Текст книги "Принцесса Грамматика или Потомки древнего глагола"

Автор книги: Феликс Кривин

ПАН ИЗ ГРЕЦИИ

Прибыл ПАН издалека, из самой Греции. В то время у нас хватало панов, и они приняли гостя по всем правилам гостеприимства.

– Располагайтесь, мол, чувствуйте себя паном. У нас было бы кому кланяться, а кому кланяться – найдется.

Пригнали к нему всяких слов: и глаголов, чтоб за него действовать, и второстепенных слов всевозможных, чтоб было кем ПАНУ управлять, чтоб было кому к ПАНУ примыкать и чтоб было кому с ПАНОМ согласовываться.

Но ПАН (странные манеры – или так все поступают в Греции?) прицепится к одному слову – не оторвешь. Ему бы от простых слов держаться подальше, а он что делает? Причем, заметьте: ему неважно, какое слово. Со СЛАВЯНСКИМ он ПАНСЛАВЯНСКИЙ, с ГЕРМАНСКИМ – ПАНГЕРМАНСКИЙ, с АМЕРИКАНСКИМ-ПАНАМЕРИКАНСКИЙ.

Долго не могли разобраться, что это за такой ПАН: славянский, германский или американский. Тем более, что прибыл-то он к нам – из Греции.

Потом уже разобрались, что греческий ПАН – это просто греческая приставка. А мы-то его в самостоятельные слова! Вот до чего доводят правила гостеприимства, когда нарушаются грамматические правила!

Тут кстати время панов кончилось, и ПАН мог спокойно работать приставкой, как другие бывшие паны. Работы у него не слишком много, но – язык есть язык. Тут было бы кому говорить, а кому говорить – найдется.

ОТ УБЫТКА К ИЗБЫТКУ

Когда-то в слове УЙМА корень – ИМ– вел довольно жалкое существование, потому что слово УЙМА обозначало недостачу. Не избыток, как оно обозначает сейчас, а, наоборот, недостачу.

И это при том, что в других словах корень – ИМ– жил припеваючи. Например, в слове ИМУЩЕСТВО. Или просто ИМЕТЬ.

Недаром говорят: с кем поведешься, от того и наберешься. Иногда наберешься, а иногда лишишься последнего. Повелся корень с приставкой У– и лишился всего, что имел: приставка оказалась отрицательная, все отрицала.

Уговаривал ее корень, убеждал, увещевал, а она – упиралась. Когда привыкнешь все отрицать, нелегко перейти от отрицания к утверждению.

Но – с кем поведешься, от того и наберешься. Повелась приставка У– с корнем – ИМ-, для которого самое главное в жизни – иметь побольше, и все чаще стала задумываться: а стоит ли отрицать – себе в убыток?

Недостача есть недостача. Постоянная недостача кого не вразумит? И приставка У– и сама не заметила, как постепенно перешла от отрицания к утверждению. И даже к усилению.

Теперь в слове УЙМА приставка У– не отрицательная, а усилительная. И до того с корнем слилась, что ее даже не считают приставкой.

И пусть не считают. Зато слово ее обозначает избыток, изобилие, а это уже не то, что недостача. Другая жизнь, другое значение.

Да и корень – ИМ-, который прежде в слове УЙМА одни убытки терпел, живет теперь лучше, чем в каком-нибудь ИМЕНИИ или ИМУЩЕСТВЕ. Потому что имение может быть и маленьким. И имущество может быть маленьким. А УЙМА может быть только очень большой.

ДОБРЫЙ КОРЕНЬ

То, что ДОБРЫЙ и ДОБЛЕСТНЫЙ одного корня, весьма обнадеживает. Значит, проявит еще свою доблесть доброта и не лишится доброты доблесть…

К сожалению, есть и третье слово того же корня: УДОБНЫЙ. Не всякий ДОБРЫЙ и ДОБЛЕСТНЫЙ может перед ним устоять.

ПОТОМКИ ДРЕВНЕГО ГЛАГОЛА

Жил в старину глагол БУКАТИ. Сам-то он давно исчез, но дело его на земле осталось. Это об этом деле сейчас говорят:

– Не гуди так нудно и назойливо!

А раньше говорили кратко:

– Не букай!

Ну, понятно, дело не какое-нибудь выдающееся, но главное, что глагол при деле. При действии. А пока ты при действии, можешь чувствовать себя полноценным глаголом.

Однако, если уж ты глагол, думай не только о настоящем времени, но и о будущем, чтобы и в будущем какую-то часть себя сохранить…

Вот от таких мыслей и появились у глагола БУКАТИ двое отпрысков: большенький БЫК и меньшенькая БУКАШКА. Брат и сестра, и, хоть между собой не так чтобы и похожи, оба в папашу гудят: один грубо, другая тоненько, но одинаково нудно.

Букал на них старый глагол, воспитывал:

– Ты, БЫК, стал настоящим скотом, а ты, БУКАШКА, что называется, насекомое. Горе мне с вами на старости лет.

Ну, дети не молчали, отбукивались каждый как умел: один грубо, другая тоненько. Так и букали друг на друга, кто кого перебукает. А что толку? Один как был, так и остался скотом, а другая не пошла дальше насекомого…

Потомки наши… Они ведь потомки не только потому, что родятся потом, а больше потому, что родительским потом кроплены… А букают как! Послушать только, как они на родителей букают! И глагола этого – БУКАТИ – давным-давно на свете-то нет, а они все равно букают. Находят глаголы!

НАВСТРЕЧУ ВРЕМЕНИ

В наши древние времена мы были юными и новыми, а теперь мы стали древними – в новые времена. Чем времена новее, тем мы древнее… Видно, у нас и у времени пути разошлись…

Конечно, вы меня не узнаете, и я вас не узнаю. Столько воды утекло – как тут узнаешь друг друга?

Припоминаете? Древний Восток. Заседание государственного совета. И происходит это заседание в ДИВАНЕ. ДИВАНОМ тогда называли просторный зал, самый большой зал во всем сарае. Сарай, чтоб вы знали, это не теперешний сарай. САРАЕМ тогда называли дворец… Вот я и был ДИВАН в этом САРАЕ. Или, может, я был САРАЙ, в котором находился ДИВАН?

Наверно, я был ДИВАН, потому что с Востока переехал в Европу, надеясь, что во мне будут заседать мудрецы. Не во мне, конечно, а в зале, который я, как слово, буду обозначать. А чем я стал в Европе? Комнатой для приема гостей… Или заезжим двором? Нет, заезжим двором я стал, если был САРАЕМ, и не в Европе, конечно, а у татар.

Если я был ДИВАНОМ, то я хоть Европу повидал. Бродил, бродил, пока не забрел во Францию. Культурная страна, но меня опять загнали в комнату для гостей, причем обозначал я уже не комнату, а всего лишь мебель. Мебель этой комнаты называли обобщенно: ДИВАН.

А может, я попал во Францию от татар? Это в том случае, если я был САРАЕМ. И обозначал я во Франции не заезжий двор, а обыкновенный сарай. Такой, какими сейчас бывают сараи…

Пожалуй, все-таки я был ДИВАНОМ, обозначал мебель в комнате для приема гостей. А потом побрел дальше – в надежде, что где-то должен же быть государственный совет, которому негде проводить свои заседания, потому что нет названия для зала заседаний… Я надеялся снова обозначать этот зал, а вместо этого – вот что я обозначаю… Обыкновенную лежанку. И эту лежанку называют ДИВАН!

Да нет, ничего, скриплю помаленьку… А вы не скрипите? Теперь нам только скрипеть… Набродились мы по свету и все, видать, не в ту сторону… Время туда, а мы сюда… Скрипим, скрипим, и все сюда, в обратную сторону… Потому что у нас со временем пути разошлись…

КОРЕНЬ ПАМЯТИ

Было и быльем поросло…

Есть на свете такая трава, которой порастает все, что забывается. Одна травинка – это былинка, а много травинок – былье, так же, как много ворон – воронье… И былье слетается, как воронье, на то, что было когда-то, покрывает его сплошной, непроглядной травой забвенья. Не пробиться сквозь эту траву, не увидеть неба, виденного когда-то; его плотно закрыло былье – не заросли былинок, а заросли былого, прошлого.

У былья-травы и былья-прошлого общий корень, – может быть, потому, что трава на земле недолговечна, она сама уходит в прошлое, – былье уходит в былье…

И общий корень у былья и забвения. Потому что все, что уходит в прошлое, порастает забвением, быльем.

А что может удержать от забвения?

Только память.

У памяти корень другой.

Корень памяти означает: мыслить.

Поэтому тот, кто мыслит, не порастает быльем. Тот, кто мыслит, надолго сохраняется в памяти…

ЗЕЛЕНЫЙ И ЖЕЛТЫЙ

ЗЕЛЕНЫЙ того же корня, что и ЖЕЛТЫЙ.

Грустно думать об этом весной, но зато весело думать об этом осенью…

А какая пора самая лучшая? Какая самая золотая пора?

У ЗЕЛЕНОГО и ЖЕЛТОГО тот же корень, что у ЗОЛОТОГО…

ДВОЙСТВЕННОЕ ЧИСЛО

Когда Единственное Число затоскует в своем одиночестве, а Множественному, в тесноте и сутолоке, захочется побыть одному, они вспоминает о Двойственном Числе, которого давно уже нет в грамматике, но которое, может быть, только и было в ней по-настоящему счастливым.

Два конца, два кольца, посередине гвоздик… Дело не в гвоздике этом самом – мало ли что между двумя посередине случается! – а в том, что когда двое, как-то не чувствуешь одиночества… И тесноты не чувствуешь… Потому что – вдвоем…

Два сапога пара… Два друга – хомут и подпруга… Тут и хомут не хомут, а венец свадебный, а подпруга – такая подруга, с которой не страшен самый далекий путь… Может быть, Двойственное – именно то число, которое грамматике нужно для счастья?

Но оно ушло, исчезло, сгинуло: счастье ведь не бывает долгим. И остались в грамматике лишь Единственное Число в своем одиночестве и Множественное – в своей тесноте…

Но – откройте пошире глаза… Посмотрите на леса, на луга, на облака… особенно на то, как они пишутся. Разве лесА, лугА, облакА, да и те же глазА не напоминают вам Двойственное Число? Два лесА, два лугА, два облакА, два глазА? Ведь во Множественном должны быть лесЫ, лугИ, облакИ, глазЫ. Такими они и были много столетий, пока не воскресла в них форма Двойственного, тоска по Двойственному, давным-давно исчезнувшему и забытому Числу…

Потому что в жизни ничто не забывается и ничто не исчезает,

И когда вы говорите: шоферА, инженерА, прожекторА, – вы, конечно, грамматически ошибаетесь, но по-человечески вас можно понять. Это тяга к Двойственному Числу, которого не могут заменить ни одиночество Единственного, ни суета и теснота Множественного, – вечная наша тяга к Двойственному Числу, без которого даже грамотный человек не может быть достаточно счастлив.

ЭТИМОЛОГИЧЕСКИЙ ДЕТЕКТИВ

Из слова изъяли букву. Устранили, убрали, а может, украли, прикарманили, возможно, разбазарили, профинтили, а то и просто угробили. Такое тоже бывает.

Короче: изъяли букву, и в слове тотчас обнаружился определенный изъян. И вот по этому делу было начато следствие.

Рядом стоящие буквы, разумеется, ничего не видели и не знали. Да, стояла какая-то буква. Нет, близко знакомы не были. Мало ли какие буквы рядом стоят. Еще чего – отвечать за целое слово!

Ну, изъяли. Ну, получился изъян. Может, он получился совсем не от этого. Ведь этот самый ИЗЪЯН происходит не от глагола ИЗЪЯТЬ, у него совсем другое этимологическое происхождение. Он у нас от тюрков, это тюркский изъян. С какой стати нам отвечать за чужие изъяны?

Уворовали букву?

Прикарманили?

Разбазарили?

Все это от тюрков: и ВОР, и КАРМАН, и БАЗАР. У нас до тюрков таких слов и в помине не было.

С тюрков спрашивайте.

А мы и без этой буквы проживем.

Что у нас – мало букв? Мало слов?

На наш с вами век – вполне достаточно.

Пусть тюрки переживают. У них, у тюрков, ИЗЪЯН означает вред. А у нас он так, недочет. Небольшой недостаток.

ПОСЛЕДНЯЯ БУКВА В АЛФАВИТЕ

Личное местоимение первого лица единственного числа было когда-то первым и в алфавите. Называлось оно тогда AЗ.

Когда AЗ появился в алфавите, он еще не знал: будет ли что-нибудь после него? И все время гадал: будет или не будет?

Вот это самое «будет или не будет?», по-старинному – БУКИ, и стало второй буквой алфавита.

Так за первым лицом, утвердившим в алфавите себя, сразу появилось сомнение: а стоит ли еще что-нибудь кроме себя утверждать? Будет из этого толк или не будет?

Эти сомнения пытались развеять три следующие буквы: ВЕДИ, ГЛАГОЛЬ и ДОБРО.

– Веди и глаголь добро! – говорили они, что означало: – Знай и провозглашай добро!

– А стоит ли провозглашать добро? – сомневался AЗ, потому что за ним стояла эта недоверчивая БУКИ. – И что такое добро?

– Добро есть жизнь, – отвечали ему стоявшие дальше соседи по алфавиту: ДОБРО, ЕСТЬ и ЖИЗНЬ.

Гм! Значит, жизнь – это добро, и AЗ должен провозглашать добро, – размышлял AЗ. Но тут опять вмешивалась эта настырная БУКИ, и его опять одолевали сомнения: «Но почему именно AЗ? Кому нужно это добро, пусть те его и провозглашают!»

– Да мысли ты, как все люди! – возмутились три буквы, стоявшие в алфавите одна за другой: КАКО, ЛЮДИ, МЫСЛЕТЕ.

– И перестань колебаться, будь тверже в суждениях! – высказались * еще три буквы: РЦИ, СЛОВО, ТВЕРДО.

Но AЗ не мог речь слово твердо, потому что рядом с ним стояла эта самая БУКИ, которая не верила ни в жизнь, ни в добро и отделяла AЗ от всего остального алфавита.

И тогда личное местоимение первого лица единственного числа перевели в конец алфавита, чтобы все, во что оно не верило, было у него перед глазами. И увидев это все перед глазами, AЗ сначала смягчился, потом потерял свое З и превратился в букву Я, самую последнюю в алфавите.

СТАРЫЙ ЮС

Когда-то был такой Гласный.

Гласный с оттенком Согласного.

В какой-то степени Гласный, но в какой-то степени и Согласный.

Совершенно исчез из языка из-за тщетных попыток примирить в себе согласие с несогласием.

ПЕСЕНКА О БУКВАХ, ВЫШЕДШИХ ИЗ УПОТРЕБЛЕНИЯ

 
В любой старинной книжице
Ты сможешь прочитать:
Жила на свете Ижица,
А с нею буква Ять.
 
 
Но время быстро движется,
И жизнь уже не та.
Где нынче буква Ижица?
Где Ять? И где Фита?
 
 
Без них правописание
Сумело обойтись.
Новейшие издания
Без них вступают в жизнь.
 
 
Уж так на свете водится.
Как говорил мудрец:
Когда без нас обходятся,
То значит, нам конец.
 

Как увидеть зверя Грэтя?
(Стихи для грамматического разбора)

СТИХИ О СКРЕЛЕ

 
Нет стихов о звере Скреле.
В чем же дело?
В чем секрет?
Есть стихи о бегемоте,
Есть стихи о кашалоте,
О еноте,
О койоте…
А стихов о Скреле – нет.
 
 
Как-то раз одна горилла
Проходила через Нил
И в пучину угодила.
Спас гориллу крокодил.
И молва о крокодиле
Облетела целый свет.
Есть молва о бегемоте,
Есть молва о кашалоте,
О еноте,
О койоте…
А молвы о Скреле – нет.
 
 
Две отважные улитки
По дороге длинной шли.
Захотели две улитки
Обойти вокруг земли.
И об этих двух улитках
Написал в стихах поэт —
Лучше, чем о бегемоте,
Лучше, чем о кашалоте,
О еноте,
О койоте…
А стихов о Скреле – нет.
 
 
Целый день без передышки,
От рассвета дотемна,
Рыла, рыла норку мышка
Для бездомного слона.
И об этой доброй мышке
Будут помнить много лет —
Больше, чем о бегемоте,
Больше, чем о кашалоте,
О еноте,
О койоте…
А о Скреле помнят?
Нет…
 
 
Нет стихов о звере Скреле.
В чем тут дело?
В чем секрет?
Нет стихов о звере Скреле,
Потому что Скреля нет.
Просто нет такого зверя,
Нет в природе, верь не верь.
Жаль, что нет на свете Скреля,
Был бы он хороший зверь.
 
 
Он бы тоже спас гориллу,
Обошел весь белый свет,
Для кого-то норку вырыл,
Если б был.
Но Скреля – нет.
Очень многих нет на свете,
А они бы быть могли.
Нет на свете
Зверя Грэтя,
Нет на свете
Птицы Флетти,
Нет на свете
Рыбы Снети
И лягушки Кемберли..
Потому и неохота
Мне писать про бегемота,
Про енота, кашалота, —
Я б хотел о них забыть,
Чтоб писать о звере Скреле,
Хоть и нет такого зверя,
В мире нет такого зверя,
Нет нигде…
А мог бы быть!
 

КАК НА НЕБО ЗАБРЕЛИ КЕМБЕРЛИ И БЕРКЕМЛИ

 
Лягушка Кемберли,
Которой нет на свете,
И жаба Беркемли,
Которой нет на свете,
Решили как-то летом
Увидеть белый свет
И побрели по свету,
Где их на свете нет.
 
 
Они брели, брели
И день, и два, и двадцать,
Брели и не могли
Никак налюбоваться:
Зеленые просторы,
Сиреневый рассвет,
Леса, поля и горы,
Где их на свете нет.
 
 
Среди красот земли
Веселые подружки
Сначала просто шли,
Как жаба и лягушка,
А после полетели
За облаками вслед.
А что им, в самом деле?
Ведь их на свете нет.
 
 
Лягушка Кемберли
Летит по небу птицей.
И жаба Беркемли
Летит по небу птицей, —
Чтоб, в небе их заметив,
Мог убедиться свет,
Что есть они на свете.
Хоть их на свете нет.
 

КАК РЫБА СНЕТЬ ПРЕДАВАЛАСЬ РАЗМЫШЛЕНИЯМ

 
Размышляла
Рыба Снеть,
Как попала
Прямо в сеть:
«Различайте,
Господа,
Где вода,
Где не вода.
Ведь нередко
Не вода
Это, детки,
Невода».
Размышляла б
Раньше Снеть,
Не попала б
Нынче в сеть.
 

КАК УВИДЕТЬ ЗВЕРЯ ГРЭТЯ?

 
Каждый ищет зверя Грэтя,
Всем на свете нужен Грэть,
Все мечтают Грэтя встретить,
Чтоб на Грэтя посмотреть.
И не только посмотреть,
Но и поучиться:
Косолапости – медведь,
Хитрости – лисица.
Бык мечтает стать рогатым,
Как Грэть.
Тигр – таким же полосатым,
Как Грэть.
Слон – большим,
Осел – упрямым,
А жираф, конечно, самым,
Самым, самым длинношеим,
Как Грэть.
Ищут звери зверя Грэтя
Утром, вечером и днем,
Каждый ищет зверя Грэтя,
Чтоб себя увидеть в нем:
Слон – слона,
Лиса – лису,
А медведь – медведя.
Чтоб воскликнули в лесу
Добрые соседи:
– Ах, какой же он рогатый!
Как Грэть!
– Ах, какой он полосатый!
Как Грэть!
– Ах, какой же он упрямый!
– Ах, какой он самый-самый —
Самый-самый-самый-самый…
Как Грэть!
Ищут звери зверя Грэтя:
– Где ты, Грэть?
Ау!
Ау!
Светлячки друг другу светят,
Перерыли всю траву.
Ищут звери зверя Грэтя,
Только время зря губя.
Как увидеть зверя Грэтя,
Если видеть лишь себя?
 

ПТИЦА ФЛЕТТИ ПРИНИМАЕТ ГОСТЕЙ

 
Однажды птица Флетти
Давала званый сон.
Накрыл поляну ветер
На тысячу персон.
И в ароматном свете
Прохладной тишины
Хозяйка птица Флетти
Показывала сны.
Таких вам снов не видывать —
Ну, разве что во сне!
И мне таких не выдумать
В прохладной тишине.
Певуче-шелковистые,
Пахуче-серебристые,
Кипуче-голосистые —
Все выстроились в ряд.
И ну плясать, кружиться,
Резвиться, веселиться…
Эй, птица, что ж вы, птица?
Ведь ваши гости спят!
Лежат себе вповалку —
Вся тысяча персон.
Их не разбудишь палкой,
Такой сморил их сон.
И что им краски эти
Прохладной тишины?
Напрасно вы им, Флетти,
Показывали сны.
Им красота созвучий,
Соцветий не нужна…
Какой банальный случай:
Уснуть во время сна!
 

РЫБА СНЕТЬ БЕЖИТ ИЗ СЕТИ

 
Потащили рыбу Снеть
Из родной воды на берег.
Чтоб порвать тугую сеть,
Притворилась рыба зверем.
Прорычала рыба:
– Р-р-р-р-р-р-ы!
Нет ли здесь большой дыр-р-ры?
А когда нашлась дыра,
Рыба крикнула:
– Ур-р-р-р-ра!
 
 
Все в порядке.
Путь открыт.
Рыба по дороге
Побежала, сделав вид,
Что имеет ноги.
Мягко стелются поля
Под ее ногами.
Вдруг окончилась земля:
Хлоп! – и рыба в яме.
Только к небу пыль взвилась.
Не робей, подружка!
Если зверем назвалась —
Полезай в ловушку!
Сверху стало вечереть,
В яме не сидится.
И решила рыба Снеть
Притвориться птицей.
 
 
Все в порядке.
Путь открыт.
Легким вольным стилем
Взмыла птица, сделав вид,
Что имеет крылья.
Полетала,
Полетала,
Вдруг крыло в силке застряло.
И вздохнула рыба Снеть:
«От себя не улететь…»
И, повесив два крыла
На высокий ясень,
Потихоньку побрела
Рыба восвояси.
Видно, это не пустяк —
Обмануть природу.
И решила рыба так:
– Лучше – прямо в воду!
 

ПЕСЕНКА О ЛЯГУШКЕ КЕМБЕРЛИ И ЖАБЕ БЕРКЕМЛИ, А ТАКЖЕ О ЛЮБВИ КОРОЛЯ И КОРОЛЕВЫ

 
Кемберли и Беркемли
Пели песни о любви,
Потому что соловьи
Замолчали.
И со всех концов земли
Приплывали корабли,
Приплывали каравеллы
Печали,
Каравеллы королевы,
Королёвы корабли —
Кто направо,
Кто налево
Королевство разнесли:
Направо скипетр,
Налево трон.
Ах, посмотрите,
Какой урон!
 
 
Кемберли и Беркемли
Пели песни, как могли,
Не имея ни таланта,
Ни слуха.
Потому что там, вдали,
Где-то плыли корабли,
Где-то плыли каравеллы
Разлуки.
 
 
Каравеллы королевы,
Королёвы корабли —
Кто направо,
Кто налево
Королевство разнесли.
Тебе столица,
А мне дворец.
Как говорится,
Любви конец.
 
 
Но старалась Кемберли,
Надрывалась Беркемли,
Хоть и пели о любви
Неумело.
И, смотрите, там, вдали,
Повернули корабли
И на прежний курс легли
Каравеллы.
 
 
Каравеллы королевы,
Королёвы корабли,
Покидая воды гнева,
Плыли к пристани любви.
И все заботы
Уже не в счет…
Ах, кто там, кто там,
Кто так поет?
 
 
И, услышав о любви.
Вновь запели соловьи.
Где ж вы были, соловьи,
Что ж молчали?
А лягушка Кемберли
Вместе с жабой Беркемли
Уходили почему-то
В печали.
 
 
Каравеллы королевы,
Королёвы корабли,
Отзовитесь, где вы, где вы,
На каком краю земли?
Но повсеместно
Звучит в ответ:
Где все чудесно,
Там наших нет.
 

О ПТИЦЕ ФЛЕТТИ, КОТОРАЯ ТАК И НЕ НАУЧИЛАСЬ ЛЕТАТЬ

 
На рассвете,
Прогуливаясь по балкону,
Птицу Флетти
Окликнула птица Ворона.
И спросила Ворона,
Отвесив поклон:
– Птица Флетти,
Ответьте:
А где ж ваш балкон?
У меня, птица Флетти,
Пять тысяч балконов.
Сорок тысяч, заметьте,
Карнизов оконных.
Девятьсот пятьдесят
Телеграфных столбов
И пятьсот километров
Одних проводов.
Неудобно парить,
Понимаете сами,
Не имея совсем ничего под ногами,
Птица Флетти,
Вы, право, рискуете зря. —
И Ворона
Пошла по балкону,
Паря.
Птица Флетти
Плыла над землей, облаками,
Не имея совсем ничего под ногами.
Не имея опор
И насиженных мест,
Осыпаясь дождями
С высоких небес.
А потом в небесах
Загоралась огнями,
Не имея совсем ничего под ногами.
Не умея себя
В небесах удержать,
И летела на землю,
Опять и опять
Золотыми лучами,
Дождями,
Снегами,
Не имея совсем ничего под ногами.
Опадала закатом
В туманной дали,
Расшибаясь об острые
Камни земли.
И опять говорила
Ей птица Ворона,
Что парила
На крепких перилах
Балкона,
Наблюдая за тем,
Как восходит заря:
– Птица Флетти, вы, право, рискуете зря!
 

РЫНОК

 
На зверином рынке
Ни горшка, ни крынки,
Ни корзины,
Ни лукошка,
Ни витрины,
Ни окошка —
Просто лес.
От земли и до небес.
Но у лесных зверушек
Хватает суеты:
Менять рога на уши
И уши на хвосты.
С Жуком торгуется Медведь
Надеется разбогатеть.
С Вороной рядится Комар,
Нахваливает свой товар.
И тут же Заяц сдуру,
Извлечь надеясь прок,
С себя сдирает шкуру
За львиный коготок.
Идут усы
За гриву,
Идут носы
За шерсть…
Как трудно быть счастливым,
Имея то, что есть!
 
 
Однажды мимо рынка
Бежал, гуляя, Грэть.
А сам он – что картинка,
Приятно посмотреть;
Глаза,
Копыта,
Уши —
Все крупно,
В полный рост.
Как у бизона туша,
Как у павлина хвост,
Как у жирафа шея,
Как у верблюда горб.
И это все имея,
Он вовсе не был горд.
Он не рычал, не топал,
Как будто все – не в счет.
И скромно прятал хобот
Среди бульдожьих щек.
Увидел Грэтя Дятел —
И к дереву прирос.
И крикнул:
– Эй, приятель!
На что меняешь хвост?
Из норки выглянул Сурок:
– Сынок!
На что меняешь рог?
Неслышно подкатился Ёж:
– Иглу за хобот не возьмешь?
А толстобрюхий Бегемот
Открыто рявкнул Грэтю:
– Я для тебя такой живот
Имею на примете!
От нетерпения дрожа,
Кружа,
Оса жужжала:
– Дражжжайший!
Дружжжбой дорожжжа,
Я жжжало
Придержжжала!
И им сказал добрейший Грэть:
– Вы объясните внятно:
Зачем вам это все иметь?
Я все отдам бесплатно.
 
 
И призадумался Сурок:
Зачем ему какой-то рог?
 
 
И рассудил неглупый Ёж,
Что он без хобота хорош.
 
 
И спохватился Бегемот:
Отдать зазря такой живот!
 
 
А Дятел думал: «Суета!
Короткий или длинный,
Мне хватит моего хвоста.
Подумаешь – павлины!»
 
 
И сразу кончился базар:
Ворону отпустил Комар,
Медведь сказал, прозревши вдруг,
Жуку:
– А ты, я вижу, – жук!
И Заяц шкуру приберег,
Решив: «Менять не стану!»
Да, Зайцу львиный коготок,
Увы, не по карману.
 
 
И по горам, долинам
Неслась, ликуя, весть,
Что можно быть счастливым,
Имея то, что есть.