Текст книги "Джинн в плену Эхнатона"

Автор книги: Филипп Керр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Глава 4
Перемены

Вечером, когда они вернулись из больницы, щеки у них были симметрично вспухшие, точно у хомячков, дорвавшихся до еды. После ужина, поднимаясь по лестнице к себе в комнаты, они случайно услышали разговор родителей.

– Ну, – сказал папа, – по-моему, все в порядке. В том смысле, что пока с ними ничего такого не происходит.

– Ты уверен? – спросила мама.

– По крайней мере, я ничего не заметил. – В голосе мистера Гонта появились нотки сомнения. – А что ты видишь? Скажи, что? Что-нибудь уже случилось?

– Ничего, дорогой. Или скажем так: ничего особенного. Но, если я не ошибаюсь, для Джона перемены уже начались. – Мама вздохнула. – Неужели ты не заметил? У него после операции пропали все прыщи.

Филиппа уставилась на Джона:

– Слу-у-ушай! Прыщавый мальчик! А ведь она права! Ни одного прыщика не осталось!

Джон бросился вверх по лестнице в мамин будуар, к большому зеркалу, занимавшему всю стену против шкафа, вернее не шкафа, а целой комнаты с нарядами. Уже целый год Джона изводили прыщи – мерзкие, ярко-красные, они выскакивали на лице в самый неподходящий момент и иногда даже лопались без всякого предупреждения.

– Как же сразу-то никто не увидел? – пробормотал он, придирчиво рассматривая каждый миллиметр своего лица, оттягивая кожу и поворачиваясь к свету под разными углами. Ни прыщика, ни угря, ни-че-го! Совершенно чистая кожа. В последнее время он редко подходил к зеркалу, поскольку вид собственной прыщавой физиономии повергал его в полное отчаяние. Сейчас же он с удовольствием смотрел на себя и недоумевал, почему остальные члены семьи не заметили эту чудесную перемену сразу и почему у некоторых, в частности у мамы, она вызывает не радость, а беспокойство.

Филиппа остановилась на пороге. Она мгновенно почувствовала, что брат сердит на всех родственников сразу, и не дала ему даже рта раскрыть.

– Честное слово, когда мы вернулись из больницы, лицо у тебя было как всегда – Луна с кратерами!

– Обалдеть! Значит, врачи, к которым меня таскали целый год, все-таки не ошиблись. Прыщи сами приходят и сами уходят.

– Угу. – Филиппа, в отличие от Джона, явно не разделяла его укрепившейся веры в медицинскую науку. – Верить в чудесное исцеление, конечно, не возбраняется.

– Ты о чем?

– А тебе не кажется, что тут вообще творится что-то странное?

– Может и творится, – согласился Джон. – Не знаю… – Он по-прежнему разглядывал свое лицо и не очень вслушивался в слова сестры. Наконец он довольно присвистнул, а потом, покосившись на Филиппу, с раздражением добавил: – Ты бы на моем месте тоже радовалась.

– Но о чем все-таки говорили папа с мамой?

– Не знаю. Допустим, о подростковом возрасте. Говорят, все родители с этим жутко носятся. Как только у детей начинается обыкновенная гормональная перестройка, предки гонят их к психиатру. Феликса Грейбела вообще отправили к специалисту по росту волос. А у него всего-навсего усы начали расти.

– Уж на что твой Феликс псих, но родители его вообще с прибабахом. – заметила Филиппа. – Кстати, о странностях. Пойдем, покажу кое-что.

Дети поднялись еще на один этаж, в комнату Филиппы. Вообще-то Джон наведывался сюда очень редко: с души воротит от пушистых зверюшек, сладеньких игрушек и развешенных по стенам картинок с длинноволосыми, похожими на девчонок гитаристами. Сразу за дверью был прикреплен плакат «Звезды Голливуда ниже тебя» (на вертикальной линейке был отмечен рост актеров-коротышек: чтобы сравнить себя с ними и резко повысить самооценку). Филиппа ткнула пальцем в последнюю пометку – она мерила свой рост как раз перед тем как лечь в больницу.

– Позавчера во мне было ровно пять футов. – С этими словами она вручила Джону угольник и карандаш, скинула тапочки и встала к стенке между Томом Крузом и Робертом де Ниро.

Приложив угольник одной стороной к стенке, а другой к макушке сестры, Джон черкнул карандашом.

– Я ведь стала выше, правда?!

– Все, можешь отклеиться.

Филиппа отошла от стенки, и они оба ахнули. Ничего себе! Джон измерил расстояние между пометками.

– На целый дюйм! – выдохнул он. – Так не бывает. Ты, наверно, в прошлый раз неправильно измерила.

– Нет правильно. Мне помогала миссис Трамп.

Миссис Трамп служила у Гонтов домработницей.

– Значит, она ошиблась. Нельзя вырасти на целый дюйм за двое суток.

– Погоди-ка… А ты когда мерился в последний раз?

– На прошлой неделе. Папа меня сам мерил. Он еще сказал, что, когда во мне будет пять футов и шесть дюймов, я получу новые лыжи. Уж он наверняка измерил с точностью до миллиметра. У него как в аптеке.

– Тогда пойдем посмотрим.

В своей комнате Джон встал между актерами Шоном О'Коннери и Пирсом Броснаном (этот плакат предлагал помериться ростом с агентом 007 Джеймсом Бондом), и теперь уже Филиппа взялась за карандаш и угольник.

– Так я и думала! Ты тоже вырос. Сейчас скажу на сколько… На полтора дюйма!

– На полтора? Ух ты! Круто!

– То-то и оно: с нами творится что-то странное. Сначала у нас вырастают зубы мудрости – на десять лет раньше, чем положено. Потом, когда нам их удаляют, нам снится под наркозом один и тот же сон – про дядю, которого мы никогда не видели. А потом выясняется, что мы еще и растем за ночь, как за год!

– Не забудь про мои прыщи!

– Да, еще и твои прыщи!

– И трещина на стене у меня в комнате, что само по себе странно, но к тому же она точненько повторяет трещину в Египетском музее.

Филиппа на мгновение задумалась.

– А знаешь, что еще странно?.. Это только мне холодно или правда от кондиционера сильно дует?

– Я мерзну с первой минуты, как только мы вернулись из больницы. – Джон пожал плечами. – Небось, миссис Трамп выкрутила кондиционер до отказа. Ей всегда жарко, когда она пылесосит.

– Пойдем спросим.

Близнецы кубарем скатились пять пролетов вниз по лестнице: кухня, где миссис Трамп как раз выгружала чистую посуду из посудомоечной машины, располагалась в подвале. В стародавние времена – и вероятно, в иной галактике – миссис Трамп была королевой красоты. Близнецы знали это наверняка, поскольку видели у нее фотографии и газетные вырезки. Но время оказалось к ней сурово. Нынешняя миссис Трамп выглядела простовато и уныло, у нее не хватало верхнего переднего зуба, а две ее дочери жили в Европе, и она уже забыла, когда видела их в последний раз.

– Миссис Трамп! Вы включали кондиционер?

– Я? С чего это я вдруг стану включать кондиционер? Я и не думала включать кондиционер. Обожаю работать в доменной печи. Люди платят бешеные деньги, чтобы пропотеть на тренажерах или в сауне. А мне этого не нужно. Потею тут круглые сутки, причем совершенно бесплатно. – Засмеявшись собственной шутке и захлопнув дверцу буфета, она оперлась обоими локтями о кухонную стойку и широко зевнула, прикрывая ладонью рот, чтобы дети не заметили дырки вместо зуба. Смешная, все равно же видно!

– После больницы нам все время холодно, – пожаловался Джон.

Миссис Трамп потрогала его лоб. Ее рука показалась мальчику прохладной.

– Температуры вроде пока нет, – сказала она. – Но, может, ты заболеваешь?

– Нет же, – с досадой сказал Джон. – Мы замечательно себя чувствуем. Только немножко мерзнем. Вот и все.

– Мерзнет он! Вы только послушайте! На дворе жара больше тридцати градусов, влажность семьдесят пять процентов, а он мерзнет! Я-то тут при чем? Все вопросы к маме. Кстати, я тут про вас кое-что слыхала! Это правда?

Филиппа напряглась и сдвинула брови.

– Что вы слышали?

– Что вас, счастливчиков, отправляют в летний лагерь. Когда я была маленькой, меня никогда не отправляли в лагерь. Ни разочка! Только и знала, что дом да школа.

– А куда бы вам хотелось поехать, миссис Трамп? – успокоившись, Филиппа решила задобрить домработницу. – Только выбирайте не задумываясь.

– Если б деньги были! У меня одно желание – в Рим поехать, дочек повидать. Они у меня обе замужем за итальянцами.

– А в Рим слетать – это дорого? – спросил Джон.

– По моим доходам получается очень дорого, уж поверьте на слово. Разве что в лотерею выиграю, тогда и поеду.

– Кто-то же выигрывает в эти лотереи. – Филиппа жалела миссис Трамп и очень хотела ее хоть как-то обнадежить. – Может, и вам повезет.

– Хочу, чтоб повезло! – миссис Трамп взглянула вверх и даже руку одну воздела к небесам, то есть к потолку. – Как бы мне хотелось!

Филиппа вдруг застонала и села на пол.

– Деточка! Что с тобой? – всполошилась миссис Трамп.

Филиппа кивнула:

– Все в порядке. Просто мне на минутку стало так странно… Точно из меня все силы ушли. – Онавстряхнула головой, пытаясь прийти в себя.

Миссис Трамп дала ей стакан воды, и Филиппа выпила ее залпом, совершенно позабыв, что ненавидит вкус нью-йоркской воды.

Пару минут спустя, уже совершенно оправившись, Филиппа улыбнулась и сказала:

– Вот странно-то… Чувствую себя – как ни в чем не бывало.

– Все эти правила новомодные – раз-два, встал-пошел. Лежать надо после операции, а не по дому шастать. Еще водички хочешь?

– Нет, спасибо… – Взгляд Филиппы упал на сумочку миссис Трамп, лежавшую открытой на столе. Сверху виднелась пачка сигарет. – Но… знаете, что я хочу?.. Сама не понимаю почему, бред какой-то… но мне ужасно хочется… – Она осеклась, точно захотела такого, о чем вслух даже сказать неприлично. Или все-таки прилично? Филиппа была в ужасе от самой себя.

Но миссис Трамп, похоже, догадалась. Она тихонько хихикнула, старательно прикрывая рукой рот с дыркой.

– Ну, детки, с вами не соскучишься!

– Я сама не могу этого объяснить, – смущенно сказала Филиппа. – Я же знаю, что сигареты – гадость. И уверена, что они вредные. Я всегда уговариваю и вас, и маму не курить. Но мне сейчас вдруг ужасно, ужасно захотелось закурить сигарету! Ну пожалуйста, миссис Трамп! Можно?

Миссис Трамп взглянула на Джона:

– Она шутит?

Джон только плечами пожал. В душе он надеялся, что миссис Трамп согласится, потому что он – в тот же миг, когда и Филиппа, – ощутил ровно то же самое. Непреодолимое желание покурить. Образ горящей сигареты, ее мерцающий кончик и особенно источаемый ею дым вдруг показались ему столь притягательными, что Джон совершенно забыл о своем обычном отвращении к курению и курильщикам. Ему был нужен дым, теплый дым, все его тело словно подсказывало, что такое бестолковое занятие, как курение, каким-то чудесным образом спасет его от озноба, который не оставлял Джона даже здесь, на жаркой кухне.

– Ну пожалуйста-препожалуйста, миссис Трамп, – уговаривала Филиппа.

Домработница нервно засмеялась:

– Ты что, хочешь, чтобы меня уволили? В жизни ничего подобного не слышала! Ты раньше-то курить пробовала?

– Нет, – ответила Филиппа. – А сейчас вдруг так захотелось…

– И мне тоже, – признался Джон. – А почему, сам не знаю.

– Это как раз ясно. Близнецы они и есть близнецы.

Джон кивнул.

– Ладно, миссис Трамп, – вдруг сказал он. – Мы же просто прикалываемся. – Он многозначительно посмотрел на сестру: только бы поняла, что он задумал. – Вы идите в сад, покурите, как всегда. Мы просто подумали – вдруг вы так испугаетесь, что сразу бросите курить, но… не вышло. Правда, Филиппа?

– Ага. – Филиппа, кажется, начала понимать, к чему клонит брат. Она вдруг вспомнила, как Уинстон, их ротвейлер, которого раньше звали Нилом, усаживается рядом с папой и принимается нюхать воздух – едва папа берет в рот сигару. – Мы просто неудачно пошутили. Идите курите. Мы не будем портить вам удовольствие.

Миссис Трамп закивала. На самом деле в тот момент, когда близнецы прибежали на кухню, она как раз собиралась выйти покурить – она ждала этой счастливой минутки уже много часов. Поэтому сейчас, без лишних разговоров, она схватила свою пачку сигарет «Салем» и отправилась в сад.

План действий близнецы приняли почти телепатически. Во всяком случае, не тратя зря слов, они последовали за миссис Трамп и уселись подле нее на садовых стульях. Пока она устраивалась, доставала сигарету, закуривала и выпускала первое колечко дыма, они не сводили с нее глаз.

– Вот как раз там и находится наш лагерь. – Филиппа кивнула на пачку сигарет. – В Салеме.

Миссис Трамп удивилась:

– Странное место для летнего отдыха. По-моему, малоподходящее.

– Вот и нам так кажется, – подхватил Джон. – Между прочим, мы в школе ставили пьесу Артура Миллера «Суровое испытание», как раз про события в Салеме… – Он жадно втянул носом табачный дым. – Вы абсолютно правы, это место совершенно непригодно для летнего отдыха.

– Да уж… – сокрушенно сказала миссис Трамп и, спохватившись, добавила: – А приедете туда, и все окажется замечательно.

– Возможно. – Раздувая ноздри, Филиппа пыталась вдохнуть побольше дыма. – Но мы тут подумали и решили поехать в Европу.

Миссис Трамп почувствовала, что близнецы не сводят с нее глаз, точно коты с торговца рыбой.

– Какой чудесный вечер, – невинно заметил Джон, отвлекая ее внимание от сестры, которая в этот момент снова громко втянула носом дым.

– Ой, правда замечательный, – подхватила Филиппа, давая брату возможность сделать то же самое.

– Вы… вы ЧТО? – сообразила наконец миссис Трамп. Вскочив на ноги, она бросила сигарету на выложенную камнем дорожку и сердито растоптала башмаком.

– Ну и ну! – возмущенно повторяла она, возвращаясь на кухню. – Такого я еще не видывала. Надо бы матери вашей рассказать, но, на ваше счастье, я не привыкла ябедничать. Хоть вы и заслужили хорошую взбучку.

Пристыженные, близнецы остались в саду. Сидели там, глядя в оранжевое от городских огней небо.

– Что, разве это было так заметно? – спросил Джон.

– Наверно, иначе она бы не заметила.

– Слушай, а когда ты на кухне на пол села, что с тобой случилось?

– Не знаю, Джон… – Филиппа запнулась, подыскивая слова, чтобы объяснить брату, что с ней происходило на самом деле. – Сначала я как будто пыталась вспомнить что-то давно забытое. А потом вдруг ясно-ясно подумала, словно сказала себе: как было бы хорошо, если бы миссис Трамп выиграла в лотерею и съездила навестить своих дочек. И тут из меня будто все силы вышли. Я стала такая уставшая, такая… как после забега на сто километров. – Филиппа пожала плечами. – Всего на какую-то секундочку. Ну, вроде как вот-вот в обморок упаду.

– А сейчас как?

– Сейчас нормально.

– Гормоны, – постановил Джон.

– Это еще почему?

– Я тут пока все это переваривал – все перемены, которые с нами происходят. По-моему тут дело в гормонах.

– Может, и так. Не знаю. – Филиппа встала и зябко поежилась. – Пошли. Пошли в дом. Мне холодно.

Родители по-прежнему разговаривали в гостиной, и близнецы уселись на ступенях лестницы поближе к двери: вдруг удастся что-то подслушать. Между прочим, именно так, подслушивая под дверью, большинство детей и выясняют все самое важное, все, что имеет самое непосредственное отношение к их собственной жизни. Джону и Филиппе мгновенно стало ясно одно: мистер и миссис Гонт придают непомерно большое значение их зубам и поездке в Салем.

– Черт побери! Все шло так хорошо, – вздохнул папа. – И вдруг…

– Можно подумать, ты не знал, что этот день рано или поздно наступит, – сказала мама. – Поверь, я очень старалась, чтобы у нас был нормальный дом, уклад. Отказывала себе во многих женских прихотях. Познакомившись с тобой, я полностью отказалась от прежнего образа жизни.

А вот это уже новость! Близнецам и в голову не приходило, что их мама может вести какой-то другой образ жизни, кроме как… быть их мамой.

– Я знаю, знаю, дорогая, и поверь, я очень ценю твою жертву.

– Но я никогда не скрывала от тебя правды о наших детях, Эдвард.

– Разумеется, Лейла, разумеется. Просто я не ожидал, что это произойдет так скоро. Да какой отец смирится, когда его дети расстаются с зубами мудрости в столь нежном возрасте? Они даже еще не подростки! Совсем дети! Мне, например, удалили зубы мудрости в двадцать четыре года. Только сравни: двенадцать и двадцать четыре!

– Я же тебе объясняла. Возрастные изменения в моем роду происходят нестандартно.

– А то я сам не вижу? Посмотри на себя, Лейла. Ты выглядишь великолепно, ни одной морщинки! А я… я похож… не знаю уж на кого, но, одним словом, я выгляжу куда старше. Словно в отцы тебе гожусь.

– Да, ты выглядишь достойно и респектабельно. Я очень ценю это в мужчинах.

– Прекрати. Я на лесть не поддаюсь. И вижу всю правду по утрам в зеркале, во время бритья… Так что будет дальше?

– Поедут, как мы и договорились, в «Дом обновления». На все лето. Пока все не начнется.

– Господи, Лейла, ты так говоришь, точно с ними теперь… – Последние слова мистер Гонт произнес шепотом, и близнецы их не уловили.

– Ты что, не замечаешь? Именно так. Они пока еще сами ничего не поняли, но они на пороге пробуждения. Это-то меня и тревожит. Либо мы успеем отослать их к доктору Григгсу, либо тебе придется следить за каждым своим словом. И не только тебе. Всем.

– Лейла, признайся, ты шутишь? Это же мои собственные дети. Почему я должен следить за каждым словом?

– Потому что они не смогут с собой совладать. Вдруг один из них на тебя рассердится? Что тогда?

– Нет, все-таки это настолько дико! – растерянно сказал мистер Гонт. – А что за лагерь? Ну, «Дом обновления»… Это приличное место? И что за человек этот Григгс?

– Эдвард, милый, право же, волноваться не о чем. Все это делается для их же блага. Весь смысл их пребывания в «Доме обновления» состоит в том, чтобы помочь им определиться с параметрами: что можно, а что категорически нельзя. Доктор Григгс опытнейший специалист, он знает об этом куда больше, чем я. Ты же хочешь, чтобы дети были счастливы? Чтобы вели нормальную жизнь?

– Разумеется. Ты это прекрасно знаешь.

– Так-так, – прошептал Джон. – По-моему, пора выяснить, что это за домик такой и кого и как там обновляют. И что за тип этот доктор Григгс.

Филиппа последовала за братом в его комнату. Там он тут же вошел в интернет и набрал в поисковой строке слово «доктор Григгс». Таких оказалось много, но меньше чем через минуту он уже нашел то, что искал.

Уильям Григгс, доктор медицинских наук, детский психиатр и педиатр. Специализируется на трансфигурации, трансформации, трансмутации и общей социализации одаренных детей. Владелец и ведущий консультант «Дома обновления» (Салем, штат Массачусетс) – клиники и летней школы для юных ученых, маленьких вундеркиндов и подрастающих гениев.

– А мы при чем? – недоуменно спросил Джон.

– Ну, ты же не идиот. Хотя идиот, конечно.

– Так, все сходится. Именно так и сказал в нашем сне дядя Нимрод. Никакой это не лагерь, а летняя школа для киндервудов.

– Вундеркиндов, – механически поправила Филиппа. – Из этой категории ты уже вырос.

– Погоди-ка, – сказал вдруг Джон. – Погоди, погоди…

– В чем дело?

– Это доказательство! Понимаешь? Мы же никак не могли знать заранее, что это не обычный лагерь, а летняя школа. Значит, и присниться нам это никак не могло. Короче, это был не сон.

Филиппа кивнула:

– Согласна. Рассудил ты вполне логично. Выходит, нам и вправду являлся Нимрод.

– Ну вот. Теперь надо сделать, как он велел. Сказать родителям, что мы хотим не в лагерь, а в Лондон. Раз он оказался прав со школой, вполне возможно, родители отпустят нас без скандала и без провожатых, как он и предсказывал.

Филиппа вздрогнула. По правде говоря, ей было страшновато ехать в Лондон, да еще без никого. Но она не хотела показывать Джону свой страх.

– Слушай, утро вечера мудренее. Давай подумаем об этом завтра, на свежую голову.

– Хорошая мысль. – Он легонько подтолкнул Филиппу к двери. – А я пока прикину, гений я или не гений. Мне всегда хотелось получить Нобелевскую премию. Только я пока не решил за что.

Глава 5
Истошный вопль

Следующий день начался с истошного вопля. Джон выскочил из постели как ошпаренный и босиком прошлепал в комнату Филиппы. Сестра сидела на кровати, зевала и отчаянно терла глаза.

– Что случилось? – спросила она. – Ведь правда кто-то кричал?

– Я тоже слышал крик, – подтвердил Джон и устремился к зеркалу над раковиной: вдруг ненавистные прыщи вернулись на прежнее место? Но лицо было гладким, как накануне. – Слава богу! – выдохнул Джон. – А я было подумал, что мне все приснилось.

– Что приснилось? Крик?

– Нет. Что прыщи вдруг куда-то делись.

Спустившись вниз, близнецы увидели, что мать с отцом шепчутся в коридоре.

– Может, просто совпадение? – говорил в эту минуту мистер Гонт.

– Вероятность совпадения мала, ничтожно мала, – ответила ему миссис Гонт. – Десять миллионов против одного. Нет, милый, это оно самое. И это только начало.

– У страха глаза велики.

– Ты считаешь, что я боюсь и все время чего-то жду? Не мой случай.

– Но как им удалось? Они же ни о чем не знают. – Мистер Гонт задумался. – Или знают? Ладно, может, ты и права. И в самом деле подозрительно, что это случилось сразу после… – Мистер Гонт запнулся, заметив близнецов. – Ээ… гм… здравствуйте, дети, – произнес он несколько нервно.

– Кто-то кричал? – спросила Филиппа. – Что случилось?

Мистер Гонт растерянно посмотрел на жену и слабо улыбнулся:

– Мама вам сейчас все расскажет. Верно, дорогая? А мне пора на работу. И так уже опаздываю. Ведите себя хорошо и старайтесь не попасть в беду.

– В какую беду? – изумился Джон. – Ты о чем?

– Ни о чем, – поспешно сказал отец. – Просто есть такое выражение… Точнее, было… Так все раньше говорили. А теперь принято «берегите себя» или «не скучайте». Ничего конкретного не имел в виду…

– Ну-ну, – недоверчиво протянул Джон. – А мне показалось, очень даже имел. Можно подумать, будто мы только и делаем, что попадаем в беду. С утра до ночи. Очень на нас похоже, да? Мы это заслужили, по-твоему?

Еще не договорив, Джон почувствовал, что перегнул палку. Разговаривать со взрослыми в подобном тоне в семье было не принято. Он замолчал, ожидая, что отец сейчас сдернет дымчатые очки и просверлит его насквозь уничижительным взглядом. Но случилось совершенно неожиданное.

Мистер Гонт извинился.

– Прости, Джон. Прости, Филиппа. Я ляпнул, не подумав. Вы замечательные, очень послушные дети. Лучше не бывает. – С этими словами он извлек из заднего кармана свой толстенный бумажник, похожий на многослойный бутерброд, и вынул оттуда две стодолларовые купюры. – Вот, возьмите, детки, купите себе что-нибудь приятное. И полезное. Для лагеря.

– Эдвард, это совершенно лишнее, – возмутилась миссис Гонт. – Ведешь себя точно параноик.

Джон возликовал. Свихнувшийся папа – это очень даже неплохо, если его паранойя приносит им с сестрой такие доходы! Он протянул руку, чтобы забрать деньги, пока отец под маминым напором не положил их обратно в бумажник. Вот его пальцы коснулись папиных, и вдруг – папа отшатнулся, отдернул руку, точно обжегся. Ничего себе!

Радости в душе как не бывало. Да кому нужны эти дурацкие сто долларов, если отец его боится?! Перехватив взгляд сестры, Джон понял, что странности папиного поведения насторожили и ее. Как только родители вышли (мама пошла проводить отца до ожидавшего его лимузина), Джон схватил сестру за локоть и прошипел ей в самое ухо:

– Видела? Нет, ты видела? Как он на нас смотрел? Сейчас самое время! Лучше случая у нас не-будет!

– Ты о чем?

– О предложении Нимрода. Сейчас самое время сказать родителям, что мы хотим в Европу.

– Ты уверен? – Филиппа была в замешательстве.

– Хочешь провести все лето в школе для юных дарований?

– Для юных гениев, – машинально поправила Филиппа. – Дарование – от слова дар, то есть подарок Причем от кого – неизвестно. А слово «гений» – родственное слову «ген». То есть гениальность передается по наследству и имеет вполне научное объяснение. Ладно, давай попробуем.

И близнецы устремились вслед за родителями.

Догнав их уже у машины, Джон выпалил:

– Мы тут вот что подумали. Мы не хотим ехать в летний лагерь. В интернете про это место в Салеме пишут, что это и не лагерь вовсе, а школа.

– А главное, этот Григгс – доктор для психов, – добавила Филиппа.

– Точно! – подхватил Джон. – Вы и оглянуться не успеете, как он подсадит нас на таблетки.

– Что за глупости, Джон! – возмутилась миссис Гонт. – Доктор Григгс – замечательный человек. «Дом обновления» – замечательное место. Для одаренных детей. – Она погладила Филиппу по голове. – Там вы научитесь, как находить применение для всех своих дарований.

– Я не хочу быть одаренным ребенком, – настаивал Джон. – Я хочу быть нормальным ребенком.

– И что в таком случае вы намерены делать летом? – спросил мистер Гонт.

Джон метнул взгляд на Филиппу, набрал побольше воздуха и выпалил:

– Мы хотим поехать в Европу.

– Да, в Европу, – повторила Филиппа. – Мы хотим в Лондон, навестить нашего дядю Нимрода.

– Мы поедем сами, – добавил Джон. – Одни.

Мрачно насупившись, мистер Гонт покачал головой и произнес:

– Это совершенно…

«Исключено» – именно это слово уже висело в воздухе, но в последний момент он взглянул на миссис Гонт, и близнецы увидели, что мама взглядом велит ему согласиться.

Мистер Гонт осекся. Помолчал. Улыбнулся. И к величайшему удивлению детей, сказал:

– Это совершенно замечательно! – Он утвердительно кивал и повторял «замечательно» на все лады. – Если вы этого действительно хотите, то отчего же нет? Ведь правда, Лейла? Раз хотят съездить в Лондон, сами, без провожатых, отчего же нет? Пусть едут! Ты согласна?

– Разумеется, – невозмутимо сказала миссис Гонт, словно близнецы попросили чашку чая. – Не вижу причин им отказывать. У нас очень ответственные дети, они вполне могут путешествовать без провожатых. Я сегодня же позвоню Нимроду, скажу, что вы хотите у него погостить, и выясню, в какие сроки ему удобно вас принять.

– А потом я попрошу секретаршу заказать вам билеты на самолет, – сказал мистер Гонт. – Первый класс с баром. Вас устроит?

Джон аж рот открыл. До сих пор они с Филиппой путешествовали только эконом-классом.

– Первый класс с баром? – ошарашенно повторил он.

– Хорошо-хорошо, – поспешно сказал отец, – полетите VIP-классом. Для особо важных персон. Нет проблем.

Джон подумал, что, скажи он сейчас, что пойдет в циркачи, отец, пожалуй, и на это бы согласился. Такое у него было выражение лица.

– Первого класса совершенно достаточно, папа, – заверила Филиппа. – Большое спасибо.

– Да, пап, спасибо, – просиял Джон.

Мистер Гонт любезно улыбнулся в ответ, захлопнул дверь лимузина и, с облегчением вздохнув, велел шоферу поскорей ехать – подальше от собственных детей.

Помахав вслед отъезжающей машине, близнецы вернулись к парадной двери.

– Откуда вдруг такая идея? – вежливо поинтересовалась мать. – Прежде вас не очень-то занимали родственники и в частности Нимрод.

– Ну, это уж не наша вина, – ответила Филиппа. – Ты сама о нем ничего не рассказываешь. А ведь он твой брат, родной брат! Очень странно…

– Когда-то люди говорили про нас: «водой не разольешь». Точь-в-точь как про вас. Но мы выросли. Жизнь развела. Вот и все.

Джон и Филиппа прошли вслед за мамой на кухню. Филиппа обняла ее за талию:

– Мамочка, спасибо, что разрешила нам поехать в Лондон. Да еще без никого.

Миссис Гонт бодро улыбнулась, но близнецы видели, что она опечалена.

– Не грусти, мамочка, – попросила Филиппа.

– Любой матери грустно, когда она видит, что дети совсем выросли, – вздохнула миссис Гонт. – А вы выросли быстрее, чем я рассчитывала, вот и все. Как ваши зубы мудрости. Может, оттого, что вы – близнецы. Я и глазом моргнуть не успею, как вы пойдете учиться в колледж, покинете родной дом… – Она снова вздохнула. – Но такова жизнь.

На кухне Уинстон и Элвис шарахнулись прочь от Джона, когда он по многолетней привычке вздумал потрепать их за уши.

– Эй, приятели, вы часом не сбрендили? – Джон устремился за собаками вокруг стола, всячески показывая им, что настроен миролюбиво и обижать их не собирается.

Миссис Гонт сердито посмотрела на ротвейлеров:

– Так-так… Сначала Эдвард, а теперь и вы оба туда же? Так не пойдет. Уинстон! Элвис! Ко мне!

Псы покорно, но с видимой неохотой выполнили команду. Хозяйка наставила на их огромные морды прямой и властный указательный палец.

– Вы оба ведете себя крайне глупо, – строго сказала она. – Бояться кого-нибудь в доме, тем более детей, нет абсолютно никаких оснований. Будете так себя вести, останетесь без еды и без телевизора до конца дня. Все понятно? Собаки дружно гавкнули.

– А теперь идите и извинитесь перед Джоном. Понуро опустив головы, псы подошли к мальчику и принялись покаянно лизать ему руки.

– Да ладно вам, я и не думал обижаться, – сказал Джон. Причем сказал чистую правду, поскольку сейчас его куда больше занимало кое-что другое. Надо же! Как он не замечал этого до сих пор?! Уинстон и Элвис действительно любят смотреть телевизор! Теперь понятно, почему они так умело переключают каналы.

– А где миссис Трамп? – спросила Филиппа. Миссис Трамп на кухне не было, хотя в это время она обычно готовила детям завтрак.

– Она в саду. Вышла подышать свежим воздухом, – ответила миссис Гонт.

– А кричал кто? Миссис Трамп? – спросил Джон.

– Я точно не знаю, сколько именно… но кажется, она выиграла в Большой нью-йоркской лотерее.

– Что? – подскочила Филиппа. – Сколько?

– Я же сказала, точно не знаю. Я вообще в лотереях не разбираюсь. Но она говорит, что у нее сошлось шесть номеров, то есть не исключено, что она выиграла джек-пот.

Джон углядел возле мойки бульварную газетку, которую миссис Трамп обыкновенно читала, навалившись всем телом на столешницу. Газета уже была открыта на нужной странице. Оставалось только ее поднять.

– Ого! – воскликнул он. – Тут сказано, что весь джек-пот взял один человек, а это целых тридцать три миллиона долларов! – Он перевел взгляд на сумочку миссис Трамп и, выхватив торчавший из нее лотерейный билет, быстро сличил номера.

– Круто! И правда шесть номеров сошлось!

– Видите, как здорово! – обрадовалась Филиппа. – Теперь миссис Трамп сможет съездить в Рим и навестить своих дочек!

– Она так и говорила? Что хочет выиграть в лотерею, чтобы навестить дочерей в Риме? – уточнила миссис Гонт.

– Да. Она сказала, что мечтает выиграть, потому что для нее это единственный способ туда попасть.

– Так-так, кажется, начинаю понимать, – пробормотала миссис Гонт.

– Что понимать?

– Ну, к примеру… почему ваш отец так расстроился с утра, – быстро нашлась миссис Гонт и, увидев, что дочь нахмурилась, добавила: – Ему будет очень не хватать миссис Трамп. Она ведь как член семьи… А представить, что обладательница тридцати трех миллионов долларов захочет и дальше работать у нас домработницей, согласитесь, трудно. Скорее всего, она теперь заведет собственную домработницу, она же богатая женщина! Я даже не знала, что в лотерею можно выиграть так много денег.

Они вышли в сад, где миссис Трамп сидела на лавочке, обмахиваясь – вместо веера или газеты – пакетиком с семенами люпина. Лицо ее опухло от слез, а нижняя губа подрагивала, мешая говорить.

– Что же мне делать, что делать? – причитала она. – Такая куча денег… Что мне с ними делать?