Текст книги "Колдунья"
Автор книги: Филиппа Грегори
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 37 страниц)
– А почему нет? – сказала она. – Ты что думала, сестра Анна, служение Матери Божьей требует богатых облачений, серебряной посуды и дорогих свечей? Ты же не настолько глупа. Матерь Божья была женщина простая. Возможно, и дом ее был не намного лучше этого. Ее муж был обычным плотником. Зачем нам хотеть большего, чем было у нее?
Девушка смотрела на нее, раскрыв рот от изумления. Она попыталась собраться с мыслями.
– Но, матушка Хильдебранда, здесь нам не прожить. Летом еще ничего, а зимой здесь ужасно холодно. У нас нет денег, у нас нет еды. И люди станут про нас судачить, а потом придут солдаты…
Однако аббатиса все улыбалась.
– Господь даст нам все необходимое, сестра Анна, – ласково произнесла она. – Сколько молилась я за тебя, сколько молилась о том, чтобы еще раз пожить по законам и правилам нашего монастыря, и теперь, ты сама видишь, молитвы мои услышаны.
Элис покачала головой.
– Ничего они не услышаны! – В ее голосе звучало отчаяние. – Это не ответ на ваши молитвы. Мне известно, каково здесь жить! Здесь грязно и холодно. На огороде не растет ничего съедобного, а зимой снегом заметает дверь так, что не выйти. Господь не желает нам подобной доли.
Хильдебранда рассмеялась – откровенно, как в старые добрые времена.
– Ты рассуждаешь так уверенно, словно знаешь все Его мысли, – мягко заметила она. – Не надо так волноваться, сестра Анна. Будем смиренно принимать все Его дары. Он дал нам друг друга и эту крышу над головой. Как же не думать, что Он добр и милосерден?
– Нет! Это невозможно, – настаивала Элис. – Надо уходить отсюда. Надо уезжать во Францию или в Испанию. В Англии для нас нет больше места. Если мы поселимся здесь и станем исповедовать нашу веру, то навлечем на себя беду.
Старая аббатиса улыбнулась и покачала головой.
– Я дала обет исповедовать мою веру здесь, – возразила она. – Мне было велено свыше руководить монастырем в Англии. И ни слова не было о том, что, если настанут трудные времена, я должна бежать отсюда.
– Почему бежать? – не сдавалась Элис. – Просто найдем другой монастырь, и там примут нас. Мы будем соблюдать наши обеты и вести праведную жизнь.
Аббатиса улыбнулась и покачала головой.
– Нет, – тихо промолвила она. – Господь даровал мне тридцать лет благоденствия и богатства, когда я служила Ему, утопая в роскоши. Теперь Он призвал меня служить в лишениях и невзгодах. Как я могу отказать Ему?
– Матушка Хильдебранда, да вы же не сможете здесь жить! – раздраженно повысила голос Элис. – Вы не знаете, каково это. Вы ничего не понимаете. Зимой вы погибнете здесь. Это просто глупо!
Услышав слова, сказанные столь грубо, аббатиса минуту потрясенно молчала. Потом заговорила мягко, но тоном, не допускающим возражений:
– Я считаю, что такова воля Божья. А я связана обетом повиноваться Ему и во всем исполнять Его волю. – Она помолчала немного и добавила: – И ты тоже.
– Но это невозможно… – пробормотала Элис.
– И ты тоже, – повторила матушка Хильдебранда, и в голосе ее звучало предостережение.
Девушка вздохнула. На какое-то время воцарилась тишина. Стоя на коленях у ног матушки, она увидела в ее глазах слезы.
– Я… – начала было Элис и осеклась.
– Когда ты сможешь вернуться сюда ко мне? – строго спросила матушка. – Надо не откладывая начинать новую жизнь. Для тебя найдется много работы.
Момент раскаяния Элис был очень недолгим.
– Не знаю, – смущенно выдавила она. – В замке все так быстро меняется…
Она замолчала, вспомнив про Хьюго и Кэтрин, про своего ребенка, растущего в чреве.
– Может, на следующей неделе. Да, через недельку приду к вам на несколько дней.
Аббатиса покачала головой.
– Этого недостаточно, сестра Анна, – мягко упрекнула она. – Долгие месяцы ты была оторвана от нашей святой церкви, но ведь перед тем много лет жила с нами. Ты не могла так скоро забыть наш порядок. Сейчас можешь идти, но завтра вернешься в простом темном платье и принесешь с собой все, что сможет подарить нам добрый лорд Хью. А в остальном, мы сами вырастим еду и соткем ткани на платья. Сами изготовим свечи, сами по памяти напишем святые книги. Мы будем печь хлеб и продавать его на базаре, ловить рыбу и тоже продавать. И еще будем делать простые лекарства и другие средства, тоже продавать или отдавать людям, которые в них нуждаются.
Элис опустила голову, чтобы матушка Хильдебранда ненароком не заметила ее тревогу, не прочитала в ее глазах решительный отказ.
– Для церкви здесь, конечно, мрачновато, – продолжала аббатиса. – Но и у самого святого Павла было не лучше или у святого Катберта, когда язычники почти уничтожили английскую церковь. Тогда, как и сейчас, Господь призвал своих верных служить Ему во мраке, втайне и в нужде. Тогда вера их восторжествовала, восторжествует и сейчас. Господь возложил на нас особую миссию, сестра Анна, и только Ему известно, как велики будут наши труды.
Девушка совсем сникла. А матушка Хильдебранда оживилась. В ней уже не было ничего от усталой пожилой дамы. Лицо светилось радостью, голос звучал уверенно и сильно. Она одарила Элис знакомой нежной улыбкой и ласково произнесла:
– А теперь иди. Приближается время дневной молитвы. Молись, когда будешь возвращаться в замок, а я помолюсь здесь. Ты не забыла молитв, которые нужно читать в течение дня, сестра Анна?
Элис покачала головой, хотя уже не помнила ни слова.
– Помню, хорошо все помню, – заверила она.
– Читай их в надлежащие часы, – наставляла аббатиса. – Господь простит нас за то, что мы не стоим на коленях в Его часовне. Он все поймет. А завтра исповедуешься передо мной в своих грехах, и мы начнем все сначала.
Не проронив ни звука, Элис кивнула. Аббатиса встала, и девушка заметила, что передвигается она с трудом, словно у нее болят спина и суставы.
– Я немного устала, – пояснила аббатиса, поймав на себе взгляд Элис. – Но как только начну работать на огороде, снова буду здоровой и сильной.
Молча кивнув, Элис вышла из хижины. Матушка проводила ее до порога. Девушка отвязала поводья лошади и тут вспомнила про свою сумку с провизией.
– Возьмите, – сказала она. – Я прихватила в дорогу еду, но теперь она не нужна мне.
Мудрое старое лицо аббатисы осветилось.
– Вот видишь, дитя мое! – радостно воскликнула она. – Господь позаботился о нас, Он и впредь будет о нас заботиться. Не допускай малодушия, сестра Анна! Доверяй Ему во всем, и Он дарует нам великую радость.
Элис вскарабкалась на камень у овечьей калитки и забралась в седло.
– Какая хорошая у тебя лошадка, – удивилась аббатиса. – Слишком хороша даже для секретаря самого лорда.
– Это лошадь леди Кэтрин, – быстро нашлась Элис. – Госпожа сейчас беременна, ожидает ребенка и не может ездить верхом. И чтоб кобыла не застоялась, ее дают мне, когда необходимо.
Аббатиса неторопливо качала головой, переводя взгляд с лошади на Элис. На мгновение девушке с холодной ясностью показалось, что эта старая женщина все поняла, что от ее глаз ничто не укрылось. Она все видела: и ее ложь, и колдовство, и живых восковых кукол, и убийство Моры, и кровать, на которой корчатся три сладострастных тела. Смех Хьюго, назвавшего ее своей развратной шлюхой, в этот яркий, солнечный день эхом прокатился над их головами.
Матушка Хильдебранда без улыбки посмотрела Элис в лицо.
– Завтра приходи, – велела она. – Мне кажется, ты чуть не совершила тяжкий грех, дочь моя. Приходи завтра и сможешь мне исповедоваться. С Божьей помощью я отпущу тебе все грехи.
– Я не знаю за собой никакого греха, – задыхаясь, возразила Элис, пытаясь выдавить на губах светлую, искреннюю улыбку. – Ни даже чуть-чуть, хвала Господу! – весело добавила она.
Однако матушка на ее улыбку не ответила. Она перевела взгляд с дорогой и красивой лошади в богатой и нарядной сбруе на красное платье Элис, ее шитый серебром корсаж и накидку вишнево-алого цвета, и прежняя радость сбежала с ее лица: словно острый нож вонзился ей в сердце.
– Завтра в полдень, – твердо произнесла она, повернулась и исчезла в полумраке хижины.
За ее хрупкой фигурой закрылась дверь, а Элис все не трогалась с места. Не было ни стука огнива, ни потянувшегося из окошка дымка. В убогой хижине не имелось даже сухой растопки, может, осталась одна или две дешевые свечки. Но Мора могла куда-нибудь припрятать огниво. Хотя матушка Хильдебранда все равно не умела им пользоваться, чтобы высечь огонь.
Элис развернула лошадь в сторону дома.
– Пошла! – глухо прикрикнула она, с силой ударив ей пятками в бока.
Животное вздрогнуло и рванулось вперед так, что Элис чуть не вылетела из седла.
– Пошла! – крикнула она еще раз.
ГЛАВА 25
Когда она подъехала к внутренним воротам замка, со ступенек стремительно сбежала Элиза; она протолкалась через толпу солдат и потянула ее из седла.
– Скорей! Скорей! – тревожно повторяла она, понизив голос. – Кэтрин плохо, у нее страшные боли. Никто не знает, что делать. Слава богу, ты вернулась. Уже собирались посылать солдат на твои поиски.
Элис повиновалась, приятельница схватила ее за руку и потащила через подъемный мост, через большой зал и наверх в дамскую галерею.
Там уже было полно народу. Туда-сюда сновали слуги с подносами. Перед камином сушились простыни. Кто-то впустил в галерею охотничью собаку Хьюго, и, увидев Элис, она зарычала. Двое слуг поднимали по лестнице ванну, еще двое несли вслед за ними бидоны с горячей водой.
– Она собиралась принять ванну, – сообщила Элиза. – Хотела, чтобы ты снова ее выкупала, как вчера. Потом пожаловалась на боль в животе и кругами заходила по комнате, пытаясь унять боль. Мы уговорили ее лечь в постель. Хьюго сам недавно вернулся, мы боялись, что вы уехали вместе на весь день. Дэвид только что пошел доложить лорду Хью. Госпожа сейчас в спальне, иди к ней, Элис. Иди к ней немедленно!
Элис хлопнула в ладоши. Вся ее злость, весь страх и разочарование вдруг вскипели и разрядились взрывом ярости.
– Ну-ка, пошли прочь отсюда! – закричала она. – Вон отсюда, слышите, вы, пьяницы, негодяи и бездельники!
Одного из слуг она схватила за плечо, развернула и вытолкала из помещения; на ступеньках он споткнулся и налетел на другого, бегущего вверх с новыми простынями. Потом она взяла за ухо мальчишку-пажа и тоже спустила с лестницы. Одна из служанок, глядя на творящийся хаос, не смогла удержаться и захихикала; Элис залепила ей мощную пощечину и с удовольствием отметила, как у той на щеке выступило багровое пятно.
– Немедленно все убирайтесь отсюда! – скомандовала она. – Если кто понадобится, я позову.
Пока они толкались у дверей, она направилась в комнату Кэтрин.
Хьюго стоял в изголовье кровати и держал супругу за руки. Ее приближенные дамы, Рут, миссис Эллингем и Марджери, выстроились с другой стороны кровати. Рут размахивала кадильницей, которую Элис сразу узнала: это была часть добычи, украденной Хьюго в монастыре. В воздухе стоял густой запах благовоний, от которого першило в горле. Марджери губкой обтирала Кэтрин лоб. Голова миледи была откинута на подушку, глаза закрыты. Время от времени она стонала от боли, тело ее выгибалось, словно невидимая рука какого-то великана хватала ее за живот и тянула к потолку.
– Прекратите все это, – приказала Элис. – И откройте окно. Здесь у вас смердит.
Хьюго поднял голову, его лицо просветлело, и он воскликнул:
– Слава богу, Элис, ты вернулась! Никто не знает, что делать, а врач из Каслтона куда-то уехал еще неделю назад. Я уже собирался посылать за знахаркой из Ричмонда.
– Когда начались боли? – осведомилась Элис.
Услышав ее голос, Кэтрин открыла глаза.
– Утром, – ответила она. – Как только я проснулась.
Элис понимающе кивнула, хотя эта информация ей ничего не дала.
– Мне надо осмотреть ее, – заявила она присутствующим. – Вам лучше подождать за дверью.
Милорд наклонился над супругой и поцеловал ее в лоб. Проходя мимо Элис, он положил руку ей на плечо и тихо промолвил:
– Спаси мне сына. Для меня в мире нет ничего важнее.
– Постараюсь, – отрывисто произнесла Элис.
Хьюго похлопал ее по плечу – так мужчина хлопает по плечу товарища, на которого надеется и которому доверяет. Вспомнив, как он держал ее обеими руками за обнаженные груди, как толкал в душные объятия миледи, Элис гневно на него взглянула, но он смотрел на жену. Элис он как будто не видел.
– Дай ей что-нибудь, что уменьшит боль, – продолжал он. – Она молодец, терпит. Я все время буду за дверью. Если она позовет, я войду.
– Хорошо, – холодно отозвалась Элис.
Первым вышел из комнаты Хьюго, дамы торопливо засеменили за ним.
– Давай я останусь? – предложила Элиза.
– Какая от тебя польза? – сурово проговорила Элис. – Ты же ничего не умеешь. На что ты мне? Лучше распорядись, пусть принесут из моей комнаты сундучок с вещами.
Миледи снова застонала, и Элис быстро к ней подскочила.
– Как у вас болит? – спросила она.
– Словно что-то раскрывается, – с трудом дыша, пояснила Кэтрин. – Словно раскрывается и отделяется. Элис, помоги!
В дверь постучали. Двое слуг внесли в комнату сундук с травами и маслами, осторожно поставили его на пол и вышли. Открыв сундук, Элис вынула бумажный пакетик с порошком.
– Справа или слева? – уточнила она. Кэтрин снова застонала.
– Везде. Очень странное чувство, Элис. Словно это не со мной. Словно меня что-то сжимает.
– Откройте рот, – велела знахарка.
Она ловко всыпала порошок миледи на язык и протянула бокал с водой. Кэтрин запила лекарство, ее щеки сразу порозовели, дыхание стало легче.
– Что это может быть? – встревоженно поинтересовалась она. – Что-то не так с ребенком, как ты думаешь?
– Кажется, началось раньше времени, – сказала Элис. – Кэтрин, не ошиблись ли вы в сроках? Вы ведь только на седьмом месяце. Ему еще рано родиться.
Новый приступ боли заставил Кэтрин раскрыть рот и тяжело задышать.
– Могла и ошибиться, – выдавила она. – Но ведь не на два или три месяца. Что-то со мной случилось, что-то не так. Я чувствую это!
– Что вы чувствуете? – задала новый вопрос Элис.
В глубине ее души давно таилась надежда, что беременность Кэтрин не завершится благополучно. Что это ложная беременность, или родится девочка, или ребенок окажется мертвым. Или Кэтрин умрет…
– Очень странное ощущение, – продолжала Кэтрин; голос ее звучал как-то ненатурально, словно откуда-то издалека. – Помоги мне, Элис! Мне кажется, малыш уходит от меня, растворяется, ускользает.
Элис откинула одеяло. Мягкие, пухлые ноги миледи, порозовевшие от жары, были пронизаны синими венами. Девушка с отвращением задрала на Кэтрин рубашку. На простыне виднелось бледное пятно какой-то густой жидкости.
– Это что, уже воды? Уже воды отходят? – спросила Элис, глядя Кэтрин в глаза.
Та покачала головой, ее тело снова содрогнулось от пронзившей боли.
– Не знаю… не думаю… – пробормотала она. – Кроме этого, у меня ничего не было.
– Крови не было? – допытывалась Элис.
– Нет, – помотала головой Кэтрин. – Удержи ребенка, я чувствую, как он растворяется.
– Хватит глупостей, – отрезала Элис, опустив подол рубашки и положив руку на круглый живот миледи. – И прекратите дурацкую истерику. Дети не растворяются. Я понимаю, что у вас боли, но крови нет, и воды не отошли. Ребенок еще там, и с ним все в порядке. Дети не растворяются.
Помогая себе руками, Кэтрин попыталась приподняться на постели. С выпученными глазами, обезумевшим лицом, вокруг которого разметались спутанные волосы, она уставилась на знахарку.
– Да говорю же я, он растворяется, плавится! – закричала она. – Дура, почему ты меня не слушаешь? Почему меня не слушаешься? Сделай что-нибудь и спаси ребенка! Он плавится во мне! Я чувствую, как он плавится! Он плавится во мне и куда-то исчезает!
Элис толкнула миледи обратно на подушки и схватила за плечи.
– Замолчи! – грубо бросила она. – Слышишь, замолчи, Кэтрин. Так не бывает. Ты ошибаешься. Ты несешь какую-то чушь.
Она снова опустила руку ей на живот и тут же, повинуясь безотчетному страху, отдернула. Кэтрин снова застонала.
– Говорила же я тебе, – заплакала она.
В очередной раз положив руку, Элис едва верила тому, что теперь ощущала: округлый живот Кэтрин ужимался, полнота его спадала. Под толстым слоем жира и плоти снова что-то задвигалось, зашевелилось и забулькало. И сразу же Кэтрин застонала.
– Ребенок уходит, – отчаянно лепетала она.
Ее стоны шли откуда-то глубоко из груди, напоминая вой раненого животного.
– Я не могу удержать его, – скулила Кэтрин. – Он уходит от меня.
Снова задрав ей рубашку, Элис внимательно посмотрела на ее расставленные ноги. На простыне уже образовалась целая лужа густой белой жидкости. Комок тошноты подступил ей к горлу.
– Я не знаю, что это такое, – пробормотала она. – Не знаю, что делать.
Но Кэтрин ее уже не слышала. Она выгибалась животом вверх, словно кто-то подбрасывал ее к потолку; округлое пятно под ней, словно речной ил, растекалось по простыне, меняя форму.
– Лежи смирно, не шевелись, – скомандовала Элис, пребывая в полной растерянности. – Не шевелись, и ничего не случится.
– Он исчезает! – кричала Кэтрин. – Я не могу удержать его! Я не могу удержать его! О-о-о!
И вдруг Элис заметила, что родовые пути миледи широко раскрыты; там мелькнуло бледненькое тельце. С неожиданной надеждой девушка подумала, что ребенок должен родиться сейчас, целым и невредимым, что она спасет его, что госпожа действительно просто перепутала сроки.
– Я вижу его! – воскликнула Элис. – Пусть выходит, Кэтрин, помоги ему. Тужься. Еще немного, и ты родишь. Помоги ему.
Миледи стала тужиться, стараясь вытолкнуть младенца в мир, мышцы ее живота напряглись. Элис просунула свои миниатюрные умелые ручки в родовой канал и осторожно ухватила крошечное тельце. Секунду она ощущала ребенка в руках, маленького и вполне сформированного, чувствовала его округлую попку и сильные, мускулистые ножки. Ее пальцы добрались до его безупречного плечика, нащупали сжатую в кулачок ручку. Он был слегка скособочен. Несмотря на напряжение, Элис улыбнулась и полезла глубже в теплые, влажные недра женщины, чтобы найти головку и направить ее наружу, чтобы помочь ему совершить это первое, маленькое, но столь важное в его жизни путешествие. Плечико было круглым и гладким. Осторожные ладони Элис добрались до его твердого черепа и ощупали миниатюрное личико.
Кэтрин снова застонала, ее мышцы напряглись. Почувствовав сжатие, Элис вытащила руки, но потом снова просунула внутрь – надо было развернуть ребенка и помочь ему выбраться. Он уже поворачивался, уже выходил на свет, и выходил правильно, головкой вперед. Осторожно, но крепко Элис с обеих сторон держала его за головку и тянула к себе через скользкий и тесный родовой канал Кэтрин.
– Есть, – сказала она, – я спасла его.
Элис совсем забыла, что это наследник Хьюго, существование которого будет грозить ее безопасности, безопасности ее собственного сына. Девушку заворожило участие в родах. Она действовала в бессознательном ритме всех знахарок и повитух, которые проникают в само чрево матери и выводят ребенка в мир в целости и сохранности. Сердце ее билось в унисон с сердцем ребенка, руки двигались, повинуясь движениям Кэтрин, подчиняя свои усилия ритму, в котором текли роды.
– Он выходит, – возбужденно шептала она. – Он выходит.
Крошечное тельце снова повернулось. Проникнув глубоко внутрь миледи, Элис держала ребенка за головку и за маленькое плечико и постепенно и осторожно тащила его на себя.
Вдруг словно кто-то толкнул ее, и ее пальцы, вызвав волну отвратительного чувства, прорвали мягкую корочку маленького черепа и вошли в тельце младенца, мяконькое, как щелочное мыло. Ручка отломилась и осталась у нее в руке, струя жидкости ударила ей в ладонь. От ужаса Элис завизжала.
В тот же момент Кэтрин снова дернулась бедрами, из нее вырвалась мощная струя липкой слизи и ударила Элис прямо в лицо, горячими сгустками залепив ей губы, глаза, прилипнув к рукам, к волосам и к платью.
– Нет! Нет! Нет! – кричала Элис, обеими руками отбиваясь от этой жути, настигнувшей ее на постели Кэтрин. – Нет!
А миледи снова и снова дергала бедрами, и все новые сгустки белой пены вылетали из нее, пока простыни не покрылись этими жуткими выделениями и комната не провоняла салом.
– Это же воск! – в совершенном ужасе охнула Элис. – О боже, это же свечной воск!
Она отбежала к окну, прижалась спиной к стене и закрыла руками, облепленными воском, лицо, к которому уже успели крепко прилипнуть капельки воска.
– Боже мой, боже мой, – промолвила она. – Это воск. Это свечной воск.
Кэтрин в последний раз простонала и затихла.
– Боже мой. Это свечной воск, – снова и снова повторяла Элис, пока слова эти не утратили смысла, превратившись в вопль страха: – Свечной воск! Свечной воск! Свечной воск!
Элис стала отчаянно отковыривать от кожи засохшие кусочки воска, содрогаясь, когда воск застревал у нее под ногтями. Она отскребала его с рук, с платья. Она была покрыта воском с ног до головы.
– Я никогда теперь не отмоюсь, – произносила она визгливо и громко, впадая в неудержимую истерику. – Свечной воск! Я никогда от него не отмоюсь!
Миледи лежала на спине, глухая к безумным причитаниям знахарки. Организм ее выбросил из себя всю мерзость, она выбилась из сил и была пуста. Прошло немало времени, прежде чем она пошевелилась, протянула руку и недоверчиво похлопала себя по животу. Он оказался совсем не таким, каким был, потерял прежнюю форму. Все еще жирный и полный, он уже не выпирал, не вздымался с гордостью. Ребенка в нем больше не было. Она медленно, с усилием подтянулась, села, опершись на подушки, увидела месиво на простыне и взглянула на Элис. Та стояла, прислонившись спиной к стене, с ног до головы заляпанная свечным воском, глаза ее потемнели от ужаса, а пальцы лихорадочно шарили по лицу, в волосах и по платью, отрывая кусочки воска.
– Что это? – спросила Кэтрин дрожащим от страха голосом. – Что это за гадость такая? Что со мной было?
Элис сглотнула слюну, закашлялась, сглотнула снова. Она с сомнением посмотрела на свои мечущиеся руки – ей никак не удавалось остановить их.
– У вас нет ребенка, – прохрипела она. – Ваш ребенок куда-то пропал.
Наклонившись вперед, Кэтрин ткнула пальцем в белый комок.
– Это и был мой ребенок?
– У вас никогда не было настоящего ребенка из плоти и крови, – сообщила Элис. – Это воск, он весь вытек из вашего чрева. Не было никакого ребенка. – В конце фразы она перешла на визг и, чтобы заглушить его, прижала ладонь ко рту. – Был воск, он просто вытек, вот и все. А ребенка не было.
Лицо Кэтрин вытянулось.
– Как не было ребенка? – не понимала она. – Не было сына для Хьюго?
Не доверяя больше голосу, Элис только покачала головой. Минуту женщины во все глаза смотрели друг на друга, онемев от ужаса.
– Только не говори ему, – взмолилась Кэтрин; в ее резком, надтреснутом голосе звучало безумие. – Не говори, что все было вот так…
Элис поймала себя на том, что потирает ладони, при этом воск скатывался в тоненькие колбаски и падал на пол, как мертвая кожа.
– Чертов воск, – пробормотала она. – Будь ты проклят.
– Никому не говори, как все было, – настаивала Кэтрин. – Соври, что случился выкидыш. Не дай бог, узнают об этом… об этом кошмаре!
Элис молча кивнула.
– Если об этом узнают… – Кэтрин помолчала, всматриваясь в подавленное, объятое страхом лицо знахарки. – Если об этом узнают, мне конец, от меня просто избавятся. Скажут, что я ненормальная, что я чудовище.
Руки Элис двигались торопливо и нервно, она все старалась очиститься от мерзкого воска; он застрял у нее между пальцами, и она отковыривала его ногтями. Кэтрин не отрываясь следила за ней широко распахнутыми глазами.
– Как могло такое случиться? – наконец воскликнула она. – Элис! Ты же опытная повитуха, ты много раз принимала роды. Разве такое бывает?
Девушка не отвечала. Перед ее глазами живо стояла восковая Кэтрин, маленькая кукла с круглым животом, она вспомнила свечной воск в пальцах, который мяла когда-то, вылепляя этот круглый живот. Она соединила восковую Кэтрин с восковым Хьюго, вставив ей в щель его восковой пенис. Все случилось в точности по ее приказу, это она предрекла, что ребенок будет точной копией отца, воскового отца. В ее памяти всплыло предостережение Моры о том, что куклы иногда «неправильно тебя понимают».
– Не знаю, – наконец отозвалась Элис, чувствуя, что инстинкт самосохранения побеждает страх. – Наверное, у вас какая-то ужасная болезнь. У вас в организме, должно быть, завелась порча. Вы бесплодны, вы способны зачать и породить только эту мерзость.
Кэтрин задрожала, в ее глазах пылал ужас.
– Значит, это моя вина, – медленно промолвила она, словно получила урок, который был выше ее понимания. – Значит, что-то во мне не так.
– Да, – подтвердила Элис, не обращая внимания на краску стыда, проступившую на щеках госпожи.
Они снова замолчали.
– Убери это куда-нибудь подальше, – велела миледи. – Никто не должен узнать об этом. – Она бросила взгляд на камин. – Сожги.
Элис кивнула. Кое-как, задыхаясь от усилий, Кэтрин выбралась из постели. Вместе они вытащили испачканную простыню, разорвали ее пополам, потом еще раз и еще. Каждый кусок свернули и сунули в огонь, который в камине едва горел. Ткань задымилась, а когда огонь захватил воск, тот заискрился и стал капать, сгорая зловещим желтым пламенем. От дыма шел запах, какой бывает в сыромятнях.
– Тебе надо привести в порядок лицо, – отрывисто произнесла Кэтрин. – И волосы тоже.
Она стала тщательно вычищать волосы Элис от воска. Девушка тем временем терла и щипала пальцами щеки, каждый раз вздрагивая, когда отрывала маленькие белые чешуйки от кожи.
– И платье, – добавила Кэтрин.
Красные рукава Элис до локтей сплошь покрывали белые пятна воска, то же самое было и спереди. Знахарка стояла, а миледи расшнуровывала на ней наряд, и наконец он упал на пол. В сундуке Элис нашла старое платье, которое госпожа не носила с тех пор, как забеременела.
Кэтрин молча зашнуровала его. Потом Элис взяла свежую простыню, сохнущую возле камина, и застелила постель.
– Придется их впустить, уже можно, – заметила она.
– Но они же поинтересуются, где тело, – спохватилась вдруг Кэтрин.
Элис разорвала салфетку, завязала ее в несколько маленьких узелков, намочила в бокале красного вина и бросила на постель; темно-красным пятном вино расплылось по простыне. Затем взяла миску, налила в нее немного воды и остатки вина и накрыла скатертью со стола.
– Обманем их, – пояснила она. – Никто не станет разглядывать все это вблизи.
Кэтрин вдруг побледнела, лицо ее приняло нездоровый, желтоватый цвет.
– У меня кружится голова, – пожаловалась она.
– Впустите их на минутку, а потом можете отдохнуть, – ответила Элис без особого сочувствия. – А вы представляете мои ощущения? Меня сейчас вытошнит.
Она направилась открывать дверь, но Кэтрин остановила ее:
– Элис!
Девушка обернулась.
– Поклянись, что никому не расскажешь. Никому! – потребовала миледи. – Особенно Хьюго. Поклянись никогда не рассказывать Хьюго, что у меня… – Она глубоко вздохнула и закончила: – Что у меня внутри было чудовище.
– Он так и так узнает, что вы не способны зачать ребенка, – неохотно возразила Элис.
Кэтрин помолчала, глядя на знахарку так, будто впервые ее видела, стараясь понять, что означает эта ее холодность и мрачность.
– Да, – печально согласилась она.
– Я не стану говорить милорду, что там была эта отвратительная масса, – заверила Элис. – Он никогда от меня не узнает, что вы извергли из себя комья белой грязи. Вонючие комья грязи.
– Мне очень стыдно, – призналась Кэтрин, опустив глаза.
Элис смотрела на нее, и в ее глазах не было жалости.
– Я сохраню вашу тайну, – пообещала она. – Не скажу лорду Хьюго ни слова.
Она помолчала, дожидаясь ответа Кэтрин. И, не дождавшись, вышла из комнаты.
Ближе всех к двери находился Хьюго, но как только появилась Элис, люди, заполнившие галерею, затихли и обратили к ней жадные взоры. Старый лорд в сопровождении Дэвида сразу поспешил к ней. Элис стояла, сложив руки и опустив голову.
– Милорд, – начала она. – Лорд Хьюго. У меня для вас печальные новости. Леди Кэтрин разрешилась от бремени слишком рано и потеряла ребенка.
По комнате прокатилась волна восклицаний и ропота. Горящие глаза молодого лорда впились в лицо Элис, лицо же его отца было чернее тучи. Затем Элис обратилась лично к Хьюго:
– Сейчас она может с вами увидеться. – Девушка встретилась с ним взглядом и добавила с беспредельной нежностью: – Мне очень жаль, милорд. Кэтрин ничем нельзя было помочь. Она с самого начала была не способна к деторождению и к тому же нездорова.
Обойдя ее, Хьюго скрылся в спальне жены. Старый лорд взял Элис за рукав.
– Отчего произошел выкидыш? – строго спросил он. – Вчера она спускалась к ужину и была здорова. Может, перенапряглась?
Элис потянулась к его уху и прошептала:
– Хорошо, что так случилось. Ребенок родился бы уродом.
Старый лорд посмотрел на нее так, будто она его ударила.
– Господи, не может этого быть, – пробормотал он. – Нет. В моем роду мерзкий урод? И это после стольких лет ожидания!
– Она сможет еще родить? – вмешался Дэвид. – Как по-вашему, госпожа Элис? Леди Кэтрин сможет снова зачать ребенка?
– Думаю, нет, – покачала головой Элис. – Впрочем, стоит на всякий случай позвать врача. Но я уверена в своем прогнозе. Она не в состоянии зачать нормального ребенка.
Его светлость рухнул в кресло, обеими руками уперся в трость и уставился в пространство.
– Это жестокий удар, Элис, – тихо промолвил он. – Жестокий, жестокий удар. Значит, ребенка у Кэтрин нет и не будет. Никаких шансов. И все за один день. Жестокий удар.
Дверь в комнату Кэтрин снова отворилась, и появился Хьюго. Лицо его было подобно маске. Лоб прорезала глубокая морщина, углы рта мрачно опустились.
– Сейчас она будет отдыхать, – сообщил он. – Кто-то должен посидеть с ней.
Элиза и Рут сразу сделали реверансы и проскользнули в спальню.
– Она хочет вас видеть, сэр, – обратился Хьюго к отцу. – Хочет попросить вашего благословения.
– К черту благословение, – отрезал старый лорд; он с трудом поднялся и несколько раз стукнул тростью в пол. – Я не желаю ее видеть. Она бесплодна, сын мой. Она провела в этом замке столько лет даром, что мне и не сосчитать. Я встречусь с ней, только когда она родит. Что толку сидеть у постели больной и бесплодной бабы? Насколько я помню, у меня двадцать три внебрачных ребенка и трое законных, из них один сын. Я в грош не ставил бесплодную бабу, не ставил и не буду ставить.
Он щелкнул пальцами, чтобы мальчишка-паж открыл ему дверь. Люди, собравшиеся в галерее, видя его ярость, в страхе расступились, давая дорогу.
– Ты! – крикнул старый лорд, тыча пальцем в Элис. – Марш в мою комнату! У меня полно работы.
Выставив выступающий под платьем живот, девушка направилась к нему. Заметив это, его светлость сразу изменил свое решение.
