Текст книги "В те грозные годы"

Автор книги: Федор Лисицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

«Посетив вашего командующего, я привез с собой в Берлин уверенность, что оборона столицы рейха взята в руки самыми лучшими солдатами Германии. Столица… смотрит на вас с уверенностью… Вера в фюрера укажет вам путь, в конце которого – победа»[12]12
  ЦАМО, ф. 317, оп. 4303, д. 547, л. 90.


[Закрыть].

Мысленно прикидываю: этот документ, пожалуй, никакого существенного значения не имеет. Колченогий Геббельс из последних сил тщится доказать, будто бы гитлеровская армия еще способна сдержать паше наступление и даже завоевать… победу. Пусть тешит себя несбыточной надеждой. Верит ли в победу, к которой призывает солдат, сам нацистский трубадур?

Второй документ поважнее. Это – приказ Гитлера. Как обычно, написан он в форме обращения к войскам. Важность и определенная опасность его в том, что бесноватый фюрер пытается запугать, еще раз обмануть всех немцев. Приказ определенно связан с событиями 14 и 15 апреля, когда наши войска по всему фронту вели разведку боем. Значит, правильно говорили пленные: гитлеровская ставка приняла разведку за начало нашего наступления. Тем лучше.

Читаю приказ: «Большевизм начал новое наступление. Он пытается разрушить Германию и истребить наш народ… Кто останется в живых, будет угнан в далекую Сибирь…»

А дальше – угрозы Гитлера в адрес своих войск, призыв ко всеобщей подозрительности:

«Следите за офицерами и солдатами – предателями, которые дрожат за свою жизнь… действуют против нас. Кто вам покажется подозрительным, немедленно задерживайте, невзирая на чин и звание»[13]13
  ЦАМО, ф. 317, оп. 4306, д. 552, л. 224.


[Закрыть].

Вот так-то. О прежней «непобедимости» фашистского воинства – ни слова. Главное – следите друг за другом, выдавайте и предавайте тех, кто, паче чаяния, не пожелает дальнейшего бессмысленного кровопролития.

И все-таки документ опасный. Необходимо раскрыть немцам глаза. К тому же теперь основательно сбита спесь и с тех, кто раньше поклонялся нацизму как божеству.

– Надо готовить контрлистовку, обращение к немецкому населению, – даю задание майору Матвееву. – Пусть немцы знают, что Гитлер лжет насчет разрушения Германии и уничтожения немецкого народа. Пишите попроще, чтобы дошло до каждого.

Ночью эта листовка была подготовлена, а на следующий день представлена на рассмотрение Военного совета армии. Напечатали мы ее тиражом 25 тысяч экземпляров, частично распространили на уже занятой нашей армией территории Германии. Основная же часть тиража была разбросана с самолетов над Берлином.

В заключительной ее части говорилось:

«В связи с лживым утверждением гитлеровской пропаганды о том, что Красная Армия имеет целью истребить немецкий народ, разъясняем: Красная Армия не ставит себе задачи уничтожения или порабощения немецкого народа. У нас нет и не может быть таких идиотских целей. Красная Армия ставит целью до конца разгромить гитлеровскую армию, уничтожить нацистский режим и сурово покарать вдохновителей этого режима, виновников и преступников войны»[14]14
  ЦАМО, ф. 317, оп. 4320, д. 99, л. 174.


[Закрыть].

В тот же день в войска армии было направлено следующее Обращение Военного совета:

«Товарищи бойцы, сержанты и офицеры!

Красная Армия богатырской поступью уверенно идет вперед, беспощадно громит гитлеровские войска. Фашистский зверь предпринимает бешеные усилия, стремясь отдалить час своей гибели. Воины Красной Армии, воодушевленные великой освободительной миссией, закаленные в огне битв, умудренные знанием и опытом, бьют врага наверняка.

Отважные воины!

Наши части, перейдя в наступление, за два дня ожесточенных боев прорвали три сильно укрепленные полосы противника с многочисленными линиями траншей и открыли путь на Берлин. Гитлеровцы потеряли только убитыми пять тысяч солдат и офицеров, взято нами в плен тысяча пятьсот человек. Захвачены большие трофеи.

В этих тяжелых боях личный состав проявил героическую настойчивость, железную волю к победе и зрелое воинское мастерство.

Боевые друзья!

Призываем вас еще стремительнее продвигаться вперед и выполнить приказ Родины.

За нашу Советскую Отчизну! Вперед, на Берлин!»

Вперед, на Берлин! В те, теперь уже далекие апрельские дни 1945 года не было слов более вдохновляющих, чем эти.

Дивизия генерала П. М. Шафаренко, завершив прорыв первой, главной полосы обороны врага, устремилась ко второму рубежу, проходившему по западному берегу канала Фридландерштром, где встретила упорное сопротивление гитлеровцев. Как и предполагалось, в течение дня вражеские войска сумели в какой-то мере оправиться от шокового состояния, начали сопротивляться более организованно. На отдельных участках, куда подтягивались их свежие резервы, они даже стали предпринимать контратаки.

Несколько таких яростных контратак врага пришлось отразить и гвардейцам Шафаренко. Они дрались с неослабевающим упорством и мужеством, срывая все попытки гитлеровцев выправить создавшееся положение. Уже вечером, после моего отъезда из дивизии, 63-й гвардейский полк полковника Г. Д. Емельянцева вышел к железнодорожной насыпи, превращенной фашистами в опорный рубеж своей обороны. Здесь успевшие частично отойти с главной оборонительной полосы вражеские войска, получив подкрепление, старались любой ценой сдержать натиск гвардейцев.

Быстро надвигались сумерки. Чтобы не снижать темпа наступления, командир полка приказал атаковать гитлеровские позиции. После непродолжительного артналета гвардейцы ринулись вперед, но вскоре вынуждены были залечь под сильным огнем противника. Залегла и первая рота полка. Для нее сложилась особенно трудная обстановка. Выбыл из строя командир. Других офицеров в подразделении не было – одни погибли, другие получили ранения. Как быть дальше? И тогда командование приняла на себя парторг роты санинструктор Людмила Кравец, двадцатидвухлетняя, хрупкая на вид девушка.

Деловито оценив обстановку, указав бойцам, какие и каким образом следует в первую очередь подавить огневые точки врага, Людмила звонким полюсом крикнула: «За Родину, вперед!» – и первой бросилась в небольшую речку, чтобы вброд переправиться к железнодорожному полотну. За ней все как о шин двинулись бойцы и сержанты.

Позже даже видавший всякое командир полка гвардии полковник Г. Д. Емельянцев скажет о ней: «Людмила Кравец по праву заслужила славу человека, неустрашимого в бою с врагом».

Несколько позже о ее фронтовой службе в армии станут известны такие подробности, на которые мы в сутолоке повседневных боевых дел порой и не обращали должного внимания.

Воевать она начала в тяжелом 1941 году. Под огнем выносила с поля боя раненых. Дважды пули метили ее, причем одно ранение оказалось очень тяжелым.

В госпиталь Люду привезли в бессознательном состоянии. И сразу – на операционный стол. У нее уже началась гангрена, поэтому требовалась срочная операция. Когда врачи советовалась между собой и высказывали мнение, что для спасения жизни раненой необходима ампутация ступней ног, к девушке на какое-то время вернулось сознание. Она услышала их решение.

– Нет! Только не ампутация… Лучше смерть, чем без ног, – обессиленно проговорила раненая. Тогда опытный хирург сказал:

– Хорошо, попробуем обойтись без ампутации. Надеюсь, нам, врачам, помогут ваша молодость и энергия.

Лечение продолжалось долго. Ноги девушке спасли, но при выписке из госпиталя ей сказали:

– Поезжайте домой. На фронт вам больше нельзя. Людмила Кравец не согласилась с таким заключением.

Продолжительное время тренировалась в ходьбе, а когда почувствовала себя почти здоровой, со справкой госпиталя вернулась на фронт, в свою часть. Воевала в Прибалтике, Польше. Героический подвиг, совершенный ею 16 апреля 1945 года, в самом начале решающей битвы за Берлин, явился логическим продолжением ее патриотических дел во имя Родины.

Герои Советского Союза Людмила Степановна Кравец проживает в Киеве. Мать двух детей. Ведет большую военно-патриотическую работу среди молодежи.

В те же примерно дни был представлен к званию Героя Советского Союза, а несколько позже и удостоен этого высокого отличия командир стрелкового батальона 33-й дивизии майор Роман Степанович Кудрин, уроженец Клипцовского района Брянской области.

«Умный, бесстрашный в бою, отлично знающий свое дело командир» – так писал о нем в одном из политдонесений начальник политотдела 33-й стрелковой дивизии полковник А. И. Оралов. Коммунист Кудрин вполне заслуживал этот отзыв. Во многих боях отличался он воинским мастерством и беззаветной личной смелостью, умением в трудную минуту вдохновить подчиненных на выполнение боевой задачи. Ко времени его представления к званию Героя Советского Союза комбат уже имел три боевых ордена и медаль «За отвагу». В начальный период Берлинской операции батальон Романа Кудрина одним из первых в армии форсировал глубокий канал, занимавший важное место в системе берлинской обороны врага, чем создал благоприятную обстановку для продвижения вперед всей дивизии.

Наступление продолжалось. Форсировав канал Фридландерштром и преодолев вторую оборонительную полосу противника, войска армии с боями продвигались вперед. Многие опорные пункты сопротивления врага они обходили, вынуждая гитлеровцев либо отступать, чтобы не оказаться в кольце, либо сдаваться в плен. Но так обстояло дело главным образом с небольшими вражескими гарнизонами. Что же касается более крупных, то бои по их разгрому часто принимали исключительно ожесточенный характер и, естественно, в какой-то мере снижали темп продвижения к Берлину. В полосе наступления нашей армии такими трудными опорными пунктами оказались Меглин и Бацлов.

Подобные задержки вызывали обоснованное беспокойство у командования фронта. К тому же при ликвидации опорных пунктов противника мы несли дополнительные потери, что также не согласовывалось с нашими первоначальными планами. Ведь необходимо было беречь силы для боев в самом Берлине, где, как предполагалось, гитлеровцы будут оказывать еще более ожесточенное сопротивление.

Утром 18 апреля, когда штаб и политотдел армии только что перебазировались из Фюрстенфельда в Нейтребин, была получена телеграмма маршала Г. К. Жукова, из которой следовало, что Военный совет фронта не удовлетворен темпом наступления, особенно действиями танковых войск, а также 69-й общевойсковой армии генерала В. Я. Колпакчи. Командующий фронтом требовал: «Немедленно развить стремительность наступления. 1-й и 2-й танковым армиям и 9-му танковому корпусу прорваться при поддержке 3-й, 5-й ударных и 8-й гвардейской армий в тыл обороны противника и стремительно продвигаться в район Берлина; все крупные населенные пункты и узлы дорог обходить; всю артиллерию подтянуть к первым эшелонам и держать ее не далее 2–3 километров за эшелоном, ведущим бой.

Бейте беспощадно фашистов и двигайтесь вперед днем и ночью на Берлин, тогда Берлин скоро будет наш…»[15]15
  ЦАМО, ф. 317, оп. 4306, д. 547, л. 82.


[Закрыть]

Хотя в телеграмме наша армия не упоминалась как отстающая, генерал-полковник В. И. Кузнецов на состоявшемся в тот же день узком совещании руководящего состава поставил задачу – принять все возможные меры для усиления темпа наступления. И такие меры принимались.

Чтобы быстро и без значительных потерь взять Меглин, 79-му стрелковому корпусу требовалась помощь 9-го танкового корпуса. А его части в это время еще находились где-то в районе прорыва. По настоятельному требованию командарма положение было быстро исправлено: в район Меглина вскоре прибыли 23-я и 65-я танковые бригады. А в район Бацлова, за который вели бой полки 12-го гвардейского стрелкового корпуса, также были переброшены танковые части.

С требованием командующего фронтом – усилить темп наступления – одновременно были ознакомлены начальники политорганов всех соединений армии. Им была поставлена задача подчинить все формы партийно-политической работы развитию у личного состава наступательного порыва, стремления первыми достигнуть пределов Большого Берлина.

В этих условиях от политсостава, партийных и комсомольских организаций требовалось проявить особую творческую инициативу. Надо было найти какие-то новые формы политического и морального воздействия на личный состав войск, в первую очередь на бойцов и сержантов.

Части 79-го стрелкового корпуса были нацелены, как уже говорилось, на взятие Меглина. Но первые попытки наших войск овладеть этим городом с ходу не принесли положительных результатов. По поручению Военного совета армии вместе с группой работников управления мне пришлось выехать в 171-ю стрелковую дивизию, чтобы на месте разобраться в причинах неудачи, оказать ее командованию и политотделу необходимую помощь.

Проезжая через первый встретившийся на пути населенный пункт, мы обратили внимание на установленный при въезде в него большой фанерный щит. На нем крупными буквами было написано по-русски: «До Берлина 50 километров. Не давайте врагу передышки, друзья! Бейте фашистов на каждом шагу! Рвитесь вперед – там Берлин!»

В другом населенном пункте: «До Берлина 45 километров. Наш путь один – на Берлин! Стремительно вперед!»

А в центре Мецдорфа читаем: «До Берлина 40 километров. Дойдем! Утроим шаг! Трепещи, фашист! Добьем гитлеровцев в их логове! Водрузим Знамя Победы над Берлином!»

И так почти в каждом населенном пункте. Причем щиты установлены на самом видном месте: кто бы пи шел, ни ехал, обязательно прочтет.

– Хорошо вы придумали с этими призывами, – похвалил я по прибытии в дивизию начальника политотдела подполковника А. Т. Сотникова.

– Моя роль тут небольшая, – скромно ответил Александр Тимофеевич. – Это мой помощник по комсомольской работе со своими активистами придумал. А мы, естественно, поддержали их. Кстати, такая наглядная агитация пришлась всем по душе.

– И текст призывов сами комсомольцы придумывают?

– В основном они. Но и коммунисты тоже, и беспартийные. Хочу только добавить, что подобные призывы, когда есть возможность, мы выставляем также в траншеях и окопах.

Позже мне рассказали, что и в соседних армиях на основных дорогах ставились точно такие же указатели. Поэтому вполне допустимо, что комсомольцы 171-й стрелковой дивизии просто позаимствовали у них эту идею.

Кстати, по указанию поарма подобная форма наглядной агитации была тут же подхвачена и широко применялась во всех наших частях и соединениях.

Вместе с тем среди личного состава была усилена разъяснительная работа о том, как важно быстрее преодолеть расстояние, отделяющее нас от Берлина. Командиры, полковые и батальонные политработники, парторги и комсорги подразделений использовали любую возможность, чтобы еще и еще раз напомнить об этом бойцам и сержантам.

А бои тем временем не прекращались ни днем ни ночью. Но для того чтобы личный состав имел возможность время от времени отдыхать, командирам дивизий было приказано вести наступательные действия в основном силами двух полков, а третий отводить во второй эшелон. Через сутки, а иногда и через 10–15 часов этот отдохнувший полк вступал в бой, а во второй эшелон отводился другой. Именно здесь, в его подразделениях, главным образом и велась массовая политическая работа – организовывались беседы с личным составом, доклады.

Но, к сожалению, соблюдать такой порядок удавалось далеко не всегда. Все зависело от боевой обстановки. А она менялась быстро, особенно с приближением войск армии к Берлину. Гитлеровцы усиливали свое сопротивление.

В 525-й стрелковый полк мы вместе с подполковником А. Т. Сотниковым приехали незадолго до начала решающего боя за Меглин. Полковой командный пункт размещался в просторной комнате кирпичного дома, стоявшего на окраине занятого утром небольшого поселка. Нас встретил заместитель командира полка по политической части майор Магомед-хан Пашаевич Пашаев. Еще в пути начальник политотдела дивизии охарактеризовал его как энергичного, смелого в бою, хорошо знающего свое дело политработника.

Майор Пашаев доложил, что командир полка полковник И. Г. Николаев находится у комдива, на местности увязывает вопросы взаимодействия с танками и артиллерией. Боевая задача на взятие Меглина доведена до всех подразделений. Коммунистам и комсомольцам на период боя даны конкретные задания. Агитатор полка капитан Т. Т. Седов и парторг майор М. С. И. Умаханов продолжают работать в боевых подразделениях.

На столе перед М. П. Пашаевым лежала оперативная карта с четко нанесенной на ней боевой обстановкой. Мы заинтересовались ею. Красные стрелы нацелены на Меглин и Претцель. За Претцелем расположен большой лесной массив. Противник непременно попытается использовать его для активной обороны. Поэтому на карте заблаговременно намечены как пути обхода лесного массива, так и прорыва непосредственно через него.

«Не у каждого заместителя командира полка по политической части найдешь так тщательно разработанную оперативную карту, – подумал я. – Да, не зря Сотников расхваливал мне Пашаева. Он, видимо, и в самом деле знает военное дело не хуже любого строевого командира».

Разговорились. Майор М. П. Пашаев с большой душевной теплотой отзывался о многих командирах, политработниках, сержантах и бойцах своей части, которых, чувствовалось, хорошо знал не только по боевым делам, но и просто как близких ему людей.

Пока мы беседовали, вернулся командир полка. Поздоровался, посмотрел на часы, сообщил, что через минуту-полторы начнется артиллерийская подготовка, вслед за которой вперед двинутся самоходные орудия и пехота, которых будут поддерживать танки. Все вопросы взаимодействия уже согласованы.

Последние слова полковника И. Г. Николаева и в самом деле заглушил гром пушек. В течение десяти минут вражеские позиции перед Меглином подвергались мощнейшему артиллерийскому обстрелу. Затем залп «катюш» и серия зеленых ракет возвестили о начале атаки. Артиллерия тут же перенесла свой огонь в глубь вражеской обороны. А вперед вместе со стрелковыми подразделениями двинулись танки и самоходки.

Бой развивался стремительно. Он проходил на довольно широком фронте. В то время как 525-й и 380-й стрелковые полки при поддержке танков и самоходных артиллерийских установок ворвались в Меглин и завязали уличные бои, остальные части 171-й и 207-й стрелковых дивизий очищали от гитлеровцев окрестные высоты. Часа через полтора стало известно – Меглин взят, оборонявший его гарнизон частично разгромлен, а частично отступил к лесному массиву. Противник понес большие потери в живой силе и Паевой технике.

На первый взгляд, обычное боевое донесение, чуть ли даже не легкая победа. В действительности же сопротивление врага было ожесточенным, фашисты цеплялись буквально за каждый дом, за каждую мало-мальски подходящую для обороны высоту в окрестностях Меглина. И только благодаря массовому героизму, самоотверженности советских воинов им удалось преодолеть это сопротивление.

Когда немецко-фашистские войска, оборонявшие Меглин, были оттеснены к лесному массиву, на полковой командный пункт с передовой возвратился парторг М. С. И. Умаханов. Несмотря на одержанную победу, настроен он был довольно мрачно. И не случайно. В бою за Меглин пал смертью героя его друг, лучший комбат полка Александр Арсентьевич Валов.

– Редкостных способностей был командир, – не скрывая огорчения, сказал Умаханов.

И это соответствовало действительности. Слава о молодом комбате капитане Валове, его воинском мастерстве, мужестве, умении отлично ориентироваться в боевой обстановке, побеждать врага в любых трудных условиях давно перешагнула границы не только полка, но и дивизии. Кавалер многих боевых наград, в том числе и ордена Александра Невского, полученного еще за бои в Восточной Померании, Александр Арсентьевич пользовался всеобщим уважением как среди командиров, так и бойцов. И вот теперь… Да, это тяжелая потеря для полка.

– Кто принял командование батальоном? – поинтересовался я.

Оказалось, что по распоряжению полковника И. Г. Николаева временно исполняющим обязанности комбата назначен капитан Н. А. Сотеренко, замполит батальона.

– На фронте он недавно, всего полгода, – пояснил Пашаев, – но дело знает. Кадровый политработник, пятнадцать лет служит в армии.

В том же бою, как сообщил Магомед-Салам Ильясович Умаханов, героической смертью пал и полковой агитатор капитан Трофим Трофимович Седов. На следующий день поарм назначил вместо капитана Седова молодого политработника из армейского резерва младшего лейтенанта К. И. Королева. И надо сказать, что в боях за Берлин он показал себя прекрасным политическим организатором и смелым воином, был награжден орденом.

В ночь на 19 апреля части 12-го гвардейского стрелкового корпуса одержали важную победу под Бацловом. Таким образом, пал очередной мощный опорный пункт обороны противника на подступах к Берлину.

Продолжая наступление, войска армии утром овладели крупными населенными пунктами Харникап, Штернбек, Претцель, Предиков и завязали бой за Претцельский лесной массив. До Берлина оставалось уже не более 15–16 километров.

С самого начала Берлинской операции в артиллерийских частях и подразделениях нашей армии развернулось негласное соревнование за право первыми открыть огонь по фашистской столице. Стремились к этому все, однако, на нага взгляд, преимущество все же было на стороне воинов из 136-й армейской тяжелой пушечной бригады. Она неоднократно отличалась в боях своей слаженностью и отличной боевой выучкой подразделений. Особенно удачно ее личный состав действовал при разгроме восточно-померанской группировки противника, за что бригада даже была удостоена высокой государственной награды.

Я хорошо знал здесь командира одного из дивизионов майора Дмитрия Антоновича Чепеля и его заместителя по политической части майора Александра Ивановича Зорина. И вот теперь, когда бы ни доводилось с ними встретиться, оба они старались убедить меня в том, что именно их дивизион непременно пошлет первые снаряды по столице фашистского рейха.

И наконец этот день настал. В книге маршала Г. К. Жукова «Воспоминания и размышления» о нем сказано так: «20 апреля, на пятый день операции, дальнобойная артиллерия 79-го стрелкового корпуса 3-й ударной армии, которой командовал генерал-полковник В. И. Кузнецов, открыла огонь по Берлину. Начался исторический штурм столицы немецко-фашистской Германии. В это же время 1-й дивизион 30-й гвардейской пушечной бригады 47-й армии, которым командовал майор А. И. Зюкин, также дал залп по фашистской столице».

А в моей фронтовой рабочей тетради эта дата отмечена следующей записью: «Сегодня, 20 апреля, первыми из тяжелых орудий ударили по центру Берлина артиллеристы тт. Слепчук, Чупилко, Таякин, Жайдарбеков, Ефимов, Арзиев, Трошин, Сапарбаев, Савельев, Тульцев, Одноволов, Филипович. Батарея капитана Решетова, дивизион майора Чепеля, пушечная бригада».

А узнал я об этом при следующих обстоятельствах. Во втором часу дня возвращался вместе с майором С. В. Игнатовым из 79-го корпуса к себе в политотдел. На пути повстречались с командующим артиллерией армии генералом И. О. Морозовым. Остановились, поздоровались.

– Куда спешите, Иван Осипович? – спросил я.

– Еду на НП доложить командарму и послать телеграмму моему начальству – командующему артиллерией фронта Василию Ивановичу Казакову о первом артиллерийском залпе по Берлину.

– Это интересно. А кто первый произвел такой залп?

– Дивизион майора Чепеля из сто тридцать шестой армейской пушечной бригады.

– Где дивизион сейчас?

– Если не снялся, то вот здесь. – Морозов раскрыл планшетку и указал точку на карте.

Это было совсем рядом. Попрощавшись с командующим артиллерией, мы с Игнатовым направились в дивизион Чепеля. К нашему приезду батареи уже снимались с боевой позиции. У одного орудия группа артиллеристов, в том числе и командир батареи Решетов, слушала указания майора Чепеля о предстоящем маршруте следования.

Я сердечно поздравил воинов с началом штурма Берлина. К нам тут же подошел фотокорреспондент армейской газеты Владимир Гребнев. Он был очень доволен тем, что успел сделать исторические снимки – запечатлел на пленку артиллеристов как раз в тот момент, когда они вели огонь по фашистскому логову. Предложил и нам всей группой сфотографироваться у пушки.

Сразу после фотографирования командир дивизиона и его заместитель по политической части вместе с разведчиком ушли вперед, а расчеты продолжили работу по снятию своих орудий с огневой позиции. Мы остались вдвоем с командиром батареи капитаном Решетовым. Присели на поваленное ветром полусгнившее дерево. От него-то я и узнал подробности первого обстрела Берлина.

…Батарея двигалась по лесной дорого следом за пехотой.

– Знаешь, сколько отсюда до Берлина? – спросил капитана Решетова подъехавший на трофейной машине майор Чепель.

Решетов ответил:

– Вероятно, километров двадцать.

– Меньше. Я только что прикидывал по карте – напрямую до центра города всего шестнадцать с половиной километров. Твоя батарея ближе всех к Берлину. Так что разворачивай пушки и открывай огонь по фашистскому логову.

Площадку для огневой позиции, по словам Решетова, подыскали быстро. Развернули орудия. За точку наводки был взят тригонометрический пункт. Командиры орудий старший сержант Слепчук, сержанты Чупилка, Таякин и Жайдарбеков доложили о готовности к открытию огня. В это время в воздухе послышался гул моторов. Появились фашистские бомбардировщики. Кто-то крикнул: «Воздух!» Младший сержант Тимашов бросил в ответ: «Черт с ними, с бомбардировщиками. Пусть летают. Сейчас не до них».

К тому же вынырнувшие из-за редких облаков советские истребители отогнали вражеских бомбардировщиков.

Время – 13.50. По правилам первым должно было открыть огонь орудие Слепчука, за ним – остальные. Но Решетов решил: чтобы никому не было обидно, сначала ударить залпом из всех четырех пушек, а уже затем перейти на беглый огонь – по восемь снарядов из каждой пушки. Так и сделали.

– Какое мы при этом испытывали чувство, сами понимаете, товарищ полковник, – закончил капитан Решетов.

Объяснений и в самом деле не требовалось.

Историки-исследователи свидетельствуют, что в тот день Гитлер глубоко под землей, в бетонированном бункере, как раз справлял день рождения. Когда ему доложили об обстреле русскими центра Берлина из дальнобойных пушек, он позвонил по телефону в главный штаб ВВС фашистского рейха. Между фюрером и одним из офицеров штаба состоялся такой разговор:

«– Знаете ли вы, что советская дальнобойная артиллерия обстреливает центр Берлина?

– Нет.

– Разве вы не слышите?

– Нет. Мы находимся в Вильдпарк-Вердер[16]16
  Местечко в 10 км юго-западнее Берлина.


[Закрыть].

– Приказываю авиации немедленно подавить эту дальнобойную батарею»[17]17
  Розанов Г. Л. Последние дни Гитлера. М., 1961, с. 19.


[Закрыть].

Однако выполнить этот его приказ фашистская авиация оказалась не в силах.

В тот же день, 20 апреля, войска 3-й ударной армии с боями преодолели Претцельский лесной массив, на его западной стороне овладели крупными населенными пунктами Везов, Вернойхен, Рудольф-Хезе. Отсюда до Большого Берлина оставалось, что называется, рукой подать. Но предстояло еще преодолеть внешний оборонительный обвод фашистской столицы.

Незадолго до моего возвращения в Предиков, куда только что перебазировались штаб и политотдел армии, связисты передали командарму телеграмму маршала Г. К. Жукова, которая заканчивалась категорическим требованием – утром 21 апреля войскам фронта ворваться в пределы Большого Берлина. Во исполнение этого требования генерал-полковник В. И. Кузнецов приказал: в течение ночи продолжать вести решительное, безостановочное наступление, чтобы к утру 21 апреля перерезать окружную Берлинскую автостраду. Далее в его приказе говорилось, что войска не должны ввязываться во фронтальные бои за населенные пункты и узлы обороны, а обходить их и двигаться только вперед, докладывая об обстановке через каждые три часа.

Я в свою очередь дал указание заместителю полковнику И. В. Алексееву: связаться по телефону с работающими в войсках поармовцами, сообщить им суть приказа командарма, сориентировать их на оказание помощи политорганам соединений в доведении поставленной задачи до всего личного состава. И опять в дорогу – в 207-ю дивизию, к ее командиру полковнику В. М. Асафову.

На участке этого соединения тихо, словно бы все замерло. Спрашиваю полковника, получил ли он приказ о безостановочном наступлении. Да, такое указание в дивизии получено, но пока полки отдыхают. Люди до предела устали, третьи сутки без сна, поэтому он, комдив, под свою личную ответственность разрешил полуторачасовой отдых.

Напоминаю об указании фронта и армии по поводу по-эшелонного наступления – два полка ведут бой, третий отдыхает. Асафов устало кивает головой. Расчет, мол, правильный – одни воюют, другие во втором эшелоне спят. А вот на практике это не всегда получается. У него, например, третьи сутки не выходит из боев вся дивизия. Ну а насчет выполнения только что полученного приказа командарма, беспокоиться не следует. Утром полки дивизии уже будут в Большом Берлине.

Надо было бы доложить обо всем командарму, но я решил не делать этого. Ведь все равно установленное комдивом время на отдых уже закончилось. И потом, полковник Асафов в какой-то мере прав: полтора часа – не такой уж большой срок, его с лихвой можно наверстать. Зато люди немного отдохнут, будут наступать еще энергичнее.

Такого же мнения придерживался и начальник политотдела корпуса полковник И. С. Крылов. Он уже почти двое суток провел здесь, в 207-й дивизии, и прекрасно знал, какого физического и морального напряжения стоили они личному составу.

В течение нескольких минут договорились, как быстрее и целесообразнее довести последний приказ командарма до бойцов и командиров. Во всех батальонах решили провести краткие митинги. Разошлись по полкам. Важно сообщить людям самое необходимое – до Большого Берлина совсем близко, ночью последний оборонительный рубеж должен быть прорван.

– Выполним! Утром будем в Берлине! – с непоколебимой уверенностью говорили на митингах бойцы, командиры и политработники.

Первыми в полосе наступления войск фронта в Большой Берлин прорвались и завязали уличные бои части 52-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майора Козина и 171-й стрелковой дивизии полковника Негоды. Затем, после ожесточенного боя. Берлинскую окружную автостраду пересекли и полки 207-й стрелковой дивизии. Это произошло на рассвете 21 апреля, а к 10 часам утра уличные бои в Большом Берлине уже вели все дивизии 79-го стрелкового и 12-го гвардейского стрелкового корпусов.

В тот же день командующий армией ввел в сражение за город и свой резерв – 7-й стрелковый корпус генерал-майора В. А. Чистова. К исходу дня уличные бои велись на восточной окраине района Буххольц, в районе Бланкенбург, в пригороде Вейсензее и северо-восточнее района Хоэншонхаузен.

Не следует, однако, полагать, что столь быстрое преодоление войсками нашей армии, как затем и ее соседями по фронту, последней на подступах к немецко-фашистской столице оборонительной полосы – Берлинской окружной дороги – было делом относительно легким, не требовавшим от советских войск высочайшего напряжения сил, смелости, отваги, воинского мастерства. Гитлеровцы здесь сопротивлялись с фанатическим упорством, особенно в заранее созданных ими опорных пунктах. Однако сила удара наших войск была такой, что противостоять ей немецко-фашистские части, занимавшие оборону на окружной автомагистрали, уже не смогли. Кроме того, этому успеху в большой мере способствовало отлично организованное взаимодействие между стрелковыми, артиллерийскими, танковыми, самоходно-артиллерийскими частями и подразделениями, а также непрерывная поддержка наступления наших наземных войск крупными силами авиации.