Текст книги "В те грозные годы"

Автор книги: Федор Лисицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

Части 100-го стрелкового и 5-го танкового корпусов, нацеленные на город и узел железных дорог Эргли, преследуя отходящего противника, утром 20 августа с ходу форсировали реку Огре, заняли плацдарм на ее западном берегу, затем перерезали железную дорогу Мадона – Рига и овладели узлом шоссейных дорог. К исходу дня передовые части 5-го танкового корпуса выбили гитлеровцев и из Эргли.

Намного продвинулись вперед и соединения 79-го стрелкового корпуса генерала С. Н. Переверткина.

Темпы наступления были поистине стремительны. Например, в Эргли наши танки ворвались в тот момент, когда фашисты еще и не подозревали о близости советских войск, полагая, что станция все еще находится в их глубоком тылу. Неожиданным оказалось появление здесь тридцатьчетверок и для местных жителей, и для пассажиров прибывшего из Риги поезда.

«Пассажиры рижского поезда, выйдя из вагонов, с удивлением смотрели на наши танки, – писал в тот день в политдонесении начальник политотдела танкового корпуса полковник Ф. К. Вдовиченко. – Многие пытались бежать. Как вскоре выяснилось, геббельсовские пропагандисты изо дня в день запугивали жителей Риги, клеветали на Красную Армию. Пришлось заняться разъяснительной работой, успокаивать пассажиров. Командиры, политработники, рядовые танкисты быстро разоблачили эту геббельсовскую брехню. Между пассажирами прибывшего поезда и танкистами установились хорошие отношения».

В первые дни наступления на рижском направлении успех сопутствовал не только нашей 3-й ударной. Так же быстро продвигались на запад и все остальные войска 2-го Прибалтийского фронта.

В этот период в штаб армии поступил приказ, подписанный командующим и членом Военного совета фронта. В нем говорилось: «В результате трехдневных ожесточенных боев войска фронта проявили беззаветное мужество, сломили сопротивление противника, глубоко прорвали его оборону и, нанеся ему большие потери, стремительно развивают наступление на запад».

Только за 19 августа соединения 100-го корпуса, например, продвинулись на 20 с лишним километров, освободили десятки населенных пунктов. В течение всего этого дня части его 21-й гвардейской и 28-й стрелковых дивизий не давали противнику возможности закрепляться на промежуточных рубежах. Воины стрелкового батальона гвардии капитана Корнякова (21-я гвардейская стрелковая дивизия) буквально на плечах отступавших гитлеровцев вышли к реке Огре, с ходу форсировали ее, захватили и удержали до подхода главных сил полка выгодный плацдарм. Блестящий пример воинского мастерства при этом форсировании показали воины роты капитана Виктора Лажечникова, коммуниста, к тому времени уже трижды орденоносца.

Вскоре после прорыва вражеской обороны немало трудностей выпало на долю частей 207-й стрелковой дивизии полковника И. П. Микули. Перед наступлением это соединение (оно несколько дней находилось в резерве) получило необстрелянное пополнение. А тут – бои, вражеские контратаки при поддержке большого числа танков и самоходок. Было опасение, смогут ли молодые воины выдержать столь суровое испытание. Однако они его с честью выдержали.

Большая заслуга в этом конечно же принадлежала коммунистам. И прежде всего ротным партийным организациям, к тому времени уже полнокровным и боевитым. Члены и кандидаты в члены ВКП(б) сразу же взяли шефство над воинами пополнения, увлекали их в атаки личным примером бесстрашия, ободряли добрым словом и советом, отмечали их первые успехи во время бесед и в выпускаемых листках-молниях. Вот почему ни танки, ни бешеный орудийный огонь, применяемые гитлеровцами в ходе контратак, не сломили воли бойцов и командиров дивизии. Ее части и подразделения только за один день 18 августа истребили сотни фашистских солдат и офицеров, сожгли три самоходных орудия «фердинанд».

Значительного успеха добились полки и батальоны и 171-й стрелковой дивизии полковника А. И. Негоды. Здесь вновь отличился уже упоминаемый выше батальон капитана Михаила Ивасика. Он первым среди подразделений соединения форсировал Арону, овладел узлом шоссейных дорог в районе Перцусны и закрепился на важных в тактическом отношении высотах. Его бросок был настолько стремительным и неожиданным, что гитлеровцы даже не смогли оказать ему сколько-нибудь организованного сопротивления. Бросив боевую технику, они в панике бежали. Батальон только в первый день наступления захватил в качестве трофеев 19 артиллерийских орудий, 3 миномета, 5 пулеметов, 13 автомашин, 2 тягача и большое количество стрелкового вооружения.

…Это был последний подвиг прославленного комбата. На следующий день бесстрашный коммунист Михаил Ивасик пал смертью храбрых в боях у деревни Лама. Об обстоятельствах его гибели мне доложил но телефону начальник политотдела дивизии полковник В. И. Шкудов. Позднее в командование батальоном вступил старший лейтенант К. Я. Самсонов.

Итак, наше наступление проходило успешно. Однако этот успех давался нелегко. На подступах к Огре и на ее западном берегу фашисты вскоре усилили свое сопротивление, начали чаще контратаковать наши войска значительными силами. Наступление постепенно замедлялось. В частях и соединениях возросли потери, в том числе и в командно-политическом составе. Во встречном бою с противником был смертельно ранен командир 207-й стрелковой дивизии полковник И. П. Микуля. На следующий день пал смертью храбрых начальник политотдела 29-й гвардейской танковой бригады полковник М. А. Галкин. В трудной схватке с врагом на западном берегу Огре, которую вел 59-й стрелковый полк, геройски погиб заместитель командира по политической части майор 3. А. Шифрин. Тяжелое ранение получил начальник политотдела 200-й дивизии полковник П. И. Устинов. При отражении вражеской контратаки был убит командир 379-й стрелковой дивизии полковник П. К. Болтрчук, которого подчиненные командиры и бойцы с любовью называли «наш батя». Во время передачи по МГУ очередного обращения к немецким солдатам серьезное ранение получил начальник 7-го отделения поарма майор Г. Н. Михеев.

Вскоре нам стало известно, что противник ввел в бой свежие резервы – переброшенные с соседнего фронта части 58-й и 218-й пехотных дивизий. Контратаки гитлеровцев поддерживались гораздо большим, чем прежде, количеством танков и самоходок. За рекой Огре немецко-фашистским войскам удалось потеснить полки 21-й гвардейской стрелковой дивизии.

Командование армии обратилось к командующему фронтом с просьбой усилить 3-ю ударную еще двумя стрелковыми соединениями. Просьбу поддержал находившийся тогда у нас представитель Генерального штаба. И тем не менее фронт отказал в подкреплениях. Но, учитывая сложность обстановки, разрешил с 23 августа прекратить наступление и перейти к жесткой обороне.

Накал боев, однако, еще в течение целой недели оставался высоким. Гитлеровцы ежедневно продолжали атаковывать наскоро оборудованные позиции наших войск по обоим берегам Огре. Никакого успеха они, правда, не достигли. Больше того, понесли значительные потери в живой силе и технике.

Спустя неноторое время фронт забрал у нас 93-й стрелковый корпус и передал его в состав 42-й армии. А. И. Литвинову и мне Военный совет поручил поблагодарить его личный состав за мужество и отвагу, проявленные в ходе наступления. Мы побывали во всех трех дивизиях корпуса – 391, 379 и 219-й, – тепло попрощались с бойцами, командирами и политработниками.

Дольше, чем в других соединениях, я задержался у начальника политотдела 391-й дивизии полковника Федора Ивановича Куцепина, своего старого друга и соратника еще по боям в Подмосковье. Вспоминали о минувшем, говорили о будущем. В нашей теплой, дружеской беседе участвовал и комдив полковник Антон Демьянович Тимошенко. Всем нам хотелось верить, что не раз еще встретимся на дорогах войны. Но эти надежды, к сожалению, не сбылись.

Моя новая встреча с А. Д. Тимошенко состоялась в городе Львове лишь 25 лет спустя после победы. Бывший комдив рассказал, что в конце войны был тяжело ранен, потерял ногу.

– В боях с фашизмом я сделал для Родины все, что мог, дрался с врагом, не жалея себя, – сказал он при встрече. – В мирное время, когда еще был помоложе, продолжал работать. Теперь вот на заслуженном отдыхе. Хотя по-прежнему принимаю посильное участие в патриотическом воспитании молодежи.

После войны мне приходилось неоднократно встречаться и с Ф. И. Куцепиным. Сначала в Прикарпатском военном округе, потом в Горьком. Почти до конца жизни Федор Иванович служил в армии, был начальником политотдела соединения.

Наступившее после ожесточенных боев на рубеже реки Огре затишье политорганы армии использовали прежде всего для проведения различных семинаров, обобщения и пропаганды опыта работы лучших партийных и комсомольских организаций, для широкой популяризации боевых подвигов, свершенных воинами в ходе 50-суточных наступательных боев. За этот период более 16 тысяч бойцов и командиров удостоились государственных наград. И за каждой из них подвиг. Так что недостатка в материалах подобного рода мы не испытывали, примеров для пропаганды боевого мастерства имелось более чем достаточно.

В штабе армии к тому времени уже были подведены итоги нашего 50-суточного наступления. В целом они свидетельствовали о немалом успехе. За время наступательных действий после прорыва вражеского оборонительного рубежа войска 3-й ударной освободили 3857 населенных пунктов, истребили и взяли в плен до 40 тысяч гитлеровцев, уничтожили, а частично захватили в качестве трофеев в исправном состоянии 60 танков и самоходок противника, 540 артиллерийских орудий, 310 минометов, большое количество автомашин и другой техники.

Поарм рекомендовал политорганам соединений, партийным и комсомольским организациям ознакомить с итогами наступления весь личный состав, привлечь к участию в этой работе молодых коммунистов. Упор на это был сделан далеко не случайно. За время наступления парторганизации приняли в свои ряды почти 3 тысячи самых передовых, отличившихся в боях воинов. Но, как нам стало известно, далеко не все они еще принимают активное участие в партийной жизни, в общественно-политической работе. И теперь задача заключалась в том, чтобы как можно быстрее устранить этот недостаток.

Имея в виду, что войскам и впредь предстоит главным образом идти вперед, мы всесторонне изучили и обобщили положительный опыт работы в четырех полковых и двух батальонных партийных организациях, накопленный ими в ходе наступления. Особенно хорошо в них был поставлен подбор, воспитание и выдвижение парторгов рот и батарей, рационально решались в ходе наступления вопросы расстановки партийных сил и приема передовых воинов в члены и кандидатами в члены ВКП(б), что позволило, несмотря на потери, сохранить во всех ротах полнокровные и боеспособные парторганизации. С этим опытом мы ознакомили политотделы дивизий и бригад.

Наряду с этим в начале сентября были проведены два армейских семинара: секретарей партийных комиссий и редакторов дивизионных газет. Их участники также проявили большую заинтересованность к обобщенному нами опыту передовых партийных организаций, многое сделали для его популяризации и внедрения в практику работы в большинстве соединений и частей.

Передышка на реке Огре не затянулась. Уже 3 сентября командующий фронтом генерал А. И. Еременко на совещании командармов и членов военных советов армий объявил решение Ставки, в котором предлагалось срочно готовить новую наступательную операцию – Рижскую. К участию в ней привлекались войска 3, 2-го и 1-го Прибалтийских фронтов.

Позднее, докладывая на Военном совете план операции, начальник штаба армии генерал-майор М. Ф. Букштынович сообщил, что главный удар войска фронта будут наносить в центре силами 3-й ударной и 42-й армий.

На пути к Риге предстояло преодолеть три мощных оборонительных рубежа противника, удерживаемых в полосе нашего наступления частями и соединениями 16-й немецкой армии из группы армий «Север».

Наступление началось рано утром 14 сентября. День был по-летнему ясным и солнечным, что дало возможность нашему командованию не только провести перед атакой мощную артиллерийскую подготовку, но и подвергнуть оборону врага сильной авиационной обработке.

В первый день наступления войска армии, ломая упорное сопротивление гитлеровцев, продвинулись на 3–4 километра вперед, освободили 8 населенных пунктов. Однако по мере его развития сопротивление фашистов все более усиливалось.

Во второй половине дня 15 сентября стало известно, что немецко-фашистское командование ввело в бой против наших войск кроме ранее действовавших соединений 32-ю пехотную дивизию, поддерживаемую более чем сотней танков. На соседнем участке противник также начал применять большое количество танков и самоходных артиллерийских установок, срочно переброшенных им из полосы наступления 1-го Прибалтийского фронта.

Сильные контратаки врага свидетельствовали о том, что он стремится во что бы то ни стало приостановить наступление нашей и соседней 42-й армий, чтобы тем самым локализовать успешное продвижение вперед стрелковых и танковых соединений правого крыла 1-го Прибалтийского фронта, имевших задачу рассечь прибалтийскую группировку фашистов.

И все же наступление продолжалось. На маневрирование противника наше командование отвечало удачными контрманеврами. Их подкрепляли героизм и мужество советских воинов.

…Передо мной изданная в те горячие дни листовка. Она посвящена боевому подвигу экипажа самоходной артиллерийской установки, которой командовал кандидат в члены ВКП(б) младший лейтенант Анвар Ишмуратов, уроженец татарского села Инсанголово.

Самоходка Ишмуратова одной из первых ворвалась в расположение вражеских позиций. Сначала все шло хорошо. Взаимодействуя со стрелками и автоматчиками, экипаж боевой машины уничтожил несколько пулеметных точек противника. Но в самый разгар боя фашистский снаряд пробил броню. Был убит заряжающий Чаговский и тяжело ранен наводчик Соловьев. Командир действовал теперь у орудия один. Вывел из строя вражескую пушку, уничтожил расчет еще одного пулемета. Но, когда самоходка приблизилась к штабному блиндажу, гитлеровцам удалось подбить ее. Анвар Ишмуратов выскочил из машины и метнул в сторону блиндажа одну за другой две гранаты. Оттуда выбежал офицер с пистолетом в руке. Наготове было оружие и у Ишмуратова. Выстрелы прозвучали почти одновременно. Гитлеровский офицер был сражен насмерть, а Анвар ранен в руку. Но он не прекратил неравного боя: уничтожил еще одного фашиста и троих принудил сдаться в плен.

Через день самоходная артиллерийская установка младшего лейтенанта Ишмуратова была восстановлена и снова вступила в бой. Анвар Салихович Ишмуратов за свой подвиг удостоился высокой награды – ордена Красного Знамени. Вскоре он стал членом партии, продолжал мужественно и храбро воевать до конца войны. Участвовал и в Берлинской операции.

А вот другой пример. Бойцы и командиры стрелкового полка подполковника А. Д. Плеходанова только за первые четыре дня сражения уничтожили десять фашистских танков и самоходок, а один исправный «тигр» захватили в качестве трофея.

В одном из боев орудийный расчет гвардии сержанта Ивана Лысогора вывел из строя тяжелый гитлеровский танк, уничтожил четыре пулеметных расчета, разбил автомашину с боеприпасами.

Преодолевая упорное сопротивление врага, части 79-го и 100-го стрелковых корпусов при активной поддержке 5-го танкового корпуса к исходу 25 сентября вышли к реке Даугава. А 26–27 сентября форсировали ее, заняли плацдарм на левом берегу, подойдя таким образом вплотную к третьему, последнему оборонительному рубежу противника перед столицей Латвийской ССР. Однако принять непосредственное участие в освобождении Риги войскам 3-й ударной не пришлось.

Как раз в то время, когда наши части и соединения форсировали Даугаву, в армию прибыл член Военного совета фронта генерал В. Н. Богаткин, чтобы лично ознакомить ее руководящий состав со срочной директивой Ставки.

Владимир Николаевич сообщил, что, по имевшимся в Военном совете фронта данным, командующий группой армий «Север» генерал Шернер обратился к Гитлеру с просьбой разрешить ему вывести войска группы из Прибалтики.

– Так ли это на самом деле, мы уточняем, – продолжал Богаткин. – Информация, по-видимому, близка к истине. Наступление советских войск в Прибалтике поставило группу армий «Север» в почти безвыходное положение. Наша задача теперь состоит в том, чтобы преградить пути отхода прибалтийской группировке фашистов в Восточную Пруссию.

Предвидя возможность «добровольного» ухода немецко-фашистских войск из Прибалтики, Ставка Верховного Главнокомандования Советских Вооруженных Сил приняла решение: быстро произвести перегруппировку сил 1-го и 2-го Прибалтийских фронтов, чтобы не выпустить отсюда войска группы армий «Север». Для этого командованию 1-го Прибалтийского фронта предлагалось срочно перебазировать 4-ю ударную, 51-ю общевойсковую и 5-ю танковую армии в район Шяуляя, откуда нанести удар в общем направлении на Мемель (Клайпеда). Затем выйти на побережье Балтийского моря на участке Паланга, Мемель, устье реки Неман и отрезать таким образом путь отхода прибалтийской группировке гитлеровцев. Командованию 2-го Прибалтийского фронта надлежало: не приостанавливая наступления на Ригу, передислоцировать части и соединения 3-й ударной и 22-й армий на участок южнее Даугавы, сменить там войска правого крыла 1-го Прибалтийского фронта до Ауце включительно.

– Вашей армии приказано занять позиции пятьдесят первой, – закончил свое сообщение В. Н. Богаткин.

Задача была не из легких. Передислокацию в новый район сосредоточения предстояло осуществить в условиях, когда войска противника находились рядом. И хотя многие дивизии гитлеровцев были уже изрядно потрепаны, группа армий «Север» представляла собой еще довольно внушительную силу. Любой наш просчет мог быть использован немецко-фашистским командованием в своих интересах. Значит, те 170 километров до нового района сосредоточения требовалось преодолеть не только быстро, но, главное, скрытно от противника. И это в дождливую, ненастную погоду!

Марш продолжался четверо суток – с 28 сентября по 2 октября. Снимались с места и двигались вперед войска только по ночам. Днем отдыхали. Во время привалов полит-органы, партийные и комсомольские организации активно вели свою работу. Проводились партийные и комсомольские собрания, заседания парткомиссий. Дивизионные и полковые агитаторы выступали перед личным составом с лекциями и докладами на военно-политические темы. Взводные агитаторы знакомили бойцов и младших командиров со сводками Совинформбюро, устраивали коллективные читки газет, выпускали боевые листки. Принятым в партию и комсомол вручались партийные и комсомольские билеты, а награжденные перед строем полков получали ордена и медали. Учитывая сложность обстановки, поарм выпустил листовку-памятку с призывом к постоянной бдительности и боеготовности. По прибытии на место войска быстро и организованно заняли новые рубежи, одновременно готовясь к продолжению наступательных боев.

Пока полки и дивизии находились в обороне, политотдел армии провел трехдневный семинар штатных агитаторов соединений и полков. На нем состоялся широкий обмен мнениями по таким актуальным проблемам, как идейное воспитание командиров, разведчиков и снайперов, обеспечение непрерывности хода политической агитации в динамике наступления, инструктирование агитаторов. Кроме того, в частях проводились семинары парторгов и комсоргов. С докладами на них выступали командиры полков, их заместители по политчасти, а в ряде случаев и начальники политотделов. Все эти мероприятия были подчинены главной цели – подготовке личного состава войск к участию в ликвидации прибалтийской группировки врага.

10 октября Совинформбюро сообщило, что войска 1-го Прибалтийского фронта вышли к Балтийскому морю, отрезав пути отхода в Восточную Пруссию примерно 30 дивизиям противника, в том числе и нескольким танковым. 13 октября взвился алый флаг освобождения над столицей Советской Латвии Ригой. Из левобережной части города гитлеровцев вышибли соединения 2-го Прибалтийского фронта, а из правобережной – войска 1-й ударной армии, действовавшей теперь в составе 3-го Прибалтийского фронта.

Близилось время, когда советские войска должны были начать ликвидацию группировки врага, зажатой в курляндском котле. Участвовать в этой ответственной операции вместе с другими соединениями 2-го и 1-го Прибалтийских Фронтов предстояло и нашей армии.

Незадолго до начала боев в командование 3-й ударной армией вступил Герой Советского Союза генерал-лейтенант Николай Павлович Симоняк. Он сменил в этой должности генерала М. Н. Герасимова, некоторое время исполнявшего обязанности командарма после отзыва В. А. Юшкевича.

Хотя фамилия генерала Симоняка несколько раз упоминалась в поздравительных приказах Верховного Главнокомандующего, в управлении армии никто его лично не знал. Внешне новый командарм выглядел излишне суровым, неразговорчивым. Но за всем этим, как вскоре оказалось, скрывался твердый, волевой характер, пытливый ум. С первого же дня по прибытии в армию он большую часть времени проводил в войсках. Знакомился с командно-политическим составом, встречался и беседовал с бойцами и сержантами, интересовался настроением личного состава, на местах давал практические указания командирам соединений и частей, требовал неукоснительного их выполнения.

Несколько позже стало известно, что в первые месяцы войны Н. П. Симоняк командовал стрелковой бригадой, оборонявшей полуостров Ханко, воевал на Ленинградском фронте в должности командира дивизии, а затем гвардейского стрелкового корпуса. Теперь возглавил армию. Такой стремительный рост, пожалуй, лучше всего свидетельствовал о его незаурядных способностях военачальника.

Почти накануне боев к нам в армию прибыл Маршал Советского Союза Леонид Александрович Говоров – командующий Ленинградским фронтом и одновременно представитель Ставки. Ему тогда было поручено координировать действия двух фронтов по разгрому прижатой к морю группировки врага.

В доме, который занимал генерал-лейтенант Н. П. Симоняк, состоялась встреча руководящего состава армии с маршалом. Внимательно, не перебивая, представитель Ставки выслушал краткие доклады командарма, члена Военного совета, начальника штаба, командующих родами войск. С такой же сосредоточенностью выслушал и мой доклад о плане партийно-политических мероприятий на период предстоящей операции. Затем сделал ряд замечаний и указаний по разработанному штабом оперативному плану. А вот задач партийно-политической работы коснулся почему-то мало. Это меня несколько удивило. Но…

Вскоре после того как я вернулся в политотдел, зазуммерил полевой телефон. В трубке послышался негромкий голос Л. А. Говорова:

– Мне хотелось бы с вами побеседовать, товарищ полковник. Когда вы можете зайти ко мне?

– Готов в любое время, товарищ маршал.

– Хорошо. Приходите сейчас.

От политотдела до дома, где разместился маршал, било совсем недалеко. По пути к нему мысленно пытался представить себе, зачем вдруг понадобился представителю Ставки.

Маршал сидел за столом, что-то писал. Когда я вошел, он отложил недописанный лист в сторону, пригласил меня сесть поближе к столу. Разговор начал с такого замечания:

– Вы доложили сегодня о плане партийно-политической работы перед боем и в ходе боя, по этапам операции. В целом он мне понравился. А теперь я хочу поглубже разобраться в том, как обстоит дело в ротах. Меня интересуют вот такие вопросы.

Он подал мне тот самый лист бумаги, который только что отложил в сторону. На нем мелким, но четким почерком было написано: «1. Как подбираете и готовите к бою парторгов рот? Кем думаете заменять выбывших в бою? Есть ли резерв? 2. Мне доложили, что командиры рот подобраны, с ними отработаны тактические и другие вопросы подготовки к бою. От вас я хочу услышать: понимают ли командиры рот, что они при подготовке к бою должны нацеливать партийную организацию на выполнение боевой задачи, опираться на коммунистов и комсомольцев? Понимают ли они роль партийных организаций в жизни и деятельности рот?»

– Если вопросы понятны, постарайтесь подробнее ответить на них. В постановке вопросов я исходил из того, что командир роты – единоначальник, несет ответственность за все стороны ее боевой деятельности и за воспитание людей, – сказал Леонид Александрович.

Доклад я начал с рассказа о боевом подвиге воинов роты младшего лейтенанта В. Старцева из 207-й стрелковой дивизии, взявшей недавно один из хуторов и отразившей потом 15 вражеских контратак. Доложил, что все коммунисты этого подразделения действовали мужественно и самоотверженно, что успех был достигнут именно благодаря тому, что беспартийные бойцы равнялись на них, дрались с гитлеровцами отважно, по примеру парторга сержанта Белякова и комсорга Сорокина проявляли боевую находчивость и инициативу. Ротная парторганизация на деле показала себя надежной опорой командира.

Не менее подробно доложил и о боевом подвиге парторга одной из рот 379-й стрелковой дивизии Николая Дубинина, бывалого фронтовика, воевавшего до того под Сталинградом и на Ленинградском фронте, четырежды раненного.

…Роте была поставлена задача выбить гитлеровцев из одного населенного пункта. Командир ознакомил парторга с планом атаки. Дубинин в свою очередь побеседовал с членами и кандидатами в члены ВКП(б), с ротным комсоргом, дал каждому партийное поручение. А затем уже коммунисты и комсомольцы по его заданию довели боевую задачу до каждого бойца.

По команде «В атаку!» первым поднялся парторг Дубинин, стремительным броском ворвался во вражескую траншею. Его примеру последовали другие воины. В траншее завязалась рукопашная схватка, в ходе которой Дубинин лично уничтожил несколько гитлеровцев. А когда вышел из строя командир взвода, парторг заменил его, сам возглавил взвод. К тому времени, когда противник был выбит с занимаемого им рубежа, во взводе оставалось всего шесть бойцов. И эта крохотная группка храбрецов, возглавляемая коммунистом Дубининым, в течение дня отразила пять яростных контратак противника, пытавшегося восстановить положение. Из пулемета, автоматов и гранатами они истребили до 120 вражеских солдат и офицеров. Отвоеванный населенный пункт был удержан.

Затем я привел несколько примеров, свидетельствующих о том, что большинство командиров рот прекрасно понимает свою ответственность за политико-моральное воспитание подчиненных. А партийные и комсомольские организации заботятся об авторитете командиров.

Леонид Александрович слушал очень внимательно, по ходу доклада задал еще несколько вопросов. С нескрываемым интересом прочитал подготовленный политотделом текст листовки о совместной работе командира роты Старцева и парторга Белякова. Порекомендовал издать ее массовым тиражом, чтобы перед началом боев листовку прочли все коммунисты и комсомольцы, все воины.

Когда я закончил, полагая, что ответил на оба вопроса, обозначенных в записке маршала, Леонид Александрович спросил:

– Выходит, у вас все хорошо и нет никаких недостатков?

Это был уже явный упрек. И вполне правомерный. Я действительно слишком увлекся рассказом обо всем хорошем. А ведь были и недостатки. В частности, некоторые командиры рот не всегда с должным вниманием относились к воспитанию личного состава. В их числе были и коммунисты. Об этом я тоже доложил представителю Ставки.

– А какие меры вы принимаете к ним? – выслушав меня, поинтересовался маршал.

– Командиров рот – коммунистов критикуем на полковых партийных собраниях и партактивах, заслушиваем на бюро, объявляем взыскания тем, кто этого заслуживает.

– Правильно. С коммунистами надо построже. С них особый спрос за воспитание людей. Ну а как с беспартийными? – продолжал расспрашивать Л. А. Говоров.

Таких командиров рот в ту пору в армии было совсем немного, но с ними велась необходимая работа. Я доложил маршалу, что с беспартийными часто беседуют работники политотделов соединений, политработники частей, парторги полковых и первичных парторганизаций, разъясняют им обязанности командиров-единоначальников.

Когда речь зашла о резерве парторгов, о подборе и воспитании актива, маршал Л. А. Говоров с большим одобрением отозвался об инициативе поарма, по которой в некоторых госпиталях были созданы своеобразные школы будущих парторгов из числа легкораненых коммунистов. Там с ними периодически проводились беседы и учебные занятия по вопросам практики партийной работы. В качестве преподавателей выступали представители поарма и политотделов соединений.

– Это похвально, очень похвально, – отметил Леонид Александрович. – Хорошо даже одно то, что политотделы не порывают связи с легкоранеными коммунистами, не забывают о них. Активистов надо беречь, а после излечения непременно возвращать в те подразделения, в составе которых они ранее воевали. Ну что ж, вашим докладом я удовлетворен, товарищ полковник. Продолжайте действовать в том же направлении, – вставая из-за стола, сказал в заключение маршал, давая понять, что наша беседа подошла к концу.

В моей памяти она осталась надолго. Из нее я извлек немалую пользу для последующей работы.

Бои, нацеленные на ликвидацию курляндской группировки противника, начались в 10 часов утра 16 октября. Они сразу же приняли ожесточенный характер. Гитлеровцы отчаянно сопротивлялись. Нашим войскам, правда, удалось прорвать основной и промежуточный рубежи их обороны, и все-таки продвижение шло медленно. За первые четыре дня наступления части 171-й, 28-й и других стрелковых дивизий сумели продвинуться вперед всего лишь на 8—12 километров.

19 октября я выехал в 171-ю стрелковую дивизию. Ее новый начальник политотдела подполковник А. Т. Сотников, только что перед моим приездом возвратившийся из 525-го полка, доложил:

– Дерутся там люди здорово, а вот продвижения вперед почти что нет. Многие населенные пункты по нескольку раз переходят из рук в руки. Подразделения части несут большие потери.

– Да, так, пожалуй, много не навоюешь, – дополнил комдив полковник Негода. – За неделю такого «наступления» можно потерять полдивизии. Доложите об этом командарму, товарищ полковник, – попросил он меня.

– О потерях командарму известно.

– Хотя, что я… Конечно, известно, – махнул рукой Негода. – Это в общем-то так, к слову пришлось, а вообще-то, можете и не докладывать.

И тем не менее, вернувшись из дивизии, я сообщил генералу Симоняку и о потерях, и о настроении комдива.

– Знаю, трудно им, – сказал командарм. – Мы вот тут посоветовались с командующим фронтом и решили перегруппировать основные силы армии несколько южнее. Нанесем удар на новом направлении. Букштынович уже работает над планом перегруппировки.