Текст книги "Колдунья"
Автор книги: Филиппа Грегори
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 37 страниц)
– Не надо, – тихо повторила Элис.
Радуясь, что она поддается, что уже согласна на все, Хьюго засмеялся и нежно прошептал:
– Ах ты, шлюшка моя. Думаю, Элис, тебе самой интересно, как низко ты можешь пасть.
Он подтолкнул ее вперед, его твердый член уперся ей в спину. Она перегнулась через большой живот Кэтрин, уткнулась носом в ее жирные груди и кончиком языка стала ласкать соски. Язык Элис покрылся тонким слоем масла со сладким, пикантным привкусом. Ей казалось, что она попала в какой-то кошмар опьяняющих, тошнотворных, новых для нее вкусовых ощущений и запретных эмоций.
Прикосновения девичьего языка заставляли Кэтрин содрогаться от наслаждения, она крепко обняла Элис и притянула к себе. Потом взяла ее руку и опустила себе между ног. Передергиваясь от противоречивого чувства отвращения и похоти, Элис нащупала густые волосы на лобке миледи, а ниже – глубокую, скользкую, сочащуюся жидкостью щель. Ее ноги между бедер тоже увлажнились и стали липкими.
Кэтрин учащенно дышала. Руки ее все настойчивей двигали ладонью Элис, она изогнула спину и со стонами ввела в себя ее пальцы. Не в силах совладать с отвращением и желанием, девушка тихо охнула. Она была зажата между Кэтрин и Хьюго. Кэтрин корчилась и изгибалась под ней, а Хьюго атаковал сзади. Оба играли с ней, как две злобные кошки с мышью. И в то же время Элис испытала огромный прилив желания, ей было мучительно приятно лежать между ними, ощущая, как рука Кэтрин то елозит по ее груди, то, вызывая ужас и восхищение, – между ног. Хьюго терся о ее спину твердым и скользким от ее влаги членом, готовым проткнуть насквозь, затем встал сзади на колени и яростно вонзил в нее член. И в ту же секунду Кэтрин схватила Элис за руку, завертела задом, толкая ее пальцы в свою горячую и влажную плоть, и вдруг засунула в себя чуть ли не всю ее ладонь.
Издавая сладострастные стоны, Кэтрин и Хьюго ритмично и в унисон дергали бедрами, как опытные любовники, которые хотят достичь кульминации одновременно. Элис, сама возбужденная собственным желанием, внезапно обезумела, крутилась и извивалась между ними, но Хьюго уже ослаб и успокоился, член его съежился и отпустил ее.
Кэтрин откатилась в сторону, дыша глубоко и легко, она порозовела и обмякла. Хьюго шумно вздохнул и уткнулся лицом в подушку. Элис молчала, она не была удовлетворена, внутри все клокотало от ярости. Пальцам руки было больно – Кэтрин чуть не сломала их, яростно всовывая в свою дыру. Тело пылало и ныло от боли, между ног было мокро, и ей хотелось еще.
Она посмотрела на одного, потом на другую: оба довольно улыбались. На нее не глядели, им было все равно, неудовлетворенное, болезненное желание Элис их нисколько не трогало. И чувства Элис их не волновали. У нее осталось лишь ощущение, будто она только что предавалась грязному разврату. Кэтрин подтянула на себя одеяло, лицо ее обмякло, она насытилась, расслабилась и теперь быстро уснула.
В горящем камине что-то тихо щелкнуло, в комнате пахло приятным ароматом лимонной вербены. Все трое – две обнаженные беременные женщины и полуодетый молодой лорд – лежали неподвижно. Лорд и его жена крепко спали.
Кэтрин спустилась к ужину в большой зал в своем бледно-розовом платье; пухлая, как пудинг, с распущенными по плечам волосами, она была весела и румяна, улыбалась и очень хотела есть. Они вошли в большой зал рука об руку с Хьюго, и присутствующие дружно приветствовали их одобрительными криками. Заняв свое прежнее место, Элис высокомерно поглядывала на дам, как бы предупреждая: той, которая осмелится насмехаться над ней, сильно не поздоровится.
– С возвращением, – не удержалась неугомонная Элиза.
Элис холодно посмотрела в ее сияющие глазки и спокойно произнесла:
– Я очень рада разделить с тобой трапезу… и с остальными тоже. Главное, помните: я жду от Хьюго ребенка, нашего сына; каждая из вас отдала бы за это свое годовое содержание. Не забывайте и о том, что, когда Кэтрин снова сляжет, я буду сидеть рядом со старым лордом, ведь я у него любимица. Так что для всех вас я не просто Элис, а госпожа Элис. Мое положение может меняться, но даже в худшие времена оно так высоко, что вам и не снилось.
Дамы уткнулись в свои тарелки и хлебали суп молча. Элис не стала больше нарушать надолго повисшую тишину. Она наблюдала за Хьюго. Как давно это было, когда она сидела здесь рядом с Морой, не отрывая взора от его спины, и страсть ее была так сильна, что ей казалось, она сейчас не выдержит и умрет. Теперь она разглядывала его плечи, эту шею и затылок с безмолвной ненавистью.
– Что же вы ничего не кушаете, госпожа Элис? – обратилась к ней Рут.
Элис опустила глаза в тарелку. Суп уже успел остыть, в нем плавали толстые куски сала. Она сделала глоток вина: в оловянной чаше оно имело металлический привкус. Управляющий Дэвид проследил, чтобы место ей сервировали оловянной посудой, как и остальным дамам. Стеклянные бокалы ставили только на главный стол, а она теперь утратила право сидеть там.
– Я не голодна, – коротко ответила Элис. – Попрошу Хьюго, он распорядится прислать мне что-нибудь в комнату.
Она поднялась и направилась прямо к главному столу, к старому лорду.
– Мне надо покинуть ужин, – прошептала она ему на ухо. – У меня что-то болит внутри и немного подташнивает. Мне лучше уйти к себе.
Он посмотрел на нее добродушно, но его улыбка свидетельствовала о том, что мысли Элис для него – открытая книга.
– Ну что ты такая завистливая, ведьмочка? – тихо промолвил он. – Ты же здесь вторая после Кэтрин. Мы всегда тебе говорили об этом. Вернись на место, ешь и пей из оловянной посуды. Когда-нибудь она снова не спустится к ужину, и ты будешь царить здесь. Но когда она хочет сидеть с нами, ты должна занять свое место, то, которое положено тебе по статусу.
Элис бросила быстрый взгляд на Хьюго. Тот слушал, как кто-то из глубины зала, напрягая голос, рассказывает анекдот. Поняв его соль, молодой лорд откинул голову назад и громко расхохотался.
– Нет, – отрезал его светлость, проследив за ее глазами. – Мое решение обжалованию не подлежит. Хозяином здесь остаюсь я, Элис. Иди и сядь, где тебе велено.
Девушка улыбнулась ему самой обворожительной улыбкой.
– Хорошо, милорд. Просто я не хотела своим нездоровьем портить веселье и радость нашим дамам. Но если вы так желаете, конечно же, я посижу с ними.
Лорд Хью окинул взором кислые физиономии дам и резким лающим голосом рассмеялся – они изо всех сил старались услышать, что это Элис с ним обсуждает.
– Господи, Элис, делай что угодно, – снисходительно разрешил он. – Так и быть, пощадим веселье и радость этой компании. Иди к себе, но в следующий раз ты останешься с этими глупыми курицами.
Сделав реверанс, Элис покинула зал через завешанную гобеленом дверь. Уходя, она успела посмотреть на Элизу, поймала ее взгляд и вспомнила свой первый обед в замке, когда ей сообщили, что никто не имеет права покидать свое место раньше господ.
– Дела у меня сейчас получше, чем тогда, – мрачно произнесла Элис.
Поднявшись по ступенькам, она вошла в дамскую галерею, подвинула кресло поближе к огню и села.
– Сейчас мне лучше, чем у Моры в хибарке.
Она подбросила в огонь еще одно полено и теперь наблюдала, как летят вверх искры.
– Я всем показала, кто я такая, – рассуждала она. – Поначалу я была никем, а теперь все обращаются ко мне «госпожа Элис», и у меня двенадцать собственных платьев. Новых платьев у меня не меньше, чем у самой Кэтрин.
Тишина в комнате давила.
– Я всем показала, кто я такая, – повторила она.
Минуту она молчала, глядя на огонь, затем негромко добавила:
– Теперь они считают меня содержанкой Хьюго. И сегодня я действительно стала его содержанкой. И все об этом знают.
ГЛАВА 24
Когда остальные поднялись в галерею, Элис находилась в своей комнате. До нее долетали веселая болтовня и смех, стук кувшина об оловянные кружки. Она сидела за плотно закрытой дверью перед своим маленьким камином и слышала, как поет Элиза, а остальные играют в карты. Шум постепенно стихал, дамы одна за другой извинялись и расходились по комнатам. Потом донесся голос Хьюго, он пожелал кому-то спокойной ночи. Она все сидела перед камином и ждала.
Но он так и не появился.
Рано утром, когда было еще совсем темно, а на западе висела луна, Элис завернулась в шаль, встала, отворила дверь и осторожно выглянула. Огонь в галерее погас, угли в камине остыли. Дверь в комнату Кэтрин была закрыта. Не было слышно ни единого звука.
На минуту Элис остановилась перед холодным камином, вспомнив ту ночь, когда она сидела здесь, охваченная страстью к Хьюго, а он вышел из комнаты жены, обнял ее и признался в любви. Девушка поежилась. Это было давно, очень давно. Мощные силы магии еще не взяли над ней верх, она еще не занималась блудом с Хьюго и верила каждому его слову.
Подкравшись к двери Кэтрин и осторожно повернув ручку, она слегка приоткрыла дверь, заглянула в щелку и услышала глубокое размеренное дыхание. Как призрак, она проскользнула в комнату и внимательно осмотрелась.
Внутри было темно. Свечи не горели, огонь в камине потух. Узенькое окошко выходило во двор и в парк, в темном небе не видно было ни луны, ни звезд. Элис сощурилась, пытаясь хоть что-нибудь разобрать в темноте.
Кэтрин раскинулась на большой, высокой кровати, ее огромный живот горой вздымался под одеялом. Одну руку она забросила над головой, и Элис был виден густой пучок темных волос у нее под мышкой. Другой рукой она обнимала лежащего рядом мужчину. Элис подобралась поближе и увидела, что это Хьюго. Повернувшись на бок, он крепко спал, уткнувшись головой в шею жены и властно обняв ее одной рукой. Так обычно спят супруги. Так обычно спят любовники. Элис, не двигаясь, разглядывала их, прислушивалась к их мирному, спокойному дыханию. Она смотрела на них так, словно вбирала в себя их дыхание и убивала их силой, дарованной ревностью, разочарованием и обманутыми надеждами. Хьюго пошевелился во сне и что-то пробормотал.
Нет, не ее имя.
Миледи улыбнулась и подвинулась к нему поближе; даже в темноте Элис заметила в этой улыбке спокойную радость. И снова оба замерли и лежали спокойно.
Потихоньку Элис притворила за собой дверь и на цыпочках вернулась через пустую холодную галерею в свою комнату, там подвинула кресло поближе к огню, закуталась в шаль и стала ждать рассвета.
В утренних сумерках, когда солнце еще не взошло, но небо уже прояснилось и порозовело на горизонте, обещая солнечный день, Элис поднялась и открыла сундук, где у нее хранились принадлежности для колдовских обрядов. В самом углу был спрятан старый мешочек Моры с костями, на которых были вырезаны руны.
Девушка обернулась. Дверь была заперта, все в замке спали. Она выглянула в узкую бойницу. В неярком утреннем свете над рекой струился туман. Он все сгущался и уже клубился, словно облака. Элис вздрогнула: одно из них здорово напоминало женщину, седоволосую старуху с накинутой на плечи шалью.
– Нет, – прошептала Элис, сразу узнав ее. – Я не звала тебя. Мне нужны только твои руны, мне важно узнать свое будущее. Улетай, я не звала тебя. Оставайся в воде. Я не желаю тебя видеть. Мы обе поймем, когда придет время для нашей встречи.
Так она стояла, пока туман не отхлынул; вот он поредел, снова расслоился и успокоился, и только тогда Элис отошла от окна и села на коврик перед камином.
Она потрясла мешочком, как игрок трясет стаканчиком, и одним движением выбросила кости перед собой. Закрыв глаза, она вслепую выбрала три кости; выбирала сосредоточенно, держа ладонь над каждой, прежде чем взять ее или потянуться к другой.
– Мое будущее, – начала гадание Элис. – Хьюго просто пользуется мной, я для него содержанка и шлюха, теперь я здесь никто. Меня это не устраивает, мне нужно больше. Раскройте мое будущее.
Она разложила в ряд три кости, а остальные убрала в мешочек. Первая лежала лицом вниз, сверху на ней ничего не было. Элис перевернула ее, но и на лицевой стороне было пусто.
– Один, – встревожилась девушка. – Небытие. Смерть.
Вторая тоже была пуста. Элис покрутила ее в руках и пробормотала:
– Но это невозможно, двух пустых рун не должно быть. Пустая только одна, на всех остальных есть знаки.
Она перевернула третью кость. И та тоже оказалась пустой и плоской с обеих сторон. Элис сидела не двигаясь с тремя безликими костями в руке. Она подняла голову и посмотрела в сторону бойницы. Потом подошла. Туман над рекой дрожал, клубился и снова принимал облик покойницы.
– Так ты все знала, – тихо сказала Элис, не отрывая от нее глаз. – Ты говорила мне, да я не слышала. Ты говорила про смерть. Смерть была в твоих рунах. Я спросила: «Скоро ли?», а ты решила не отвечать. Теперь и для меня твои руны пустые.
Элис вытряхнула из мешочка остальные кости, и они рассыпались по полу. Все были гладкие, как отполированный череп, ни на одной не было ни единой отметины.
Ее затрясло, словно к ней вплотную подступили холодные воды реки, словно зеленоватая влага добралась до ее подбородка и вот-вот хлынет в рот. Торопливо собрав кости, она сунула их в мешочек, а мешочек швырнула в угол сундука. Затем плотней закуталась в шаль и легла на постель. Она так дрожала, что никак не могла уснуть.
Хьюго уехал еще на рассвете. Кэтрин допоздна оставалась в постели. Когда Элис с красной накидкой на плечах появилась в галерее, лицо ее было невозмутимым и спокойным. Дамы оценивающе на нее посматривали.
– Я отправляюсь в пустошь, – сообщила она Элизе. – Займусь сбором трав для госпожи. Она хорошо спала?
– Да, – ответила Элиза. – А когда вы вернетесь?
Элис смерила ее холодным взглядом.
– К ужину. Пообедаю в пустоши, возьму с собой чего-нибудь.
– Я провожу вас до конюшни, – вызвалась Элиза.
Они спустились, пересекли зал и через главный вход вышли в парк. Элиза семенила, едва успевая за Элис; они миновали ворота, мост и по заросшей лужайке направились к конюшням.
– Какая хорошенькая кобылка! – с завистью воскликнула Элиза, когда мальчишка-конюх вывел лошадь из стойла.
– Да, – с мрачным удовлетворением отозвалась Элис. – Хорошенькая, это верно. На нее потратили кучу денег.
Она щелкнула пальцами конюху.
– Сбегай на кухню, принеси какой-нибудь еды. Пообедаю в пустоши.
Парень отвесил поклон и помчался к кухне.
– Хьюго всю ночь спал с Кэтрин, – доверительно доложила Элиза, понизив голос и глядя в спину конюху.
– Знаю, – кивнула Элис.
– Он теперь к вам охладел? – полюбопытствовала Элиза.
– Я жду от него ребенка, – напомнила Элис. – Место мое прочно и надежно.
Приятельница смотрела на нее, и в глазах ее мелькнуло что-то похожее на жалость. Элис поймала ее взгляд и почувствовала, что краснеет.
– В чем дело? – спросила она строго. – Что-то не так?
– Ваше положение было бы прочней и надежней, если бы вы сочетались браком с тем солдатом, которого выбрала леди Кэтрин, – рассудительно заметила Элиза. – Если вы ищете прочных отношений, он был бы для вас в самый раз. Хьюго переменчив, как наша погода. Он снова вернулся к Кэтрин, а потом заведет себе еще кого-нибудь. Доверять ему нельзя, он по природе ненадежный.
Конюх уже торопился обратно, неся в руке небольшую кожаную суму. Он привязал ее к седлу и повел кобылу вперед.
– Ты вот это видишь? – Элис указала на лошадку. – Ведь это Хьюго купил ее для меня, разве не так? И платьев у меня полные сундуки. И ребенок дожидается у меня в чреве. Разве это не говорит о прочности моего положения?
Держа в руках сумку для трав, пока парень помогал Элис забраться на лошадь, Элиза пожала плечами.
– Нет, Хьюго все-таки ненадежный, – настаивала она. – Женщина, которая живет с ним как содержанка, должна иметь мешок сбережений, на всякий случай, мало ли что. Ты, Элис, высоко вознеслась, но теперь, возможно, катишься вниз.
– Для тебя я – госпожа Элис! – прикрикнула на нее Элис.
Она встряхнула подол красного платья, разгладила богатую вышивку на верхней юбке и взялась за поводья, глядя на приятельницу сверху вниз, как знатная дама на нищенку у своих ног.
– Для тебя я – госпожа, запомни это, – повторила она.
– А я считаю, что больше не госпожа, – возразила Элиза. – Ты катишься по наклонной. И еще я думаю, что падать тебе осталось недолго.
С каменным лицом Элис резко развернула кобылу к внешним воротам замка и пришпорила ее. Когда она проезжала мимо стражи, солдаты, отдавая ей честь, вскинули копья на плечо, но Элис и головы не повернула. Спустившись к подножию холма, на котором стоял Каслтон, она снова пришпорила лошадь, обогнула скалу, подпирающую замок, и, только переехав через мост на другой берег, где начиналась пустошь, замедлила ход. Дул такой сильный ветер, что трудно было дышать. Она натянула поводья и оглянулась на замок, на его красивые, величественные серые стены, освещенные солнечными лучами. Элис смотрела на него так, будто хотела проглотить, сожрать вместе со всеми лордами и леди, дамами и слугами и всем остальным – только так она могла бы насытить свой голод.
Наконец она развернула лошадь и устремилась в глубь пустоши.
Элис не собиралась навещать хибарку Моры, она просто направила кобылку к западу от замка и ехала куда глаза глядят, без всякой цели. Травы были только предлогом, но когда живая изгородь по обеим сторонам дороги кончилась, а местность стала более дикой, Элис заметила на обочине небольшую кучку полевых цветов и остановила лошадь. Она спешилась и нарвала пучок, обернула его большими листьями конского щавеля и, ведя лошадь на поводу, пошла через широкое поле к реке, глядя под ноги и стараясь не пропустить в густых зарослях какую-нибудь полезную травку или цветок.
Река, как всегда в летнее время, обмелела, течение было слабым, вода лениво струилась вдоль каменных плит, неподвижно стояла в глубоких коричневых торфяных омутах, стекала в расщелины в речном русле, чтобы в нескольких ярдах ниже вскипеть ключами и бежать дальше узким, пересыхающим ручейком. От одного из омутов вылетел кулик-красноножка и чистым голоском завел долгую красивую песенку. Дальше вниз по течению была пещера, где Мора нашла свою могилу. Элис подумала, что тело знахарки уже давно высохло и гниет, полное червей и окруженное тучами мух. Она поежилась и сделала усилие, прогоняя неприятные мысли.
Она все брела вдоль берега и вела за собой лошадь, стараясь не пропустить лекарственные травы или места, откуда смотрели на нее веселенькими невинными личиками незаметные луговые цветы. Сладкий запах чабреца кружил голову, колокольчики под постоянным ветерком пустоши кивали головками. Маленькие темные соцветия пеннинских фиалок качались из стороны в сторону, когда их касались длинные юбки красного платья Элис. Вдали на склоне на длинных стебельках волновались заросли белых, розовато-лиловых и синих цветов лугового сердечника. Элис все шла, будто хотела оказаться подальше от замка, оставить позади свое одиночество, свою беду, свою единственную любовь, которая обернулась горечью, как только она попыталась извлечь из нее выгоду.
Лошадка покорно плелась за ней, а Элис уходила от замка, от Хьюго, от своих бесконечных честолюбивых желаний. Глазами она искала целебные травы, а сама пребывала в смятении, не зная, что делать дальше. Бог обманул ее ожидания, колдовство загнало ее в ловушку. Элис, так твердо шагающая по знакомым дорожкам, погибла. Теперь, впрочем как и всегда, она остро испытывала только одну жажду – выжить во что бы то ни стало. За этим чувством пряталось другое: давнее горе из-за потери матушки Хильдебранды. Эта острая боль не погасла в ней, даже когда руны оказались пусты и Элис снова стала незаметной, как и всякая другая, обыкновенная женщина. В этот ясный, солнечный день, когда высоко в небе вовсю заливались жаворонки, чибисы гнусавыми голосами вопрошали «чьи-вы, чьи-вы» и печально завывали кулики и кроншнепы, Элис пребывала в ином, собственном мире, где царили мрак, холод и беда.
Вдруг она резко остановилась – перед ней был глубокий омут, тот самый, что находился неподалеку от старой хижины Моры. Прикрыв глаза ладонью от яркого утреннего солнца, Элис посмотрела наверх, туда, где стояла хибарка. Вон она, и, кажется, совсем не изменилась. Сланцевая плитка, которой покрыта крыша, скоро совсем съедет вниз и будет беспорядочно валяться, единственное крошечное роговое оконце темно и подслеповато. Ни из окна, ни из двери не видно курящегося дымка. Элис подошла к дому и привязала лошадь к кусту боярышника, растущего возле огородной стенки и усыпанного бледными, чахлыми цветочками. Она подобрала юбку и протиснулась через узенькую овечью калитку. Овощные грядки Моры дали всходы, но успели зарасти густым сорняком. С минуту девушка смотрела на них, вспоминая, как много месяцев назад, осенью, их сажала. Казалось странным, что Мора уже мертва, и довольно давно, а на ее грядке все еще растет репа. Дверь в хижину была не заперта, маленький крючок всегда держал ее плохо, и теперь она свободно болталась и стучала от легкого ветерка. Элис догадалась, что, наверное, какие-нибудь самые храбрые мальчишки из Боуэса пробрались сюда, открыли дверь, заглянули внутрь и, задыхаясь от страха, бросились врассыпную. И больше к этой хижине никто не осмеливался приближаться.
– А я рискну, – вслух произнесла Элис.
Но осталась на месте, словно чего-то ждала.
Дверь заскрипела и хлопнула. Внутри что-то тихо зашуршало. Девушка подумала, что это, скорей всего, крысы, разжиревшие на Мориных запасах зерна и устроившие себе норы в тряпье ее постели. Элис все ждала у порога, словно хотела услышать раздраженный голос Моры, которая велит ей не валять дурака и побыстрей заходить в дом.
Шорох внутри прекратился. Элис все еще медлила, не решаясь толкнуть дверь и переступить через порог. Она уже сомневалась, стоит ли, как вдруг из дома донеслось отчетливое шевеление. Внутри кто-то был, кто-то двигался. Это было не шуршание крысы или какого-то другого маленького животного. Раздались шаги, там кто-то ходил медленно и тяжело.
Элис невольно отступила и протянула руку к поводьям лошади. Шаги в доме стихли. Девушка открыла рот, чтобы позвать того, кто в лачуге, но не смогла издать ни звука. Лошадь замотала головой и прижала уши, словно почуяв охвативший Элис страх и жутковатый, потусторонний запах смерти, исходивший из хижины.
Снова послышался шум, будто кто-то подтаскивал табуретку поближе к огню. Элис отчетливо представила Мору, с которой стекает речная вода, посиневшую от холода, с распухшей плотью, пропитавшейся влагой за много месяцев; вот спадает уровень реки, и она выбирается из пещеры, вся мокрая, бредет вверх по течению к своему дому, там придвигает табуретку к давно остывшему очагу и протягивает раскисшие от воды руки к пустой решетке. Влажный запах смерти, казалось, тянулся из щелей входной двери. Элис снова представила себе, как полусгнившее тело Моры, окончательно разложившись во время дороги домой, кусками отваливается от ее костей, как Мора в темноте поджидает Элис, ждет, когда же воспитанница явится к ней и откроет скрипучую дверь.
От ужаса Элис даже негромко вскрикнула. Мора там, в доме, да, она ждет ее, минута сведения счетов настала.
Девушка поняла: если сейчас она повернется и побежит, то за спиной раздадутся быстрые хлюпающие шаги и она почувствует, как ледяная рука ложится на плечо.
С испуганным возгласом Элис шагнула вперед и рывком распахнула дверь. И сразу самые худшие кошмары стали реальностью.
Ей вовсе не показалось, что она слышит шум.
Ей вовсе не показалось, что она слышит чьи-то шаги в доме.
В полумраке хижины, сгорбившись перед очагом, сидела закутанная в плащ женщина. Как только дверь со стуком открылась, ее спина распрямилась, женщина обернулась.
Стуча зубами от страха, Элис сдавленно крикнула. В темноте лица не было видно, оно было скрыто капюшоном. Вот она встала и медленно направилась к Элис, все ближе и ближе; вот подошла к порогу и переступила его, подставив лицо солнечным лучам. Элис закрыла глаза, не желая видеть мертвенно-бледную, посиневшую и распухшую плоть, вдыхать отвратительное зловоние трупа утопленницы.
Но нет, это не Мора. Эта женщина выше ростом, немолодое белое лицо изрезано морщинами – это морщины страданий. Из-под капюшона выбиваются густые седые волосы. Глаза серые. Протянутые к Элис руки с худыми пальцами покрыты старческими пятнами. Они крупно дрожат, как бывает при параличе.
– Прошу вас… – с трудом произнесла женщина. – Прошу вас…
– Кто ты такая? – грубо спросила Элис, все еще не оправившись от страха. – Я думала, это Мора! Кто ты такая? И что ты здесь делаешь?
– Простите меня, – робко промолвила женщина; от старости или перенесенных невзгод ее голос звучал как надтреснутый колокол, но речь была нетороплива и благозвучна. – Не сердитесь на меня, пожалуйста. Я надеялась, что здесь никто не живет. Я просто искала…
Подойдя к ней ближе, Элис дала выход злости, взбодрившей, как бокал доброго вина.
– Ты не имеешь права здесь находиться! – закричала она. – Как это никто не живет? Это тебе не ночлежка для попрошаек и нищих! Убирайся прочь!
Женщина умоляюще заглянула ей в лицо.
– Простите, миледи… – начала она, но вдруг просияла радостью и воскликнула: – Сестра Анна! Дорогая моя сестра Анна! Маленькая моя! Боже милостивый! Ты жива!
– Матушка! – охнула Элис.
Она вдруг прозрела и узнала ее, матушку Хильдебранду. Шагнув вперед, она раскрыла руки; аббатиса обняла ее, и обе замерли, будто никогда не расставались.
Долго они так стояли, не в силах оторваться друг от друга.
– Матушка моя, матушка, – повторяла Элис, сотрясаясь от рыданий.
Наконец аббатиса отпустила ее.
– Мне надо отдохнуть, – сконфуженно пояснила она. – Я очень слаба.
Она прошла в дом и села на табурет. Элис упала возле нее на колени.
– Как вы сюда попали? – поинтересовалась она.
– Наверное, это Матерь Божья привела меня к тебе, – улыбнулась Хильдебранда. – Все это время я была больна, меня прятали преданные мне люди на одной ферме недалеко от Стартфорта. Они и рассказали про эту лачугу. Когда-то в ней жила одна старушка, но она пропала. Они подумали, что если я поселюсь здесь и начну продавать нуждающимся лекарства, для меня это будет лучшая возможность избежать опасности. Не сразу кто-нибудь отличит одну старуху от другой.
– Она была ведьма, – с отвращением заявила Элис. – Она была старая грязная ведьма. Всякий сразу догадался бы, что это не она.
– Та старая женщина имела слишком много познаний, что небезопасно, – мягко возразила аббатиса. – И я тоже такая. Ее мудрость превышала ее общественное положение, как и у меня. И та женщина, должно быть случайно или по своему выбору, была отверженной, и я отвергнута. Теперь я буду жить здесь, скрываться, с покоем в душе, пока не настанет время, когда я снова смогу служить Господу в церкви, которую Он избрал.
Аббатиса улыбалась Элис столь светло, будто такую судьбу предпочел бы всякий, будто такой доле позавидовала бы любая знахарка.
– Ну а ты как? – ласково обратилась она к девушке. – Я горевала о тебе и каждую ночь молилась о твоей бессмертной душе с тех пор, как мы в последний раз виделись. А теперь ты снова со мной! Воистину, милосердие Господа не имеет границ! Расскажи мне о себе, сестра Анна. Как ты сумела спастись от огня?
– Я проснулась, когда начался пожар, – быстро соврала Элис. – И побежала в часовню звонить в колокол, но меня схватили. Меня утащили в лес и хотели изнасиловать, однако мне удалось вырваться. Пешком я добралась до Ньюкасла, потом направилась дальше искать другой монастырь, чтобы не нарушить обета, но везде было очень опасно. Тогда я вернулась поискать вас или кого-нибудь из сестер, и лорд Хью, хозяин замка, узнал обо мне и дал у себя работу секретаря.
Лицо матушки Хильдебранды посуровело.
– Приказал ли он тебе поклясться и отречься от твоей церкви и твоей веры? – осведомилась она.
Руки ее все еще дрожали, а лицо говорило о том, что она очень стара и слаба. Но голос звучал строго и уверенно.
– О нет! – воскликнула Элис. – Нет! Лорд Хью придерживается старой веры. Он оградил меня от этого.
– И ты до сих пор хранишь свои обеты? – продолжала допрос аббатиса.
Она окинула взглядом богатый наряд Элис, красное платье, которое прежде носила Мег, умершая от сифилиса содержанка.
– Да, – быстро отозвалась Элис, подняв на матушку свое бледное личико с остреньким подбородком. – Я соблюдаю часы и молюсь молча, читаю молитвы в уме. Конечно, я не имею возможности молиться вслух и носить то, что пожелаю. Но я соблюдаю пост, когда положено, и у меня нет ничего своего. Ни один мужчина не тронул меня. И я готова слушаться вас во всем. Ни один из основных моих обетов не был нарушен.
Матушка Хильдебранда потрепала Элис по щеке.
– Молодец, – похвалила она. – Мы с тобой преодолели трудное и горькое испытание, дочь моя. Я часто думала, что остальным выпала более легкая доля, в ту ночь они все погибли и теперь пребывают в раю, а я осталась здесь и изо всех сил стараюсь хранить обеты, полностью отдаваясь борьбе с миром, который с каждым днем становится все более безнравственным и греховным. Представляю, как тяжело и тебе пришлось, дочь моя. Хвала Господу, теперь мы с тобой вместе. И больше не расстанемся.
Элис спрятала лицо в коленях у матушки Хильдебранды. Старая женщина опустила руку на светлую девичью головку и нежно промолвила:
– Какие чудесные у тебя волосы. Я совсем забыла, сестра Анна, что у тебя такие красивые волосы.
Девушка подняла голову и улыбнулась.
– Я не видела твоих волос с тех самых пор, когда ты была еще девочкой, – вспоминала аббатиса. – Когда ты явилась ко мне из того мира, где царит грех, у тебя было красивое бледное личико и светлые вьющиеся волосы. – Она помолчала и продолжила: – Остерегайся греха тщеславия. Судьба вышвырнула тебя в этот мир, когда ты стала уже совсем женщиной. На тебе красное платье, сестра Анна, и ты носишь распущенные волосы.
– Меня заставляют так наряжаться, – быстро пояснила Элис. – Другой одежды у меня нет. И я решила, что справедливо будет не подвергать опасности лорда Хью, который мне покровительствует, и не требовать себе темных платьев.
Аббатиса недоверчиво покачала головой.
– Ну хорошо, – ответила она. – Значит, тебе пришлось пойти на компромисс. Но теперь мы начнем самостоятельно строить свою судьбу. Здесь, в этом маленьком домике. Здесь у нас будет новый монастырь. Пока нас двое, но кто знает, возможно, потом прибавится. Мы с тобой будем соблюдать обеты и вести образ жизни, который предназначен нам свыше. Станем маленьким лучом света во мраке этой пустоши. Маленьким лучом света для остального мира.
– Здесь? – ошеломленно выдохнула Элис. – Здесь?
Матушка засмеялась, как смеялась в старые добрые времена, светло и весело.
