355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Филипп Делелис » Последняя кантата » Текст книги (страница 12)
Последняя кантата
  • Текст добавлен: 8 сентября 2016, 22:19

Текст книги "Последняя кантата"


Автор книги: Филипп Делелис


Жанр:

   

Триллеры


сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Профессор снова принял свой невыносимый тон. Летисия молча вышла из кабинета, а Жиль с мрачным видом все же попрощался с Дюпарком.

В вестибюле их остановил Леон. В руках он держал конверт.

– Мадемуазель Форцца, у меня для вас письмо…

– Но я не переадресовывала свою корреспонденцию на консерваторию!

– Да, мне это тоже показалось странным. Его только сейчас принес курьер. Он сказал: «Передайте ей, когда увидите».

– Как он выглядел? – спросил Жиль.

– О, один из этих невежд на скутере. Не знаю, с кем он может быть связан…

Леон отошел. Летисия вскрыла конверт и с удивлением посмотрела на его содержимое – небольшой белый листок, сложенный пополам, на котором были напечатаны три строчки:

Но где премудрость обретается?

И где место разума?

Не знает человек цены ее, и она не обретается на земле живых.[133]133
  Библия, Книга Иова, глава 28, стихи 12 и 13.


[Закрыть]

– Что это значит, Жиль?

Комиссар внимательно изучил листок. Его охватило сомнение: он не хотел волновать Летисию, но и не мог скрывать от нее опасность.

– Это угроза смерти, Летисия.

37. АРИФМЕТИКА

Мир – это музыка, а музыка – это число.

Жак Шайлей. Мифология и музыкальная цивилизация Древней Греции

Париж, наши дни

Жиль пригласил Летисию пообедать в «Телеграфе» на улице Лиль. Ресторанчик, куда издавна ходили почтовые барышни, был его любимым. Летисия выглядела мрачной. Он хотел бы видеть ее жизнерадостной и уверенной в себе, но знал, что он ответственен за ее подавленное настроение. Записка, полученная в консерватории, выбила ее из колеи. Жиль усилил меры безопасности, но угроза оставалась.

После их разговора накануне с профессором Дюпарком Летисия работала над разными вариантами расшифровки королевской темы. Жиль прекрасно понимал, какие чувства она может испытывать: она считала делом чести раскрыть секрет, который уже стоил жизни двум ее друзьям. Летисия с рассеянным видом потягивала аперитив из белого вина и черносмородинового ликера, свет ресторанных люстр так выгодно освещал ее глаза, что наводил на мысль о новой «теме взгляда»…

– Не берите все на себя, Летисия, – сказал Жиль, отставляя свой стакан. – Пьер и Морис были в расследовании почти на том же этапе, что и вы, когда они заявили, что раскрыли секрет.

– Что вы хотите этим сказать? – удивленно спросила Летисия.

– Я хочу сказать, что они догадались, что тема отходит от норм своего времени, и поняли, что она содержит в себе сообщение. Это их главное открытие, и вы его тоже сделали.

– Я думаю, что они прошли дальше.

– Возможно, они нашли какие-то элементы секрета, но не раскрыли его. Я по-прежнему убежден, что мы должны сначала найти то, что Фридрих Второй захотел спрятать, и только тогда тема станет нам ясна. Но этим займусь я, а не вы. Вам теперь необходимо отдохнуть.

– Нет, я не хочу. Сейчас я живу только королевской темой. По ночам мне снятся ноты.

– Тем больше поводов на какое-то время отключиться.

Они молча принялись за обед. Шум разговора вокруг них казался чем-то неуместным.

– Среди ваших расшифровок что-нибудь выглядит особенно значительным?

– Трудно сказать, потому что когда манипулируешь с темой и так и сяк, можно увидеть что-то не такое уж необходимое. Я хочу сказать… символы, которые Бах ввел неосознанно. Все очень сложно, потому что у Баха всегда имеется два измерения: одно явное и второе скрытое. Это в какой-то мере как музыка внутри музыки или как живописное полотно, скрытое под слоем другой живописи.

– …Которую не заметишь, если не подойти ближе и не прищурить глаза, – сказал Жиль. – Так, да?

– Да, так… Сейчас я щурю глаза – то есть уши – и, мне кажется, что-то различаю, но, возможно, прохожу мимо главного.

– Ну и что дальше?

– Так вот… я в основном работала по методу гематрии, науки производных чисел каббалы. Иоганн Себастьян особенно любил ее. Все музыканты в той или иной мере заворожены числами. У нас есть свидетельство Леопольда Моцарта, где он рассказывает об интересе его сына к арифметике еще в шестилетнем возрасте. И сам маленький Вольфганг в четырнадцать лет в письме своей сестре в Манту подписался «Вольфганг фон Моцарт, друг Ряда Чисел». Мы могли бы привести и другие примеры…

– Особенно у наших современников.

– Безусловно. Архитектор и композитор Янис Ксенакис,[134]134
  Ксенакис, Янис (1922–2001) – греческий композитор, архитектор. Создал собственную систему музыки, основанную на математической теории вероятностей. Один из лидеров французского музыкального авангарда.


[Закрыть]
а еще Антон Веберн, он в последние годы жизни был просто заворожен магическими квадратами.

– Все это представляется ребячеством, – неуверенно запротестовал Жиль.

– Вы ошибаетесь! – резко оборвала его Летисия, рассерженная тем, что ее педагогические усилия так плохо оценены. – Напротив, это очень серьезно! Композиторы, как, впрочем, и все другие творцы, всегда находятся в поиске определенной гармонии, естественно, в своем произведении прежде всего, но и в гармонии между самим собой и своим произведением. Эта гармония существует изначально, им надо только найти ее. Гармония управляет фундаментальным равновесием планеты, отзвуками вселенной…

– И только? – ради шутки спросил Жиль.

– Не смейтесь, вы еще ничего не знаете. Вы будете удивлены результатами гематрического анализа произведений Баха. Чаще всего достаточно посчитать такты или ноты, чтобы получить символические числа, которые не могут быть случайными. Помимо его собственных чисел 14, 41, 158, мы находим множество ссылок на дату его рождения по христианскому летоисчислению и по исчислению розенкрейцеров.[135]135
  Розенкрейцеры – члены тайных религиозно-мистических обществ XVII–XVIII вв. в Германии, Голландии и других странах, в том числе и в России. По легенде – основатель Христиан Розенкрейц, якобы живший в XIV–XV вв.


[Закрыть]

– Простите?

– Теперь уже почти наверняка известно, что Бах был связан с розенкрейцерами.

– О-о, это очень интересно… Фридрих Второй – франкмасон, Бах – розенкрейцер… Чтобы дополнить картину, нам не хватает только какого-нибудь тамплиера! Но если мы ищем решение во всех тайных обществах Франции и Наварры…

– Во всяком случае, Пьер не был розенкрейцером, и Морис, я думаю, тоже. Вы можете легко в этом убедиться… Но вернемся к Баху, он не только часто использует числа розенкрейцеров, которые соответствуют имени Христиан Розенкрейц или эпитафии на его могиле, но еще некоторые исследователи нашли потрясающее доказательство того, что Иоганн Себастьян вписал дату собственной смерти – 28-7-1750 – в кое-какие из своих партитур…

– Вот именно!

Летисию позабавил ошеломленный и в то же время подавленный вид Жиля, и она от души рассмеялась. Потом продолжила:

– Мы находим эту дату в «Инвенциях», в Бранденбургских концертах, в Рождественской оратории и в «Канонических вариациях». Эти вариации, сочиненные в одна тысяча семьсот сорок седьмом году, как и «Приношение», являются прекрасным образцом символической шифровки. Он написал их, чтобы войти в ученое музыкальное общество, где ему предстояло стать… четырнадцатым членом!

– Вы всерьез думаете, что Бах знал дату своей смерти? Все это выше моего понимания… Если бы это сказали не вы, я бы, наверное, просто расхохотался…

– Я не советую вам делать это, иначе не расскажу о том, что я обнаружила в «Приношении»…

– О нет! Не наказывайте меня. Прошу вас…

– Ладно, прощаю, но чтобы это больше не повторялось… Так вот, для начала сложив цифры, соответствующие нотам темы, мы получаем число 100…

– Которое не представляет собой ничего особенного.

– Нет, но было мало шансов, что двадцать одна нота составит число столь совершенное. Тогда я заинтересовалась другими важными числами партитуры, а именно узнала, сколько по времени тактов содержит тема. Их в ней семнадцать, или если мы считаем только такт, на котором нота взята, то пятнадцать.

– К чему такое разграничение?

– Из-за многих комментариев, которые отметили нарушение в теме ритмики. В третьем такте Бах начинает хроматическое снижение на полутакте, и, главное, на третьем такте он удлиняет полутакт ми-бемоль, а в классической партитуре этого не было бы.

– Понимаю. Но что вам дают числа 15 и 17?

– Сами по себе – ничего. Но если мы разделим 100 на 15, то получим 6,66…

– Число сатаны.

– Да или, более точно, нечто напоминающее то число, какое Святой Иоанн Богослов в Апокалипсисе придал зверю земли: 666. Но 6 имеет двоякое значение, потому что может означать также дни Творения. Бах уже использовал 6 как символ Творения в своей кантате «Небеса провозглашают славу Господу», он использовал 66 тактов для хора, который предваряет фугу.

– Следовательно, это не неизбежно аллегория сатаны.

– Не неизбежно, может быть, это ссылка на работу, на эффект, который, возможно, выражает что-то сверхчеловеческое, экстраординарное.

– Это уже прекрасно. Вы должны бы радоваться этому.

– И да, и нет. Как я вам уже сказала, здесь все еще не вполне ясно. Напротив, удивительно то, что мы можем продолжать использовать и число 17. Королевская тема четко разделена на две части фуги: пять первых нот в одной части, хроматический спуск, и вторая часть, которая ведет к окончанию. Это деление на две части как бы приглашает поработать с числами 17, по количеству тактов, и 2.

– И что же? – все более заинтересованный, спросил Жиль.

– А то, что деление 17 на 2 не дает ничего интересного, а именно – 8,5.

– Жаль, – посетовал Жиль.

– Но корень квадратный из 17 очень вдохновляет, – с хитрым видом добавила Летисия, которая, казалось, чувствовала себя все более уверенной, высказывая свои соображения.

– Корень квадратный? – недоверчиво переспросил Жиль.

– Да, число, умноженное на самое себя, дает 17. Вы же учили математику в школе?

– Да, да… и что же?

– Очень интересно: корень квадратный из 17 составит 4,123, а далее…

– Боюсь, что это уже не так интересно для нас.

– Но нет. Правило таково, что всегда нужно делать одну и ту же операцию. Так как мы сейчас использовали деление, теперь достаточно разделить мистическое 6,66 на наше интересное 4,123… И – о чудо! Деление дает 1,618.

Теперь Летисия говорила убежденно. До этого она сомневалась в правильности своих расчетов, но, рассказывая о них Жилю, почувствовала, что символизм – правильный путь к разгадке.

– Простите, но число 1,618 не говорит мне ни о чем.

– О-ла-ла… А вы знаете число π: 3,1416?

– Конечно, знаю.

– Прекрасно, число 1,618 в искусстве означает то же, что я в геометрии. Правда, обычно оно применяется художниками и архитекторами больше, нежели музыкантами… 1,618 близко к значению, которое дает формула 1 + корень квадратный из 5х2, используемая при расчете идеальных пропорций, оно более известно под названием…

– Каким?

– Золотое сечение.[136]136
  Золотое сечение (золотая пропорция) – гармоническое деление, принцип которого используется в архитектуре и изобразительном искусстве. Термин введен Леонардо да Винчи.


[Закрыть]
Королевская фуга таит в себе золотое сечение!

Жиль просто онемел. Летисия улыбнулась ему. Он подозвал официантку и заказал бутылку шампанского.

– Потрясающе! Вы даже не отдаете себе отчета…

– Да нет… только это не так уж много открывает нам…

– Не знаю. Во всяком случае, нужно продолжать искать. Ведь это вы сделали такое открытие?

– Да, я прочла все исследования, касающиеся «Музыкального приношения», все работы о гематрии в произведениях Баха – и ни в одном из них не нашла упоминания о золотом сечении. Это мое открытие, и я собираюсь заявить патент!

– Между тем с тех пор, как партитуры Баха были всесторонне изучены…

– Да, но вы знаете, что комментаторы сосредоточивали свое внимание на латинских примечаниях Баха, об этом мы поговорим в другой раз.

– Словно он намеренно вводил ложные пометы, чтобы отвлечь внимание слишком любопытных от символов, которые там заложены.

– Возможно, но если рассуждать здраво, нужен хоть какой-то минимум, чтобы посвященные могли обнаружить послание, в противном случае символизм теряет всякий смысл.

Жиль на минуту задумался, потом вдруг на его лице появилась радостная улыбка.

– Напомните-ка мне, Летисия, указание Баха.

– Пожалуйста… там сказано: «Ищите и найдете».

– И вы это сделали, браво! А затем что?

– «И как модуляция двигается, подымаясь вверх, так пусть будет и со славой короля».

– Это лесть, она не представляет интереса. А дальше?

– «Пусть богатство короля растет, как растут значения нот».

– Вот!

– Что – вот?

– Общая точка с золотым сечением. Богатство и золото. Во все времена лучший мотив для преступлений. Мы ищем богатство, Летисия.

38. ЗАСЕДАНИЕ

Одержимость Баха, который отобразил в своей музыке немыслимое богатство и бесконечную сложность человеческого бытия, неповторима.

Гленн Гулд. Бах – нонконформист

Лейпциг, 22 мая 1729 года

Они были тут все. Ни один из членов Совета не проигнорировал вызов на это чрезвычайно важное заседание, созванное первым секретарем в спешном порядке ночью. Пламя свечей дрожало от колыхания широких мантий советников. В этом неторопливом молчаливом танце они занимали свои места, сходились, приветствуя друг друга. Казалось, они, как никогда, осознавали, какая тяжкая обязанность руководить городом. Было ли это ощущение от сумрака ночи или от таинственной срочности этого необычного совещания? Зал заседаний Совета, весь обшитый темными панелями, еще никогда не выглядел таким мрачным.

Наконец все расселись по своим местам. Первый секретарь ударом молотка возвестил о начале заседания. Разговоры в зале мгновенно стихли.

– Господа члены Совета, дорогие друзья, наше заседание официальное, но протокол мы вести не будем. Я счел необходимым собрать вас, чтобы принять срочное и важное решение. Я уверен, что наш уважаемый бургомистр, который сейчас, как вы знаете, находится в Дрездене, не осудит мою инициативу. Речь идет о канторе церкви Святого Фомы…

– Опять! – воскликнул Христоф Вилд, сапожник.

– Да… должен сказать вам, что в тот день, когда мы его избрали, мы не были в большом восторге…

– Это невероятно! – возмутился жестянщик Готлиб Киршбах. – Он уже столько нам досаждал. А теперь еще мешает спать!

– Полно, друзья, я знаю, что час не самый подходящий, но совершенно необходимо, чтобы наше собрание прошло втайне. Это было бы невозможно днем…

– Но почему такая секретность? – спросил Фридрих Готшед, ростовщик. – Если Бах опять что-то натворил, давайте оштрафуем его, как мы уже делали это… Я не вижу, в чем проблема, и еще меньше – почему мы должны держать это в секрете. Напротив, это побудит…

– Я должен сказать вам, дорогой коллега, что дело более серьезно, чем вы можете вообразить себе. Оно совсем иного свойства, чем те неприятности, к которым Бах нас уже приучил. Это касается не организации обучения или продолжительности работы, нет… это проблема совести. И репутация нашего города в опасности. Если мы позволим Баху придерживаться того пути, по которому он пошел, само имя нашего города – Лейпциг – станет для многих поколений синонимом скандала!

Слова первого секретаря потрясли членов Совета.

– Сразу скажу, вам трудно будет поверить мне, – снова заговорил он. – Должен признаться, когда сторож церкви Святого Фомы рассказал мне об этом, я сам ему не поверил, и тем не менее…

Секретарь выглядел подавленным тяжестью той тайны, которой ему предстояло поделиться с членами Совета.

Медленным торжественным движением он поднял лежащий перед ним лист бумаги. Не отводя от него взгляда, словно ему необходимо было убедиться, что он не грезит, что невероятное произошло и позор угрожает всему городу, он поднес лист к глазам и внимательно перечитал его. Члены Совета увидели, что это партитура, а не одна из тех писулек, которые Бах постоянно направлял Совету, жалуясь на условия, в которых ему приходится работать. Первый секретарь отложил рукопись и тяжело вздохнул.

– Сейчас вы сможете познакомиться с этой партитурой, она подписана Бахом. Это кантата, и называется она «Идите ко всем народам». Текст написан на латыни.

Ропот пробежал по рядам присутствующих. Глава 28 Евангелия от Матфея? И к тому же еще на латыни?

– Партитура – к сожалению, прекрасная – более красноречива, чем все слова…

Первый секретарь передал партитуру своему соседу справа, граверу Лёзнеру, который слыл человеком здравым и мудрым. Взгляды всех обратились к нему. Лёзнер внимательно начал читать, но через несколько секунд он побледнел и руки его затряслись. Чтобы унять дрожь, он положил их на свой пюпитр и продолжил чтение все с большим напряжением. Потом передал партитуру соседу со словами: «Боже мой, Боже мой…»

Рукопись обошла всех присутствующих, вызывая в зависимости от темперамента членов Совета возгласы удивления, гнева, возмущения. Но главным было чувство страха. Все заговорили разом, возник спор, но его резко оборвал первый секретарь:

– Друзья мои, брань ни к чему не приведет. Мы, ответственные за наш город, собрались здесь, чтобы защитить его от угрозы, которая нависла над ним, и имя этой угрозы – Иоганн Себастьян Бах!

– Да! – крикнул сапожник Вилд. – Не позволим разразиться скандалу!

– И чем скорее и решительнее, тем лучше! – добавил Готлиб Киршбах.

– Кто еще знает об этом? – спросил Лёзнер.

– Очень немногие, думаю. Возможно, его жена, может быть, переписчик, услугами которого Бах воспользовался…

– В общем, ничего, что могло бы обуздать его, – вздохнул Киршбах.

– Ничего… кроме…

Первый секретарь обвел присутствующих ласковым взглядом. Все эти добропорядочные лейпцигские буржуа с уверенностью могут наилучшим образом улаживать вопросы здоровья жителей или коммерческие связи с ганзейскими княжествами, но в состоянии ли они по-настоящему противостоять столь серьезному моральному кризису? Да и сам он, будучи значительно старше и опытнее их, сможет ли подсказать им правильный выход из положения?

– Кроме того, что эта кантата – не случайное его сочинение. Насколько мне известно, у него имеется еще кое-что того же жанра: полный литургический цикл…

Он думал, что его последнее сообщение вызовет новый всплеск возмущения у его коллег, но предательство Баха слишком потрясло их. Члены Совета молчали.

Тишина была долгая и томительная. Одна свеча медленно погасла. Наконец Лёзнер произнес слово, которое, хотя оно и прозвучало совсем тихо, отозвалось в голове каждого из присутствующих на этом призрачном заседании Городского совета Лейпцига. Короткое слово, простое и однозначное, с помощью которого было решено много проблем со времен подвига Прометея:

– Огонь…

39. РАЗМЫШЛЕНИЕ

Париж, наши дни

До чего же он докопается? Вот уж повезло, что мне выпал этот настырный тип! И к тому же еще страстный меломан. Нет бы заняться какими-нибудь другими расследованиями. С головой погрузился в это дело и даже без колебаний впутал в него малышку Летисию. Несчастная девочка, она не подозревает, во что лезет. Хуже всего то, что она не бесталанна. Ну почему бы ей не поставить крест на этой истории, забыть о неудачнике Фаране и о старом извращенце Морисе Перрене? Отправить их на тот свет – да это просто оказать им услугу. Согласитесь с этим, братья мои, пока не поздно! Ведь все идет к тому, что дело примет опасный оборот.

Может, я должен был дать время Фарану предать гласности свое открытие. Уменьшенная септима: как прекрасно! Что ж, они, возможно, разгадали секрет Фридриха, но больше-то ничего. И не этого не хватает для расшифровки фуги. Можно найти много толкований, несовместимых одно с другим. Хорошенькая штука, а? И потом, они должны были бы подумать о цвете! Это прекрасно, цвета! С королевской темой в целом нужно суметь воссоздать небесную радугу. Луч солнца, проникающий в определенный час через витраж… Нет, самое досадное, что они вспомнили и о других композиторах, не ограничились Бахом. Обычно все останавливаются на Бахе и Фридрихе, даже если профессионал занимается этим как любитель. Надо сказать, что с выбором безумца Веберна Малер не ошибся. Веберн не отмахнулся от этих пяти нот, не счел их обычной серией. Это уже слишком! Язык Баха здесь мы считаем более непонятным, чем когда-либо, а этот господин вдруг находит способ переписать оригинальную фугу! Даже Моцарт не осмелился на такое, он изложил тему очень ясно, но дальше не пошел… В конце концов, моя задача безотлагательна. Главное – этот тронутый сыщик-меломан. Как его утихомирить? Если я уберу его, то выиграю только время, и все. Его ребята продолжат дело. Сейчас надо бы устроить хорошую резню. Да, так было бы лучше всего. Но тогда всех вместе, в какой-нибудь аварии, например. Или же исключаем только Летисию. Но раз записка ее не останавливает, то, возможно, и ее. А без нее к разгадке секрета не продвинуться. Да, я займусь ею. Нужен лишь подходящий случай. Я должен что-то придумать. Как Иоганн Себастьян в королевской теме. Но нечто кровавое. Представляю, как в Потсдаме Фридрих, получив партитуру «Музыкального приношения», перелистал ее, пришел в восторг, промурлыкал свою тему. А в Лейпциге… в Лейпциге Бах смеялся… Я уверен, что он смеялся. Но я не смеюсь. Господь тоже никогда не смеялся. Нигде в Евангелии нет даже намека на то, что Он смеялся. А Бах, изменник, смеялся. Не простим его, Господи, даже если он сам не ведал, что творил.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю