Текст книги "История Христианской Церкви. Том III. Никейское и посленикейское христианство От Константина Великого до Григория Великого 311 — 590 г. по Р. Х."
Автор книги: Филип Шафф
Жанры:
Религиоведение
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 68 страниц) [доступный отрывок для чтения: 25 страниц]
§20. Общественные реформы. Институт рабства
4. Институт рабства [196]196
См. т. 1, §89, и книгу автора «Hist. of the Apost. Church», §113.
[Закрыть]продолжал существовать по всей империи, и по законам Юстиниана признавался вполне правомерным [197]197
Instit.,lib. i, tit. 5–8; Digest.,1. i, tit. 5, 6, etc.
[Закрыть]. Кодекс Юстиниана основан на разграничении человечества на свободных и рабов. Он действительно провозглашает равенство людей от природы, в чем поднимается выше теории Аристотеля, считавшего некоторые расы и классы людей неизбежно обреченными, по причине их физической и интеллектуальной неполноценности, на постоянное рабство; но практической ценности эта идея не имеет, потому что кодекс так же строго, как и прежде, настаивает на низшем положении раба по отношению к закону и обществу, сводя его брак к сожительству, отказывая ему в юридической защите от прелюбодеяния, лишая его права распоряжаться судьбой собственных детей, превращая его в товар, подобно неразумной скотине, переход которой от продавца к покупателю был столь же частым, как и продажа любого другого имущества. Ежедневно рабы продавались и покупались за сумму от десяти до семидесяти золотых монет, в зависимости от их возраста, силы и воспитания [198]198
Официальная цена обычно была ниже рыночной, и при Юстиниане она была определена следующим образом (Cod.,1. vi, tit. xliii, 1. 3): десять золотых монет за обычного раба или рабыню в возрасте менее десяти лет; двадцать – за раба старше десяти лет; тридцать – за владеющего ремеслом; пятьдесят – за счетоводов и писцов; шестьдесят – за врачей и повитух. Евнухи могли стоить до семидесяти золотых.
[Закрыть]. Количество рабов не было ограничено: у многих хозяев было по две – три тысячи рабов.
В этом отношении варварские законы не слишком отличались от римских. Варвары также считали рабство естественным состоянием человечества, а рабов – удобным товаром. Все военнопленные становились рабами, тысячи человеческих жизней таким образом спасались от бойни и уничтожения. Когда Стилихон одержал победу над Радагайсом, на рынок было выставлено 200.000 готов и других германцев, вследствие чего цена рабов упала с двадцати пяти золотых до одного. Захват людей в плен и торговля ими была привычным занятием пиратов у берегов Европы. Англо–саксов открыто продавали в Риме во времена Григория Великого. Варварские законы так же строго, как и кодекс Юстиниана, запрещали союз свободного с рабом как унизительный, но превосходили последний в том, что признавали законность и религиозную святость браков между рабами, – как, например, у ломбардов, на основании слов Писания: «Что Бог сочетал, того человек да не разлучает» {Мф. 19:6}.
Стена, созданная законом и отделявшая рабов от свободных граждан, исключала их из сферы действия всеобщих прав человека и не была сломана древней церковью, учившей только моральному и религиозному равенству людей. Мы встречаем рабовладельцев даже среди епископов и высшего клира империи. Рабы принадлежали дому папы в Риме, о чем мы случайно узнаем из постановлений Римского синода 501 г., проведенного в связи со спорами об избрании Симмаха, где его оппоненты вызывали его рабов в качестве свидетелей, а его сторонники протестовали против такой необычной просьбы, так как гражданский закон не давал рабам права свидетельствовать перед судом [199]199
См. Hefele, Conciliengeschichte,ii, p. 620; Milman, Latin Christianity,vol. i, p. 419 (Am. ed.); последний делает из этого факта вывод: «В доме папы были рабы и, по закону, их могли подвергнуть пыткам. Это ясно из слов Еннодия».
[Закрыть]. Среди варваров также существовали церкви, владевшие рабами, и принимались специальные меры для защиты их рабов [200]200
См. Milman, l. с,i. 531.
[Закрыть]. Константин выпустил строгие законы против смешанных браков с рабами, все дети от которых должны были становиться рабами, и против беглых рабов (319 и 326), которых в то время было много и которые грабили опустошенные провинции или присоединялись к варварам, врагам империи. С другой стороны, Константин облегчил процедуру освобождения, разрешил совершать ее даже по воскресеньям и дал священникам право освобождать своих рабов по одному своему слову, без свидетелей и церемоний, требовавшихся в остальных подобных случаях [201]201
В двух законах от 316 и 321 г.; Corp. Jur.,1. i, tit. 13, 1. 1, 2.
[Закрыть]. При Феодосии и Юстиниане освобождение рабов поощрялось еще сильнее. Последний император упразднил осуждение на рабство как наказание и дал освобожденным рабам положение и права, равные с остальными гражданами, удалив тем самым пятно, ранее остававшееся на вольноотпущенниках как классе [202]202
Соd. Just.,vii, 5, 6; Νου.22, с. 8 (536 г.), Νου.78, praef. 1, 2 (539 г.).
[Закрыть]. Дух этих законов способствовал постепенному упразднению домашнего рабовладения. В Византийской империи в целом права разных классов общества были более единообразными, хотя не столько из христианских принципов, сколько в интересах деспотической монархии. Деспотизм и крайняя демократия сходятся в том, что предпочитают всеобщее равенство и единообразие. Ни величие правителя, ни воля народа не терпят, чтобы что‑либо затмевало их величие. В первой системе все – рабы; во второй все – хозяева.
Церковь в то время вовсе не требовала и не хотела полного упразднения рабовладения. Как и в предыдущий период, она по–прежнему считала достаточным настаивать на добром, христианском отношении к рабам, призывала их к повиновению ради Господа, поддерживала их в их униженном положении, внушая мысль об их высшей моральной свободе и равенстве, посредством религиозного воспитания рабов производила внутреннюю подготовку к уничтожению данного института. Поспешные и революционные меры воспринимались с явным неодобрением. Собор в Гангре угрожает анафемой каждому, кто, под предлогом религиозных соображений, станет призывать рабов презрительно относиться к их хозяевам; Халкидонский собор в четвертом его каноне под страхом отлучения запрещает монастырям принимать рабов без разрешения их хозяев, чтобы христианство не оказалось виновно в поощрении непослушания. Отцы церкви, насколько они вообще касаются темы рабства, похоже, считают его неизбежным злом и Божественным орудием дисциплины; они прослеживают его происхождение до Хама и Ханаана [203]203
Быт. 9:25: «Проклят Ханаан; раб рабов будет он у братьев своих». Но представляется, что Христос удалил все проклятия греха и всяческое рабство. Служение Богу – это совершенная свобода.
[Закрыть]. Они действительно выступают за освобождение в отдельных случаях, когда это освобождение является актом христианской любви со стороны хозяина, но не считают, что раб имеет право на освобождение; известный же отрывок: «Если и можешь сделаться свободным, то лучшим воспользуйся», – они понимают не как призыв к рабам воспользоваться первой же возможностью для обретения свободы, но, напротив, как призыв оставаться рабами, ибо они в любом случае внутренне свободны во Христе и их внешнее состояние не имеет значения [204]204
1 Кор. 7:21. Греческие отцы церкви относят слова μάλλον χρήσαι к слову δουλείςι (Златоуст: μάλλον δούλευε); в то время как почти все современные толкователи (кроме Де Ветте, Мейера, Эвальда и Элфорда) следуют за Кальвином и Гроцием, относя его к ελευθερία. Златоуст, однако, упоминает этот оборот в другом месте (Serm.iv, in Genes.,tom, ν, p. 666), где, похоже, склоняется в его пользу. Глагол воспользуйсяболее естественно сочетается со свободой,которая есть благо и благословение, чем с рабством,которое представляет собой лишение. Однако Милмен заходит слишком далеко, когда утверждает (Lat. Christianity,vol. i, 492): «Уничтожение рабства не рассматривалось даже как далекая возможность. По–видимому, самые мудрейшие и лучшие из христианских авторов никогда и не задумывались о всеобщем освобождении, несмотря на возросшую легкость освобождения и тот факт, что оно было санкционировано указом Константина и вверено особому попечению священства». Снова сравните этот отрывок с мнениями Златоуста и Августина, приведенными в тексте.
[Закрыть].
Даже святой Златоуст, из всех отцов церкви наиболее близкий к теории освобождения и наиболее внимательный к проблеме рабовладения вообще, практически не выходит за эти рамки [205]205
Взгляды Златоуста на рабство представлены в его Гомилиях на Книгу Бытия и на послания Павла и собраны Мелером в его прекрасной статье об уничтожении рабства (Vermischte Schriften,ii, p. 89 sqq.). Мюллер говорит, что со времен апостола Павла никто не оказывал более ценных услуг рабам, чем святой Златоуст. Но он переоценивает заслуги последнего.
[Закрыть]. По его мнению, человечество изначально было сотворено совершенным и равным, в нем не было рабов. Но из‑за грехопадения человек утратил способность управлять своими поступками и оказался в тройном рабстве: женщина стала рабой мужчины, раб – собственностью хозяина, подданные оказались подчинены правителям. Эти три вида отношений Златоуст считает Божьей карой и Божьим средством дисциплины. Таким образом, рабство, как божественное установление, вызванное грехопадением, одновременно и оправдано (при сопоставлении с безгрешным состоянием), и осуждается (в принципе). А теперь, когда Христос избавил нас от зла и его последствий, рабство, по Златоусту, в принципе упразднено в церкви, но только в том же смысле, в каком упразднены грех и смерть. Рожденные свыше христиане – не рабы, но совершенно свободные люди во Христе и братья между собой. Исключительный авторитет одного и подчинение остальных уступает место взаимному служению в любви. Если придерживаться таких взглядов последовательно, они, конечно же, ведут к равенству. Однако Златоуст не доводит их до подобного вывода, но решительно осуждает роскошь, связанную с рабовладением, и полагает, что одного – двух рабов достаточно для помощи, в которой человек нуждается, в то время как у многих патрициев их сотни и тысячи. Он советует освобождать лишних рабов и давать образование всем им, чтобы, если они будут освобождены, они могли бы сами позаботиться о себе. Он полагает, что первая христианская община Иерусалима, у которой все имущество было общее, освободила всех своих рабов [206]206
Homil., xi, in Acta Apost. (Opera omn.,tom, ix, p. 93): Ουδε γαρ τότε τούτο ήν, αλλ ελευθέρους Ισως έπέτρεπον γίνεσθαι. Монах Нил, ученик Златоуста, пошел настолько далеко, что объявил рабовладение несовместимым с истинной любовью ко Христу, Ер.lib. i, ер. 142 (цитирует Неандер в своей главе о монашестве): Ου γαρ οίμαι οίκέτην έχειν τον φολόχριστον, είδότα την χάριν την πάντας έλευθερώσασαν.
[Закрыть]; тем самым он намекает слушателям, что неплохо было бы последовать этому примеру. Но, конечно же, у этого отца церкви мы не найдем ничего, что напоминало бы призыв к рабам рвать свои цепи; скорее, по примеру апостола, он призывает рабов сознательно и радостно повиноваться ради Христа так же искренне, как он призывает их хозяев к гуманности и любви. То же самое можно сказать об Амвросии, Августине и Петре Хризологе из Равенны (ум. в 458).
Святой Августин, благороднейший представитель Латинской церкви, в своем глубоком труде о «Граде Божьем» исключает идею рабства из изначального представления о человеке и окончательном состоянии общества и рассматривает ее как зло, последствие греха, существующее, однако, под Божественным руководством и контролем. Ибо Бог, говорит он, сотворил человека разумным, господином только над неразумным творением, а не над другим человеком. Бремя рабства было справедливым наказанием за грех. Поэтому слово рабв Писании не встречается, пока Ной не использовал его в проклятии на оскорбившего его сына. Следовательно, человек виноват в возникновении рабства, оно не свойственно его природе. Латинское слово servus,раб, предположительно происходит от servare[или даже servire], и оно передает идею сохранения военнопленных от смерти, то есть в нем косвенно предполагается избавление от последствий греха. Ибо даже в справедливой войне какая‑то из сторон грешит, и каждая победа, как Божий суд, смиряет побежденных, либо преображая их грехи, либо наказывая их. Даниил считал, что подлинная причина его плена – это грехи народа. Следовательно, грех – это мать рабства, первопричина подчинения человека человеку; но подобного не произошло бы, если бы не Божий суд, потому что Бог всегда справедлив и знает, какое наказание соответствует преступлению… Апостол призывает рабов повиноваться своим хозяевам и служить им ex animo,по доброй воле; если они не могут освободиться от рабства, само рабство должно стать для них свободой; они должны служить не в обманчивом страхе, но в преданной любви, пока грех не будет побежден и любая власть человека над человеком уничтожена – пока Бог не станет всем во всем [207]207
De Civit. Dei,lib. xix, cap. 15.
[Закрыть].
Как и следовало ожидать, после обращения императоров, а также богатых и благородных семейств, которым принадлежало большинство рабов, случаи освобождения стали более частыми [208]208
O более ранних случаях, в конце предыдущего периода, см. в т. 2, §97, в конце.
[Закрыть]. Биограф святого Самсона Ксенодох, современник Юстиниана, говорит о нем: «Он не стал держать множество рабов и тем более владеть своими братьями, как хозяин; он предпочел великодушно освободить их и дать им достаточно средств для жизни» [209]209
Acta Sanct. Boll.Jim., tom, ν, p. 267. Согласно Палладию, Hist.,с. 119, святая Мелания с согласия своего мужа Пиния освободила восемь тысяч рабов. Однако эта почти невероятная цифра присутствует только в древнем латинском переводе.
[Закрыть]. Сальвиан, галльский пресвитер V века, говорит, что рабов освобождали ежедневно [210]210
Ad Eccles. cath.,1. iii, §7 (Galland., tom, χ, p. 71): «In usu quidem quotidiano est, ut servi, etsi non optimae, certe non infimae servitudinis, Romana a dominis libertate donentur; in qua scilicet et proprietatem peculii capiunt et jus testamentarium consequuntur: ita ut et viventes, cui volunt, res suas tradant, et morientes donatione transcribant. Nec solum hoc, sed et ilia, quae in Servitute positi conquisierant, ex dominorum domo tollere non vetantur».Из этого фрагмента представляется, что многие хозяева, желая освободить своих рабов, позволяли им заработать какие‑то средства; римский закон подобного не разрешал.
[Закрыть] .С другой стороны, церковь делала многое для предотвращения распространения рабства, в первую очередь освобождала пленных, для чего иногда использовались золотые и серебряные церковные сосуды. Но у нас нет достоверной статистики, с помощью которой мы могли бы хотя бы приблизительно определить соотношение количества рабов и свободного населения в конце VI века – и в предыдущем периоде.
Таким образом, мы можем сделать вывод, что христианство никейской и посленикейской эпохи при всем свойственном ему консерватизме и явной неприязни к общественным переворотам и насильственным реформам инстинктивно и по сути своей способствовало всеобщему освобождению людей и, возвысив раба духовно до равного положения с хозяином, относясь к нему как к способному на те же добродетели, благословения и награды, положило начало постепенному ослаблению, а в конечном итоге уничтожению отвратительного института рабовладения. Но результат этот был достигнут в Европе лишь много веков спустя, не только под влиянием церкви, но вследствие многих экономических и политических причин – вследствие невыгодности рабовладения, особенно в северных широтах, вследствие новых отношений, возникших после вторжения варваров, вследствие обычаев тевтонских племен, осевших в Римской империи, вследствие возникновения связи сельских рабов с землей и превращения рабов в крепостных, ставших такой же недвижимостью, как земля – то есть в какой‑то степени переставших быть зависимыми от капризов и деспотизма хозяев.
5. Бедные и обездоленные в целом, прежде всего вдовы и сироты, заключенные и больные, которыми совершенно пренебрегали в языческие времена, привлекли теперь внимание законодателей. В 315 г. Константин запретил клеймить лоб преступникам, чтобы, как он объяснил, «не искажать человеческого облика, сотворенного по образу небесной красоты» [211]211
Cod. Theod.,ix, 40, 1–2.
[Закрыть]. Он был против бесчеловечного обращения с заключенными до суда [212]212
С. Theod.,ix, tit. 3, de custodia reorum.См. более поздний похожий закон 409 г. в 1. 7 и 529 г. – в Cod. Justin.,i, 4, 22.
[Закрыть]. Чтобы лишить бедных родителей любого повода для продажи детей или отказа от них, он обеспечил им пищу и одежду отчасти за свой собственный счет, отчасти за счет государства [213]213
См. два закона De alimentis quae inopes parentes de publico petere debentв Cod. Theod.,xi, 27, 1–2.
[Закрыть]. Он попытался также, особенно законом от 331 г., защитить бедняков от продажности и вымогательства судей, адвокатов и сборщиков налогов, которые грабили народ своими поборами [214]214
Cod. Theod.,I, tit. 7, 1. 1: «Cessent jam nunc rapaces officialium manus, cessent inquam! nam si moniti non cessaverint, gladiis praecidentur».
[Закрыть]. В 334 г. он приказал, чтобы вдов, сирот, больных и бедных не вынуждали являться на суд вне территории их собственной провинции. Валентиниан в 365 г. освободил вдов и сирот от грабительского подушного налога [215]215
Capitatio plèbe ja. Cod. Theod.,xiii, 10, 1, 4. Другие законы о вдовах см. в Cod. Just.,iii, 14; ix, 24.
[Закрыть]. В 364 г. он доверил епископам попечение о бедных. Гонорий сделал то же самое в 409 г. Юстиниан в 529 г., как мы уже отмечали, поручил епископам попечительство над государственными тюрьмами, которые они должны были посещать по средам и пятницам, чтобы нести несчастным искреннее утешение веры. Тот же император выпустил постановления против ростовщичества и бесчеловечной суровости кредиторов, создал строгие законы, основанные на религиозных принципах милосердия и не позволяющие кредиторам завышать изначально определенные процентные ставки. Несколько императоров и императриц брали церковные учреждения для заботы о бедных и больных, странниках, вдовах и сиротах под свое особое покровительство, освобождали их от обычных налогов или поддерживали за счет своих частных фондов [216]216
Cod. Theod.,xi, 16, xiii, 1; Cod. Just.,i, 3; Nov.131. См. об этом в Chastel, The Charity of the Primitive Churches(transi, by Mathe), pp. 281–293.
[Закрыть]. Но в те дни, как и в наше время, на первом месте стояла частная благотворительность христианской любви, тогда как государственная благотворительность отставала от нее – она, скорее, признавала правомерной первую и поддерживала ее, но не была независимой и оригинальной [217]217
См. Chastel, l. с, р. 293: «Представляется, что в случае с благотворительными учреждениями императоры–христиане не столько основывали их сами, сколько признавали, регулировали, гарантировали, иногда обогащали за счет частных даров то, что было основано церковью. Инициативу повсюду брала на себя церковная благотворительность. Общественная благотворительность следовала за ней с некоторым отставанием, а когда она пыталась вырваться вперед сама, то вскоре обнаруживала, что сбивается с пути, и была вынуждена отойти на задний план».
[Закрыть].
§21. Упразднение гладиаторских боев
6. Наконец, одной из величайших и прекраснейших побед христианского человеколюбия над языческим варварством и жестокостью было упразднение гладиаторских состязаний, против которых самым искренним образом возражали уже апологеты II века [218]218
См. т. 2, §95.
[Закрыть].
Эти кровавые зрелища, в ходе которых люди – в основном преступники, военнопленные и варвары, – сотнями и тысячами убивали друг друга или погибали в схватке с дикими зверями на потеху зрителей, еще процветали в начале рассматриваемого нами периода. Языческая цивилизация доказала в этом свое бессилие. В ее глазах жизнь варвара годилась только для жестокого развлечения римского народа, который желал спокойно, не покидая родного города, насладиться зрелищем кровопролития, творившегося на границах империи. Даже гуманный Симмах устраивал такие развлечения в период своего консульства (391) и был в ярости, когда двадцать девять пленных саксов избежали публичного позора, покончив с собой [219]219
Симмах, 1. ii. Ер.46. См. также vii, 4.
[Закрыть]. Пока еще существовали жрицы–весталки, им принадлежало особое право подбадривать сражающихся в амфитеатре, призывая их на кровавое дело, и давать сигнал к нанесению смертельного удара [220]220
Пруденций, Adv. Symmach.,ii, 1095: Virgo – consurgit ad ictus, / Et quotiens victor ferrum jugulo inserit, ilia / Delicias ait esse suas, pectusque jacentis / Virgo modesta jubet, converso pollice, rumpi; / Ni lateat pars ulla animae vitalibus imis, / Altius impresso dum palpitat ense secutor.
[Закрыть].
Эти зрелища внушали людям заразительную жажду кровопролития, потрясающий пример которой приводит Августин в своей «Исповеди» [221]221
Lib. vi, с. 8.
[Закрыть]. Его друг Алипий, впоследствии ставший епископом Тагаста, по приглашению друзей посетил в 385 г. римский амфитеатр. Он отправился туда с твердым намерением воздержаться от каких бы то ни было впечатлений. «Когда они пришли на место, – сообщает Августин, – и заняли свои места, все уже кипели от кровожадного исступления. Но Алипий, закрыв глаза, запрещал своей душе поддаваться этому греху. Ах, если бы он еще и уши заткнул! Ибо, когда сраженный гладиатор упал, дикие вопли всей толпы обрушились на него; обуреваемый любопытством, он открыл глаза, хотя собирался презреть это зрелище и сопротивляться ему. И его душе была нанесена рана более плачевная, чем телесная рана сражавшегося, а его падение было еще печальнее… Ибо, когда он увидел кровь, то немедленно проникся любовью к ней, он не отвернулся, и взгляд его оказался прикован к ней; дух ненависти и мщения незаметно охватил его, и, очарованный убийственным действом, он оказался опьянен кровожадной радостью… Он смотрел, выкрикивал одобрительные возгласы, волновался и унес с собой это безумие, побуждавшее его еще вернуться обратно не только с теми, кто привел его туда, но впереди них, и привести с собой других людей».
Наконец христианству удалось закрыть амфитеатры. Константин, который в начале своего правления сам отдавал дань этому популярному обычаю и обрек множество покоренных варваров на смерть в амфитеатре в Трире, за что его весьма хвалил один языческий оратор [222]222
Eumenii Panegyr.,с. 12.
[Закрыть], в 325 г., в год великого церковного собора в Никее, выпустил первый запрет на кровавые зрелища, «ибо они не могут быть приятны во времена общественного мира» [223]223
Cod. Theod.,xv, tit. 12, 1. 1, de gladiatoribus: «Cruenta spectacula in otio civili et domestica quiete non placent; quapropter omnino gladiatores esse prohibemus».См. также Евсевия, Vita Const.,iv, 25.
[Закрыть]. Но этот эдикт, адресованный префектам Финикии, не имел постоянной силы даже на Востоке, за исключением Константинополя, который никогда не был окроплен кровью гладиаторов. В Сирии и особенно на Западе, прежде всего в Риме, этот глубоко укоренившийся обычай существовал до V века. Гонорий (395 – 423), сначала считавший его нерушимым, упразднил гладиаторские бои около 404 г., и сделал он это благодаря героическому самоотречению восточного монаха по имени Телемах, который совершил путешествие в Рим специально для того, чтобы протестовать против этого бесчеловечного варварства, – он бросился на арену, остановил сражавшихся и был разорван на куски толпой, став мучеником ради человечности [224]224
Так рассказывает Феодорит, Hist, eccl.,1. ν, с. 26. В нашем распоряжении нет закона Гонория на этот счет, однако с того времени гладиаторские бои между людьми не упоминаются.
[Закрыть]. Но в результате был положен конец только кровавым боям между человеком и человеком. Бескровные представления разного рода, даже по великим церковным праздникам и в моменты вторжения варваров, продолжались и посещались с таким же рвением, как и раньше, о чем мы узнаем из скорбных жалоб Златоуста, Августина и Сальвиана; продолжались даже бои с дикими зверями, во время которых человеческая жизнь в большей или меньшей степени подвергалась опасности [225]225
В законе Льва от 469 г. (в Cod. Justin.,iii, tit. 12, 1. 11), помимо scena theatralisи circense theatrum,упоминаются как существующие еще и ferarum lacrymosa spectacula.Сальвиан в V веке (De gubern. Dei,1. vi, p. 51) также осуждал наслаждение, с которым его современники смотрели на кровавые схватки людей с дикими зверями. Даже в конце VII века Трулльский собор все еще считал необходимым запрещать подобные зрелища на Востоке. На Западе Теодорих, похоже, заменил схватки со зверями военными состязаниями, которые позже превратились в турниры. Но и ныне эти шоу не исчезли совсем, они сохраняются в виде боя быков в Южной Европе, особенно в Испании.
[Закрыть]; в Испании и Южной Америке с ними мирятся по сей день, что бесчестит имя христиан.
§22. Отрицательные стороны, связанные с соединением церкви и государства. Обмирщение церкви
Теперь мы обратим внимание на отрицательную строну союза церкви с государством, рассмотрим печальные последствия, к которым привело изменение их отношений после эпохи Константина и которые продолжают проявляться в положении европейской церкви по сей день.
В целом эти отрицательные последствия можно описать как обмирщение церкви. Когда в церковных рядах оказалось все население Римской империи, церковь стала воистину массовой и народной, но в то же время более или менее мирской. Появилась мода на христианство. Количество лицемеров и формально верующих быстро возрастало [226]226
Августин, например, в Tract, in Joann.,xxv, с. 10, жалуется, что в церковь каждый день приходят люди, ищущие Иисуса не ради Иисуса, но ради земной выгоды. См. похожие жалобы Евсевия, Vita Const.,1. iv, с. 54.
[Закрыть], а параллельно этому ослабли строгость дисциплины, рвение, самопожертвование и братская любовь. Многие прежние языческие обычаи и привычки проникали под новыми именами в поклонение Богу и в жизнь христианского народа. Римское государство выросло под влиянием идолопоклонства и не могло чудесным образом преобразиться за одно мгновение. Церковное обмирщение и усвоение языческого элемента шли рука об руку.
Однако чистый дух христианства никоим образом не мог быть осквернен этим. Напротив, даже в самые мрачные времена у него оставались верные и упорные исповедники. Время от времени он завоевывал новые провинции, постоянно воздействовал на окружение и внутри официальной церкви, и вне ее в виде монашества, выступал против светских и языческих влияний, а в ходе самой борьбы с преобладающей безнравственностью породил таких отцов церкви, как Афанасий, Златоуст и Августин, таких образцовых матерей–христианок, как Нонна, Анфуса и Моника, таких выдающихся святых пустынников, как Антоний, Пахомий и Бенедикт. Новые враги и опасности привели к появлению новых обязанностей и добродетелей, которые теперь могли развиваться на более широкой сцене и в большем масштабе. Кроме того, не следует забывать, что тенденция к секуляризации не может вменяться в вину исключительно Константину или объясняться влиянием государства. Ее глубинный источник – греховное сердце человека, и проявилась она уже намного раньше, хотя и с меньшим размахом, при императорах–язычниках, особенно в периоды передышки, когда искренность и рвение христиан ослабевали и в церковь проникал мирской дух.
Таким образом, разница между эпохой до Константина и эпохой после него – не в том, что закончилось истинное христианство и началось христианство ложное, но в преобладании одного над другим. Поле деятельности церкви стало больше, однако, наряду с хорошей почвой, встречалось все больше каменистых, бесплодных и заросших сорняками участков. Граница между церковью и миром, между рожденными и не рожденными свыше людьми, между христианами по названию и христианами по сердцу, стала более или менее размытой. Прежний контраст между двумя группами уступил место их смешению в общем внешнем крещении и исповеди. В результате конфликт между светом и тьмой, истиной и ложью, Христом и антихристом переместился в лоно самого христианства.