Текст книги "Маг. Биография Паоло Коэльо"

Автор книги: Фернандо Морайс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 35 страниц)

Пауло: Ах, чтоб тебя!.. Я ив самом деле под сильным впечатлением… Очень сильным, Розарио! Если мне когда-нибудь доведется отрекаться, я хочу, чтоб это было похоже на сегодняшнее действо. Нет, ты взгляни: Никсон ушел со своего поста, а вон тот малый на углу пляшет!

Розарио: Пляшет и бренчит на банджо! Безумная страна!

Пауло: Я не могу передать свои ощущения! Мы идем по 8-й улице…

Розарио: Люди и вправду ликуют. Норма-а-ально!

Пауло: Сами не свои от радости. Ошалели малость. Тележурналисты берут у них интервью на улицах… Исторический день, что тут скажешь!

Розарио: А вон тетенька плачет… И девочка тоже… От избытка чувств, ясно!

Пауло: Да-а, охренительный денек..

Взбудораженные происходящим, они вернулись в «Марлтон». Розарио вышла на третьем этаже и направилась в свой номер, а Пауло поднялся на седьмой, чтобы дать послушать Раулю ту чепуху, что записал на улице. Войдя без стука, как у них было принято, он обнаружил друга распростертым в беспамятстве на диване. На столике уже была выстроена и готова к приему очередная «дорожка», а рядом с полупустой бутылкой виски лежала пачка стодолларовых купюр, тысяч пять. Для того, кто, подобно Пауло, только что своими глазами наблюдал на улицах этот «гражданский карнавал», кто был свидетелем и участником беспримерного празднества, это зрелище – пьяный, обкуренный, в пыль растертый человек – было более чем тягостным – омерзительным, еще и потому, что Пауло не просто увидел в таком жалком и гнусном виде друга, которого он же и приобщил когда-то к наркотикам, но внезапно понял: кокаин ведет его самого тем же путем. Он никогда никому не говорил об этом и не доверил эти мысли даже дневнику, но в тот миг с непреложной ясностью осознал, что впал в серьезную зависимость от наркотиков. В подавленном настроении он вернулся в свой номер. В голубоватом свете, проникавшем с улицы, увидел на кровати стройное обнаженное тело Розарио. Он присел рядом, погладил ее по спине и объявил со вздохом:

– Сегодня и для меня исторический день. 8 августа 1974 года я завязал с кокаином.

Праздник по случаю отставки Ричарда Никсона. В тот день, 8-го августа 1974 года, Пауло принимал кокаин последний раз в жизни

18
Сеньора Пауло Коэльо вводит ограничения: один косячок – еще туда-сюда, но никаких сексуальных экстравагантностей!

Они собирались провести в Нью-Йорке несколько месяцев, но в их планы вмешалось неожиданное происшествие. Однажды вечером Пауло решил испробовать новинку – электрический консервный нож – но остро заточенное лезвие соскользнуло и поранило ему правую руку. Розарио пыталась унять кровотечение туалетной бумагой, но без толку извела целый рулон. В амбулатории, куда Пауло доставили на «скорой», определили, что он перерезал себе сухожилие на большом пальце. Срочно сделали операцию, наложив девять швов, и потом еще несколько недель он носил на руке металлическую шину.

Вскоре после этого они с Розарио вернулись в Бразилию, а Рауль и Глория полетели в Мемфис, штат Теннесси. В Рио Пауло пришел к выводу, что достаточно окреп, чтобы не бояться теней и призраков, и может теперь жить в той самой квартире, но один, без Жизы. Однако бодрости духа и отваги хватило ненадолго. Прошло всего две недели, и 10 сентября он снова причалил к тихой пристани родительского дома, которому не страшны были никакие бури и шторма. Желая поскорее избавиться от всего, что напоминало бы ему о демонах, тюремных ка мерах и похищениях, прежде чем переехать, он продал все книги, картины и пластинки. Увидев пустую, догола ободранную квартиру, записал в дневнике: «Я только что разделался с прошлым». И все-таки это оказалось не так просто. Страхи, комплексы, параноидальные реакции продолжали томить его душу. Он часто признавался, что по-прежнему терзается виной за эпизоды, оставшиеся в далеком детстве – за то, что «трогал девочку между ног» или «нехорошо думал о маме», однако надеялся, что в отчем доме, по крайней мере, его никто не похитит.

В ту пору, когда разнообразие сексуальных партнеров и беспорядочность связей еще не представляли столь грозной опасности, как ныне, по дневнику Пауло можно проследить за бесконечной чередой женщин в его жизни – при том, что ни одна не удостоилась специального упоминания, исключая особо даровитых в постели. Иногда Пауло возобновлял старые романы, но оправиться после разрыва с Жизой, которой продолжал писать, не получая в ответ ни строчки, он так и не смог. Узнав, что Вера Рихтер подумывает вернуться к бывшему мужу, он записал в дневнике:

Сегодня отправился в город решить мою психоаналитическую проблему с акциями «Банко до Бразил». Я хотел продать их, а деньги предложить Марио с тем, чтобы я мог еще год обладать Верой. На самом деле это Вера обладала мною, но я своими вывихнутыми мозгами представлял дело именно так.

Сотрудничество с Раулем продолжалось и приносило превосходные результаты, однако где-то в трюме корабля под названием «Альтернативное общество» образовалась течь, скрытая от глаз. Еще задолго до «черной ночи» и ареста Пауло между Раулем и руководством компании возникли расхождения по части того, что же на самом деле представляет собой Альтернативное общество. Рауль, скорее всего, воспринимал всерьез идею создания нового сообщества – секты, религии, движения, – которое могло бы распространять и применять на практике идеи-заповеди Алистера Кроули, Парсифаля XI и Фратера Заратустры. А для продюсеров «Филипс» «Альтернативное общество» было не более, чем удачным и броским названием нового товара, способным подстегнуть спрос.

Президент бразильского филиала «Филипс», натурализовавшийся сириец Андре Мидани, создал неформальную рабочую группу, призванную помочь компании в успешном продвижении ее артистов на рынок. Координаторами выступили сам Мидани и композитор Роберто Менескал, а в состав dream team[36]36
  «Команда мечты» – команда, составленная из лучших игроков (англ.).


[Закрыть] вошли маркетолог Омеро Иказа Санчес, писатель Рубем Фонсека и журналисты Артур да Тавола, Доррит Аразим, Нелсон Мотта, Луис Карлос Масиэл, Жоан Луис де Албукерке и Зуэнир Вентура. Собирались раз в неделю в апартаментах какого-нибудь фешенебельного отеля и проводили там целый день в спорах о творчестве и облике того или иного артиста, интересовавшего «Филипс», сначала между собой, а на следующей встрече – вместе с ним самим. Платили им за это огромные деньги – Зуэнир Вентура говорит: «Получал за каждое такое совещание четыре тысячи или четыре миллиона, сейчас уж не помню, какие нули были тогда у нас в ходу, однако знаю твердо: сумма эта равнялась моему месячному окладу, а я занимал должность главного редактора журнала „Визао“ по Рио-де-Жанейро».

Когда же пришла очередь Пауло и Рауля подвергнуться этому собеседованию, последнего захлестнули волны паранойи. Ему казалось, что за ним неотступно следят переодетые полицейские, и он нанял себе телохранителя – дознавателя Миллена Юнеса из отдела полиции, обслуживавшего квартал Леблон, и тот в свободное от службы время всюду его сопровождал. Когда Пауло сообщил другу о том, что Менескал приглашает обоих провести ближайший уикенд в избранном обществе известных интеллектуалов, Рауль вскричал:

– Все это подстроено полицией, чтобы взять нас с поличным! Ни минуты не сомневаюсь, что туда внедрены агенты, которые запишут все, что мы скажем. Открутись, дон Паулете! Скажи Менескалу, что мы не придем.

Пауло попытался убедить друга, что ему ничто не угрожает, что большую часть присутствующих он хорошо знает, что в группу входят люди, настроенные по отношению к режиму оппозиционно, и поручился своим честным словом, что ни Менескал, ни сам Мидани на подобную пакость не способны. Все было тщетно: Рауль стоял на своем, и Пауло ничего не оставалось, как идти одному. Чтобы предоставить напарнику всю информацию, он записал переговоры на магнитофон и вечером дал ему прослушать пленку. Перед началом дебатов слово предоставили Пауло, не ограничивая его временем – пусть объяснит, что же такое «Альтернативное общество». Тридцать лет спустя он будет утверждать, что в тот день не принимал наркотиков и даже не курил марихуаны, но когда слушаешь его речь, бесстрастно зафиксированную магнитофоном, кажется, что он о чем-то умалчивает или память его подвела:

«Альтернативное общество» развилось до уровня социальной группы, общественной страты, стало фактором политики, понимаете или нет? И объединяет, мать ее, слой интеллектуалов нашего народа, который выбирается из ситуации и становится более требовательным… Вот тут недавно разгорелась дискуссия о журнале «Планета», ну, в Сан-Пауло… Я считаю, что «Планета» накроется уже через год, потому что все, кто ее читает, уже уразумели: это – дурацкий журналишко. Он уже накрылся во Франции, и там придумали «Le Nouveau Planet», а потом еще и «Nouveau Nouveau Planet», ну, то есть сперва «Новая», а потом и «Новая-Новая Планета», вам понятно? И то же самое будет со всей этой… братией! Нет-нет-нет, не с пролетариатом, а с теми, кто называет себя «средний класс». Ну, с буржуа, которые вдруг озаботились интеллектуально, да? Понятно, есть и другой аспект этого дела… Вера. Ну, вот, скажем, кто-то из вас пойдет и принесет обет, ну, или что-то такое… И в категориях культуры это ознаменует перемены, я ведь ясно излагаю, да?

Умение излагать ясно было ему в тот момент недоступно, но слушатели привыкли к подобным персонажам. А Пауло, минутку передохнув, продолжал:

Ну и вот… Тут будет происходить некая фильтрация… По мне так это никакая не фильтрация, но никогда человек не перестанет благоговеть перед Сатаной, потому что это захватывает до предела, понятно, да? Это ведь такое табу… Ну, вроде невинности, понимаете? Потому что это – агрессия, агрессия Системы, направленная на нее самое, реакция на угнетение, притеснение и прочее… Это – такая волна, которой суждена короткая жизнь. Но феномен ее существует. Это результат притеснения, ну такой же, скажем, как свободная любовь, как отмена сексуальных табу, которую предложили хиппи…

[…]Ну все сказанное – это не программа «Альтернативного общества». Я тут вам изложил кое-что, но хотел взять пошире, в ином масштабе и перспективе… Ну и вот, теперь о Рауле Сейшасе… Относительно всего этого… «АО» служит Раулю Сейшасу… Служит в той мере, в какой он катализирует этот тип движения… Оно предстает неким мифом… никто ведь толком не объяснил, что это такое…

Ну, вы поняли меня?

«Более или менее», – поспешил ответить журналист Артур да Тавола. Как и все остальные, он не понял ни слова из этой речи, путаной и невразумительной. Вопрос, поставленный перед Пауло, был прост: неужели он и Рауль Сейшас действительно собираются представить прессе такие объяснения относительно цели и смысла «АО». Если так, то им следует быть готовыми к тому, что журналисты не оставят от проекта мокрого места. Доррит Аразин, в ту пору занимавшая пост главного редактора журнала «Вежа», считала, что если они собираются позиционировать «АО» не как продукт, но в качестве мистического или политического движения, для него следует приискать более убедительные аргументы.

– И прежде всего вам необходимо самим для себя решить: «Альтернативное общество» – это все же из области политики или метафизики? С вашими доводами объяснить суть кому бы то ни было будет трудно.

Хотя в этом вопросе члены группы впервые оказались единодушны, Артур да Тавола счел нужным обратить внимание коллег на то, что все они рискуют загубить золотую жилу:

– Мы должны быть очень осторожны, ибо указываем на недостатки тем, чьи диски расходятся стотысячными тиражами. Не следует забывать, что Рауль и Пауло уже стяжали себе бесспорный успех.

Был и еще один вопрос, смущавший души экспертов, настойчивость, с которой оба партнера повторяли журналистам, причем вполне серьезно, что видели летающие тарелки Подобные дурачества, твердили все, могут серьезно повредить коммерческому успеху проекта. Пауло попросили передать Раулю, чтобы тот больше не распространялся на эту тему. Дня беспокойства имелись основания: за несколько месяцев до этого Рауль давал интервью журналу «Паским», и когда журналисты, как и следовало ожидать, попросили поподробнее рассказать про «АО» и летающие тарелки, стал заливаться соловьем. Он объяснил, что общество не одухотворено никакой идеей и не возглавлено никаким вождем: оно родилось «из ясного осознания новой тактики, новых средств борьбы». Сочтя, что выразился недостаточно определенно, он пустился в еще более пространные объяснения. «„Альтернативное общество“ – это плод, порожденный самим порядком вещей», – сказал он и добавил, что ныне общество уже перешагнуло национальные границы. «Мы находимся в постоянной переписке с Джоном Ленноном и Йоко Оно, тоже являющимися его членами». Рауль, сознавая, что за руку схватить его некому, дал волю воображению и принялся описывать, к примеру, фантастические обстоятельства первой встречи с Пауло. «Я познакомился с ним в Барра-да-Тижука. В пять часов вечера я там медитировал. И он – тоже. Но мы еще не были знакомы. И вот в тот день мы и увидели летающую тарелку». Один из интервьюеров попросил описать НЛО более детально, и Рауль, что называется, закусив удила, понес:

– Ну, она была такая… серебристая, но окружена желтоватым свечением. Огромная, неимоверных размеров. И зависла над нами. Тут прибежал Пауло. Мы с ним не были знакомы, но он спросил: «Ты видел то, что видел я?» И мы с ним сели, а тарелка заложила немыслимый вираж и исчезла.

Такие и подобные им откровения пугали членов группы, которые опасались, что соавторы выставят себя на посмешище в глазах публики. После долгой встречи Пауло собрал пленки, сохранившие все, что он наговорил за день, чтобы передать их Раулю. Итоги встречи нельзя было счесть триумфальными, и вместо того чтобы рассказать о них лично, он предпочел наговорить свои впечатления на магнитофон:

Больше всего рабочая группа боится, как бы «Альтернативное общество» не оказалось реальностью, а Рауль Сейшас – ты, слушающий сейчас эту запись, – не в состоянии с этой реальностью справиться. Боятся, что оно будет расти и развиваться, и Рауль, давая очередное интервью о том, что это такое, что лежит в его основе, не сумеет, как выразился Артур да Тавола, облечь в адекватную словесную форму свои объяснения. А пресса ухватится за какие-то несообразности и скажет, что все это – чушь и фарс, и карьера Рауля будет погублена. Еще раз: «Филипс» больше всего опасается, что ноша окажется Раулю не по плечу Встреча была на редкость напряженной. Был момент, когда я чувствовал: они не сдвинутся пи на пядь, полагая в своей некомпетентности, что Рауль не потянет. Ты услышишь это на пленке, а я повторю сейчас, потому что впечатление осталось очень сильное.

Вторым основным пунктом были летающие тарелки, они хором твердили, что это – неудачная шутка с твоей стороны. И еще говорили, что если ты когда-нибудь повторишь ее при журналистах, они с тебя не слезут и живым не отпустят. Я решил, помалкивать и не объяснять, правда это или выдумка. Там я не успел это сказать, но с ходу не стал отвергать для нас возможность опровергнуть ту историю с тарелкой – по крайней мере, для рабочей группы.

Хотя идея «Альтернативного общества» была еще очень привлекательной для сотен тысяч покупателей ДЦ и неведомого числа поклонников сатаны в Бразилии и за ее пределами, время показало, что рабочая группа была права. Поскольку не возникло ни политического движения, ни оформленной метафизической идеи, выражение «альтернативное общество» какое-то время спустя стало восприниматься просто как музыкальный рефрен 1970-х.

Менескал на волне успеха «Гиты» (вышедшей, пока соавторы были в отъезде) пригласил Пауло стать членом этой же рабочей группы в статусе консультанта и с тем же окладом, что у остальных, а это означало ежемесячное пополнение банковского счета на 11 600 долларов. Деньги на него в ту пору так и сыпались. Получив первое отчисление от продаж «Гиты», он не знал, как ими лучше распорядиться – вложить в акции или купить летний дом в Араруаме, но в итоге решил приобрести квартиру на оживленнейшей улице Барата-Рибейро в Копакабане. В это время, помимо текстов для Рауля, он сочинил еще три песни – «Почтовая открытка», «Некий Роке Энроу» и «Намек» – для ДЦ «Запретный плод», выпущенный певицей Ритой Ли в начале 1975-го, а еще написал несколько сценариев для Марии до Розарио. Кроме того, снялся в порнофильме «Тангарела». В декабре 1974 года «Филипс», распустив рабочую группу, прикрутил один из кранов, откуда текли деньги, однако тотчас же возник новый источник Андре Мидани с подачи Менескала пригласил Пауло в штат компании, на должность руководителя департамента креативных проектов.

Между тем ни финансовая стабильность, ни профессиональные успехи не исцелили его истерзанную душу. Он и до мая 1974-го чувствовал себя преследуемым и отторгнутым, а уж после ареста эти чувства сделались просто нестерпимыми. Из шестисот страниц дневника, заполненных за год после освобождения, более четырехсот повествуют о страхах, порожденных той «черной неделей», но не прошедших вместе с ней. В произвольно выбранном 60-страничном фрагменте слово «страх» повторяется 142 раза, за ним идет «проблема» – 118 раз, и еще десятки раз – «одиночество», «отчуждение», «паранойя» и т. п. Чтобы описать свое душевное состояние, он обычно прибегает к помощи классиков; так, одна из записей в дневнике завершается словами Гимараэнса Розы. «Нет, это не страх, не страх… Это я просто потерял желание быть смелым». В мае 1975-го, в первую годовщину своего освобождения из камеры ДОПС, он заказал благодарственную мессу в церкви Святого Иосифа, своего небесного покровителя.

Человеком, который после выхода Пауло из тюрьмы вселял в него несравненно большую уверенность, нежели доктор Бенжамин и даже родной отец, стал адвокат Антонио Клаудио Виейра – будущий писатель считал, что именно ему обязан своим освобождением. Вернувшись из США, он попросил отца договориться с адвокатом о встрече, чтобы лично поблагодарить его. Когда Пауло явился с визитом в роскошную квартиру, занимавшую целый этаж на Моро-де-Виува, с редкостной красоты видом на Фламенго, самым сильным впечатлением для него стала дочь хозяина, Энеида. Энеида тоже была адвокатом, работала в отцовском бюро. В тот раз между ними начался лишь легкий флирт, но ровно 47 дней спустя Пауло предложил Энеиде руку и сердце. По меркам бразильского общества – значительной его части – он вполне мог рассчитывать на согласие, ибо, располагая средствами, необходимыми, чтобы содержать жену и детей, был «хорошей партией», завидным женихом.

В конце 1975 года вышел очередной альбом Пауло и Рауля под названием «Новый Аэон», где они были авторами четырех из тринадцати композиций. Альбом демонстрировал, помимо прочего, насколько Рауль в то время еще был связан с сатанизмом, сколь глубоко был укоренен в нем: бесцеремонный грубиян Марсело Мотта сочинил слова пяти песен («Попробуй еще раз», «Яблоко», «Я эгоист», «Пейшуша – приятель рыб» и «Новый Аэон», давшей название альбому). Рауль и прочие считали эту работу подлинным шедевром, однако коммерческий успех оказался несопоставим с предыдущими – было продано всего 40 тысяч экземпляров.

Итак, материальные условия для создания семьи имелись, однако подобная скоропалительность при принятие столь ответственного решения могла объясняться лишь пламенной страстью, которая оказалась не взаимной, что выяснилось лишь со временем. Для Пауло эта пассия была идеальной: одним выстрелом он убивал двух зайцев – получал подругу жизни и возможность «остепениться», о чем мечтал по выходе из тюрьмы, да вдобавок становился зятем человека, умевшего вносить мир в его смятенную душу. И вечером 16 июня 1975 года, выкурив двойной «косячок», Пауло пришел к выводу, что пора решать. Он позвонил Энеиде и попросил сообщить родителям о том, что намерен официально просить ее руки – причем незамедлительно:

– Я только заеду домой и захвачу родителей. Скоро будем у вас.

Родители, спавшие уже крепким сном, всполошились, когда полоумный сын сообщил о своем безотлагательном решении устроить помолвку. То ли под воздействием марихуаны, то ли оттого, что он впервые оказался в такой роли, но когда настала минута обратиться к будущему тестю, у Пауло пересохло во рту, он запнулся, стал заикаться и не смог выдавить из себя ни единого звука. Зато адвокат, чувствуя на себе умоляющие взгляды будущих родственников, также потерявших дар речи, обнаружил присутствие духа и спас положение:

– Мы все знаем, что ты хочешь сказать. Ты делаешь Энеиде предложение, не так ли? Если так, то мы согласны отдать ее за тебя.

Пока на скорую руку отмечали знаменательное событие французским шампанским, он достал из кожаной сумки, переброшенной через плечо, кольцо с бриллиантом для невесты. Наутро Энеида, в свою очередь, преподнесет жениху свадебный подарок у него дома она вручит ему техническую новинку, предмет вожделения всех журналистов и литераторов, – электрическую пишущую машинку «Оливетти», которой Пауло будет пользоваться до 1992 года, пока не освоит компьютер. Но не прошло и трех недель, как в дневнике появляются записи, свидетельствующие о том, что жених жалеет о своем поспешном решении:

У меня с Энеидой – серьезные проблемы. Я ее выбрал потому, что этот шаг давал мне чувство уверенности и эмоциональную стабильность. Я ее выбрал потому, что искал душевное равновесие, которого так не хватает мне от природы. А сейчас осознал, чем придется заплатить за него. Кастрацией. Все прежнее – поведение, привычки, разговоры, сумасбродства – будет отсечено. Я не могу это принять.

Нечего было даже думать о том, чтобы «отыграть назад» и расторгнуть помолвку – это означало бы не просто потерять Виейру, но и обзавестись в его лице врагом, а при одной мысли об этом у Пауло начинало сосать под ложечкой. Однако он чувствовал, что и нареченная мало-помалу начинает тяготиться его безумствами. В сущности, она не имела ничего против того, что жених продолжал курить марихуану, но сама вовсе не собиралась пробовать наркотики, Пауло же настаивал на этом. В отношении секса она со всей определенностью заявила: никаких menage a trois (брак втроем)! Энеида не собиралась допускать на свое супружеское ложе подружек мужа. Чем все это должно было завершиться, сомнений уже не вызывало. На 40-й день после помолвки Пауло отмечает в дневнике, что все пришло к концу:

Энеида просто-напросто бросила меня. Мне это было очень трудно, просто очень… Я выбрал именно ее в возлюбленные и товарищи, но она не выдержала и внезапно исчезла из моей жизни. Я безуспешно пытался связаться с матерью Энеиды, но и родители тоже недоступны. Боюсь, она рассказала им про мои штуки в стиле Кастанеды и сексуальные игрища. Уж насчет последнего – не сомневаюсь, рассказала. Разрыв был тяжким, гораздо более тяжким, чем я предполагал. Мои старики ошеломлены известием о расторжении помолвки. Трудно будет добиться, чтобы новую они приняли так же, как Энеиду. Трудно, я знаю, но что я могу сделать? Вот и отправляюсь на поиски новой подруги.

Таковая вскорости отыскалась в лице стажерки Сесилии МакДауэлл, работавшей в пресс-бюро «Филипс». Однако прежде чем открыть ей свое сердце, Пауло пережил скоропалительное увлечение журналисткой Элизабет Ромеро, которая брала у него интервью для одного музыкального издания. Стали встречаться, сблизились. Бет привлекала к себе внимание, рассекая по Рио на звероподобном мотоцикле «Кавасаки-900». Роман, хоть и вышел кратким, дал ей возможность впоследствии утверждать, что той несостоявшейся встречи Пауло с его кумиром Хорхе Луисом Борхесом, о которой Коэльо говорил десятки, сотни раз в интервью газетам и журналам всего мира, – действительно не было. С приближением рождественских каникул он пригласил возлюбленную в Буэнос-Айрес, где намеревался посетить великого аргентинского писателя.

Пауло не сразу отважился направиться в ДОПС за разрешением, то бишь визой, на выезд в соседнюю страну, опасаясь, что этот поход может кончиться арестом. Все обошлось, и пара, ни с кем предварительно не договорившись, не имея в Аргентине ни одного знакомого, а ориентируясь только на адрес Борхеса – улица Майпу, 900, – погрузилась в автобус и двое суток спустя высадилась в столице Аргентины. Пауло, бросив вещи в гостинице, отправился по этому адресу. Консьерж сообщил ему, что дон Луис находится в старом отеле напротив своего о дома, пьет кофе. Пауло перешел на другую сторону и в холле на стеклянной двери против света увидел силуэт, который ни с кем нельзя был спутать: автор «Алефа», в ту пору уже 76-летний, в самом деле сидел в полном одиночестве за столиком с чашечкой эспрессо. Пауло охватило столь сильное волнение, что он не решился подойти. Крадучись, он вышел из отеля тем же путем, что и вошел, не осмелившись даже поздороваться с великим слепцом или сказать, как счастлив его видеть, – и всю жизнь горько об этом сожалел.

Впервые за свои 28 лет он встречал Рождество не дома Уже вступив на стезю нового воцерковления, он пригласил Бет на рождественскую мессу в собор Нуэстра-Сеньора-де-Пилар, находившийся неподалеку от Розового дома – резиденции аргентинского правительства, и, удивленный отказом девушки, которая предпочла в эту ночь побродить по улицам Буэнос-Айреса, порвал с ней. Позвонил в Рио Сесилии МакДауэлл – Сиссе – чтобы пожелать счастливого Рождества, и немедленно объяснился:

– Я люблю тебя. Через три дня буду дома. Если пообещаешь встретить меня в аэропорту – прилечу, чтобы как можно скорее увидеться с тобой.

Миниатюрной, под стать Пауло, кареглазой, с орлиным носом Сесилии МакДауэлл было тогда девятнадцать, она училась в Папском католическом университете в Рио. Дочь американки Патрисии Фэйт и столь же известного, сколь и процветающего врача-фтизиатра Афонсо Эмилио де ла Роке МакДауэлл, владевшего крупной туберкулезной клиникой в Жакарепагуа, Сисса училась в Колежио Бразилейро де Алмейда, созданном и руководимом Нилзой Жобим, матерью знаменитого композитора Тома Жобима. Нравы в доме МакДауэллов царили пуританские, благо отец происходил с Северо-Востока, где свято чтут традиции, а мать получила строгое протестантское воспитание. Однако родители с распростертыми объятиями встретили этого хиппи, влюбившегося в их младшую дочь, а еще несколько месяцев спустя закрывали глаза даже на то, что она проводила уикенды у него (Пауло к тому времени сдал квартиру на Волунтариос-де-Патриа и переехал на шумную Барата-Рибейро). Через тридцать лет Сисса, оглядываясь назад, с жестокой иронией объяснит подоплеку подобного либерализма:

– Поскольку мои старшие сестры так и не вышли замуж, полагаю, что требования, предъявляемые к будущим зятьям, сильно понизились. И лучше уж было не отпугивать возможных кандидатов в женихи.

Каковы бы ни были резоны родителей, каждый уикенд, когда они уезжали в свой загородный дом в Петрополисе, Сисса собирала вещички и туалетные принадлежности в модную тогда холщовую котомку на длинном ремне и отправлялась на улицу Барата-Рибейро. Однако призрак несостоявшегося брака с Энеидой возникал в душе Пауло всякий раз, как тема грозила повториться, и в дневнике он отмечает: «Сегодня вечером у родителей Сиссы будет званый ужин, а я в таких случаях всегда чувствую себя как на горячей сковороде…», жалуется: «…меня принимают как жениха, а это последнее, чего мне хочется». Во время одного из сеансов психоанализа, которые Пауло регулярно посещал, д-р Бенжамин Гомес предположил, что в основе его нервного напряжения лежат сексуальные проблемы:

Он сказал, что мое отношение к сексу вызывает напряжение, в котором я постоянно пребываю. На самом деле Сисса в этом на меня не похожа и довольно равнодушна к сексу. Я же мог реализовать себя в сексе, потому что это не было обязанностью, и теперь буду относиться к нему как к средству снять напряжение. Доктор Бенжамин сказал, что на энцефалограмме электрошок и оргазм дают одинаковую картину – и эпилептический припадок тоже. Услышав такое, я нашел в сексе лекарство.

Как ни смущало Пауло все, что мало-мальски намекало на обязательства и отношения жениха и невесты, в марте 1976-го, когда Сисса вернулась из трехнедельной поездки по Европе, он сделал ей предложение. И хотя Сисса приняла предложение с искренней радостью, все же поставила условие: это должен быть настоящий брак, все честь по чести – свидетельство о регистрации, венчание в церкви, обручальные кольца, падре, невеста в белом под фатой, жених в черном костюме и все прочее. Пауло в ответ разразился хохотом, заявил, что принимает все требования во имя любви и еще потому, что собирается остепениться, а лучше свадьбы для этого ничего не придумаешь. Еще до церемонии он несколько Раз к «Книге перемен», чтобы узнать, правильно ли поступает, и оставил в дневнике свидетельство снедающих его сомнений:

Вчера представил себе всю эту, мягко говоря, ерунду со свадьбой и, по правде сказать, спало страшно… Мы и так цапаемся из-за нее, а обернуться может вообще черт знает чем…

Впрочем, несколько дней спустя настроение изменилось:

<…> Ночевал не дома из-за своей паранойи. Ужасно хочется, чтобы Сисса жила со мной. В сущности, мы любим друг друга, понимаем друг друга, а она – человек, с которым можно ладить. Но сначала надо будет вытерпеть этот цирк, со свадьбой…

В таких и подобных душевных метаниях пришел Пауло ко дню 2 июля – пришел при полном параде, как требовала невеста. Ровно в семь вечера, под звуки скрипок, исполнявших шопеновский ноктюрн № 2, он появился у алтаря в церкви Святого Иосифа, расположенной в самом центре Рио, и остановился справа от падре, который приступил к таинству венчания. По сравнению с тем косматым обтрепанным хиппи, какого запечатлели фотографии, еде данные в Нью-Йорке, Пауло выглядел теперь настоящим принцем. Подстриженный и тщательно причесанный с укороченными и приведенными в порядок усами и бородкой облаченный в короткий фрак современного покроя, полосатые брюки, черные туфли, белоснежную сорочку, повязанную серебристым галстуком. Дон Педро Коэльо и отец невесты были, сообразно торжественным обстоятельствам, столь же чинно-элегантны, чего нельзя сказать о свидетелях – Роберто Менескале и Рауле Сейшасе.

Под музыку Элгара появились пять юных подружек, предварявших выход невесты в белом подвенечном платье до пят. Отец вел ее под руку. Среди десятков гостей, заполнивших церковь, выделялась фигура Рауля Сейшаса – он был в темных очках, несмотря на поздний вечер, в пиджаке с красной строчкой по лацканам и обшлагам и красной же «бабочке». После благословения молодых прозвучало «Адажио» Альбинони, и венчание завершилось. Из церкви все отправились к родителям новобрачной, где состоялась церемония регистрации брака, а затем – роскошный ужин.