Текст книги "Слоны и пешки. Страницы борьбы германских и советских спецслужб"

Автор книги: Феликс Саусверд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 34 страниц)

Блейк

Еще одна перевернутая страница прозы, скорее нет, поэзии шпионажа XX века, – это Джордж Блейк. Он пришел по собственной инициативе к установлению контакта с советской разведкой, сделал это в 1951 году на разоренной войной земле между Севером и Югом Кореи и окончил свой путь разведчика получением в 1961 году приговора – пять сроков по 14 лет тюремного заключения каждый (три последовательных и два параллельных, а в сумме 42 года тюрьмы). Чисто английское судебное убийство: все сделано интеллигентно и без смертной казни. Блейк, естественно, бежал из тюрьмы дождливой ночью через тюремную стену с помощью друзей, веревочной лестницы и удачи, как в романах Дюма-отца, 22 октября 1966 года. Сам Блейк о причинах своего разоблачения писал так: «Много лет спустя я нашел подтверждение этому в книге Питера Райта «Ловушка для шпионов», где он рассказывает о некоем Михаиле Голеневском (кличка Снайпер), якобы заместителе шефа польской разведки, который бежал в 1959 году в Америку и сообщил ЦРУ, что у русских есть два очень опасных шпиона в Англии: один в Интеллидженс Сервис, а другой где-то в военно-морском флоте… Это заявление в итоге привело к аресту сначала Лонсдейла и его группы, а через несколько месяцев и моему. В книге я также обнаружил, что мне был присвоен шифр «Лямбда-1», а Лонсдейлу – «Лямбда-2» (Блейк Дж. Иного выбора нет. М.: Междунар. отношения, 1991. С. 215).

Что ж, очередное предательство – очередной провал. Но не будем спешить с выводами. Порассуждаем на тему: что было определяющим – Голеневский со своей наводкой или ляпсусы Центра, выявив которые англичане пришли к однозначному выводу – «да, это Блейк».

В 1967 году на курсах усовершенствования руководящего состава внешней разведки мне довелось слушать лекцию заместителя начальника главка Федора Константиновича Мортина, в которой он поделился успехом – побегом Блейка из тюрьмы, твердо намекнув, что это наших рук дело. Думаю, что он сказал правду, хотя в своей книге Блейк подробно излагает историю побега, организованного обитателями тюрьмы: во-первых, Шоном Бэрком (осужден к 8 годам за покушение на полицейского). Во-вторых, фигурировала еще одна дама, условно – Бриджит, подруга семьи одного из спасателей, социалистка (!) по взглядам, которая хотела пожертвовать наследство, полученное от тетки, на благое дело. Приятель Блейка – Майк ввел ее в курс дела, что деньги нужны для побега и отъезда Блейка. Она, чуть поколебавшись, выписала чек. Может, ее Мортин и имел в виду? Помню после лекции, обмениваясь впечатлениями, кто-то из нас изрек: «Смотрите, какой прогресс! От своего гражданина Абеля отбивались – чур-чур, не наш, а англичанина спасли и вывезли, и Новый год он уже в Москве отмечал». Мы радовались счастливому финишу сказочного побега. Еще бы, в беде своих не оставляем. Это же моральный допинг. Так в чем же поэзия шпионской одиссеи Блейка?

Он был, вероятно, последним разведчиком-идеалистом марксизма-ленинизма, работал только на идею. Врученным ему аппаратом «Минокс» снимал массивы документов в Лондоне и Берлине. Никаких денег не брал, отрицал их как таковые. Он передал огромное количество важной информации без какого-либо материального вознаграждения. Я укажу здесь лишь на две его тайных акции: он годами, с 1953 по 1961, выдавал советской стороне агентов британской, американской, западно-германской разведок, общим числом почти 400(!). Он предоставил уже на стадии планирования американцами и англичанами операцию «Золото» – рытье в Берлине уникального подземного тоннеля, нашпигованного аппаратурой для подключения к советским и восточно-германским правительственным линиям связи. Несколько лет по ним советская разведка гнала дезинформацию, а британская и другие спецслужбы с удовольствием ею пользовались. В 1956 году тоннель «официально» обнаружили, в него прошествовали связисты армий СССР и ГДР, противная сторона была в шоке, начались поиски: кто же выдал тоннель? О нем в берлинской резидентуре СИС знали резидент, его заместитель и Блейк. Последний не мог не оказаться в числе подозреваемых, так как ранее при работе в отделении «Игрек» участвовал в обсуждении плана создания тоннеля. Улики против Блейка начали накапливаться. Конечно, в конце концов не он один присутствовал при первичной дискуссии. Но это было определяющим моментом для его провала, хотя затем при отделке мозаичного панно с названием «Блейк – шпион – идеалист века» плиточка с изображением тоннеля заняла достойное место.

Так что же? Утверждают, в том числе и такой авторитет по части предательства, как О. Гордиевский, что грех лежит исключительно на Михаиле Голеневском, том самом деятеле польской безопасности, что бежал в США и дал наводку на Хафтона, а оттолкнувшись от последнего англичане выскочили на Лонсдейла. В своей книге Гордиевский пишет, что «…польский перебежчик Михаил Голеневский предоставил СИС и МИ-5 сведения о Джордже Блейке. В апреле 1961 года по указанию СИС Блейк был отозван с курсов арабского языка в Ливане и арестован».

Ну, в-третьих или в-четвертых, сразу о курсах арабского языка. У англичан не хватало арабистов? В то же время Блейк владел в совершенстве русским, а специалистов с литературным русским языком, подчеркиваю – не с магазинным русским, ни в одной разведке мира не бывает перебора. Все шло по бюрократической схеме всех разведок: его вызвал зам. начальника управления кадров Ян Кришли и предложил… Блейк на встрече с советским резидентом Коровиным (генералом Родиным) спросил как быть, тот сказал – езжай. Блейка засунули в Бейрут на эти полуторогодичные курсы в сентябре 1960 года. Причем откомандировали из русской службы разведки. О чем это говорит? Его отправили «в отстойник»: надо разобраться с поступившими на Блейка уликами, пока разрозненными, вот и послали в Ливан, чтобы взрастить будущую звезду арабистики! Как позже Гордиевского отозвали из Лондона «для консультации» и… отправили в подмосковный санаторий на 24 дня. Для чего? Для того же самого: покопаться в полученных, но слабеньких уликах. Генерал Родин в ситуации совершенно не разобрался. Это было если не началом, то серединой конца Блейка. Как не хватило коллективного ума в английском отделе советской разведки, что Блейка неспроста вытурили в Ливан, подальше от Лондона… думаете, последует «не понимаю»? Нет, я понимаю, как у нас говорят: что если к тридцати годам не нажил умишка, то потом уже безнадега. Пример Кима Филби был: после того как он попал «под колпак», английская контрразведка создала ему условия для работы тоже в Ливане, в 1956 году, где он прожил больше, чем Блейк (до 1963 года), и был вынужден бежать в Союз на пароходе «Долматов», который даже нужный груз оставил на пристани!

Причем когда Блейк, получив телеграмму из Лондона с просьбой прибыть туда, забеспокоился и вызвал на встречу своего оператора из бейрутской резидентуры КГБ, тот запросил Москву, которая как всегда ничего подозрительного – святая простота – не усмотрела, и Блейк спокойно поехал в апреле 1961 года в лондонскую мышеловку. Сам Блейк проявил настороженность при посылке его в Бейрут (правда, не слишком великую, поскольку Ближний Восток его притягивал, Восток многих привлекает) и при отзыве его из Ливана: в обоих случаях он советовался со своими операторами, не паниковал, но Центр… дело прошляпил. Как говорится: конь в этом деле не валялся или не в коня корм. Но то про коня, а не про какой другой домашний скот, в общем, генерал Коровин до маршала Конева по глубине стратегии явно не дотянул.

Сравните даты: Лонсдейла и Хафтона арестовали 7 января 1961 года, Блейка заподозрили и отправили из Лондона учиться на арабиста в сентябре 1960 года. По словам Гордиевского, Голеневский выдал сразу их обоих: и Хафтона, и Блейка. Но до ареста Хафтона должны были разрабатывать, ну хотя бы 2–3 месяца, затем устанавливать контакт, мол, ты передашь Алеку Джонсону авоську с материалами и мы вас арестуем, тебя для вида, затем отпустим. Арест состоялся в начале января 1.961 года. Блейк был арестован на четыре месяца позже. Это много для шпиона с такой степенью опасности. Имея решающее заявление от Голеневского, англичанам держать Блейка в шумном Бейруте вдалеке от Лондона целых 4–5 месяцев было опрометчиво. Он и рвануть мог на советском пароходе, как Филби. Нет, это нереальная картина. Голеневский был вторичен, не с него началось разоблачение Блейка. То есть Голеневский, предположим, рассказал об обоих одновременно, но… возможно, отвечая на наводящие вопросы. При провале Блейка дело было не в Голеневском. Да, что-то Голеневский мог знать. Но опять возникает вопрос: как же нужно конспирировать, защищать от подозрений такого уникального агента, как Блейк, чтобы о нем узнала польская «безпека», но Голеневским асы разведки с Лубянки, я уверен, прикрыли свою оперативную девственность или свое творческое бесплодие. Как хотите. Судите сами.

Прежде всего, если кто-то бежит на Запад и стучат, стучит на агентов и коллег, то это либо поляки, либо немцы, либо еще кто-то, но в основном не советские, хотя перебежчиков из числа последних всегда было больше всех. И казалось бы, от них лилась информация. Далее. Источник реализации дела в большинстве случаев камуфлируется с тем, чтобы не дай бог не уразумели истинного виновника провала. В данном случае свалить все на Голеневского – «интересная мысль». «Да нет, товарищ генерал (председатель КГБ), мы тут причем? Поляк, сволочь, предал». А теперь об истинных причинах проколов, приведших к провалу Блейка, причем за все должны были отвечать его шефы из Центра. Находясь на работе в Западном Берлине в резидентуре СИС, у Блейка и его союзников из ПГУ возник вопрос о надежных способах связи. Не было бы деления Берлина на Западный и Восточный, все дело о связи, возможно, прошло бы нормально: как в Лондоне, как в Париже. Но здесь…

Выбрали путь вроде бы оперативно оправданный, логичный: Блейк легально, с ведома своего любимого лондонского начальства, лично ведет разработку какого-то русского, встречается с ним в Западном Берлине. Такого человека, Бориса, переводчика СЭВ в ГДР (наверняка сотрудника КГБ. – Ф.С.) подобрали, он снабжал Блейка информацией, контакт их длился два года. Все были довольны: английское начальство – экономической и отчасти политической информацией, поскольку Борис использовался для сопровождения представительных советских делегаций; Блейк – поскольку его авторитет в глазах шефов возрастал… Короче все… кроме меня, автора, который через тридцать с лишним лет занялся сочинением сентенций о том, как нельзя работать.

Судите сами. Блейк руководит агентурной работой по линии политической разведки. У него имеется какой-то агентурный аппарат. Борис – не та фигура для Блейка – руководителя плюс советского агента. Зачем Блейку, особо ценному агенту-документалисту, снабжающему советскую разведку документальными материалами, какой-то «русский след», могущий бросить тень на него, компрометирующий его, т. е. два этих направления работы не должны сходиться на одном человеке. Далее. Из книги Я. Волдана «Человек из отделения «Игрек» следуют такие положения (я цитирую дословно, чтобы без кривотолков). Блейк, обращаясь к шефу: «…Сэр, разрешите предложить вам один, на мой взгляд, смелый план. План необычен, но думаю, его реализация нам во многом помогла бы. Я предлагаю провести операцию, в которой меня завербовали бы русские…» Разумеется, Джордж предпринял рискованный шаг после всесторонних консультаций с советскими друзьями… План Джорджа в общих чертах руководство Интеллидженс Сервис принимает… Руководство СИС утверждает операцию, разработанную Джорджем Блейком. А для советской стороны мастерский ход обеспечил безопасный и оперативный способ связи со своим сотрудником и на долгое время задал работу аппарату СИС» (Волдан Я. Человек из отделения «Игрек». М.: Политиздат, 1989. С. 70–71).

Дальше эта тема, в указанном сочинении тема Блейка-«двойника», не разбирается. Что сказать? Если это художественный вымысел, то не такое можно придумать. Мне лично хочется, чтоб это осталось вымыслом автора, хотя он с Блейком встречался. Если правда, то этим ходом Блейку и был подписан в черновике приговор в 42 года. Посудите сами: Голеневский дал наводку, он крикнул в лесу «ау», и тут же эхо вернуло: «Это Блейк, это он. У нас, в СИС, на всех других подозреваемых нет стольких уникальных улик, как на одного Блейка». Но это еще не все. Центр в состоянии прострации, что ли, допустил еще один прокол. Причем длительного свойства. Вспомните из юридической теории: понятие «длящееся преступление». Английское начальство Блейка велело принять ему на связь некоего Хорста Эйтнера, немца, который сотрудничал с предшественником Блейка. Дело, как говорят, рутинное. Микки (прозвище Эйтнера) работал по заданию англичан в магазине готового платья, он давал наводки на русских визитеров, там Блейк и вышел на Бориса. Микки снабжал англичан кое-какой информацией, получаемой им от друзей из ГДР, в общем, ничего особенного. Через год работы с ним Блейк узнал от советских товарищей, что Микки и его жена перевербованы другими товарищами, из ГРУ, т. е. из военной разведки. Блейк замечает в своей книге, что считал вербовку Микки совершенно бесполезной, но что он ничего не мог поделать. Это так… Ну а советские товарищи? Слушайте дальше. После отъезда Блейка в Бейрут, он передал Микки своему преемнику, а советские товарищи попросили разрешения у Микки установить в его квартире подслушивающие устройства с тем, чтобы изучать коллегу Блейка (заметьте, что при Блейке микрофонов не было, ибо ему доверяли). Затем произошла сцена ревности между Микки и его женой, та побежала в полицию и сообщила, что ее муж – русский агент. И мужа, и жену арестовали, они «раскололись». Немецкая контрразведка познакомила в декабре 1960 года с полученными материалами англичан. Вот так. Осталось высказать мораль. То что военные соседи завербовали Микки с женой – это дело хозяйское: наш Центр в конце концов не знал, что делает Центр военных. Но вот узрел, узнал, и что? Пошли в ход, наверное, совместные планы использования Голиафа-Блейка и Карлика-Микки (сравните с парами Абель-Хэйханен, Лонсдейл-Хафтон.) Но ведь Микки должны были исключить из оборота любым способом. Нет, у него после отъезда Блейка технику ставят, т. е. Блейку как своему верили, не нужны были микрофоны, а появился преемник – будем слушать. Вот этот вопрос: почему Советы решили установить «жучки» только после того, как Блейк уехал в Бейрут – ему в предарестной увертюре следствия в Лондоне и задали. «Не знаю», – ответил Блейк. А что он мог еще ответить? Если бы я вел служебное расследование, то спросил бы своих коллег, или советских товарищей Блейка: «Вы должны были предвидеть, что смена режима контроля за встречами преемника с Микки по сравнению с Блейком автоматически вела к его засвечиванию». Или, обращаясь к Коровину-Родину, генералу и резиденту в Англии: «Вам пришло в голову, что посылка русиста Блейка в Бейрут на курсы арабского языка означала его изоляцию на время завершения его разработки?» Или к тем, кого Блейк вызвал на встречу в Ливане: «Какие аргументированные доводы содержались в шифровке Центра о допустимости поездки Блейка в Лондон? Ставили ли вы вопрос в связи с опасностью, грозящей Блейку в Лондоне, о срочной переправе в Москву?» Да, много этих вопросов, Родин-Коровин назвал бы их «дурацкими»… Голеневский дал самую общую наводку, но погубили-то мы разведчика-идеалиста сами, когда в нужное время не вникали в возникающие ситуации, не принимали правильных решений по этим вопросам. О. Гордиевский вспоминает в своем совместном с К. Эндрю труде, что генерал Родин обладал высоким самомнением и весом в Центре… В этом я ему верю.

* * *

Когда читаешь книги о Рихарде Зорге, Киме Филби, Вильяме Фишере-Абеле; Джордже Блейке, Леопольде Треппере и других людях с романтичной профессией разведчиков по-нашему, или подлых шпионов по-ихнему, то постоянно натыкаешься на сравнения в превосходной степени, типа: «шпион столетия», «агент века», «операция-фантастика» и т. п. О провалах говорят очень даже скромно, начальники стараются без нужды на эти темы не вещать. Помните, в московских трамваях у окон обязательно есть надпись «Не высовываться», а в метро у дверей – «Не прислоняться»? Высунешься с откровениями не туда, прислонишься близко к правде не там, где велено, – и амба, кислород перекроют и из обоймы системы или подсистемы вылетишь. Когда у нас впервые серьезно заговорили о «Красной капелле», или «Красном оркестре», а произошло это в 1974 году, и я это связываю с именем профессора А. Бланка (Бланк А. В сердце Третьего рейха. М.: Мысль, 1974), то затем в газетах запестрело: «бесстрашные антифашисты», «герои Сопротивления», «несгибаемые борцы», «трусливые судьи: смерть героям» и т. д. По правде говоря, смерть сотен участников «Красной капеллы» предопределила только одна шифротелеграмма из Москвы, из Центра, от Директора. У меня почему-то этот вездесущий и политически всепогодный Директор ассоциируется с «паном бухгалтером» из гротескного политбюро – «Кабачка 13 стульев» Помните? Такой же путаник. В противовес условному заголовку к статье о гибели «Красной капеллы»: «Антифашисты XX века», я бы предложил – «Жертвы века социализма». Ведь вначале терроризм на одной шестой земли уничтожил то, что называли социализмом (при терроризме социализма вообще быть не может, отсюда «то, что называли»), т. е. условность отбросили, форму, название – оставили, образовался тоталитаризм. Этот монстр уничтожал все, вплоть до антифашистских иностранных борцов: вспомните гибель членов иностранных компартий в Москве, интербригадовцев из Испании, довоенную передачу НКВД «партайгеноссе» из гестапо на мосту через Буг немецких антифашистов, в том числе евреев, перебравшихся из гитлеровской Германии к родному Сталину. В результате террора человеческие ценности оказались ниже нулевой отметки, обрели знак минус, стали величиной отрицательной, поэтому человеческие жизни перестали браться в расчет: сталинский лозунг «незаменимых нет», советские концлагеря – в Гёрмании в лагерях печи для сожжения после удушения. Палачи соревновались. Между прочим, первую душегубку изобрели в Москве в УНКВД, но это так, для установления приоритетности. Образовалась философия нищеты, такого бытия, когда человек, по «гениальному» определению Сталина, стал лишь одним из элементов производительных сил, приводящим в движение орудия производства (читайте главу IV «Краткого курса»), и только. На этом его функции исчерпывались. Ну еще деторождение, конечно. Но это кому позволят дожить до рождения ребенка, а не стать лагерной пылью, по выражению Л. П. Берия. Вот эта призма восприятия людской жизни (пока работаешь – тяни, помрешь – так незаменимых у нас нет) и доминировала со времен Великого Октября, через Великую Отечественную и вплоть до Чернобыля. Это стало философией масс. Люди отучились мыслить иными категориями: запомните, что на Восточном фронте на одного павшего в боях немца приходилось четырнадцать наших ребят, и ничего, как говорили Сталин, Хрущев, Брежнев и т. д., выстояли и победили. Никто не забыт, ничто не забыто? Крылатая фраза по форме, вранье по существу. А Чернобыль? А понапиханные кругом другие атомные станции, которые еще ждут своего часа «X», когда они сыграют свои похоронные марши. Помните у А. П. Чехова: если ружье висит на стене, то в последнем акте оно выстрелит. Перефразируйте насчет атомной станции по академику Александрову: она взорвется. И все это из-за формулы, что ценность человека – величина отрицательная, и равнодушия полнейшего…

Так вот, Леопольд Треппер, резидент-нелегал военной разведки в Западной Европе, в частности во Франции, Германии и Бельгии до и во время войны, привлеченный в 30-е годы к сотрудничеству самим Яном Берзинем, в своей книге «Большая игра» рассказывает, что вначале, напав на линии активного радиообмена между Москвой и радистами «Красного оркестра» в Европе, немцы не могли расшифровать перехваченные радиограммы: они их попросту складывали, о ключе к коду – книге «Тайна профессора Вильмана» – они не знали. Но затем 17 мая 1942 года книгу обнаружили, и тогда известный математик доктор Фаук приступил к чтению ста двадцати (!) перехваченных депеш, ждущих часа открытия их интимного содержания. 14 июля 1942 года Фаук с ассистентами читает одну из телеграмм – приговор к смерти руководителям «Красной капеллы» в Берлине, подписанный паном Директором. Прочитаем текст и мы: «KLS из RTX 1010–1725 99 wds gbt от Директора Кенту. Лично. Немедленно отправляйтесь Берлин трем указанным адресам и выясните причины перебоев радиосвязи. Если перебои возобновятся, займитесь радиопередачей лично. Работа трех берлинских групп и передача сведений имеют огромное значение. Адреса: Нойвестенд, Альтенбургер аллее, 19, четвертый этаж справа, Коро. – Шарлоттенбург, Фредериция штрассе, 26-а, третий этаж слева, Вольф. – Фриденеу, Кайзерштрассе, 18, пятый этаж слева, Бауэр. Здесь напомните «Уленшпигеля». Пропуск: «Директор». Ждем сообщения до 20 октября. Новый план (повторяем новый) касается всех трех станций gbt ar KLS из RTX» (Треппер Л. Большая игра. М.: Политиздат, 1990. С. 154).

Итак, противником по войне были получены действительные адреса руководителей всей разведгруппы «Капелла»: Шульце-Бойзена, Арвида Харнака и Адама Кукхофа; а также их псевдонимы.

Я не знаю, кто был Директором в тот момент и чьей подлинной подписью была завизирована шифровка. Но то, что Директор оказался дебилом, – это точно. Не знать, что телеграммы не только шифруются, но и расшифровываются? Указать подробные адреса всех трех руководителей сразу, причем с точностью до «этаж слева», «справа» и псевдонимами адресатов?! Идиотизм полный. Гестапо в лице тогда еще штандартенфюрера Фрица Панцингера, начальника отдела IV А (за разгром «Красной капеллы» он получил звание оберфюрера) не торопилось брать троицу. За ними, как водится, выставили наружное наблюдение, организовали слуховой контроль, выявили максимум сообщников. Но… ищеек поджидал инфарктной степени удар: в службе Фаука тоже работал человек Шульце-Бойзена, математик по имени Хорст Хайльман. Он, к несчастью, узнал о расшифрованной телеграмме только 29 августа 1942 года, почти через полтора месяца, но все же сразу позвонил Шульце-Бойзену домой, а тот, как назло, отсутствовал. Хайльман предупредил, чтобы руководитель ему перезвонил. Рано утром 30 августа Шульце-Бойзен позвонил в кабинет Хайльману, а там снял трубку… сам доктор Фаук, случайно туда зашедший и услышал: «Говорит Шульце-Бойзен…» Фаук ошарашен, он бросился в отдел Панцингера, там паника: еще бы, вон куда «Красная капелла» залезла! Шульце-Бойзена забрали тотчас, с 30 августа пошли аресты, в застенках гестапо через три недели оказалось 60 человек, а к началу 1943 – уже 150 антифашистов ждали своей участи.

Треппер приводит еще целый ряд головоломных ляпсусов Центра и Директора. После невероятных испытаний, бегства из рук специально созданной в Париже «Зондеркоманды «Красный оркестр», гибели многих соратников, Л. Треппер прибыл в Москву. Куда точнее? В подвалы Лубянки, в камеры Лефортовской тюрьмы. До мая 1954 года он отбухал почти десять лет лишения свободы: Директора ведомства не могли ему простить, что уж он-то знал им цену. Они и пальцем не пошевелили, чтобы добиться его освобождения, более того, засунули туда же, на Лубянку, и Шандора Радо, своего резидента в Швейцарии, по кличке Дора (переставьте слоги и получите «Радо»), который передавал в Центр, извините, Директору, сведения аж с узла связи ОКВ (Оперативного командования Германии). Представляете? Когда Треппер в 1974 году закончил и опубликовал свою книгу «Большая игра», а еще раньше в 1967 году о «Красной капелле» написал французский юрист и публицист Жюль Перро, и Директора стали мастерить фонтаны крокодиловых слез на Лубянке и в «Аквариуме» (перебежчик, предатель из ГРУ Виктор Суворов уверяет, что у военной разведки такое устоявшееся прозвище). И вот из фонтанов заурчало и полились самые олегопоповские клоунские струи из затуманенных счастьем победы в тайной войне очей: «Ах антифашисты XX века, ох доблестные разведчики, предсказатели немецких ударов под Сталинградом и Курском. Долой фашистское правосудие! Позор фашистским палачам!» Ну и все такое, в жанре героики с нашей стороны. А вот то, что к 1941 году и позже не осталось в обеих разведках, т. е. НКГБ и ГРУ, людей, способных мыслить профессионально, ибо всех и вся репрессировали – 40 тысяч военных и 20 тысяч энкаведистов, а те, что сели на их стулья, не могли через свои прямые извилины в штанах трансформировать энергию из старых кресел прежних хозяев до своих мозгов – на это Сталину с компанией было наплевать.

Данный очерк был написан мною в 1997 году, сразу после выхода третьего тома «Очерков истории российской внешней разведки». Но история не стоит на месте. В текущем году опубликован двухтомник А. Колпакиди и Д. Прохорова «Империя ГРУ» (М., 1998). Я бы дал ему название «Кладбище ГРУ им. И. В. Сталина».

Эту работу выгодно отличает от «Очерков…» фактография жизни и гибели разведчиков, но все же это не история ГРУ, даже по объему: двухтомник не идет в сравнение с шеститомником «Очерков…». Однако была ли «империя ГРУ»? Да не было ее. Для «затравки» читателя – это броско, но по сути? …Я думаю, что авторы, собрав фактически мартиролог на сотни, если не на тысячи сотрудников ГРУ, казненных Сталиным, опровергли само понятие «империя». Уж какая тут «империя ГРУ»!? А сколько сломанных судеб агентов, казненных сотрудников осталось за воротами этого сталинского кладбища? Еще в 10–20 раз больше названного количества. Остались в живых буквально единицы!

Ф. Саусверд

2000 год