Текст книги "Слоны и пешки. Страницы борьбы германских и советских спецслужб"
Автор книги: Феликс Саусверд
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 34 страниц)
Провалы на невидимом фронте и вереница предателей ваялись в Центре
До 1934 года обеими разведками СССР: политической (последовательно – иностранный Отдел ОГПУ, НКВД) и военной (вначале 4-е Управление Генерального штаба, затем Главное разведывательное управление Генштаба – ГРУ) руководил Отдел международных связей Коминтерна во главе с Осипом Ароновичем Пятницким (настоящая фамилия Таршис).
Псевдоним Пятницкий, широко известный в компартиях мира, он получил от немецких социал-демократов, ибо свои встречи с ними по вопросам доставки большевистской литературы в Россию до Февральской революции всегда назначал по пятницам. Осип Пятницкий являлся одним из создателей РСДРП, ее членом с 1898 года, был личным другом В. И. Ленина. Последний ему безгранично доверял как человеку кристально честному, прекрасному организатору, бескорыстному во всем. В 1921 году Ленин лично направил О. Пятницкого на работу в Коминтерн, где под лозунгами типа «Даешь мировую революцию!» и на почве необходимости помочь иностранным компартиям царил произвол в расходовании огромных материальных ценностей (валюты, предметов искусства и т. п.), конфискованных у царской семьи, церкви, дворян и т. д. Они присваивались, транжирились партийными чиновниками. Образовалась вопиющая бесконтрольность при расходовании миллионов и миллионов в царских рублях, долларах и в иных исчислениях. О. Пятницкий железной рукой навел порядок в Коминтерне в этой области. Злостных воров предал суду.
Мое категорическое утверждение, что именно он был назначен куратором разведслужб, базируется на изучении многих источников, главным из которых является монография Владимира Пятницкого (сына Осипа) «Заговор против Сталина» (М.: Современник, 1998). По большему счету, это первая честная нелицеприятная книга по истории Коминтерна, и в частности о массовом физическом уничтожении Сталиным и НКВД лидеров компартий и целых партий мира, например польской в Советском (не поднимается рука писать слово «Совет-ский») Союзе и за его пределами.
Осип Пятницкий был членом ЦК ВКП(б), избирался делегатом многочисленных съездов партии, однако в круги, близкие лично к И. Сталину или Л. Троцкому, не входил.
Он подбирал кадры для разведок из числа латышей, поляков, русских, немцев, евреев (конечно, не по национальному признаку, а по деловым качествам, знаниям иностранных языков), создавал школы Коминтерна и разведок, тасовал кадры между Коминтером и обеими разведками, давал направления работы резидентурам за границей, ну и указания по другим профессиональным вопросам. Коминтерн и разведки опутали весь мир.
Расхожие дежурные фразы о партийном руководстве (Постановления ЦК ВКП(б) – читай Сталина) работой советской разведки я оставляю на обочине рассуждений официальной партийной историографии. Почти все эти аллилуйные призывы не по делу, натянуты.
В 1933 году к власти в Германии приходит Гитлер, в 1934 году Сталин начинает окольные шашни с ним, изыскивает пути завязывания с фюрером неформальных отношений. Вначале Сталину это плохо удается, объехать по кривой О. Пятницкого, последовательного антифашиста, ему трудно, и Сталин в 1935 году переводит его на работу подальше от разведок – в ЦК ВКП(б), заведующим политико-административным отделом, тоже немалый пост, но подконтрольный ему, Сталину! От руководства разведработой Осип Пятницкий отведен, но выпестованные им кадры зубров разведки остались. На гнилые компромиссы с фашистским привкусом они не идут. Эти люди рвут с насаждаемым Сталиным антинародным тоталитарным режимом, с ним лично, посылают в Москву и публикуют за границей обличительные для Сталина открытые письма (Рейсс-Порецкий, Кривицкий, Агабеков, Бармин, герой гражданской войны – Раскольников и др.). Большинство из них убивают там же, за границей, так называемые подвижные группы НКВД. Сталин перестает верить кому-либо из разведчиков. Их вызывают в Москву, предъявляют несусветные обвинения и затем тайно расстреливают. В чем их обвиняли – толком неизвестно, но уж в предательствах по отношению к Родине их заподозрить не было оснований.
В последние годы вышли четыре тома «Очерков истории российской внешней разведки» (В 6 т. М.: Междунар. отношения, 1996 —. (Изд. продолжается)), и нигде правдивого слова: какие же обвинения конкретно им предъявляли в Москве, кроме известных всем лживых фраз о якобы шпионаже в пользу иноразведок. Пустота, но могильная. Та же участь постигла большинство дипломатов всех рангов, начиная с послов. Центры разведок и Наркоминдел – обезлюдели. Сталин зверел в 1936–1938 годах с каждым месяцем, он развязал в стране большой террор. В июне 1937 года в Москве состоялся Пленум ЦК ВКП(б), официально посвященный вопросам семеноводства. (Вот это конспирация! А кто-то из нынешних горе-моралистов возмущается, что РСДРП пользовалась доходами от фабрики презервативов за границей, организованной небезызвестным Парвусом, соцдемом, автором теории перманентной революции, авантюристом, вхожим в германский генштаб.) А на самом деле – секретный Пленум, посвященный усилению террора в партии и стране.
На Пленуме Сталин и Ежов потребовали предоставить дополнительные полномочия Ежову, НКВД по наведению порядка в стране. Первым против этого наглого демарша выступил с трибуны Осип Пятницкий, заявив: «Вы же уничтожаете партию. Хватит репрессий». Его поддержали (не побоялись) еще пятнадцать членов и кандидатов в члены ЦК (доподлинно все их фамилии неясны: Сталин то велел стенографировать речи, то прекращал это делать). И здесь же, на Пленуме, Сталин как секретарь ЦК лично подписал постановление о передаче в НКВД дел на 45 или 49 членов Пленума – крупнейших партийных деятелей, в основном с дореволюционным стажем. Он заверил своей подписью решения-выписки о передаче судеб живых в разряд мертвых. Все они были расстреляны. Предсовнакрма Украины Панас Любченко выскользнул с территории Кремля, окруженного энкаведистами, примчался домой в Киев, убил жену, детей и застрелился сам.
В перерыве к О. Пятницкому подошли холуи вождя: Молотов, Ворошилов, Каганович. «Осип, – была их мысль, – откажись публично от своего выступления. Хозяин простит. У тебя же дети». «Нет и нет!» – последовало от Пятницкого. Его посадили под домашний арест на две недели, затем – в тюрьму. Издевались, били графином по голове, на допросы он одевал в камере все, что мог натянуть, чтобы меньше чувствовать удары. Ему было 54 года. Он ничего не подписал, никого не оклеветал. На него лили грязь сломленные пытками известные революционеры Бела Кун и Виктор Кнорин, избитые до потери сознания. Пятницкий молчал. Ничего не подписывал. Его расстреляли через год после ареста в июле 1938-го.
В четвертом томе «Очерков…» имеется глава 27 «Коминтерн-разведка», автор А. Иуков. Из содержания главы видно, что ее автор не читал «Заговор против Сталина»: ни о самом «заговоре» – июньском, 1937 года, Пленуме ЦК нет ни слова, равно как и о выступлениях на нем противников террора и их трагических судьбах. Иуков ограничился приведением ряда писем от руководителей ИНО и ГРУ в адрес Пятницкого по частным служебным вопросам: напустил тумана, утверждая, что после войны обнаружилось, как гестапо готовило фальшивки в отношении Пятницкого, что он был расстрелян «как немецкий шпион» (?!), вот такую ложь в квадрате. Из того, что нам известно, даже тогда в 1937–1938 годах никакого «немецкого следа», даже фальшивого, не просматривалось. Как и все другие авторы «Очерков…», А. Иуков благодушествует рассуждая, как партия была питательной средой разведки, удобряла ее кадрами, каким дальнозорким был Сталин, распустив Коминтерн…
О том, каким он был мудрым, восстановив его в виде Коминформа в 1947 году – не пишет. В общем, главка куцая (всего 13 страничек) и малосодержательная. А должна была быть иной – трамплином к пониманию вопроса о разгроме внешней разведки. С убийством Осипа Пятницкого, обвиненного даже в троцкизме, щупальцы Сталина и НКВД потянулись ко всему Коминтерну, к разведкам политической и военной, их резидентам за рубежом, сотрудникам как легальным, так и нелегальным. Руководители разведок репрессировались почти ежегодно. Раз в прошлом их руководитель О. Пятницкий «троцкист», то кто они? Тоже троцкисты. Естественно, он всех их знал, назначал, передвигал, а как иначе? Складывалась та же картина, как и в Красной Армии: Л. Троцкий, будучи председателем Реввоенсовета и наркомвоенмором назначал всех руководителей армии, но прошло время – их репрессировали за связь с главным врагом народа, вторым после Ленина в гражданской войне.
Сталин как близорукий руководитель страны во внешней политике (страна была в изоляции) в разведке не понимал «ни уха, ни рыла». Он не признавал, что разведка – это «глаза и уши» государства. Он не знал всемирной истории разведки, во всяком случае среди немногочисленных списков книг (зафиксированных его биографами, как им затребованных и читаемых) работ по разведке не было. Иностранными языками он не владел. С другой стороны, как бывший полицейский агент Коба был интриганом, умел плести паучьи сети мнимых заговоров, «виртуально» создавал «правотроцкистские», «левоцентристские» блоки, определял, кому из уже репрессированных какая роль в «заговорах» уготована. Коба с упоением читал сводки подслушивания и наружного наблюдения, агентурные донесения о своих политических противниках, чего обычно не делают главы нормальных государств. Это ниже их достоинства. Разрешив в 1937 году пытки (таковые были запрещены в России царем Александром I в 1801 году), разыгрывал вместе с Вышинским, Ежовым, Ульрихом (как картежник) знаменитые московские процессы с заранее решенными смертельными исходами или попросту подписывал списки на уничтожение людей (известны 383 таких списка). В этом деле равных ему не было.
С кадрами разведок, создаваемых О. Пятницким (не одним, конечно) и другими профессионалами с начала 20-х годов, Сталин покончил за 2–3 года (1937–1939 годы). Разумеется, репрессированных профессионалов Ежов и Берия заменяли новыми людьми по партийным и комсомольским призывам и мобилизациям, но разве можно было вот так, механически, заменить корифеев разведки? Интеллектуализм, ментальность, знание языков не возникают по разнарядке. Центры на Лубянке и их военных коллег захирели, были периоды времени, когда даже бумаги на имя вождя некому было подписать – кабинеты обезлюдели.
А агентура за границей, оставшаяся вне связи? К началу войны разведка являла собой кладбище умов и с большим трудом, как феникс из пепла, саморегенерировалась. Сколько было предупреждений о начале войны! Да из каких источников! Но Кобе на все было наплевать, раз это не укладывалось в его мозгу, изъеденному Катехизисом и прочими церковными догмами. Мне кажется, он поверил в разведку лишь к 1945 году, когда та на основе сведений агентов-евреев из числа ученых, бежавших из Европы в США с гарантией А. Эйнштейн перед Ф. Рузвельтом, в своем объемном коллективном клюве не принесла результатов атомного шпионажа и цвет науки в Союзе не изготовил по похищенным технологиям атомную бомбу.
А затем опять успехи стали перемежаться с провалами, основными виновниками которых были руководящие чиновники Центра. Я больше чем уверен, что будь во главе разведслужб руководители уровня О. Пятницкого, Я. Берзиня, А. Артузова и др., таких провалов и предательств, о которых пойдет речь ниже, и в помине не было бы.
Обычно принято писать о подвигах разведчиков и о прозорливом руководстве ими со стороны Центра, находящегося от них на расстоянии в тысячи две километров и все, однако, предусматривающего. Да, в общем, по идее бывало и так. Но были и позорные провалы… О них я и хочу рассказать…
Когда человек совершает преступление, он преступает закон, оказывается вне закона, за ним охотятся, ловят, допрашивают, судят, и за ним защелкиваются ворота тюрьмы.
Когда нелегал въезжает, вернее сказать, тихо «вламывается» в страну назначения, он уже преступает закон, оказывается вне закона. В случае его обнаружения за ним охотятся (иногда он является с повинной и предает своих сотоварищей), его ловят, допрашивают и за ним… (см. предыдущий абзац).
Стоп! Уже тогда, когда нелегал пересекает границу определенного для него государства, – он оказывается и вне закона, и сразу в тюрьме. Пока только без решеток и надзирателей. Но со сроком, равным длине его командировки. Сравните: он несвободен в своих действиях, живет без истинных документов, всего должен опасаться, в любом деле себя ограничивать, бояться оступиться, постоянно думать о будущей свободе на родине, терзаться разлукой с семьей, отсчитывать годы неволи в чужой стране. И врать, врать, врать. Жене, детям, товарищам дома, соседям в стране пребывания. Всем, кроме заботливого Центра, который может такую козу тебе сделать, что и в настоящую тюрьму загремишь. Предельно коротко: нелегал укорачивает свою жизнь ради выдуманной. Итак, короткая жизнь делается еще короче, пробегает мимо нелегала, как поезд дальнего следования мимо пригородной платформы электрички. И все это ради чего? Ради идеи, романтической профессии, государственных интересов, – утверждают умные головы в Центре.
На протяжении двух десятков лет или более, читая различные серьезные материалы о Зорге (легковесных я во внимание не принимал), я так и не смог понять, так на чем же он провалился. Показания Мияги, художника, с которых официально началось уголовное дело? Или других членов группы?
Так это фон, маскировка истинных первоисточников провала – прием всех контрразведок.
В книге двух англичан, Ф. Дикина и Г. Стори «Дело Рихарда Зорге» (М.: Терра, 1996) четко сказано, что в августе-октябре 1941 года Центр повелел проводить встречи с Зорге и радистом Клаузеном сотрудникам резидентуры совпосольства в Токио (?!).
Это противоречило всем законам разведки: с нелегалами стали работать граждане СССР, за которыми, конечно же, осуществлялось наблюдение: 6 августа 1941 года сотрудник резидентуры (кличка Серж), второй секретарь посольства, явился прямо в офис Клаузена. Серж – Виктор Зайцев – встретился там и с Зорге. 18 октября Клаузена арестовали.
Москва перешла на такой способ связи еще в январе 1940 года. Однажды Клаузен передал в темном зале театра 70 микрофильмов и получил взамен деньги. Что тут скажешь? В который раз Центр предал своих людей. Морализировать на эту тему бессмысленно. Зорге и другие члены его группы были обречены…
Абель
…Абель и Хэйханен. Моцарт и Сальери нелегальной работы. Слишком высокопарно? Лучшего противопоставления сравнения я не нашел. Оно во всяком случае выражает трагедию Абеля, но не изощренность ума Хэйханена. На Сальери он не тянул. Более беспощадная судьба, чем у Абеля, была лишь у нелегалов Р. Зорге, В. Кривицкого, И. Рейсса, которых насильственно лишили жизни: первого после суда в Токио повесили японцы (Сталин не захотел сохранить ему жизнь и обменять на японских офицеров, находившихся в плену), двух последних убили в США и Швейцарии посланные туда энкаведюги, поскольку оба порвали со сталинским режимом.
Десятки нелегалов и легалов были вывезены в «я такой другой страны не знаю, где так вольно дышит человек» и уничтожены. Зафиксировано, что предатель Хэйханен ответил на суде на двести двенадцать вопросов, и наверняка на тысячу – на предварительном следствии (кто их там считал?), он вывернулся наизнанку, топя своего шефа. Ни на один вопрос по существу своего дела не ответил Абель: он вообще после ареста и первичного объяснения, что он Абель, отказался говорить. Он получил 30 лет тюрьмы. Главное, Абелем, о чем объявил, он не был. Но об этом позже. Оба они были старшими офицерами, но это ни о чем не говорит, это внешний фон, это по бумажкам: представления, звания, назначения, награды… Абель и Хэйханен прилетели в точку встречи – США из совершенно разных духовных миров. Сравним? Попытаемся. Начну я с Хэйханена, способного ездить на той самой бочке и в СССР, и в США, но не более того, причем без тайных сведений и вне связи с нелегальной работой. Как сказал о нем защитник Абеля на суде Джеймс Донован: «В армии США такой человек не стал бы даже капралом».
К 1952 году, когда Хэйханена (псевдоним Вик), направили в США на помощь Абелю (псевдоним Марк), первому было 32 года, второму – 50.
Вик родился в деревне недалеко от Ленинграда. Окончил семилетку, затем педагогический техникум, три месяца проработал в школе и стал переводчиком в НКВД, в Карелии. В 1948 году Москва подобрала его для работы в разведке. Он прошел подготовку, в том числе в Эстонии: изучал английский, технику фотографирования, радиодело, вождение и ремонт автомашин. Затем двухгодичное нелегальное пребывание в Финляндии, работа механиком, обращение в посольство США в Хельсинки за паспортом, в 1951 году женитьба втайне от Центра и вопреки запрету на финке по имени Ханна, вновь короткая подготовка в Москве и в 1952 году выезд в Штаты из Финляндии.
Если попытаться прочесть между строк историю о прямом восхождении Вика к московским и нью-йоркским высотам, то я бы сделал это так: деревенского парня с минимальным образованием (семилетка, педтехникум!), выпивавшего аккуратно и в силу этого не выгнанного ранее из НКВД Карелии, знавшего в какой-то степени финский язык, решили пока «посмотреть», т. е. не для определенной цели, не для Марка, а для легализации в Финляндии как местного гражданина. Его отдокументирование, легенда были проведены капитально, как только у нас умеют делать. Это без иронии. Он стал своего рода резервистом, нацеленным для будущей ситуации, которая подвернется или в США (въезд туда по отличной легенде у него проходил как прямой шар в лузу), или проезд через Штаты и выезд оттуда куда надо.[5]5
Утвердил выезд Вика в США в качестве помощника Марка один из руководителей разведки Коротков, в принципе опытный профессионал. В данном случае между строк бумаг о Вике он ничего не увидел – поверхностно пробежал их начальственным оком.
[Закрыть] Мир лежал у ног Вика, только покоряй, и если не героизмом, то предательством. Он выбрал второе. Что о нем знали в Карелии? Да ничего. Забрали парня в Москву, запросы шли из разведуправления, ну и ладно, далеко он не пойдет, образование-то у него не очень, но для чего-то вспомогательного сгодится. А в Москве? Да тоже ничего. Внешне парень видный, на грудь взять может, в Эстонии, в Москве циклы подготовки прошел, характеристики как для себя писали: в Финляндии – закрепился, аж два года там отработал.
Ни в Карелии, ни в Москве не учуяли его бездуховности, мещанства, провинциализма, не говоря уж об алкоголизме. Да и кто мог это учуять? Начальники, погрязшие в карьерных играх? Слава богу, что Вик знал Абеля только как Марка, большего ему в Центре не сказали. Он даже не имел точных данных, где тот живет, а то продал бы его еще раньше и на «горячей» операции по связи, получению секретной документации и т. п., короче – с поличным.
К моменту ареста Марка у ФБР не было варианта к затяжной разработке: девять лет кто-то (неизвестно кто именно) резиденствовал в Нью-Йорке, прошло почти два месяца, пока вышли на него. На него ли? Свихнуться можно. Вик прибыл на новое место службы 20 октября 1952 года, Ханна присоединилась к нему в 1953 году. На родине у него осталась семья: жена и сын. Он уже их предал. Каково им было? Недаром Донован на суде говорил с адвокатской въедливостью: как можно вообще верить этому двоеженцу?
Первые одиннадцать месяцев Вик вообще ничего не делал, «входил в образ», так сказать. Затем два с половиной года Марк с Виком время от времени встречались, Вик исполнял отдельные поручения шефа. Но все это из-под палки. Английский он знал плохо, учить его не хотел, присвоил казенные деньги, буянил дома, бил молодую жену, даже полиция являлась по вызову соседей. По пьяному делу у него отобрали водительские права. Короче, все точно так же, как в Карелии, разве что в партком жена или соседи не обращались. Марк сообщал о художествах своего ведомого, и в Центре наверняка уже стали точить кинжалы, в предвкушении встречи с хитрым двоеженцем.
Далее хронология предательства по дням. 24 апреля 1957 года он отплывает в Европу. Отпуск! 1 мая встречается с сотрудником резидентуры в Париже. 2 мая – визуальный контакт с другим сотрудником, состоявшийся факт которого означал, что на следующий день, т. е. 3 мая, он отправится в Западный Берлин, перейдет в Восточный и далее – в Москву. Естественно, что из Парижа в Москву идет шифром: «Все в порядке». Но… 3 мая Вик ныряет в американское посольство в Париже, предает полковника Марка, других установочных данных у него, слава богу, нет. Правда, он примерно знает дом, где тот проживает. Марк куда-то в том микрорайончике заходил, а Вик ждал его на улице, и, получив из рук в руки фотоматериалы, они расстались. Марк не верил ему не только, как говорят наполовину, но на одну сотую долю. После своего визита в американскую резидентуру Вик пробыл в Париже еще три недели, т. е. плюс 21 день (выходит, до 25 мая). Затем был вывезен на американском военном самолете в США. Американцам нужно было время для проверки информации от Вика, для сбора данных о нем самом, в частности об обстоятельствах его въезда в США, а также попытаться определить квартиру Марка, исходя из ориентировки предателя. Они вычислили предполагаемый объект: Эмиль Голдфус, владелец студии в доме № 252 по Фултон-стрит. Но… там никого не было. Организовали круглосуточное наблюдение за районом и домом. От жильцов узнали, что хозяин уехал куда-то в конце апреля, т. е. почти одновременно с Виком.
Да, так и было. Марк после отправки своих тревожных сообщений в Центр получил совет выехать куда-нибудь на юг и быть готовым к тому, чтобы покинуть США. Он пробыл 18 дней во Флориде, получил известие, что с Виком в Париже все в порядке, с ним встречались. Марк успокоился, вернулся 17 мая в Нью-Йорк, поселился в отеле «Латам» под фамилией Коллинз, но в студию не ходил, выжидал.
Исходя из точных дат видно, что между неприбытием Вика в Восточный Берлин и в Москву (будем считать с щедрым резервом: до 7–9 мая и от этих дат далее) прошло еще две с половиной недели. Но сигнала крайней опасности (мол, уходи, не появляйся в Нью-Йорке), например в виде невинного условного объявления в определенной американской газете, которую Марк обязан был читать по утрам или в иной форме, Абель не получил. И это ЧП, провал, публично ни один начальник в Центре не признал. С другой стороны Центр знал, что Марк во Флориде, но исчезновение Вика должно было превалировать в посылке сигнала опасности. Очевидно, в глобальном виде сигнал не был отработан. Приходится только сожалеть, что оперативного предвидения и прогнозирования (в связи с негативным поведением Вика в США и с его отказом прибыть в Москву), в Центре не хватило. Речь, повторяю, шла об исчезновении не на две-три недели! Вик предполагал и боялся, что за все его похождения и прегрешения (а их, наверняка, было еще больше, чем знал Марк, который не мог не сказать об известном ему, когда был в отпуске в 1955 году в Москве) с него в Центре спустят шкуру. Времена, когда ему грозили пальцем за внеплановую женитьбу в Финляндии и говорили: «Ах, шалопай, да ты еще и шалун», прошли. И Центр знал, что Вик знает о возможном откомандировании в родную Карелию, а следовательно, возможны варианты, в том числе и бегство, но… контрразведывательного опыта для оценки парижского или западноберлинского исчезновения собственного сотрудника явно не хватило. Доминировало русское «авось»: авось найдется, авось «загулял, загулял парень молодой», авось убит уголовниками (при изменах, исчезновениях за рубежом на них грешили прежде всего, а в Индии – еще и на крокодилов, упал в реку – сожрали) и т. п.
…Нашелся для Москвы Вик позже, когда 28 мая в Нью-Йорке обнаружили Марка. Агенты ФБР зафиксировали мужчину, по приметам похожего на «полковника Марка», сидевшего на скамье рядом с домом № 252 по Фултон-стрит. Но… тот посидел, поднялся и ушел, его потеряли. Проколы бывают в наружном наблюдении не только у нас. В этом и техника ухода разведчика – не ты исчез, а тебя прозевали. Наблюдение продолжилось. И только 20 июня 1957 года, около 22 часов в окне студии загорелся на короткое время свет: Марк искал оброненную в темноте фотопленку. Он пришел, чтобы забрать хранившиеся там шпионские принадлежности, в темной соломенной шляпе с белой лентой. Нашел что надеть! Равно закладка радиомаяка! Его сопроводили, секретно сфотографировали, довели до отеля «Латам», установили личность. Фотографию показали предателю, он авторитетно промямлил: «Вы нашли его, это Марк». На следующее утро резидента арестовали…
Прервем анатомию и хронологию еще одного предательства в советской разведке и ареста его героя. В общем-то о Хэйханене сказано почти все, что хотелось. Сейчас речь пойдет об Абеле, но… Я отлично понимаю, что в каждой разведывательной операции, удачной и не очень, за кадром остаются совершенно секретные замыслы, ходы, ситуации, которые навечно сокрыты в предметных досье, лежащих уже в архивах и покрывающихся пылью. Но я никогда не пойму и не оправдаю самыми высшими интересами допустимость ареста Марка почти через два месяца после исчезновения Хэйханена, времени, достаточного для того, чтобы в порядке тревоги послать к Абелю курьера (например, из посольства или консульства в Нью-Йорке), скомандовать резиденту-нелегалу: «Покинуть страну немедленно по такому-то варианту». Надо всегда допускать худшее, если речь идет о спасении человека. До тех пор, пока Хэйханен не был обнаружен живым или мертвым, следовало полагать, что он в плену: наколот наркотиками, схвачен, сдался добровольно, раскололся, дает показания. Не думать же через почти два месяца, что он все едет в далекие края. На телеге что ли? Пушкина ссылали быстрее! Это же абсурд! Если… Если не было здесь сверхсекретного хода: допустить арест Марка-Абеля и этим проверить благонадежность старшего майора госбезопасности, что соответствовало званию генерал-майора Шведа (Орлова), бывшего резидента НКВД в период гражданской войны в Испании, бежавшего от режима Сталина из-за грядущей расправы в 1938 году из этой страны через Францию и Канаду в США и с тех пор спокойно там проживавшего, равно как и после суда над Абелем. Эту версию выдвигает многолетний домашний друг Фишера-Абеля Кирилл Хенкин в своей замечательной, однако не лишенной недостатков книге. Но об этой, на первый взгляд фантастической, версии – позже.[6]6
Книга Кирилла Хенкина «Охотник вверх ногами» (М.: Терра, 1991) впервые издана в издательстве «Посев» в 1980 г. Все, кто интересуется личностью Фишера Вильяма Генриховича, он же Абель Рудольф Иванович, должны прочитать эту книгу.
[Закрыть]
Когда один из сотрудников ФБР, арестовывавших Марка, сказал: «Полковник, нам известно о вашей шпионской деятельности…» – арестанту стало ясно, что сведения ими получены от Хэйханена – о звании полковника больше никто не знал. Незамедлительно в энергичном, наступательном духе люди директора ФБР Гувера повели разговор о сотрудничестве с ними, избавляющем от судебного преследования.
По их мысли, подполковник или полковник, ну и что? Лишь одна звездочка разницы. Но если предал первый, дрогнет и второй, а? Однако вопрос-то был в том, что Марк, он же Вильям Генрихович Фишер, да, полковник, но разведчик по уму и призванию, а не по назначению. Он начал движение в США, в точку встречи с Хэйханеном с совершенно другого плацдарма, нежели Вик, не с посулов кадровиков и близоруких начальников о незаметных, но блестящих перспективах нелегальных прогулок мимо роскошных витрин ювелирных и автомобильных магазинов в Нью-Йорке…
Вильям Фишер родился в 1903 году в Англии, в семье Генриха Фишера (по происхождению из немцев-колонистов, живших в России со времен Екатерины II), участника «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», лично знавшего В. И. Ульянова. Генрих Фишер арестовывался царской полицией, отбывал наказание, был выслан за границу. Здесь напрашиваются параллели с происхождением другого нелегала – Рихарда Зорге, дядя которого Фридрих Зорге являлся другом Маркса и Энгельса, членом I Интернационала, а отец – Адольф – работал на нефтяных вышках в Баку. Разведка знала, в чьих колодцах черпать воду для культивирования плодородия в своей оросительной системе каналов проникновения на Запад и Восток.
Отец Вилли, большевик, занимался транспортировкой контрабандного оружия из Англии в революционизирующуюся Россию, сын бегал по его конспиративным поручениям, учился в школе, гонял в футбол, тайком курил. К способностям отца все делать своими руками Вилли добавил живопись, игру на пианино, гитаре, мандолине, радиодело. В 16 лет он сдал в Лондоне вступительный экзамен в университет, но уже через год, в 1920, Фишеры возвратились в Москву, получили советское гражданство. Вилли учился в институте востоковедения, однако его призвали на воинскую службу, он получил профессию радиста. С 1927 года Вилли стал работать в системе иностранного отдела ОГПУ, в частности был радистом резидентур в двух загранкомандировках, работал с ответственностью, привитой революционером-отцом. В 1939 году из разведки его выгнали, хорошо еще, что не репрессировали, и он больше года ходил вообще без работы, устроили его в конце концов на авиазавод. С началом войны его разыскали, предложили пойти вновь в разведку. Он согласился, стал капитаном госбезопасности. Обучал радистов, в лагерях военнопленных подбирал кандидатов на вербовку, заменял в радиоиграх попавшихся немецких радистов или присматривал за ними. Жил в Москве в паршивых бытовых условиях, ворчал, но служил великой идее выстоять и победить в антифашистской войне.
Затем его стали капитально готовить к нелегальной работе в США. Осенью 1948 года, перед выездом, его принял сам (!) В. М. Молотов, заместитель Сталина в Совете Министров, который курировал системы политической и военной разведки. Молотов дал руководящие наставления по перестройке советской разведки в США на приоритетные нелегальные рельсы с тем, чтобы законспирированным путем получать максимум информации по атомной и иной важной научной тематике, даже в условиях в то время грядущего военного столкновения двух стран. Молотов лично дал ужин в честь Вильяма Фишера, его жены и дочери. Согласитесь, что получить с семьей аудиенцию, да еще с ужином, у второго в те годы лица в стране было редчайшим случаем.
Таковы в тезисном виде жизненные вехи Вилли, а позже Вильяма Фишера до того, как 14 ноября 1948 года он прибыл на пароходе в Квебек и ступил на землю американского континента под именем Эндрю Кайотис. В 1950 году в Нью-Йорке обосновывается на жительство Эмиль Голдфус.
Инструкции Молотова о перестройке в разведке должны были быть даны раньше, гораздо раньше 1948 года, но, очевидно, не было нелегального исполнителя, отсюда и ужин в честь Вилли. Реорганизация разведки с акцентом на нелегальную основу в общем-то запоздала. Крепко запоздала. (Об уроке с арестом Р. Зорге и его группы успели забыть.) В 1950 году были арестованы источники получения атомных секретов – супруги Розенберг. ФБР разоблачило целый ряд их сообщников, в основном евреев и коммунистов. Антисоветская кампания в США не могла не начаться. Все это было издержками работы с позиций посольских, т. е. легальных резидентур, следствием примитивной конспирации и целого ряда предательств в советской и восточно-европейской разведках, результатом совершенствования работы ФБР, проникновения в систему шифров НКГБ (операция «Венона») и принятой в НКВД-МГБ практике тотальной вербовки людей, знающих друг друга десятилетиями и продолжавших ходить друг к другу в гости. К примеру, со слов Марка, который стал бывать в доме многолетних советских агентов Мориса и Лоны Коэн, связанных с Розенбергами и вовремя исчезнувших (точнее, их успели вывести в Англию незадолго до ареста Розенбергов), «Морис – участник гражданской войны в Испании, еврей и коммунист – завербовал всех, кто служил с ним в Испании». Слава богу, что Марк оказался вне поля зрения ФБР. К сожалению, в Англии супруги были позже арестованы как активные сообщники другого нашего нелегала – Лонсдейла, о котором речь пойдет ниже. Вновь они встретились с Голдфусом-Абелем-Фишером через много лет в Москве.