Текст книги "В те грозные годы"

Автор книги: Федор Лисицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

Имена Ибрагима Сулейменова, Маншук Маметовой, танкиста Ивана Фильчакова и многих других героев вдохновляли воинов 3-й ударной армии на новые боевые свершения. Узнавая об их подвигах из бесед агитаторов, газетных корреспонденции, листовок, из докладов и сообщений командиров, политработников, парторгов и комсоргов, личный состав частей и подразделений воспринимал героизм своих боевых друзей как призыв так же мужественно громить врага. И воины громили его, проявляя в боях настоящие чудеса храбрости и стойкости.

…В один из пасмурных дней октября на боевое охранение, прикрывавшее важную в тактическом отношении высоту у деревни Самозваново, противник бросил батальон пехоты, поддержанный танками и артиллерией. Высоту защищали только 26 воинов из 21-й гвардейской стрелковой дивизия. Командовал боевым охранением младший лейтенант П. Б. Западное.

Трудно было даже представить, как эта горстка храбрецов выдержала бешеный натиск превосходящих сил врага. И все же гвардейцы не дрогнули, смело вступили в неравный бой.

Когда писались эти строки, передо мной лежала пожелтевшая от времени листовка, изданная еще в те грозные дни политотделом армии. Это документ, составленный по горячим следам событий, по свидетельствам оставшихся в живых участников боя. В самом начале листовки сказано, что 26 гвардейцев во главе с гвардии младшим лейтенантом Западновым выстояли против фашистского батальона, истребили до двухсот гитлеровцев.

Таков итог. А вот что сказано о самом бое: «В течение двух часов фашисты грызли минами и снарядами маленький клочок земли. Были разрушены траншеи, подожжены дома и сараи, что находились на высотке. В атаку гитлеровцы шли сплошным черным валом с трех сторон одновременно.

Но ни огонь, ни психическая атака не смогли поколебать стойкости гвардейцев. Они встретили неприятеля дружным огнем из винтовок и пулеметов. Прижав гитлеровцев к земле, бойцы забрасывали их гранатами. Враг был вынужден откатиться.

В течение четырех часов фашисты предприняли три ожесточенные атаки, однако все они были отбиты с большими для врага потерями. Бойцы дрались героически, готовые победить или умереть».

Ряды защитников высоты таяли, однако гвардейцы не утратили мужества.

«Вскоре началась последняя в этот день артиллерийская канонада, и вслед за ней пошли танки противника, – говорится далее в листовке. – Огонь из винтовок, пулеметов и ПТР не мог остановить фашистские машины сразу. Танк «тигр» упорно продвигался вперед. Он полз на окопы… казалось, вот-вот раздавит храбрецов своими гусеницами. Бойцы пропустили его, пригнувшись в уцелевшей траншее, и снова открыли огонь. «Тигр», развернувшись, хотел было еще раз проутюжить траншею, но в это время из-под его брони вырвались языки пламени. Танк замер на месте. Второй «тигр» был подожжен еще до того, как дошел до наших траншей.

В пять часов вечера закончился этот неравный бой 26 советских воинов с батальоном пехоты противника, поддержанным танками. Победа осталась за нами.

Честь и слава гвардейцам – горячим патриотам нашей Родины!

Смерть фашистским захватчикам!»

Большинство из 26 гвардейцев в этом бою пали смертью героя. Все они – живые и мертвые – были удостоены высоких государственных наград.

Об одном из погибших – двадцатилетнем парторге боевого охранения, сибиряке из Барнаула гвардии сержанте Леониде Ивановиче Расторгуеве – мне позже рассказали комбат гвардии майор В. Н. Соловьев и парторг батальона гвардии капитан В. П. Беляев.

На фронт Леонид Расторгуев прибыл комсомольцем. В первом же бою проявил себя как смелый воин. Инициативой, мужеством отличался и в последующих сражениях. Его, передового бойца, вскоре приняли кандидатом в члены ВКП(б), а незадолго до Невельской наступательной операции он стал членом партии.

Назначение парторгом боевого охранения молодой коммунист воспринял как высокое доверие партии и сделал все от него зависящее, чтобы помочь командиру в выполнении этого сложного задания. Когда стало очевидным, что гитлеровцы намерены атаковать высоту крупными силами, Леонид Расторгуев накоротке собрал коммунистов и комсомольцев – В. Осина, А. Смирнова, Д. Бородина, Т. Маметбаева, В. Кузьмичева – и, в нескольких словах объяснив им положение, призвал показать личный пример отваги в бою. И этот его призыв был горячо поддержан. Леонид Расторгуев тоже действовал мужественно и бесстрашно, лично уничтожил 16 гитлеровцев, но и сам погиб в этом бою.

– Прекрасный был коммунист! – так сказал о нем парторг батальона капитан В. П. Беляев.

О подвиге 26 гвардейцев узнали все воины фронта. Изданную политотделом армии листовку, посвященную их героическим делам, во многих подразделениях 3-й ударной читали коллективно, обсуждали на партийных, комсомольских собраниях. Бойцы и командиры давали клятву в новых боях следовать примеру героев.

А много лет спустя мне посчастливилось присутствовать в Невельском районе на митинге у обелиска в честь победы, одержанной 26 гвардейцами на высоте близ деревни Самозваново. Здесь я передал секретарю райкома партии листовку, изданную поармом в октябре 1943 года, а в своем выступлении рассказал о боевых событиях той далекой поры, в том числе и о подвиге 26 гвардейцев.

Там, на митинге, я от души порадовался тому, что память о героях жива и ныне служит благородному делу – патриотическому воспитанию нового поколения – детей и внуков тех, кто, не щадя своей крови и жизни, сражался за освобождение Родины от коричневой чумы фашизма.

С 20 октября 1943 года Калининский фронт был переименован в 1-й Прибалтийский, а бывший Брянский фронт стал 2-м Прибалтийским. В числе других армий в его состав была включена и наша 3-я ударная. Командовал 2-м Прибалтийским фронтом генерал М. М. Попов.

Такое изменение в наименовании фронтов свидетельствовало, что ближайшей задачей их войск станет изгнание немецко-фашистских захватчиков с территории Прибалтийских республик.

В этот период в составе 3-й ударной армии произошли значительные изменения. Часть ее войск была передана соседям. Из соединений, участвовавших в Невельской операции, остались лишь 21-я и 46-я гвардейские стрелковые и 28-я стрелковая дивизии, 78-я танковая бригада. Зато в армию влились новые соединения: 18-я гвардейская, 115, 146, 326-я стрелковые дивизии, 34-я и 118-я танковые бригады. Был сформирован 79-й стрелковый корпус, в командование которым вступил бывший начальник штаба армии генерал-майор Ф. А. Зуев. А на его место к нам прибыл генерал-майор В. Л. Бейлин.

Изменения в составе войск потребовали от политотдела армии оперативного решения многих важных вопросов. Нужно было в кратчайшие сроки и по возможности обстоятельно ознакомиться с новыми соединениями, с постановкой партийно-политической работы в них, с кадрами политработников. И в то же время большинство работников поарма нам пришлось направить в танковые бригады, в 28-ю и 46-ю гвардейские стрелковые дивизии, а из новых – в 146-ю стрелковую. Именно этим трем дивизиям, составлявшим 79-й корпус, командованием фронта и армии была поставлена задача: при поддержке танков и артиллерии прорвать оборону противника в районе станции Новохованск и, развивая наступление в северо-западном направлении, выйти в тыл невельской группировке врага. После этого во взаимодействии с 6-й гвардейской армией приступить к ликвидации этой группировки.

Срок подготовки к операции – минимальный. А сделать предстояло многое. И в первую очередь психологически подготовить личный состав к новому наступлению. С этим-то заданием и выехали в войска офицеры политотдела армии. В работу по подготовке наступательной операции сразу же активно включился и политотдел корпуса во главе с его начальником полковником И. С. Крыловым.

В течение нескольких дней общими усилиями командиров и политорганов, партийных и комсомольских организаций в войсках была проведена большая работа по доведению до личного состава боевого приказа и разъяснению военно-политического значения предстоявшей операции.

Наступление началось рано утром 2 ноября. Взломав вражескую оборону в районе станции Новохованск, наши передовые части устремились вперед. Вместе с другими генералами и старшими офицерами я был в это время на армейском НП. Все мы очень внимательно следили за ходом событий. После прорыва вражеской обороны волнение как-то само собой улеглось, сменилось радостным оживлением. Даже всегда сурово-сосредоточенное лицо командарма заметно просветлело.

И вдруг – горестная весть: под Новохованском на своем НП погиб командир прославленного 88-го стрелкового полка, герой боев за Великие Луки и Невель полковник И. С. Лихобабин. Мы хорошо знали Ивана Семеновича, многим, в том числе и мне, он был боевым другом. Это известие омрачило радостное настроение, вызванное успешным началом наступления.

Правда, несколько позже из 28-й стрелковой дивизии доложили, что полковник Лихобабин не убит, а в тяжелом состоянии отправлен в госпиталь. Будет ли жить? Врачи не вселяли надежды: уж очень тяжелые ранения…

И хотя первое сообщение о гибели полковника И. С. Лихобабина не подтвердилось, второе мало что меняло: «Отправлен в госпиталь в безнадежном состоянии», Значит, смерть может наступить в любую минуту.

Позднее я попытался узнать у начальника госпиталя о дальнейшей судьбе Ивана Семеновича. Но его ответ тоже не порадовал. Он только и смог сообщить, что тяжелораненый полковник Лихобабин со слабыми признаками жизни после операции направлен в эвакогоспиталь. Так я навсегда утратил надежду увидеться со своим боевым другом.

…Прошло тридцать с лишним лет. И вот на встрече ветеранов войны в Москве я обратил внимание на знакомое лицо одного из фронтовиков. Вроде бы знакомое… Действительно, узнать бывшего бравого полковника И. С. Лихобабина было нелегко. Годы и тяжелое ранение сильно состарили его. Но все же это был он, герой боев за освобождение Великих Лук и Невеля!

Состоялась радостная и волнующая встреча.

– За жизнь боролся яростно, – вспоминал Иван Семенович. – Целый год провел в госпиталях. Врачи сделали пять сложных операций, отняли левую ногу. И все-таки жизнь победила смерть!

Он рассказал, что живет в Оренбурге, принимает активное участие в патриотическом воспитании молодежи. В послевоенные годы побывал в Великих Луках и Невеле, встречался с жителями этих городов, с красными следопытами.

– Ветеран войны всегда должен быть в строю! Его первейшая задача сейчас – учить молодежь, воспитывать и развивать у нее высокое чувство советского патриотизма, готовить себе достойную смену! – сказал Иван Семенович, когда мы прощались.

Вскоре после этой встречи он скончался.

Но вернемся снова в суровые ноябрьские дни 1943 года.

…Стремясь сдержать натиск советских войск, немецко-фашистское командование после новохованского прорыва возлагало большие надежды на систему опорных пунктов в глубине своей обороны. Но вопреки ожиданиям гитлеровцев передовые части наступавших войск нашей армии не вступали в бои за эти пункты, а лишь по возможности блокировали разрозненные гарнизоны противника. Разгром их затем осуществлялся силами второго эшелона, которым большую помощь оказывали местные партизаны.

Кстати, еще до начала наступления мы установили самую тесную связь с командованием отрядов народных мстителей. От них через офицеров связи штаб армии и командиры соединений регулярно получали достоверную информацию о силах и средствах, которыми располагал противник в том или ином укрепленном пункте, что позволяло наносить удары наверняка. Тактика взаимодействия между регулярными частями войск и партизанами строилась на принципе одновременных атак этих пунктов с фронта и тыла. Она лишала гитлеровцев возможности отхода или объединения с соседними гарнизонами.

Широко освещая ход наступательных действий частей и соединений армии, наша газета «Фронтовик» периодически публиковала и корреспонденции о действиях партизан, об их самоотверженности и мужестве в борьбе с фашистскими оккупантами.

Помню, с каким волнением читали бойцы и командиры статью о юной партизанке из деревни Лобачи Пустошкинского района Клаве Масловой. Ей было 18 лет, когда встала в ряды народных мстителей. По заданию партизанского командования вела разведывательную работу, умела в самой трудной ситуации перехитрить врага и остаться неуловимой.

Гитлеровцы неоднократно устраивали засады, пытаясь схватить патриотку. Но безрезультатно. Тогда фашистские варвары арестовали мать Клавы – Ульяну Ефимовну. Трижды подвергали ее публичной порке, требуя, чтобы она выдала свою дочь. Но и это не дало результатов. Ульяна Ефимовна стойко выдержала все издевательства, ни слова не сказала своим палачам.

Но все же карателям удалось схватить отважную партизанку. Несколько дней фашистские изверги глумились над девушкой, применяя нечеловеческие пытки. Не добившись нужных сведений, они зверски замучили юную разведчицу.

О Клаве Масловой политотдел армии выпустил специальную листовку. Одновременно на первой полосе газеты «Фронтовик» был дан ее портрет с такой подписью: «Воин! Вырежь этот портрет и сохрани у сердца. Пусть светлый образ бесстрашной партизанки постоянно вдохновляет тебя в ратных делах! Пусть имя этой героической русской девушки напоминает тебе о беспощадной мести врагу!»

…Уже в первые два дня наступления войска 3-й ударной армии достигли значительных результатов. К вечеру 3 ноября наши передовые части заняли крупный населенный пункт Турки-Перевоз и продолжали успешно продвигаться на север, в направлении города Пустошка, с задачей перерезать железную и шоссейную дороги Новосокольники – Идрица. К Дретунь-Полоцку быстро шли и соседи слива – войска 4-й ударной армии.

В ходе наступательных действий в составе нашей армии был образован еще один стрелковый корпус – 93-й, принявший под свое управление 21-ю и 46-ю гвардейские стрелковые дивизии, 92-ю и 118-ю танковые бригады. 6 ноября он уже получил свою первую боевую задачу: наступать на Усть-Долысса.

С вновь вливавшимися в состав армии войсками нам приходилось знакомиться непосредственно в ходе боев, что в известной мере затрудняло руководство партийно-политической работой, зато облегчало изучение деловых качеств политсостава. Ведь именно в этой сложной обстановке наиболее ярко раскрывались организаторские способности каждого политработника.

Динамикой наступления в полной мере определялся и характер работы политотдела армии. Как всегда в подобных случаях, преобладающее большинство наших офицеров находилось в частях и соединениях. Они на месте осуществляли необходимый контроль за состоянием партийно-политической работы, оказывали деловую помощь политорганам. Самому мне тоже приходилось ежедневно выезжать в войска.

От работавших в частях и соединениях офицеров управления, штаба и политотдела армии постоянно поступала обширная объективная информация о боевых действиях войск, об успехах и неудачах отдельных частей. Сопоставление ее с боевыми и политическими донесениями командиров соединений и начальников политорганов позволяло ясно представить общую картину наступления, своевременно реагировать на затруднения, давать конкретные указания.

Наступательный порыв наших войск не ослабевал, хотя гитлеровцы день ото дня усиливали свое сопротивление. К середине ноября части 115-й стрелковой дивизии и 78-я танковая бригада с юго-запада достигли ближайших подступов к городу Пустошка, а 119-я гвардейская стрелковая дивизия и 118-я танковая бригада вплотную подошли к железной и шоссейной дорогам Новосокольники – Пустошка, овладели населенным пунктом Подберезье. Казалось, еще одно усилие – и задача, поставленная перед нами командованием фронта, будет выполнена: войска армии создадут плацдарм для глубокого флангового удара по идрицко-новосокольнической группировке противника с юга в направлении Идрица, Себеж, что позволит отрезать пути отхода значительным силам гитлеровцев.

К сожалению, до конца осуществить этот перспективный замысел частям и соединениям 3-й ударной не удалось. В последний момент немецко-фашистское командование успело перебросить в район Пустошка, железнодорожный перегон Новосокольники, Идрица, Усть-Долысса, Турки-Перевоз восемь пехотных дивизий и несколько танковых частей с других участков фронта. Соотношение сил изменилось в пользу противника. На ряде направлений гитлеровцы начали предпринимать мощные контратаки.

Ко всему прочему части и соединения нашей армии оказались в крайне невыгодном положении: фронт растянулся примерно на 120 километров и представлял собой своеобразную подкову, уязвимую с флангов. Единственная дорога, по которой снабжались войска, проходила по лесисто-болотистой местности, в двух местах простреливалась артиллерийским и минометным огнем противника. К тому же от непрерывно идущих дождей она окончательно раскисла, стала почти непроезжей. Из-за трудностей подвоза в ряде частей и соединений не хватало боеприпасов и продовольствия.

Учтя все эти обстоятельства, Военный совет армии принял решение с 21 ноября перейти к жесткой обороне. Прекратил наступление и наш левый сосед – 4-я ударная армия. Что же касается правого соседа – 6-й гвардейской армии, то ее войска, перейдя 10 ноября в наступление, вообще не смогли прорвать вражескую оборону и остались на рубеже, который занимали до начала наступательных действий.

Правда, вскоре в результате ожесточенных боев и наши передовые части под натиском превосходящих сил противника вынуждены были на несколько километров отойти от города Пустошка и железнодорожной линии Новосокольники – Идрица, занять оборону на новом рубеже.

В этот трудный для армии период генерал-лейтенант К. Н. Галицкий был отозван Ставкой и назначен командующим 11-й гвардейской армией. А на его место прибыл генерал-полковник Н. Е. Чибисов, с которым я был немного знаком по боям в районе Днепропетровска еще в 1941 году.

После ознакомления с обстановкой новый командарм подтвердил ранее принятое Военным советом решение о переходе войск армии к активной обороне.

– Обстоятельства сложились так, что нам вновь необходимо на время вернуться к требованию двести двадцать седьмого приказа наркома – ни шагу назад! – сказал он во время первой беседы со мной. – В этом направлении пусть и действуют политорганы. Мы, конечно, будем просить у командования фронта разрешение на отвод войск из наиболее опасных районов, чтобы они не оказались в мешке, но пока главное – стойкость, железная стойкость!

Такой план отвода был вскоре разработан и передан на рассмотрение командующему фронтом. Тот согласился: да, в сложившейся ситуации эти частичные меры неизбежны. Однако Ставка решительно отклонила предложение об отходе, потребовала продолжать удерживать плацдарм для будущего наступления.

До конца ноября бои в полосе армии шли с переменным успехом. Гитлеровцы яростно атаковали позиции наших войск, но чаще всего безрезультатно. Самое трудное началось 1 декабря. Сосредоточив на узком участке фронта в районе населенного пункта Турки-Перевоз крупные силы, немецко-фашистское командование бросило их против 200-й стрелковой дивизии, к тому времени сильно растянутой по фронту. Пользуясь большим превосходством, особенно в танках и самоходных артиллерийских установках, гитлеровцы потеснили части этого соединения на 3–4 километра, форсировали реку Уща, атаковали примыкавшие к селу Сомино высоты, близ которых пролегала единственная дорога от наших баз снабжения. Это создало угрозу для некоторых других соединений армии, которые могли попасть в окружение.

Замысел гитлеровского командования хорошо раскрывало содержание захваченного в ходе боев приказа командира 23-й немецкой пехотной дивизии генерала Гуранна. Из него явствовало, что это соединение переброшено в район Турки-Перевоза из-под Новгорода.

«После утомительных тяжелых маршей дивизия достигла района сосредоточения, чтобы 1.12.43 г. перейти в наступление, – говорилось в приказе. – Цель этого наступления – совместно с другими соединениями отрезать и уничтожить 3-ю ударную русскую армию. От успеха этой операции будет зависеть обстановка на боевом участке северной группы армий… это наступление окажет сильное влияние на общую обстановку на Восточном фронте…» Далее в приказе фашистского генерала указывалось, что противник якобы «сильно измотан и в отношении подвоза поставлен в исключительно неблагоприятные условия…».

Опасность была очевидной, поэтому командарм приказал срочно, 1 декабря, перебросить в район Сомино части 18-й гвардейской и 379-й стрелковых дивизий. Управление их боевыми действиями было возложено на командира 90-го стрелкового корпуса генерал-майора Г. И. Шерстнева.

Читая приказ генерала Гуранна, я вспомнил, что под Москвой эта пехотная дивизия действовала на левом фланге против войск нашей 1-й ударной армии, рвалась к Дмитровскому шоссе и каналу Москва – Волга. Ее командованию, вероятно, уже грезились улицы и площади покоренной советской столицы. Но волей защитников Москвы ей, как и другим вражеским соединениям, была уготована иная судьба. Наша 133-я стрелковая дивизия 5–7 декабря 1941 года полностью разгромила один из полков 23-й пехотной дивизии, нанесла большой урон и другим ее частям. Тогда же, под Москвой, мне довелось прочесть любопытный документ – приказ командира этой дивизии от 19 декабря 1941 года. В нем гитлеровский генерал требовал от своих офицеров «приостановить паническое отступление, преодолеть кризис дивизии и удерживать ламский оборонительный рубеж до последнего солдата». Но не вышло! Остатки этого фашистского соединения вскоре неудержимо покатились на запад. А наша 133-я стрелковая дивизия за успешные действия в боях под Москвой была преобразована в 18-ю гвардейскую.

Прошло два года. И вот теперь гвардейцы 18-й, уже в составе 3-й ударной армии, снова столкнулись с 23-й пехотной дивизией врага. Сейчас ее полки вместе с частями 32-й пехотной дивизии при поддержке большого числа танков, самоходных установок и авиации рвутся к озеру Язно, на берегу которого в Казенной Лешне располагается наш передовой армейский КП.

Тут же подумалось: «Сложившуюся ситуацию необходимо использовать в партполитработе, напомнить гвардейцам дивизии о ее славных боевых традициях».

Связался по телефону с начальником политотдела подполковником М. В. Холодом, дал ему задание: поручить воевавшим под Москвой ветеранам подготовить и провести с гвардейцами беседы о том, как в декабре 1941 года они громили части 23-й фашистской пехотной дивизии. Через день М. В. Холод доложил, что такие беседы проведены во всех подразделениях. Воины соединения дали клятву и на новых рубежах преумножить славу бойцов и командиров 133-й стрелковой дивизии. И вскоре подкрепили ее практическими делами. Именно 18-я гвардейская во взаимодействии с 28-й стрелковой во время боев в районе Турки-Перевоз, Сомино нанесла по рвавшимся на восток частям и подразделениям 23-й фашистской пехотной дивизии наиболее сильные удары.

5 декабря к нам на передовой КП приехали командующий фронтом М. М. Попов и член Военного совета Л. 3. Мехлис. Внимательно выслушав доклад командарма о сложившемся положении, о первоочередных нуждах армии, они тут же отдали необходимые распоряжения. Потом разговор зашел о несостоявшемся плане отвода войск.

– Как вы знаете, товарищ Сталин отклонил это предложение, обязал принять все меры к сохранению плацдарма, – сказал генерал Попов. – Верховный Главнокомандующий вместе с тем потребовал от нас: «Не дайте погибнуть героям третьей ударной армии. Вы отвечаете за это». Поэтому мы сейчас делаем все, чтобы выполнить это указание.

Л. 3. Мехлис добавил к сказанному командующим фронтом:

– Сделайте необходимые выводы и вы, товарищи. Важно не только остановить врага, но и уничтожить его. Фронт поможет вам в этом.

М. М. Попов и Л. 3. Мехлис пробыли у нас целый день. Незадолго до их отъезда командарм получил по телефону сообщение, что наши части оставили Сомино. Однако через несколько минут поступила новая информация: атаки врага в районе Сомино отбиты. Возникла необходимость срочно проверить ее достоверность. Выполнить это задание командующий фронтом поручил мне, хотя на КП было несколько старших офицеров оперативного отдела штаба.

– Поезжайте в Сомино, товарищ полковник, проверьте на месте положение своих войск и войск противника, – приказал генерал Попов. – По возвращении доложите, как обстоят дела. Сейчас не время играть в догадки.

– Если не застанете нас здесь, позвоните мне на фронтовой КП в любое время, – подсказал Мехлис.

Через несколько минут вместе с моим порученцем старшим лейтенантом А. Ф. Гринченко и инструктором поарма по кино и радио инженер-майором Г. Д. Михайловым я выехал в район Сомино. По пути ненадолго задержались в политотделе 90-го стрелкового корпуса. Начальника политотдела полковника С. Г. Кочуровского на месте не застали. Оказалось, что он днем выехал на передовую и еще не возвратился. Инструктор политотдела по пропаганде майор Г. Н. Голиков и только что прибывший с передовой инструктор по оргпартработе майор В. С. Кислинский ничего вразумительного о положении в районе Сомино сказать не смогли.

– А как лучше проехать отсюда в Сомино? – спросил я Кислинского.

– Я тут за пять дней боев все вдоль и поперек исколесил, – ответил он. – Правда, пешком. Но, думаю, не заблужусь и на машине. Тут совсем недалеко.

– В таком случае поедете с нами, товарищ майор. Отдых придется отложить.

– Есть, поехать с вами!

Минут через 20–25 мы были уже на месте. Остановились на опушке леса, в полукилометре от околицы Сомино. В ночном небе то и дело вспыхивали осветительные ракеты. Они поднимались восточнее села. Оттуда же в сторону Сомино летели трассирующие пули. По этим признакам можно было предположить, что в селе наши. Гитлеровцы же где-то совсем рядом, но только не в Сомино.

И все же надо это проверить, чтобы потом со всей определенностью доложить начальству о местоположении наших частей.

Инженер-майору Михайлову приказываю идти правее, где, по имевшимся у меня сведениям, обороняется один из стрелковых полков 379-й дивизии, выяснить на месте обстановку и проверить, имеет ли он связь с соседями, в частности с полками 18-й гвардейской дивизии. Старшего лейтенанта Гринченко направляю непосредственно в Сомино. Мы же с майором Кислинским решаем побывать в 235-м полку 28-й стрелковой дивизии, который прикрывает дорогу от Турки-Перевоза до озера Язно. У машины на опушке леса остается только водитель Гриша Березюк. Договариваемся, что ровно через два часа все вновь соберемся возле «виллиса».

В 235-м стрелковом полку я бывал много раз. Хорошо знаю его командира подполковника Н. А. Шабронова, заместителя по политчасти майора А. Ф. Ракина, парторга полка капитана И. И. Яковлева, комсорга старшину Д. Ф. Байбородина, агитатора майора А. М. Баурова, командиров батальонов А. В. Демина, П. К. Иньякова, многих командиров рот и взводов. Полк славится своей высокой дисциплинированностью, отменной стойкостью и выдержкой в боях, безупречным воинским мастерством командиров.

…Когда мы в темноте все же отыскали его командный пункт, подполковник Шабронов и майор Ракин, воспользовавшись некоторым затишьем, отдыхали. В противоположном углу блиндажа пристроился телефонист. Плотно прижав к уху трубку, он что-то записывал.

Не знаю, успели ли Шабронов и Ракин заснуть. Во всяком случае, они тут же поднялись, едва мы вошли в блиндаж. Подполковник, одернув гимнастерку, четко доложил мне обстановку. Противник вдоль дороги и насыпи рвется к озеру Язно. В течение дня его атаки следовали одна за другой. Все они отражены. Гитлеровцы понесли большие потери. Но и полк нуждается в пополнении людьми и боеприпасами.

– Особенно с боеприпасами туго, очень туго! – повторил Шабронов. – Обещали ночью подвезти, но пока нет ни подвод, ни машин.

– А тут раненых надо вывозить. Санчасть полка заполнена до предела. Есть тяжелые, им нужна срочная операция, – вставил молчавший до этого майор Ракин.

Во время нашей беседы с командиром и замполитом в блиндаже появился майор А. М. Бауров, полковой агитатор. Неугомонный и общительный, он был в постоянном движении, считая своей непременной обязанностью находиться именно там, где прежде всего требовалось его призывное слово и личный пример отваги, мужества. Бауров только что вернулся из подразделения Хохлова, где пробыл весь день, вместе с бойцами и командирами участвуя в отражении многочисленных атак врага.

Мы поздоровались как старые друзья. Алексей Михайлович тут же подключился к нашей общей беседе, начал рассказывать о героическом подвиге, совершенном несколько часов назад группой стрелков и автоматчиков, которую возглавлял комсорг полка старшина Дмитрий Байбородин.

…Фашисты настойчиво атаковали позицию, обороняемую семнадцатью советскими воинами. Отражена одна атака, другая, третья… В самые решающие моменты старшина Д. Ф. Байбородин сам брался за пулемет и меткими очередями разил гитлеровцев. А в период затишья комсорг переползал от окопа к окопу, дружески беседовал с бойцами, одного по-товарищески подбодрит, другому сделает замечание, посоветует, как лучше действовать гранатами, третьего просто похвалит.

Во время отражения очередной атаки, когда старшина вел огонь из пулемета, вражеским снарядом ему оторвало ступни обеих ног. Байбородин потерял сознание. Подбежавший боец наскоро перетянул ему жгутами ноги выше щиколоток, уложил комсорга на дно окопа, чтобы позже вынести его из-под огня.

Когда гитлеровцы снова ринулись на наши позиции, старшина Д. Ф. Байбородин очнулся, превозмогая боль, взял автомат и открыл из него огонь по приближающимся фашистам. Опустел диск. Комсорг сменил его на новый, но стрелять ему больше не пришлось: правая рука, пронзенная осколком мины, бессильно опустилась. А тут еще один ударил в голову. Силы оставляли воина. И все же он сумел здоровой рукой извлечь из кармана лимонку, выдернуть зубами чеку и метнуть ее в самую гущу подбежавших к его окопу вражеских солдат. Вслед за первой в гитлеровцев полетела и вторая граната…

В санчасть Дмитрия Федоровича Байбородина отправили в бессознательном состоянии, со слабыми признаками жизни. Трудно было понять, как он мог, имея несколько тяжелых ран, продолжать бой?! Но он продолжал сражаться до конца, вместе с другими отражая последнюю, пятую за день атаку врага.

– Вот такие у нас люди, – закончил свое сообщение майор Бауров.

Забегая вперед, скажу, что через несколько дней заместитель командира полка по политчасти майор А. Ф. Ракин доложил мне по телефону печальную весть: комсорг Дмитрий Федорович Байбородин, не приходя в сознание, скончался от полученных в бою ран. Политотдел армии издал листовку о боевом подвиге комсомольского вожака полка и его боевых друзьях. Заключительные слова листовки звучали боевым призывом к новым героическим свершениям: «Воин! Так надо бить подлых гитлеровцев, как бил их славный сын великой партии Ленина комсорг Байбородин!» Поэт армейской газеты «Фронтовик» Иван Нехода посвятил герою стихотворение, в котором были такие строки: