Текст книги "Журнал «Если», 2002 № 10"

Автор книги: Филип Киндред Дик

Соавторы: Джо Холдеман,Андрей Синицын,Владимир Гаков,Павел (Песах) Амнуэль,Эдуард Геворкян,Виталий Каплан,Грегори (Альберт) Бенфорд,Олег Овчинников,Дмитрий Караваев,Дэвид Лэнгфорд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Почти все успели пробить по два отверстия – все, кроме меня и еще двоих-троих. Наверное, мы были единственными, кто действительно внимательно следил за происходящим, когда Бованович попала в беду. Все мы находились метрах в двухстах от котлована; мой зрительный преобразователь был включен на четырехкратное усиление, и я ясно видел, как она скрылась за краем котлована. После этого я мог только слышать ее переговоры с Кортесом.

– Я на дне, сержант. – На время этих учений нормальный радиообмен был запрещен; на передачу могли работать только Кортес и обучаемый.

– О’кей. Подойди к центру и сдвинь щебень в сторону. Не спеши. Пока не вынешь чеку, торопиться некуда.

– Я знаю, сержант. – Мы отчетливо слышали негромкий стук попадавших ей под башмак камешков – звук передавался через подошвы на микрофон передатчика. Несколько минут Бованович молчала. Наконец снова раздался ее слегка запыхавшийся голос:

– Щебень убран, я добралась до земли.

– Под тобой камень или лед?

– Камень, сержант. Какая-то необычная порода – чуть зеленоватая.

– Используй малую мощность. Одна и две десятых, рассеивание – четыре.

– Черт побери, сержант, так я буду возиться до второго пришествия!

– Да, зато так безопасней. Эта зеленоватая порода… в ней содержатся кристаллы замороженного водорода. Если нагревать их слишком быстро, камень под тобой начнет взрываться, и тогда… тогда нам придется оставить тебя там, где ты есть, девочка.

– О’кей, мощность – одна и две, рассеивание – четыре. – Край котлована озарился розовыми вспышками лазера.

– Когда углубишься примерно на полметра, поставь рассеивание два.

– Принято. – Вся операция заняла почти семнадцать минут, три из них – на двукратном рассеивании. Могу себе представить, как устала у Бованович рабочая рука.

– Теперь немного отдохни. Когда дно шурфа перестанет светиться, поставь взрыватель на боевой взвод и осторожно опусти в яму. Потом – выходи. Понятно? Выходи спокойно, не торопясь, времени достаточно.

– Я поняла, сержант. Опустить заряд в шурф и выходить… – Голос у Бованович слегка дрожал. Что ж, вполне понятно – ведь не каждый день имеешь дело с тахионной бомбой мощностью в двести микротонн. Несколько минут мы слышали только затрудненное дыхание Бованович.

– Ну вот. Порядок… – Послышался негромкий скрежет соскальзывающего в шурф заряда.

– Теперь отходи. Не беги – у тебя есть целых пять минут.

– Д-да, пять минут… – Ее шаги действительно были равномерными, неторопливыми. Потом, когда Бованович стала карабкаться вверх по склону, характер звуков изменился. Теперь в шорохе и перекатывании камней было что-то лихорадочное. Осталось четыре минуты.

– Черт!.. – Длинный, скрежещущий звук, потом снова стук падающих камней.

– Что случилось, рядовой?

– Черт!.. – Тишина, потом снова: – Черт, черт, черт!..

– Если ты не хочешь, чтобы я тебя пристрелил, отвечай, что случилось!

– Я… Я застряла. Край котлована обвалился и засыпал… Сделайте же что-нибудь! Я не могу двинуться с места! Я не могу…

– Молчать. Как глубоко ты находишься?

– Я не знаю. Я просто не могу пошевелить ногами. Помогите!

– Так пользуйся руками, черт тебя дери! Подтягивайся. Подтягивайся!!! Не забывай – каждой рукой ты можешь легко поднять тонну!

Осталось три минуты.

Бованович перестала ругаться и забормотала что-то на незнакомом языке – должно быть, по-сербски. Ее голос звучал глухо и монотонно. Было слышно, как она кряхтит от усилий и как вниз катятся отдельные камни.

– Я освободилась!

Две минуты.

– Теперь шевелись. Двигайся так быстро, как только сможешь. – Голос Кортеса звучал совершенно спокойно и ровно.

Когда осталось девяносто секунд, мы увидели над краем котлована ее голову в шлеме.

– Теперь беги, девочка, беги изо всех сил!..

Бованович пробежала пять или шесть шагов, упала, проехала немного на животе, вскочила, снова побежала и снова споткнулась и упала. Нам казалось, фигура в скафандре движется достаточно быстро, но Бованович успела пробежать не больше тридцати метров, когда Кортес сказал:

– О’кей, Бованович, теперь упади на землю и замри.

Оставалось всего десять секунд, но Бованович либо не слышала сержанта, либо ей хотелось оставить между собой и котлованом еще хотя бы несколько метров. Поэтому она продолжала бежать, вернее не бежать, а двигаться высокими, беспечными прыжками, словно маленькая девочка на прогулке. Она как раз была в высшей точке очередного прыжка, когда сверкнула молния и раздался гром. Что-то тяжелое ударило Бованович сзади в шею, и обезглавленное тело нелепо закувыркалось, разбрасывая во все стороны черно-красные капли мгновенно замерзшей крови. Упав на землю, они образовали целую дорожку мельчайшей рубиново-алой пыли, и мы старались не наступать на нее, когда собирали камни, чтобы похоронить вымороженное мертвое тело.

Вечером Кортес не стал читать нам своих обычных нравоучений. Он даже не пришел в столовую, когда мы сели ужинать. Мы со своей стороны были предельно вежливы друг с другом, и ни один из нас так и не осмелился заговорить о том, что произошло.

Я лег спать с Роджерс. В ту ночь каждый старался найти себе друга, но она только плакала, да так долго и безутешно, что я тоже не выдержал.

7.

– Огневая группа А – вперед!

Наше отделение неровной линией двинулось к предполагаемому оборонительному сооружению условного противника. Оно находилось примерно в километре впереди, но этот оставшийся километр представлял собой заботливо подготовленную полосу препятствий. Весь лед с нашего пути был убран, поэтому теоретически мы могли бы двигаться достаточно быстро, однако даже после десяти дней тренировок нашим пределом была легкая трусца.

В руках я держал гранатомет, снаряженный учебными выстрелами мощностью в одну десятую микротонны. Наши «лазерные пальцы» были установлены на ноль целых восемь десятых мощности (рассеивание – единица) и казались не опаснее карманных фонариков. В конце концов, атака – учебная, к тому же «вражеский» бункер и его робот-защитник стоили слишком дорого, чтобы их можно было использовать только один раз.

– Группа В – вперед. Командиры групп – принимайте командование.

Мы как раз приблизились к груде булыжников примерно на половине расстояния от бункера. Здесь Поттер, командир нашей группы, скомандовала:

– Стой! Всем в укрытие.

Сгрудившись за камнями, мы припали к земле и стали поджидать группу В.

Едва заметные в своих зачерненных скафандрах, двенадцать мужчин и женщин бесшумно проскользнули мимо. Обогнав нас, они начали забирать левее, освобождая нам сектор обстрела.

– Огонь!

Красные световые кольца прицела заплясали в полукилометре впереди, где едва просматривался бункер условного противника. Пятьсот метров были практически предельной дальностью для моих учебных выстрелов, но я решил попытать счастья. Направив гранатомет в сторону цели, я поднял его под углом сорок пять градусов к горизонту и дал короткую очередь.

Ответный огонь из бункера начался еще до того, как мои выстрелы упали на цель. Автоматические лазеры условного противника были не мощней наших, однако прямое попадание деактивировало зрительный преобразователь, так что пораженный солдат практически ничего не видел. Впрочем, «противник» пока палил наугад; лучи его лазеров даже не приближались к россыпи камней, за которой мы укрылись.

Три ярких, точно магниевых, вспышки появились практически одновременно метров за тридцать до бункера.

– Манделла! Мне казалось – ты говорил, будто умеешь обращаться с этой штукой!

– Черт побери, Поттер, полкилометра – это предельная дальность. Не беспокойся, когда мы подойдем поближе, я его накрою.

– Уж постарайся, сделай такое одолжение!

Я промолчал. В конце концов, Поттер не будет командиром группы вечно. Кроме того, она была совсем неплохой девчонкой до того, как власть ударила ей в голову.

Поскольку гранатометчик является одновременно и заместителем командира отделения, я был подключен к частоте Поттер и мог слышать ее переговоры с группой В.

– Поттер, говорит Фримен. Доложите потери.

– Говорит Поттер. Потерь нет. Похоже, противник целиком сосредоточился на вас.

– Похоже. Я потерял уже троих. Мы находимся во впадине в восьмидесяти – ста метрах впереди вас. Когда будете готовы, мы вас прикроем.

– О’кей, начинайте. – Тихий щелчок. – Группа, за мной!

Выскользнув из-за камней, Поттер включила небольшой бледно-розовый маячок чуть ниже энергетического ранца. Я тоже включил маяк и рванулся за ней. Остальная группа следовала за нами, на ходу разворачиваясь в цепь. Пока группа В прикрывала нас огнем, никто из наших не стрелял.

Некоторое время я не слышал ничего, кроме дыхания Поттер и хруста камней и льда у себя под ногами. Я мало что видел, поэтому кончиком языка перевел зрительный преобразователь в режим двойного усиления. Из-за этого все окружающее начало немного расплываться, но зато картина стала намного ярче. Судя по всему, огонь из бункера заставил группу В зарыться в землю. Они не могли поднять головы и отвечали только выстрелами из ручных лазеров. Очевидно, их гранатометчик был выведен из строя.

– Поттер, говорит Манделла. Группе В приходится жарко. Может, примем часть огня на себя?

– У тебя с головой все в порядке, рядовой? – На время маневров Поттер произвели в капралы. – Сначала нужно найти подходящее укрытие.

Наконец мы с Поттер отклонились вправо и присели за обломком скалы. Остальные залегли поблизости, и лишь немногим пришлось упасть на открытом месте.

– Фримен, говорит Поттер…

– Поттер, это Смизи. Фримен убит и Сэмьюэле тоже. У нас осталось всего пять человек. Прикройте нас, чтобы мы могли…

– Все понятно, Смизи. – Щелчок. – Группа А, огонь! Выручайте же своих!

Я выглянул из-за скалы. Судя по целеуказателю, до бункера оставалось около трехсот пятидесяти метров. Далековато, конечно, но ничего не поделаешь. Я прицелился чуть выше бункера и дал очередь, потом опустил гранатомет на пару градусов и выстрелил еще раз. Первые гранаты упали с перелетом в двадцать метров, второй залп взрыл камень прямо перед бункером. Слегка откорректировав угол прицеливания, я дал длинную очередь из пятнадцати выстрелов, опустошив магазин.

Мне следовало укрыться за скалой, чтобы перезарядить гранатомет, но хотелось посмотреть, куда я попал. Поэтому я потянулся за новым магазином, не отрывая взгляда от бункера…

Когда луч лазера ударил в мой зрительный преобразователь, я увидел такую яркую красную вспышку, что мне показалось, будто свет пронзил мою голову насквозь. Прошло, должно быть, несколько миллисекунд, прежде чем перегруженный преобразователь отключился, однако мне этого хватило – еще несколько минут перед моими глазами плавали ярко-зеленые круги.

Поскольку формально я был «убит», мое радио тоже отключилось, и таким образом я был вынужден оставаться на месте, пока учебная битва не кончится. Из-за отсутствия какой бы то ни было сенсорной информации (если не считать назойливого звона в ушах и сильного жжения в том месте, где на кожу выплеснулось избыточное излучение видеопреобразователя) ожидание показалось мне невероятно долгим. Но вот наконец чей-то шлем с лязгом коснулся моего.

– Как дела, Манделла? – узнал я голос Поттер.

– Извини, я околел от скуки двадцать минут назад.

– Возьми меня за руку и вставай.

Я послушался, и мы медленно побрели назад в казармы. Это заняло не меньше часа. Поттер ничего не говорила – беседовать, прислонившись шлемом к шлему довольно неудобно, – однако когда мы наконец преодолели воздушный шлюз и согрелись, она помогла мне выбраться из скафандра. Я заранее приготовился оправдываться, но прежде чем успел высунуть голову из открывшегося скафандра, Поттер обхватила меня за шею и запечатлела на моих губах сочный поцелуй.

– Отличная стрельба, Манделла!

– Что-что?

– Ты накрыл бункер, прежде чем тебя зацепило. Четыре прямых попадания! Автомат решил, что бункеру нанесен непоправимый ущерб, и вырубился. После этого наша атака превратилась просто в легкую прогулку.

– Отлично. – Я почесал под глазами и почувствовал под ногтями отставшие сухие чешуйки. Поттер хихикнула.

– Поглядел бы ты на себя сейчас! Ты похож на…

– Личному составу собраться в кают-компании! – загремел в динамиках голос капитана Стотта. Ничего хорошего это не предвещало.

Поттер вручила мне форму.

– Идем!

Кают-компания, она же столовая, находилась немного дальше по коридору. Перед дверью была смонтирована панель с кнопками, с помощью которых осуществлялась перекличка. Входя, я нажал на кнопку со своей фамилией и таким образом доложил о прибытии. Черной лентой были заклеены все те же четыре кнопки, что и накануне. Это означало: во время сегодняшних маневров мы никого не потеряли по-настоящему.

Когда мы вошли, капитан уже сидел за столом на небольшом возвышении. Что ж, по крайней мере на этот раз нам не нужно было играть в солдатики и вскакивать по команде «смирно». Кают-компания заполнилась меньше чем за минуту; негромкий перезвон курантов возвестил о том, что перекличка закончилась, и капитан повернулся к нам.

– Сегодня, – сказал он, не вставая с места, – вы неплохо поработали. Никто не погиб, хотя я был уверен, что без этого не обойдется. В этом отношении вы превзошли мои ожидания. К сожалению, во всех остальных отношениях вы проявили себя неумелыми и беспомощными, словно новорожденные щенки.

Я рад, впрочем, что вы так себя бережете, поскольку в подготовку и экипировку каждого из вас вложено больше миллиона долларов. Прибавьте к этому тридцать центов – ровно столько стоите вы сами – и получите окончательный результат.

В этом учебном бою против оченьглупого условного противника тридцать семь из вас ухитрились попасть под огонь лазера и условно погибнуть. А поскольку мертвые не едят, вы тоже не будете питаться следующие три дня. Каждый, кто был «убит» в этом учебном бою, будет получать ежедневно по два литра воды и обычный витаминный рацион…

Нам хватило ума не показать свое недовольство, но на некоторых лицах появилось довольно-таки сердитое выражение. В особенности это касалось тех, у кого были опалены брови, а прямоугольник кожи вокруг глаз покраснел, будто от ожога.

– Манделла!

– Здесь, сэр.

– Насколько я вижу, вы заработали самый сильный ожог. В каком режиме работал ваш зрительный преобразователь?

О, дьявол!

– Он был включен на двойку, сэр.

– Что ж, это заметно. Кто командовал вашим подразделением?

– Временный капрал Поттер.

– Рядовой Поттер, вы приказывали Манделле включить усиление изображения?

– Сэр, я… я не помню.

– Так, значит, вы не помните? Что ж, для укрепления памяти вам, я думаю, будет полезно поголодать вместе с «убитыми». У вас есть возражения?

– Нет, сэр.

– Превосходно. Итак, те, кто погиб в учебном бою, сегодня в последний раз поужинают, а голодать начнут с завтрашнего утра. Вопросы есть?.. – Должно быть, он так шутил. – Вопросов нет. В таком случае, все свободны.

8.

В итоге, за две недели подготовки на базе «Майами» мы потеряли одиннадцать человек. Двенадцать, если считать Далквиста. Лишиться руки и обеих ног и провести остаток жизни на Хароне – это, по-моему, еще хуже, чем отдать Богу душу.

Малыш Фостер погиб под обвалом, у Фриленда отказал скафандр, и он замерз насмерть, прежде чем мы успели внести его в помещение. Что касалось остальных погибших, то я знал их намного хуже, но боль потерь не становилась от этого слабее. И каждая новая смерть, вместо того чтобы сделать нас осторожнее, внушала нам лишь еще больший страх.

Теперь нам предстояла подготовка на ночной стороне планеты. Флаер с базы перевез нас группами по двадцать человек и высадил возле груды строительных материалов, предусмотрительно погруженных в озеро жидкого гелия-2.

Вытаскивать материалы из озера нам приходилось с помощью крюков. Заходить в «воду» было небезопасно, так как гелий не позволял разглядеть, что находится на дне. Можно было очень легко распрощаться с жизнью, наступив на глыбу замороженного водорода.

Я предложил было испарить озеро выстрелами лазеров, но даже после десяти минут кучного огня из всех стволов уровень гелия почти не понизился. Кипеть он тоже не желал. Дело в том, что гелий-2 является «сверхжидкостью», поэтому минимальное естественное испарение происходило равномерно со всей поверхности озера. Нагреть какое-то одно место до такой температуры, чтобы гелий начал пузыриться, было просто невозможно.

Кроме всего прочего, нам запретили пользоваться светом, чтобы избежать «обнаружения противником». Правда, звездного света здесь было сколько угодно, но при работе зрительного преобразователя в режиме трехкратного усиления изображение теряло четкость и начинало расплываться. При четырехкратном усилении окружающий ландшафт выглядел как на нерезкой, крупнозернистой черно-белой фотографии, так что даже разобрать написанную на шлеме фамилию было невозможно до тех пор, пока человек не оказывался прямо перед тобой.

Впрочем, ландшафт не стоил того, чтобы слишком долго его разглядывать. Мы находились в центре унылой плоской равнины, единственным украшением которой служили с полдюжины метеоритных кратеров среднего размера (все они были наполнены гелием-2). Над далеким горизонтом вставали невысокие горы. Неровная земля под ногами чем-то напоминала замороженную паутину; стоило опустить на нее ногу, как башмак с хрустом проваливался вглубь на добрых полдюйма. Все это действовало на нервы и бесконечно раздражало.

Нам потребовались почти сутки, чтобы вытащить строительные материалы из озера. Спали мы посменно – вернее, не спали, а дремали, поскольку в скафандре можно только стоять, сидеть или лежать на животе. Заснуть в этих положениях мне не удавалось, поэтому я, быть может, больше всех мечтал о том времени, когда будет построен первый герметизированный бункер.

Первой нашей мыслью было построить бункер под землей, но котлован сразу заполнился бы гелием-2, поэтому начинать следовало с хорошо изолированного фундамента, напоминающего трехслойный сэндвич из пермапласта и вакуума.

К этому времени я уже исполнял обязанности капрала и имел под началом десять человек. Наша команда занималась тем, что подтаскивала к месту строительства пермапластовые панели (их легко могли поднять два человека), когда один из моих людей неожиданно оступился и упал на спину.

– Черт тебя возьми, Зингер, смотри себе под ноги! – Так мы потеряли уже двоих.

– Простите, капрал, я немного устал, вот и оступился.

– Хорошо, только, ради Бога, гляди, куда ступаешь!

Впрочем, Зингер уже поднялся. Вместе с напарником они опустили лист пермапласта на штабель и отправились за другим.

Но я продолжал внимательно наблюдать за ним. Через некоторое время я заметил, что Зингер шатается, а в бронескафандре это довольно трудно, даже если специально задаться такой целью.

– Зингер! После того, как отнесешь эту панель, подойди ко мне!

– О’кей. – Он с трудом доплелся до места, сбросил с плеч груз и, пошатываясь, подошел ко мне.

– Дай-ка я погляжу, что говорит твой скаф… – Я открыл специальный лючок на груди Зингера и взглянул на монитор биомедицинского диагностера. Температура у Зингера подскочила на пару градусов, пульс и кровяное давление тоже возросли. Впрочем, его состояние было далеко от критического.

– Ты не заболел? – осведомился я. – Как ты себя чувствуешь?

– Черт побери, Манделла, я чувствую себя нормально, просто утомился немного. Да еще после падения у меня немного кружится голова, а так – все в норме.

Все же я вызвал по радио отрядного врача.

– Эй, док, говорит Манделла. Не могли бы подойти на минутку?

– Конечно. А где ты находишься?

Я взмахнул над головой руками, и уже через несколько секунд врач, работавший наравне со всеми на берегу гелиевого озера, подошел к нам.

– Ну, что у вас случилось?

Я показал ему на экран медицинского диагностера. Врач умел разбираться в диаграммах и кривых лучше, чем я, поэтому ему потребовалось совсем мало времени, чтобы поставить диагноз.

– Черт побери, Манделла, по-моему он просто слегка перегрелся.

– Это я и сам знаю, – подал голос Зингер.

– Знаешь что, пусть кто-нибудь из оружейников взглянет на его скафандр, – предложил врач.

Это предложение показалось мне разумным. В отряде было два человека, которые прослушали сокращенный курс по ремонту скафандров в полевых условиях, они-то и были нашими оружейниками. Не тратя времени даром, я связался с Санчесом и попросил подойти к нам с инструментами.

– Буду через пару минут, капрал. Я как раз несу опорную ферму…

– Брось ее и давай к нам. Живо! – рявкнул я. Отчего-то мне стало не по себе. Ожидая Санчеса, мы с врачом оглядели скафандр Зингера.

– Ого! – присвистнул док Джоунс. Он показывал на спину Зингера, и я поспешил к нему.

– Что такое?!

Впрочем, я уже и сам видел – что. Два ребра теплообменника были сильно погнуты.

– В чем дело?! – встревожился Зингер, пытаясь заглянуть себе через плечо.

– Ты упал на теплообменник, верно?

– Точно, капрал. Должно быть, с тех пор он и барахлит.

– Мне кажется, он вообще не работает, – негромко сказал Джоунс.

Тут к нам присоединился Санчес с переносным диагностическим набором, и мы рассказали ему, что случилось. Санчес внимательно осмотрел теплообменник, потом подсоединил к нему несколько разъемов и взглянул на показания тестера. Я не знал, что именно он измеряет, но появившиеся на экране цифры имели по восемь нулей после запятой.

Потом я услышал негромкий щелчок – это Санчес переключился на мой личный частотный канал.

– Капрал, этот парень все равно что мертв.

–* Что?! Ты не можешь починить эту хреновину?

– Может, и сумел бы, если бы удалось его разобрать. Но я не знаю способа…

– Эй, Санчес! – Это был Зингер, который разговаривал с нами по общему каналу. Он тяжело, с хрипом дышал. – Ты выяснил, в чем дело?

Щелк

– Не волнуйся, дружище, пока нет, но мы над этим работаем.

Щелк

– Слушай, Манделла, он долго не протянет. Мы просто не успеем загерметизировать бункер. А я не могу ремонтировать теплообменник на скафандре.

– У тебя ведь есть запасные скафандры?

– Да, два безразмерных комплекта. Но нам негде… в общем, ты понимаешь…

– Понимаю. Идй, подготовь запасной скафандр. – Я переключился на общую частоту. – Слушай, Зингер, нам придется вынуть тебя из этой штуки. У Санчеса есть запасной скафандр, но нам придется строить вокруг тебя герметичное укрытие, чтобы ты мог в него перебраться. Ясно?

– Честно говоря, не совсем.

– Все очень просто, Зингер. Мы сделаем этакую коробку с тобой внутри и подключим ее к системам жизнеобеспечения. Внутри этой коробки ты сможешь дышать, пока переодеваешься.

– Мне кажется, это как-то уж очень слош… сложно.

– Послушай, дружище, все, что от тебя требуется, это…

– Со мной все будет в порядке, капрал. Дайте мне только немного отдохнуть, ИЯ…

Но я схватил Зингера под руку и потащил за собой к стройке. Док подхватил его под вторую руку, и только благодаря этому Зингер ни разу не упал.

– Капрал Хо, говорит Манделла… – Капрал Хо отвечала за систему жизнеобеспечения.

– Отвяжись, Манделла, я сейчас занята…

– И тем не менее я собираюсь подкинуть тебе работку… – Я вкратце описал нашу проблему. Пока отделение Хо готовило систему жизнеобеспечения, приспосабливая ее к нашим нуждам (для этого требовались только шланг-воздуховод и обогреватель), я приказал своим людям принести шесть листов пермапласта, чтобы построить из них импровизированный сарай вокруг Зингера и запасного скафандра. Сарай имел шесть метров в длину и метр в высоту – действительно, самая настоящая коробка или… гроб.

Мы положили запасной скафандр на лист пермапласта, который должен был служить сараю полом.

– О’кей, Зингер, мы начинаем. Встань-ка сюда…

Никакого ответа.

– Зингер!!!

Но он стоял, не шевелясь. Док Джоунс взглянул на экран медицинского монитора.

– Он вырубился, капрал. Потерял сознание.

Я старался поскорее отыскать какой-нибудь выход. В «коробке» должно было хватить места для второго человека. Что если…

– Помогите-ка мне! – Я взял Зингера за плечи, док подхватил его за ноги, и мы бережно уложили неподвижное тело на пермапласт в ногах пустого костюма. Потом я лег на пермапласт возле шлема.

– Все, можно закрывать.

– Послушай, Манделла, мне кажется, это моя обязанность.

– Нет, док. Это мой человек, и я за него отвечаю. – Вот какие глупые слова пришли мне в голову в этот момент. Кажется, на секунду я даже вообразил себя героем и услышал звон медалей!..

Тем временем мои люди установили вертикальный торцевой лист пермапласта с отверстиями для шланга установки жизнеобеспечения и выпускного клапана и стали приваривать его к основанию тонким лазерным лучом. На Земле мы просто склеивали пермапласт, но на Хароне единственной жидкостью был гелий, обладавший целой уймой интереснейших свойств, но, увы, не клейкий.

Меньше чем через десять минут строительство было закончено, и я услышал – вернее, почувствовал, как гудит воздушный компрессор. Тогда я включил фонарь (впервые с тех пор, как мы прибыли на темную сторону), но в первую минуту не видел ничего, кроме пляшущих перед глазами красных пятен.

– Манделла, говорит Хо. Не снимай скафандра по меньшей мере еще две-три минуты. Мы подаем нагретый воздух, но он сразу превращается в жидкость.

– О’кей, я понял. – Несколько минут я лежал неподвижно, ожидая, пока исчезнут багровые пятна перед глазами.

– Можешь начинать. Еще довольно холодно, но терпеть можно.

Я начал расстегивать скафандр. До конца он так и не открылся, но мне без труда удалось из него выбраться. Впрочем, поверхность броне-скафандра была еще достаточно холодной, так что, выкарабкиваясь из него, я оставил на металле несколько кусков кожи с рук и задницы. Чтобы добраться до Зингера, мне пришлось ползти вдоль гроба ногами вперед. Фонарь остался на шлеме, поэтому с каждым сантиметром вокруг становилось все темнее.

Когда я почти на ощупь вскрыл скафандр Зингера, в, лицо мне ударила волна горячей вони. Кожа у него отливала темно-багровым, дыхание было неглубоким и частым, а сердце билось очень, очень быстро. Казалось, еще немного, и оно не выдержит напряжения и остановится.

В первую очередь мне пришлось отсоединить трубки туалетной системы (это было не очень приятное занятие) и отключить датчики медицинского контроля. Затем передо мной встала проблема, как вытащить руки Зингера из рукавов скафандра. Самому это сделать достаточно просто: нужно только повернуть руку сначала в одну, потом в другую сторону, и все. Но проделать эту процедуру снаружи не так уж легко. Мне приходилось сначала выкручивать руку Зингера, потом аналогичным же образом поворачивать и стаскивать рукав, что, учитывая немалый вес скафандра, требует значительных мускульных усилий.

Но вот мне удалось освободить одну руку; дальше дело пошло легче. Я просто полз вперед, таща Зингера за свободную руку и упираясь ногами в плечи скафандра. Еще усилие – и Зингер выскочил из бронекостюма, как устрица из ракушки.

Потом я открыл запасной скафандр и после некоторых усилий ухитрился затолкать в него ноги Зингера. Затем настал черед медицинских датчиков и передней туалетной трубки. Заднюю туалетную трубку мог вставить только сам Зингер – это довольно деликатная и сложная операция. Наверное, в тысячный раз я порадовался, что не родился женщиной; в их скафандрах предусмотрены целых две дренажных трубки – настоящая канализационная система, – в то время как в мужском только одна; вторую заменяет самый обычный шланг.

Я не стал возиться и заталкивать руки Зингера в рукава. Все равно, работать он бы не смог: если бронекостюм не подогнан по индивидуальному размеру, делать в нем ничего нельзя.

Ресницы Зингера затрепетали.

– Ман… Манделла… Где… я?..

Я объяснил, стараясь говорить как можно медленнее и отчетливее. Как ни странно, Зингер, похоже, понял большую часть моих объяснений.

– Сейчас я застегну тебя и заберусь в свой костюм. Потом ребята разрежут торцевую стену и вытащат нас по одному.

Зингер попытался кивнуть. Видеть это было довольно странно. В скафандре бесполезно кивать или пожимать плечами – эта махина все равно ничего не передает.

Я поскорее забрался в свой скафандр, нацепил «сбрую» и настроился на главную частоту.

– Говорит Манделла. Похоже, док, с Зингером все в порядке. А теперь вытащите нас отсюда.

– С удовольствием. – Это был голос Хо. Мерное гудение компрессора сменилось невнятным хлюпаньем, потом послышалось мерное чах-чах-чах: теперь установка жизнеобеспечения не нагнетала, а отсасывала воздух, чтобы предотвратить взрыв. Наконец один угол нашей коробки покраснел, побелел, и вдруг рубиново-алый луч лазера сверкнул в полутьме в каком-нибудь футе над моей головой. Я поспешно отпрянул назад. Двигаясь вдоль шва, луч лазера пропутешествовал по всему периметру торцевой стены и вернулся к исходной точке. Пермапластовая стенка начала медленно открываться; за ней тянулись длинные нити расплавленного пластика.

– Не спеши, Манделла, дай этой штуке затвердеть.

– Ты меня за дурака принимаешь, Санчес?

– Ну, наконец-то! – Кто-то бросил мне крепкий трос. Это была очень хорошая идея – по крайней мере, мне не нужно было выволакивать тяжеленный скафандр на себе. Пропустив трос под мышками Зингера, я закрепил его на спине узлом и поскорее вылез из «коробки», чтобы помочь товарищам. Но торопился я зря – не меньше дюжины наших собралось возле постройки, чтобы тянуть Зингера.

Операция прошла благополучно. Пока док проверял показания медицинского диагностера, Зингер даже умудрился сесть. Все поздравляли меня с удачей и расспрашивали, как я сумел справиться с этим нелегким делом, когда Хо вдруг воскликнула:

– Смотрите! – И показала рукой на горизонт.

К нам стремительно приближался длинный черный корабль. Я успел только подумать, что это нечестно и что атака не должна была начаться так рано, а он был уже над самыми нашими головами.

Мы инстинктивно попадали на землю, но корабль не собирался атаковать. Отработав тормозными ракетами, он опустился на полозко-вые шасси и, прокатившись немного по земле, остановился возле нашей строительной площадки.

Мы довольно быстро сообразили, в чем дело. К тому моменту, когда открылся люк, и на трапе показались две облаченные в скафандры фигуры, мы уже собрались вокруг корабля и стояли с довольно глупым видом.

– Вы все видели, как мы приближались, – раздался на общей частоте знакомый скрипучий голос, – и ни одиндаже не поднял лазера! Разумеется, от этого все равно не было бы никакого толка, но вы могли по крайней мере продемонстрировать свой бойцовский дух и желание сражаться. До настоящей атаки остается всего неделя, и коль скоро сержант и я будем с вами, мне хотелось бы, чтобы вы проявляли чуть больше воли к выживанию. Временный сержант Поттер!..

– Здесь, сэр!

– Поставьте двенадцать человек на разгрузку корабля. Мы привезли две сотни роботов-мишеней для тренировки в стрельбе, чтобы, когда здесь появятся настоящие цели, у вас был хоть один шанс остаться в живых. Пошевеливайтесь – у вас только тридцать минут, потом корабль вернется на «Майами».