Текст книги "Больше, чем товарищи по кораблю (ЛП)"
Автор книги: Филиппа Янг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)
Мне следовало бы сделать это на моем первом корабле, но я был слишком увлечен всем этим, чтобы делиться чем-то. Мы так много делаем каждый день и бываем в стольких красивых местах, что я чувствовал себя эгоистом, не делясь этим со всеми – особенно сейчас, когда Нэн уже не может выходить на улицу.
Еженедельные звонки маме – тоже часть плана "Не будь изгоем", который мы придумали. Видеть, как она чувствовала себя брошенной, когда я вернулся со своего первого контракта, было ужасно. И это не было "мой мальчик уже совсем взрослый"; я игнорировал ее целых шесть месяцев, как будто теперь я слишком важная персона, чтобы навещать ее дома. Как побирушка.
"Что это за девушка рядом с тобой на последней фотографии?"
Ну вот снова.
"На какой фотографии?"
"Вы были одеты как кинозвезды".
"Что, Мэдисон?"
"Ах, значит, она тебе нравится".
"Мам, мы это уже проходили. У меня нет ничего общего с Мэдисон".
"Я знаю, кто такая Мэдисон, глупый. Я говорю не о ней. Я имею в виду очаровательную маленькую блондинку, которую ты обнимаешь".
Ох.
Притвориться, что ее не существует, как форма обмана – самый старый трюк в книге.
Я не смог бы притвориться, что ее не существует, даже если бы попытался. Да я и не хочу пытаться.
Я смеюсь над этим.
"Я знаю ее неделю".
"Твоя прабабушка вышла замуж и забеременела Нэн через несколько месяцев после знакомства с моим дедушкой".
"Да, но в те времена секс до брака не одобрялся, а они были просто парой озабоченных подростков".
"Оскар!"
"Просто говорю"
"Ладно, умник. Она выглядит очень милой, вот и все".
"Да, она милая", – признаю я, заставляя ее ворковать. "Мама, пожалуйста. Я держу себя в руках, как мы и говорили".
"Я знаю, дорогой. Мне просто неприятна мысль о том, что тебе там одиноко".
"У меня все хорошо, правда".
После ужина Элиза отправляется в свою комнату.
"Нет, мы еще не закончили".
Ее глаза наполняются ужасом при мысли о том, что предстоит еще одно мероприятие.
"Это не связано с работой, расслабься", – заверяю я ее.
Она успокаивается, но остается в замешательстве.
"Пойдем".
Я ухожу, зная, что она последует за мной.
"Куда мы идем?
"Увидишь".
"Ни капли таинственности", – пробормотала она.
"Что ты сказала?" – спрашиваю я, мы оба прекрасно понимаем, что я ее услышал.
"Ничего!"
Она мило улыбается, и я сдерживаю собственную улыбку.
Каждую среду я, несколько актеров и танцоров собираемся вместе и играем с песнями из различных музыкальных театров. Я помню, как всем надоедало петь одни и те же песни и танцевать одни и те же танцы в течение нескольких месяцев подряд на разных работах, которые я выполнял, но мы никогда ничего с этим не делали.
Поэтому, когда я приехал сюда и увидел, что актеры сходят с ума так же, как и я когда-то, я подумал, что это будет забавная идея. К тому же, мне приятно время от времени окунаться в это сферу.
Я открываю дверь в репетиционную студию и жду, когда Элиза шагнет внутрь, но она замирает.
"Что это?"
"Пошли, споешь с нами".
С таким же успехом она могла свернуться калачиком, как ежик.
"Ты ведь шутишь?"
Я качаю головой, смущаясь. Я думал, ей это понравится.
"Я не настолько хорошо пою, как они
"Неважно".
Я улыбаюсь ей. Мне хочется сказать ей, что она ошибается, но я никогда не слышал, как она поет, поэтому если уж я собираюсь делать комплименты, то они должны быть искренними. Еще одна плохая привычка из моего прошлого, от которой я избавился.
"Они знали, что я приду?"
"Теперь знают".
Она снова оглядывает комнату, чтобы увидеть, как все дружелюбно смотрят на нас. "Я не хочу навязываться", – шепчет она.
"Ты и не навязываешься".
И с этим я вхожу.
"Надеюсь, вы не возражаете – я привел гостя".
Поначалу они меня тоже пугали, так что я прекрасно понимаю, о чем она думает. Синдром самозванца в полный рост. Я чувствовал себя неловко, что пришел сюда как артист, а не как член актерского состава, но потом быстро понял, насколько полезной и выгодной может быть эта работа.
В конце концов она заходит в комнату, и я наблюдаю за тем, как она расслабляется под теплым приемом. Это уже победа в моей книге.
Мы все собираемся вокруг пианино, где Макс проводит вокальную разминку.
Именно к Максу я обратился, когда у меня впервые возникла идея провести эти встречи.
Он постоянно давал уроки пения и фортепиано во время прослушиваний и знает почти все мелодии шоу наизусть, словно музыкальный вундеркинд. Без него эти вечера не были бы такими, какие они есть.
Элиза прячется со мной в задней части группы, пытаясь занять как можно меньше места, насколько это физически возможно. Даже больше, чем обычно.
"Итак, кто что хочет спеть?" – спрашивает Макс.
"У меня есть кое-что", – вызываюсь я.
Я хочу показать пример Элизе и надеюсь, что она справится с задачей, как она это умеет делать, когда мы работаем. Я хочу, чтобы она увидела, насколько благосклонна эта комната, и больше всего на свете я хочу услышать, как она поет.
Я выбираю "Waving Through A Window" из "Dear Evan Hansen". Песня о том, как чувствовать себя аутсайдером, не вписываться туда, где, по вашему мнению, вы должны быть.
И еще: я хочу, чтобы она знала, что я ее вижу. Неважно, что сейчас творится у нее в голове, ей можно и даже нужно находиться в этой комнате.
Иногда мне кажется, что я живу от среды до среды, ожидая, когда эти вечера напомнят мне, что я здесь часть чего-то хорошего. А потом появилась она. Может, это потому, что я знаю, что помогаю ей поверить в себя, а может, дело в ней, но теперь я живу каждым днем.
Остальные, все у зеркальной стены передо мной, начинают петь припев, гармонируя с традиционной партитурой, потому что они могут, и мое сердце согревается, когда Элиза присоединяется к ним. Когда песня заканчивается, все хлопают и аплодируют, но все мое внимание сосредоточено только на ней. Она смотрит по сторонам и улыбается, и я знаю, что это работает. Кто-то еще выходит на сцену, чтобы спеть свою песню, в общем, сессия проходит как обычно.
"Не хочешь попробовать?" – спрашиваю я ее между песнями. Прошло столько времени, а она так и не выступила.
"Я не против просто посмотреть".
"Это был не мой вопрос".
Я улыбаюсь, чтобы выудить из нее настоящий ответ.
Она почти извиняюще кивает.
"У тебя есть песня?"
Она снова кивает, более уверенная в себе.
Когда Софи заканчивает свою песню из "Шести", я выхожу вперед, чтобы занять место. Я побуждаю Элизу подойти к пианино и сказать Максу, что она хочет спеть, просто наклонив голову. Когда она выходит, комната оживает от поддержки, и я не могу быть более благодарен своим друзьям.
"Элиза, у нас есть только одно правило: ты можешь петь из любого мюзикла, но… если ты выберешь "Мамма Миа", мы все уйдем", – шутит Макс.
Она сияет и соглашается, а затем наклоняется к нему, чтобы сказать, что хочет спеть. В тот момент у меня запорхали бабочки.
"Может, мы пропустим диалоги и сразу перейдем к делу?"
"Да!"
Она занимает место посреди комнаты и пытается незаметно успокоить себя. Это моя вина, что она нервничает, я бросил ее в логово льва.
Но это ничем не отличается от того, как я провожу с ней каждое мероприятие. Даю ей секунду на то, чтобы осмотреться, а потом она сама все контролирует. Она сделает это.
Начинается фортепиано, и это вступление я узнаю сразу, несмотря на то, что Макс вольно обращается с тем, что только что было вырезано. "Heathers". Элиза смотрит прямо на меня со знающей улыбкой. Она пытается произвести на меня впечатление.
Она выбрала "Fight For Me". Это песня, в которой Вероника впервые видит Джей Ди. Он участвует в драке с качками, и она мгновенно влюбляется в него, желая, чтобы он боролся за нее и защитил от ужасов старшей школы.
Когда она начинает петь, у меня по коже бегут мурашки. Ее голос великолепен. В нем есть особенность. Все мы были отточены вокальными тренерами, чтобы убедиться, что мы можем влиться в любой хор и петь песни так, как люди ожидают их услышать. Но ее голос не имеет границ. Хочет она того или нет, но она делает песню полностью своей.
Я отвожу взгляд от нее, чтобы оглядеться вокруг. Все внимание сосредоточено на ней. Они были бы вежливы, что бы ни прозвучало из ее уст, потому что они такие милые, но настоящее изумление написано на каждом лице в комнате. Но она их не видит. Она смотрит сквозь нас, мимо нас – даже не на себя в зеркало, а куда-то в другое место. Или она закрывает глаза. Я верю каждому ее слову, и я знаю, что она верит, что есть какая-то связь.
Когда она в последний раз пела для кого-то?
Я ей сочувствую. Прослушивания в театральную школу – это жестоко. Я был одним из счастливчиков, и теперь я это знаю. Сколько раз ей говорили, что она недостаточно хороша? Как долго она носила в себе это осуждение? Я собираюсь сделать так, чтобы она поняла, что более чем хороша.
Ее голос силен, она без труда берет каждую большую ноту. Мы поем хором, как делали это со всеми остальными, и я надеюсь, что она услышит, как хорошо она звучит с нами.
Зал взрывается аплодисментами. Я так рад, что она вышла на сцену и попробовала. Она тянет руку на себя и щиплет себя за локоть, не зная, что делать со всем этим вниманием.
Она заслуживает каждую секунду. Когда она смотрит на меня, я хлопаю и улыбаюсь своей самой гордой улыбкой. Она краснеет, и на секунду я вижу, как она перестает отмахиваться от похвалы, которую ей оказывают люди.
Она отступает назад, в центр группы. Теперь она одна из нас.
"Какой голос!"
Макс искренне удивляется ей.
"Где ты научилась так петь?"
Он смотрит на нее с восхищением.
"Прости, мне нужно больше. Элиза, вернись сюда. Харви тоже – мне нужно слышать вас вместе, иначе я не смогу спать всю неделю".
Я крепко обхватываю ее за плечи и возвращаю в центр комнаты.
"Seventeen"!" – кричит нам кто-то. Еще один трек из "Heathers"".
"Да! Именно то, что я хотел попросить. Спасибо!" – восхищается Макс.
"Но… мы то знаем, что ты умеешь петь, так что тебе не нужно переживать".
Она смотрит на него в замешательстве.
"Вместо этого я хочу, чтобы ты сосредоточилась на актерской игре. Общайся с нами, с Харви, вон тем комаром – мне все равно, просто играй".
Вот почему мы с Максом так хорошо ладим: кажется, что у нас половина времени одни и те же мысли, а он всегда знает идеальный способ их выразить.
"На этот раз ты не пропустишь диалог. Разозлись на него. Поссорьтесь с ним. Почувствуй это".
Она кивает, принимая задание.
Трудно вжиться в образ, когда я так счастлив, но это стоит того, чтобы сыграть с ней одну из ролей моей мечты. Конечно, это всего лишь одна песня, но я приму все, что смогу получить.
Таинственная. Задумчивая. Но что делать с поцелуем? Давай, Оскар, соберись.
Как и ожидалось, она принимает к сведению замечания Макса и дает мне это сделать. Она появляется на сцене, и я тут же переношусь вместе с ней. Мы начинаем с противоположных сторон партера и постепенно сближаемся, когда настроение меняется от подросткового раздражения до признания в любви. Ее голос гармонирует с моим так идеально, что я забываю, где мы находимся.
Я слышал эту песню тысячу раз и еще тысячу раз пел ее в душе, но только сейчас она звучит по-новому.
Я нежно держу ее лицо со стороны сцены. В ответ на мое прикосновение она кладет руку мне на грудь. Наши глаза встречаются, как и предполагает текст песни, и как будто больше никого не существует. Есть только я и она. Во время слишком большого количества представлений "Бриолина" я никогда не чувствовал этого с девушкой, игравшей Сэнди, но одна песня с Элизой я буквально схожу с ума от чувств. Она тоже это чувствует? Профессиональным актерам не подобает вчитываться в эти сцены. Но, опять же, я уже не профессионал.
Я хочу, чтобы она слышала слова песни и знала, что это говорю ей я, а не Джей Ди.
Скоро короткая музыкальная пауза, во время которой Джей Ди и Вероника обычно целуются. Стоит ли? Нет. Я не буду. Я не могу. Но, черт возьми, как же я этого хочу.
Я сопротивляюсь, вместо этого удерживая ее взгляд, пока она смотрит на меня так же пристально, как и я на нее. Она крепко держит мою футболку. Я продолжаю следовать указаниям из текста песни и обнимаю ее. Она прижимается к моей груди, а затем чуть отстраняется, чтобы посмотреть на меня снизу вверх, мои руки все еще обхватывают ее, но уже свободно. Я прижимаюсь лбом к ее лбу. Я не хочу, чтобы эта песня заканчивалась. Я хочу залить это чувство в бутылку и пить его вечно.
За четыре месяца, что мы ведем эту группу, я никогда не наблюдал подобной реакции. Все кричат, падают в обморок, прижимаются друг к другу. Кто-то вытирает слезы, хотя, скорее всего, у них просто была тяжелая неделя, и эмоции вырвались наружу странным образом.
"Все, мы закончили. Боюсь, ничто не сможет превзойти этот вечер".
Макс закрывает крышку рояля и встает с табурета.
Группа соглашается, подхватывая Элизу и уводя ее в центр, когда они уходят в бар. Я остаюсь в стороне и иду с Максом.
"Какого черта она прячет этот голос?"
"Хотел бы я знать".
Но одно я знаю точно: я больше не позволю ей скрывать его.
Глава 13
Элиза
"Мне все равно, насколько одичавшей будет эта ночь, здесь все равно действуют правила. Неважно, чем они вас подкупают – а поверьте, они попытаются, – не вмешивайтесь. Просто продержитесь здесь еще несколько часов, и настанет ваша очередь играть", – инструктирует нас за кулисами Джерри, пузатый и чрезвычайно лагерный менеджер по мероприятиям из Лос-Анджелеса.
Нас много из отдела развлечений, работающих над сегодняшним мероприятием для гостей, «Уборщик", и в данный момент сотни гостей заполняют арену. Каждому из нас раздали ламинированные листы с крупными цифрами: от одного до двенадцати, исключая шесть и девять, чтобы, видимо, не запутаться.
"Каким бы невинным это ни казалось, в этой игре все может быстро превратиться в снежный ком. Любое неподобающее поведение с гостем приведет к тому, что вы окажетесь в горячей воде. Я понятно объясняю?"
"Да, Джерри", – отвечаем мы все.
"Слава богу, это уже позади. Теперь пойдемте веселиться!"
Все аплодируют и бегут за ним, когда он протискивается сквозь шторы к гигантскому экрану проектора. Звучит песня Бейонсе "Crazy in Love", и по комнате рассыпаются разноцветные огни. Оскар берет меня за руку и бежит к нашей стороне сцены. Я говорю "сцена" – якобы это танцпол, но для меня он больше похож на джазовую баскетбольную площадку. Он отпускает меня, бросает свой номер и начинает заводить толпу, заставляя ее танцевать под музыку, и я следую его примеру.
Джерри разогревает публику, прежде чем представить Генри, который выходит на сцену под светом прожектора, оснащенного беспроводным микрофоном-гарнитурой. За ним следует один из телевизионщиков корабля с большой камерой на плече, и прямая трансляция идет прямо на экран проектора в задней части "сцены".
"Добрый вечер, друзья, и добро пожаловать на Scavenger – лучший в мире охотничий конкурс для взрослых! Сегодня есть три правила и только три. Никаких детей, никаких жен и мужей и никаких вопросов о вашем браке. Все, что происходит в Scavenger, остается в Scavenger, я прав?"
Я оглядываю зал, полный смеющихся лиц, и замечаю нескольких родителей, выпроваживающих своих детей-подростков из зала.
Он делит зал на десять частей, а затем просит двух добровольцев из каждой группы спуститься к сцене. Оскар открывает ворота высотой по пояс, пропуская наших гостей вперед.
"Это ваши Уборщики! Я попрошу их отыскать разные вещи, и им понадобится ваша помощь, чтобы найти их. Уборщики, все, что я попрошу, будет в этой комнате. И если у вашей команды этого нет, то найдите это! Когда у вас будет то, что я ищу, вы должны как можно быстрее подойти ко мне с номером своей команды и предметом. Первая команда получает пять очков, следующая – четыре, три, два, и все последующие – по одному очку. Чем быстрее вы будете, тем больше очков получите. А что дают очки?"
"Призы!" – кричим мы в ответ. Теперь мы используем эту известную фразу во время большинства наших занятий.
Он проводит пробный запуск, спрашивая у Уборщиков номер их команды и ключ от комнаты. Включается музыка, и все становится еще более неистовым. Один из моих Уборщиков роется в карманах, а другой выхватывает у меня из рук заламинированный номер четыре и мчится к Генри. Он называет номера команд в том порядке, в котором видит их: "Два! Десять! Четыре! Семь!" Джерри записывает очки за своим столом в углу площадки, а я болею за свою команду, когда они возвращаются.
Запросы начинались просто: шоколадный батончик, женщина с кольцом в носу, мужчина с солнечным ожогом. Но от приличий вскоре пришлось отказаться…
Оказывается, это не столько охота на мусор, сколько возбужденное исполнение "Хоки Коки". Игроки бегают туда-сюда, выполняя причудливые просьбы в течение часа, а в комнате царит безумное веселье.
В итоге моя команда занимает пятое место. Команда Тома побеждает, к его радости. К счастью, большую часть ночи он находится вне зоны моей видимости.
Со вторника мне было трудно избегать его, но так или иначе наше общение сводилось лишь к тому, что мы проходили мимо друг друга в коридорах или когда мы с Оскаром присоединялись к группе за едой как раз в тот момент, когда им нужно было уходить. Я думала, что у него уже хватит смелости извиниться, но это было не совсем верно.
"Мы следующие".
Я бросила взгляд на Оскара.
" Послушай, еще не поздно…"
"Оскар, клянусь Богом."
Оскар дал мне достаточно возможностей отказаться от участия в сегодняшней игре, но остальные сказали, что это первый раз, когда он согласился участвовать в мероприятии команды, и что я должна сделать все возможное, чтобы он не отказался. Я пообещала, что сделаю это, даже не представляя, насколько это будет сложно.
"Ладно, ладно. Я просто хочу, чтобы точно знала, на что подписалась".
"Я знаю".
Я обернулась, чтобы осмотреть комнату.
"Выглядит забавно".
"Да, но…"
"Пойдем!"
Появляется Мэдисон и берет меня за запястье.
"Не будем терять время".
Они с Валентиной утаскивают меня, прежде чем Оскар успевает закончить.
"Оби, разберись с ним, ладно?" – зовет она, когда мы проходим мимо него.
Я чувствую себя Золушкой, которую собирают поющие мыши. Мэддисон дает мне свой самый сексуальный комплект нижнего белья, потому что мой, видимо, недостаточно красив.
В свою защиту скажу, что когда я собирала вещи, я не стремилась к красоте, я стремилась к практичности. Так что теперь я одета в наряд "easy-peel", состоящий из эластичных черных бархатных брюк, которые слишком плотно прилегают к моей попе, и мешковатого, но обрезанного джемпера детско-розового цвета.
Когда я попыталась возразить, что мне будет слишком жарко, мне просто сказали, что я не буду в нем долго находиться, отчего мне стало еще жарче.
"Возьми это".
Мэдисон протягивает мне крышку от бутылки, наполненную ополаскивателем для рта, который я опрокидываю в себя, как рюмку, и проворачиваю во рту. "Думаешь, Харви собирается уйти?"
Я сплевываю в раковину.
"Надеюсь, что нет".
"Держу пари, что нет".
Я игнорирую замечание Валентины.
"Не понимаю, о чем он так беспокоится. Все не так уж плохо".
Девочки молчат, но я замечаю, что они смотрят друг на друга.
"Что?"
Они сопротивляются, не говоря ни слова, секунд десять, потому что Мэдисон не хочет отвлекаться, пока собирается.
"Игра гостей довольно скромная по сравнению с нашей".
"Точно…"
"Наша версия более грязная", – говорит она, как ребенок, рассказывающий историю о призраке.
"Насколько мерзкая?"
И почему я впервые слышу об этом?
"Настолько грязная, насколько нам позволяет HR", – бормочет Валентина себе под нос.
"Кого не пускают в комнату!"
Мэддисон почти поет, сверкая самой широкой улыбкой, которую я когда-либо видела.
"Один совет: не снимай нижнее белье".
"Чего?"
"Просто не делай этого. Мы тебя прикроем".
Они открывают свои клатчи и выкладывают содержимое, словно ассистенты фокусника. Чистые трусики, губная помада, презервативы и пушистая пара наручников.
Во что, черт возьми, я ввязалась?
Оскар
"Ты не хочешь играть?" – спрашивает Оби, пока я ищу смену одежды.
"Нет, хочу".
"Тогда в чем проблема? Дело в Элизе? Ты не чувствуешь этого? Ты слепой? Я к этому не склонен, но эта девушка…"
Он делает рукой знак "хорошо" – это единственный его способ сказать, про то, что слишком хорошо для слов. Он был точен, когда говорил о меню в "Коралле", и сейчас он тоже прав.
"Я должен присматривать за ней. Я не хочу, чтобы она чувствовала…"
Я вздыхаю. "Если я сегодня переступлю черту – а мы оба знаем, что такое уже случалось с людьми в этой игре, – я никогда себе этого не прощу.
И это правда. Я не мог простить себя, зная, что ей придется либо молча страдать следующие несколько недель, пока я не уйду, либо высказаться – и хорошо, если она это сделает, но я могу потерять все, над чем работал.
"Такое случалось, когда вы играли раньше?"
"Нет".
"Так в чем проблема?"
"Мне просто нужно держаться подальше от неприятностей, вот и все".
Я отхожу от него и иду в ванную, чтобы освежиться, надеясь избежать дальнейших вопросов.
"Харви, ты что-то не договариваешь?"
Я смотрю на него в зеркало над раковиной, и по одному только его выражению лица понимаю, что он не выпустит меня из этой комнаты, пока я не признаюсь. Я кладу лосьон после бритья обратно на полку и тяжело вздыхаю.
"Только никому не говори".
Он широко раскидывает руки.
"Я похож на Мэддисон?"
Я хотел промолчать на случай, если меня не поймут, но мне нужно высказать ему свою точку зрения, чтобы получить реальный совет.
"Я хочу стать менеджером по работе с клиентами".
"Черт, правда? Так рано?"
Я пожимаю плечами, чтобы преуменьшить его значение, присаживаясь на край нашего стола.
"Появилась вакансия. Мне пришлось сильно надавить на Джерри, чтобы он хотя бы рассмотрел мою кандидатуру".
Он опускает глаза, как будто что-то обдумывает.
"То есть ты хочешь сказать, что все это время ты запирался здесь и избегал общения с остальными, потому что думал, что если будешь веселиться, то не получишь работу?"
Ну, это звучит глупо, когда он так говорит.
"О, Харви. Мой бедный маленький потерянный мальчик. Менеджер по мероприятиям – это мастер веселья, и я говорю это со всей любовью в мире: ты вроде как мастер скуки".
Я знаю, что здесь меня называют скучным. И меня это устраивает, или, по крайней мере, я продолжаю говорить себе, что это так. Я стал носить это как почетный знак, как будто это означает, что я стал лучше, чем был раньше, хотя на самом деле я просто поменял одну плохую репутацию на другую.
"Ты ведь знаешь, что Джерри сам придумывает задания? Если уж на то пошло, то из-за твоего отказа присоединиться к нему ты потеряешь эту работу".
Он прав.
"Ты можешь честно сказать, что счастлив здесь?"
Я опускаю взгляд на свои руки.
"Тогда пришло время немного встряхнуться. Хватит прятаться на заднем плане, Оскар Харви".
Элиза
Команда развлекательного отдела не шутит. Меня ведут в бар, где нас с Оскаром заставляют пить шоты, которые все на вкус как ополаскиватель для рта. Затем, с жгущим горлом и достаточной дозой алкоголя в крови, мы возвращаемся на арену, где гости уже разошлись, а члены экипажа начинают собираться. Наша компания занимает первые ряды за нами, передавая более крепкие напитки, чтобы поддерживать нас в состоянии веселья, пока мы ждём начала игры.
"Удачи вам двоим".
Джерри с ухмылкой протягивает нам номер пять и переходит к паре рядом с нами.
В Оскаре появилась новая энергия. Он кажется более спокойным, более уверенным в себе. Это не может быть просто выпивка: мы выпили одинаковое количество, а он в три раза больше меня.
"Ты хорошо выглядишь".
Был ли в его глазах намек на флирт?
"Спасибо. Теперь посмотри хорошенько. Судя по всему, я не буду носить все это долго, так что…"
"Что именно они тебе сказали?"
"Первоначально они описали это как сексуальную охоту за сокровищами, и понятно, что я не очень понимала, что это значит, но теперь, думаю, я все поняла".
"Вообще-то, это очень точно. Просто пообещай мне кое-что?"
"Что именно"
"Если ты чего-то не захочешь делать, ты мне скажешь".
"Я скажу тебе".
Я сильно прикусываю нижнюю губу, чтобы не выдать, как сильно мне нравится, когда он защищает меня.
"Но ты должен пообещать, что перестанешь беспокоиться обо мне и хоть раз дашь себе волю. Пожалуйста".
"Договорились".
Звучит музыка, кружатся разноцветные огни сцены, свет в зрительном зале тускнеет, когда воздух наполняется возбужденными криками. Электрический страх проносится сквозь меня. Я еще не до конца осознала реальность того, что сейчас произойдет. Каким-то образом я должна выдержать час развратных игр с определенно самым сексуальным мужчиной, на которого я когда-либо смотрела.
Я оглядываюсь назад в поисках моральной поддержки и вижу, как вся развлекательная команда, актеры, танцоры и работники театра подбадривают нас со своих мест. Том улыбается мне сдержанной, но ободряющей улыбкой. Я почти улыбаюсь в ответ.
Генри снова перечисляет правила, и мне кажется, что я вот-вот лопну от нетерпения. "Первое, что мне нужно, – это номер вашей команды и… связанный Уборщик".
Мэддисон копошится в сумке, пытаясь освободить пушистые наручники, потому что они зацепились за нижнее белье и другие причудливые предметы, которые она туда запихнула, а время идет быстро.
"Галстук! Мне нужен галстук!" – кричу я команде.
Валентина срывает один с шеи офицера из четвертой команды, который не очень-то сопротивляется, и за несколько секунд я делаю пару обручей для запястий Оскара, чтобы они проскользнули через них. Я наблюдаю за шоком на его лице, когда свободные и ничего не подозревающие узлы затягиваются одним ловким движением, и его запястья смыкаются.
Я обматываю остатки галстука вокруг промежутка между его руками и завязываю последний узел, после чего тяну его, как собаку на поводке, с нашим номером и бегу к Генри. Мы получаем полные пять очков, и наша команда взрывается.
"Где, черт возьми, ты научилась это делать?"
"О, прости, разве я не похожа на того, кого вы представляете с бондажным уклоном?"
"Не совсем."
"Хорошо. У меня его нет. Это все, что я умею делать".
Мне нравится удивлять его, когда он смотрит на меня так, будто я какая-то головоломка, которую нужно решить. Как только он думает, что знает меня, я подкидываю ему еще что-нибудь, чтобы сбить с толку.
Мы наблюдаем за тем, как все остальные команды импровизируют с галстуками, ремнями и даже шнурками. Все предпочитают связать женщину-уборщика, добавляю я.
"Уборщики! Мне нужно десять рубашек".
Мы с Оскаром немедленно раздеваемся и собираем рубашки, которые сыплются на нас со всех сторон. Пока мы их подсчитываем, одежда продолжает падать на головы банды, когда ее сбрасывают с верхней части кабинок. Когда я поворачиваюсь к Оскару, я ненадолго забываю, как дышать.
Я потерялась в его коже. Его пресс. Его бицепсы. Как вообще может существовать такой милый мужчина, как он? В некоторые дни, клянусь, я чувствую себя счастливой только потому, что он знает мое имя.
Он выводит меня из транса, таща за руку к Генри снова и снова крича мне: "Беги!".
Бюстгальтер Мэддисон – красота превыше функциональности; моя грудь отнюдь не велика, но ее едва можно сдержать. Несмотря на это, я держу себя в руках и продолжаю бороться. Не знаю точно, сколько очков мы набрали, но точно не много.
"У тебя что-то здесь".
Он показывает мне на уголок рта.
Я пытаюсь понять в чем дело, но ничего не чувствую.
"Ой, прости, просто мне показалось, что я увидел немного слюней", – насмехается он.
"Отвали".
Я шлепаю его по руке, хихикая от смущения.
"Десять пар трусов".
Трусов?
Я требую, чтобы девушки открыли свои сумочки и передали мне миллиард пар трусиков, но они только качают головами со злыми ухмылками.
"Брюки, Элизабет!" – кричит мне Том, бросая свою пару Оскару.
Отлично.
Я снимаю штаны, оставаясь в одних трусах Мэдисон, беру номер команды у полуголого Оскара, чьи руки заняты, а глаза уставились на мою спину, и мы бежим вперед. Мы получаем только одно очко, и я знаю, что это полностью моя вина, так что в следующий раз мне придется потрудиться, чтобы быть быстрее. На обратном пути я касаюсь уголка губ, чтобы поддразнить Оскара, как он сделал это со мной, и получаю лукавую улыбку.
У нас нет времени на то, чтобы одеться, прежде чем будет дано следующее задание.
"Мне нужны наши Уборщики… в любимой мужской секс позе".
"Пойдемте, мистер Уиппи. Очевидно, это миссионерская".
"Иди сюда".
Он подхватывает меня на руки, так что наши (почти) голые груди оказываются друг напротив друга. Он бежит со мной, а я, не переставая смеяться, крепко обхватываю его за шею и сжимаю наш номер. Когда мы добегаем до Генри, он просовывает руки мне под ноги, чтобы еще больше контролировать мое тело.
"Тебе достаточно неаполитанского?"
"Я больше люблю мятный шоколад".
Он осмеливается слегка покачать меня, и я чувствую себя, маленьким ребенком. Волна возбуждения захлестывает меня, и пульс между ног практически бьется от реальной картины того, как Оскар будет иметь со мной дело.
"Ладно, ладно, я готова", – провозглашаю я. Еще немного, и я не смогу удержаться от того, чтобы не наброситься на него прямо здесь.
Его смех такой озорной, почти зловещий. Кажется, я люблю его.
Я даже не слышу, как называют наш номер, но он отступает, все еще держа меня в объятиях, как силач, которым он и является. Бог знает, что задумали другие команды. В данный момент их здесь может и не быть.
Генри сидит за столом Джерри и держит в руках маленький желтый пакет.
"Здесь есть несколько частей, так что слушайте внимательно. Во-первых, мне нужен Уборщик".
Я бегу вперед, не посоветовавшись с Оскаром. Прибежав, я жалею, что вызвалась, когда узнаю упаковку. Тем не менее я разрываю ее и кладу конфету на свой высунутый язык, все мое лицо сморщивается от мгновенного жжения кислого вкуса. Генри называет номер нашей команды первым, и приходится мучительно ждать, пока остальные команды догонят его.
"Оставшиеся Уборщики, встаньте перед своими товарищами по команде".
Остальные слетаются к нам, и, как только они становятся на свои места, мы получаем следующее указание.
"Нам нужно поцеловаться".
Что?
Мягкие губы Оскара нежно прижимаются к моим.
"А теперь, не размыкая ртов, закончите сладкое".
Все, что я слышу, – это крики. Большая рука Оскара обхватывает мою шею, его большой палец упирается в мою щеку, и он целует меня.
Он целует меня! Мы целуемся! Да, блядь!
Твёрдая конфета переходит изо рта в рот, наши языки изо всех сил стараются её растворить. Он прижимает меня к себе. Кислое внезапно исчезает, и мы наслаждаемся более сладким внутренним слоем, и, черт возьми, я кайфую от этого. Его техника не грубая и не быстрая, а нежная и соблазнительная.
Я слышу, как уже называют номера. Должно быть, они ее прожевали. Жулики! Да ну их. Я открываю глаза, желая поскорее оценить, как самый сексуальный парень в мире целуется со мной. И тут я замечаю, что мы остались последними.
