самые непристойные видео, где люди спрашивают друг друга, как прошел их день, и заботятся об ответе, разносчики пиццы просто доставляют пиццу, сантехники на самом деле чинят стоки одиноких домохозяек, и у него даже есть фотографии людей… держащихся за руки".

Он задыхается в притворном ужасе.

Оскар заходит в ванную, закатывает глаза, поджав губы, и оставляет дверь открытой, пока освежается.

"И хуже всего…"

Оби продолжает, наклонившись ближе, чтобы говорить шепотом. "Некоторые из них – натуралы!"

Я не могу удержаться от смеха.

"Оскар, я и не знала, что ты такой извращенец".

"Да я такой".

Он смотрит на меня определенным взглядом, и я понимаю, что он снова думает о моем собственном тайнике с порнографией.

Оби лезет под кровать, чтобы достать что-то.

"На случай, если эти развратные видео тебя заведут".

Он протягивает мне пачку презервативов с таким небрежным видом, будто это коробка шоколадных конфет.

"Оби!"

Оскар ругает его.

"Нет, спасибо. Меня и так сегодня уже достали".

Я отвергаю его предложение, и Оскар, посмеиваясь, возвращается в комнату.

"Надеюсь, ты будешь осторожен".

"Даже не думай об этом".

"Как хочешь". Оби кладет коробку на место.

"Кроме того, кто-то должен исполнить роль Корабельной Девы, когда его не станет", – шучу я.

"Харви, ты создал монстра".

Оскар улыбается, но кажется, что он погружен в раздумья. Наверное, все еще думает о порно.

"Готова ехать, Чепмен?" Он распахивает дверь.

Я соскальзываю со стола и шаркающей походкой выхожу из комнаты. Он приседает, и я снова забираюсь на своего благородного коня.

"Веселитесь, дети!" Оби зовет нас следом. "Не засиживайтесь допоздна!"

В коридоре мы проходим мимо Валентины в платье. Платье! Я спрашиваю ее, для кого она так нарядилась, но она, как всегда, отвечает лишь ледяным взглядом. Мне доставляет огромное удовольствие наблюдать, как она расплывается в улыбке. Оглянувшись через плечо, я вижу, что она смотрит на меня так же, как я на нее: «Я рада за тебя».

Когда мы возвращаемся, я быстро принимаю душ, желая наконец смыть с кожи морскую воду и крем от загара. Я подумываю оставить дверь незапертой на случай, если потеряю равновесие и собьюсь с ног, но потом решаю, что лучше не стоит.

Меньше всего мне хотелось бы, чтобы меня обнаружили обнаженной и мокрой на полу – не меньше, чем Оскар. Я бы никогда не оправилась от этого. Как женщины, у которых на работе случается сердечный приступ, и они никогда не могут вернуться – не потому, что оживление было неудачным, а потому, что в течение приличного времени их окружал целый круг коллег, начальников и подчиненных, наблюдавших за тем, как ее безжизненная грудь конвульсивно вздымается, пока происходит чудо воскрешения.

Это очень нишевый страх, но тем не менее страх.

Я справляюсь. Это лучший способ описать мой душ. Удерживая себя на ногах, опираясь на кончики пальцев на распухшей культе ноги, я переодеваюсь в свою пижаму (самую короткую из тех, что у меня есть, ладно, вы меня поняли) и выхожу, чтобы увидеть, что Оскар подключил жесткий диск к маленькому телевизору на стене и сидит на столе, прокручивая телефон с серьезным беспокойством на лице.

"Что смотришь?"

"Паралич, остановка дыхания, некроз тканей и смерть – все это возможные осложнения после укуса морского ежа", – зачитывает он.

"Да, вообще-то я не уверена, что мне нравится вся эта ролевая игра в доктора".

Глава 20

Оскар

Это несправедливо. Все это несправедливо. Ей не должно быть больно. Это я должен смешить ее, а не наоборот. И она должна быть моей.

Свежее лицо. Румяные щеки. Мокрые волосы разметались по полотенцу, обернутому вокруг ее плеч. Соски виднелись сквозь облегающую майку. А эти крошечные шелковые шортики… Это что-то совсем другое.

С момента ее последней экскурсии я не мог выбросить из головы образ ее мокрого, намыленного тела. И если видеть ее в таком виде было чем-то вроде сексуального сна, то это просто захватывает дух.

Том получает возможность видеть это каждую ночь. Счастливый ублюдок.

Ее слова звучат у меня в голове. Корабельная дева. Она действительно это имела в виду? Я думала, что у них с Томом… Это не меняет моих чувств к ней, но осознание того, что, возможно, она не была с ним, что-то во мне будоражит.

Она осторожно ступает, бросая расческу на койку.

"Помочь?"

"Нет, я в порядке". Она добирается до лестницы, а я сижу и смотрю, как она обдумывает, с какой ноги ей лучше ступить.

"Уверена?"

"Да".

Упрямая маленькая мадам.

Она нервно ступает на первую ступеньку лестницы своей здоровой ногой, издавая болезненный писк в тот короткий миг, когда её больная нога принимает на себя вес. Она бросает на меня застенчивый взгляд через плечо.

"Давай, сверчок".

Я крепко держу ее за бедра.

Она упирается в перила, и я легко поднимаю ее на следующую ступеньку, а затем на следующую. Я впервые вижу нижнюю часть ее ступни как следует. Вокруг каждой точки от удара ежа – черно-фиолетовые синяки.

"Бедная нога".

"Ты сегодня ужасно одержим моими ногами".

"Даже не начинай, Чепмен".

Она снова смотрит на меня.

"Теперь ты понимаешь, почему мне трудно поверить, что у тебя нет…"

"У меня нет фут-фетиша".

"Ммм, нет дыма без огня".

"Не считается, когда огонь разжигаешь ты".

"Если это не ноги, тогда скажи мне, какой у тебя фетиш".

"Неа. А теперь ложись в постель".

Она издаёт милое хрюканье и запрыгивает на последнюю ступеньку, открывая мне самый классный вид на свою задницу. Если бы она не была ранена, я бы не смог удержаться, чтобы не перегнуть ее через верхнюю койку и не зарыться лицом между ее ног. Но она ранена. Еще одну вещь я приберегу для душа.

Она ползет к изголовью кровати, где я прислонил ее подушки к стене, и я забираюсь к ней.

"Что ты выбрал?" – спрашивает она.

"Мою самую любимую. То, в чем меня никогда не взяли бы на главную роль".

"Энни"? 'Legally Blonde'? "Дрянные девчонки"?"

"Магазинчик ужасов".

"Оо, так близко. Хотя ты мог бы быть Сеймуром".

"Хм, я не уверен".

"Почему нет?"

"Потому что я…"

"Большой кусок плоти?"

Я пытаюсь изобразить невозмутимость от ее описания, но это трудно. Все, что я хотел сказать, это то, что я не выгляжу соответствующим образом. Я откидываюсь назад и позволяю ей извиваться, пока она не устроится поудобнее рядом со мной.

"Именно. Как с языка сняла".

"Хотя, возможно, в этом и есть половина шутки. Все слова и песни изображают его тощим, милым слабаком, а потом появляешься ты". Ее глаза расширяются, чтобы подчеркнуть свою точку зрения, а на моих щеках появляется жар. «Людям бы это понравилось, без сомнения".

"Спасибо, Чепмен".

"Я бы взяла тебя на кастинг. Хотя из тебя получился бы отличный дантист".

"А вот это, думаю, я смогу".

Убедившись, что ноге Элизы удобно, я нажимаю "play", и мы устраиваемся на следующие несколько часов. Мне хочется прижать ее к себе, но я понимаю, что Том может ворваться в дверь в любую минуту.

Мы подпеваем, цитируем любимые фразы и по очереди изображаем смешное растение. Она не возражает, когда я выпытываю у нее закулисные факты – у нее самой их немало. Оказывается, она играла Одри в школьной постановке, но Сеймур не захотел ее целовать, и они просто обнялись. Я говорю ей, что поцеловал бы ее, и тогда она плотно закрывает глаза и надувает губы, приоткрывая один глаз, чтобы подсмотреть за мной, когда я этого не делаю.

"Ты не выдержала бы ни один мой сценический поцелуй", – говорю я.

"Есть только один способ узнать это".

Я наклоняюсь ближе, мои губы касаются ее уха.

"Но гораздо веселее наблюдать, как ты жаждешь этого".

Это и одна секунда ее рта на моем – все, что мне нужно, чтобы потерять самообладание.

Она больше ничего не говорит, но два пика, упирающиеся в ее макушку, говорят мне, что это не потому, что ей не понравилось.

Это может быть навсегда, думаю я, погружаясь в следующий фильм, если мы прекратим круиз. Или мы можем воссоединиться через полгода, и у нас будет еще несколько месяцев этой чистой радости, которую я испытываю с тех пор, как встретил ее. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы это произошло, если она этого хочет.

С тех пор мы не затрагивали эту тему. Я знаю, что это было слишком, но я не жалею, что сказал ей это. Она не отстранилась, и это все, что мне нужно, чтобы знать, что она хочет сказать "да". Хотя отсутствие ответа также является подтверждением того, что она раздумывает над тем, чтобы сказать «нет».

Может быть, однажды мы снова встретимся на суше. Мы живем достаточно близко, чтобы это случилось. Я сделаю все заново, приглашу ее на настоящее свидание и обязательно поцелую ее при каждом удобном случае. Тогда это будет началом вечности. А может, она всегда будет моей «той, которая ушла».

Правильный человек, неправильное время.

Мое сердце переполнено, когда я несу сонную Элизу с кровати в туалет и возвращаю ее обратно, укладывая под одеяло. Мне нравится заботиться о ней. Она так долго была одна в этом мире – мы оба, – и даже если это всего лишь одна ночь, я хочу снять груз с ее плеч.

К тому времени, как мы включили третий мюзикл, Тома все еще не было видно, хотя уже было поздно. Она говорит, что он, вероятно, не вернется до двух или трех часов. Она уверена, но этого недостаточно, чтобы я полностью расслабился.

Заметив, как я напрягаюсь каждый раз, когда в коридоре захлопывается дверь, Элиза задергивает занавеску на своей койке, чтобы скрыть нас обоих от посторонних глаз, готовясь к его непредсказуемому, но неизбежному возвращению.

Глупо бояться, что он застанет нас в таком виде, но это так. Не секрет, что он отошел от своего увлечения Элизой, но в его глазах я предал его и противоречил советам, которые давал. Я бы предположил то же самое, если бы не знал, что Элиза теперь гораздо больше, чем просто друг.

Я не забуду того, что он говорил обо мне. Я простил его, когда он извинился, но какая-то часть меня всегда будет знать, что он думает обо мне самое плохое. Что я сделал, чтобы заслужить такую оценку с его стороны? Ты причинишь ей такую же боль, как и я. Конечно, на последнем корабле у меня было несколько бессмысленных связей, но я всегда открыто говорил о своих намерениях. Я никого не подводил, ни к кому не относился без уважения, никому не причинял боли.

"Я должен пойти за ним".

Она смотрит на меня, на ее лице написано разочарование. "Паралич, остановка дыхания, защемление тканей шеи и смерть, это ты сказал? Хороший врач не бросит пациента в таком критическом состоянии».

"Значит, все решено. Я остаюсь на ночь. А с последствиями столкнусь утром".

Мы ложимся, и она сворачивается калачиком, упираясь в меня своей больной ногой. Я осыпаю ее волосы долгими поцелуями, крепко прижимаю к себе, и через некоторое время она засыпает у меня на груди.

Ее маленькое теплое тело вытягивается рядом со мной, когда она просыпается. Мы улыбаемся друг другу мутными глазами, стараясь не издать ни звука.

Элиза дважды касается моего живота, прежде чем надавить на него, чтобы сесть, когда я напрягаюсь для нее. Очаровательно. Она заглядывает за занавеску и поворачивает шею вниз, чтобы осмотреть кровать Тома. Когда она отступает, на ее лице появляется растерянность. "Ты слышал, как он вернулся?" – спрашивает она, и я качаю головой. "Хм. Должно быть, у него была хорошая ночь".

Я сканирую ее глаза в поисках признаков ревности, но она кажется равнодушной к этому. Она снова ложится в мои объятия.

"Еще дышишь?" Я проверяю, мой голос звучит негромко, как всегда.

Она делает глубокий вдох и выдох. "Кажется, да".

Я улыбаюсь ей в ответ. "Видимо, ты не была фанаткой "В лесу"?"

На ее лице написано «упс». "Дай угадаю, они поют еще несколько песен и все живут долго и счастливо?"

"Не совсем".

" Тогда нам придется посмотреть его еще раз, прежде чем…" Она поймала себя на мысли и решила не заканчивать фразу.

Отек на ноге Элизы значительно уменьшился, и она может сама дойти до медицинского центра. Однако это не мешает мне сопровождать ее. На случай, если ей снова понадобится, чтобы я ее нес, и потому, что я знаю: как только я покину ее, день вернется в нормальное русло, и мне придется снова вести себя так, будто я не одержим ею.

Врач признает Элизу годной к возвращению на работу, предупредив, чтобы она не напрягалась (как будто это что-то здесь значит), и мы отправляемся на завтрак, где я усаживаю ее с Оби и беру нам обоим что-нибудь поесть.

Я еще не успел съесть и половины омлета, как Оби с настойчивостью шепчет нам правила какой-то импровизации.

Что ему нужно от нас?"

"Боже мой, Элиза, ты в порядке?" Том стоит рядом с нами.

"Да", – быстро говорит она, затем, пошатываясь, произносит "И… Доктор дал мне добро". Ее глаза то и дело перебегают на Оби в поисках подсказки, что она должна делать.

Том облегченно вздыхает. "Отлично! Значит, я могу вернуться?"

"Да, и… я… хотела бы… чтобы ты вернулся".

"Круто. Я собираюсь вздремнуть после этого.

Том сужает глаза. "Ты точно в порядке?"

Элиза кивает с отсутствующей улыбкой, покончив с игрой, в которую заставил ее играть Оби, и когда Том уходит завтракать, мы оба поворачиваем головы к Оби.

"Это было странно, правда, Оскар?" – говорит она в нарочито жесткой манере.

"Да. И я думаю, Оби должен нам все объяснить".

"Да, и я сделаю это сразу после того, как получу свою благодарственную открытку". Он протягивает руку, словно ожидая этого.

"Оби. Что это было твою мать?"

"Я сказал ему, что Элиза контактировала с ядовитым морским ежом и рисковала распространить очень опасную и заразную болезнь среди всех, с кем она близко общалась".

Я могу убить его. Или поцеловать.

"Надеюсь, вы оба хорошо выспались. Или нет…?" Он наклоняет голову вперед и расширяет глаза, жадно вглядываясь в наши лица в поисках ответа, который никто из нас не дает. Он сжимается в разочаровании. "Вы двое, можете уже просто переспать и покончить с этим? Все эти «будет ли, не будет ли?» сводят меня с ума".

Последние две недели я был на взводе. Тишина наступала всякий раз, когда я входил в репетиционную студию, и сегодня я наконец узнал, почему.

Поскольку сегодня предпоследняя пятница перед моим отъездом, а в следующие выходные мы будем слишком заняты празднованием Хэллоуина, банда запланировала неожиданную вылазку на катамаране в качестве проводов. Это экстравагантно, и все вложили немного больше, чтобы покрыть мою долю, что меня не устраивает, но, учитывая скидку для членов экипажа и достаточное количество людей, между которыми можно разделить расходы, меня заверили, что никто не разорился на этом. Все они тоже считают это развлечением для себя, так что чувство вины немного уменьшается.

Я должен чувствовать себя лишним, переходя с одной лодки сразу на другую, но это не так. На Нептуне я всегда начеку. Всегда. И хотя мы не сталкивались с катастрофами, я знаю, что она может случиться в любой момент, и мне нужно быть готовым прийти на помощь. Но сегодня, всего на несколько часов, я могу отключиться от "режима отца-корабела", как называют это остальные, и просто наслаждаться путешествием.

Пока мы плывем вдоль побережья, я сижу с парнями, а дамы загорают на сетке на носу корабля. Я не могу сдержать улыбки каждый раз, когда Элиза визжит вместе с остальными, когда брызги океана обдают их снизу. Я так благодарен всем за то, что они приняли ее так, именно так. Мне приятно знать, что они все еще будут с ней, когда я уеду.

Черт, я не хочу уезжать.

Я использую все преимущества солнцезащитных очков, которые на мне, чтобы наконец-то изучить ее тело, как я старался не делать этого в редких случаях, когда у меня была возможность увидеть ее такой. Пытался и часто терпел неудачу. Мои глаза тайно любуются каждым восхитительным изгибом, веснушками и изящной татуировкой на ее груди. Ее кожа стала темнее, а волосы – еще светлее из-за пребывания на солнце в течение последних двух месяцев. От оттенков золота до почти белого, словно вокруг нее ангельское сияние. Я часто думал о том, как эти идеальные локоны будут касаться моей груди, когда она будет на мне.

Она снова вскрикивает от восторга, когда лодка резко поднимается и опускается на очередной волне, и я задумываюсь, смогу ли когда-нибудь быть тем, кто вызовет у неё такой звук. Или тем, кто заставит её грудь так подпрыгивать. Я меняю положение, чтобы скрыть место, где мои плавки стали теснее, и заставляю себя отвести взгляд.

В бухте, где мы бросили якорь, все спокойно – идеальное небо, идеальное море, идеальный бриз – несмотря на различные творческие конкурсы по прыжкам в воду, которые проводятся с тех пор, как мы сюда приплыли. Каждый раз, когда я предлагаю прохладительные напитки или закуски, купленные в последнюю минуту, как некий слабый вклад в поездку, или когда я пытаюсь хоть раз стать единственным, кто делает фотографии, меня отчитывают и заставляют спуститься за борт, чтобы поиграть в море.

"Давай, Элиза, твоя очередь!" – кричит Софи, направляясь к ней.

"Нет, спасибо. Мне и так хорошо. Сегодня я ничем не рискую!"

"Здесь нет ежей, я обещаю", – пытается успокоить ее Софи.

Прошло уже больше недели после "ежиных ворот", и она, к счастью, полностью поправилась. Так вот почему она не присоединилась к нам? Когда она отказала мне раньше, я решил, что это связано с временем месяца, и не стал ее больше донимать, чтобы избавить от необходимости объяснять мне.

"Кого-нибудь укачивает?" спросила Валентина. "Нет? Хорошо. Похоже, сегодня ты тоже в безопасности от рвотного душа", – добавляет она так, как может только она.

Несмотря на то, что это всего лишь встреча по средам, Валентине удалось получить разрешение прийти тоже, и я рад. За последние несколько недель она изменилась. Стала более счастливой. Похоже, она наконец-то нашла кого-то, кого стоит впустить в дом.

Элиза неохотно встает, но смотрит на меня. "Меня сейчас заберут".

"Тебя не достанут, сверчок. Я тебя защищу".

"Тогда ты должен идти первым".

"Договорились".

Кто-то придумывает игру под названием "Смертельный бросок", беспокоясь о нашей безопасности. Впрочем, они не пытаются нас остановить. Идея заключается в том, что один человек перешагивает через перила у борта лодки, а вместо того, чтобы держаться за них перед прыжком в воду, кто-то другой крепко держит его за запястья и задает ему различные вопросы, пока он не ошибется и не отпустит его. Это глупо, но очень весело.

Я перешагиваю через перила и беру Элизу за руки.

"Кто-нибудь, придержите ее, а то вон тот мистер Мускул заберет ее с собой", – говорит один из пожилых парней, играющий Гарри в "Mamma Mia", и за Элизой выстраивается целая очередь людей, закрепляющих ее, словно она – Винни-Пух, а я – кроличья нора, в которой она застряла.

"Ладно, я не такая уж и сильная!"

"Мы все видели тебя в спортзале. Ты не знаешь на что способна!" – кричит Макс из конца очереди.

"Возьми меня за запястья", – говорит она, и я беру, с любопытством глядя на нее, откинувшись на спинку. "Я хочу, чтобы ты отпустил меня, как только я догадаюсь о твоем фетише".

Под хор возбужденных звуков я не успеваю возразить, как она уже начинает перечислять, все, что возможно.

"Удушение, шлепки, щекотка, БДСМ, групповой секс, задница…?"

"Мое пристрастие – это не извращение".

"Я знаю, но ты можешь быть просто фриком для этого".

Я равнодушно пожимаю плечами – настолько, насколько это возможно, когда за руки тащит цепочка людей.

"Ноги".

Она делает паузу, словно ожидая, что я уступлю, и разочарованно вздыхает, когда я этого не делаю. "Ролевая игра. Секс в общественном месте…"

Улыбаясь, я отпустил ее и упал назад. Я никогда не забуду, как озарилось ее лицо, когда до меня дошел смысл сказанного. Я всплываю на поверхность под звуки ликующих возгласов Элизы, которая наконец-то вытащила из меня немного грязи. Она – мое слабое место, и я рад, что они не обнаружили этого до сих пор.

За шумом я почти разобрал, что у нее сдают нервы.

"Так и было задумано", – убеждает ее Макс.

Она смотрит на меня с ужасом в глазах.

"Спускаться не так уж и далеко. Я буду отбиваться от любых ежей".

"Сначала им придется сразиться со мной".

Элиза неуверенно перелезает через перила, открывая мне самый великолепный вид на свою спину. Макс делает шаг вперед и берет ее за руки.

"Элиза Чепмен, ваша задача… спеть вступительные строки этих мюзиклов. Если будешь долго медлить, то попадешь".

"Хорошо."

Она откидывается назад с крошечным нервным вскриком.

Макс начинает перечислять их, и Элиза, не пропуская ни одного удара, успевает за ним. Она похожа на какой-то человеческий музыкальный автомат. Доходит до того, что Максу приходится останавливаться на секунду, чтобы придумать что-то еще.

"Так что, я выиграла или…?"

Элиза самодовольно оглядывается по сторонам, надеясь, что ее пощадят.

"Давай, задай ей жару!" – кричит Валентина.

"Urinetown".

"Что такое "Уринатаун"?"

Макс отпускает ее.

"Нет, песня! Это песня!" – умоляет она, ее руки мотаются, чтобы удержаться в вертикальном положении, пока она с плеском не приземляется на ноги.

Макс смотрит на нее через перила, когда она всплывает на поверхность. "Ты права. Это песня, только не из мюзикла, к сожалению".

"Проклятье!" Она шлепает ладонями по поверхности воды. Однако она заслужила всеобщие аплодисменты.

Несмотря на нежелание Элизы находиться в воде, мы остаемся в море, покачиваясь и наблюдая за тем, как остальные возятся над нами и вокруг нас, еще долгое время после нашего проигрыша. Она выпытывает у меня всевозможные подробности о прошлых подвигах, которые я не разглашаю. Вместо этого я дразню ее за внезапный интерес.

"Тебе нужен кто-то, кто покажет тебе, как надо действовать, Чепмен?"

"Ты научил меня, как делать все остальное здесь". Ее глаза фиксируются на моих. "Зачем останавливаться?"

На секунду моя рука целенаправленно проводит по ее талии, мягкими волнами приподнимая ее, чтобы изгиб ее живота скользнул в мою ладонь. Если я задержу ее там еще дольше, чтобы сжать, мы оба рискуем утонуть, поэтому ради нее – и ради возможности сделать это в будущем – я останавливаюсь.

Насытившись, мы отправляемся в заднюю часть лодки. Я позволяю Элизе выйти первой, не думая о том, какие муки мне придется испытывать, наблюдая за тем, как она смывает с тела соленую воду с помощью маленькой душевой лейки. Я погружаюсь в миллион различных фантазий, в каждой из которых фигурирует мой язык и различные участки ее кожи. Она протягивает мне шланг, но я решительно отказываюсь садиться в лодку. На ее лице появляется самая грязная ухмылка, и, не разрывая зрительного контакта, она нарочито медленно нагибается и возвращает шланг на крючок, после чего стремительно уходит.

Когда я наконец возвращаюсь на борт, у меня есть все намерения перекинуть Элизу через плечо и запереть где-нибудь до конца путешествия. Но как только я подхожу к передней части лодки, внимание снова приковано ко мне, как и ожидание принять участие в любой шалости, которую затевает сейчас банда.

Я не видел, как она ускользнула, но ее отсутствие заметно. Это всегда так. В конце концов я отрываюсь от всех и отправляюсь на ее поиски. Я захожу внутрь, спускаюсь по ступенькам и попадаю в каюту, где мы ранее оставили свои вещи. На маленькой дорожке у подножия приподнятой кровати меня встречает ее загорелое тело, покрытое свежим кремом для загара. Запах кокосов и лета захлестывает мои чувства, а сердце начинает колотиться.

"Вот ты где".

"А вот и я", – поет она, одаривая меня улыбкой, прежде чем нанести бальзам для губ с запахом леденцов.