Текст книги "Солнечная лотерея (сборник)"

Автор книги: Филип Киндред Дик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 56 страниц)

Глава 4

Утреннее солнце освещает спящую Маршу, ее обнаженные плечи и ложится желтым квадратом на темный пол. Стоя в ванной, Джек ожесточенно бреется, превозмогая боль в поврежденной руке. В запотевшем зеркале он воспринимает свои смазанные мыльной пеной черты как пародию на человеческое лицо.

В доме все успокоились. Вся саранча уползла куда–то, и только изредка случайный шорох напоминает о том, что часть насекомых забралась под стенные панели. Теперь все кажется вполне нормальным и привычным. Проехал, звякая бутылками, грузовичок молочника. Марша вздохнула и пошевелилась во сне, выпростав руку поверх одеяла. На заднем крыльце Прыг–Балда раздумывал, не пора ли опять вернуться в дом.

Тщательно контролируя свои действия, Гамильтон закончил бритье, помыл бритву, освежил лосьоном щеки и шею, надел свежую белую сорочку. Ночью, ворочаясь без сна, он заранее решил, что исполнит задуманное именно сейчас, после бритья, когда от сонливости не останется и следа, а сам он будет умыт, одет и причесан.

Неуклюже опустившись на одно колено, он сложил вместе ладони, закрыл глаза, втянул глубоко воздух и начал…

– Великий Боже, – проговорил он таинственным полушепотом, – сожалею и раскаиваюсь в том, что содеял с бедняжкой мисс Рейсс. Если Ты сможешь простить мой грех, я буду признателен.

Джек оставался коленопреклоненным еще минуты, размышляя над тем, достаточно ли сказанного и все ли он правильно сказал. Однако мало–помалу стыд, гнев и ярость вытеснили смиренное раскаяние. Где это видано, чтоб взрослый здоровый мужик становился на колени? Унизительно… недостойно разумного человека… и, честно говоря, непривычно.

Скрепя сердце он добавил к своей молитве еще несколько строк:

– Господи, посмотри в лицо фактам: она это заслужила! – Его жесткий шепот разносился по притихшему дому. Марша вновь вздохнула и перевернулась под одеялом. Скоро она проснется. Прыг–Балда царапался в дверь снаружи, удивляясь, почему она до сих пор заперта. – Господи, оцени ее слова по достоинству! – продолжал Джек, тщательно выбирая слова. – Именно такие, как она, создавали лагеря смерти. Она суетлива, непримирима… От антикошачьих настроений рукой подать до антисемитизма…

Ответа не последовало. А рассчитывал ли Джек получить его? Чего конкретно ждал? Он и сам не знал. Может, какого–нибудь знака.

Или молитва не смогла пробиться к Богу? Последний раз Джек сталкивался с какой бы то ни было религией на восьмом году жизни, в воскресной школе. А старательное чтение этой ночью церковных текстов не дало ничего конкретного, только ощущение необъятности предмета и глубины материала… Там тоже свои формулы, фактически – тот же протокол… и построже, чем у полковника Эдвардса.

Джек еще оставался в молитвенной позе, когда сзади послышался звук. Повернув голову, он увидел какую–то фигуру, на цыпочках пересекавшую гостиную. Человек. В свитере и просторных брюках. К тому же негр.

– Хорошенький знак свыше, нечего сказать! – с сарказмом заметил Гамильтон.

Чернокожий выглядел явно не лучшим образом.

– Вы меня помните? Я – гид. Привел вас на ту платформу. Вот уже пятнадцать часов, как эта авария у меня из головы не выходит…

– Вы тут ни при чем, – сказал Гамильтон. – Вам досталось наравне со всеми.

Поднявшись, Джек вышел из ванной в прихожую.

– Вы завтракали?

– Я не голоден, – ответил негр, пытливо глядя на Гамильтона. – Что вы сейчас делали? Молились?

– М… да, – признался Джек.

– Это ваш обычай?

– Нет… – Поколебавшись, он добавил: – Я не молился лет с восьми.

Негр помолчал, раздумывая над чем–то, потом, спохватившись, представился:

– Меня зовут Билл Лоуз…

Они обменялись рукопожатием.

– Вы, кажется, все поняли! Когда догадались?

– Где–то со вчерашнего вечера.

– Что–нибудь произошло?

Гамильтон рассказал ему о дожде из саранчи и об укусе осы.

– Догадаться несложно. Солгал – был наказан. Перед тем сквернословил – значит, снова наказан. Причина и следствие. Все элементарно.

– А на молитву вы зря теряете время, – без обиняков заявил Лоуз. – Я пробовал. Все глухо!

– О чем вы молились?

Лоуз с иронией ткнул себя в шею над воротом сорочки, в полоску черной кожи:

– Могли бы догадаться. Но все не так просто… Тут уж, наверное, судьба.

– В ваших словах изрядная доля горечи, – осторожно заметил Гамильтон.

– В свое время ее было гораздо больше. – Лоуз прошелся по гостиной. – Извините, что я так бесцеремонно ворвался… Но дверь была не заперта, и я решил, что вы дома. Вы инженер–электронщик?

– Да.

Состроив гримасу, Лоуз протянул руку:

– Приветствую, коллега. Я выпускник университета. Квантовая физика. Благодаря чему и получил работу гида. Большая конкуренция в наше время… Во всяком случае, мне так говорят.

– А вы как разобрались со всем этим? – Гамильтон повел вокруг рукой.

– С этим?.. – Лоуз пожал плечами. – Догадаться нетрудно.

Он вынул из кармана матерчатый узелок. Развязав его, он показал крохотную металлическую пластинку.

– Когда–то сестра заставляла меня это носить. Так и привык.

Он бросил амулет Гамильтону. На пластинке еще не до конца стерлись слова веры и надежды. Возможно, тысячи рук ощупывали эти заклинания.

– Валяйте, – усмехнулся Лоуз. – Воспользуйтесь им.

– Воспользоваться? – не понял Джек. – Откровенно говоря, это не мой стиль.

– Я по поводу вашей руки. – Лоуз сделал нетерпеливый жест. – Талисман ведь действует – теперь. Приложите к больному месту и увидите. Лучше снять повязку. При непосредственном контакте он работает лучше. Именно так я избавился от своих собственных травм.

Недоверчиво посматривая на Лоуза, Гамильтон содрал часть повязки. Почерневшая плоть влажно блестела сукровицей под лучами солнца. Поколебавшись, Джек осторожно приложил к ране холодный кусочек металла.

– Вот, уже пошло, – заметил Лоуз.

Отвратительная нагота поврежденных тканей стала бледнеть и покрываться розовой пленкой. Оранжевый глянец медленно обретал нормальный телесный цвет. Рана сузилась, перестала сочиться сукровица. Потом и вовсе затянулась. Только посредине осталась узкая белая полоска. Под кожей пропала болезненная пульсация.

– Вот видите! – победно ухмыльнулся Лоуз, протягивая руку за амулетом.

– А раньше он помогал?

– Да что вы!.. Никогда. Глупые старушечьи байки. – Он сунул амулет в карман. – Теперь попробую оставить на ночь несколько волосков в воде… Утром, конечно, будут черви. А хотите знать, как вылечить диабет? Надо взять половину сушеной жабы, смолоть как кофе, перемешать с молоком девственницы, завернуть в старую тряпку и обернуть шею больного.

– Вы хотите сказать…

– …что теперь подействует. Как до сих пор еще верят в глубинке. До сих пор старики ошибались, а мы были правы. Но теперь не правы мы.

На пороге спальни появилась Марша. В халате, заспанная и непричесанная.

– О!.. – испуганно выдохнула она, завидев Лоуза. – Это вы! Как поживаете?

– Спасибо, хорошо, – ответил Лоуз.

Протирая глаза, Марша обернулась к мужу:

– Как спалось?

– Так… А что?

Что–то в ее голосе насторожило Джека.

– Сон видел?

Гамильтон задумался. Снилось нечто расплывчатое, рассказывать особо не о чем.

– Нет, – буркнул он.

Странное выражение появилось на угловатом лице Лоуза.

– Вы видели сны, миссис Гамильтон? Что именно?

– Самое странное, такое и сном–то не назовешь. Ничего не происходило. Просто – было…

– Место, но не действие – так?

– Вот–вот. Грубо говоря, имело место что–то неизвестное. И мы в том числе.

– Мы все? – живо спросил Лоуз. – Все восемь?..

– Да, – кивнула Марша. – Все лежали там, где упали. В «Мегатроне». Мы просто лежали. Без сознания. И даже, казалось, вне времени.

– А в углу, – спросил Лоуз, – происходит что–нибудь? Суетятся медики? Или ремонтники?..

– М–м… да, – подтвердила Марша. – Но они скорее недвижно присутствуют. Замерли, как статуи, на какой–то лестнице.

– Нет, они двигаются, – возразил Лоуз. – Мне тоже снилось подобное. И я тоже сначала думал, что они неподвижны. Они двигаются, только очень медленно.

Наступило тягостное молчание.

Еще раз покопавшись в памяти, Джек нерешительно произнес:

– Теперь и я припоминаю… Это след травмы: мгновение шока. Оно врезалось в наше сознание. Наверно, мы никогда от него не избавимся полностью.

– Но это не память! – взволнованно воскликнула Марша. – Это продолжается! Мы все по–прежнему – там.

– Как?.. В «Мегатроне»?

Она судорожно кивнула:

– Я это только так и ощущаю.

Чувствуя, что Марша на грани срыва, Джек сменил тему.

– Сюрприз! – показал он ей заживленную рану. – За один присест Билл чудо сотворил!

– Нет, не я! – сердито запротестовал Лоуз. – Никто и никогда не уличит меня в чудесах.

Смущенный Гамильтон поглаживал свою руку.

– Это ваш амулет ее вылечил!

Лоуз достал талисман из кармана и внимательно осмотрел его.

– Может быть, теперь мы спустились до уровня настоящей реальности. Может, под обманчивой поверхностью всегда существовала эта реальность…

Марша медленно подошла к мужчинам.

– Мы мертвы? – спросила она неожиданно севшим голосом.

– По–моему, нет, – ответил Гамильтон. – Мы все еще находимся в Белмонте, штат Калифорния. Но это другой Белмонт. Произошли кое–какие перемены. Некоторые добавления, там и тут… Другими словами, кто–то нас пасет.

– И что теперь? – спросил Лоуз.

– Вопрос не по адресу, – ответствовал Гамильтон. – Я в таком же положении, как и вы.

– Я могу сказать, чего нам ждать теперь, – тихо сказала Марша.

– Чего же?

– Я иду искать работу.

Брови Гамильтона поднялись:

– Какую еще работу?

– Любую. Машинисткой, продавщицей, телефонисткой на коммутаторе. Чтоб нам было на что жить… или ты забыл?

– Я не забыл. Но ты тем не менее останешься дома, вон хотя бы протирать мебель… А я позабочусь о работе.

Он выставил чисто выбритый подбородок и выпятил грудь в свежей сорочке:

– Два шага уже сделал на этом пути!

– Но ведь я виновата, что ты без работы!

– Может, никому из нас работать больше не придется, – иронизируя, произнес Лоуз. – Может, от нас больше ничего не требуется, кроме как рот разевать в ожидании манны небесной.

– Вы говорили, что уже пробовали, – бросил Гамильтон.

– Пробовал, да. И безрезультатно. Но у других получается. И нам надо выяснить, как это им удается. Этот мир, чем бы он ни был, имеет свои собственные законы. На привычные для нас нормы они не похожи. Мы в этом уже убедились: талисманы больше не безделушки. Значит, благословение не пустой звук в этом мире… – Запнувшись, он добавил: – Как, вероятно, и проклятие.

– И спасение!.. – широко раскрыв глаза, прошептала Марша. – Боже милостивый, значит, Небеса действительно существуют?

– Безусловно, – кивнул Джек, направляясь в спальню. Вскоре он вернулся, завязывая галстук. – Но об этом после… А сейчас я отправлюсь вдоль побережья искать работу. У нас в банке – пятьдесят долларов, и ни цента больше. Я не намерен подыхать с голоду, дожидаясь, когда же начнут действовать молитвы.

***

На служебной автостоянке у ракетного завода Гамильтон включил зажигание своего «форда». Машина все еще занимала прежнее место с надписью: «Резервировано для Д. Гамильтона».

Выехав на Эль–Камино–Реаль, он вскоре оставил Белмонт позади. Через полчаса он уже был у южной оконечности Сан–Франциско. Башенные часы местного отделения банка показывали 11.30, когда Джек припарковал машину на гравийной площадке среди «кадиллаков» и «крайслеров» персонала Агентства по развитию электроники.

Корпуса агентства высились справа: белые бетонные кубы на фоне холмов растущего индустриального города. Когда–то давно, после первой публикации Гамильтона по электронике, агентство хотело переманить его из «Калифорния мэйнтэнанс» к себе.

Возглавлял агентство Гай Тиллингфорд, один из ведущих специалистов страны. Блестящего ума человек, он был еще и близко дружен с отцом Гамильтона.

Именно здесь надо искать работу – если вообще суждено ее найти. И самое главное, в данный момент агентство не вело военных исследований. Доктора Тиллингфорда, одного из основателей Института фундаментальных исследований в Принстоне, больше увлекали чисто научные проблемы. Из Агентства по развитию электроники вышло несколько непревзойденных компьютеров, величайших электронных мозгов, применяемых во всех странах западного мира.

– Да, мистер Гамильтон, – деловито затараторила секретарша, бегло полистав его бумаги, – я скажу доктору, что вы здесь… Уверена, он обрадуется вам.

Энергично вышагивая в холле, Гамильтон то и дело складывал вместе кончики пальцев, молча творя молитву. Она получалась сама собой, для этого не требовалось усилий. Пятидесяти баксов на счете явно недостаточно для счастья… даже в этом мире чудес и сыплющейся с потолка саранчи.

– Джек, мальчик мой! – раздался звучный голос. Доктор Гай Тиллингфорд появился в дверях кабинета, протягивая гостю руку. Лицо его светилось радостью. – Как я рад тебя видеть! Погоди, сколько же мы не виделись? Десять лет?

– Недалеко от этого, – признал Гамильтон, ощущая сердечную полновесность рукопожатия. – А вы, доктор, неплохо выглядите.

В кабинете Тиллингфорда находились инженеры и научные консультанты. Блестящие молодые люди, энергичные, по моде одетые. Не обращая на них внимания, доктор провел Джека через анфиладу переходов в отдельную комнату.

– Здесь мы сможем поговорить, – доверительно сказал он, тяжело опускаясь в просторное кожаное кресло. – Видишь, устроил себе… подобие убежища, где можно хоть несколько минут побыть самим собой. Поразмышлять, успокоиться…

Он с грустью добавил:

– Не могу, знаешь ли, держать такой темп, как раньше. Пару раз в день приходится заползать сюда, чтоб восстановить силы.

– Я ушел из «Калифорния мэйнтэнанс», – сообщил Гамильтон.

– Ага! – кивнул Тиллингфорд. – Молодец. Это место не для тебя. Слишком заняты пушками. Не ученые, а государственные чинуши.

– Я не подал в отставку. Меня выгнали.

Гамильтон кратко обрисовал ситуацию.

Тиллингфорд некоторое время сидел молча. Задумавшись, он насупил брови, ногтем постукивая по передним зубам…

– Я помню Маршу. Милая девушка, всегда нравилась мне. Все помешались теперь на охране секретов. Но здесь нам нет нужды об этом беспокоиться. Мы как отшельники в башне: никаких правительственных заказов! – Доктор довольно рассмеялся. – Последний бастион чистой науки.

– Вы думаете, что я мог бы пригодиться вам? – спросил Гамильтон, стараясь, чтобы голос звучал как можно более непринужденно.

– Почему бы и нет?

Машинальным движением Тиллингфорд достал некий странный предмет, вращающийся барабан на подставке, и принялся крутить его.

– Я с твоими работами знаком… По правде говоря, жалею, что ты раньше не оказался у нас.

Гамильтон как зачарованный смотрел на диковинную штуку в руках у Тиллингфорда: он узнал молельное колесо буддистов.

– Тебе, конечно, зададут положенные вопросы, – вскользь обронил Тиллингфорд, вращая колесо. – Рутина, сам понимаешь… Но анкету и прочее тебе заполнять не придется. Я опрошу тебя устно. Как я понимаю, ты не пьешь.

Гамильтон в удивлении привстал:

– Пью?!.

Видимо, Тиллингфорда ответ удовлетворил.

– Теперь что касается Марши… Некоторую трудность эта история создает. Не в том, что относится к охране секретов, а… Джек, я должен спросить вот о чем… Скажи мне правду, Джек!..

Тиллингфорд вытащил из кармана книгу в черном переплете, тисненную золотом: «Байян Второго Бааба», [13]13
  Первый Бааб (Великий Бааб) – религиозный деятель на Ближнем Востоке (подлинное имя – Мирза Али Мохаммед ибн Радхиг (1824–1850). Основал в 1844 году мусульманское движение баабизм. Второй Бааб – последователь Первого Бааба (подлинное имя – Бехель–улла). Предводитель экстремистского движения бахаитов. Дословно «Бааб» – «Врата Пророка». «Байян» – книга откровений, представляющих дополнение к Корану.


[Закрыть]и передал ее Гамильтону.

– В колледже, когда вы с Маршей имели отношение к радикальным кругам… вы не практиковали, скажем так, «свободную любовь»?

Гамильтон не смог подобрать нужных слов. В крайнем изумлении он встал перед Тиллингфордом, держа в руке «Байян». Книга еще хранила тепло рук доктора. В комнате уже появились двое служащих агентства; они наблюдали с почтительного расстояния. В длинных белых халатах, они держались торжественно, как служители некоего культа. Их коротко остриженные головы напоминали выбритые черепа молодых монахов… Странно, что раньше Джеку не приходило в голову, насколько нынешняя мода коротко стричься похожа на ритуальную стрижку монашеских орденов. Эти двое выглядели вполне типично для молодых физиков, но куда подевалась их обычная для юных талантов бесцеремонность?

– Раз уж мы начали, то я спрошу тебя вот о чем, – говорил Тиллингфорд. – Джек, мальчик мой, положи руку на «Байян» и скажи правду: нашел ли ты единственно верный путь к благословенному спасению?

Все взгляды сошлись на Гамильтоне. Он сглотнул неожиданно подкативший к горлу ком, покраснел как рак и стоял, совершенно обалдевший.

– Доктор, – наконец проговорил он, – я, пожалуй, зайду в другой раз.

Тиллингфорд снял очки и обеспокоенно взглянул на Гамильтона:

– Ты плохо себя чувствуешь, Джек?

– Я много пережил за последние дни. Потеря работы… – Он торопливо добавил: – И прочее… Марша и я попали вчера в аварию.

– Да, да, – кивнул Тиллингфорд. – Я слышал об этом. К счастью, никто не погиб.

– С теми, кто угодил в эту бойню, – вступил в разговор один из сотрудников, – должен был находиться сам Пророк. Вы подумайте: падать с такой высоты – и уцелеть!

– Доктор, – хрипло произнес Гамильтон, – вы не могли бы рекомендовать хорошего психиатра?

– Кого? – Лицо ученого мужа вытянулось и застыло с выражением крайнего удивления. – Ты, парень, в своем уме?

– По–моему, да… – не совсем уверенно ответил Джек.

– Обсудим это позже, – сдавленным голосом проговорил Тиллингфорд. Нетерпеливым жестом он отослал обоих ассистентов. – Ступайте в мечеть, – приказал он им. – Займитесь медитацией, пока я вас не позову.

Те вышли, бросая на Джека любопытные взгляды.

– Со мной можешь говорить откровенно, – тяжело вздыхая, сказал Тиллингфорд. – Я твой друг, Джек. Я знал твоего отца. Это был великий физик. Лучше не бывает. Когда ты пошел работать в «Калифорния мэйнтэнанс», я сильно огорчился. Но конечно, мы должны склоняться перед волей космоса.

Гамильтон чувствовал, как холодный пот стекает у него по шее, впитываясь в накрахмаленный ворот сорочки.

– Можно задать несколько вопросов? – выдавил кое–как Джек. – Я нахожусь в научном учреждении? Или я отстал от событий?

– От событий?.. – Озадаченный Тиллингфорд взял «Байян» из вялых пальцев Гамильтона. – Я не вполне понимаю ход твоих мыслей, мой мальчик. Пожалуйста, поконкретнее!

– Ну, скажем, так… Я долгое время просидел в определенной изоляции. Будучи погружен в работу, я потерял контакт с остальным научным миром. И поэтому, – Джек беспомощно развел руками, – не имею понятия, кто чем сейчас занимается. Может, вы коротко введете меня в курс дела?

– В курс дела, – кивая, повторил Тиллингфорд. – Потеря контактов и отсутствие перспективы – общая беда. К этому всегда ведет сверхспециализация. Я и сам тебе не ахти как много расскажу. Наша работа в агентстве очень четко расписана. У себя в «Калифорния мэйнтэнанс» вы строили оружие против неверных. Тут просто, прикладная наука.

– Да, – согласился Гамильтон.

– А здесь мы заняты вечной фундаментальной проблемой – связью. Это наша работа. И притом какая работа, Джек! Обеспечивать электронную систему нервной связи. У нас работают электронщики вроде тебя. У нас есть и высшего калибра консультанты по семантике. Неплохие исследователи–психологи. Все мы образуем команду, чтоб решать важнейшую проблему человеческого существования: поддержание бесперебойного канала связи между Землей и Небесами.

Доктор продолжал:

– Хотя ты с этим уже знаком, но я повторюсь. В прежние времена, пока связь не стала предметом строгого научного анализа, существовали различные, сделанные кое–как системы. Грубые, эклектичные – больше произвола, чем науки… Жалкие попытки привлечь к себе внимание Господа, дергая Его за бороду. Наподобие громких песнопений и молитв, до сих пор практикуемых малообразованными классами. Ну да ладно, пускай себе поют и скандируют…

Он нажал кнопку, и одна из стен комнаты стала прозрачной. Гамильтон увидел, что они с Тиллингфордом со всех сторон окружены лабораторными блоками: расположенные концентрическими кругами, они уходили вдаль – в бесконечность. Бесчисленное множество специалистов, самое совершенное оборудование.

– Ты знаешь, что сделал в кибернетике Норберт Винер, – со значением произнес Тиллингфорд. – Собственно, он ее и создал. Но еще важнее то, что совершил Энрико Дестини в теофонике.

– А что?..

Брови Тиллингфорда поднялись в изумлении.

– Но ты же специалист, мой мальчик! Теофоника… Разумеется, это двусторонняя связь между человеком и Господом. Используя открытия Винера, а также разработки Шэннона и Уивера, Дестини смог создать первую, действительно заслуживающую внимания систему связи между Землей и Небом. Конечно, он получил возможность использовать все технические достижения периода Священной войны – против орды безбожных гуннов, поклонников Вотана и Вальхаллы.

– Вы… нацистов имеете в виду?

– Да, этот термин тоже мне известен. Но им пользуются в основном социологи. Ну а вспомни Анти–Бааба, этого лжениспровергателя нашего Пророка. Говорят, он жив и скрывается в Аргентине. Якобы нашел какой–то эликсир вечной молодости, гнусное снадобье… Вступил в сношение с дьяволом – помнишь? Короче, это уже достояние истории.

– Да, – хрипло отозвался Гамильтон, – я знаю…

– И тем не менее находились люди, не желавшие видеть знаки, уже начертанные на стене. Иногда я даже думаю, что неверные заслуживают кары. Парочка водородных бомб – и неискоренимая до сих пор зараза прекратит…

– Да, так что же в других отраслях физики? – перебил его Гамильтон. – Чем они заняты?

– Физика закончилась, – сообщил ему Тиллингфорд, – она исчерпала себя. Практически все, что можно было узнать о материальной стороне жизни, уже известно… Давным–давно, столетия назад. Физика стала абстракцией технологии.

– А сами технологи, инженеры?..

Вместо ответа Тиллингфорд подтолкнул к Джеку ноябрьский номер «Журнала прикладных наук».

– Передовица даст тебе полное представление. Светлая голова этот Киршбейн.

Статья была посвящена теоретическим аспектам проблемы резервуаров. Из подзаголовка следовало, что резервуары предназначались для «постоянного снабжения крупнейших населенных пунктов божественной благодатью».

– Благодатью?.. – едва слышно пролепетал Гамильтон.

– Инженеры и техники заняты преимущественно перекачиванием благодати по трубопроводам во все бахаитские общины планеты. В некотором смысле эта задача аналогична нашей – поддержанию бесперебойной связи…

– И это все, чем они заняты?

– Ну, есть еще постоянное строительство мечетей, храмов, алтарей. Господь строг, ты это знаешь сам. Его установки предельно четки. Откровенно говоря – и строго между нами, – этим ребятам я не завидую. Одна оплошность – и… – Он щелкнул пальцами. – Пфф!

– Пфф? – повторил зачарованно Гамильтон.

– Молния!..

– О!.. – только и смог произнести Джек. – Конечно!

– Смышленые ребята ни за что не идут инженерами. Смертность слишком высока. – Тиллингфорд отечески взглянул на Гамильтона. – Видишь теперь, мой мальчик, что ты попал действительно в хорошую отрасль физики?

– Я никогда не сомневался в этом, – чуть дыша проговорил Джек. – Мне просто любопытно, как другие работают.

– А я, что касается твоего морального облика, вполне удовлетворен, – пророкотал доктор. – Я знаю, ты из хорошей, богобоязненной семьи. Твой отец был воплощением честности и смирения. Временами я до сих пор получаю от него известия.

– Да? – промямлил Гамильтон.

– У него все в порядке. Конечно, по тебе он скучает. – Тиллингфорд показал на аппарат селекторной связи на столе. – Если хочешь…

– Нет! – отодвигаясь как можно дальше, замотал головой Джек. – Я все еще не оправился от последствий аварии. Боюсь, не выдержу…

– Как тебе угодно. – Тиллингфорд хлопнул его по плечу. – Хочешь посмотреть лаборатории? У нас ты увидишь наиновейшее оборудование. Извини уж, похвастаю… – Доверительным шепотом он сообщил: – В твоей старой шарашке, «Калифорния мэйнтэнанс», они хотели переплюнуть нас. Досаждали Небесам своими просьбами…

– Но все досталось вам?

– О да. Кто, в конце концов, держит связь? – Осклабившись, Тиллингфорд лукаво подмигнул и повел Джека к дверям. – Я передам тебя нашему директору по кадрам. Он оформит бумаги.

Директор по кадрам оказался розовым, пухленьким человечком, который не переставая лыбился счастливо, пока выуживал из ящика стола необходимые бланки.

– Мы рады принять ваше заявление, мистер Гамильтон. Агентству нужны люди вашего опыта. А поскольку доктор Тиллингфорд знает вас лично…

– Нет нужды прокручивать с ним рутину, – заметил Тиллингфорд. – Опусти бюрократическую тягомотину. Переходи прямо к тестированию по квалификационным пунктам.

– Отлично, – отозвался директор, доставая свой экземпляр «Байяна Второго Бааба». Положив том на стол, он закрыл глаза, пробежал пальцем по срезу книги и открыл ее наугад. Тиллингфорд с любопытством заглянул через плечо директора. Переговариваясь между собой шепотом, они углубились в изучение текста.

– Прекрасно! – воскликнул вскоре Тиллингфорд, удовлетворенно выпрямляясь. – Ответ положителен.

– Безусловно, да! – согласился директор. Обращаясь к Джеку, он сказал: – Возможно, вам будет интересно узнать, что мы получили едва ли не самый одобрительный отзыв в этом году!

Директор стал читать деловитой скороговоркой:

– Видение тысяча девятьсот тридцать первого: глава шестая, стих четырнадцатый, строчка первая. Она гласит: «Да, истинная вера испаряет гордыню безбожных, ибо узнает безбожник в полной мере гнев Господень; узнает он, доколе наполнять ему глиняный сосуд».

Он смачно захлопнул «Байян» и положил его на стол. Оба власть предержащих мужа прямо–таки лучились доброжелательностью, равно как и доброй волей и профессиональным удовлетворением.

Ошеломленный Гамильтон не понимал, что же он в конце концов чувствует по поводу услышанного здесь. Джек ухватился за ту тонкую ниточку надежды, которая и привела его сюда.

– А могу ли я узнать насчет жалованья? – спросил он. – Или это будет… – он попытался превратить все в шутку, – чересчур меркантильно с моей стороны?

Оба собеседника казались озадаченными.

– Жалованье?

– Да, жалованье! Оклад! – повторил Гамильтон с ноткой легкой истерики в голосе. – Должны же вы это знать. Бухгалтерия выдает жалованье каждые две недели. Видите ли, без этого принятый на работу начинает волноваться.

– Как это и принято, – с достоинством произнес Тиллингфорд, – ваш счет будет кредитоваться через компьютер каждые десять дней. – Обернувшись к директору по кадрам, он спросил: – Сколько там, уточните. Я не помню таких мелочей.

– Сейчас справлюсь у бухгалтера, – ответил директор. Он покинул кабинет, но вскоре вернулся.

– Ваш рейтинг равен А–четыре. Через полгода вы получите А–пять. Ну как? Неплохо для молодого человека тридцати двух лет?

– А что такое «А–четыре»? – потребовал объяснений Гамильтон.

Доктор с директором переглянулись, и директор, после удивленной паузы, облизнул пересохшие губы и сказал:

– Компьютер скрупулезно ведет дебет и кредит. – Он поднял палец. – Космический счет! Вы же знаете прекрасно о Великом Счете грехов и добродетелей. Агентство по развитию электроники выполняет работу, порученную Господом. Теперь, следовательно, вы – слуга Божий. Ваше жалованье – это четыре ступеньки каждые десять дней, четыре шага к вашему спасению. Компьютеры обеспечивают все детали. Они в конце концов для этого и существуют.

Что ж, все сходилось.

Сделав глубокий вдох, Джек сказал:

– Прекрасно. Я что–то немного растерялся, извините. Но… – Не сдержав эмоций, он снова атаковал Тиллингфорда: – На что же мы с Маршей будем жить? Нам нужно оплачивать счета, нужно есть, в конце концов!

– Как служитель Господа, – сухо ответил Тиллингфорд, – ты будешь обеспечен всем необходимым. Твой «Байян» с тобой?

– Д–да, – пробормотал Гамильтон.

– Следи, чтоб вера не покинула тебя. Я бы сказал, что человек твоего морального уровня, занимающийся такого рода работой, вправе молиться о получении и, соответственно, получать… – он произвел мысленный подсчет, – скажем, не менее четырехсот в неделю. Что скажешь, Эрни?

Директор по кадрам согласно кивнул:

– Да, по меньшей мере.

– И еще одно, – торопливо проговорил Джек, видя, что доктор Тиллингфорд, сочтя дело решенным, собрался уходить. – Я пару минут назад спрашивал насчет психиатра…

– Мой мальчик! – остановившись, вздохнул Тиллингфорд. – Я должен сказать тебе одну, одну только вещь. Свою жизнь ты вправе прожить, как тебе угодно. Я не собираюсь указывать, что тебе делать и что думать. Духовное существование – это вопрос между тобой и Единосущим Богом. Но если тебе хочется обратиться к шарлатанам и…

– Шарлатанам… – повторил вымученно Джек.

– Маргинальные психи! Я бы не удивился, будь ты простым человеком с улицы. Темный народ действительно льнет в большинстве своем ко всевозможным психиатрам. Я знаю статистику – печальное свидетельство о степени заблуждений в обществе… Я вот что сделаю для тебя!

Он вытащил из кармана записную книжку, ручку и что–то быстро набросал на листке.

– Вот единственно верный путь. Если ты до сих пор к этому не пришел, то теперь, вероятно, уже поздно. Но мы имеем указание не прекращать попыток. Вечность, в конце концов, – долгий путь, мой мальчик.

На листке было написано: «Пророк Гораций Клэмп. Усыпальница Второго Бааба. Шайен, штат Вайоминг».

– Именно, – подтвердил Тиллингфорд. – Если идти, то прямо к вершине. Это удивляет тебя? Но это свидетельствует о том, насколько я принял в тебе участие, мой мальчик.

– Благодарю, – пробормотал Гамильтон, тупо кладя бумажку в карман. – Раз вы так советуете.

– Да, я так советую, – непререкаемым тоном повторил Тиллингфорд. – Бахаизм есть единственно истинная вера, мой мальчик. Единственная гарантия того, что ты будешь в раю. Бог вещает устами Горация Клэмпа. Завтра же бери себе свободный день и отправляйся в Шайен. На работу явишься потом, это не важно. Если кто и сможет спасти твою бессмертную душу от огня вечного проклятия, так это пророк Гораций Клэмп.