Текст книги "Слоны и пешки. Страницы борьбы германских и советских спецслужб"
Автор книги: Феликс Саусверд
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 34 страниц)
ГРУ
Главное разведывательное управление Генерального штаба, Советская (российская) служба военной разведки, известная также как 4-е управление Генерального штаба и «ВЧ № 44388». В постсоветское время, когда численный состав и возможности КГБ (и ведомств, пришедших ему на смену) резко сократились, важность и значение ГРУ как службы внешней разведки, несомненно, возросли.
ГРУ было образовано 21 октября 1918 года В. И. Лениным по настоянию комиссара Льва Троцкого и первоначально называлось Регистрационное управление Рабоче-Крестьянской Красной Армии (обозначение «ГРУ» официально было принято только в июне 1942 года, но неформально применялось и раньше). Новая организация создавалась вовсе не для того, чтобы подменить собой уже существовавшие к тому времени разведслужбы фронтов и армий, но чтобы координировать их усилия и готовить для главного штаба Красной Армии общие сводки об обстановке.
Помимо ведения стратегической и оперативной разведки ГРУ с самого начала озаботилось работой по добыванию военно-технической информации, сведений о передовых научных достижениях в военной области.
С самого начала предполагалось, что ГРУ будет заниматься внешней разведкой. В отличие от ЧК и организаций, пришедших ей на смену, которые, помимо разведывательной деятельности, ведали и широкими полицейскими функциями, ГРУ никогда не занималось последними. Единственное исключение относится к концу 30-х годов, когда ГРУ использовали в качестве инструмента массовых репрессий против НКВД, и в 1953 году, когда оно действовало против сотрудников НКВД, отвечавших за внутреннюю безопасность.
Надо сказать, что функции и задачи ГРУ зачастую пересекались с функциями и задачами НКВД, КГБ и т. д., но эта ситуация никогда не рассматривалась как недостаток. В сфере разведки такие понятия, как экономность в выборе средств и «рентабельность» спецслужб, никогда не принимались в СССР в расчет. Русские всегда считали, что чем больше поступает информации, тем лучше. И когда два ведомства фактически начинают подменять друг друга, это тоже идет на пользу, ибо тем самым их деятельность автоматически подвергается перепроверке.
Но имелась и другая сторона медали. Ведущий на Западе специалист по советской военно-политической истории Джон Эриксон замечает в своей работе «Советское главное командование» («The Soviet High Command», 1962): «Армия и тайная полиция столкнулись в затянувшемся роковом противостоянии, и это схватка не на жизнь, а на смерть!»
В первые годы своего существования ГРУ подвергалось «чистке», или «кровопусканию», что стало своего рода первым звонком, предупреждающим о жутких массовых репрессиях в вооруженных силах, которые грянули в эпоху правления Сталина. Первые чистки в ГРУ состоялись в ноябре 1920 года, когда Ленин приказал расстрелять несколько сотен сотрудников этого ведомства за их неверную оценку обстановки, сложившейся в Польше.
ГРУ сумело быстро оправиться от удара, а в 1926 году в результате проведенной в вооруженных силах реформы оно было преобразовано в Четвертое управление штаба Красной Армии (остальные: Оперативное, Организационно-мобилизационное управления и Управление связи). Новый высокий статус придал ГРУ уверенности в своих силах, и в 20-30-х годах оно сумело добиться ряда крупных успехов на ниве внешней разведки (главным образом, в области добывания секретной военной информации в Германии, Великобритании и Соединенных Штатах Америки).
Сталинские репрессии
В 1929–1930 годах Сталин организовал в СССР кампанию против так называемых «правых». Было репрессировано несколько крупных военачальников, но в целом «чистки» еще нельзя было назвать масштабными. Арестам подверглись лишь около 5 процентов военного руководства (в других государственных структурах эта цифра была более чем вдвое выше), а ГРУ и вовсе не тронули. Когда же в 1935 году начала раскручиваться пружина настоящих сталинских репрессий, то на первых порах удар был нанесен по НКВД и, в первую очередь, по тем его сотрудникам, которые работали за пределами Советского Союза. Начальник ГРУ Ян Берзин вместе с группой верных помощников выехал из Москвы на Дальний Восток, получив задание ликвидировать нескольких действовавших там сотрудников НКВД (во время своего пребывания в Азии, а затем и в Испании Берзин номинально продолжал оставаться начальником ГРУ, а в Москве его обязанности исполняли сначала И. С. Уншлихт, потом СТ. Урицкий).
Вторая волна репрессий прокатилась по советским вооруженным силам по инициативе того же Сталина в 1937 году. Сотни офицеров были расстреляны, тысячи угодили за решетку. Исполняющий обязанности начальника ГРУ Урицкий был арестован и казнен. Сотрудники НКВД выезжали в другие страны для расправы с работавшими там нелегалами ГРУ, а также с сотрудниками разведки (ГРУ и НКВД), которые отказывались возвращаться в Советский Союз. То есть ситуация 1935 года повторилась с точностью до наоборот! Тогда люди Берзина уничтожали работников НКВД, а теперь работники НКВД стали уничтожать людей Берзина. Одним из палачей НКВД был молодой И. А. Серов, незадолго до этого переведенный из армии. Впоследствии он работал на посту председателя КГБ и ГРУ.
Репрессии 1937 года не просто подкосили, но фактически уничтожили ГРУ. По словам Виктора Суворова, взятым из его книги «Внутри советской военной разведки» («Inside Soviet Military Intelligence», 1984), «в ходе чисток 1937 года ГРУ было уничтожено полностью, вплоть до уборщиц туалетов и поварих».
И хоту ГРУ удалось восстановиться в течение одного года, летом 1938 года на него обрушился новый удар огромной силы. На сей раз волна репрессий против Красной Армии была поднята арестом и расстрелом талантливого советского военачальника, маршала М. Н. Тухачевского. Десятки тысяч офицеров были казнены или брошены в тюрьмы. Генеральный штаб был уничтожен, а вместе с ним и все руководство ГРУ.
Бывший начальник ГРУ Берзин, который отправился в Испанию и фактически командовал там войсками республиканцев во время гражданской войны в этой стране, был расстрелян 29 июля 1938 года, сразу после возвращения в Москву. Террор, продолжавшийся трое суток, перемолол в своих жерновах огромное количество высокопоставленных военных. В момент кульминации репрессий военную разведку возглавил было шеф НКВД Николай Ежов, но и он вскоре был смещен.
Короткая, но вместе с тем неожиданно тяжелая финская кампания Красной Армии в 1939–1940 годах, видимо, убедила Сталина в необходимости возродить недавно им же уничтоженный Генеральный штаб. А это означало, что новую жизнь подарили и ГРУ. Во главе военной разведки поставили Ф. И. Голикова. Одним из провалов войны с Финляндией стала операция группы специального назначения ГРУ численностью в 50 человек, которой командовал Хаджи-Хмар Мамсуров. Во время гражданской войны в Испании он успешно атаковал со своими людьми транспортные коммуникации и склады мятежной армии Франко, но с Финляндией этот номер не прошел. Мамсуров пытался брать «языков» из числа финских солдат, но безуспешно. И все же эти операции очертили новую сферу деятельности ГРУ на будущее.
Накануне германского нападения на Советский Союз 22 июня 1941 года ГРУ сумело поставить в известность советское руководство о грядущей войне, однако эта информация не была, принята Сталиным во внимание. Осенью 1941 года ГРУ разделили на два управления: руководство закордонным аппаратом перешло в ведение нового разведывательного управления при Верховном Главнокомандовании. Начальник управления был напрямую подотчетен Сталину. Вопросы же стратегической и оперативной разведки остались в ведении ГРУ, начальник которого был подотчетен Генеральному штабу.
Вторая мировая война
В это тяжелое для страны время советская военная разведка действовала относительно эффективно. Правда, из-за внезапности нападения Германии 22 июня 1941 года тактические и фронтовые разведуправления русских были практически уничтожены, поэтому в первый год Великой Отечественной войны ГРУ пришлось особенно нелегко. Триумфальное возвращение этого ведомства состоялось во время битвы за Сталинград 1942–1943 годов. Полковник Дэвид Гланц, ведущий американский военный эксперт по разведке Красной Армии, писал в этой связи:
«И хотя определяющим фактором победы явилось многократное численное превосходство советских войск над германской группировкой, обеспечение скрытности накопления этого самого превосходства следует поставить в заслугу именно советской военной разведке. Русские сумели оперативно и точно определить дислокацию немецких войск, а с началом контрнаступления обеспечить сохранение инициативы в своих руках. Этим, в частности, объясняется необычная глубина советского наступления…
(…)
Русские по традиции многое замалчивали (имеется в виду роль военной разведки в войне), поэтому информацию приходилось черпать только из немецких архивов. Без них могло создаться впечатление, что русская разведка действовала хорошо. С ними стало ясно, что она действовала просто отлично. Вполне вероятно, что, если бы в распоряжении появились советские архивы, выяснилось бы, что она действовала еще лучше».
В годы войны агенты ГРУ сумели внедриться в германский Генеральный штаб (операция «Дора»), действуя из Швейцарии, и получить доступ к атомным секретам, действуя через Канаду. ГРУ также направляло деятельность легендарного советского разведчика Рихарда Зорге, действовавшего в Японии. Что же касается более открытых методов разведывательной деятельности, то советские военные атташе в Соединенных Штатах и Великобритании передавали в Центр буквально тонны материалов о военных планах и вооружениях этих держав (это не считая военного снаряжения в виде американских и английских боевых самолетов, кораблей и танков, переданных Советскому Союзу по ленд-лизу в годы войны). За заслуги в военное время 121 сотрудник и агент ГРУ были удостоены высшей награды Героя Советского Союза.
Надо сказать, что ГРУ не отвечало за контрразведку в вооруженных силах, эти функции выполняли органы госбезопасности, так называемые «особые отделы», созданные еще в декабре 1918 года и действовавшие в Красной Армии и на флоте. Лишь на короткий промежуток времени, с февраля по июль 1941 года, Сталин позволил военным заниматься контрразведкой в своих собственных рядах, но затем все вернулось на круги своя.
* * *
В 1947 году Сталин лишил армию и МГБ права на ведение внешней разведки, передав его новой организации – КИ (Комитет информации), подчинявшейся народному комиссару иностранных дел В. М. Молотову. Эта структура просуществовала до 1951 года, хотя уже в середине 1948 года ГРУ удалось вернуть себе функции службы внешней разведки.
Примечательный факт. Генерал армии С.М. Штеменко, начальник ГРУ с 1946 по 1948 год, в конце 1948 года получил повышение и стал начальником Генерального штаба, но позже попал в опалу. В 1956–1957 годах он опять возглавлял ГРУ, снова был понижен и в конце концов в третий раз вернул себе высокий ранг!
Очень часто на должность начальника ГРУ приходил высокопоставленный сотрудник органов госбезопасности (НКВД, КГБ и т. д.). Например, с 1958 по 1962 год ГРУ возглавлял генерал-полковник Серов, ветеран СМЕРШа и бывший председатель КГБ. При Серове в ГРУ пышным цветом расцвели коррупция и мздоимство. Генерал армии Петр Иванович Ивашутин, бывший сотрудник НКВД/КГБ, находился на посту начальника ГРУ 24 года (с 1963 по 1987). При нем взяточничество и моральное разложение в ГРУ достигли беспрецедентного уровня, а несколько высокопоставленных сотрудников сбежали на Запад.
По материалам книги «Энциклопедия шпионажа» (Пер. с англ. М.: Крон-пресс, 1999).
Разведка и Сталин
Вышел в свет третий том «Очерков истории российской внешней разведки» (М.: Междунар. отношения, 1997), пожалуй, наиболее актуальный (годы 1933–1941 говорят сами за себя). Каждый очерк – это повествование о героизме советских разведчиков в различных странах Европы, Америки, Азии с риском для жизни добывавших политическую, экономическую, военную, научно-техническую информацию для своей страны во имя высоких идеалов служения Родине. Ничего кроме как о восхищении их повседневным рискованным трудом сказать нельзя. Однако это об их работе, но не о судьбах.
Для иллюстрации приведу один пример. В очерке «Брайтенбах» (с. 338–349) повествуется о работе с 1929 года на советскую внешнюю разведку сотрудника полиции Вилли Лемана, с 1933 года офицера 4-го управления (гестапо), всего сотрудничавшего в течение 12 лет (!), по декабрь 1942 года. Сведения, которые он предоставлял нам, – это фантастика: начиная с почти всего о гестапо, о слежке за нашими сотрудниками и за руководством ЦК КПГ, докладов типа «О советской подрывной деятельности против Германии» и т. п., о НСДАП, вермахте и вплоть до ракетных полигонов в лесах Германии, образцах вооружения (к примеру, цельнометаллических самолетах), личности Вернера фон Брауна; тогда еще совсем молоденького. Провалили его к декабрю 1942 года, и, как в большинстве случаев, по вине органа с гордым названием Центр. Лемана гестаповцы расстреляли.
Таких очерков в томе – 47, одни повествуют о конкретных лицах, другие – о группах сотрудников резидентур, преимущественно о героях. Но имеются очерки и о предателях – на ошибках надо учиться. Тем не менее хотелось бы узнать, а почему в «Очерках…» почти не упоминается военная разведка? Сколько же будет продолжаться ведомственная отчужденность? Мы же вместе работали всю жизнь. Или военная разведка это не внешняя разведка?
В газете «Новости разведки и контрразведки» (1977. № 22) напечатано интервью с главным консультантом Службы внешней разведки России, заместителем главного редактора «Очерков…» генерал-лейтенантом В. А. Кирпиченко под названием «Это, конечно, был подвиг». Согласен, это был подвиг, которого не знала история тайных войн. Но у меня сразу возник вопрос: почему оценку труда дает зам. редактора этого труда? Больше некому или так надежней? Какие-то белые нитки не вылезут? Ну как-то бестактно это интервью, самому о себе и о своем коллективе писать. Что, мало высших офицеров разведки осталось, ведь взгляд со стороны – он всегда посвежей и объективней.
В. А. Кирпиченко обосновывает, и не без резона, построение каждого тома: вначале предисловие с изложением внешнеполитической доктрины нашего государства в тот или иной период, затем очерки о разведдеятельности. Это логично. Но я бы хотел внести ряд корректив с понятием Центр. Центр сообщил Сталину то-то, Центр дал указание берлинской или Нью-Йоркской резидентурам о том-то. Центр, центр, центр… И было два Центра: ИНО и ГРУ. Звучит все это гордо и великолепно. Но Центры допускали столько ошибок, ляпов, провалов закордонных операций, агентов, сотрудников, что я лично поменял бы этот обязывающий термин на нечто другое, необязывающее («трест», «директорат», «комбинат», «артель» и. т. п.). Обидно? Но они этого заслужили.[3]3
Почему в качестве помощника к нелегалу Абелю (Фишеру), профессионалу высшей категории был послан помощником Хэйханен, карело-финский недоучка, алкоголик, двоеженец, который и не готовился под Фишера. Приказ о его посылке подписал зам. начальника разведки Коротков. Фишера Хэйханен инициативно предал ФБР. Почему Фишеру по радио, в газете не был дан сигнал убираться из США немедленно, когда Хэйханена уже заподозрили, а времени для бегства еще было с избытком?
[Закрыть] Но Центр в общем-то был обескровлен, бывало и так, что в отделах оставалось по несколько человек и сообщение Сталину некому было подписать…
Почему же так происходило? Я постараюсь развить эту тему подробно ниже, а сейчас коснусь первого поставленного мною вопроса – о внешнеполитических мероприятиях советского правительства в 1933–1941 годах.
Если внимательно прочитать предисловие к третьему тому, то складывается впечатление, что вся довоенная внешняя политика СССР была исключительно верной, безошибочной и последовательной. Но это не совсем так.
Единственной постоянной величиной выступало стремление к коллективной безопасности, ибо СССР находился в состоянии такой глубокой международной изоляции, что выбраться из нее из-за бескомпромиссности Сталина, его болезненной подозрительности, если инициативы исходили от кого-то другого, – являлось делом безнадежным. Да, во второй половине 20-х годов. Советский Союз признали 13 государств, в конце 1933 года в их числе уже были США, а к 1936 году дипотношения с СССР установили 36 стран, но все это тем не менее не могло привести к выходу из изоляции.
Безусловно, антифашистские силы в мире, либеральная интеллигенция, русская прогрессивная эмиграция тянулись к Советскому Союзу, видели в нем оплот борьбы с фашизмом, но и до них потихоньку доходили страшные вести о массовых казнях и репрессиях в первой стране Советов.
Наши отбивались как умели. Шла в ход сталинская теория «усиления классовой борьбы по мере продвижения к социализму», все громче гремели вопли о зловредных троцкистах (это отчетливо просматривается и в предисловии, и в очерках, и в интервью В. А. Кирпиченко). Из троцкистов делали страшную силу, способную подорвать устои страны, хотя в мире их было всего-то несколько сот человек, в основном молодых иностранцев-идеалистов, а в СССР они сидели в лагерях по 2–3 срока, до смерти (Правда, иногда их вытягивали на московские процессы для дачи выбитых ложных показаний. К примеру, как Пятаков «летал» в Осло на свидание с Троцким в гостинице. Оказалось, что ни полетов тогда не было, ни такой гостиницы не существовало…)
Возня вокруг троцкистов давала возможность получать ордена, привилегии, а уж за ликвидацию Троцкого (подчеркиваю – за ликвидацию, а не за убийство; как фашисты говорили: не убийство евреев, а окончательное решение еврейского вопроса), киллер – Рамон Меркадер получил звание Героя Советского Союза, когда вышел из мексиканской тюрьмы, где провел 20 лет. Сталин повелел убить Троцкого в конце 30-х годов, операция готовилась 2 года, убили его в августе 1940 года. Об этом имеется очерк «Операция» Утка». Насколько я знаю, ни один из агентов-иностранцев такого звания не получил.
Итак, возвращаясь к пункту темы, Сталин был в глубокой изоляции: он еще в 1934–1935 годах давал задание наркому Ежову выйти на представителей рода Гогенцоллернов, родственников кайзера Вильгельма II, и от них на г-на Гитлера. Поручили это дело резиденту во Франции Игнатию Рейссу-Порецкому, кавалеру ордена Красного Знамени. Тот никуда не вышел, со Сталиным порвал, написав ему открытое письмо о разрыве, поскольку тот предал революцию и работает мясником, приложив к письму свой орден. Через короткое время его убили в Швейцарии. Портрет одного из убийц красуется в «Очерках…». П. А. Судоплатов называет имена киллеров: Афанасьев и Правдин, он их встречал после убийства в Москве, обласкал, их наградили орденами.
После Рейсса Сталин поручил установить контакт с Гитлером торговому атташе в Германии Канделаки, своему соплеменнику. Но Гитлер плел свои интриги и строил планы захватов: Саар, Австрия, Чехословакия и пошло-поехало – Тройственный пакт держав «оси», подготовка к аннексии Европы. Сталин бросился к западным демократиям, прежде всего к Англии и Франции, но у тех был свой пасьянс с Германией – и сначала направление удара на Восток, на СССР.
Работая за границей, мне приходилось слышать от хорошо информированных источников, что ловушку, в которую попались маршал Тухачевский и другие руководители Красной Армии, сочинили в Лондоне, в английской разведке и через своего верного друга и агента адмирала Канариса подбросили Гитлеру. Суть такова: оппозиционное руководство красных связано с немецким генералитетом и готовит военный переворот (необходимо снять ограниченного Ворошилова и его сподвижников).
Ставка была на патологическую подозрительность Сталина. Он казнит псевдозаговорщиков, руководящий состав армии, последняя – обескровлена, слаба. Ловушка англичан срабатывает. Гитлер убеждается в том, что теперь-то он с Советами расправится и переориентируется в нападении на Восток. От Англии удар откатывается, и та вздыхает с облегчением. Эта диспозиция движущих европейских сил – векторов – всегда существовала в воспаленном мозгу усатого человека с трубкой; Англию он никогда не переваривал, ее лидерам не верил и всегда ждал от нее подвоха. Опять следует поворот штурвала на сто восемьдесят градусов: Максим Максимович Литвинов, опытнейший дипломат, владеющий европейскими языками, свой человек в Лиге Наций, сторонник союза с европейскими демократиями, прежде всего с Англией и Францией, с работы наркома иностранных дел отстраняется и заменяется бесцветным аппаратчиком, тенью Сталина – В. М. Молотовым. В НКИДе происходят погром, аресты сотрудников, тотальная смена послов. В 1951 году Литвинов погибает в автокатастрофе при странных обстоятельствах.
Сталин ищет сближения с Гитлером. Медовые месяцы летят один за другим. Но все-таки чем черт не шутит… Перед самым подписанием договора с Гитлером 23 августа 1939 года в Москву является англо-французская военная делегация. Как в нашей историографии ее не поносили! И ранги не те, и вояж совершали на теплоходе, а не на самолете, и полноценных мандатов на подписание чего-то важного не имели. Я думаю, что правительства Англии и Франции знали, на что шли. Разведслужбы предоставили им информацию о Советском Союзе, о разгроме в Красной Армии, о маховике репрессий в стране. На серьезные разговоры западники предрасположены не были, да еще с советской стороны главой делегации выступал К. Ворошилов, один из двух оставшихся в живых маршалов. Вторым был С. Буденный. (Хорошо, что того за стол переговоров не посадили.) Всего их было пять, первых маршалов, но Тухачевский, Егоров, Блюхер уже были погребены в земле сырой, и где – неизвестно. Я представляю, как англичане и французы обменивались мнениями: «И с ними иметь какой-то пакт; против Германии? Да он их сомнет, у них от армии ничего не осталось». А наши все хорохорились: «Вот, аристократы, буржуи, «представители гнилой олигархии» (выражение Гитлера), фюрер покажет вам». Так ни с чем и разошлись. И бац, договор с Германией. Мир ахнул. Гитлеру нужна была Польша, а без сталинских гарантий он не мог на нее напасть, столкновение с СССР в 1939 году в его планы не входило. И договорились полюбовно. Молотов на сессии парламента заявил: «Польское государство перестало существовать». (Бурные аплодисменты.) «Четвертый раздел Польши» произошел: «Гитлеру – все государство, Сталину – Западная Украина и Западная Белоруссия», и вскоре оттуда потянулись эшелоны с высылаемыми в архипелаг ГУЛАГ, а два десятка тысяч польских офицеров – в Катынь на расстрел. Об этом, равно как и о сталинско-гитлеровских играх в таком ракурсе, как описано выше, в предисловии к «Очеркам…» – ни слова, ни звука. Правда, в предисловии уже в тысячный раз, как в наших книгах, подчеркивается, что «…границы СССР были отодвинуты на несколько сот километров на Запад от жизненно важных административных и промышленных центров». То же самое всегда мусолится и в отношении границ при вступлении Красной Армии в Прибалтику, на год позже. Но ведь это обман несведущего читателя: во-первых, 200–300 км на танках, автомашинах по шоссе преодолевалось тогда за 4–6 часов; во-вторых, укреплений-то на новых границах никаких не было; в-третьих, Гитлер выходил на рубеж границы непосредственного соприкосновения Германия-СССР без каких-то третьих стран между ними; в-четвертых, он-то уже знал, что через год-два отыграет все эти территории Польши и Прибалтику. А пока пусть Сталин понадувает щеки, «мол, как я надул Гитлера» – писал Н. С. Хрущев в своих мемуарах. На самом деле Сталин привел к худшему варианту оперативную и политическую обстановку.
Идя по стопам Гитлера, Сталин тоже решил хапнуть небольшую страну. Но Финляндия не оказалась Чехословакией. Финны дрались обреченно, но не сдавались, СССР исключили из Лиги Наций. Еще одна пощечина. Но потери на войне для Сталина были лишь пушечным мясом. Его у нас всегда было вдоволь.
И вот предвоенные месяцы. Разведка выкладывала все новые сведения о подготовке гитлеровской агрессии. Сколько их было – реальных предупреждений о начале нападения? Я не знаю. Сто? Двести? Не исключено.
Я опускаю здесь известные в литературе предупреждения. Но пару малоизвестных и не вписывающиеся ни в какие рамки по своей нахальной визуальности – приведу. Да дело, в конце концов, не в их числе, а в тупости человека с трубкой. Сравните, когда У. Черчилль или Ф. Рузвельт имели по одному предупреждению о передислокации нескольких фашистских дивизий поближе к границам СССР, они били в набат и обязывали сообщить об этом своих послов или мидовцев советским официальным лицам. Сталин имел массу предупреждений, «но клал на все это с прибором». (Условно-литературное выражение поэта Н. Тихонова по Сергею Довлатову. Улыбнитесь, а то все пишу в духе пессимизма.)
Итак, на сообщение о том, что на урезанной территории Польши на границе с СССР сосредоточено восемь германских армий (!) общей численностью в 2 миллиона человека (!), надо было реагировать или как? Да никак! А об этом все на Западе знали. Два миллиона не скроешь.
Резидент советской разведки в Финляндии Елисей Синицын пишет в своих мемуарах о том, что в августе 1940 года в посольстве в Хельсинки отмечали годовщину «Пакта о ненападении» с Германией (Синицын Е. Резидент свидетельствует. М.: ТОО «Гея», 1996. С. 93–94). Немецкий посол Блюхер представил Синицыну своего личного друга полковника фон Бонина и, оставив их вдвоем, удалился. Фон Бонин рассказал, что 4 года проработал военным атташе в Москве, сейчас приехал из Берлин на с тем, чтобы встретить кого-то из руководства советского посольства и рассказать, что близится нападение Гитлера. В Берлине такие контакты с советскими дипломатами опасны. Фон Бонин а также добавил, что после поражения Красной Армии в Финляндии, Гитлер поручил Генштабу начинать разработку плана подготовки Германии на случай войны с Советским Союзом. В тот же день Синицын отправил шифровку в Центр с просьбой доложить Берия. Ответа не последовало.
11 июня 1941 года Синицына вызвал на встречу агент Монах и сообщил, что утром этого дня в Хельсинки подписано соглашение между Германией и Финляндией об участии последней в войне Германии против Советского Союза, которая начнется 22 июня, т. е. через 12 дней. Источник этой информации присутствовал при подписании соглашения. Тут же «молнией» резидент сообщил о начале войны в Москву Берия. Пришло подтверждение о вручении телеграммы адресату. Реакции никакой (Там же. С. 117–118). Вот вам отношение к достоверным сообщениям разведки.
В. А. Кирпиченко утверждает в своем интервью раза три или больше, что основным пороком при получении предупреждений о войне было отсутствие в системе разведки информационно-аналитического подразделения, которое бы отделяло, так сказать, «зерна от плевел», вылущивало бы дезинформацию, отбрасывало бы второстепенное от главного и т. п. (Такое подразделение было создано только в 1943.) Теоретически, с колокольни 2000 года, он, безусловно, прав, но практически… Речь шла об одном: готовит ли Гитлер войну и когда ее начало. Создай тогда хоть три таких подразделения, Сталин верил бы тому, во что он желал верить: кроме себя он не верил никому. Кирпиченко заверяет в интервью: «Но в целом с учетом предисловия и материалов очерков создается достаточно полная, рельефная картина того, чем занималась разведка в тот или иной период нашей истории. Мы считаем, что в таком виде она нужна нашим сотрудникам, всей службе, общественности, которая интересуется деятельностью отечественной разведки, в том числе ее историей».
Я бы назвал это резюме чрезвычайно самодовольным (или самоуверенным) и обязывающим. Единственное, что в нем бесспорно, на мой взгляд, это очерки о работе разведчиков, отдавших Родине свои лучшие годы и стране-мачехе свои горестные судьбы. Во всей остальной риторической дефиниции я сомневаюсь и некоторые ее моменты не принимаю. О предисловии я высказался: оно стереотипно и аналогично образчикам, рисующим сталинскую внешнюю политику в 30-50-е, отчасти 60-е годы. Эти положения мертвы, засушены, заминированы в банках с плотными крышками и искажают истинные дела и просчеты автора государственного переворота 1929 года Сталина. Будь он человеком, способным думать на перспективу, прозорливым стратегом, то не привел бы страну к войне в таком виде, в котором она явилась миру: обескровленная, с разбитыми военными кадрами, ГУЛАГом, технической слабостью и т. д. Итог: на одного немецкого солдата в войне мы теряли чуть больше тринадцати наших советских солдат.
Рельефной картины, чем занималась разведка, мы, уважаемый Кирпиченко, тоже не имеем. Она работала на пределе или вне пределов человеческих сил, зализывала свои раны, восполняла потери, приобретала со значительными затратами моральных сил и бездарно теряла агентов (когда отзывались в неизвестность сотрудники), вновь восстанавливалась, и вновь ее бросали на смерть в омуты грязной сталинской внутренней ханжеской трясины.
Сотрудники Службы, общественность, да В. А. Кирпиченко, рациональное зерно из «Очерков…» почерпнут. Безо всякого сомнения. А вот теперь о разведке.
Почему авторский коллектив отдельной главой не обрисовал уничтожение кадров разведки (это было бы, действительно, рельефно), почему о наших потерях разведчиков от собственной власти говорится бравурной скороговоркой, а о невозвращенцах в эдакой плотной дымовой завесе: то ли они порвали со Сталиным на принципиальной основе (А. Орлов, И. Рейсе, В. Кривицкий и др.), то ли они полупредатели или как их любят до сих пор причислять к троцкистам. Ведь в Москве сохранились уголовные дела на жертвы произвола, пусть и тощенькие, и протоколы их допросов, и материалы реабилитации и другие документы. Об этом нужно знать нашим сотрудникам, Службе, общественности. Сейчас выходят сборники таких работ о жертвах из числа писателей, людей науки, членах еврейского антифашистского комитета и т. д. А о судьбе разведчиков-героев, могилы которых – выкопанные бульдозерами рвы – ни слова. В чем обвиняли наших разведчиков согласно вынесенным вердиктам?
Кстати, почему в третьем томе отсутствуют очерки о Я. К. Берзине, Боровиче, наконец о Зорге? Он чем проштрафился? Что его повесили японцы, а не вогнали пулю в затылок свои?
Я вернусь коротко к судьбам и Орлова, и Рейсса, и Кривицкого попозже. Не могу смолчать, тем более, что о них-то написаны объемные монографии,[4]4
Царев О., Костелло Дж. Роковые иллюзии. М.: Междунар. отношения, 1995; Порецки Э. Тайный агент Дзержинского. М.: Современник, 1996; Кривицкий В. Я был агентом Сталина. М.: Терра, 1991.
[Закрыть] не знаю, читало ли их руководство издания «Очерков…». В любом случае они стали невозвращенцами в 30-е годы и двое (кроме Орлова) погибли за границей до 1941 года, т. е. до временной концовки третьего тома.
Разведка – это глаза и уши государства, без нее оно существовать не может. Понимал ли это Сталин? Нет, не понимал. Для него все то, что ему докладывали наркомы НКВД, в частности Берия (о других не упоминаю, те вообще были для человека с трубкой на лагерном жаргоне – шестерками), являлось рядовыми шпаргалками: не буду по ним принимать решений – так думал хозяин. Доказательства тому кричащего свойства: не верить оригинальным документам, предупреждениям о грядущей войне, когда она уже стоит на пороге и, наконец, о чудо, подписать вечером 21 июня 1941 года директиву о приведении войск в боевую готовность (но не поддаваться на провокации), когда к нему (в который раз!) пришли нарком обороны Тимошенко и начальник генштаба Жуков с проектом директивы и сообщением, что на советскую сторону в расположении Киевского военного округа перешел перебежчик, немецкий фельдфебель, и сказал, что войска Германии занимают исходные позиции и наступление начнется в четыре часа утра 22 июня.