Текст книги "Том 8. Стихотворения. Рассказы"

Автор книги: Федор Сологуб

В огне

 
Лежу я в холодном окопе.
  В какую-то цель
  Враг дальний торопит
    Шрапнель.
 
 
Сражаюсь упорно и смело,
  Врага не боюсь, —
  За правое дело,
    За Русь!
 
 
Внезапным пыланием света
  Пронизана твердь.
  Я знаю, что это —
    Ты, смерть.
 
 
Подобно грозящей комете,
  Ты мчишься ко мне
  В немеркнущем свете,
    В огне.
 
 
Мой подвиг окончивши яркий,
  Приму, наконец,
  Сверкающий, жаркий
    Венец.
 

Пылающий конь

 
  Там за рекою
  Грозный огонь.
Близко с грозой боевою
Мчится пылающий конь.
 
 
  В красной лампаде
  Красный огонь.
Что же молить о пощаде!
Близок пылающий конь.
 
 
  Грозные громы,
  Грозный огонь.
Вот, разрушающий домы,
Мчится пылающий конь.
 
 
  Блещет и льётся
  Красный огонь.
Сердце томительно бьётся, —
Близок пылающий конь.
 

Святой Георгий Победоносец

 
  Святой Георгий
  Победоносец
 
 
Идолам не поклонился,
Славу Господу воздал.
Злой правитель разъярился,
Палача с мечом призвал.
Меч тяжёлый раздробился,
И Георгий светел встал.
 
 
Мечом тяжёлым
Сражённый трижды,
Воскрес трикраты
Святой Георгий
Победоносец!
 
 
Слёзы льёт народ в восторге,
Но тиран не вразумлён,
И в четвёртый раз Георгий
Умирает, поражён.
 
 
Он Богом призван
Для вечной жизни,
Для вечной славы,
Святой Георгий
Победоносец!
 
 
И нетлением венчанный,
На горе небес стоит,
И на каждый подвиг бранный,
Ясно радуясь, глядит.
День победы, день желанный
Славным ратям он сулит,
 
 
  Святой Георгий
  Победоносец!
 

Восторги слёз

 
Вошла, вздыхая, в светлый храм,
Устало стала на колени.
Звучали царские ступени,
Синел отрадный фимиам.
 
 
Горели пред распятьем свечи,
И благостно глядел Христос.
Нe обещал он с милым встречи,
Но утешал восторгом слёз.
 
 
И Он терпел за раной рану,
И был безумными убит.
«Я биться головой не стану
О тихий холод тёмных плит!»
 
 
Стояла долго и молилась,
Склонившись у пронзённых ног.
Тоска в покорность претворилась:
«Да будет так, как хочет Бог!»
 

В лазарете

 
Вынес я дикую тряску
  Трудных дорог.
Сделали мне перевязку.
  Я изнемог.
 
 
Стены вокруг меня стали,
  С тьмою слиты,
Очи твои засияли, —
  Здесь, милосердная, ты.
 
 
В тихом забвении жизни,
  Зла и страстей,
Рад я вернуться к отчизне
  Вечной моей.
 
 
Но от меня заслоняя
  Муку и зной,
Тихой улыбкой сияя,
  Ты предо мной.
 
 
Тихо шепнула три слова:
  «Ты не умрёшь».
Сердце поверить готово
  В нежную ложь.
 

Генриетта

 
Генриетта, Генриетта!
Я зову.
Спряталась ли где-то
Ты в траву?
Стариков не видно,
Сад их нем,
Дом, – глядеть обидно! —
Кем разрушен, кем?
 
 
Генриетта, Генриетта,
Где же ты?
Помнишь это лето,
Как с тобою мы гуляли
В чистом поле и сбирали
Там цветы?
 
 
Где дорога
Вдаль вела,
У порога
Ты меня ждала,
Так светла и весела.
Генриетта, Генриетта,
Ты была легко одета,
В белый шёлк одета.
 
 
Жемчуг был на шее,
Но твоя краса
Жемчуга милее.
Ты беспечно улыбалась,
Звонко, звонко ты смеялась,
И в ту пору развевалась
За спиной твоя коса.
 
 
Ты любила быть простою,
Как весна,
Так светла душою,
Так ясна.
 
 
Мы играли,
Мы шутили,
Мы друг друга догоняли,
И ловили,
И сбирали
В это лето
Мы цветы.
Генриетта, Генриетта,
Где же ты?
 
 
Генриетта знала
Все дороги, все пути.
Где и как пройти,
Генриетта знала.
Ей пруссак сказал: «Веди!»
Генриетта побежала
Впереди,
Путь пруссакам указала
Под шрапнели,
На штыки,
Но убить успели
Генриетту пруссаки.
 
 
Генриетта, Генриетта,
Если есть у Бога лето,
Если есть у Бога рай,
Ты в раю играй.
 

Небо голубое (1921)

«Измотал я безумное тело…»

 
Измотал я безумное тело,
Расточитель дарованных благ,
И стою у ночного предела,
Изнурен, беззащитен и наг.
 
 
И прошу я у милого бога,
Как никто никогда не просил:
«Подари мне еще хоть немного
Для земли утомительной сил.
 
 
Огорченья земные несносны,
Непосильны земные труды,
Но зато как пленительны весны,
Как прохладны объятья воды!
 
 
Как пылают багряные зори,
Как мечтает жасминовый куст!
Сколько ласки в лазоревом взоре
И в лобзании радостных уст!
 
 
И еще вожделенней лобзанья,
Ароматней жасминных кустов
Благодатная сила мечтаний
И певучая сладость стихов.
 
 
У тебя, милосердного бога,
Много славы, и света, и сил.
Дай мне жизни земной хоть немного,
Чтоб я новые песни сложил!»
 

13 июня 1917 Княжнино, под Костромой

Утомительные дали

 
Мне боги праведные дали,
Сойдя с лазоревых высот,
И утомительные дали,
И мед укрепный дольных сот.
 
 
Когда в полях томленье спело,
На нивах жизни всхожий злак,
Мне песню медленную спело
Молчанье, сеющее мак.
 
 
Когда в цветы впивались жала
Премудрых медотворных пчел,
Серпом горящим солнце жало
Созревшие колосья зол.
 
 
Когда же солнце засыпало
На ложе облачных углей,
Меня молчанье засыпало
Цветами росными полей,
 
 
И вкруг меня ограды стали,
Прозрачней чистого стекла,
Но тверже закаленной стали,
И только ночь сквозь них текла,
 
 
Пьяна медлительными снами,
Колыша ароматный чад.
И ночь, и я, и вместе с нами
Томились рои вешних чад.
 

 
Я люблю весной фиалки
Под смеющейся росой,
В глубине зеленой балки
Я люблю идти босой,
 
 
Забывая пыль дороги
И лукавые слова,
Высоко открывши ноги,
Чтоб ласкала их трава.
 
 
Опустившись по ложбинкам,
Через речку вброд брести,
Выбираться по тропинкам
На далекие пути,
 
 
Где негаданны и новы,
Как заветная земля,
И безмолвные дубровы
И дремотные поля.
 

26 мая 1888

 
На свете много благоуханной и озаренной красоты.
Забава девам, отрада женам – весенне-белые цветы.
Цветов весенних милее жены, желанней девы, – о них мечты.
Но кто изведал уклоны жизни до вечно темной, ночной черты,
Кто видел руку над колыбелью у надмогильной немой плиты,
Тому понятно, что в бедном сердце печаль и радость навек слиты.
Ликуй и смейся над вещей бездной, всходи беспечно на все мосты,
А эти стоны: «Дышать мне нечем, я умираю!» – поймешь ли ты?
 

4 мая 1916 Таганрог – Ялта

 
  Спокойно и просто
Иду в неоглядную даль.
  У каждого моста
Ручейно проблещет печаль.
 
 
  Но верную сладость
Познал я в просторе дорог,
  Где умная радость
Таится в круженьи тревог.
 
 
  И если морока
Совьет перелетную пыль,
  Я с властью пророка
Подъемлю дорожный костыль.
 
 
  Всю нечисть земную
Сберет ли грохочущий гром,
  Врага зачарую
Моим кипарисным крестом
 

22 июня 1916 г.

 
  Дорожки мокрые бегут,
Свиваяся по рыжеватым травам,
И небеса о вечности не лгут,
  Завешаны туманом ржавым
 
 
  Глотая мимолетный дым
Неторопливого локомотива,
  Поля молчат, а мы скользим
По неуклонным рельсам мимо,  мимо
 
 
Как бессознателен их тусклый сон,
  Так слепо и стремленье наше,
Но если цели нет в дали времен,
  То есть напиток в дивной чаше,
 
 
Что опрокинута в творящий миг
  Над милою землею нашей,
  Которую сам Бог воздвиг
Неистощимою любуясь чашей.
 

1 октября 1916 г.

 
Улыбались, зеленея мило, сосенки
  Октябрю и Покрову,
  А печальные березыньки
Весь убор сронили в ржавую траву
 
 
Ах, зеленые, веселые бессмертники,
  Позавидую ли вам?
  Разве листья-кратколетники
Наклонять не слаще к свежим муравам?
 
 
И не слаще-ль вместе с нашей темной матерью
  Умирать и воскресать?
  Разве сердцу не отраднее
О былом, о вешнем втайне помечтать?
 

2 октября 1916 г.

 
Пробегают грустные, но милые картины,
Сотни раз увиденный аксаковский пейзаж.
  Ах, на свете все из той же самой глины,
  И природа здесь всегда одна и та ж!
 
 
Может быть, скучает сердце в смене повторений,
Только что же наша скука? Пусть печалит, пусть!
  Каждый день кидает солнце сети теней,
  И на розовом закате тишь и грусть.
 
 
Вместе с жизнью всю ее докучность я приемлю,
Эти речки и проселки я навек избрал,
  И ликует сердце, оттого что в землю
  Солнце вновь вонзилось миллионом жал.
 

5 октября 1916 Люблинская – Омск. Вагон

 
  Как ярко возникает день
В полях оснеженных, бегущих мимо!
Какая зыбкая мелькает тень
  От беглых белых клочьев дыма!
 
 
  Томившая в ночном бреду,
  Забыта тягость утомлений,
И память вновь приводит череду
Давно не мной придуманных сравнений.
 
 
И сколько б на земле ни жить,
  Но радостно над каждым утром
Всё тем же неизбежным перламутром
  И тою и бирюзою ворожить.
 
 
  Людей встречать таких же надо снова,
Каких когда-то знал Сократ,
А к вечеру от счастия земного
  Упасть в тоске у тех же врат,
 
 
И так же заломивши руки,
И грудью жадною вдыхая пыль,
Опять перековать в ночные муки
Земную сладостную быль.
 

4 февраля 1917 Бахмач – Гомель

 
На все твое ликующее лето
Ложилась тень осенних перемен,
И не было печальнее предмета,
Чем ожидаемый подснежный плен.
 
 
Но вот земля покрылась хрупким снегом,
Покорны реки оковавшим льдам,
И вновь часы земные зыбким бегом
Весенний рай пророчествуют нам.
 
 
А зимний холод? Сил восстановитель,
Как нектар, полной грудью воздух пей.
А снежный плен? Засеянных полей
Он – верный друг, он – жизни их хранитель.
 

8 августа 1918 г.

 
В норе темно и мглисто,
Навис тяжелый свод,
А под норою чисто
Стремленье горных вод.
 
 
Нору мою оставлю,
Построю крепкий дом,
И не простор прославлю,
Не светлый водоем,
 
 
Прославлю я ограды
И крепость новых стен,
И мирные отрады,
И милый сердцу плен.
 
 
Тебя, оград строитель,
Прославить надо мне.
Ликующий хранитель,
Живи в моем огне.
 
 
Все ночи коротая
В сырой моей норе
И утром насекая
Заметки на коре,
 
 
Скитаяся в пустыне,
В пыли дневных дорог,
В безрадостной гордыне
Я сердцем изнемог.
 
 
Устал я. Сердцу больно.
Построить дом пора.
Скитаний мне довольно.
Прощай, моя нора!
 
 
Хочу я новоселья,
Хочу свободных слов,
Цветов, Огней, веселья,
Вина, любви, стихов!
 

3 июля 1920

 
Людская душа – могила,
Где сотворивший мирно спит.
Жизнь живую земля покрыла,
Травами, цветами она говорит.
 
 
Приходи помечтать над могилой,
Если сам не умер давно.
Проснется с несказанною силой
Всё, что казалось темно,
 
 
И травы приклонятся к травам,
Цветы улыбнутся цветам,
И ветер зашепчет дубравам,
Нивам, полям и кустам.
 

7 июля 1920 Княжнино

 
Когда я стану умирать,
Не запоет ли рядом птичка,
И не проснется ли привычка
В бессильи силы собирать?
 
 
Мой вздох последний замедляя,
Не встанет ли передо мной
Иная жизнь, иной весной
Меня от смерти откликая?
 
 
Не в первый раз рожденный, я
Смерть отклоню упрямой волей
И отойду от смертных болей
Еще послушать соловья,
 

30 июля 1920 Княжнино

 
Пройдет один, пройдет другой,
И перекресток снова пуст,
Лишь взвеется сухая пыль
Дыханием далеких уст,
 
 
 И над пустынною душой
Синея, тают небеса,
И тучи переносят быль
Томления за те леса,
 
 
Где кто-то светлый и благой
Благословляет нашу грусть.
Безмолвная душа, не ты-ль
Запомнила все наизусть,
 
 
Как шел один, как шел другой,
И как вокруг обычность вся
Металася, степной ковыль
Медлительным дождем рося.
 

17 ноября 1920 г.

 
Снова саваны надели
Рощи, нивы и луга.
Надоели, надоели
Эти белые снега,
 
 
Эта мертвая пустыня,
Эта дремлющая тишь!
Отчего ж, душа-рабыня,
Ты на волю не летишь,
 
 
К буйным волнам океана,
К шумным стогнам городов,
На размах аэроплана,
В громыханье поездов,
 
 
Или, жажду жизни здешней
Горьким ядом утоля,
В край невинный, вечно вешний,
В Элизийские поля?
 

18 февраля 1921

 
Порозовевшая вода
О светлой лепетала карме,
И, как вечерняя звезда,
Зажегся крест на дальнем храме,
 
 
И вспомнил я степной ковыль
И путь Венеры к горизонту,
И над рекой туман, как пыль
Легко навеивал дремоту,
 
 
И просыпалася во мне
Душа умершего в Египте,
Чтобы смотреть, как при луне
Вы, люди нынешние, спите.
 
 
Какие косные тела!
И надо ли бояться смерти
Здесь дым, и пепел, и зола,
И вчеловеченные звери.
 

15 мая 1921 г.

Утешные ночи

 
В прозрачной тьме прохладный воздух дышит,
Вода кругом, но берег не далек,
Волна челнок едва-едва колышет,
И тихо зыблет легкий поплавок.
 
 
Я – тот, кто рыбу ночью тихо удит
На озере, обласканном луной.
Мне дрозд поет. С чего  распелся? Будит
Его луна? Иль кто-нибудь иной?
 
 
Смотрю  вокруг. Как  весело! Как ясно!
И берег, и вода, луне и мне
Все улыбается, и все прекрасно.
Да уж и мне не спеть ли в тишине?
 

22 июня 1914 г. Тойла. Эстония.

 
Призрак ели с призраком луны
Тихо ткут меж небом и землею сны.
 
 
Призрак хаты с призраком реки
Чуть мерцающие зыблют огоньки.
 
 
А над зыбко-ткущимися снами,
И над тихо-зыблемыми огоньками,
 
 
И над  призраками бедных хат
Ночь развертывает чародейный плат,
 
 
Опрокидывает черный щит,
И о свете незакатном ворожит.
 

1 октября 1916 г.

 
Как незаметно подступила
Успокоительница-ночь!
Но где же все твои светила?
– Я тучею заворожила
Мои светила, – шепчет ночь.
 
 
Одна ты радоваться хочешь
Тому, что есть, вещунья-ночь
О чем же тьмой ты мне пророчишь?
– Еще ты много стрел отточишь,
Ликуй, но бойся, – шепчет ночь.
 
 
Зачем и чем меня тревожишь
Ты, предвещательница-ночь?
Судеб ты изменить не можешь.
– Ты сам томления умножишь,
Но не печалься, – шепчет ночь.
 
 
Ночным вещаньям чутко внемлю,
И вопрошаю снова ночь:
Какую радость я приемлю?
– Свой жезл вонзи в родную землю
Вновь расцветет он, – шепчет ночь.
 
 
Мне внятен твой утешный шопот,
Тебе я верю, верю, ночь,
Но что же значит дальний топот?
– Иди спокойно. Что твой ропот?
Все в Божьей воле, – шепчет ночь.
 

1 октября 1916 г.

 
Только мы вдвоем не спали,
Я и бледная луна.
Я был темен от печали,
А луна была ясна.
 
 
И луна, таясь, играя
Сказкой в зыблемой пыли,
Долго медлила у края
Тьмою дышащей земли.
 
 
Но, восторгом опьяненный,
Я взметнул мою луну
От земли, в нее влюбленной,
Высоко на крутизну.
 
 
Что порочно, что безгрешно
Вместе все луна сплела,
Стала ночь моя утешна,
И печаль моя светла.
 

7 октября 1916 г.

 
Ты хочешь, девочка-луна,
Идущая с крутого неба,
Отведать горнего вина
И нашего земного хлеба.
 
 
Одежды золотая сеть
Пожаром розовым одела
Так непривыкшее гореть
Твое медлительное тело.
 
 
Вкусив таинственную смесь
Того, что в непонятном споре
Разделено навеки здесь,
Поешь ты в благодатном хоре
 
 
Твой голос внятен только мне,
И, опустив глаза, я внемлю,
Как ты ласкаешь в тишине
Мечтательною песней землю.
 

12 августа 1917 г.

 
И это небо голубое,
И эта выспренняя тишь!
И кажется, – дитя ночное,
К земле стремительно летишь,
 
 
И радостные взоры клонишь
На безнадежную юдоль,
Где так мучительно застонешь,
Паденья ощутивши боль.
 
 
А все-таки стремиться надо,
И в нетерпении дрожать.
Не могут струи водопада
Свой бег над бездной задержать,
 
 
Не может солнце стать незрячим,
Не расточать своих лучей,
Чтобы, рожденное горячим,
Все становиться горячей.
 
 
Порыв, стремленье, лихорадка,
Закон рожденных солнцем сил.
Пролей же в землю без остатка
Все, что от неба получил.
 

6 июня 1918 г.

 
Пал на небо серый полог,
Серый полог на земле.
Путь во мгле безмерно долог,
Долог путь в туманной мгле.
Веет ветер влажный, нежный,
Влажно-нежный, мне в лицо.
Ах, взошел бы, безмятежный,
На заветное крыльцо
 
 
Постоял бы у порога,
У порога в светлый дом,
Помечтал бы хоть немного,
Хоть немного под окном,
И вошел бы, осторожный,
Осторожно в тот приют,
Где с улыбкой бестревожной
Девы мудрые живут
 

20 июля 1920 г.

 
Час ворожбы и гаданья.
Солнце в далекой стране.
Но не его ли сиянья
На безмятежной луне?
 
 
И не его ли очами
Жизнь на земле зажжена?
И не о нем ли ночами
Томно мечтает она?
 
 
В ясную ночь полнолунья
Над колыханием трав
Пляшет нагая колдунья,
Золото кос разметав.
 
 
Пан ли играет на флейте?
Звучно-ль падение вод?
Девушки резвые, рейте,
Вейте за ней хоровод.
 
 
Вкруг одинокой березы
Дикого духа моля,
Лейте горючие слезы,
Смехом будите поля.
 
 
Тело стихиям откройте.
Пыль полуночных дорог
Росами травными смойте
С голых стремительных ног.
 
 
Вот, под луною мелькая
Длинной и светлой косой,
В белом покрове Иная
С вашей сплелась чередой
 
 
Словно возникла из праха,
Мчится, как вихорь легка.
В зыбком томлении страха
Веет от дивной тоска.
 
 
Смейтесь, и плачьте, и рейте,
Вместе одна за другой,
Страх и тоску одолейте
Буйной ночною игрой.
 

16 ноября 1920 г.

 
Яро длился милый день,
И склонился под плетень.
Тот, кто любит жить со мглой,
Проводил его хулой.
 
 
Страстным пьяная вином,
Ночь маячит за окном,
Шепчет ветру: – Помолчи!
Потеряла я ключи, —
 
 
Всходит томная луна,
Как невольница бледна,
Шепчет ветру: – Будет срок,
Раскует мой брат замок.
 
 
Что же делать ночью мне?
Посидеть ли на окне,
Помечтать ли о былом,
Погадать ли об ином?
 
 
Добрый день погас давно.
Затворить пора окно,
И тебе, хмельная мать,
Доброй ночи пожелать.
 

5 февраля 1921 г.

Милая Волга

 
Плыву вдоль волжских берегов.
Гляжу в мечтаньях простодушных
На бронзу яркую лесов,
Осенней прихоти послушных,
 
 
И тихо шепчет мне мечта:
– Кончая век уже недолгий,
Приди в родимые места,
И догорай над милой Волгой.
 
 
И улыбаюсь я, поэт,
Мечтам сложивший много песен,
Поэт, которому весь свет
Для песнопения стал тесен.
 
 
Скиталец вечный, ныне здесь,
А завтра там, опять бездомный,
Найду ли кров себе и вес,
Где положу мой посох скромный?
 

21 сентября 1915 г.

 
Левкой благоухала нежно
Под стрекотание стрекоз
И улыбалась безмятежно
Дыханию усталых роз.
 
 
И все, что вкруг неё дышало
Вкушая сладостный покой.
Хвалой согласною венчало
Благоуханную Левкой.
 
 
И уж не ты, о роза мая,
Тогда царицею была,
Когда, зарницами пылая,
С востока поднималась мгла.
 
 
Пускай пылающие бои
Затмят высокую лазурь,
Но в безмятежности Левкои
Победа над безумством бурь.
 

 
  Кукушка кукует.
Забавится сердце приметами.
  Весна поцелует
Устами, едва разогретыми,
  Лесные опушки
Цветеньем мечты обнесет, —
  К чему же кукушки
Протяжный, медлительный счет?
 
 
  Зарею вечерней
Поет соловей, заливается.
  Душа суеверней.
Светло и отрадно мечтается
  Нездешняя радость
Наполнила даль бытия.
  К чему-ж эта сладость
В призывной тоске соловья?
 

3 июля 1920 г.

 
Нисходит милая прохлада,
В саду не шелохнется лист,
Простор за Волгой нежно мглист
Нисходит милая прохлада
 
 
На задремавший сумрак сада,
Где воздух сладостно-душист
 
 
Нисходит милая прохлада,
В саду не шелохнется лист.
 
 
В душе смиряется досада,
И снова облик жизни чист,
И вновь душа беспечно рада,
Как будто соловьиный свист
 
 
Звучит в нерукотворном храме,
Победное колебля знамя.
 

19 июля 1920 г.

 
Узнаешь в тумане зыбком
Все, чем сердце жило прежде
Возвращаешься к улыбкам
И к мечтательной надежде.
 
 
Кто-то в мочки пару серег,
Улыбаясь, продевает,
И на милый, светлый берег
Тихой песней призывает
 
 
Посидеть на куче бревен,
Где тихонько плещут волны,
Где песочный берег ровен,
Поглядеть рыбачьи челны.
 
 
Рассказать, чем сердце жило,
Чем болело и горело,
И кого оно любило,
И чего оно хотело.
 
 
Так, мечтаешь хоть недолго
О далекой, об отцветшей.
Имя сладостное Волга
Сходно с именем ушедшей
 
 
В тихий день воспоминанья
Так утешны эти дали,
Эти бледные мерцанья,
Эти мглистые вуали.
 

11(24) июля 1920 г.

 
Знойно туманится день,
Гарью от леса несет,
Тучи лиловая тень
Тихо над Волгой ползет.
 
 
Знойное буйство, продлись!
Длись, верховный пожар!
Чаша земная, курись
Неистощимостью чар
 
 
Огненным зноем живу,
Пламенной песней горю,
Музыкой слова зову
Я бирюзу к янтарю.
 
 
Тлей и алей, синева,
В буйном кружении вьюг
Я собираю слова,
Как изумруд и жемчуг.
 

1 августа 1920 г.

 
Туман и дождь. Тяжелый караван
Лохматых туч влачится в неб мглистом.
Лесною гарью воздух горько пьян,
И сладость есть в дыхании смолистом,
И радость есть в уюте прочных стен,
И есть мечта, цветущая стихами.
Печальный час, и ты благословен
Любовью, сладкой памятью и снами.
 

24 июля 1920 г.

 
Туманы над Волгою милой
Не спорят с моею мечтой,
И все, что блистая томило,
За мглистою никнет чертой.
 
 
Туманы над милою Волгой
В забвении тусклых болот
Пророчат мне счастья недолгий,
Но сладостно-ясный полет.
 

3 августа 1920 г.

Свирель

 
Амур – застенчивое чадо.
Суровость для него страшна.
Ему свободы сладкой надо.
Откроет к сердцу путь она.
 
 
Когда ничто не угрожает,
Как он играет, как он рад!
Но чуть заспорь с ним, улетает
И не воротится назад.
 
 
И как ни плачь, и как ни смейся,
Уже его не приманить.
Не свяжешь снова, как ни бейся,
Однажду порванную нить.
 
 
Поймите, милые, что надо
Лелеять нежную любовь.
Амур – застенчивое чадо.
К чему нахмуренная бровь?
 

19 апреля 1921

 
– Бойся, дочка, стрел Амура.
Эти стрелы жал больней.
Он увидит, – ходит дура,
Метит прямо в сердце ей.
 
 
– Умных девушек не тронет,
Далеко их обойдёт,
Только глупых в сети гонит
И к погибели влечёт. —
 
 
Лиза к матери прижалась,
Слёзы в три ручья лия,
И краснея ей призналась:
– Мама, мама, дура я!
 
 
– Утром в роще повстречала
Я крылатого стрелка
И в испуге побежала
От него, как лань легка.
 
 
– Поздно он меня заметил,
И уж как он ни летел,
В сердце мне он не уметил
Ни одной из острых стрел.
 
 
– И когда к моей ограде
Прибежала я, стеня,
Он махнул крылом в досаде
И умчался от меня.
 
 
Цветков благоуханье,
И птичье щебетанье,
И ручейков журчанье,
Всё нам волнует кровь
И сказывает сказки
Про радостные ласки,
Про сладкую любовь.
 
 
Прекрасна, как цветочек,
Легка, как мотылёчек,
Иди ко мне в лесочек,
Иди ко мне смелей.
Чего тебе бояться?
Не долго улыбаться
Весне в тени ветвей.
 
 
Поспешно мчатся Оры.
И дни, и ночи скоры.
Замолкнут птичьи хоры,
Всё милое пройдёт,
Настанет час истомный,
Увянет ландыш скромный,
Фиалка отцветёт.
 
 
К чему терять мгновения
На ложные сомненья,
На скуку размышленья?
Целуй меня, целуй!
Любви отдайся нежной
И ласке безмятежной
У этих звучных струй.
 

25 апреля 1921