Текст книги "Очередной советник Сталина с ноутбуком и суперсилой (СИ)"

Автор книги: Фил Бандильерос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

К симулятору можно было приделать сколь угодно дополнительных кнопок – по-моему до девятьсот девяносто девяти кнопок и столько же осей управления. Это чисто программно. Но как сделать так, чтобы оси эти посылали цифровые данные через контроллер? Винда тоже имела возможность подключения контроллера с зашкаливающим количеством клавиш.

Я справился худо-бедно с первой задачей – разобрал контроллер типа «джойстик». Его датчики заменил на более мощные – взятые из очень крутого игрового контроллера, типа мечта престарелого авиасимера – рычаги РУД и педали, отдельная панель для кнопок управления. И таких панелей можно было подключить много, пока юсб-порты не закончатся. Другое дело, что кнопки их нужно было замкнуть на контакты тумблеров в настоящей кабине настоящего ИЛ-28. Довольно грубые тут тумблеры и клавиши, должен заметить, паять такие удобно. Большие.

Настоящая жопа – это вывод информации. Для вывода информации на внешнее устройство существовал плагин, который подключался, когда к компьютеру подключали такие устройства – типа аля-самолётный дисплей или радиооборудование… Но это только половина, нет, даже пятая часть беды – главная в том, что вывод нужно было сделать на аналоговые приборы, и эти аналоговые приборы – должны работать. Как? Вот тут и помогает ардуино. Ардуино и токарный станок – делаем шестерни, шаговый электродвигатель и мы получаем физическую основу. Но самое сложное – это электронная основа.

Прошивка устройства информацию интерпритировала по своему – так я узнал, что передаётся информация на эти мониторчики в числовом виде. По проводу идёт с тиком в десять миллисекунд поток шестнадцатиричных чисел, которые превращаясь в десятичные, оказываются показателями авиасимулятора.

Поэтому пришлось разбираться. Вспомогательный мини-компьютер на плате mini-atx и линуксе, выполнял простую программу, написанную мною в сто двадцать две строки. Он принимал данные и переводя их в десятиричную систему, передавал каждый пакет данных на свой ардуино-прибор, ардуино, принимая данные, уже управлял прибором.

Всё это давало небольшую задержку в работе прибора, но я справился с самой сложной из всех своих задач!

Индикация состояла из стрелочных, световых и звуковой индикации – и я умудрился это сделать так, что оно работало. Дальше больше – различные галетные переключатели и ручки настройки-подстройки, это ещё больше пятнадцати штук, и наконец – педали, РУД, штурвал. Кулисы, занавес, финал.

На эту работу я ухайдакал четыре дня собственной жизни – и это при условии, что у меня не было недостатка ни в чём. Абсолютно ни в чём.

Мне это надоело так, что я чуть не бросил, но надо было. Существовал вполне доступный для скачивания хороший авиасимулятор, и у него были любительские модели ТУ-16. Ну как любительские… Те, что идут в комплекте с авиасимулятором – намного хуже того, что сделали любители, потому что в авиасимы играют такие задроты, для которых время и деньги ничто, по сравнению с их пррелеестью… И судя по отзывам, точность симуляции была выше всяких похвал.

С экраном и эффектом присутствия я заморачиваться не стал. Единственное что обшил получившуюся кракозябру алюминиевыми листами, чтобы нутро не торчало.

Проектор я установил в носовой части, прямо между элементами набора, которые теперь уже не имели никакой ценности – срезал куски и воткнул проектор – так что центр экрана проектора совпадал с осью кабины. Запустил всё это херодрыгало, собрав для него особенно мощный компьютер, с одуренным количеством оперативы и прочих ништяков. Завелось почти сразу же, и забравшись в кабину, я позволил себе совершить первый вылет на цессне – жалкое зрелище. Натуральная кабина бомбера – одни приборы при этом двигаются, показывают всё, что надо, другие – не работают. То же и с органами управления.

Зато когда поставил аж имеющую вес полтора гигабайта, модель Ил-28, ожила вся кабина. То есть вся, всё, что я с таким трудом делал, ожило. Проверочный симуляторный полёт закончился для меня тем, что я потерпел катастрофу прямо на взлёте. Слишком задрал нос, и самолёт просто свалился сразу за полосой, упав на крыло.

Ну ёб вашу то люсю… Пришлось повторять, но уже более внимательно – и проверить в полёте все системы, работают ли они и как они реализованы в симуляторе. Вроде немного реалистичности тут даже было – отключил показ передней панели и передо мной оказался натуральный пейзаж. Включил на проекторе мощность выше, и отодвинул авиасимулятор.

На такой случай он был снабжён грузовыми колёсиками, так что легко двигался по помещению.

Проектор Epson L1755UNL был мощным, но увы, не имел обычного видеовхода для компьютера. Хотя его пятнадцати тысяч люмен хватало на огромный экран, как у кинотеатра – я сфокусировал его на комфортном расстоянии, растянув на стене ангара большой, но всё же не коммерческий экран – я такие видел на различных демонстрациях, типа презентаций и им подобных.

Наконец, пришлось поставить проектор на подставку – я уложил тут одна на другую аэродромные плиты, на высоту трёх метров, и уже на них – поставил всю конструкцию. Создав при этом новую, прошу заметить – ту, над которой я работал, оттолкал к стене ангара.

С высоты трёх метров проекция на стену ангара потребовала и экраны перевесить, но это большого труда при наличии подъёмника, не составило – экран установил. Проектор поставил. Запустил на полную мощность и… Нда, если не вспоминать, что мы стоим на бетонном основании в ангаре, то можно подумать, что это настоящая кабина самолёта – мощный проектор давал очень яркую, сочную картинку. Закрытый наглухо ангар, при выключении света, становился абсолютно тёмным, так что ни лучика не проникало извне.

К такому счастью нужно было приделать только акустику – и можно было начинать работу. Но сначала я позволил себе поиграть с новой игрушкой…

Следующей будет кабина ТУ-16. И на этот раз вряд ли она займёт у меня четыре дня работы, при наличии опыта и готовых контроллеров и прочем…

* * *

Первый вылет был назначен на вечер. В десять вечера уже стемнело, октябрь на дворе, и погодка ещё такая… экстравагантная. Взлёт в таких условиях – это то ещё извращение, но надо было взлететь.

На сцену выходят новые герои. Три дальних стратегических бомбардировщика ТУ-16. Взлёт на нём довольно сложная процедура, на первый взгляд, но если разобраться по пунктам – ничего экстраординарного. Я взлетал первым – сидел в кресле первого пилота, место второго пилота занял Сергей, который занимался со мной с самого начала. Довольно быстро я скакнул с пайпера до реактивного бомбовоза. Даже страшно – отнюдь не такая простая машина, как может показаться, и я честно, как и все, учился её применять. Мы взлетели – оторвались от полосы под заданным углом в восемь градусов и ещё некоторое время я выдерживал такой угол, после чего только убрал шасси и закрылки. Третьим с нами шёл Юра, он занял место штурмана-радиста, хотя вместо сложного военного аппарата я предпочёл простой гражданский трансивер, который гораздо удобнее.

– Высота тысяча, – доложил Сергей, – выходим на курс?

– Поворачиваем, – я слегка довернул влево, – расслабься, взлетели.

Говорить через гарнитуру было немного удобней, хоть и не совсем привычно. Заложив лёгкий вираж, я убедился, что вроде бы мы идём нужным курсом. Вот ещё странная штука – здесь работает GPS. Я так понял, вся техника, которую я вызываю – находится как бы в параллельном измерении. Или в пограничном, параллельном состоянии – взять те же телефоны, которые работают вообще везде. Или GPS – они ведь исчисляют свою позицию по времени и разнице в приёме сигнала спутников, верно? Верно. А значит, GPS не должны работать в принципе, как застывшее во времени, но его состояние почему-то рабочее. Более того, я установил на бомбер полноценную авиационную систему спутниковой навигации, и она показывала, что мы взлетели чуть западнее аэропорта Домодедово, которого не существует в природе. Здесь. Что ж, странное состояние материи.

Тем не менее, маршрут я проложил по GPS и ориентируясь в темноте по спутниковой навигации и огням оставшегося позади аэродрома, двигался дальше.

Чтобы воплотить в жизнь операцию, Юра рассказал Серёге всю подноготную моего происхождения, подписав гору бумаг. Хотя я думаю, Сергей и сам обо многом догадался, просто не мог увязать разрозненные факты в единую картину. Благодаря этому я мог не стесняясь использовать любые технологии. Поэтому новый элемент кабины, который добавился вместо бортовой радиостанции, ребят не удивил.

Летели мы втроём, потому что отказались от ряда профессий. Остался командир корабля – я, Серёга – помощник командира, и Юра – после короткого обучения стал командиром огневых установок. Чтобы ему легче работалось, я установил на огневые установки инфракрасные камеры с выводом информации ему, на пульт управления. Управлялись огневые установки старой знакомой – чебурашкой. Этот манипулятор широко использовали в армии, во всех родах войск – может и пошёл он с авиации, а может и нет – но на посту управления огнём, стояла чебурашка, и гора кнопок, а теперь ещё добавилось три монитора – выводящие картинку с камер. Поэтому я и запросил у него:

– Юра, посмотри там через заднюю камеру, ребята летят за нами?

– Вижу навигационные огни, – сообщил Юра.

На этот план инструкции весьма чёткие – идём кильватерным строем, с разницей в эшелонах в пятьсот метров – я иду самым высоким, дальше идущие следом должны держать меня перед собой в паре километров впереди и чуть выше. Для этого я присобачил на хвостовое оперение фонарь с рубашкой, чтобы с земли не видели света.

Я весьма стремался пользоваться автопилотом начала пятидесятых – он даже не электронный, поэтому и веры ему не было. Но немного погодя всё же включил, жаль, что у него не было удержания курса по GPS.

– Серёг, следи за вот этой линией, это наш курс. Если отклонимся – подрули в нужную сторону.

– Понял.

– Когда подрулишь – отключится автопилот, нужно будет заново включать.

– Принял.

– А пока можно кофейка навернуть, – я полез в стоящую рядом с креслом пилота кофр и достал оттуда стальной термос, доверху заполненный кофеем.

– А мне?

– И тебе, но сначала Юре, он у нас вообще до сих пор никогда не летал.

– То есть не летал?

– А вот так. Он же из НКВД приставлен, к авиации никакого отношения не имеет.

Лететь было не слишком далеко, но всё же, нудно и скучно. Поэтому я посмел достать смартфон, закинуть на приборную панель блютузную колонку и включить Похождения Бравого Солдата Швейка.

Не успели мы дойти до того, как Швейка отвели в гарнизонную тюрьму, как маршрут на навигаторе начал показывать конечную точку. Я выключил развлечение и встал, отстегнувшись.

– Начинаем операцию. Мы над Крымом, остались минуты лёту до расположения немецких войск.

– Понял.

– Кружи пока, я буду с тобой по рации общаться, – я вышел из кабины. Сразу за кабиной было ещё два похожих места – только рядом располагались стрелок-радист и оператор огневых установок. Я сел на место стрелка-радиста, тут тоже приколхозил немного.

К оптике бомбардировщика я приколхозил инфракрасную камеру и тепловизор – я думаю, явно модели получше, чем первые советские тепловизоры, хотя это и гражданская техника. Инфракрасные камеры давали куда лучший результат. Правда, и они не без уродства, ну да не буду о грустном. Первый взрыв должен быть громким – я создал за прозрачным иллюминатором в негерметичный бомбоотсек авиабомбу, сразу на подвеске. Единственную.

Это была ФАБ-9000. Самая тяжёлая неядерная бомба Советского Союза, одной только взрывчатки там было почти пять тонн! Эта бомба одна – немного превышала грузоподъёмность нашего самолёта, хорошо что создаётся она не мгновенно, иначе могли бы возникнуть траблы с летальным исходом.

Бомба была создана, даже чеку, которая предохраняет от подрыва в фюзеляже, и ту создал. И сел на место стрелка, уперевшись взглядом в камеры. Слава богу, я додумался подключить обзорную камеру – так что видно было чёрный квадрат – как днём. В тёмной пещере. Переключение на инфракрасную камеру показало совсем другую картину. Инфракрасный спектр – это почти что тепловизор, в ИК не было видно одни объекты, не излучающие в спектре, и было хорошо видно другие. Сверху я увидел поверхность земли, дороги, склоны, ну и конечно же – на горизонте кто-то был. До сих пор мне не приходилось видеть не только немцев, но и их авиацию, даже издалека. Это была орда. Нет, хуже, это саранча – они, казалось бы, были везде. Не везде плотно, но их присутствие можно было заметить везде, как и следы боёв – ночью шёл бой, как и днём, и виднелись яркие вспышки, тепловизор показывал всполохи. Стреляла артиллерия.

– Серёг, доверни на… семнадцать вправо, и держи курс прямо.

– Слушаюсь, командир.

– И хватит паясничать. Потом пошутишь, мы посмеёмся.

Рассчитать траекторию падения девятитонной бомбы? Я вас умоляю, это требует пристрелки, но с высоты в десять километров… Это маловероятно. Бомбометание с такой высоты имеет такое рассеивание, что хоть куда бы попасть.

Я включил передачу в эфир и сообщил всем:

– Отбомбитесь и улетайте.

Ну а сам просто сбросил бомбу, примерно прикинув место её падения, учитывая высоту. Девять тонн это девять тонн, а десять километров это десять километров – бомба улетела и я наблюдал только за её снижением. И… Повезло весьма условно. Падала она долго, и наконец упала и взорвалась ярким всполохом на экранах – и рухнула бомба на какие-то пехотные позиции немцев.

Перед тем, как бросать бомбы, я внимательно осмотрел, что мог видеть – это и правда были немцы, поскольку осаждённый севастополь находился более чем в десяти километрах отсюда. Довольно далеко.

Пошёл и создал новые бомбы – на этот раз четыре корректируемые КАБ-1500. Основной калибр. На этот раз я мог не только наблюдать и жать на кнопку, но и использовать оборудование управления, стыренное с другого самолёта. Довольно сложно было всё это установить, но… Справился.

* * *

Ночь для немецев эта стала настоящим кошмаром. Потому что я начал работать без остановки – целясь в скопления пехоты, техники, пушки. Однако, они не знали того, что я вижу не их, а их тепловое излучение – раскалённые стволы зенитных орудий, стрелявших, по-моему, наугад, зенитные прожекторы, и конечно же – артиллерия.

Какое воздействие имеет на личный состав сброс КАБ-1500 – не стоит даже объяснять. Или стоит? Бомба имела тонну взрывчатки, наводилась с помощью инфракрасной камеры, являющейся основой самонаведения. Был ещё режим автоматического удержания контрастной цели, и ручной – когда камера в головке передавала информацию на монитор и можно было видеть от лица бомбы, куда она летит.

Такое самонаведение самое примитивное – и появилось оно в Америке в сорок пятом. Так что ничего сверхординарного тут не было. Правда, телекамеры тут были примитивнейшие, не то, что у меня, но сути дела это не меняло – управление ГСН осуществлялось с манипулятора, похожего на джойстик аркадного автомата – чёрный бакелитовый шарик на штырьке, и пульт под ним. Грубо, просто, примитивно, но работает же. И никаких цифровых вводов – всего четыре координаты.

Я создал новую порцию из четырёх бомб и вернулся на место стрелка, заметив под бомбардировщиком, километрах в трёх, немецкий самолёт. Мессер. Это уже становилось немного опасно…

– Юра, не спать! Мессершмит строго под нами, идёт в сторону моря.

– Просыпаюсь, – Юра, кажется, мгновенно проснулся и начал вертеть чебурашкой, а вскоре в сторону немецкого бомбардировщика полетела длинная и плотная очередь снарядов. Двадцать три миллиметра, не хрен собачий. Пытающийся нас высмотреть мессершмит получил всего два попадания в крыло, но этого ему хватило – патроны то зажигательные, так что полыхнул топливный бак в мгновение ока.

А я вернулся к своему грязному делу – внизу был разворошенный улей. Немцы передвигались, отступали, организованно и неорганизованно, прогревали двигатели техники – и я решил бахнуть по танку. Сверху, при максимальном увеличении, можно было разглядеть танки, рядом с которыми отступала пехота – наверное, надеялись на прикрытие бронёй от осколков. А вот хрен вам – вжал кнопку и ещё одна бомба сорвалась с подвеса, и включилась телевизионная ГСН, с инфракрасной и обычной камерами. Место я заметил и вёл бомбу точно в цель. Вообще, аэродинамика бомбы – это та ещё задача, радиус возможного увода бомбы в сторону от прямого падения – не такой уж большой, учитывая высоту – бомба падала примерно там, куда самолёт летит, если посмотреть вперёд и на шестьдесят градусов вниз. То есть сильно впереди – за двадцать километров при начальной скорости в семьсот, она преодолевала нехилое такое расстояние.

Бомбу я довёл до конца – ГСН отключилась.

– Серёг, поверни на три румба вправо.

– Понял, поворачиваю, – самолёт начал медленно, словно баржа, описывать медленный вираж. И когда встал на новый курс, я мог ещё лучше оценить весь масштаб трагедии под нами. Бомба-полуторатонка обладала огромным поражающим осколочно-фугасным действием. И вот, очень удачно впереди как раз находилась колонна немецкой техники. Не уйдут – отметил цель и нажал на клавишу сброса, после чего оставив автоматике самой бомбы вести цель, я бросился к люку, создал ещё четыре бомбы, сбросил и их, отметив цели в колонне, и повторил это же за пару минут ещё два раза. Когда первая бомба ударила по целям в хвосте колонны, остальные точками приближались к месту своей последней посадки – немцы уже подняли шухер – колонна оказалась довольно большой, и передвигалась аккуратно, отступали. С ними была артиллерия – я насчитал больше двадцати стволов – среди которых маленькие пушки, и большие, которые тянули тягачи… Удобно расположились.

Бомбардировщикам этого времени приходилось много мучиться для попадания в цель. Сброс некорректируемой бомбы… Её попадание весьма сложная задача, и на один объект типа «дом» тратили до двадцати бомб! То есть авианалёт силами целого звена бомбардировщиков, нужен для гарантированного уничтожения одной цели. Одиночный же бомбер не представлял существенной опасности. Поэтому и ракеты получили своё серьёзное распространение и финансирование только после того, как появилось ядерное оружие, и один бомбер уже мог наделать делов.

Одну пушечку отбросило метров на двести – бомба легла прямо под ней, людей в живых понятное дело не должно было остаться. А я тем временем сбросил на врага новую бомбу – на этот раз рассредоточил КАБ-500 – с такой же телевизионной ГСН. Гораздо эффективнее сбросить десять КАБ-500, в режиме удержания цели, и пойти повторить. Потому что с высоты в десять километров, бомба летит вниз долго, успеваю перезарядиться и начать заново.

Пятисотки уже можно было сбрасывать и включать сопровождение цели довольно быстро. Тут сказалось передирание оптики и системы управления, взятое у СУ-34. Частично. Распределив цели, сбросил бомбы и на перезарядку – быстро создав новые, снова перезагрузил систему и она обнаружила, что оказывается бомбы то есть. Сброс следующей партии уже был очень рассредоточен по большой площади. Следующая партия… Тут я пожадничал и создал полноценную кассетную бомбу РБК-250. На этот раз загрузил под завязку – восемь держателей. И сбросил все, когда приблизительно навелись на колонну вражеской техники – тут не было никакой корректировки, вся надежда была только на рассеивание кассетной боевой части.

Тут либо мне повезло, либо я за почти час работы накидал столько бомб, что уже более-менее на глаз определил место падения, но восемь кассетных бомб накрыли скопление пехоты вермахта очень плотно – это было практически супероружие – кассетные бомбы оставляли целую полосу сплошных разрывов, лишь две бомбы из восьми накрыли отступающих – это была та ещё толпа, видимо, центр какой-то военной части вермахта, судя по наличию там автомобилей. Когда по ним прошлись две кассетные бомбы – остались только ужасы войны, машина горела, давая яркий засвет как в обычном, так и в инфракрасном диапазоне.

Пора было заполировать.

– Серёг, разворот над морем влево, над севастополем берёшь курс двадцать три.

– Принято. Топлива осталось ещё на полчаса, потом нужно лететь обратно.

– Хорошо, успеем.

С высоты прекрасно было видно в ночном хаосе все позиции немцев. Первыми под удары бомб попали оборудованные артиллерийские позиции, их было около тридцати. Каждая приняла на себя по несколько бомб, которые либо уничтожили полностью, либо просто вывели из строя немецкую артиллерию. Без артиллерии… Штурмовать город нельзя, и они это знают. Но нужно было заполировать их самих – поэтому я и бросал бомбы.

После такого лютого разгрома они должны как минимум – отступать из Крыма до тех пор, пока могут отступать. Я им не мешал – немцы пытались организоваться, двигались по дорогам из Крыма в сторону перешейка, и я их не бомбил – хотя был соблазн бахнуть по скоплению. Вместо этого я сконцентрировался на том, чтобы полуторатонными бомбами бомбить позиции немецкой артиллерии, какие ещё остались целы. И поторапливать тех, кто ещё жив. Отдельные части, отступавшие вглубь полуострова, тоже были замечены с воздуха, и по ним уж я отбомбился на славу. Они шли плотным порядком, и четыре бомбы на этот раз устроили смерть и разрушения.

Я уже говорил, что в войну бомбили прицельно, но на глазок, или с помощью оптики? Говорил. Так вот, прямое попадание авиабомбы даже сейчас считается очень, очень плохим результатом. Не думайте, что сброс тридцати бомб с ПЕ-2 и сброс тридцати корректируемых высокоточных бомб – это одно и то же! Все бомбы, которые я бросил на врага – легли прямо в линию по ходу движения колонны, и нанесли чудовищные разрушения. Даже думать не хочу, какой там сейчас хардкор, потому что осколки у этой бомбы… я один такой держал в руках – стальная чушка размером с кулак, массой килограмма два – и с острыми рваными краями. Её даже держать страшно было, края реально рваные и острые, такой кусок вполне может разорвать человека в клочья, всё равно что пушечным ядром бахнуть!

Отступление немецкой части прекратилось с потерей артиллерии и техники – все бомбы легли в грузовики, буксирующие пушки. Разорвало в хлам! Теперь полирнуть их всех, рассредоточившихся, кассетными бомбами – чтобы не думали, что есть спасение… И всё.

– Серёг, я устал от массовых убийств и погромов. Давай на базу.

– Принято.

* * *

2 недели спустя.

* * *

Здесь, и только здесь можно было почувствовать, что значит быть гордым обладателем Автомобиля.

Я сидел за рулём своего Тигра, и ехал потихоньку в направлении авиабазы с передовых позиций, которые просто навестил посмотреть, как они там поживают. Две недели назад я ворвался в жизнь военного округа «Крым», а вместе со мной в него ворвались тысячи тонн горючки, сотни тысяч тонн продовольствия, и конечно же – зашкаливающее количество техники и грузов.

Я выдал присланным артиллеристам гаубицы «Мста-Б» – три тысячи штук. Огромное количество! Правда, забрали из них только пятьсот сорок – больше опытных артиллеристов не наблюдалось. Всю артиллерию крыма послали в жопу, с бронебашенных батарей сотни человек отправились в гаубичные силы на передовой. Сформировали гаубичные батареи по сорок стволов. Позиции гаубиц обустраивали особо – я не поленился найти для них габионы – это такие корзины для песка и камней, которыми закрывают от пуль и осколков свою технику, военные. Довольно древний и вместе с тем довольно молодой способ фортификации – потому что металлические сетки с текстильным мешком внутри раньше не практиковался.

На передовой была великая стройка коммунизма – назвать это по другому было трудно. Людей около трёх-пяти тысяч, с лопатами, инструментом и так далее, и конечно же техника – бульдозеры, экскаваторы и прочее. Масштабнее стройки коммунизма только строительство авиабазы.

Благодаря технике – траншейным и обычным экскаваторам, бульдозерам, скреперам, сотням самосвалов, строительство идёт семимильными шагами. Передовые позиции советских войск решили сделать в виде непрерывной пятидесятикилометровой траншеи. И строили они эту траншею весьма продуманно – широкая, бока закрыли геосеткой и сверху укрепили досками, сделали из досок пол траншеи, откопали множество пулемётных гнёзд и их тоже укрепили как могли. Новый командующий обороной Крыма, распорядился выдать каждому пехотному взводу по пулемёту РП-46, которые я создал для них. РП-46 это практически идеальный пулемёт для таких условий.

Строили блиндажи, заглублённые ходы сообщения, ставили противотанковые ежи и минные заграждения против пехоты и танков. Но больше, пожалуй, против танков – с пехотой должны были справиться пулемёты.

Ещё одна немаловажная деталь – это вооружение пехотинца. Местные винтовки Мосина были любимы народом, особенно малограмотным, но их боевая эффективность была мизерна. Особенно в сравнении с пулемётом – поэтому вооружение стандартное пехотинца состояло из ППШ с рожковым магазином, пистолета ТТ, боевого ножа.

Ладно, не буду об этом – достаточно сказать, что приток практически неограниченного количества оружия и техники заставил командующего покрываться холодным потом всякий раз, как он меня видел, потому что я отгружал и отгружал, в практически нереальных объёмах. Но это закончилось.

Закончилось, потому что полуостров изготовился к долгой обороне. В город были свезено огромное количество продовольствия, самого разного толка, но главное место среди него занимало тушёное мясо, крупы, мука, сахар, сгущенное молоко, гречка, рис. Магазины города практически набиты продовольствием, под завязку, склады переполнены.

Наше зенитное прикрытие обеспечивали орудия КС-30 – батареи по пятьдесят-сто орудий, составленных вместе и имеющих синхронное наведение. А так же аэродром прикрывали ЗРПК. Радиопередачи над полуостровом глушились, так что передать что либо было практически невозможно.

Люди весьма измученные уже войной, хлебнувшие горя, теперь слегка приободрились – и это меня радовало. При одном взгляде на стандартную артбатарею, возникало ощущение, что Крым нацистам точно не достанется.

Однако, я хотел добиться высказанного советским военачальником насыщения фронта – двести орудий на километр фронта. Единственный минус был в том, что фронт то длинный, пятьдесят километров. И одна только артиллерийская прислуга потребовала бы несколько дивизий. Петров поступил иначе – артиллеристам приказал проводить подготовку. Практически без остановки – даже наличие таблиц стрельбы и более-менее современных мне приборов для артиллеристов, таких, как лазерные дальномеры, его не устраивало – он понимал лучше меня, что сейчас пока есть время заниматься обучением. Потом его не будет. Он делал ставку на мобильные средства усиления фронта – мол, немцы не будут рассеивать свои силы по всему пятидесятикилометровому фронту. А это значит – немцы предпочтут сконцентрировать силы в ударный кулак и ударить им по нашей обороне.

И против этого кулака он готовил свой – выцыганил у меня БТР-152 и танки. В количестве шестисот бэтэров и двухсот пятидесяти двух танков Т-34-85. По задумке командующего войсками, если немецкие танки пройдут через очень плотные минные заграждения, то их уже будут ждать наши, и это едва ли понравится немцам – 85-мм орудие на танке Т-34 не просто так поставили. Оно пробьёт практически любого противника, а МТ-12 прошьёт его как бумагу, учитывая дикую бронепробиваемость этой пушки. Они же выполняли роль основного орудия поддержки – на всю линию фронта приходилось всего полторы сотни таких пушек, но расчёты на них готовились каждый день. Опытные артиллеристы осваивали особенности орудия, осваивали новички, так что каждый день забирали по десять-двадцать новых орудий, потому что для них нашли расчёты.

При такой плотности пулемётного и пушечного огня, у несчастных немчур не было даже шанса. Но конечно главное в этой тактике – это РЛС контрбатарейной борьбы.

Всего их было четыре. РЛС располагались в двух километрах за линией фронта, укрытые габионами по самое не балуй – только локаторы торчали. И эти локаторы палили появление в воздухе снарядов – стоит немцам только раз выстрелить – и система определит точку, из которой велась стрельба, проанализировав траекторию полёта. Конечно, если удачно определит множество выстрелов, точность определения увеличится многократно. А наступать без длительной артподготовки – это что-то немыслимое.

Вот и получалось, что батареи Мсты ждали только когда немцы начнут артподготовку – и на несчастных немчиков практически с ювелирной точностью вывалят сотни снарядов. Что эквивалентно вдесятеро большему количеству обычных гаубиц, типа МЛ-20, без РЛС артнаводки.

Я ехал под впечатлением от стройки, которую устроили командиры тут – траншея передового края устраивалась не только по науке, но и с каким-то лоском. Края отделали геосеткой, над траншеей устанавливали брезентовую крышу, укрытую маскировочной сетью – чтобы защититься от обнаружения противником. Туда провели телефон – так как при постановке помех все радиостанции, которые по штату положены в каждом взводе – глохли. В траншею провели электричество! Невиданная роскошь по фронтовым меркам – в ней было электрическое освещение и отопление – обеспечивали электропитание пятьдесят больших дизель-генераторов, которые зарыли под землю, как и цистерны с топливом. Цистерны большие, автомобильные, пятитонные с топливным насосом подкачки каждая.

В общем и целом – мне понравилось, как командование подумало о солдатах. Особенно командование пеклось о температурах – в Крыму наблюдался нехваток лесов, так что дров тут тоже днём с огнём… Варианта протопления было два – либо электрические или дизельные обогреватели – тепловые пушки, либо по старинке – печка-буржуйка и уголь.

Ночь уже… Я вяло смотрел за дорогой, медленно стелившейся под колёса автомобиля. По дороге мне встречались другие – в основном, это либо полуторки, либо КрАЗы. Так уж получилось, что КрАЗ-255 стал главной машиной, которую я создавал для местных. Прост, долговечен, вынослив и двенадцать тонн грузоподъёмности. Бортовые грузовики составили основу основ – новенькие, блестящие краской, КрАЗы колесили по дорогам Крыма уже давно, они возили продовольствие, возили припасы, возили топливо, возили людей, возили всё. С таким гигантом, который может поднять две гружёные полуторки в кузов, грузоперевозки стали значительно проще. Но полуторки и не могли обеспечить возросший поток сообщения. Я как раз пристроился за автоколонной из множества машин, которые ехали как и я, от позиций к авиабазе.

Около авиабазы пришлось остановиться на блокпосту, а потом ещё раз на въезде, при этом следовал я за колонной неотступно, когда мы въехали, то поехали каждый своей дорогой – я в штаб.