Текст книги "История Христианской Церкви. Том III. Никейское и посленикейское христианство От Константина Великого до Григория Великого 311 — 590 г. по Р. Х."

Автор книги: Филип Шафф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 68 страниц) [доступный отрывок для чтения: 25 страниц]

Глава II. Литературная победа христианства над греческим и римским язычеством

§8. Языческая полемика. Новые возражения

I. См. источники в §4 и 5, особенно произведения Юлиана Отступникаκατά Χριστιανών и Либанияύπέρ των ιερών. Также см.: Псевдо–Лукиан: Philopatris(эпохи Юлиана или позже, включено в труды Лукиана). Прокл (412 – 487): xviii έπιχειρήματα Χριστιανών (сохранилось в труде Joh. Philoponus: De aeternitate mundi,ed. Venet., 1535). Также исторические труды Евнапияи Зосимы.

II. Marqu. D'Argens: Defense du paganisme par Vemper. Julien en Grec et en Franc,(собрано из фрагментов, приведенных у Кирилла), avec des dissertât.Berl., 1764, второе издание, расширенное, 1767. После выхода этого необычного труда вышло еще два, против него: G. Fr. Meier, Halle, 1764, и W. Crichton, Halle, 1765, в которых аргументы Юлиана были снова опровергнуты. Nath. Lardnerв своем ученом сборнике древних языческих свидетельств в пользу достоверности евангельской истории много говорит о Юлиане. См. сборник его произведений: ed. Dr. Kippis, Lond., 1838, vol. vii, p. 581–652. Schröckh: vi, 354–385. Neander: iii, 77 sqq. (английский перевод Torrey, ii, 84–93).

Внутреннийконфликт между язычеством и христианством позволяет нам наблюдать тот же распад с одной стороны и осознанную силу с другой. В этом никейская эпоха пожала плоды, посеянные более ранними апологетами, которые умело и бесстрашно защищали истинную религию и опровергали заблуждения идолопоклонников среди гонений [110]110
  См. т. I, §60–66.


[Закрыть]. Литературная оппозиция христианству по сути истощила свои доводы и по причине перемены обстоятельств превратилась в апологию язычества; христианская же апология теперь стала триумфальной полемикой. Последним врагом была неоплатоническая философия, особенно преподаваемая в школах Александрии и Афин вплоть до V века. Однако, как мы уже замечали [111]111
  См. §4 и т. I, §64.


[Закрыть], эта философия уже больше не была продуктом чистого, непосредственного язычества, а стала искусственным синкретизмом из элементов языческих и христианских, восточных и эллинистических, теоретических и теургических, что свидетельствовало лишь о возрастающей слабости старой религии и непреодолимой силе новой.

Наряду со старыми, давно опровергнутыми возражениями после эпохи Константина появились и разнообразные новые, иногда совершенно противоположные прежним, касающиеся не столько христианства Библии, сколько, в большей или меньшей степени, государственной церковной системы никейского и посленикейского периода и свидетельствующие о внедрении в церковь языческого элемента. Раньше простота и чистота нравов была великим украшением христиан, благодаря которому они выделялись среди преобладавшей безнравственности. А теперь, когда все поголовно устремились в церковь, можно было четко заметить, что туда проникли и все мирские пороки. Конечно, подлинно добродетельные христиане выступали против этих пороков так же решительно, как всегда. Но язычники либо не могли, либо не хотели замечать внутреннюю сущность вещей и отделять зерна от плевелов. Опять же, христиане первых трех веков отстаивали свою веру, рискуя жизнью, не отрекались от нее перед лицом страданий и смерти и требовали только терпимости к себе; теперь же языческое меньшинство упрекало их в лицемерии, эгоизме, амбициях, нетерпимости, преследованиях язычников, иудеев и еретиков. Теперь их уже не считали врагами императора и империи, а обвиняли в раболепной покорности христианским правителям. Раньше они славились ненавистью ко всякого вида идолопоклонству и к помпезности в богослужении, – теперь же все большее количество людей в церкви поклонялись мученикам и реликвиям, и они даже превзошли в этом занятии древних язычников, поклонявшихся своим героям.

Наконец, даже победа христианства ставилась ему в упрек. Более поздние языческие историки объясняли ею не только частые общественные бедствия, в которых христиан обвиняли уже при Марке Аврелии и во времена Тертуллиана, но и упадок и падение некогда могущественной Римской империи. Это возражение, очень популярное в то время, опровергается тем простым фактом, что Восточная империя, где христианство победило раньше и победа его была более полной, почти на десять веков пережила Западную. Распад Западной Римской империи объяснялся скорее ее громадной протяженностью, вторжениями варваров и упадком морали, который ускорился вследствие внедрения всяческих пороков покоренных народов и начался уже при Августе, еще в славный период истории республики; республика просуществовала бы дольше, если бы основы общественной и частной добродетели не были подорваны [112]112
  Гиббон также объясняет падение Западной Римской империи не победой христианства (в чем его несправедливо обвиняет доктор Куртц, см. Kurtz, Handbuch der allg. Kirchengesch.,i, 2, p. 15, 3 ^ded.), но исключительно тяжестью ее собственного веса. См. его General Observations on the Fall of the R. Empire in the West,в конце гл. xxxviii, где он говорит: «Падение Рима было естественным и неизбежным следствием несоразмерного величия. Процветание несло в себе начало упадка; разрушения умножались, когда умножались завоевания; как только время или случайность привели к уничтожению искусственных подпорок, чудесное строение пало под тяжестью собственного веса. История гибели империи проста и очевидна; вместо того чтобы спрашивать, почемуРимская империя разрушилась, нам, скорее, следует удивляться тому, что она просуществовала так долго». Гиббон действительно упоминает и христианство или, скорее, монашество, которое, по его мнению, своей пассивной добродетелью подавило патриотический и воинственный дух и этим внесло свой вклад в катастрофу, – но добавляет: «Если обращение Константина и ускорило[он не говорит: вызвало] упадок Римской империи, то его победоносная религия сделала ее кончину менее жестокой и смягчила свирепые нравы завоевателей». Это мнение весьма отличается от взглядов Евнапия и Зосимы, в один ряд с которыми ставит Гиббона Куртц. Гиббон в целом гораздо ближе к Аммиану Марцеллину, которого он справедливо считает историком, превосходившим своих коллег. Лорд Байрон прекрасно описал закон упадка, которому подчинился Рим, в следующих словах из «Чайльд–Гарольда» {перевод В. Левика.}:
Так вот каков истории урок:Меняется не сущность, только дата.За Вольностью и Славой – дайте срок! —Черед богатства, роскоши, развратаИ варварства…

[Закрыть]. С высшей точки зрения падение Рима было Божьим судом над старым, языческим по сути миром, подобно тому как разрушение Иерусалима было судом над иудейским народом за его неверие. Но в то же время это был и неизбежный переход к новому творению, которое христианство скоро стало возводить на руинах языческого мира, обращая варваров–завоевателей и созидая более превосходную, христианскую цивилизацию. Это деяние стало лучшим опровержением последнего обвинения, которое языческие оппоненты выдвинули против религии креста.

§9. Нападки Юлиана на христианство

Список литературы см. в §4.

Последним, кто непосредственно и систематически нападал на христианскую религию, был император Юлиан. Желая объяснить всему миру причину своего отступничества, зимними вечерами 363 г. в Антиохии он писал труд против христиан, дошедший до нас, по крайней мере, фрагментарно, в опровержении его Кириллом Александрийским, которое написано около 432 г. В трех книгах, а может, и в семи (Кирилл упоминает только три [113]113
  В предисловии к своему опровержению, Contra Jul.,i, p. 3: Τρία συγγέγραψε βιβλία κατά των αγίων ευαγγελίων καί κατά της ευαγούς των Χριστιανών θρησείας. Но Иероним говорит, в Epist.83 (tom, iv, p. 655): «Julianus Augustus Septem libros, in expeditione Parthica[или, скорее, дотого, как он покинул Антиохию и отправился в Персию], adversus Christianos vomuit».


[Закрыть]), нет и следа бесстрастной философской или исторической оценки такого внушительного явления, каким было христианство. Юлиан не имел представления об основополагающих идеях греха и искупления или важнейших добродетелях кротости и любви. Он полностью придерживался представлений натурализма, в котором природный свет Гелиоса затмевает мягкое сияние Царя истины, а восхищение мирским величием не оставляет места для признания духовной славы самоотречения. Юлиан повторил аргументы Цельса и Порфирия в видоизмененной форме, расширил их (благодаря своему более глубокому, чем у них, знанию Писания, букве которого его обучили, когда он получил свое клерикальное образование) и вложил в них озлобленность и ненависть отступника, плохо сочетавшиеся с его знаменитой веротерпимостью и совершенно не позволявшие ему видеть положительные стороны своих оппонентов. Он называет «религию Галилеянина» нечестивой человеческой выдумкой, сплавом худших элементов иудаизма и язычества, не включающим в себя никаких благих черт ни одного, ни другого – то есть ни полноценной, хотя и несколько суровой, дисциплины первого, ни благочестивой веры в богов, свойственной второму. Поэтому он сравнивает христиан с пиявками, которые высасывают всю нечистую кровь и оставляют чистую. По его мнению, Иисус, «умерший еврей», не совершил при жизни ничего замечательного, в отличие от языческих героев, но только исцелял хромых и слепых и изгонял бесов из одержимых, которые не играли никакой роли в обществе [114]114
  Кирилл опускает худшие высказывания Юлиана о Христе, но цитирует следующее (Contra Jul.,1. vi, p. 191, ed. Spanh.), весьма характерное: «Об Иисусе, который переубедил (αναπείσας) нижайших среди вас и немногих, говорят (ονομάζεται) уже триста лет, хотя при жизни он не совершил ничего достойного упоминания (ουδέν άκοής άξιον), если не считать великим деянием исцеление хромых и слепых и изгнание бесов из одержимых в деревнях Вифсаида и Вифания» (εί μή τις ο'ίεται τους κολλοΰς καί τους τυφλούς ιάσασθαι, καί δαιμονώντας έφορκόζεον έν Βηθσαίδα καί έν Βηθανία ταΐς κώμαις των μεγίστων έργων είναι). Доктор Ларднер делает из этого отрывка наивный вывод, что Юлиан, признавая за Христом чудотворную силу и соглашаясь с общей правдивостью евангельского предания, скорее, свидетельствует в пользу христианства, чем против него.


[Закрыть]. Он смог убедить только немногих невежественных крестьян и даже не привлек на Свою сторону собственных родственников [115]115
  Ин. 7:5.


[Закрыть]. Ни Матфей, ни Марк, ни Лука, ни Павел не называли Его Богом. Иоанн первым пошел так далеко и с помощью хитрых уловок добился того, что его взгляд был принят [116]116
  «Ни Павел, – говорит он (Кирилл, 1. х, р. 327), ни Матфей, ни Лука, ни Марк не осмеливались назвать Иисуса Богом. Но честный Иоанн (ό χρηστόσ Ιωάννης), понимая, что множество людей в городах Греции и Италии увлеклось этим безумием, и слыша также, как я предполагаю, что могилы Петра и Павла уважаемы и посещаемы не только частным образом, первым решил выдвинуть это учение».


[Закрыть]. Позже христиане еще больше извратили это его учение и отказались от иудейской системы жертвоприношений и церемониального закона, который Сам Иисус дал им на все времена и объявил непреложным [117]117
  Мф. 5:17–19.


[Закрыть]. Всеобщая религия в условиях существования разнообразных национальных характеров казалась Юлиану неразумной и невозможной идеей. Он постарался найти в Библии противоречия и нелепости. История Моисея о сотворении мира недостаточно полна и несравнима с платоновской. Ева была дана Адаму как помощница, но сбила его с истинного пути. Змей говорит по–человечески, и его проклинают, хотя он оказывает великую услугу человеку, помогая ему обрести знание добра и зла. Моисей описывает Бога как ревнивого, учит монотеизму, но в политеистическом духе, и ангелов называет богами.

Моральные предписания Десяти Заповедей приняты и у язычников, за исключением заповедей против поклонения другим богам и о субботе. Юлиан предпочитает Моисею Ликурга и Солона. Что же касается Самсона и Давида, то доблесть их была не так уж велика, многие греки и египтяне превосходили их, и все их влияние ограничивалось узкими пределами Иудеи. У иудеев никогда не было великого полководца, который сравнился бы с Александром Македонским или Цезарем. Соломона не сравнить с Феогнидом, Сократом и другими греческими мудрецами; более того, говорится, что он поддавался влиянию женщин, а следовательно, его нельзя причислять и к мудрецам. Павел был архипредателем: он называет Бога то Богом иудеев, то Богом язычников, то и тем и другим; нередко он противоречит Ветхому Завету, Христу и самому себе, и вообще приспосабливает свое учение к обстоятельствам. Языческий император считает нелепостью представление о том, что христианское крещение способно очистить от тяжких грехов, – оно ведь не может вылечить бородавки, подагру или другие телесные немощи. Библию он ставит гораздо ниже эллинистической литературы и утверждает, что она превратила людей в рабов, в то время как изучение классиков воспитало великих героев и философов. Первых христиан он считает презренными людьми, а христиан своей эпохи обвиняет в невежестве, нетерпимости и поклонении мертвецам, костям и деревянным крестам.

С саркастической злобой нападая на христианство, Юлиан, сам того не желая, приводит несколько ценных доводов в пользу исторического характера той религии, которую он так ненавидел и атаковал. Ученый и критичный Ларднер, тщательно проанализировав труд Юлиана против христианства, умело и правдиво подытожил свидетельства Юлиана в пользу этой веры:

«Юлиан выступает не только против христиан, но и против иудеев. Он приводит ценные свидетельства об истории и книгах Нового Завета, что вынуждены признать все, кто читал отрывки из его труда. Он признает, что Иисус родился в правление Августа, когда Кириний обложил Иудею налогом; что христианская религия возникла и стала распространяться при императорах Тиберии и Клавдии. Он свидетельствует о подлинности и достоверности четырех евангелий, Матфея, Марка, Луки и Иоанна, а также Деяний апостолов, он цитирует их, показывая, что эти, не более чем исторические, книги воспринимаются христианами как авторитетные, единственные подлинные воспоминания об Иисусе Христе, Его апостолах и о проповеданном Им учении. Он допускает их древнее происхождение и даже выступает в пользу такой идеи. Он также цитирует или просто ссылается на Деяния апостолов, послания Павла к римлянам, коринфянам и галатам. Он не отрицает, что Христос творил чудеса, допускает, что Он „исцелял слепых, хромых и бесноватых“, а также „успокаивал ветра и ходил по морским волнам“. Он пытается принизить значение данных книг, но ему это не удается. Вывод неизбежен: подобные труды прекрасно доказывают божественность миссии Иисуса. Он старается также умалить количество первых верующих в Иисуса, однако признает, что было „множество таких людей в Греции и Италии“ еще до того, как апостол Иоанн написал свое евангелие. Он пытается принизить и достоинство первых верующих, однако признает, что, помимо „рабов и служанок“, еще до конца правления Клавдия к вере в Иисуса были обращены Корнилий, римский сотник из Кесарии, и Сергий Павел, проконсул Кипра. Он часто с негодованием отзывается о Петре и Павле, двух великих апостолах Иисуса, а впоследствии проповедников Его Евангелия. Так что в целом он непреднамеренно свидетельствовал об истинности многих фактов, описанных в книгах Нового Завета. Он хотел низвергнуть христианскую религию, но на самом деле поддержал ее; его доводы против нее совершенно безобидны и неспособны переубедить даже самого слабого из христиан. Он справедливо возражает против некоторых установлений, введенных в христианство в более поздний период, в его собственное время или немного раньше, но не делает ни одного веского возражения против христианской веры в том виде, как она определена в подлинных книгах Нового Завета» [118]118
  Nathaniel Lardner, Works,ed. by Dr. Kippis, 10 vols. Vol. vii, pp. 638, 639. Как и в случае возражений против мистической теории Штрауса и Ренана, отрывок из Ларднера производит впечатление; впрочем, производит впечатление и весь его труд о достоверности евангельской истории.


[Закрыть].

Другие труды против христианства менее важны.

Диалог Philopatris, или «Патриот», приписывался насмешнику и сатирику Лукиану (ум. ок. 200) и издавался вместе с его произведениями, но он значительно хуже по стилю и, вероятно, относится к правлению Юлиана или даже более позднему периоду [119]119
  По мнению Нибура, он был написан при императоре Фоке в 968 или 969 г. Мойл относит его к 302 г., Додуэлл – к 261 г., другие исследователи – к 272 г.


[Закрыть], так как автор выступает против учения церкви о Троице и об исхождении Духа от Отца, – хотя аргументов не приводит, а только высмеивает его. Это фривольное осмеяние характера христиан и их учений в форме диалога между Критием, убежденным язычником, и Трифоном, эпикурейцем, который представляет христианство. Христиане описываются в нем как равнодушные к правительству, опасные для общества и радующиеся общественным бедствиям. Апостол Павел назван полулысым длинноносым галилеянином, который путешествовал по воздуху на третье небо (2 Кор. 12:1–4).

Последний известный представитель неоплатонизма, Прокл из Афин (ум. в 487), защищал платоническое учение о вечности мира и, не упоминая о христианстве, критиковал библейское учение о сотворении мира и конце света; он привел восемнадцать доводов против него, которые опроверг в VII веке христианский философ Иоанн Филопон.

Последние языческие историки, Евнапий и Зосима, жившие в первой половине V века, нападали на христианство косвенно, односторонне представляя историю Римской империи со времен Константина и обвиняя в ее упадке христианскую религию; Аммиан Марцеллин(ум. ок. 300), напротив, с вызывающей уважение беспристрастностью описывает и светлые, и темные стороны императоров–христиан и отступника Юлиана [120]120
  Весьма прискорбно, что первые тринадцать книг его истории римских императоров, начиная с Нервы и до 353 г., утрачены. Остальные восемнадцать книг охватывают период с 353 по 378 г.


[Закрыть].

§10. Языческая апологетическая литература

После смерти Юлиана большинство языческих авторов, особенно самые талантливые и уважаемые из них, ограничивались защитой своей религии и стали в силу своего положения сторонниками веротерпимости; конечно же, они требовали терпимого отношения к религиозному синкретизму, который в своей более прохладной форме выродился в философское равнодушие.

Среди этих авторов следует упомянуть Фемистия, учителя риторики, сенатора и префекта Константинополя, а позже наставника юного императора Аркадия; аврелия Симмаха, оратора, сенатора и префекта Рима при Грациане и Валентиниане II, красноречиво просившего о восстановлении жертвенника Виктории; и прежде всего – оратора Либания, друга и поклонника Юлиана, преподававшего в Константинополе, Никомедии и Антиохии. Все они творили во второй половине IV века и были представителями одновременно и последнего расцвета, и упадка классического красноречия. Все они в большей или меньшей степени склонялись к неоплатоническому синкретизму. Они утверждали, что Бог наделил всех людей религиозной природой и потребностью, но конкретный способ поклонения Богу – вопрос свободной воли отдельных народов и личностей; следовательно, любое принуждение извне противоречит природе веры и может породить лишь лицемерие. Фемистий заявлял, что многообразие форм религии благоприятно для нее самой – подобно тому как многие протестанты оправдывают существование деноминаций. «Соперничество разных религий, – говорит он в речи, обращенной к Юлиану, – стимулирует ревностное поклонение Богу. Существуют разные пути, одни трудные, другие легкие, одни обрывистые, другие ровные, ведущие к одной и той же цели. Если оставить только один путь и отсечь остальные, вы уничтожите стимул. Богу не угодно единообразие среди людей… Господу вселенной нравится многообразие. Его воля на то, чтобы сирийцы, греки, египтяне поклонялись Ему, каждый народ по–своему, и чтобы сирийцы опять же делились на малые секты, ни одна из которых не соглашается с другими полностью. Почему же мы должны насаждать невыполнимое?» Подобным образом рассуждает и Симмах, который избегает прямого противостояния христианству и выступает только против его исключительного предпочтения.

Либаний в просьбе о храмах, адресованной к Феодосию I (384 или 390), прибегает к самым разнообразным доводам, религиозным, политическим и художественным, в защиту языческих святилищ, но делает и злобные замечания против нападающих на храмы монахов. Помимо прочего он заявляет, что сами принципы христианства осуждают принудительное насаждение религии, и выступает за свободное убеждение.

Конечно же, эти мольбы язычников о терпимости были лишь последней отчаянной попыткой защиты утратившего надежду меньшинства, а также косвенным самоосуждением язычества за те гонения, которым оно подвергало христианскую религию в первые три века ее существования.

§11. Христианские апологеты и полемисты Источники

I. Греческиеапологеты: Евсевий Кесарийский: Προπαρασκευή ευαγγελική ( Preparatio evang.), и Άπόδεϋξις· ευαγγελική (Demonstratio evang.);кроме этого, его возражение Иероклу и его теофания, обнаруженная в 1842 г. в сирийском переводе (ed. Lee, Lond., 1842). Афанасий: Κατά των Ελλήνων (Oratio contra Gentes),и Περί της ενανθρωπήσεως του Λόγου (De incur natione Verbi Dei):два трактата, которые дополняют друг друга (Opera,ed. Bened., tom, i, 1 sqq.). Кирилл Александрийский: Contra impium Julianum,libri X (с выдержками из трех книг Юлиана против христианства). Феодорит: Graecarum affectionum curatio(Έλληνικών θεραπευτική παθημάτων), disput. XII.

II. Латинскиеапологеты: Лактанций: Instit. divin.,1. vii (особенно первые три книги, De falsa

religione, De origine erroris, De falsa sapientia;третья направлена против языческой философии). Юлий Фирмик Матерн: De errore profanarum religionum(древними не упоминается, но несколько раз издавалась в XVI веке и в недавнее время – F. Munter, Havn., 1826); также С. Bursian, Lips., 1856; С. Halm, Vienna, 1867. Амвросий: Ер.17, 18 (против Симмаха). Пруденций: In Symmachum(апологетическая поэма). Павел Орозий: Adv. paganos historiarum,1. vii (апологетическая всеобщая история, против Евнапия и Зосимы). Августин: De civitate Dei,1. xxii (часто публикуется отдельно). Сальвиан: De gubernatione Dei,1. viii (восьмая книга неполная).

Современная литература

См. частично апологетическую литературу в §63, т. I. Также Schrökh: vii, p. 263–355. Neander: iii, 188–195 (английское издание Torrey, ii, 90–93). Döllinger(католик): Hdbuch der К. G.,vol. I, part 2, p. 50–91. K. Werner(католик): Geschichte der Apolog. und polem. Literatur der christl. Theol.Schaffh., 1861 – '65, 4 vols., vol. i.

При новом положении вещейзащита христианства уже не имела такого неотложного и непосредственного значения, как до эпохи Константина, и теперь богословская деятельность церкви в основном была направлена на решение внутренних доктринальных противоречий. Но в IV и V веках все‑таки было создано несколько важных апологетических трудов, намного превосходивших по качеству соответствующую литературу язычников.

1. При Константине писали Лактанций на латинском, Евсевий и Афанасий – на греческом; вместе с Феодоритом, творившим век спустя, они представляют завершение древней апологетической литературы.

Лактанцийпредваряет свою защиту христианской истины опровержением языческого суеверия и философии; последнее удается ему лучше, чем первое. Он выступает сторонником религиозной свободы и представляет переходную точку зрения, отраженную в эдиктах Константина о веротерпимости.

Евсевий, знаменитый историк, написал несколько апологетических трудов, старательных и ученых, среди которых выделяются его «Евангельская подготовка» с распространенными доводами против язычества и «Евангельское доказательство» с утверждающими доводами в пользу христианства, где основной акцент ставится на пророчествах.

Менее ученый, но обладавший большим теоретическим кругозором и проницательностью, великий Афанасийв своих ранних произведениях «Против греков» и «О воплощении Логоса» (до 325) в общих чертах приводит аргументы в пользу божественного происхождения, истинности, разумности и совершенства христианской религии. Эти два трактата, особенно второй, были первой попыткой, после доктринального труда Оригена De principiis,создать научную систему христианской религии, основанную на определенных представлениях о Боге и мире, грехе и искуплении. Это созревший плод утверждающей апологии в Греческой церкви.

Афанасий учит, что Логос – это образ живого, единственного истинного Бога. Человек создан по образу Логоса. В общении с Ним заключается изначальная святость и райское блаженство. Человек совершил грехопадение по собственной воле, поэтому нуждается в искуплении. Зло – это не какая‑то отдельная сущность, не материя, как считают греки, и она не исходит от Творца всего сущего. Это злоупотребление свободой со стороны человека, эгоизм или себялюбие, власть чувственных принципов над разумом. Грех, как отказ от добра, порождает идолопоклонство. Люди, отчужденные от Бога и погрузившиеся в суету и чувственность, стали обожествлять силы природы или смертных людей или даже плотские похоти, – в качестве примера приводится Афродита. Неизбежное следствие греха – смерть и тление. Но Логос не оставил людей. Он дал им закон и пророков, чтобы приготовить их к спасению. Наконец, Он Сам стал человеком, лишил силы власть греха и смерти в человеческой природе, восстановил Божий образ, объединил нас с Богом и наделил Своей нетленной жизнью. Возможность и правомерность воплощения заключается в изначальной связи Логоса с миром, который сотворен и поддерживается Им. Следовательно, воплощение не противоречит всеобщему правлению Логоса. Когда Он был в человеческом облике, Он в то же время был вездесущ и покоился на лоне Отца. Обязательность воплощения для спасения связана с тем фактом, что тление проникло в саму природу человека и должно быть преодолено в рамках этой природы. Внешнее исправление посредством одной только Божьей проповеди не приносит никакой пользы. «По этой причине Спаситель принял человеческую природу, чтобы человек, объединившись с жизнью, не мог оставаться смертным и в смерти, но принял бессмертие и стал через воскресение бессмертным. Внешняя проповедь искупления должна была бы постоянно повторяться, но внутри человека продолжала бы жить смерть» [121]121
  De incarn.,с. 44 (Opera,ed. Bened., i, p. 86).


[Закрыть]. Таким образом, в отрицательном плане задача воплощения – уничтожение греха и смерти; в утверждающем же плане – сообщение праведности и жизни, обожествление человека [122]122
  Ό Λόγος ένανθρώπησεν, ίνα ημείς θεοποοηθώμεν.


[Закрыть]. Чудеса Христа – доказательство Его изначальной власти над природой, они ведут человека от поклонения природе к поклонению Богу. Смерть Иисуса была необходима, чтобы изгладить грех и доказать Его жизнетворную силу воскресением, а смерть верующих – это уже не кара, но переход к воскресению и славе. Этот теоретический анализ воплощения Афанасий подкрепляет упоминаниями о стойком моральном влиянии христианства, совершающего каждый день великие дела, призывающего человека от идолопоклонства, магии и колдовства к поклонению истинному Богу, уничтожающего греховные и неразумные похоти, укрощающего дикие привычки варваров, побуждающего вести святой образ жизни, превращающего естественный страх перед смертью в ликование, поднимающего взгляд человека от земли к небесам, от смертного к воскресению и вечной славе. Блага воплощения неисчислимы. Они, как морские волны, неустанно накатываются одно на другое.

2. При сыновьях Константина, между 343 и 350 г., Юлий Фирмик Матерн, – автор, о котором мы больше ничего не знаем [123]123
  Неизвестно, был ли он автором математического и астрологического труда (написанного на несколько лет раньше и опубликованного в Базеле в 1551 г.), который говорит о влиянии звезд на людей и при этом призывает читателей не распространять эти египетские и вавилонские тайны, так как астрология в то время была запрещена. Если он действительно был автором этой книги, то не только полностью поменял религиозные взгляды, но и существенно улучшил свой стиль.


[Закрыть], – написал труд против язычества, демонстрируя прекрасное знание античности, но также и фанатичное рвение в отношении к нему то с опорой на евгемеристический метод как путь к обожествлению смертных людей и природных стихий, то с опорой на искажения библейской истории [124]124
  Например, египетский Серапис – не кто иной, как Иосиф, которого, как внука Сары, называли Σάρας άπό.


[Закрыть]. А в конце, вопреки новозаветному духу кротости, он призывает сыновей Константина уничтожить язычество силой, как Бог велел сыновьям Израиля поступать с хананеями, и открыто советует им смело грабить храмы и обогащать себя и церковь за счет расхищенного добра. Подобная апология вполне соответствует деспотическому поведению Констанция, вызвавшему реакцию язычества при Юлиане.

3. Нападки Юлиана на христианство не вызвали немедленного отклика [125]125
  Хотя Аполлинарий написал книгу «Об истине» против императора и языческих философов, о которой, как сообщают, Юлиан с презрением сказал: Άνέγνων, έγνων, κατέγνων («Прочитал, понял, осуждаю»). Христианские же епископы возразили на это так: Άνέγνως, άλλ ' οΰκ εγνως, εί γαρ έγνως ούκ άν κατέγνως («Ты прочитал, но не понял, потому что, если бы ты понял, ты бы не осуждал»). Об этом сообщает Созомен, ν, 18. См. также Schröckh: vi, 355.


[Закрыть], но позже было создано несколько опровержений, главное из них – Кирилла Александрийского(ум. в 444), в десяти книгах, «против нечестивого Юлиана». Они сохранились и относятся к числу самых ценных его произведений. Примерно в то же время Феодорит написал апологетический и полемический труд «Исцеление языческих пристрастий», в двенадцати трактатах, где он пытается опровергнуть заблуждения ложной религии, противопоставляя пророчества и чудеса Библии языческим оракулам, апостолов – героям и законодателям древности, христианскую мораль – безнравственности языческого мира.