Текст книги "В те грозные годы"

Автор книги: Федор Лисицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

– Все комсомолки? – спросил командарм.

– Да, комсомолки. А Клава Прядко – член партии, – ответила Кузьме Никитичу прибывшая вместе с девушками начальник политотдела школы Екатерина Никифоровна Никифорова. – Все в снайперскую школу поступили добровольно, по призыву ЦК ВЛКСМ. Окончили учебу с отличными и хорошими оценками.

– Мы рады такому пополнению, – с доброй улыбкой сказал командарм. – Надеюсь, доверие партии и комсомола оправдаете.

Далее К. Н. Галицкий сообщил, что из девушек-снайперов будет создана отдельная армейская рота, а для выполнения боевых заданий они будут повзводно придаваться дивизиям. В заключение сказал:

– Уверен, что скоро вы запишете на свои боевые счета первых истребленных гитлеровцев, заставите оккупантов на животе ползать.

– Обязательно заставим, товарищ командующий! – дружно ответили девушки.

Галицкий прошел вдоль строя, потом тепло попрощался с прибывшими и уехал на КП.

Когда все расселись в тени под деревьями, я спросил, кого бы девушки хотели избрать комсоргом роты.

– Сашу Шляхову, – в один голос заявили они.

– Правильно, Шляхову. Она справится, – поддержала и Е. П. Никифорова.

Саша Шляхова на первый взгляд мало чем отличалась от своих юных подруг. Девически стройная фигура, большие смешливые глаза, коротко подстриженные волосы. В свои неполные двадцать лет она уже успела хорошо потрудиться. Работала в Запорожье на заводе. А когда началась война и враг приблизился к ее родному городу, выехала на Урал вместе с матерью, сестрой Любой и братом Василием. Отец, паровозный машинист, тогда еще оставался в Запорожье. Провожая семью, он сказал старшей дочери:

– Заботу о семье возлагаю на тебя, Александра. Пока не приеду, чтобы никаких затей. А то я знаю, не усидишь на месте, будешь проситься на фронт.

Это его требование Саша выполнила. Вместе со всеми эвакуированными в тыл запорожцами строила новый завод, потом работала на нем. Но когда в 1942 году приехал на Урал отец, сразу же подала заявление с просьбой направить ее на фронт. Но в райкоме комсомола ей предложили прежде овладеть какой-либо военной специальностью. Так Александра Шляхова оказалась в Центральной женской школе снайперов. Там упорно овладевала искусством меткой стрельбы, добилась таких результатов, что при выпуске ей от имени ЦК ВЛКСМ вручили снайперскую винтовку с монограммой на ложе: «За отличную стрельбу товарищу Александре Шляховой от ЦК ВЛКСМ…»

Вот что мы узнали об этой девушке, ставшей первым комсоргом снайперской роты.

Как раз в то время, когда к нам прибыли девушки-снайперы, части 46-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майора С. И. Карапетяна успешно завершили боевую операцию местного значения, которая вошла в историю армии как Птахинская.

Это свое наименование она получила от названия высоты, которая господствовала над местностью и имела очень важное тактическое значение. С ее вершины гитлеровцы свободно просматривали и простреливали нашу оборону на глубину и по фронту на 4–5 километров. Любое передвижение здесь, особенно в дневное время, было практически невозможным. Стоило появиться поблизости от высоты нашему отделению или взводу, как противник немедленно открывал прицельный артиллерийский огонь.

Особенно большие неприятности приносили такие обстрелы 141-му гвардейскому стрелковому полку подполковника П. В. Романенко.

– Просто беда. Фашисты все время держат нас на прицеле, – не скрывая досады, как-то пожаловался мне Павел Викторович. – Брать надо высоту. Есть у меня насчет этого одна задумка, да не знаю, согласится ли начальство.

Я посоветовал подполковнику доложить о своем плане комдиву. Генералу Карапетяну задумка командира полка понравилась. На первый взгляд она даже казалась до предела простой: П. В. Романенко предложил штурмовать Птахинскую ночью силами специально подобранного отряда автоматчиков. Этот его план рассмотрели и в основном одобрили командир корпуса А. П. Белобородов и командарм К. Н. Галицкий.

– Что ж, идея Романенко заманчива, хотя и не лишена риска. Трудно ему будет такими силами захватить высоту, но, пожалуй, еще сложнее удержать. Но попробовать все же, думаю, есть резон, – сделал вывод Кузьма Никитич на заседании Военного совета.

Вслед за тем командующий дал конкретные указания о подготовке к захвату высоты Птахинская. Нам, политотдельцам, была поставлена задача – помочь командованию 46-й гвардейской стрелковой дивизии в комплектовании специального штурмового отряда, в отборе людей. Речь, в частности, шла о том, чтобы включить в него как можно больше коммунистов и членов ВЛКСМ, обеспечить правильную расстановку партийных и комсомольских сил.

В 46-ю дивизию вместе со мной выехали начальники отделений политотдела П. С. Матюхин, Г. Н. Михеев и инспектор И. Ф. Халипов. Между тем, как оказалось, никакой помощи в комплектовании штурмового отряда уже не требовалось. Он был заранее сформирован в 141-м полку. Романенко, лелея свою задумку, в то же время исподволь готовился к ее осуществлению. Предусмотрел он и другое: из 115 человек, включенных в состав отряда, более двух третей были коммунистами и комсомольцами. Командование штурмовым отрядом подполковник поручил гвардии старшему лейтенанту А. В. Ширяеву, неоднократно отличавшемуся в боях.

Когда мы вместе с начальником политотдела дивизии гвардии полковником С. П. Гурьяновым приехали в 141-й гвардейский полк, бойцы старшего лейтенанта Ширяева уже вовсю отрабатывали тактические приемы в районе высоты, во многом схожей с Птахинской.

– Тренируемся две недели, – доложил Ширяев. – Личный состав уже хорошо знает боевую задачу, готов к ее выполнению.

В отряде имелись агитаторы, которые в перерывах проводили с бойцами и младшими командирами беседы на текущие темы, а в ходе тренировок личным примером показывали, как следует действовать в бою. Кроме того, заместитель командира полка по политчасти гвардии майор X. Г. Муслимов вместе с парторгом и комсоргом заблаговременно позаботились и о наиболее рациональной расстановке коммунистов и комсомольцев в штурмовых группах отряда. Каждый из них имел конкретное поручение: кому помочь, кого ободрить в ходе тренировок и в бою, кому дать совет действовать осторожнее, продуманнее. Распределены были и такие обязанности, как выпуск боевых листков и листков-молний. И сейчас, в процессе тренировок, все это делалось так, как в настоящем бою.

Халиль Гибатулович Муслимов подтвердил: да, идея операции по захвату высоты Птахинская возникла в полку давно, поэтому еще до приказа командования личный состав готовился к штурму. По приказу подполковника Романенко командиры подразделений уже длительное время отрабатывали с бойцами приемы переползания по-пластунски без шороха и шума, чтобы обеспечить внезапность атаки с близкого расстояния.

– Одновременно мы приучаем противника к шуму, в разное время открываем огонь по высоте из пулеметов и минометов, особенно с восточной стороны, – продолжал Муслимов. – Это дезориентирует немцев, и они, как видно, пока не предполагают, что мы собираемся штурмовать высоту.

– А что, если перед штурмом отвлечь гарнизон высоты, включив с противоположной стороны звуковещательную станцию? – вступил в разговор начальник седьмого отделения политотдела армии майор Михеев.

Это предложение было единодушно одобрено. Решили передавать с помощью звуковещательной станции три программы: «Тотальная мобилизация», «Новая раса в Германии» и «Гитлер – виновник», на которые противник обычно реагировал особенно нервно, открывая бешеный огонь.

Атаку наших автоматчиков должны были поддерживать танкисты. Чтобы обеспечить наиболее тесное взаимодействие с ними, в одну из рот 78-й танковой бригады направилась группа бойцов и командиров из штурмового отряда. В этой встрече приняли участие гвардии полковник С. П. Гурьянов, гвардии майор X. Г. Муслимов и начальник политотдела 78-й бригады подполковник И. Г. Кривоногое. Были всесторонне обсуждены предстоящие действия, а также вопросы совместной партийно-политической работы.

Перед выдвижением на исходные позиции для атаки в отряде старшего лейтенанта А. В. Ширяева вечером 22 июня состоялся предбоевой митинг. На нем выступили командир полка подполковник П. В. Романенко, замполит X. Г. Муслимов, командиры штурмовых групп старший лейтенант К. Гузенко, младший лейтенант К. Кадыров, старшина-танкист С. Волошин и другие. Они призвали воинов с честью выполнить поставленную перед ними боевую задачу.

Штурм высоты Птахинская начался ровно в полночь без обычной в подобных случаях артподготовки. Гвардейцы выдвинулись на исходный для атаки рубеж по-пластунски, совершенно незаметно для противника. Сапер-разведчик сержант И. П. Горбенко быстро, в течение 25 минут, проделал в минном поле и проволочном заграждении три прохода. В этот момент со стороны села Евдокимово начала работать наша радиовещательная установка. Гитлеровцы тотчас же открыли по ней огонь из пулеметов и минометов. Воспользовавшись грохотом стрельбы, штурмовые группы броском ворвались во вражеские траншеи и завязали в них рукопашный бой. Гитлеровцы сопротивлялись отчаянно, поэтому полностью очистить высоту нам удалось лишь к полудню 23 июня.

Птахинская была взята. Но мы отлично понимали, что это только начало. Штурмовые группы и подоспевшие к ним подкрепления быстро подготовились к отражению вражеских коптратак. К обороне были приспособлены бывшие дзоты противника, открытые пулеметные гнезда, пополнен боезапас. Подполковник П. В. Романенко перенес свой НП на вершину высоты. Здесь же, в одном из отбитых у врага блиндажей, разместился наблюдательный пункт командира 97-го гвардейского артполка подполковника С. Я. Колягина. А на откосе высоты замаскировали свои грозные машины танкисты 264-го танкового батальона, которым командовал майор И. Т. Дедик. Кроме того, в район высоты Птахинская по распоряжению генерала С. И. Карапетяна было переброшено с соседнего участка несколько «катюш».

Контратаки гитлеровцев на высоту начались в конце дня 23 июня и в последующие дни многократно повторялись. Одна из них, девятнадцатая по счету, мне особенно запомнилась.

Было это 26 июня. Вместе с начальником политотдела дивизии С. П. Гурьяновым мы по ходам сообщения поднялись на высоту, ненадолго задержались в 7-й стрелковой роте, чтобы побеседовать с бойцами, ознакомиться с их настроением. Гитлеровцы вели себя удивительно тихо, с их стороны не раздавалось ни одного выстрела.

– Готовятся к новой контратаке, – убежденно сказал командир роты Константин Гузенко.

И действительно, полчаса спустя, когда мы были уже на наблюдательном пункте полка, противник открыл по высоте бешеный огонь из тяжелых орудий. Снаряды рвались с таким грохотом, что даже в блиндаже, под толстым слоем из бревен и земли, приходилось громко кричать, чтобы хоть как-то услышать друг друга.

Подполковник Романенко только что по телефону отдал приказание командиру батальона И. П. Седелкову подпускать контратакующую вражескую пехоту поближе, чтобы затем ударить по ней наверняка.

С НП хорошо видно, как густые цепи вражеских солдат накатываются к подножию высоты. Но, встреченные дружным огнем батальона Седелкова, начинают ломаться, падают убитые и раненые, многие гитлеровцы залегают. И тут вступают в дело пушки подполковника Колягина. Теперь уже враг бежит, а его преследуют наши танки, стрелки и автоматчики. Бой продолжается не больше двадцати минут, в течение которых перестают существовать почти две пехотные роты фашистов.

И снова непродолжительное затишье. На НП Романенко появляется инспектор политотдела армии майор Иван Федорович Халипов. Он лично участвовал в бою, все видел своими глазами. Взволнованно рассказывает о подвиге танкиста-старшины Сергея Волошина.

– Это тот самый старшина Волошин, который выступил на митинге перед боем за высоту, говорил, что он уроженец Таращанского района, земляк Щорса? – уточняю я.

– Он самый, – подтверждает Халипов.

А произошло вот что. Танковый экипаж лейтенанта Васильева получил приказ выбить фашистов, засевших в одном из ответвлений траншеи на левом фланге. Советская боевая машина ворвалась в расположение врага, начала давить гитлеровцев гусеницами, а экипаж в упор расстреливал их из пулемета и пушки. Механик-водитель старшина Сергей Волошин умело маневрировал. Но вдруг машину сильно тряхнуло. Снаряд, пробив броню, повредил управление, лейтенант Васильев и другие члены экипажа погибли. В живых остался лишь старшина Волошин, раненный в голову и плечо.

Очнувшись, он услышал голоса гитлеровцев. Через смотровую щель увидел вражеских солдат, которые безбоязненно ходили около его танка, вероятно считая, что экипаж советской тридцатьчетверки погиб. Но когда гитлеровская пехота вновь пошла в контратаку, «мертвая» машина ожила: в течение нескольких минут Сергей Волошин строчил по фашистским автоматчикам с тыла. Затем быстро устранил неисправность в управлении (к счастью, повреждение оказалось незначительным), под шум боя запустил двигатель и вывел танк в расположение своих войск.

Выслушав Халипова, я дал ему задание подготовить текст листовки о подвиге танкиста. Уже на следующий день она была напечатана и разослана в войска.

Вечером 26 июня, когда мы возвратились на командный пункт дивизии, там как раз находились командарм К. Н. Галицкий, член Военного совета армии А. И. Литвинов, командир корпуса А. П. Белобородов и комдив С. И. Карапетян. Они намечали боевые задачи на завтра. Как предполагал командующий армией, противник с утра 27 июня может ввести в бой 8-й мотополк 1-й бригады СС. А к встрече эсэсовцев надо было основательно подготовиться.

Галицкий внимательно выслушал мой доклад о партийно-политической работе, проводимой в период боев за высоту Птахинская. Попутно хочется заметить, что он всегда интересовался, как действуют в бою коммунисты, понимают ли свою авангардную роль. Имея это в виду, я ознакомил его с работой первичной партийной организации 3-го батальона, коммунисты которого отличились как при взятии высоты, так и при отражении вражеских контратак.

Парторг этого батальона старший лейтенант И. И. Абрамов одним из первых ворвался на высоту, проявил личный пример отваги и мужества в рукопашной схватке с гитлеровцами. Во время отражения контратак он постоянно находился в боевых порядках подразделения, действовал бок о бок с бойцами. Его можно было видеть то в одной роте, то в другой, то в третьей. В ходе боя парторг оперативно ставил задачи перед членами партбюро батальона и рядовыми коммунистами. По его инициативе после каждой отбитой контратаки врага выпускался листок-молния, в котором описывались подвиги воинов.

Беря пример со старшего лейтенанта, активно действовали и ротные парторги, комсорги. Коммунисты и комсомольцы на деле показали себя стойкими бойцами, беззаветно преданными Родине и ленинской партии.

В докладе командарму я акцентировал внимание на том, что старший лейтенант И. И. Абрамов заранее подготовил в батальоне необходимый резерв парторгов и комсоргов рот, хорошо проинструктировал их. И если кто-либо из штатных активистов в ходе боя выходил из строя (а такое случалось нередко), обязанности партийного или комсомольского вожака без промедления принимал на себя товарищ, заранее подготовленный парторгом батальона. Такой порядок позволял обеспечивать непрерывность в руководстве организациями даже в процессе боя.

Заслушав мое сообщение, генерал К. Н. Галицкий тут же распорядился подготовить необходимый материал о награждении отличившихся в боях. А поздно вечером он уже подписал такой приказ. На рассвете следующего дня член Военного совета вручил ордена Красного Знамени подполковнику П. В. Романенко, майору X. Г. Муслимову, командиру артполка подполковнику С. Я. Колягину. Такой же награды были удостоены и командир артдивизиона К. Журавлев, командир стрелкового батальона И. Седелков, командир роты Г. Аристов, ряд бойцов и младших командиров. А получившим ранения командиру штурмового отряда А. Ширяеву, командиру роты К. Гузенко, командиру орудия К. Сыздыкову, командиру штурмовой группы К. Кадырову эти высокие награды были вручены несколько позднее, в госпитале. Там же получил свой третий орден Красного Знамени и старшина-танкист С. Волошин.

Между тем бои в районе высоты продолжались, принимая все более ожесточенный характер. Как и предполагал командующий армией, гитлеровские генералы ввели в бой свой резервный 8-й моторизованный полк СС и другие силы. Контратаки врага поддерживались большим количеством танков и самолетов. И все же все его попытки вновь захватить высоту Птахинская потерпели провал. Последнюю контратаку противник предпринял 6 июля, но и она была успешно отбита.

Как стало известно из показаний военнопленных, немецко-фашистское командование расценивало захват нашими войсками высоты как переход в наступление. В начале июля фашистское информационное бюро в Берлине даже объявило по радио, будто русские начали наступление в районе Великих Лук, хотя эта операция имела сугубо местное значение.

Попытки вернуть высоту Птахинская дорого обошлись немецко-фашистскому командованию. За 15 суток боев нашими войсками были наголову разгромлены 504-й, 505-й пехотные и 291-й артиллерийский полки вражеской пехотной дивизии. Большие потери в живой силе и боевой технике понес также 8-й мотополк СС.

Примерно недели через две после тех событий в комнату, где мы вместе со старшим инструктором политотдела по информации капитаном В. И. Липиным готовили очередное донесение в политическое управление фронта, вошел незнакомый офицер в изрядно выгоревшем на солнце, но тем не менее тщательно отутюженном обмундировании. Отдав честь, он спросил, обращаясь ко мне:

– Вы начальник политотдела армии товарищ Лисицын?

– Да.

– Писатель Ставский, – представился прибывший, протягивая командировочное предписание.

– Очень рад познакомиться с вами, Владимир Петрович, – пожал я руку Ставскому. – Присаживайтесь. Надолго к нам?

– Полагаю, надолго. Думаю написать книгу о женщине на войне. Тема увлекательная и благородная. В Москве мне сказали, что у вас в армии имеется рота девушек-снайперов. Хочу познакомиться с ними, изучить фронтовую жизнь, вникнуть в их психологию, а на это потребуется немало времени. Надеюсь на вашу помощь и содействие.

– За этим дело но станет, Владимир Петрович, – ответил я. – Сделаем все, что будет необходимо.

После непродолжительного разговора мы вместе пошли к члену Военного совета А. И. Литвинову. Туда же вскоре пришел и К. Н. Галицкий. Завязалась общая непринужденная беседа. Ставский живо и интересно рассказывал о последних московских новостях, о своих поездках по фронтам, о встречах с известными всей стране маршалами и генералами, с бойцами и командирами, прославленными героями войны.

Слушая Владимира Петровича, я вспоминал прочитанный еще перед войной его роман «Разбег», в котором писатель ярко и правдиво отобразил классовую борьбу на Кубани в период коллективизации. Теперь он писал очерки и рассказы о героях боев, мы читали их в «Правде». Все они проникнуты чувством непоколебимого оптимизма, верой в победу над ненавистным врагом.

За состоявшимся вскоре ужином В. П. Ставский поделился с нами мыслями о будущей книге, которую мечтал написать. На мой вопрос, что это будет – роман или повесть, ответил неопределенно: дескать, будущее покажет. Тут же заметил, что ему хотелось бы не просто встретиться и потолковать с девушками-снайперами, по и побывать вместе с ними на передовой, душой и сердцем постичь их боевые дела.

– Разумеется, с вашего разрешения, товарищ генерал, – обратился он к Галицкому.

Обычно не очень-то щедрый на посулы, Кузьма Никитич и на этот раз на просьбу Ставского побывать на передовой ответил, что конечно же писателю будет предоставлена такая возможность… но только в том случае, если позволит обстановка. А Литвинов, поддержав командарма, прямо заявил:

– О вашем стремлении самому повоевать, все увидеть своими глазами мы наслышаны, Владимир Петрович. Говорят, что в сорок первом вы даже в атаки ходили. У нас же на это не надейтесь, не пустим.

– Что вы, что вы! – замахал руками Ставский. – Все будет только в пределах возможного. И непременно с вашего разрешения.

Сказано это было, пожалуй, больше для нашего успокоения. Хотя первое время В. П. Ставский держал свое слово. На передовую не рвался, бывал только на партийных и комсомольских собраниях, на семинарах парторгов, комсоргов, агитаторов, на учебных сборах по военной подготовке политсостава. Принимал участие и в работе партийных активов соединений, беседовал с людьми, заполняя свой блокнот множеством самых разнообразных записей.

Правда, чаще всего его можно было видеть в расположении 21-й гвардейской стрелковой дивизии, где находилась рота девушек-снайперов. Он часами просиживал у них в землянках, перезнакомился со всеми, стал им настоящим другом. Девушки относились к Ставскому с доверием. Раскрывали перед ним свои заветные мечты, не делали секрета даже из того, кто им нравится, кого они могли бы полюбить, с кем хотели бы связать свою судьбу. Читали, а то и давали ему почитать полученные от родных и друзей письма, рассказывали о своих ответных посланиях в тыл. Много говорили о личных переживаниях на фронте, хотя и не жаловались на трудности.

Более четырех месяцев, правда с небольшими перерывами, пробыл Владимир Петрович в нашей армии. С присущей ему наблюдательностью подмечал и записывал все, что считал важным, подбирал материал для своей будущей книги. И она обязательно была бы написана, не случись того рокового события 14 ноября 1943 года…

В тот день Владимир Петрович в паре с Клавой Ивановой, самой удачливой в истреблении гитлеровцев – на ее боевом счету было тогда уже 12 уничтоженных фашистских захватчиков, – вышел на «охоту».

– Когда замаскировались, – рассказывала позже Иванова, – Владимир Петрович попросил у меня снайперскую винтовку. Терпеливо ждал, выслеживал противника. И как только один вражеский солдат на мгновение приподнялся над бруствером окопа, выстрелил. Оккупант был уничтожен.

Уже возвращаясь, Ставский решил посмотреть на подбитую фашистскую «пантеру», неподвижной громадой застывшую на нейтральной полосе, метрах в 50–60 от нашего переднего края. Приблизился. И тут вдруг раздалась автоматная очередь. Стрелял притаившийся за «пантерой» гитлеровец. Пули насмерть сразили его.

Так оборвалась жизнь хорошего человека, писателя, коммуниста-ленинца, депутата Верховного Совета СССР.

В тот же день под моим председательством была образована комиссия по организации похорон Владимира Петровича Ставского. Решили: похороны должны состояться в недавно освобожденном Невеле, на центральной площади города. Но Военный совет фронта не согласился с нашим решением. Поскольку Невель все еще оставался в пределах досягаемости вражеской артиллерии, траурная процессия могла подвергнуться обстрелу. Окончательную ясность внес прибывший к нам начальник политуправления фронта (в то время 3-я ударная армия уже действовала в составе 2-го Прибалтийского фронта) А. П. Пигурнов, который сообщил, что решено похоронить В. П. Ставского в Великих Луках, на площади перед Домом Советов.

Почтить память Владимира Петровича, проводить его в последний путь приехали писатель А. А. Фадеев, член Военного совета фронта Л. 3. Мехлис, многочисленные делегации от частей и соединений 3-й ударной армии, родные и близкие покойного. А рота девушек-снайперов послала на похороны Клаву Иванову, из снайперской винтовки которой Владимир Петрович Ставский произвел свой последний выстрел по врагу.

Погода в тот день, помнится, была хмурой, пасмурной. Шел мокрый снег, время от времени перемежавшийся холодным дождем. Траурная процессия была очень многолюдной, растянулась на несколько разрушенных войной улиц. К воинам присоединились сотни горожан и жителей окрестных сел.

На площади у Дома Советов состоялся траурный митинг. Открывая его, я в короткой речи сказал о том, каким большим и мужественным человеком был В. П. Ставский – верный сын великой партии Ленина. Выступившая вслед за мной Клава Иванова от имени всей женской снайперской роты поклялась беспощадно мстить фашистским оккупантам за безвременную смерть писателя-борца. А. А. Фадеев рассказал о творческом пути своего друга и соратника, талантливого литератора и смелого воина, любимца советского народа и Красной Армии.

Ныне в Великих Луках именем писателя-коммуниста В. П. Ставского названа одна из городских улиц, а в районе Невеля его имя носит детский дом. В конце семидесятых годов мне довелось побывать в нем. Силами педагогов, воспитателей и самих детей здесь был создан замечательный музей писателя, экспонаты которого учат так же беззаветно любить свою Родину, как любил ее В. П. Ставский.

…После боев за высоту Птахинская в полосе нашей армии вновь надолго установилось затишье. Объяснялось это в первую очередь тем, что немецко-фашистское командование не располагало на этом участке фронта сколько-нибудь достаточными силами для ведения активных действий. Кроме того, гитлеровских генералов явно выбило из колеи крупнейшее поражение фашистских армий под Курском, Орлом и Белгородом, после которого советские войска развернули на огромном протяжении южного крыла советско-германского фронта решительное наступление. Началось оно и на смоленском направлении. Не иначе как по этим причинам командиры немецко-фашистских соединений, войска которых держали оборону на подступах к Новосоколышкам и Неволю, а также севернее и южнее этих железнодорожных узлов, предпочитали за лучшее не ввязываться первыми в драку. Ибо потеря этих пунктов грозила врагу нарушением коммуникаций, по которым шло снабжение велижской и новосокольнической группировок.

Не имея приказа на наступление, не проявляли боевой активности и войска 3-й ударной армии, хотя в штабе постоянно думали о возможных в скором времени боях за освобождение Невеля.

В первых числах августа командарм в узком кругу изложил свой замысел Невельской операции, а 9 августа подписал для рассмотрения фронтовым командованием карту-решение и пояснительную записку к ней. Однако прошло еще около месяца, прежде чем командующий фронтом генерал армии А. И. Еременко дал указание приступить к непосредственной подготовке этой операции.

План наступления был утвержден фронтом 27 сентября 1943 года. К тому времени войска Красной Армии уже почти полностью очистили от оккупантов Левобережную Украину, вышли к Днепру, а на отдельных участках даже вступили в пределы Белоруссии. Был освобожден Смоленск. Войска Калининского фронта своими главными силами вели наступательные бои на витебском направлении.

В этих условиях овладение невельским железнодорожным узлом и самим городом приобретало весьма важное значение. Бои за освобождение Невеля позволили бы отвлечь некоторые силы врага из района Витебска, прикрыть действия главных сил фронта от возможного удара фашистских войск с севера и перерезать коммуникации противника на стыке между двумя его группами армий – «Север» и «Центр».

План Невельской операции в общих чертах выглядел примерно так: войска нашей армии, нанося сковывающие удары по врагу и ведя активную оборону на великолукском Направлении, своими главными силами во взаимодействии с правофланговыми соединениями 4-й ударной армии прорывают оборонительную полосу противника на участке Жидки, Масликово и, разгромив противостоящие вражеские войска, овладевают Невелем. 4-я ударная армия своими главными силами наступает в общем направлении на Городок.

Поскольку прорыв предусматривалось осуществить на стыке между нашей и 4-й ударной армиями, необходимо было быстро и скрытно от противника осуществить перегруппировку войск. В связи с этим командарм приказал все передвижения производить в ночное время, запретил отдавать какие-либо письменные распоряжения о перегруппировке, а также использовать для этой цели проводную и радиосвязь. Любое из них требовалось доводить только устно, да и то строго определенному числу лиц.

В первый эшелон ударной группы прорыва выделялись 357-я и 28-я стрелковые дивизии, а в эшелон развития (в подвижную группу) – 78-я танковая бригада, 21-я гвардейская стрелковая дивизия, гаубичный, противотанковый истребительный и зенитный артиллерийские полки. Намечалось, что подвижная группа будет введена в действие сразу же после прорыва ударной группой тактической зоны вражеской обороны и, двумя параллельными дорогами двигаясь к Невелю, овладеет им, после чего до подхода главных сил закрепится за городом на западных и северо-западных высотах.

На пятикилометровом участке прорыва сосредоточивались крупные силы артиллерии – до 180 стволов на километр.

В последних числах сентября в доме, где жил генерал-лейтенант К. Н. Галицкий, состоялось совещание командиров и начальников политотделов соединений, входивших в состав ударной группы. После обсуждения оперативных вопросов мне была предоставлена возможность ознакомить участников этого совещания с планом партийно-политической работы, составленным с учетом особенностей подготовки и проведения боевой операции. В нем, в частности, предусматривались мероприятия, направленные на активизацию работы партийных и комсомольских организаций. А они у нас к тому времени были довольно полнокровными. К моменту наступления в войсках армии на учете состояло свыше 21 тысячи членов и кандидатов в члены ВКП(б) и около 12 тысяч комсомольцев. Только коммунисты были объединены в 519 первичных и в 1037 ротных парторганизациях. А это– сила, способная решать любые возложенные на нее задачи.

Для оказания практической помощи войсковым политработникам, руководителям партийных и комсомольских opганизаций мы послали в соединения прорыва и части подвижной группы по два-три представителя политотдела армии. Практически в войска выехали все офицеры поарма. Каждый из них получил конкретные указания, в каком полку он должен вести работу и что делать. Такая конкретизация заданий была необходима потому, что свой план работы мы решили в целях сохранения тайны подготовки к операции не размножать. Делать какие-либо записи тоже не рекомендовалось. Все начальники отделений, инспекторы и инструкторы поарма были предупреждены, что их доклады о проводимой в войсках работе мы с моим заместителем полковником Н. И. Закамским будем заслушивать непосредственно в соединениях.

Сам я решил в первую очередь побывать в 28-й стрелковой дивизии, которой предстояло действовать в первом эшелоне прорыва. Но прежде всего надо было заскочить на армейский КП, чтобы перед отъездом доложить командованию о принятых нами мерах по реализации плана. Он размещался тогда в добротном блиндаже на окраине деревни Ворохобы.