Текст книги "Маг. Биография Паоло Коэльо"

Автор книги: Фернандо Морайс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 35 страниц)

– Дарю их тебе на постановку «Питера Пэна».

Собираясь праздновать восемнадцатилетие, Фабиола говорила матери, бабушке и всем друзьям и родственникам, что вместо платьев и подарков предпочитает деньги, Собирала здесь и там, разыскивала богатых клиенток матери и знакомых, которых давным-давно не видела, и в результате набрала столько, что засыпала кровать пачками купюр. Конечно, это были не бог весть какие деньги, но средств на постановку хватало с лихвой. Пауло, тронутый до глубины души, произнес, по своему обыкновению с театральным пафосом:

– Одна возлюбленная променяла меня на пару платьев, а ты отказываешься от платьев и подарков ради меня. Твой поступок возвышает в моих глазах всех женщин.

Фабиола не только раздобыла средства на постановку, но и продавала рекламу в программки. И договорилась с владельцами ресторанов, расположенных близ театра «Санта-Терезинья» в районе Ботанического сада, что если актеров, осветителей и рабочих сцены будут кормить ужином бесплатно, названия заведений будут указаны на афишах и в программках. В благодарность за такое усердие Пауло дал ей главную роль. Себе он взял роль Капитана Крюка. В его доме звучала музыка, написанная к спектаклю Какико. И спектакль, окупивший каждый вложенный сентаво, опроверг старинное поверье: «Успех у публики – провал у критики», поскольку был заслуженно увенчан премией на Первом фестивале детского театра штата Гуанабара. Пауло, как и прежде, мечтал лишь о том, чтобы стать великим писателем, но пока этого не произошло, ему не оставалось выбора: только идти вперед и жить театром. Успех побудил его стать профессиональным театральным деятелем, и вскоре он уже с гордостью показывал друзьям членский билет Бразильского сообщества театральных авторов за подписью председателя Раймундо Магальяэнса Жутиюра, переводчика «Трехгрошовой оперы», где некогда играл Пауло.

Пауло в роли Капитана Крюка в инсценировка «Питера Пэна»

Фабиола в роли Сининьо

В 1969 году поступило приглашение сыграть в спектакле «Честная вдова» Нелсона Родригеса. Как-то в перерыве между репетициями, когда Пауло потягивал пиво в баре рядом с театром «Сержинью Порто», он вдруг заметил, что за ним наблюдает красивая белокурая женщина, сидевшая у стойки. С напускным безразличием он отвел взгляд, а когда повернулся вновь, увидел: женщина не исчезла, напротив – продолжает смотреть на него в упор, робко улыбаясь. Легкий флирт продолжался всего минут десять, но Пауло остался под сильным впечатлением от встречи. Вечером он записывал в дневнике:

Не могу сказать точно, как все началось. Она возникла внезапно. Я вошел и сразу почувствовал ее взгляд. Я ощущал ее присутствие в толпе и ее взгляд, а у меня недоставало смелости взглянуть ей прямо в глаза. Я никогда не встречал ее раньше. Но уже словно что-то предчувствовал. Так начала сказываться эта сказка и разворачиваться наша лав-стори.

Прекрасной и загадочной блондинкой была Вера Прнятович Рихтер. Она была на одиннадцать лет старше Пауло и в те дни собиралась завершить свой пятнадцатилетний брачный союз с неким богатым промышленником. Вера всегда хорошо одевалась, водила машину, что было тогда редкостью у бразильянок, и жила в квартире, занимавшей целый этаж в одном из самых фешенебельных и дорогих кварталов во всей Бразилии – на проспекте Делфим Морейра в престижнейшем районе Леблон. С точки зрения Пауло, у нее имелся лишь один заметный изъян: близкие отношения с актером Пауло Элизио, бородатым Аполлоном, который постоянно пребывал в скверном расположении духа и к тому же, как было известно, имел черный пояс карате. Но предчувствия, описанные в дневнике, окажутся сильнее боевых искусств. Две недели спустя Вера Рихтер станет первой женой Пауло Коэльо.

Пауло и Вера Рихтер

10
«Будешь мне врать, я вырву тебе глаз и сожру его»

Год 1969-й Бразилия начинала во мраке самой жестокой диктатуры за всю свою историю. 13 декабря 1968 года президент республики маршал Артур да Коста-и-Силва – «пижамный маршал», как назвал его Пауло в Сержипи – подписал «Институционный акт № 5», наглухо запечатавший последние отдушины свободы, еще остававшиеся после военного переворота 1964 года. Подписанный президентом, завизированный всеми членами его кабинета, включая министра здравоохранения доктора Леонела Миранду, владельца частной клиники доктора Эйраса, документ этот, помимо множества иных ограничений общественных свобод и прав граждан, отменял неприкосновенность личности и давал правительству полномочия на цензуру прессы, театра, книгоиздания, а также право приостановить работу Национального конгресса. Но в 1968 году большой пожар разгорался не только в Бразилии.

Агрессия против Вьетнама, куда Соединенные Штаты направили более полумиллиона солдат, длилась уже пять с лишним лет, когда на пост президента США избрали «ястреба» Ричарда Никсона. В марте был убит Мартин Лютер Кинг, человек, возглавлявший борьбу чернокожих за свои права ненасильственными методами. Не пройдет и двух месяцев – и настанет черед сенатора Роберта Кеннеди, выразителя самых либеральных течении в американской политике. Одним из символов контркультуры того времени был мюзикл «Волосы», поставленный в Нью-Йорке: вся труппа там в некий момент выходит на сцену нагишом. В мае французские студенты захватили Сорбонну и превратили Париж в поле битвы, вынудив Шарля де Голля устроить совещание с генералами в немецком городе Баден-Бадене. Мировая лихорадка преодолела «железный занавес» и охватила Чехословакию, ознаменовавшись «Пражской весной» – проектом либерализации страны, автором которого стал генеральный секретарь коммунистической партии Чехословакии Александр Дуочек. В августе «Пражская весна» будет раздавлена танками стран Варшавского договора – военного блока Советского Союза и его сателлитов.

В Бразилии тоже стали заметны первые признаки сопротивления диктатуре. Это проявлялось прежде всего в мирных студенческих шествиях – в них Пауло участвовал редко, да и то скорее ради бравады или же в поисках острых ощущений от «встреч с полицией», чем из убеждений. Столбик политического термометра стал подниматься, когда начались забастовки рабочих в Сан-Пауло и штате Минас-Жерайс, и достиг тревожного уровня, когда военная разведка зафиксировала появление партизанских групп, которые режим без разбора записывал в «террористы». На самом деле к концу года имелось по меньшей мере четыре вооруженных организации, применявших методы партизанской борьбы в городских условиях: Вооруженный революционный авангард (BF Палмарис), Освободительное национальное действие (ОНД), Народный революционный авангард (НРА) и командование национального освобождения (КОЛИНА). КПБ маоистского толка, в свою очередь, направила в Шамбиоа, на север штата Гояс (сейчас это на границе штата Токанчинс) своих бойцов, которые создадут в районе реки Арагуайя, на краю амазонской сельвы, первый сельский очаг партизанской войны. Крайние левые устраивали налеты на банки и взрывали бомбы в казармах, а крайние правые организовывали нападения на самые явные центры оппозиции режиму – например, театры.

В Сан-Пауло и Рио театры подвергались нападениям боевиков. Прошла волна арестов. Среди арестованных – бывший губернатор штата Гуанабара и «гражданский» организатор переворота 1964 года Карлос Ласерда, композиторы Каэтано Велозо и Жилберту Жил, журналист Карлос Эйтор Кони – тот самый, чью статью Пауло присвоил в Аракажу и подписал своим именем.

Хотя Пауло хвастал, что он коммунист «по принадлежности» и своими глазами видел, какие насилия творят над его собратьями по цеху – он как-никак был театральным деятелем, что удостоверялось членским билетом Ассоциации, – на деле проявлял полнейшее безразличие к той политической буре, что свирепствовала в стране. Да и сам военный переворот прошел абсолютно незамеченным и не удостоился в пространных дневниковых записях той поры не то что запятой, но даже кляксы. Первые слова, написанные Пауло в 1969 году, определяют, на какие цели будущий писатель устремлял свою энергию.

Сегодня – Новый год. Я провел ночь с прелюбодейками, гомосексуалистами, лесбиянками и рогоносцами.

В 1964 году отсутствие интереса к политической жизни еще объяснялось юным возрастом, но теперь-то он был взрослым, на пороге двадцатидвухлетия – то есть находился на том возрастном рубеже, с которого большинство известных деятелей стартовало и вышло в лидеры политических и культурных движений, будораживших всю Бразилию. Но если в то время в его жизни и происходили какие-либо метаморфозы, то связаны они были отнюдь не с кипением политических страстей, а с новой возлюбленной – Верой Рихтер.

Эта изящная, неизменно хорошо одетая блондинка родилась в 1936 году в Белграде, столице тогдашнего королевства Югославия (сегодня это столица Сербии). Вера происходила из семьи богатых землевладельцев и до двадцати лет вела жизнь, характерную для «верхов» общества. Когда же окончила первый курс театрального факультета, где специализировалась на режиссуре, она на себе испытала те политические перемены, что в ту пору катились по странам Центральной Европы. Смерть Сталина вновь сблизила Москву с великим югославским лидером – маршалом Иосипом Броз Тито. Железной рукой проведя объединение страны, Тито осуществил коллективизацию сельского хозяйства, превратил частные владения в общественные негосударственные угодья, управляющих – в трудящихся. Богатым настал черед сойти со сцены. В Рио-де-Жанейро обосновались друзья семьи, и Прнятовичи – овдовевшая мать, старшая сестра и Вера – решили, что этот город и станет их пунктом назначения. Бушевала «холодная война»; все границы были закрыты, и выезд за кордон сопровождался большими сложностями. Мать и старшая сестра отправились первыми, и лишь несколько месяцев спустя, уже обустроившись в Копакабане, послали вызов Вере. Кроме родного языка, та говорила только по-английски и в Бразилии ощущала себя всем чужой, человеком, лишившимся корней, отчего в конце концов и уступила настояниям семьи и приняла предложение руки и сердца от земляка-миллионера, который был на двенадцать лет старше. Годы спустя Вера будет вспоминать, что даже посторонние отмечали, насколько супруги не подходят друг другу. Как и подобает девушке двадцати лет, она обожала веселье, шумные сборища, желала танцевать, заниматься спортом и петь, тогда как ее муж был замкнут, застенчив и молчалив, а все то время, что он не занимался делами во внешнеторговой фирме, отдавал чтению и классической музыке.

К той минуте, когда Вера и Пауло увидели друг друга в театральном баре, брак для нее давно уже был чистейшей формальностью. Они с мужем по-прежнему жили под одной крышей, но их супружеский союз распался. В театр «Кариока» ее привело объявление в газете: молодой режиссер из Баии Алвару Гимараэнс, известный как человек, открывший Каэтано Велозо, набирал студентов на свой курс. Спустя почти сорок лет Вера вспоминала, что сначала Пауло произвел на нее не очень-то выигрышное впечатление:

– Он напоминал профессора Абронсиуса, высоколобого ученого из фильма «Бесстрашные убийцы вампиров» Романа Полански. Огромная голова на хрупком тельце. Некрасивый, прыщеватый, с толстыми отвислыми губами и вытаращенными глазами… Нет, красивым его никак нельзя было назвать… Но он обладал теми чарующими свойствами, которые легко замечает взгляд каждой влюбленной женщины. Пауло был настоящий Дон Кихот! Какой-то одержимый… Все ему казалось легко, все для него было просто. Он витал в облаках, не касаясь земли. При этом у него была одна навязчивая идея – стать известным. И ясно было, что он сделает все, чтобы этого добиться. В этом был весь Пауло.

С появлением Веры его отношения с Фабиолой были так или иначе обречены, но прервались они, когда Пауло был застигнут с поличным. Фабиола подозревала, что Пауло начал тайком встречаться с «молодой артисткой из Голландии», появившейся недавно на репетициях, и решила вывести его на чистую воду. Однажды вечером она устроила засаду у подъезда его дома на улице Раймундо Корреа и покинула свой наблюдательный пункт лишь после полудня, когда Пауло пришлось выйти на улицу вместе со своей спутницей. Окончательно разочаровавшись в человеке, получавшем от нее самые верные доказательства любви, она порвала с ним. Несколько месяцев спустя Фабиола, уже ставшая своей в семье Коэльо, шокирует Лижию и Педро, представ обнаженной на обложке сатирического еженедельника «Паским» («Пасквиль»).

Фабиола, убедившись в неверности Пауло, шокировала родителей Коэльо, снявшись обнаженной для еженедельника «Паским»

Как будет впоследствии вспоминать сам Пауло, именно опытная Вера обучила его науке физической любви. Еще она учила его говорить по-английски и одеваться чуточку лучше. Не смогла только помочь преодолеть психологические последствия травмы в Араруаме: он по-прежнему содрогался при одной только мысли, что придется сесть за руль. Их вкусы и интересы совпадали настолько, что средства Веры стали тем топливом, которого не хватало Пауло, чтобы с головой погрузиться в театральное творчество. Деля свое время между прежним жильем на Копакабане и роскошной квартирой Веры в районе Леблон где он теперь проводил почти все ночи, Пауло неделями напролет стучал по клавишам пишущей машинки. А потом с гордостью показал возлюбленной свою первую пьесу для взрослых – «Апокалипсис». Они как будто были созданы друг для друга: Вера не только оказалась одной из тех очень немногих, кто сразу понял замысел пьесы но и прониклась ею до такой степени, что взялась за ее сценическое воплощение, выступив в роли продюсера, коль скоро режиссурой занялся сам Пауло. Все складывалось так удачно, что в конце апреля 1969 года критики и редакторы отделов культуры городских газет получили приглашение на генеральную репетицию. Главную роль играла тоже Вера. Композитором Пауло пригласил своего друга Какико – тот недавно получил диплом ортодонта и теперь разрывался между зубоврачебным кабинетом и музыкой.

Вместе с приглашением и программкой журналисты и критики получили пресс-релиз, написанный претенциозно и крайне туманно, однако все же позволявший понять, о чем, собственно, в «Апокалипсисе» идет речь. «Пьеса – моментальный снимок человеческого бытия, которое теряет индивидуальные черты в пользу более удобной усредненности, ибо та знает, как овладеть умами», – гласил текст. Продолжалось столь же непостижимо. Спектакль начнется с показа документальной ленты о полете космического корабля «Аполлон-8» к Луне, после чего, согласно программке, труппа исполнит «пляски племен с восточными элементами». Актеры и актрисы будут сменять друг друга на сцене, разыгрывая отрывки из «Прикованного Прометея» Эсхила, «Юлия Цезаря» Шекспира, а также представляя инсценировки Евангелий. Под занавес, до выхода на поклоны каждый артист сыграет собственную роль, воплощая душераздирающие моменты, пережитые им в детстве.

«Апокалипсис» дал Пауло возможность впервые изведать на собственной шкуре ту «казнь египетскую», что отныне будет его преследовать, – критику. Сразу же после генеральной репетиции пьесу колесовали во всех газетах Рио. Впрочем, оттого, что критики сочли «Апокалипсис» провалом, зрители валом на него не повалили. Он продержался на афишах считанные недели и пробил жуткую брешь в первом инвестиционном проекте Пауло и Веры. Впрочем, брешь эту она с готовностью взялась заделать.

Постановка совпала с важной переменой в жизни обоих. Брак Веры катился под откос, но ее муж продолжал жить в супружеской квартире, и Вера решила покончить с этим неудобством и переехала с возлюбленным в то место, которое в Рио конца 1960-х годов стало символическим адресом всей контркультуры – или, как тогда говаривали, «отвязности». «Особняк Святой Терезиньи» содержался одноименной церковью и обессмертил себя под названием «Особняк Ямы». Задуман он был как ночлежка для нищих и представлял собой огромное прямоугольное здание с внутренним двором. Там по всему периметру располагались подъезды. Благодаря удачнейшему расположению – «Особняк» находился на улице Лауро Мюллера на полпути от Копакабаны и Ботафого, близ недавно открытого театра «Канекау», – дом облюбовала молодая безденежная интеллигенция Рио-де-Жанейро. Здание напоминало гигантский обветшавший улей, но жить там считалось модным. Ежемесячная арендная плата за suite спальню с удобствами вроде той, где жил писатель из штата Минас-Жерайс Руй Кастро, – составляла около двухсот крузейро (триста шестьдесят реалов 2008 года), но в большинстве случаев один туалет приходился примерно на полудюжину жильцов.

В конце июля 1969 года Пауло и Вере, занимавшим один из номеров «Особняка», захотелось разнообразия. В середине августа бразильская сборная по футболу должна была встретиться в Асунсьоне в отборочном матче с командой Парагвая – они сражались за путевку на Чемпионат мира

1970 года в Мехико. Как-то в воскресенье равнодушному, в общем, к футболу Пауло удалось уговорить подругу пойти на матч. На переполненном стадионе «Маракана» встречались команды «Фламенко» и «Флуминенсе». Зрелище заворожило Веру и сделало ее неистовой болельщицей. Именно она предложила отправиться вдвоем на машине в Парагвай посмотреть игру. Пауло понятия не имел об этом выездном матче бразильской сборной, но идеей загорелся и по своему обыкновению прежде всего составил план поездки. Он с ходу отбросил возможность проехать вдвоем на машине почти две тысячи километров в этом марафоне единственным водителем была бы Вера, ибо ее возлюбленный еще не обрел достаточной смелости, чтобы вести машину. Принять участие в этой авантюре предложили еще двоим: музыканту-дантисту Какико и Арнольду Бруверу-младшему, новому человеку в театре. О Какико вспомнили не просто так он не только был опытным водителем, но и мог гарантировать всем приют в Асунсьоне – там, в столице Парагавая, жила давняя любовница его отца. А Брувер, как едва ли не каждый, кто попадал в орбиту Пауло, был весьма своеобразной личностью: тридцатитрехлетний сын латыша и португалки, балетный танцовщик, драматический актер, музыкант и оперный певец. После переворота 1964 года военная полиция завела на него дело, и по подозрению в подрывной деятельности Брувер-младший был уволен с военного флота, где на тот момент состоял в чине капитана третьего ранга. Арнольд сначала принял приглашение и лишь затем признался, что тоже не умеет водить. Предусмотрительность требовала обратиться к мастеру Туке – однажды дед с бабушкой Лилизой ездил на машине в Фож-до-Игуасу, на границу с Парагваем. Пауло попросил его составить маршрут, указав заправки, придорожные рестораны и удобные места для ночлега.

Солнечным и холодным утром в четверг 14 августа четверка собралась у входа в «Особняк Ямы» и уселась в белый «Фольксваген» Веры. Путешествие шло гладко, Вера и Какико сменяли друг друга за рулем каждые сто пятьдесят километров. Настал поздний вечер, когда машина затормозила у дверей небольшой гостиницы в Режистро, где решила заночевать утомленная, но счастливая четверка: за двенадцать часов они покрыли шестьсот километров, почти треть всего пути.

Местные жители поглядывали на любого чужака в их краях с понятным недоверием. За несколько месяцев до того, как политическая полиция страны – Департамент государственного и общественного порядка (ДОПС) – разогнала в ста километрах отсюда, в Ибиуне, съезд Национального союза студентов, в городках долины Рибейра, беднейшей части штата Сан-Пауло, стали появляться пришлые люди. И местным было невдомек, кто они: из полиции или еще откуда. Но эти четверо вымотались до такой степени что своим появлением даже не успели разжечь ничьего любопытства. И прямиком отправились спать.

В пятницу проснулись рано, потому что следующий отрезок пути – самый протяженный – собирались проехать всего за день. Если все пойдет хорошо, в обед они будут уже в Каскавеле, что в западной части штата Парана, а это еще семьсот пятьдесят километров. Там – последний привал перед Асунсьоном. Но расчеты не оправдались. По трассе шел сплошной поток грузовиков, и приходилось плестись за ними, чтобы улучить момент и совершить безопасный обгон. В результате к десяти вечера все здорово проголодались, а до Каскавела оставалось еще добрых двести километров. Вера остановила машину на обочине и попросила Какико выйти посмотреть, все ли в порядке с шинами, – ей показалось, что машину заносит.

Все было в норме, и погрешили на густой туман, от которого дорога-де стала скользкой. Какико предложил: пусть Вера переберется назад и отдохнет, а он поведет до Каскавела Через час остановились на заправке. Все расходы делились на четверых, и Вера полезла за бумажником – и только тут поняла, что потеряла сумочку с деньгами и всеми документами, включая права и свидетельство о регистрации. Она твердила, что сумочка могла вывалиться только в тот момент, когда они с Какико менялись местами. Делать нечего: развернулись и в надежде отыскать сумку поехали к месту последнего привала еще сто километров назад. Так проездили туда-сюда больше трех часов. Тщетно. Сколько ни рыскали по сторонам, светя фарами, сумка не находилась, а в барах и на заправках, понятное дело, никто ничего не знал. Стало ясно, что это плохое предзнаменование – знак, требующий истолкования. Пауло предложил развернуться и возвращаться в Рио: в конце концов, никому этот футбол не интересен, – но оказался в меньшинстве: его не поддержали. Путешествие продолжилось, и в Каскавел они въехали на рассвете в субботу, причем машина впервые дала сбой: полетело сцепление, а без него не поедешь.

Из-за назначенного на следующий день матча сборных Бразилии и Парагвая почти все в Каскавеле было закрыто, в том числе автомастерские. Но большинством голосов постановили доехать до Асунсьона, поэтому дальше решили двигаться автобусом. Купили билеты до Фож-до-Игуасу и, поскольку у Веры не было документов, пограничный мост из Бразилии в Парагвай они переходили с толпой туристов и болельщиков. На парагвайской стороне сели в автобус до столицы. Только разместившись в доме той самой отцовской знакомой, четверка сообразила, что все билеты на футбол давным-давно раскуплены. Однако горевать не стали. Выходные посвятили экскурсии в пригородные селения индейцев гуарани и скучным лодочным прогулкам по реке Парагвай. С утра в понедельник они наконец занялись поисками автомастерской в Каскавеле и починкой машины. С пропажей сумки возникло множество дополнительных хлопот: придется неукоснительно соблюдать все правила движения, ибо малейшее нарушение приведет к проверке документов, каковых не имеется вовсе. К тому же без Вериных денег расходы следовало делить не на четверых, а на троих, а потому есть поменьше и ночевать где подешевле. Дедушкин маршрут пришлось перекраивать. Решили ехать в Куритибу, где можно было остановиться на ночлег и попытаться выправить копии документов на машину и водительских прав для Веры.

Около десяти вечера голод заставил ничего не подозревавших путешественников остановиться немного не доезжая до столицы штата Парана. Припарковав машину на стоянке у закусочной на въезде в город Понта-Гросса, они увидели, что накрутили уже около четырехсот километров. Чтобы сэкономить деньги, применили тот прием, к которому уже не раз прибегали после потери сумочки-. Пауло и Вера садились за столик и заказывали на двоих. Когда заказ приносили, появлялись Какико с Арнолдом, и ели они все вместе. Должным образом подкрепившись, четверка собиралась возвратиться к машине, как вдруг в зал вошла группа полицейских с автоматами. Старший направился к их столику:

– Белый «жук» с номерами штата Гуанабара на стоянке – ваш?

Какико – единственный, у кого были права, – понял, что отвечать должен он:

– Наш.

Когда же военный попросил предъявить удостоверение владельца, Какико подробно объяснил, переглядываясь с испуганными друзьями, что Вера оставила сумочку у машины, живописал обстоятельства утраты бумажника со всем содержимым, не умолчав и о планах на ночлег в Куритибе:

– Там же мы хотели выправить копии пропавших документов.

Старший патруля недоверчиво смотрел и слушал. Затем принял решение:

– Объясняться будете с начальником полиции. Следуйте за мной.

Их отвели в участок и оставили ночевать на деревянных нарах, в жуткой холодрыге. Наконец в шесть утра появился начальник полиции – в пончо и весь обмотанный шарфами. Он сообщил следующее:

– Вы обвиняетесь в терроризме и вооруженном налете на банк. А это уже не ко мне. Вами займется армия.

Никто из четверки особенно не следил за политическими событиями, а между тем в последние месяцы положение в стране крайне осложнилось. После издания «ИА-5» в декабре 1968 года более двухсот университетских преподавателей и ученых досрочно отправили на пенсию, арестовали или выслали. В списке репрессированных значились имена всемирно известных людей – социолога и будущего президента республики Фернандо Энрике Кардозо, историка Кайо Прадо Жуниора и физика Марио Шемберга. В Национальном конгрессе сто десять депутатов и четырех сенаторов лишили мандатов, а в различных штатах и муниципалитетах почти пятьсот человек, обвиненных в подрывной деятельности, были отстранены от участия в прямом и косвенном государственном управлении. Из Федерального верховного суда устранили трех судей – насилие в стране коснулось и высшей судебной инстанции. В январе капитан Карлос Ламарк покинул армейскую казарму в Китауне, что в промышленном пригороде Сан-Пауло Осаско, и угнал для городских партизан машину с шестьюдесятью тремя автоматическими винтовками, тремя автоматами и большим количеством боеприпасов. В Сан-Пауло вновь назначенный губернатор Абреу Содре учредил так называемый «Операсан бандейрантес» (ОБАН): этот карательный орган, объединивший полицейских и военных трех видов вооруженных сил, был призван подавить оппозицию, но вскоре превратился в настоящий застенок для противников режима.

За два дня до ареста Пауло и его друзей четверо вооруженных автоматами партизан – трое мужчин и одна белокурая женщина – на белом «Фольксвагене» с номерами Гуанабары совершили налет на банк и супермаркет в городе Жандайа-до-Сул в ста километрах к северу от Понта-Гросса. Воображение карательных органов услужливо подсказало, что такое могла совершить только наша четверка. Их, дрожащих от холода и страха, в оливковом «воронке» под охраной вооруженных до зубов солдат отвезли на другой конец города в штаб 13-го мотопехотного батальона в район Уваранас. Оборванные, давно не умывавшиеся и полумертвые от холода, все четверо вывалились из арестантского отсека «воронка» на огромный плац, где почти тысяча новобранцев постигала премудрости строевой подготовки.

Их развели по разным камерам, раздели и обыскали, а спустя полчаса начали допрашивать. Первым вызвали Какико. Его привели в камеру, где стояли стол и два стула. На одном уже восседал смуглый мужчина, рослый и крепкий, в камуфляже и армейских ботинках. На груди был нашит прямоугольник с надписью: «Майор Индио»[26]26
  От порт. индеец.


[Закрыть].

Майор Индио велел Какико сесть напротив. Поднеся к самому лицу задержанного указательный и большой пальцы, сложенные вместе так, что получилось нечто похожее на штырь или шпатель, он произнес тираду, которую музыкант и зубной врач запомнит слово в слово на всю жизнь:

– До сих пор мы с вами нянчились, но запомни хорошенько, что я тебе скажу. Если произнесешь хоть слово лжи – одно-единственное, этого будет вполне достаточно! – я воткну эти два пальца тебе в левый глаз, вырву глазное яблоко и сожру его. А правым глазом ты будешь за этим наблюдать. Мы поняли друг друга?

Преступления, в которых обвинялись Пауло и его спутники, были совершены несколько дней назад. Первое, вооруженное нападение на кассы супермаркета в Жандайа-до-Сул, к жертвам не привело. Но при попытке завладеть инкассаторскими баулами, доставленными в отделение «Банко до Кредите Реал де Минас-Жерайс» в том же городе, шайка застрелила управляющего Жузе Сантамарию Фильо. Сходство четырех путешественников с партизанами вызвало подозрения военных из Понта-Гросса. Хотя налетчики скрывали лица под нейлоновыми чулками, не было сомнений, что банда состояла из троих белых мужчин, один из которых был космат, как Пауло, и блондинки, похожей на Веру. К тому же налетчики разъезжали на белом «Фольксвагене» с номерами штата Гуанабара – точь-в-точь как у наших туристов. Карта Пауло с указаниями пути тоже показалась властям слишком подробной и профессиональной, чтобы сойти за заметки заботливого дедушки для хипповатого внучка. Но больше всего наших героев компрометировал сам маршрут: по сведениям военной разведки выходило, что группа капитана Карлоса Ламарка могла готовить новый очаг партизанской войны в долине Рибейра, в точности придерживаясь маршрута, которым четверка следовала в Асунсьон. Досье на четверых и данные на автомашину были разосланы в органы безопасности городов Бразилиа, Рио-де-Жанейро и Сан-Пауло.

Помимо самого задержания и угроз, которые становились все более жуткими, физического насилия пока не было. Майор Индио пообещал выдавить и сжевать глаз и у остальных, утверждая, что это не пустая угроза:

– Пока никто не поднял на вас руку. Мы даем вам пищу и одеяла, исходя из презумпции вашей невиновности. Но не забывайте: хоть полслова лжи в ваших показаниях – и я исполню обещанное. Я уже драл буркалы террористам и без проблем проделаю то же с вами.

Положение усугубилось ближе к полудню во вторник, когда в расположение части привезли работников супермаркета из Жандайа-до-Сул. Пауло и Веру они опознавали через окошечки в дверях камер, чтобы задержанные не заметили, что их рассматривают. В случае с Арнольдом и Какико двери просто открывали, чтобы приглашенные на опознание, напуганные не меньше, чем сами арестованные, могли быстро заглянуть внутрь. Хотя налетчики шли на дело с закрытыми лицами, а на арестованных, сидевших в плохо освещенных камерах, опознаватели смотрели мельком, свидетели были единодушны: это те самые преступники. Допросы становились все более напряженными и устрашающими, одни и те же вопросы повторяли по четыре, пять, шесть, десять раз. Вера и Арнольд должны были снова и снова объяснять всем подряд – ибо теперь это был настоящий конвейер: гражданские и военные чередовались в камере, где шел допрос – что делают в этом районе югославка и морской офицер, уволенный по обвинению в подрывной деятельности. Пауло несчетное число раз пытался развеять одни и те же сомнения: стоило ли ехать так далеко, если возвращаетесь в Бразилию, так и не посмотрев матч? Как удалось Вере без документов дважды пересечь границу с Парагваем. Почему на карте помечено столько различных вариантов ночлега и заправки? Улучив минутку, когда их оставили в камере вдвоем, Пауло пожаловался Арнольду, что ему все это напоминает какой-то кафкианский кошмар: даже невинный ингалятор от астмы потребовал детальных и бесконечных объяснений.