Текст книги "Том 8. Стихотворения. Рассказы"

Автор книги: Федор Сологуб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Девушки, смеялись чему-то своему, – Гульде показалось, что над нею. Старшая из девушек сказала:

– Отец вас ждет.

Гульда со страхом вошла в дом. Молодая служанка провела ее в кабинет господина Веллера.

Толстый Веллер сидел в кресле у письменного стола, сосал толстую сигару и крепко держал толстыми пальцами карандаш, которым он водил по строкам какой-то лежавшей перед ним на столе бумаги, вникая в ее смысл с таким усердием, что весь лоб его собрался в глянцевитые морщины и толстая шея покраснела больше обычного. Дочитав бумагу, он поднял сонные глаза на Гульду и молча показал ей пальцем на стенные часы. Было без двух минут четыре, Гульда замерла от страха. Веллер кивком головы показал ей на стул у стола и сказал:

– Садитесь, госпожа Кюнер.

Гульда робко подошла и села. Веллер молча смотрел на нее. Наконец сказал:

– Вы – красивая молодая девушка, госпожа Кюнер, и этот легкомысленный молодой человек не достоин вас. Впрочем, я пригласил вас по делу.

И опять замолчал.

«Сказать или не сказать? – думала Гульда. – Он сам знает. Или не знает? Честно поступая, надобно самой сознаться. Но мало ли бывает маленьких событий в школе, – не обо всем же надобно говорить».

Гульда сидела и не знала, что сказать. Веллер смотрел на нее неподвижно. В голове Гульды быстро пронеслись воспоминания о том, как Веллер вскоре после смерти своей жены сделал ей предложение. Тогда, – это было год тому назад, – Гульда уже любила Карла Шлейфа, и потому отказала Веллеру. Веллер до сих пор еще не был женат, и Гульда думала, что он затаил злобу против нее.

Веллер вынул сигару изо рта и внимательно глянул на Гульду.

«Знает, конечно, все знает!» – вдруг подумала Гульда. И, не стерпев страха ожидания, неожиданно для самой себя, рассказала про случай с Антоном.

К ее радости и удивлению, этот рассказ не произвел на Веллера никакого впечатления. Веллер молча выслушал и сказал:

– За то, что мальчишка на вас ворчал, вам надо было дать ему несколько хороших ударов линейкой по спине. Но я не понимаю, зачем вы мне все это рассказываете. Вы обязаны поддерживать дисциплину на ваших уроках.

Веллер побарабанил пальцами по столу и сказал:

– Госпожа Кюнер, я пригласил вас вот по какому делу.

Гульда чувствовала, что сердце ее мучительно замирает. Ее руки дрожали. Голос Веллера доходил до нее словно издалека. Веллер говорил:

– Вам известно, что госпожа Крафт скончалась. Школьный совет наметил вас на ее место. Я должен спросить вас, согласны ли вы перейти на это место.

От радости и от волнения у Гульды закружилась голова. Она воскликнула, всплеснув руками:

– Ах, господин инспектор!

И уж не могла ничего сказать. Очевидно, никто на нее не жаловался, иначе ей не предложили бы этого места, где жалованье больше и квартира лучше.

Веллер слегка усмехнулся и сказал:

– Я вижу, госпожа Кюнер, что вы согласны. Надеюсь, вы будете достойны. А теперь, покончив с этим делом, поговоримте о другом.

Веллер запыхтел, усиленно засосал сигару, окружил себя скверно пахнущим дымом, и заговорил торжественно и волнуясь:

– Госпожа Кюнер, вы знаете мои чувства по отношение к вам. Но вы предпочли мне легкомысленного молодого человека. Однако, он не торопится жениться на вас.

Гульда сказала:

– Мы надеемся, что господин гофлиферант согласится…

Веллер прервал ее:

– Госпожа Кюнер, обращаюсь к вашему благоразумию. Скоро будет война, молодой человек пойдет, потому что числится в запасе, и на войне он может быть убит. Я же не пойду, так как мне сорок шесть лет. Я уже стар для войны, но еще достаточно молод для семейной жизни.

– Господин Веллер, – сказала Гульда, – о войне ничего не слышно.

Веллер побарабанил пальцами по столу и сказал уверенно, как знающий:

– О, не слышно! Читаете ли вы внимательно вашу газету? Знаете ли вы что-нибудь о русской большой военной программе и о русском флоте, который будет готов в будущем году? Если мы теперь не будем воевать, то и никогда.

Гульда спросила:

– Но зачем нам воевать?

Веллер отвечал:

– Если мы есть великая нация, то нам нужны рынки. Нам нужно сокрушить Францию и отобрать ее колонии. У нас есть культурная миссия на Балканском полуострове и в Малой Азии. И для нашего народа мало земли, а в России земли много, и мы можем ее завоевать. И должны завоевать, потому что грубый и дикий русский народ есть только подстилка для нашего великого германского народа. Германия должна быть сильнее всех и диктовать всему миру свою волю, и тогда настанет эпоха вечного мира, и наши товары будут иметь сбыт на всем земном шаре, чего они и заслуживают по своей прочности, дешевизне и красоте.

Веллер помолчал, глядя прямо на Гульду. Гульда не знала, что сказать. Она боялась сказать, что любит Карла и будет ему верна, боялась, что тогда Веллер рассердится и оставит ее на прежнем месте в Розенау.

Веллер встал, протянул руку Гульде и сказал.

– Итак, госпожа Кюнер, подумайте внимательно над тем, что я вам сказал. Ответом я вас не тороплю.

VIII

Гульда вышла от Веллера, точно ее на крыльях вынесло. Шла сияя. И опять встретила Карла, недалеко от реки, почти на том же месте, где и первый раз.

Он нежно утешал ее. Говорил ей ласково:

– Я был глуп и груб. Я не брошу тебя. Пусть гофлиферант откажет мне в наследстве и в деньгах, я проживу и без него. Ну, что сказал тебе господин школьный инспектор?

Сияющая от радости и от гордости Гульда рассказала о том, что Веллер предложил ей место в Кельберге. Карл уверенно сказал:

– Ну, теперь я не сомневаюсь, что гофлиферант даст свое согласие на наш брак.

IX

Гульда не волновалась бы все эти дни, если бы слышала один разговор мальчишек. Гульда не сияла бы сегодня, если бы слышала один разговор взрослых.

В тот день, когда она побила Антона Шмидта, после уроков, к Антону подошел на улице Альберт Керн, рослый рыжеватый мальчуган с длинными руками, одетый в узкую одежду, которая казалась уже тесною и короткою для его быстрого роста. У него было сердитое лицо и угрожающий вид. Антон посмотрел на него опасливо, соображая, за что Альберт может его поколотить. Альберт сердито спросил:

– Антон, ты нажалуешься твоей матери на учительницу?

Антон отвечал:

– Вот еще, нашел дурака! Чтобы мне еще и дома влетело!

– Зачем же ты сказал, что пожалуешься? – сердито спрашивал Альберт.

Антон захохотал и сказал:

– А так, чтобы ее попугать. Видел, как она покраснела?

Альберт говорил все так же сердито:

– Слушай, Антон, если ты хоть полслова скажешь дома о том, что она тебе расквасила нос, то я тебя изобью, как собаку. Пусть потом делают со мною, что хотят, но ты меня будешь помнить.

Антон опасливо покосился на сжатые кулаки Альберта и сказал:

– Я не скажу ни матери, ни кому другому, можешь быть спокоен.

Другой разговор был сегодня, за несколько минут до второй встречи гульды с Карлом. Карл и Отто Шарф встретились у ворот в парке фон Танненберга. Шарф рассказал Карлу о том, что Гульда переходит в город и получает там очень хорошее место. Оттого так и нежен был с нею Карл.

Ничего этого Гульда не знала, и потому была весела. И еще потому она была весела, что знала то, чего не знал Карл. Она смотрела на него нежно и думала:

«Если Карл не успеет обвенчаться со мною и пойдет на войну, то надо будет серьезно подумать о предложении господина Веллера. Карла, может быть, и не убьют на войне, но ему могут оторвать руку или ногу. Быть женою однорукого или одноногого очень неприятно, и уж лучше носить имя госпожи Веллер».

Эти мысли очень растрогали и разнежили Гульду, и, прощаясь с милым при выходе из лесочка, она нежно поцеловала его. Так нежно, что Карл весь этот день чувствовал в своей душе райскую музыку.

Ошибка гофлиферанта

I

Гофлиферант Гейнрих Шлейф сидел вечером на своем обычном месте в лучшем из Кельбергских кафе, в кафе Баумвальда на Карлплаце, и пил свою обычную кружку пива. Казалось, что он весь налит пивом, и не только коротко подстриженные бачки, но и глаза его были пивного цвета. Перед гофлиферантом сидел его племянник Карл Шлейф и уговаривап его дать согласие на его брак с Гульдою Кюнер, расхваливая Гульду в сотый раз в одних и тех же выражениях.

Гульда – славная, честная девушка. Она – бедная девушка, но она имеет свой, честно заработанный, кусок хлеба. Она будет верною женою и хорошею, экономною хозяйкою.

Гофлиферант был непреклонен и повторял в сотый раз одно и то же:

– Я не хочу, чтоб мой племянник женился на простой деревенской девушке, у которой нет ни одного пфеннига, и нет почтенных и уважаемых в городе родственников.

Как всегда, ровно в десять гофлиферант кончил свою кружку. Крикнул:

– Кельнер, прошу сосчитать!

Карл сказал кельнеру:

– Еще одну кружку господину гофлиферанту. Гофлиферант возразил:

– Я выпил мою кружку, и мне пора домой.

Карл сказал:

– Дядя, за ту кружку я буду платить.

Гофлиферант остался. Сидя над второю кружкою, он говорил:

– Я не могу допустить этого брака. Я – гофлиферант! Мои изделия употребляются при дворе моего кайзера. Мои изделия известны всей Германии. Мои изделия вывозятся за границу, и даже некультурная Россия потребляет их, и через их посредство знакомится с благами нашей германской культуры.

Карл воскликнул:

– О, да! Гофлиферант Гейнрих Шлейф высоко держит знамя германской культуры, и я горжусь честью быть его племянником.

Гофлиферант пожал его руку и сказал:

– Карл, ты – умный и славный молодой человек, и ты можешь понимать. Да, я сорок лет приношу пользу моему возлюбленному отечеству. Меня уважают все в городе.

– И во всей Германии, – вставил Карл.

Гофлиферант кивнул головою и продолжал:

– Если приезжий на бангофе спросит любого трегера или, выйдя на улицу, спросит любого мальчишку: «Не знаешь ли ты, где живет гофлиферант Гейнрих Шлейф?» то всякий мальчишка скажет: «О, как же не знать, где живет господин гофлиферант Шлейф! Он живет в своем собственном доме номер семь по Альбрехтштрассе, а его контора находится на Кайзерплатце на углу Вильгельмштрассе». О, гофлиферант Гейнрих Шлейф не последний человек в своем родном городе, и в нашем дорогом отечестве нет города, где бы не употреблялись изделия гофлиферанта Гейнриха Шлейфа!

Гофлиферант поставил опорожненную кружку на стеклянное блюдце и сказал громко:

– Кельнер, прошу сосчитать!

Карл сказал:

– Кельнер, за эту кружку я плачу. Подайте еще одну кружку господину гофлиферанту.

Гофлиферант возразил:

– Я выпил мою кружку, и мне пора домой, где меня ждет госпожа гофлиферантша Гейнрих Шлейф.

Карл сказал:

– Дядя, за ту кружку я заплачу.

Гофлиферант не возражал. Новая кружка была принесена и поставлена перед ним. Гофлиферант тыкал себя толстым, светло-пивного цвета пальцем в широкую грудь и говорил:

– Гофлиферант Гейнрих Шлейф не гордится своими заслугами перед своим дорогим отечеством. Он только честно и добросовестно исполнял свой долг. Выше всего он ставил интересы своих клиентов, чтобы никто не мог сказать, что изделия гофлиферанта Шлейфа не есть товар высокого качества, отпускаемый по дешевой цене с гарантией за прочность.

Карл сказал:

– Нет, дядя, этого никто не может сказать. Товар гофлиферанта Шлейфа есть товар самого высокого качества.

Гофлиферант продолжал:

– Да, высокие качества моего товара известны всем. Я употребляю самый хороший материал и самые усовершенствованные машины, у меня работают самые хорошие мастера, я плачу им аккуратно в срок, и они имеют у меня хороший заработок. Когда к ним приходят агитаторы от социалистов, они смеются и говорят: «Нам не нужно никакого социализма, мы – национал-либералы, и мы работаем на господина гофлиферанта Шлейфа».

Карл сказал:

– Мой товарищ, Отто Шарф, социал-демократ, говорит, что есть немало социалистов и на фабриках гофлиферанта Шлейфа.

Гофлиферант покраснел, стукнул кулаком по столу и сказал сердито:

– Отто Шарф – мальчишка и бездельник, и его мать – паршивая русская свинья, и я не хочу говорить о каком-то Отто Шарфе, когда я говорю о моем племяннике. Гофлиферант Шлейф не заносчив, но он знает себе цену. Каждый вечер гофлиферант Шлейф идет в это кафе, где рядом с ним может сесть каждый; он выпивает свою кружку в двадцать пфеннигов и дает кельнеру десять пфеннигов, – не больше и не меньше. И никто не смеет сесть за тот столик, где я привык пить свое пиво. Кельнер, прошу сосчитать!

Карл сказал:

– Кельнер, я плачу за эту кружку. Еще одну кружку господину гофлиферанту.

Гофлиферант возразил:

– Я выпил мою кружку, и мне пора идти домой, где меня ждет госпожа Амалия Шлейф, супруга гофлиферанта.

Карл сказал:

– Дядя, за ту кружку я заплачу.

Гофлиферант не спорил. Он сидел перед новою кружкою пива и продолжал распрострняться о своих достоинствах.

Гофлиферант говорил:

– Я не гордый человек, нет. Я пожму руку всякому человеку, который честно занимается своим трудом. Я уважаю госпожу учительницу Гульду Кюнер, потому что она – честная и достойная девушка. Если она придет в мой магазин, я велю сделать ей уступку, как самому почтенному из моих клиентов, и скажу, чтобы ей отпустили товар хорошего качества, хотя бы она покупала на самую малую сумму. Но всякий человек должен знать свое место. У меня и у моей Амалии нет детей, но мой племянник, сын моего единственного брата, должен помнить, что у меня есть зато много двоюродных братьев и сестер. Если мой племянник хочет наследовать мое дело и мою фирму, то он женится на дочери одного из почтенных коммерсантов. Я не мечу высоко, я не хочу, чтобы мой племянник женился на одной из юных девиц фон Танненберг, или фон Клостербург, или фон Либенштейнт. Я хочу только того, чтобы жена моего племянника была из равной нам семьи. Я сказал, а слово гофлиферанта Гейнриха Шлейфа твердо. Кельнер, прошу сосчитать!

Карл не унывал. Он решился идти до конца и сказал храбро:

– Кельнер, за эту кружку я плачу. Еще одну кружку господину гофлиферанту.

Гофлиферант возражал:

– Я выпил мою кружку, и мне пора идти домой, где меня ждет моя жена, моя дорогая Амалия.

Карл сказал:

– Дядя, за ту кружку я заплачу.

Гофлиферант отвечал:

– Хорошо. Молодые люди расточительны, но я сам был молод, и я понимаю, когда молодой человек хочет позволить себе немного покутить. Лучше покутить чинно и благоразумно со старым дядею, чем с легкомысленными и необузданными молодыми людьми, вроде какого-нибудь повесы Отто Шарфа.

Карл сказал:

– Дядя, если я женюсь на Гульде Кюнер, то я не буду проводить свое время с легкомысленными молодыми людьми, потому что Гульда Кюнер – скромная девушка. Она будет заботливою и экономною хозяйкой, и мне приятно будет сидеть дома.

Гофлиферант отвечал:

– Гофлиферант Гейнрих Шлейф не хочет, чтобы дочь простого мужика вошла в его дом и села впоследствии на то кресло, на котором ныне сидит госпожа гофлиферантша Гейнрих Шлейф, урожденная Амалия Липперт, дочь гофлиферанта индустриенрата Фридриха Липперта. Нет, я хочу, чтобы все шло, как прилично, без заносчивости и без унижения.

Гофлиферант, опорожнив эту кружку, сказал громче, чем обыкновенно:

– Кельнер, прошу сосчитать!

Карл мужественно сказал:

– Кельнер, за эту кружку я плачу. Еще одну господину гофлиферанту.

Гофлиферант возразил:

– Я выпил мою кружку, и мне пора идти домой, где меня ждет моя милая Амальхен.

При воспоминании о милой Амальхен голос гофлиферанта дрогнул, и в его глазах блеснули светло-желтые слезинки. Карл сказал:

– Дядя, за ту кружку я заплачу.

Гофлиферант остался. И еще. И еще. И еще.

Наконец в двенадцать часов ночи, когда кафе закрывалось и когда все добрые граждане богоспасаемого города Кельберга уже мирно спали в своих кроватях, под своими теплыми пуховыми одеялами, вместе со своими добродетельными женами, гофлиферант вышел на площадь, поддерживаемый Карлом. Карл хотел было проводить его до дому, но гофлиферант решительно этому воспротивился. Он говорил:

– Гейнрих Шлейф всю жизнь твердо стоял на своих собственных ногах, и не нуждается ни в чьей помощи. Я дойду один, а ты иди домой. Нехорошо молодому человеку возвращаться домой очень поздно. Твоя почтенная хозяйка, госпожа Клара Фрейман, может подумать о тебе дурно, а если это повторится, то она перестанет держать тебя у себя на квартире.

И на углу Карлплатца и Карлштрассе Карл простился с гофлиферантом и отправился домой, в свою скромную каморку на окраине города, на Нахтигальштрассе. По дороге предавался он грустным размышлениям о дядиной непреклонности и сладостным мечтаниям об очарованиях прелестной и невинной Гульды.

II

Гофлиферант шел привычною дорогою по Карлштрассе. Шаги его были очень нетверды.

Скоро пришел он на Кайзерплатц, обширную площадь со статуею императора. Пять улиц выводили на эту площадь: справа от Карлштрассе – Вильгельмштрассе, где была контора и магазин гофлиферанта; слева – Фридрихштрассе; через площадь – Альбрехтштрассе и Альбертштрассе.

Перейдя через площадь и обогнув памятник, гофлиферант направился по одной из этих улиц и скоро добрался до дома под номером седьмым. С трудом взобрался он по внешней лестнице к дверям своей квартиры, причем его удивило, что лестница стала как будто повыше на одну ступеньку. Но скоро он сообразил в чем дело. Он подумал: «Я выпил сегодня больше одной кружки пива, и это подействовало на мои ноги, но не на мою голову. Всегда я вхожу правою ногою на первую ступеньку, левою на вторую, правою на третью, и так далее все шесть ступеней. Но сегодня одна из моих ног ступила на ступеньку, где уже стояла другая нога, и вот почему я насчитал семь ступенек. Нет, – думал гофлиферант, – в моем доме шесть ступенек, а семь ступенек – это в доме господина ратмана Вильгельма Шпицера, тоже номер семь, но на другой улице, на Альбертштрассе».

Гофлиферант достал из жилетного кармана ключ от входной двери. Долго возился он, ключ долго не хотел входить в скважину. Наконец что-то щелкнуло в пружине замка, дверь заскрипела и отворилась.

Гофлиферант с досадою подумал, что служанка Гертруда не исполняет своих обязанностей и уже давно не смазывала петель двери. Он пошарил по стене, повернул выключатель и глянул на себя в зеркало.

– О! – сказал он, укоризненно покачивая головою, – старый Гейнрих, ты очень красен. Не годится тебе пить больше одной кружки, хотя бы ты за лишнее пиво и не платил ни пфеннига. Это вредно для твоего здоровья.

В соседней комнате послышалось шлепанье туфель. Гофлиферант умилился. Он воскликнул:

– Моя Амалия не спит и ждет своего старого Гейнриха!

И его широко улыбающееся лицо обратилось к двери.

Чей-то грубый голос за дверью спрашивал:

– Кто там разговаривает так поздно ночью?

Гофлиферант испугался и подумал: «Амалия сердится и говорит поэтому низким голосом. Она спросит: что ты смотришься в зеркало, как молодая девушка? Зачем ты для этого тратишь электричество, которое стоит так дорого?»

Гофлиферант погасил свет и поспешил в комнаты. Но к его ужасу и негодованию на пороге встретил его господин ратман Вильгельм Шпицер, в домашней куртке и в туфлях, такой же толстый и такой же красный, как и гофлиферант.

Гофлиферант воскликнул:

– Господин ратман!

Ратман воскликнул:

– Господин гофлиферант!

И оба они воскликнули одновременно:

– Как вы сюда попали?

И оба ответили одновременно:

– Я у себя дома!

И опять оба в одно время воскликнули:

– Это – мой дом!

И в это время в души их обоих закрались мрачные подозрения. Гофлиферант воскликнул:

– Моя Амалия!

Ратман воскликнул в тот же миг:

– Моя Берта!

– Вы идете от моей Амалии! – говорил гофлиферант.

– Вы идете к моей Берте! – говорил ратман.

И оба они воскликнули одновременно:

– Не употребляйте имени вашей несчастной почтенной супруги, которую вы обманываете с чужою женою.

– Прошу вас удалиться из моего дома! – воскликнули оба они одновременно.

И наконец свет истины озарил голову гофлиферанта, – над головою ратмана он увидел люстру. Такая же точно люстра, как и у гофлиферанта, но лампочки заключены не в шарообразные футляры льдистого стекла, как у гофлиферанта, а в футляры многогранные, хотя стекло такое же точно.

Гофлиферант в ужасе воскликнул:

– Как я сюда попал!

Ратман отвечал:

– Я не знаю, как вы сюда попали, господин гофлиферант. Но я бы желал знать, как вы сюда попали, и что вы здесь ищете в такое позднее ночное время.

Гофлиферант говорил, весь красный от пива и от смущения:

– Я отворил дверь моим собственным ключом! Я думал, что я на Альбрехтштрассе номер семь.

Ратман отвечал:

– Вы на Альбертштрассе номер семь, господин гофлиферант, и вы отворили мою дверь своим ключом. Я не буду удивляться, если окажется, что мой замок сломан.

Гофлиферант спросил:

– Но почему же вы это думаете?

Ратман отвечал:

– Мой замок имеет свой ключ, и чужим ключом он не может быть без повреждения отворяем.

Гофлиферант подумал, что ратман слишком мрачно смотрит на положение вещей. Необходимо проверить это немедленно, чтобы потом ратман не вздумал говорить о том, чего не было. Гофлиферант сказал:

– Мы должны это посмотреть, господин ратман.

Ратман запальчиво ответил:

– Мы это посмотрим сейчас же, господин гофлиферант.

Оба отправились в переднюю и там без труда убедились в том, что замок сломан. Ратман сердито поглядел на гофлиферанта и воскликнул:

– Господин гофлиферант!

Гофлиферант пожал плечами, развел руками и сказал:

– Я очень извиняюсь, господин ратман, за повреждение вашего замка, произведенное мною без умысла, и я уплачу, что следует, за починку замка.

– Хорошо, – сказал ратман. – Но мы должны это обсудить. Пожалуйте в мою гостиную, господин гофлиферант.

Вошли опять в гостиную. Послышался за дверью тревожный голос Берты Шпицер:

– Вильгельм, с кем ты разговариваешь так поздно?

Ратман отвечал:

– Не беспокойся, Берта, это господин гофлиферант Шлейф. У нас с ним деловое совещание.

– В такой необыкновенный час? – с удивлением спросила Берта.

– Дела всегда дела, – сказал ратман. – Иди, Берта, через десять минуть я вернусь к тебе.

За дверью послышались удаляющееся шаги Берты. Ратман повернулся к гофлиферанту и, указывая ему на кресло, сказал:

– Итак, господин гофлиферант?

Гофлиферант сел на указанное кресло и, утирая платком выступивший от волнения пот, говорил:

– Я пришлю завтра к вам слесаря…

Ратман перебил его.

– Извините, господин гофлиферант, но это очень неудобно, чтобы вы чинили замки в моем доме. Это подает повод к разным неприятным слухам. Да и к чему вам беспокоиться? Я сделаю это сам, а вы уплатите мне сейчас в возмещение моих убытков некоторую сумму денег.

Гофлиферант отвечал:

– В вечернее время я не ношу с собою лишних денег. В моем кошельке находится сорок пфеннигов, но этого, я думаю, мало за починку такого хорошего замка.

Ратман сказал спокойно:

– Вы дадите мне вексель.

Гофлиферант воскликнул с удивлением:

– Вексель! На такую сумму! Я завтра же пришлю вам, что следует.

– Я желаю иметь пятьсот марок, – невозмутимо сказал ратман.

Он сел против гофлиферанта, сложил руки на животе и спокойно смотрел на своего незваного гостя.

– Господин ратман! – воскликнул гофлиферант.

Ратман говорил:

– Я сказал Берте: дело. Что же я скажу, если она спросит: что же тебе дало это дело, за которым ты лишал себя ночного отдыха?

Гофлиферант растерянно говорил:

– Это невозможно, господин ратман!

Ратман сказал решительно:

– Господин гофлиферант, я мог бы сделать большой скандал. Но я его не делаю из уважения к вам.

Гофлиферант понял, что спор бесполезен. Он бросил на ратмана негодующий взгляд и сказал с тихою злобою:

– Давайте бумагу, я пишу вексель на триста марок.

– Пятьсот, господин гофлиферант.

Пришлось гофлиферанту писать вексель на пятьсот марок.

III

На другой день, когда Карл сидел в своей конторе, ему сказал конторский мальчик в курточке с бронзовыми пуговками и с узкими галунчиками:

– Господин Шлейф, к вам пришел мальчик от господина гофлиферанта Шлейфа.

Карп взял с ясеневого пенька над конторкою котелок и вышел на улицу, где его ожидал другой мальчик с такими же галунчиками и пуговками. Карл надел котелок, мальчик снял фуражку с галунами, поклонился и сказал:

– Добрый день, господин Шлейф.

Карл сказал:

– Добрый день, Фрицхен. Что скажешь?

Фрицхен отвечал:

– Господин гофлиферант просит вас пожаловать вечером в девять часов в кафе господина Баумвальда.

Карл подумал, поглядел для чего-то на часы, кинул взгляд вдоль улицы и наконец сказал:

– Скажи господину гофлиферанту, что я приду.

Мальчик опять поклонился, надел фуражку и пошел к Карлплатцу спорою походкою хорошего посланного мальчика, не тихо и не скоро, не останавливаясь перед витринами хороших магазинов с хорошими и дешевыми товарами. Карл же вернулся в контору, к своей конторке. Он думал: «Гофлиферанту понравилось пить мое пиво. Хорошо, пусть пьет, мне не жалко, я могу сделать экономию на другом. Но я бы хотел, чтобы мои деньги и мое время не пропали даром и чтобы гофлиферант согласился на мой брак с Гульдою. Он должен понять, что я имею свой расчет в жизни и что хорошая жена полезнее для хозяйства, чем хорошее приданое, которое можно все растратить на прихоти избалованной в богатстве жены».

IV

Вечером в кафе Карл усердно хвалил Гульду. Гофлиферант молчал. Когда третья кружка подходила к концу, гофлиферант сказал:

– Госпожа Гульда Кюнер – хорошая девушка, и она получила хорошее место в городе.

И замолчал. Карл еще ревностнее продолжал хвалить свою возлюбленную.

Допивая четвертую кружку, гофлиферант сказал:

– Вчера я долго шел домой и по дороге успел подумать о многом. Я, гофлиферант Гейнрих Шлейф, заблудился и пошел не по настоящей дороге. Я долго думал и понял, что всякий человек может один раз в жизни сделать ошибку, только надо, чтобы ему было чем заплатить за эту ошибку.

Карл сказал:

– Дядя, я еще не сделал ошибки.

Гофлиферант возразил:

– Нет, Карл, ты сделал ошибку уже тогда, когда влюбился в бедную девушку. И вторую ошибку ты сделал, когда ты дал ей надежду на брак с тобою. Но у тебя, Карл, будет чем заплатить за твои ошибки, – я решил дать мое согласие на твой брак с Гульдою.

Карл засиял. Он думал: «О, мои расходы не пропали даром!» И воскликнул:

– Кельнер, еще одну кружку господину гофлиферанту, и одну также мне!

Гофлиферант говорил:

– У Гульды Кюнер нет денег, но я на свой счет сошью ей все, что надо для молодой девушки, выходящей замуж. Скажи ей, Карл, пусть она завтра же идет к госпоже Пельцер, – я уже сказал, чтобы госпожа Пельцер сняла с нее мерку для белья. И оттуда пусть она идет к госпоже Шварц, которая сошьет ей платья, и к господину Крюгеру, который сделает ей башмаки. И потом пусть она идет в мою контору, где ей дадут еще триста марок на прочие мелкие расходы.

Карл прослезился и воскликнул:

– Благодарю вас очень, дадя, очень благодарю. Господь Бог вознаградит вас за ваше великодушие и за вашу щедрость!

– О! – воскликнул гофлиферант, – я платил за мою ошибку, я буду платить за твою ошибку; мои клиенты в некультурной России заплатят за наши ошибки.