Текст книги "Джинн в плену Эхнатона"

Автор книги: Филипп Керр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

– Может, попробуем сформулировать желание заранее? И запишем? – предложил Джон. – Да-да! По всем «Багдадским законам». Как учил Нимрод.

– Да-да, как же, – кивнул Джалобин. – «Багдадские законы», помню-помню…

– Итак, я желаю, не меняя собственного положения во времени и пространстве, – начала Филиппа, – в точности знать…

– О! В точности! – воскликнул Джалобин. – Замечательно придумано.

– …в точности знать, где сейчас находится Нимрод, – договорила Филиппа.

Джон вопросительно взглянул на Джалобина и Филиппу, но, увидев, что они вроде бы пришли к согласию, дословно записал предложенную формулировку. Потом он вырвал листок с желанием из блокнота и зачитал текст сидевшему в бутылке господину Ракшасу.

– Хорошее желание, – похвалил старый джинн. – Очень точно сформулировано. Практически исключает любую ошибку. Написано в духе девяносто третьего Уложения «Багдадских законов». Остается уповать, что Нимрод нас услышит. Иначе… Иначе не знаю, что и делать. Не можем же мы ездить по всему Египту и выкрикивать это желание там и сям, рассчитывая, что он нас когда-нибудь услышит. Все-таки вероятность, что он находится где-то недалеко от «кадиллака», достаточно велика. И возможно, это наша единственная надежда.

Джон передал листок Джалобину.

– Вы готовы?

– Я чувствую в себе такую решимость, какой не испытывал никогда прежде! – Джалобин еще раз посмотрел на листок, точно актер на текст роли перед выходом на сцену, и кивнул. – Что ж, приступим. – Он нервно облизал губы и старательно проговорил: – Я желаю, не меняя собственного положения во времени и пространстве, в точности знать, где сейчас находится Нимрод.

В следующий момент земля сотряслась, да так сильно, что все решили, что в Египте началось новое землетрясение.

– Что это? – испуганно спросил Джалобин.

– Это исполнение вашего желания, идиоты вы этакие! – раздался откуда-то голос Нимрода. – Я здесь. Разве вы не слышали, как я кричал?

– Сейчас мы тебя слышим, – сказала Филиппа. – Но не видим.

– Конечно не видите, – отозвался Нимрод. – Потому что я погребен заживо. Я в гробнице под толстенным слоем песка в двухстах метрах от машины. Идите на запад, на заходящее солнце, а я буду вам говорить «тепло» или «холодно».

– Ты в порядке? – спросила Филиппа.

– В полнейшем. Только до сих пор сержусь на себя за то, что дал Хусейну Хуссауту обвести себя вокруг пальца, да еще так легко.

– Как же ему это удалось? – спросила Филиппа, двигаясь на запад, на голос Нимрода.

– Все из-за того, что я ногти кусаю. Ну, осталась у меня с детства такая дурная привычка. А ноготь джинн, между прочим, попади он в руки к человеку, дает ему возможность этого джинн закабалить. Не только ноготь, конечно, но и зуб, и прядь волос, все сгодится.

– Да, я помню, как ты грыз ногти, когда мы были в лавке у Хуссаута.

– Вот, видимо, и отгрыз, а он их подобрал. Но кроме того, он откуда-то узнал мое тайное имя. Этих двух вещей было совершенно достаточно, чтобы упечь меня в эту гробницу.

– Но почему Хусейн Хуссаут тебя предал?

– Потому что его шантажируют ифритцы. Когда я уже лежал, оглушенный, тут, на полу, он извинялся и просил у меня прощения. На самом деле у бедняги практически не было выбора. Ифритцы отравили его сына Бакшиша и собаку Эфенди, причем пса они убили, чтобы Хусейн хорошо понял, что грозит сыну в случае неповиновения отца. Он просто вынужден был выполнить их волю.

– Мы видели Бакшиша, он выглядит вполне здоровым, не то что тогда, в первый раз, – сказал Джон. – Мы сегодня съездили в магазин. И притворились, будто верим байке Хусейна, что ты якобы и до лавки его не доехал. По-моему, он и не подозревает, что мы тоже джинн.

– Как же мне повезло, что у меня такие сообразительные племянники. Без вас я бы остался здесь на веки вечные. Вы у меня настоящие детективы! И светлые головы! Надо же – вспомнили, что у Джалобина осталось неиспользованное желание. Кстати! Мистер Джалобин, отныне я ваш вечный должник.

– Не будем пока об этом, – проговорил Джалобин, вышагивая вместе с детьми навстречу заходящему солнцу. – Ну как, уже тепло или по-прежнему холодно?

– Осталось метров пятьдесят, и вы на месте, – ответил голос Нимрода. – Увидите там невысокий вал из песка. Подойдите к его подножию и ждите дальнейших указаний.

– Уже вижу, – воскликнул Джон.

Они остановились, как и было велено, перед валом и огляделись. Теперь вокруг, сколько хватало глаз, колыхались в мареве песчаные барханы. И трудно было представить, что Нимрод где-то здесь, совсем близко.

– Вот сейчас я прямо у вас под ногами, – снова донесся до них голос Нимрода. – Вам придется каким-то образом сдвинуть гору песка, которая высится перед вами. Причем самостоятельно. Гробница запечатана джинн-силой, поэтому я ничем не смогу вам помочь.

– Может, заставить ее вообще исчезнуть? – предложила Филиппа.

– На это потребуется слишком много времени, – ответил Нимрод. – Для таких как вы новичков трансформация песка – дело слишком хитрое. Каждая песчинка норовит вести себя как отдельный предмет. Вам не по силам с ними совладать. Даже не думайте. И сдуть тоже не пытайтесь. Надо сообразить, как его подвинуть.

– Да проще простого, – сказал Джон. – нужен экскаватор. – Он взглянул на сестру. – Ты знаешь, как он выглядит?

– Не уверена, – призналась Филиппа.

– У меня дома игрушка такая есть, – напомнил Джон. – С дистанционным управлением. На книжном шкафу стоит. Ну, вспомнила?

– Между прочим, – сказал Джалобин, – на въезде в Мединет-эль-Фаюм было место, где производились дорожные работы. Я уверен, что у них есть бульдозер. Давайте так, мы с господином Ракшасом останемся здесь, чтобы не потерять место, где сидит Нимрод. А вы с Масли вернетесь на главную дорогу и попытаетесь пригнать сюда какую-нибудь технику. Или сделаете такую же. Это не важно. Главное – спешить. Скоро будет совсем темно, а у меня и без того уже мурашки по телу бегают.

Глава 17
Скорпион

Когда Масли с близнецами ушли и Джалобин остался в одиночестве среди пустыни, ему показалось, будто сам он тоже полузабытая статуя. Хотел было сесть на землю, но побоялся скорпионов, которых в этих краях великое множество, причем крупных и весьма опасных.

– Ну как там внизу? – окликнул он Нимрода, и голос его чуть дрогнул, потому что в этот миг мимо него что-то пролетело, почти коснувшись лица.

– Темно и холодно, – отозвался Нимрод. – Я не смог толком обустроиться, потому что закрепостившая меня джинн-сила чрезвычайно велика. Мои собственные возможности практически сведены к нулю. Похоже, Хусейн использовал двойное заклятие. А то и тройное. У меня есть карманный фонарик, но батарейки в нем потихоньку садятся. Сотовый телефон не работает. Шоколадку которая оказалась в кармане, я уже съел. В общем ситуация довольно печальная.

– Как же вам удалось выполнить мое желание? – спросил Джалобин. – Если ваша сила совсем не действует?

– На то есть «Багдадские законы». Уложение сто пятьдесят два. Обещанное, но не исполненное желание превыше заклятия другого джинн. Понимаешь, в момент исполнения желания происходит что-то вроде передачи полномочий. В сущности, меня вовсе могло не быть рядом, а желание бы все равно исполнилось. – Нимрод вздохнул. – Жаль, что у тебя оставалось только одно желание. Будь у тебя в запасе еще одно, я бы мог оказаться на свободе.

– Отдал бы не раздумывая, – сказал Джалобин, испуганно проводив взглядом змею, которая проползла совсем рядом и скрылась в норке среди песков. – Все бы отдал, чтобы поскорее отсюда выбраться.

Спустя сорок минут и сорок секунд Масли с близнецами все-таки возвратились, причем с экскаватором. Они пригнали оранжевый «тата-хитачи» с ковшом в три кубических метра. Он мог выбирать землю с глубины в восемь метров. Джалобин прямо остолбенел, увидев, что в кабине экскаватора никого нет и он движется сам по себе. Все прояснилось, когда Джон выбрался из «кадиллака» с пультом дистанционного управления в руках.

– Моя игрушечная машина в точности такая же, и я с ней отлично управляюсь. Вот я и решил модифицировать большую, чтобы управлять ею, как маленькой. – С этими словами Джон твердой рукой нажал кнопку. Огромный экскаватор загреб первый ковш песка и вывалил его чуть в стороне.

Копали примерно час. В конце концов дверь гробницы обнажилась почти полностью. Остатки песка Масли отбрасывал лопатой, которую обнаружил в кабине экскаватора. К этому времени последние отсветы солнца покинули пустыню. Вся живность попряталась, только летучие мыши порхали в потоках лунного света. Чтобы Масли хоть что-то видел, на дверь направили фары экскаватора, а мелкие детали освещали карманным фонариком, который, по счастью, оказался в салоне «кадиллака».

– Это место – средоточие зла, – прошептал Джалобин. – Я это нутром чую. Здесь таится ужас.

– Пожалуйста, не надо. – сказала Филиппа. – Мне и без того страшно.

– Мы почти у цели, – крикнул Джон.

Масли отступил от каменной двери и, отбросив лопату, крикнул Джону, чтобы тот спускался к нему по ступеням и не забыл фонарик. Филиппа побежала вниз вслед за братом. Джон уже рассматривал дверь, пытаясь понять, как ее открыть.

– Погодите, – сказал он. – В щели между дверью и стеной что-то есть…

– Ни в коем случае не трогай! – закричал Нимрод изнутри, – Что бы это ни было. Вдруг там печать джинн!?

– Что это значит? – спросила Филиппа.

– Это значит, что с Хусейном Хуссаутом был Иблис или кто-то из его ифритцев. Только им под силу наложить такую печать. Очень возможно, что она сделана из нефрита или меди. Нам, маридам, запрещено трогать эти вещества, для нас они – табу, если подверглись воздействию чужой джинн-силы.

– Наверно, поэтому мама никогда не носит нефритовые украшения, – пробормотала Филиппа.

– Именно, – отозвался Нимрод. – Поэтому ни под каким видом не трогайте печать, иначе тоже попадете в кабалу к ифритцам. А то и хуже… Взломать печать могут только Масли или мистер Джалобин.

Джон, продолжавший рассматривать дверь, покачал головой:

– Нет, материал не похож ни на нефрит, ни на медь. Такое ощущение, что в щель залит воск. Такой полупрозрачный ком, размером примерно с футбольный мяч. Ой, погодите! Он шевелится. Внутри него что-то есть. Как раз цвета меди… О господи! Это же скорпион!

– Понятно, – сказал Нимрод. – Живая печать. Самая опасная. Причем для всех: и для людей, и для джинн. Похоже, Иблис побывал здесь самолично. Потому-то нам так трудно разорвать заклятие.

Внимание! Ни в коем случае не трогайте печать. Иначе скорпион выскочит, а укус его смертелен. Попробуйте лучше развести под дверью огонь, а когда печать растает, убейте скорпиона.

Спасатели тут же поднялись наверх по каменным ступеням и принялись искать что-нибудь способное гореть. Это оказалось непросто, во-первых, из-за темноты, а во-вторых, потому что кустов и деревьев в пустыне не было.

– Можно взять коврики из «феррари», – предложила Филиппа. – Если смочить их бензином, будут отлично гореть.

– Туда им и дорога, – сказал Джон, вытаскивая коврики из салона. – Все равно они дурацкого цвета.

– Внимание! – снова произнес Нимрод, когда они стащили пропитанные бензином коврики вниз и уложили их под дверь, ведущую в гробницу Эхнатона. – В тот момент, когда огонь поглотит скорпиона, вы сможете услышать слово-заклятие, которое Иблис подарил Хуссауту, чтобы меня поймать. Постарайтесь его запомнить. Потом пригодится.

Джалобин чиркнул спичкой.

– Эх, люблю хороший костер, – сказал он и бросил спичку на влажные от бензина коврики.

Пламя взвилось вверх, высветив в темноте их грязные лица, вокруг заметались тени, восковая печать начала таять, а медный скорпион внутри нее тоже заметался, выгибая длинное тонкое жало и корчась, точно палец злобной ведьмы с черным когтем на конце.

– Я не хочу оказаться рядом, когда воск окончательно растает, – признался Джалобин, благоразумно отступая на несколько шагов от костра. Близнецы же вместе с Масли оставались на месте. Наконец от воска не осталось и следа, и скорпион – самый огромный из всех, которых доводилось видеть им всем, включая Масли, – упал в огонь.

Близнецы ахнули. Тридцатисантиметровое тело скорпиона покрывал толстенный, как у броненосца, панцирь; клешни напоминали инструменты из камеры пыток; восемь паучьих ног болтались враскоряку, но страшнее всего был хвост – почти вполовину общей длины, – из которого торчало жало толщиной в большой палец. Членистоногое вспыхнуло, но дотла не сгорело; над его извивающимся ядовитым жалом взвился столб синего пламени, и скорпион, пытаясь спастись от жара, выпрыгнул из костра – прямо на близнецов. Он словно догадался, что эти дети родом из того же клана джинн, что и узник, охранять которого он был навечно приставлен.

Филиппа и Джон инстинктивно отскочили, но мальчик оступился на неровной земле и упал прямо перед пылающим скорпионом. Клацая клешнями и угрожающе подняв хвост с жалом, с которого уже капал смертоносный яд, меднотелая тварь устремилась к голой руке Джона.

– Берегись! – крикнул Джалобин. – Сейчас укусит!

– Нет! – вскрикнула Филиппа и со всей мочи наступила на членистоногое, а потом пнула его ногой. Извернувшись, скорпион уцепился грязными клешнями за шнурок ее кроссовки и пополз вверх по голой ноге. Какой же он тяжелый, не меньше килограмма! Филиппа с отвращением тряхнула ногой, но скорпион не желал стряхиваться. Издав пронзительный вопль, девочка с размаху ударила ногой по каменной двери. Скорпион, стрельнув сгустком яда, который едва не угодил ей в голову, все же слетел на землю, свернулся в клубок, вспыхнул и – испустил дух. Почувствовав, что из его тела выходит воздух, Филиппа вспомнила наказ Нимрода и, присев на корточки на безопасном расстоянии, вслушалась. Слово и вправду донеслось – из каких-то немереных глубин, словно из геенны огненной… А потом Филиппа выбралась из ямы, и ее стошнило. Несколько мгновений спустя Джон нашел в себе силы встать и подняться по каменным ступеням.

– Ты спасла мне жизнь, – сказал он сестре. – Он бы меня точно ужалил.

Филиппа вытерла рот.

– Ты сделал бы для меня то же самое…

Джон кивнул и благодарно сжал руку сестры.

– А я бы не сделал, – вздохнул Джалобин. – Терпеть не могу скорпионов.

Они отковыряли с двери гробницы остатки воска, с трудом открыли ее и вошли в древнюю усыпальницу. Из темноты, радостно раскинув руки, но с непривычно серьезным выражением лица к ним вышел Нимрод. Близнецы бросились к нему в объятия.

– Мы уже боялись, что никогда тебя не увидим, – призналась Филиппа.

– И были недалеки от истины, – вздохнув, кивнул дядя. – Я вполне мог провести здесь бессчетное количество лет. – Он вынул из кармана носовой платок и смахнул блеснувшую в уголке глаза слезу. – Вы спасли мне жизнь, дети. Вы спасли мне жизнь.

Справившись с эмоциями, Нимрод сдвинул брови, откашлялся, сунул платок в карман и, кривовато улыбнувшись, обратился к своему дворецкому:

– Теперь о вас, мистер Джалобин. Хотя подпункт двенадцатый сорок второго Уложения «Багдадских законов» гласит, что человеку, спасшему джинн с помощью ранее дарованных ему трех желаний, потраченные желания не компенсируются, я вынужден обратиться к Уложению сорок четвертому, относящемуся к проявлениям исключительной самоотверженности, и дарую вам, мистер Джалобин, еще три желания, исполнить каковые я готов незамедлительно, как только вы их выразите.

Джалобин громко застонал:

– Ни за что! Избавьте меня от этих милостей! Умоляю, больше никаких желаний! Впервые за долгие годы я наконец чувствую себя от них свободным. Вы, джинн, и вообразить не можете, как трудно вечно стоять перед выбором. Какой груз ощущает при этом человек – ежедневно и ежечасно. Что выбрать: то или это? Кем стать: тем или этим? Это вечная, изнурительная борьба с самим собой! Нет, спасибо, премного благодарен.

– Но я уже проговорил это вслух, – опешил Нимрод. – Значит, желания уже дарованы и я не могу забрать их назад.

– Тогда я желаю, чтобы у меня больше не было никаких желаний, – сказал Джалобин. – Потому что за последние несколько часов я понял про желания кое-что очень важное. Когда они сбываются, непременно выясняется, что тебе все это не нужно. Да-да! Мне не нужна даже новая рука, поскольку я так привык обходиться одной, что уже не буду знать, что делать с другой.

– Отлично сказано, мистер Джалобин, – улыбнулся Нимрод. – Отлично сказано. – Он перевел взгляд на близнецов. – Кстати, кто-нибудь расслышал слово, которое произнес скорпион перед тем как издох?

– Я расслышала, но не поняла. – Филиппа пожала плечами. – Что-то вроде «скроллинг».

– Скроллинг? – переспросил Джон. – Прокрутка на экране компьютера?

– Значит, «скроллинг»? – пробормотал Нимрод.

– Тебе это о чем-то говорит?

Нимрод покачал головой:

– Нет. Я не знаю, о чем речь.

Тем временем из лампы материализовался господин Ракшас и, взяв у Джона карманный фонарик, принялся рассматривать великолепные барельефы на стенах. Больше в этом помещении ничего не было. На самом деле барельефы были нужны не столько для того, чтобы украсить интерьер этого – в остальном пустого – помещения, сколько чтобы скрасить путь усопшего египтянина к загробному миру и остаться ему там вечной опорой. Господин Ракшас то и дело дотрагивался до камня кончиками пальцев, словно незрячий, что читает книгу для слепых, такую в пупырышках, с азбукой Брайля. Близнецам оставалось либо следовать за ним, либо оставаться в кромешной тьме.

– В этой гробнице десятки комнат, – сказал Нимрод откуда-то из темноты. – Она занимает колоссальное пространство, до самых скал, где я оставил автомобиль. Там, кстати, имеется еще один вход, который и обнажился в результате землетрясения. Уходя, Хусейн Хуссаут наложил заклятие на оба входа, да еще и засыпал их песком. Я одолел весь этот путь под землей в надежде выбраться через эту дверь, но она тоже оказалась закрыта, а сама гробница похожа на лабиринт, и обратно я дороги уже не нашел.

– Посмотрите-ка на эти иероглифы! – воскликнул господин Ракшас. – У египтянина, поклонявшегося обычным египетским богам, барельефы всегда посвящены Осирису, поскольку загробная жизнь в его ведении. Здесь же нет ни одного бога, кроме Атона. Без сомнения, это и есть гробница Эхнатона.

– Но где тогда сокровища? – спросил Джон.

– Хороший вопрос, – пробормотал Нимрод.

– Очень возможно, что часть сокровищ уже рассеялась по свету, по большим и малым музеям, – ответил господин Ракшас. – Судя по расположению гробницы и по этим изображениям, рискну предположить, что это захоронение номер сорок два, впервые обнаруженное в тысяча девятьсот двадцать третьем году, а потом потерянное во время песчаной бури. Ученые успели только кратко описать его, да и то неправильно, поскольку решили, что это усыпальница какого-то чиновника или высокого чина из казначейства. Их заблуждение вполне объяснимо. Рельефы у входа сильно отличаются от тех, что расположены в глубине. Такое впечатление, что Эхнатон хотел скрыть, кто истинный хозяин гробницы. Возможно, он опасался, и не без оснований, что ее могут осквернить те, кто считает его еретиком.

Господин Ракшас указал на огромную, во всю стену фреску. На ней был изображен высокий мужчина с похожим на посох золотым скипетром, излучавшим солнечный свет. Лучи касались обнаженных тел десятков людей, склонившихся перед ним в поклоне.

– Но эта картина говорит сама за себя. Любой, кто мало-мальски знаком с историей джинн, поймет, какой эпизод здесь запечатлен. Как видите перед царем склонились жрецы, и их общим счетом семьдесят. Для египтян это число отнюдь не типично, что и наводит на мысль, что это, возможно, единственное изображение пропавших джинн Эхнатона. – Господин Ракшас оглянулся, чтобы поймать взгляд Нимрода. – Интересный головной убор, вы не находите?

– Я как раз о нем и размышляю, – кивнул Нимрод – Обычно на египетских головных уборах изображена Уто, богиня-змея. Причем все ее тело видно полностью. Здесь же часть тела на виду, а часть скрыта, то есть она обвивает голову царя. Выглядит куда реалистичнее. Прямо как настоящая змея. И тело черно-золотое, совсем как у здешней кобры. А еще, заметьте, как Уто держит солнечный диск, Атон. Она под ним, словно… словно… – Нимрод вдруг присвистнул и ударил себя кулаком по ладони. – Ничего себе! Как же мы раньше не поняли?!

– Дядя, ты о чем? – спросила Филиппа.

– Уже несколько тысяч лет мы, мариды, пытаемся разгадать, каким образом человек, пусть и из семьи джинн, смог поработить целых семьдесят джинн. Но этот головной убор дает основания предполагать, что и сам Эхнатон не был свободен. Его волей управлял еще один джинн. Скорее всего из клана Ифрит, чьи талисманы – скорпионы и змеи.

– Что ж, это многое объясняет, – согласился господин Ракшас. – Например, почему ифритцы всегда знали про Эхнатона больше, чем знаем мы.

– Надеюсь, они еще не завладели этими джинн! Семьюдесятью джинн Эхнатона!

– Если бы это уже произошло, разве они стали бы тратить силы и убирать тебя с дороги? – рассудила Филиппа.

– Что ж, логично, – кивнул Нимрод. – Мировое равновесие уже было бы нарушено, а меня бы, скорее всего, не было бы на свете…

– Итак, – продолжал господин Ракшас, – фреска недвусмысленно подсказывает, что пропавшие джинн именно здесь и находились. Наверно, в каком-то сосуде или резервуаре. Скажем, в канопе. Это такая емкость с внутренностями покойника, которая ставилась возле мумии. Рядом с остальными сокровищами Эхнатона. А вот где эта канопа сейчас? Трудно сказать… Возможно, в музее…

– Вопрос в каком, – задумчиво сказал Нимрод. – Да в любом! Стоит себе с подписью «Канопа. Египет». Можно искать всю оставшуюся жизнь.

– Тогда у ифритцев не больше шансов найти ее, чем у нас, – сказала Филиппа.

– Может, ты и права… – отозвался Нимрод. – Но человек, который способен ответить на некоторые из наших вопросов, все-таки существует. Тот, кто заново обнаружил захоронение номер сорок два. И зовут его Хусейн Хуссаут. – Нимрод взглянул на часы. – Кстати, неплохо бы ему передо мной извиниться. Так что навестим-ка мы его по дороге домой. Он нас, верно, не ждет? Тем лучше!

Они вернулись к руинам и автомобилям. Увидев розовый «феррари», Нимрод скептически фыркнул:

– Это что еще такое?

– Нам было некогда брать машину напрокат, – объяснил Джон. – Ну, пришлось немножко… посоздавать. – Он недовольно тряхнул головой. – Я знаю, тут все не так. И колеса чужие. И цвет…

– Да уж. Такой автомобиль мог заказать какой-нибудь арабский шейх для своей самой нелюбимой жены, чтобы ездила по песчаным барханам забирать детей из школы. Но вы сработали совсем неплохо, учитывая, что в любой машине около двух тысяч различных деталей. – Нимрод улыбнулся. – Только что нам теперь с ней делать? Вернуться на ней в Каир? И попасть под град насмешек и ушат презрения? Ведь никакой здравомыслящий человек в такую машину не сядет. Ни за какие коврижки… Или все-таки предать забвению это чудо техники?

– Предать забвению, – хором ответили близнецы.

– Верное решение, – сказал Нимрод и взмахнул руками. Автомобиль тут же исчез. – Ну а что делать с экскаватором?

– Мы взяли его взаймы, – сказал Джон.

– Я так и думал. На ваше произведение не похож. Выглядит слишком достоверно. Да и оранжевый – не твой цвет, Филиппа. Ты наверняка предпочла бы розовый, верно? Кстати, когда вы что-то одалживаете, всегда старайтесь возвратить предмет в лучшем состоянии, чем получили его сами. Просто из вежливости. – Он еще не закончил говорить, а «тата-хитачи» уже покрылся слоем новенькой оранжевой краски, приобрел новые гусеницы, новую коробку передач и полный бак бензина.

Забравшись наконец в свой любимый «кадиллак», Нимрод достал из отделения для перчаток портсигар и с наслаждением затянулся. Дым получился в форме «кадиллака».

– Вы даже не представляете, как я мечтал об этом моменте! – сказал он, попыхивая сигарой. – Если честно, уже думал – не суждено…

Вся компания забралась в машину и медленно поехала вслед за экскаватором, которым Джон по-прежнему управлял с помощью пульта. Наконец они выбрались на дорогу, и движение чуть ускорилось. Вернув «хитачи» на стройку, они со спокойной совестью устремились на север, в Каир.