Текст книги "Маг. Биография Паоло Коэльо"

Автор книги: Фернандо Морайс

Жанр:

Биографии и мемуары

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 35 страниц)

Назад к карточке книги

Пауло подписывает экземпляры «Сеньориты Прим» академикам Мурило Мело Фильо и Маркосу Алмиру Мадейре с дальним прицелом – занять место в Бразильской академии литературы

На следующее утро газеты рядом с пространными некрологами и статьями памяти баиянского патриарха поместили имена возможных преемников. Их оказалось пятеро: кроме Зелии и Пауло, баллотироваться собрались астроном Роналдо Рожерио де Фрейтас Моуран, юморист Жо Соарес и журналист Жоэл Силвейра. Днем, совершая свою обычную пробежку по набережной Копакабаны, Пауло услышал в наушнике голос одного из тех очень немногих людей, которые могли бы подвигнуть его на деяние или наоборот, побудить отказаться от него – иногда и вопреки собственному мнению: голос Кристины. С обычной своей мягкостью она сказала, что у нее скверное предчувствие:

– Пауло, ты не выиграешь.

Этого оказалось достаточно, чтобы он, «неизменно покорный ее воле», отказался от идеи баллотироваться в Бразильскую академию и, даже не успев зарегистрироваться по всей форме, пробыл кандидатом в «бессмертные» меньше двенадцати часов. Пауло отправил Зелии факс с соболезнованиями, сложил чемоданы и отбыл вместе с Кристиной на юг Франции. Супруги, осуществляя давнюю мечту, собирались проводить часть года в Европе, а облюбованное ими место находилось неподалеку от Лурда, столь почитаемого католиками. Одной из целей поездки было приискать и приобрести подходящее жилье. Пока собственного дома у Пауло и Кристины не было, они остановились в скромном и уютном отеле «Король Генрих IV» в городке Тарб. 9 октября, во вторник оба посетили Одос, находившийся в пяти километрах от Сен-Мартена, где спустя несколько месяцев поселятся. Пауло, будто искушаемый дьяволом, от которого отрекся уже так много лет назад, решил включить в реестр своего недвижимого имущества нечто такое, что больше подходило бы рок-звезде, чем человеку с почти аскетическими (разумеется, по стандартам миллионера) привычками, – замок. И выбор четы пал не на какой-нибудь, а на Шато д’Одос, где жила и умерла Маргарита Валуа, знаменитая королева Марго, жена короля Генриха IV. Намерение приобрести замок так и не было воплощено в жизнь: «Если куплю замок, не я буду владеть им, а он – мной», – сказал Пауло одному журналисту. В тот же день он оставил Кристину в Тарбе, на поезде добрался до По, где пересел в самолет и прилетел в Монте-Карло, столицу княжества Монако, чтобы приступить к своим обязанностям члена жюри проходившего там кинофестиваля. Вечером, когда он пил кофе с американским режиссером Сиднеем Поллаком, автором классических фильмов «Загнанных лошадей пристреливают…» и «Из Африки», зазвонил его мобильный телефон. Пауло услышал голос Арналдо Нискиера:

– Умер Роберто Кампос. Могу ли я передать в секретариат Академии подписанное тобой письмо о том, что ты собираешься баллотироваться, когда откроется вакансия?

– Если считаешь, что это своевременно, – можешь.

Спустя двое суток, уже вернувшись во Францию, по дороге к дому он остановился в маленьком городке Барбазан-Деба у часовни Нотр-Дам-де-Пьета и с безмолвной молитвой обратился к Младенцу Христу:

– Помоги мне стать членом Бразильской академии литературы.

Еще через несколько часов, расположившись в своем гостиничном номере, Пауло давал по телефону длинное интервью репортеру «Жорнал до Бразил» Марсело Камашо. Первый вопрос был:

– Правда ли, что вы – кандидат в Академию?

Пауло ответил не задумываясь:

– Кандидат, да еще какой!

Эти слова на следующий день были вынесены в заголовок статьи, напечатанной в «Жорнал до Бразил» на целую полосу. Пауло объясняет там, по каким мотивам решил выдвинуть свою кандидатуру («повинуясь желанию общаться с такими особыми людьми, какими являются академики»), отмахнулся от нападок критики («если бы написанное мною никуда не годилось, мои читатели во всем мире давным-давно забыли бы меня»), яростно обрушился на внешнюю политику президента Джорджа Буша («то, что Соединенные Штаты творят в Афганистане, – это терроризм, самый настоящий терроризм»). Избирательная борьба за кресло, которое занимал прежде Роберто Кампос, экономист, дипломат, сенатор и депутат, уже началась, но Пауло сообщил журналисту, что в связи с напряженной программой поездок и встреч с читателями вернется в Бразилию лишь через два месяца и тогда уж выполнит обязательный ритуал – нанесет визиты всем 39 «бессмертным». Промедление не должно было сыграть особой роли, благо выборы были назначены на март 2002 года, после торжественной встречи Нового года в узком кругу академиков и приглашенных.

В последующие недели определились конкуренты, у которых Пауло предстояло оспаривать членство в Бразильской академии литературы. Ими оказались политики Элио Жагуарибе и бывший дипломат Марио Жибсон Барбоза – обоим было далеко за семьдесят, у обоих были свои сильные и слабые места.

То обстоятельство, что в члены Академии наряду с другими решил баллотироваться едва ли не самый читаемый писатель мира, привлекло к этому учреждению внимание, которого оно за всю свою историю удостаивалось всего несколько раз. Бригады иностранных журналистов, «мобилизованные» газетами и телеканалами для освещения событий. В своем пространном и выдержанном в иронических тонах репортаже, опубликованном «Нью-Йорк таймс», корреспондент Ларри Ротер приписал Бразильской академии «волшебную способность превращать престарелых и никому не ведомых эссеистов, поэтов и философов в знаменитостей, вознесенных почти на ту же высоту, что и футболисты, актеры или поп-звезды». Ротер приводит высказывания таких сторонников Коэльо, как Арналдо Нискиер: «Это Пеле нашей литературы», – но не упускает случая подлить масла в огонь:

Публичный «имидж» Пауло Коэльо плохо вяжется с образом чинного и благонамеренного академика, посещающего пышные «четверговые чаепития», которыми так славится Академия. Он начал свою карьеру с сочинения рок-н-ролльных песен, потом написал статьи о наркотиках, которыми и сам злоупотреблял в ту пору, в ранней юности лежал в психиатрической лечебнице, но, что хуже всего – отказывается извиняться за свой коммерческий успех, накрывший мир, подобно лавине. «Бразильское общество требует, чтобы в этом доме царила особая взыскательность, – сказала в интервью журналу „Глобо“ писательница Нелида Пиньон, некогда президент Бразильской академии литературы, и этот комментарий можно расценить как пощечину популярности Коэльо. – Мы не можем допустить, чтобы рынок диктовал нам свои понятия об эстетике».

Игнорируя интриги, Пауло делал то, что должен бы делать. Рассылал письма, наносил визиты академикам (всем, за исключением падре Фернандо Авилы, который сухо избавил его от этой формальности), принимал спонтанную и оттого особенно радовавшую его поддержку со стороны, например, Карлоса Эйтора Кони и экс-президента Жозе Сарнея. В день выборов, после четырехкратного подсчета голосов выяснилось, что никто из троих кандидатов не набрал минимального кворума – требующихся по регламенту девятнадцати голосов. Как предписывает традиция, бородатый президент Академии Алберто да Коста-и-Силва сжег бюллетени в бронзовой вазе, сообщил, что кресло № 21 остается вакантным, и назначил дату новых выборов на 25 июля. Вечером, через несколько часов после оглашения результатов, к Пауло домой явилась делегация «бессмертных», чтобы выразить ему протокольные сожаления. Он не помнит точно, кто именно из них выразился так:

– Наше сотрудничество в тот недолгий срок, когда вы были кандидатом, оставило самые благоприятные впечатления. Надеемся, что когда откроется следующая вакансия, вы воспользуетесь возможностью повторить свою попытку стать нашим коллегой…

Поскольку Пауло набрал весьма скромные десять голосов (против семнадцати, поданных за Жагуарибе), делегатов буквально огорошил его молниеносный ответ:

– Нет, не при следующей вакансии! Я завтра же снова зарегистрирую свою кандидатуру и буду баллотироваться еще раз!

Вполне вероятно, что дата новых выборов не имела для большинства академиков ни малейшего значения, но Пауло увидел в ней несомненный знак свыше: он должен вновь попытать судьбу. 25 июля – это день Святого Иакова Компостельского, по пути которого он прошел когда-то, так круто изменив свою жизнь. Хотя назначенный день был, по его мнению, вернейшей приметой того, что он и сейчас вступает на верный путь, стоило все же заглянуть в «И Цзин». Три монетки, несколько раз брошенные на стол, дали одинаковый результат и довольно странную рекомендацию: «Отправляйся в странствие и возвращайся не скоро», которую Пауло поспешил выполнить. Улетел во Францию, остановился в отеле в Тарбе и последующие три месяца руководил своей избирательной кампанией с помощью мобильного телефона и ноутбука. Уже очень скоро он через интернет узнал, что у него остался теперь единственный соперник – Элио Жагуарибе. Это заставило Коэльо и главу его штаба Арналдо Нискиера пересмотреть тактические схемы. Кристина вспоминает, как удивило ее неожиданно проявившееся мастерство мужа в этой сфере:

– Выяснилось, что Пауло наделен способностями, о которых я даже не подозревала. Для меня стало настоящим открытием, что он хладнокровен при принятии решений и умело направляет переговоры в нужную ему сторону.

Вопреки мнению многих своих сторонников, считавших, что он совершает крайне опрометчивый шаг, ведя кампанию «дистанционно», а сопернику предоставляя возможность непосредственно контактировать с избирателями, и вопреки призывам приехать в Бразилию, становившимся с каждым днем все упорней и горячей, Пауло оставался неколебим, ибо «И Цзин» настаивала: «Не спеши возвращаться». «Мой астральный покровитель велит оставаться вдалеке, – напоминал писатель тем, кто настаивал особенно рьяно. – А если выбирать, кого слушать – астрал или академиков – я выбираю астрал». Однако истинный размах кампания приобрела с того момента, как на «четверговых чаепитиях» один из его сторонников выдвинул аргумент убийственной силы:

– Я буду голосовать за Коэльо. С ним можно сварить кашу.

На жаргоне «бессмертных» это выражение применялось к тем потенциальным членам академии, которые способны были обеспечить ей не только новый престиж, но и вполне материальные блага. С этой точки зрения автор «Алхимика» представлялся исключительным «кашеваром». Помимо своего бесспорного международного признания, что ясно доказывалось беспрецедентным интересом мировой прессы к событиям в Малом Трианоне, Пауло Коэльо имел шанс смягчить каменные сердца академиков еще и тем, что был бездетен, а стало быть, вполне мог в завещании отписать изрядную часть своего миллионного состояния Академии – так поступали в прошлом другие члены академии. Пауло же, не подозревая, что на достаток, стоивший ему стольких трудов, энергии и усилий, устремлены алчные глаза академиков, за три недели до выборов прилетел наконец в Рио-де-Жанейро. И вопреки «Книге перемен», ничего хорошего там не обнаружил. В его отсутствие конкурент сильно преуспел в предвыборной борьбе, и даже те, кого Пауло считал своими безусловными сторонниками, готовы были переметнуться на противоположную сторону.

Не стоило большого труда определить, что ударные части Элио Жагуарибе получают массированную огневую поддержку не из Академии, а из некоего бункера, находящегося в Бразилиа, в 1200 км от Рио-де-Жанейро. А если точнее – из-за тонких бетонных арок дворца Итамарати, где помещается Министерство иностранных дел, которое возглавлял Селсо Лафер. С Жагуарибе его связывали и личные, и профессиональные отношения, ибо с апреля по октябрь 1992 года оба входили в последнее правительство президента Фернандо Коллора. Согласно тому, что разузнал Пауло и что стало потом достоянием гласности, министр активно собирал голоса в поддержку своего коллеги, предлагая взамен путешествия, угощение и медали. «Полагаю, большая часть академиков была обработана им, – заявлял Пауло в интервью журналу „Исто-Э“, – по крайней мере, трое прямо сообщили мне об этом: Арналдо Нискиер, Маркос Алмир Мадейра и Карлос Эйтор Кони». Взбешенный тем, что он назвал «непропорциональным вмешательством», Коэльо не упустил возможность подпустить министру шпильку:

– Когда за границей приходится защищать Бразилию от обвинений в том, что у нас горят амазонские джунгли, убивают детей и используется рабский труд, это делаю я, а не тот, кому подобное положено по должности.

Люди, следившие за деятельностью Пауло, знали, что это – не пустые слова и не предвыборная фанфаронада. Но лишь несколько лет спустя, после Давоса-2008, станет широко известно: когда английский маэстро Бенджамин Зандер, руководитель Бостонского филармонического оркестра, позволил себе неуважительное высказывание по адресу бразильянок, Пауло вскочил с криком: «Я – бразилец, и меня оскорбляет ваше замечание! Это ложь! Бразильянки так себя не ведут!» – чем вынудил неудачно пошутившего дирижера публично извиниться.

Вечером 25 июля журналистов, фотографов и телерепортеров, толпившихся у подъезда дома на проспекте Атлантике, пригласили подняться на девятый этаж и бокалом французского шампанского отпраздновать радостное событие в жизни хозяина – он только что 22-мя голосами против 15-ти, поданных за Жагуарибе, был избран членом Бразильской академии литературы. Его соперник, если верить заявлению для прессы, не смирился со своим поражением, оправдывая участие в своей избирательной кампании министра иностранных дел («Лафер – мой давний друг с еще юношеских лет и он в самом деле звонил тем, кто не собирался голосовать за меня») и рассуждая о результатах выборов, не выказал джентльменского умения проигрывать: «С избранием Пауло Коэльо Бразильская академия литературы увенчала себя маркетинговым успехом, – неприязненно процедил он. – Его достоинства сводятся к умению продавать свои книги». На вопрос журналиста о том, собирается ли Жагуарибе вновь выдвигать свою кандидатуру, тот ответил так «Академия меня больше не интересует». Впрочем, спустя три года, когда шок прошел, прошел в академики и он, заняв кресло, принадлежавшее экономисту Селсо Фуртадо. А еще через год стал «бессмертным» и министр Лафер.

С новыми коллегами по синклиту «бессмертных»

В зале сидят мать Кристины, Паула Ойтисика, и Педро Кейма Коэльо, отец писателя

Если кто-либо из академиков голосовал за Пауло Коэльо в надежде «сварить кашу», ему пришлось испить горькую чашу разочарования. Прежде всего потому, что ослепительный блеск международной известности, которую сулило дому Машадо де Ассиза появление Коэльо, не вспыхнул ни разу по весьма простой причине: главный герой там практически не появлялся. Из двухсот сессий, прошедших в БАЛ со дня его избрания, Пауло посетил шесть, что позволяет выдвинуть рискованную гипотезу: уж не стал ли он исповедовать философию абсентеизма? Не менее жестоко разочаровались и те, кто уповал, что часть гонораров, выплачиваемых автору в полутораста странах мира, осядет и в кассе Академии. В завещании Коэльо, трижды обновлявшемся после избрания, о Бразильской академии литературы даже не упоминается.

Во время своего «медового месяца», в упоении от победы, о котором в американском журнале «Ньюсуик» говорилось, что «впервые представитель бразильской поп-культуры шагнул за порог учреждения, вот уже 105 лет свято блюдущего чистоту португальского языка и возвышенную изысканность интеллектуального вкуса», Пауло готовил торжественную речь, как и само торжество, назначенное на 28 октября. Он решил лично отправиться в Бразилиа, чтобы вручить президенту страны Фернандо Энрике Кардозо приглашение. Его сердечно приняли во дворце Планалто и уведомили, что глава государства будет в этот дел проводить ранее назначенные встречи, но своего представителя пришлет. По окончании аудиенции Коэльо – уже в столичном аэропорту, в ожидании задерживавшегося рейса в Рио-де-Жанейро – зашел в книжный магазин «Ливрария Ласелва» и увидел свои выставленные на витрине книги – все были изданы «Эдиторой Рокко» и ни одной – «Обжетивой». В этот миг он начал обдумывать весьма важное решение, которое примет окончательно лишь несколько месяцев спустя, – оставить «Обжетиву» и вернуться к прежнему издателю.

Через несколько дней на торжественной церемонии вступления в состав членов Академии «бессмертные» были в парадных мундирах – темно-зеленых, расшитых на груди и по обшлагам золотыми пальмовыми ветвями. Мундир дополнялся треугольной бархатной шляпой с белым плюмажем и позолоченной шпагой на боку. Как предписывает традиция, все это великолепие, стоившее 26 250 долларов, оплачивала префектура того города, где родился новый академик – в данном случае, Рио-де-Жанейро. Среди нескольких сотен гостей можно было заметить издателей Коэльо – Роберто Фейта и Пауло Рокко. Предупредительность, с которой они общались друг с другом, не давала возможности вообразить, какая совсем уже скоро поднимется буря – хотя именно в тот день и был посеян ветер.

Эпизод в столичном аэропорту на самом деле переполнил чашу давно уже копившихся сомнений и тревоги. Нечто подобное произошло и за несколько месяцев до этого, когда литературный агент Пауло – Моника Антунес, проводившая в Бразилии отпуск, решила вместе с мужем предпринять путешествие по маршруту Рио-де-Жанейро – Натал (штат Рио-Гранде-до-Норте). Она заметила, что ни в одном из книжных магазинов 600-тысячного в ту пору города, столицы штата, она не нашла произведений Коэльо. Их не было даже в международном аэропорту. У автора, впрочем, нашлись иные, совсем уже веские причины для беспокойства. По его подсчетам, за период с 1996-го по 2000 год (когда «Пятую гору», «Веронику» и «Сеньориту Прим» выпускало издательство «Обжетива») он потерял не менее 100 тысяч читателей, причем судить следовало по продажам не блокбастера «Алхимик», а «Рио-Пьедра», последней книги, выпущенной Рокко перед тем, как права перешли к издательству «Обжетива». Соблазн немедленно оставить Роберто Фейта и вернуться к Рокко был велик, однако имелась некая дополнительная сложность. Рукопись последней книги Пауло «Одиннадцать минут» уже находилась в руках Фейта, более того – он даже предложил кое-какие незначительные поправки и изменения, которые автор согласился принять.

Подобно тому, как уже много раз случалось в жизни Коэльо, последнее слово осталось за «Книгой перемен». За четыре дня до торжества в Академии Пауло сформулировал два вопроса: «Что будет, если я издам свою следующую книгу „Одиннадцать минут“ в „Обжетиве“»? и «Что будет, если я издам свою следующую книгу „Одиннадцать минут“ и все предшествующие ей у Рокко?» Три монетки, брошенные на столешницу, дали ответ, далекий от конкретной определенности вопроса:

Превосходство малого. Успех. Малое может быть сделано, большое делаться не должно. Советую пребывать внизу. Крупная удача.

Прочитав такое, большинство остались бы в недоумении, однако для Пауло Коэльо все было предельно ясно: после семи лет и четырех книг пришла пора бросить «обжетиву» и вернуться к Рокко. Роберто Фейт, сильно раздосадованный намерением автора уйти и, более того – забрать подготовленную к печати книгу, согласился отдать оригинал «Одиннадцати минут» лишь при том условии, что «Обжетива» возместит ему производственные расходы. Пауло расценил это как угрозу и обнажил меч – заключил договор с крупной юридической компанией и приготовился к долгой и мучительной тяжбе, столь характерной для «правосудия по-бразильски». Решение было принято, он сообщил, что возвращается в издательство Рокко, которое выпустит «Одиннадцать минут» в первые месяцы 2003 года, – и улетел с Кристиной в Тарб, оставив бразильский книжный мир полниться самыми невероятными слухами. Одни газеты уверяли, что он покинул «обжетиву», приревновав якобы к тому, что «основным и главным» там с некоторых пор сделался не он, а Луис Фернандо Вериссимо, писатель из штата Рио-Гранде-до-Сул. Другие – что польстился на 300 тысяч долларов, предложенные ему Рокко, если вернется. Страсти стали остывать лишь после того, как Кристина на ежедневной прогулке с мужем в предгорьях Пиренеев посоветовала ему пойти с Фейтом на мировую: «Похоже, что в драку лезешь ты, а не он! Ради чего? И почему?» – вопрошала она и предлагала сделать все возможное, чтобы найти разумный компромисс. Пауло, хоть и сопротивлялся до последнего, в конце концов все же уступил. Остановился перед Распятием и попросил Господа изгнать злобу из своего сердца. После переговоров, которые вели посредники на протяжении нескольких недель, владелец «Обжетивы» вернул не только рукопись «Одиннадцати минут», но и те четыре названия, что оставались за ним и теперь подлежали передаче Рокко. И уперся лишь в одном пункте – запретил использовать свою редакторскую правку в изданиях Рокко и за границей – и это заставило Монику Антунес на время забрать оригинал, над которым уже работали переводчики в разных странах. Профессиональные вопросы были улажены, но Пауло и Фейт больше друг с другом не разговаривали.

Замысел книги, породившей столько шума, возник за несколько лет до этого – в 1997 году, в Мантуе, на севере Италии, где Пауло проводил встречу с читателями. В отеле он обнаружил конверт от бразильянки по имени Соня, сообщившей, что она, его читательница и горячая поклонница, не так давно эмигрировала в Европу и зарабатывает себе на жизнь проституцией. В конверте оказалась рукопись – ее жизнеописание. Пауло, нарушив правило никогда не читать чужих рукописей, ознакомился, заинтересовался и переслал эту историю в «Обжетиву», однако издательство отнеслось к идее публикации холодно. Через три года они вновь встретились в Цюрихе, куда к этому времени переехала Соня, и она устроила ему единственную в своем роде автограф-сессию, какой, вероятно, не проводил ни один другой писатель в мире. Она отвела его на Лангштрассе – улицу, которую после десяти вечера заполняли вышедшие на промысел проститутки со всех концов планеты. Соня оповестила их о приходе Пауло, и десятки девиц обступили его, протягивая зачитанные экземпляры его книг на всех языках мира, подавляющее большинство которых, как он заметил, приходилось на республики бывшего Советского Союза. Соня, работавшая и в Женеве, предложила Пауло повторить этот уникальный хеппенинг и в квартале «красных фонарей» второго по величине швейцарского города. Именно там он познакомился со своей соотечественницей, которую назвал Марией, – ее история и легла в основу «Одиннадцати минут»: история девушки из северо-восточной Бразилии, приехавшей в Европу якобы для участия в шоу и обнаружившей, что ей придется заниматься проституцией. По мнению автора, эта книга – не о продажной любви, «не о невзгодах и испытаниях, выпавших на долю девицы легкого поведения, а о том, как происходит внутренний процесс сексуальной идентификации, – говорил Пауло в интервью. – Эта книга – о сложных взаимоотношениях чувства и физического наслаждения».

Название книги отсылает к «Семи минутам», – бестселлеру 1969 года, в котором американский писатель Ирвинг Уоллес рассказывает о судебных прениях, развернувшихся между сторонниками и противниками запрета на публикацию некоего романа, посвященного сексу. Когда перевод «Одиннадцати минут» был опубликован в США, репортер газеты «Ю-Эс-Эй тудэй» осведомился у бразильца, почему в его версии средняя протяженность полового акта возросла с семи минут до одиннадцати? Пауло со смехом ответил, что срок, отпущенный англосаксом, «плохо вяжется с латиноамериканскими стандартами». Книга, вышедшая в Бразилии в первом квартале 2003 года, была встречена СМИ с уже ставшей привычной недоброжелательной иронией – впрочем, ничего иного автор не ожидал и еще за месяц до выхода книги в свет в интервью журналу «Исто-Э» предрек, что реакция будет именно такой:

– Вы спрашиваете, откуда я знаю, что критике книга не понравится? Это очень просто. Нельзя поносить автора за десять книг и превознести за одиннадцатую – так не бывает.

Журналистам, однако, книга не просто не понравилась – они предсказывали, что Коэльо ждет и первый крупный коммерческий провал. Критики утверждали, что пикантная тематика «Одиннадцати минут», где речь идет об оральном сексе, отличиях клиторального оргазма от вагинального, о садомазохизме и прочем, покажется среднему читателю Коэльо чересчур забористой и скандальной. Но произошло как раз обратное. Еще до того, как начальный 200-тысячный тираж поступил в книжные магазины, литературное агентство «Сан-Джорди» продало права на книгу двадцати с лишним иностранным издательствам, заработав таким образом для автора больше 6 миллионов долларов. Через три недели после своего появления на прилавках «Одиннадцать минут» возглавила списки самых продаваемых книг в Бразилии, Италии и Германии. Британское издание в первый же день продаж привлекло в лондонский магазин «Бордерс» две тысячи человек Точно так же, как это было с десятью предшествующими книгами Коэльо, поведение читателей непреложно свидетельствовало, что и одиннадцатая не обманула их ожиданий: сейчас «Одиннадцать минут», суммарный тираж которой составил 10 миллионов экземпляров, уступает в популярности только непревзойденному и непобедимому «Алхимику».