Текст книги "Джинн в плену Эхнатона"

Автор книги: Филипп Керр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

– Неужели?! – По лицу Нимрода скользнула легкая улыбка, и он уселся рядом с детьми перед телевизором. – Звучит интригующе. Страсть как люблю тайны.

– …Тщательный осмотр самолета в воздухе и по прибытии в аэропорт Хитроу оказался безрезультатным, – говорил меж тем комментатор Би-би-си. – И в Лондоне, и в Нью-Йорке за поиск пожилой пары – а супругам под семьдесят – взялась полиция. Все были крайне обеспокоены их судьбой. Однако уже утром Барстулы, целые и невредимые, оказались дома, в Паукипси. Дать членораздельное объяснение своему таинственному исчезновению они не могут. Многочисленные свидетели утверждают, что видели, как Барстулы садились в «Боинг-747» компании «Британские авиалинии», и даже говорили с ними во время полета…

– Говорите, они сидели рядом? – спросил Нимрод.

– Да, – подтвердила Филиппа.

– …Мы тогда как раз поели, – рассказывал корреспонденту Отис Барстул. – Я взял мясо, а жена попросила курицу. Алкоголь никто из нас не употребляет. Я собрался было почитать, но тут мы как раз попали в зону турбулентности. До этого нам с женой не так уж много доводилось летать, и, положа руку на сердце, мы сильно струхнули.

Нимрод засмеялся.

– Струхнули, – повторил он, в точности передразнив выговор Отиса.

– Мы стали молиться, ну и попросили, вот бы, мол, дома оказаться… И не успел я оглянуться, а мы уже сидим дома на диване. Вот здесь, в гостиной, словно никуда и не уезжали. Некоторое время мы так посидели, все пытались понять, что произошло, и в конце концов пришли к заключению, что с нами приключилось что-то вроде помрачения рассудка, а может, и вовсе все привиделось. Но тут в дверь позвонил шериф и… Впрочем, остальное вы и так знаете. Я слышал, что авиакомпании часто теряют вещи, но чтоб самих пассажиров? Кстати, багаж наш они не потеряли. Он благополучно долетел до Лондона.

– Так вы думаете, что ваша молитва была услышана? – спросил корреспондент.

– Я искренне в это верю, и это единственно возможное объяснение, – кивнула Мелоди Барстул.

– Вы собираетесь предпринять какие-нибудь юридические действия против авиакомпании? – поинтересовался репортер.

– Мы уже говорили с юристом. Но он сказал: раз мы оба считаем, что происшедшее – результат нашей собственной молитвы, шансов на выигрыш дела практически нет. Видимо, авиакомпания не несет юридической ответственности, когда идет речь о подобных ситуациях. О Промысле Божьем.

Нимрод наклонился к Джону. В глазах его блестели хитрые искорки.

– Скажите-ка, молодой человек, – спросил он с притворной строгостью, – ваша сестра всегда так импульсивна? Так простодушна и безыскусна в своем сочувствии ближнему?

– Она… да… вообще-то ее иногда заносит – Джон смутился, не вполне понимая дядюшкин витиеватый стиль.

– Этот человек… Он ведь говорил с тобой, Филиппа? – улыбнулся Нимрод. – Что же он такое сказал, что ты отправила его обратно домой? – тут он расхохотался во весь голос, так что задрожали все семь стен. – Пожалуй, в разговорах с тобой надо быть очень осмотрительным, а то мне как-то не хочется повторить подвиг Барстулов.

Филиппа вежливо улыбнулась, напряженно пытаясь понять дядину шутку.

– Смейся, конечно, если нравится. Только над чем? Они и вправду очень милые старички, и я очень рада, что они целы и невредимы.

– А может, они отравились самолетной едой? – предположил Джон. – Мне эта курица сразу не понравилась.

– Это потому, что ты объелся! – заявила Филиппа. – Еще бы, и мясо съел, и курицу.

– Кстати, о пище, – опомнился Нимрод. – Есть хотите?

– Умираю от голода, – признался Джон.

– Вот и отлично. Сейчас я сооружу для вас огромный английский завтрак В сущности, он очень похож на американский, но у него есть три национальные особенности. Яичница выкладывается на восточную, а не на западную сторону тарелки; бекон по вкусу напоминает мясо, а не куски сухой кожи, содранные с подошвы усталого рикши, а помидоры называются помидорами, а не томатами. В противном случае это уже не английский завтрак.

После еды, которая выглядела в точности так, как обещал Нимрод, Филиппа все-таки вернулась к мучившему ее вопросу:

– Как же все-таки случилось, что два пожилых человека исчезли из самолета прямо в воздухе? По-моему, тут какая-то ошибка. Так не бывает.

– Судя по всему, бывает, – отозвался Нимрод со смешком. – Вы же верите телевизионным новостям. – Он закурил сигару. – Так что отныне всем нам придется, так сказать, желать поосмотрительнее.

– Чего желать? – насторожилась Филиппа.

Нимрод решительно встал:

– Ты ослышалась. Я сказал не «желать», а «жевать». Чтобы вдруг не подавиться. А теперь пора мыть посуду. У мистера Джалобина и без нас забот хватает, так что убирать и мыть за собой посуду нам придется самим. Если мы оставим ему три лишних тарелки, он будет причитать по этому поводу до конца дня. А человек с одной рукой не должен чувствовать себя ущербным ни в одном деле, даже если он слуга и убирает огромный дом. Не надо давать нашему Джалобину лишний повод для жалоб.

Перемыв всю посуду, они вернулись в библиотеку – погреться у камина. Нимрод снова закурил сигару, а Филиппа принялась рассматривать книги на полках. Она насчитала несколько десятков разных изданий одной и той же книжки: некий Хойл обучал читателей премудростям карточных и других азартных игр. Еще здесь стояло пятидесятитомное собрание «Багдадских законов» в красивых кожаных переплетах.

– Что это за законы? – спросила Филиппа.

– Это законы дипломатического этикета, – ответил Нимрод, еще больше озадачив Филиппу. – Они были сформулированы в Багдаде, в стародавние времена… Знаете, если у вас нет на сегодня особых планов, может, попробуете прочитать пару глав из «Тысячи и одной ночи»? Тогда нам будет что обсудить за ужином. А когда прочтете всю книгу, я объясню вам кое-что о жизни. Например, откуда вы взялись.

Джон и Филиппа изумились.

– Гм… – начал Джон. – Вообще-то мы знаем, откуда берутся дети. Нас можно не просвещать.

Нимрод фыркнул:

– Я имею в виду некоторые другие сведения. Кое-что, куда более интересное, чем слияние клеток ради появления сморщенных орущих младенцев.

– Неужели существует что-то более интересное? – иронично спросила Филиппа.

Дядюшка взглянул на нее с упреком.

– Я расскажу вам, что на самом деле привело вас сюда, в этот дом. Почему ваши родители не стали возражать, когда вы отказались ехать в летнюю школу и запросились в Лондон. Каким образом я попал в ваш общий сон во время операции. И вообще – кто вы такие. А еще – про удачу и ее законы. И про великую цель, которая собрала нас всех вместе. Вот такие сведения вам и предстоит узнать.

Нимрод хотел произнести что-то еще, но слово превратилось в зевок… в другой зевок…

– Простите великодушно, – смутился он. – Я не привык начинать день так рано. Пожалуй, мне надо вздремнуть. Да и вам с дороги не помешает. – Он махнул рукой на прощанье и направился к двери. – Увидимся за ужином. Тогда все и узнаете.

Глава 8
Господин Ракшас

До вечера Джон не доспал, он проснулся уже через несколько часов. Проснулся и посмотрел на потолок Туда и правда стоило посмотреть: потолок был расписной! Художник изобразил на штукатурке тучи и молнии, поэтому казалось, что вот-вот прогремит гром, хлынет дождь, – короче, разыграется стихия. Проведя в ожидании грозы полчаса, Джон заскучал. Тогда он сел на постели и начал читать подаренную дядюшкой книгу. Это само по себе было весьма примечательно, поскольку вообще-то он вовсе не собирался читать, а взял ее в руки так просто, от скуки – полистать.

«Тысяча и одна ночь» – это не одна длинная сказка, а целая куча сказок, которые рассказывает отважная девушка, царица Шехерезада, причем не развлечения ради, а чтобы спасти свою жизнь. Поэтому сказки ее крайне занимательны: про принцев и принцесс, про могущественных джиннов и удивительные чудеса, про ловких мошенников, жадных купцов и изобретательных воришек. Некоторые сказки Джон, разумеется, знал с детства: «Синдбад-мореход», «Али-Баба и сорок разбойников», «Волшебная лампа Аладдина». Но самым занятным были даже не сами сказки, а то, как они прорастали друг из друга, исподволь, но единственно возможным способом, точно в китайской головоломке. Короче, книга захватила его настолько, что он уже не мог оторваться, он должен был дочитать – до конца! Прежде он весьма и весьма скептически относился к цитатам из рецензий, которые принято печатать на задних обложках книжек для привлечения потенциальных покупателей, поскольку не верил, что кто-то якобы прочитал книгу «в один присест», «залпом», «не отрываясь» и так далее. Но сейчас, к величайшему своему удивлению, он почувствовал, что с ним происходит именно это: он не может отложить книгу. Вот это да!.. До конца своих дней он не забудет свой первый день в Лондоне – тот самый, когда он впервые открыл этот полный чудес том.

У книги, которую подарил ему Нимрод, были и другие необыкновенные свойства. Во-первых, Джон обнаружил, что углы страниц в ней не загибаются. Он по привычке пару раз попробовал, поскольку всегда так делал – вместо закладки, – но не тут-то было. Загнутые углы тут же распрямлялись обратно. Во-вторых, книга сама себя подсвечивала. Да-да! Наступил вечер, а Джон по-прежнему мог читать, не включая свет. Более того! Поэкспериментировав, Джон убедился, что читать можно и в полной темноте: накрывшись с головой пледом и без фонарика!

Поразился Джон и скорости, с которой он переворачивал гладкие, как шелк, страницы. Раньше он никогда не читал таких толстых книг, да еще с таким удовольствием и так быстро. Глаза его точно летали по строкам, и страница, на которую прежде у него ушло бы две-три минуты, теперь читалась в десять раз быстрее. В итоге огромная книга в тысячу страниц оказалась прочитана меньше чем за шесть часов. Когда Джон перевернул последнюю страницу, его так и распирало от гордости, поэтому он бросился в комнату Филиппы – похвастаться своим достижением. Как выяснилось, сестра тоже прочитала книгу от корки до корки, причем закончила на час раньше.

– Что-то тут неладно! – нахмурился он, пытаясь скрыть разочарование.

Филиппа, любившая и умевшая читать куда лучше своего брата-близнеца, рассмеялась:

– Ну еще бы! Ты провел целый день в обнимку с книгой! Хотя погоди, помню! В прошлое Рождество ты тоже читал целый день, потому что папа пообещал тебе пятьдесят долларов, если ты одолеешь «Зов предков» Джека Лондона.

– Да, я получил пятьдесят долларов, причем отработал каждый цент. Скучнее книги я еще никогда не видел. Но с этими сказками правда что-то не так. И ты прекрасно знаешь, о чем я говорю.

– Я знаю даже больше. И даже ждала, чтобы ты пришел, потому что хочу провести эксперимент при свидетелях.

– Какой эксперимент?

– Вот какой! – Она взяла свой экземпляр книги и со всего размаху бросила в горящий камин.

– Эй, ты чего? Сбрендила?

– Я тоже сначала решила, что сбрендила, – кивнула Филиппа и торжествующе указала на том, преспокойненько лежавший в языках пламени. – Странная книжка, правда?

Несколько минут они глядели на упорно не желавшую загораться книгу. Наконец Джон схватил щипцы для углей, вытащил ее из огня, положил на железный лист перед камином и, чуть выждав, осторожно потрогал.

– Совершенно не обгорела! Ни единого следа! – Он продолжал внимательно оглядывать страницы. – Даже не нагрелась! Потрогай!

Филиппа положила ладонь на страницу, которая показалась ей даже прохладной.

– Интересно, из чего она сделана?

– Может, спросим у Нимрода?

Спускаясь по лестнице, они, к своему удивлению, встретили высокого тощего человека с седой бородой, в белом тюрбане и белом восточном халате. Он поднимался им навстречу и был какой-то странный – у близнецов даже мурашки по спине побежали. Незнакомец же, увидев детей, сложил ладони вместе, склонил голову и безмолвно прошел мимо. Этажом выше он подошел к ровно-серебристой стене, в которой вдруг распахнулась дверь, хотя только что там ни на какую дверь не было и намека. В следующее мгновение человек исчез как не бывало.

– Кто это, как ты думаешь? – Голос Джона нервно дрогнул.

– Расслабься, – сказала Филиппа. – Наверно, какой-нибудь приятель Нимрода. Он ведь нам даже улыбнулся, правда?

– А тебе не кажется странным, что первый человек, которого мы встречаем после того как прочли «Тысячу и одну ночь», выглядит в точности как персонаж из книги. Как настоящий джинн.

– Джинн? Но почему ты так решил? – Филиппа засмеялась. – Из бутылки он вроде не выскочил… поднимался себе по лестнице…

– А тюрбан на голове?

– Ну знаешь, в наше время каждый носит, что ему вздумается. И тюрбан вовсе не значит, что это колдун или волшебник. – Филиппа пожала плечами. – Впрочем, может, ты и упустил свой шанс. Надо было потребовать, чтобы он выполнил три желания.

– Ладно, допустим, он не джинн. Но все равно пора поговорить с Нимродом начистоту.

Нимрода они нашли в столовой, возле уставленного яствами стола. Тут был и жареный гусь – прямо целиком, не разрезанный; олений бок; жареный окорок; баранья нога, а также овощи, сыры, фрукты, вино и кока-кола. Нимрод, видимо, ждал племянников: стол был накрыт как раз на троих, и дядя уже нацелился ножом на гуся.

– А вот и вы наконец, – мягко сказал Нимрод – Как раз время заморить червячка. Угощайтесь.

Он приглашающим жестом обвел стол, тем самым предотвратив град вопросов, которые готовы были на него посыпаться: и про странную книгу, и про еще более странного человека на лестнице. Близнецов вдруг обуял такой голод, что по крайней мере несколько минут их внимание было поглощено едой и только едой. Быстро усевшись, они принялись накладывать себе на тарелки горы всякой вкуснятины.

– Мы только что встретили в доме очень странного человека, – все-таки сказала Филиппа, правда, успев набить полный рот. – Весь в белом. Включая тюрбан.

– Это привидение? – спросил Джон.

– Привидение? Нет, в этом доме они не водятся. Было бы слишком нагло с их стороны. Это господин Ракшас. Он индус. Родом из Индии. Он, кстати, сейчас к нам присоединится. Если только вы не напугали его до смерти.

– Мы? Его? – Джон нахмурился. – А нам каково пришлось? Да у нас сердце в пятки ушло!

– Господин Ракшас очень расстроится, если узнает об этом. На самом деле он ужасно робкий стеснительный человек. Мухи не обидит. – Нимрод на миг задумался. – Здесь-то, в Англии, мух не так много, и трогать их особого смысла нет, а вот в более жарких странах мух целые тучи, и обидеть их так и тянет. И обижают. Все. Но – не господин Ракшас, тихоня наш.

– Вообще-то Джон несколько преувеличивает, – сказала Филиппа. – Ваш господин Ракшас вовсе не такой страшный. Просто… – она подыскивала точное, с намеком, слово, – просто таинственный.

– Терпение и еще раз терпение, – остановил ее Нимрод. – Я же обещал, что займусь вашим просвещением. Значит, займусь.

Тут в комнату вошел Джалобин. Единственная рука его была поднята вверх, а на ней высился огромный бисквитный торт со взбитыми сливками.

– Но всему свое время, – продолжил Нимрод. – Я вложил столько труда в это произведение кондитерского искусства, точнее, в его украшение…

– Труд, тоже мне, – презрительно фыркнул Джалобин и водрузил торт на стол. – Смех да и только.

– …что, пока вы не воздадите ему должное, мы не можем переходить к следующим пунктам программы. Что ты сказал про труд, Джалобин? Тебе что-то трудно? На что жалуемся?

– Что вы, сэр. Никаких трудностей. Никаких жалоб. Я могу быть свободен?

– Да, можешь идти. – Нимрод подцепил кусок ветчины, положил на свою и без того полную тарелку и обратился к близнецам: – Итак, вы, двое. Едим молча, пока не почувствуем, что наелись до отвала.

Спустя полчаса Нимрод расстегнул красный смокинг, проверил время по золотым часам, налил себе еще бокал бургундского, закурил толстенную сигару и откинулся в скрипучем кресле.

– Уф… Настоящий пир… Что? Что ты сказал?

– Да, – согласился Джон, – неплохо перекусили.

Тут в дверь постучали, и в гостиную с церемонным поклоном вошел господин Ракшас.

– Сто тысяч здравиц и пожеланий благоденствия этому Братству Лампы, – произнес он. – Да исполнятся все ваши желания, кроме одного, ибо надо, чтобы вам по-прежнему было к чему стремиться. Да будет худший день в вашем будущем не хуже, чем счастливейший день в вашем прошлом.

К удивлению Джона и Филиппы, господин Ракшас говорил с ирландским акцентом. Увидев, как брови близнецов недоуменно поползли вверх, Нимрод коротко пояснил:

– Господин Ракшас был вынужден провести многие годы в одиночестве и выучил английский по ирландскому телевидению.

Господин Ракшас сдержанно кивнул и продолжил:

– Да лишены будут враги Ирландии хлеба и виски! Да будут они обречены на мучение зудом и лишены возможности почесать зудящее место.

Теперь, увидев его во второй раз, причем при более ярком освещении, близнецы поняли, что он совсем не страшный: в длинном белом, застегнутом под самый подбородок сюртуке, белых шароварах, белых туфлях с загнутыми носами и белом тюрбане, с которого прямо на лоб свисала белая жемчужина на шнурочке. Облик довершали длинная косматая борода и усы, тоже совершенно белые. Только глаза были карие. И очень добрые. Господин Ракшас улыбался, но Филиппа уловила глубоко затаенную печаль, даже, может быть, горе, которое постигло его когда-то давным-давно.

Он устроился возле самого камина, вернее, почти что в камине – на обтянутой кожей каминной решетке, так что детям казалось, что он вот-вот свалится в огонь, – и несколько минут просто грел руки, сгибая и разгибая длинные тонкие пальцы. Потом он закурил трубку.

– Вы как всегда вовремя, господин Ракшас, – сказал Нимрод. – Я как раз собирался рассказать моим юным родственникам о ниспосланных им дарах.

Дарах! У Джона сердце забилось как выдернутая из воды рыбка. Дарах – значит подарках! А сегодня даже не Рождество и не день рождения!

Филиппа в своих догадках была куда ближе к истине: она понимала, что дар – это врожденное свойство. Но это ее только встревожило. Неужели она особенная и на нее всю жизнь будут пялиться и показывать пальцем?

Огромные напольные часы, тикавшие на протяжении всего обеда – громко и резко, точно по струнам дергали ножом, – вдруг смолкли. Тишина воцарилась явственная, она ощущалась чуть ли не кожей и словно подсказывала близнецам, что прежняя их жизнь кончилась, что впереди – жизнь совсем другая и пора это осознать.

– Итак, – произнес Нимрод, – я буду говорить, а вы просто слушайте. Думаю, это будет самое правильное. Слушайте и постигайте. И начну я, пожалуй, с самого начала. Верно, господин Ракшас?

Тот ответил не сразу, раздумчиво, между двумя затяжками своей трубки.

– Нда… Пожалуй, так. С начала и до конца. Поскольку хорошая хозяйка никогда не купит на базаре кролика без головы, а то вдруг подсунут кошку?

– Все, что я вам сейчас расскажу, – чистая правда, – торжественно начал Нимрод. – Что-то покажется вам поразительным, что-то и вовсе невероятным, но я прошу вас о полном доверии. Отключите на время свои сомнения, представьте, будто сидите в кино, на фантастическом, но совершенно ненаучном фильме. – Нимрод затянулся и выпустил изо рта облако дыма. – Итак, на Земле существуют три вида разумных существ – и это вам подтвердит любой грамотный человек или маг. Первый вид – ангелы, которые, будучи бестелесны, состоят из света. Второй вид – люди. Они состоят из земли. Вы ведь наверняка видели по телевизору похороны и помните, как священник говорил: тело – земле, пепел – пеплу, прах – праху и прочая. И так оно, в сущности, и есть. Человек – это земля или, по-научному, углерод. А если еще научнее, углерод и вода. Впрочем, в контексте нашей беседы человек нас волнует меньше всего. Нас волнует третий вид высшего разума. Джинн. Да-да, именно джинн, а не джинны, как принято называть их среди людей. Но надеюсь, никто из моих родственников не посмеет употреблять это вульгарное название. Оставим его для мультфильмов и рождественских представлений. Мы будем говорить правильно, а правильно – это джинн, не важно – один или много. Джинн состоят из огня. Да, из огня. – Словно в подтверждение сказанного Нимрод выпустил изо рта еще одно облако дыма.

– Ты шутишь? – спросила Филиппа.

– Вовсе нет, – серьезно сказал Нимрод. – Существует несколько кланов джинн. О них можно рассказывать весь вечер, верно, господин Ракшас?

– О да!

– Но вам, мне, вашей матери и господину Ракша су посчастливилось. Мы принадлежим к самому славному и знаменитому клану джинн. Клану Марид. Наш клан самый малочисленный, но и самый могущественный… Вот так. Я изложил вам самое главное. Выпустил, так сказать, джинн из бутылки. Вы ведь наверняка слыхали это выражение? Но вряд ли думали, что оно имеет отношение лично к вам? Уверяю вас, мои юные родственники, имеет, причем самое прямое отношение. Вы оба – Дети Лампы.